Демиана
и он расскажет вам всю правду.” (Оскар Уайльд)
Над письменным столом на стене у неё с недавнего времени — икона. Ей нравился этот образ, сделанный с одного из старейших списков: Божья Матерь была тиха и очень красива, внутренне. Икона излучала добрый свет и покой. Но, сегодня они оказались для неё недоступны. Она их не ощущала, вытеснившись из точки покоя в мир суетных мыслей. Следом пришли суетные желания, одно за другим. А потом — вспыхнуло. Порог.
Слепое плотское желание подкатило к горлу и сжало его. Бауглир. Она убрала икону (отвернуть не могла впринципе). Чувство было почти нечеловеческое: не пискнуть. После часовой муки и безуспешной попытки отвлечься на “доброе дело”, она решила посмотреть как удовлетворяют себя одинокие мужчины, чтобы синхронно с каким-то из них (хотя бы чуточку красивым) тоже “сделать это”. Но, к счастью, всё было заблокировано. Она, поругавшись, восславила “врагов” и вновь достала икону. Вспомнила историю её появления. Улыбнулась. Неожиданно, она вспомнила про Демиана и откровенно пожалела, что удалила видео с ним в порыве очередного покаяния. Он — реально красив. Как Аполлон. Теперь оно бы пригодилось. “Демиан, Демиан... Зачем я рассталась с тобой!“. Как только она подумала эту мысль, внутри неё кто-то пискнул. Или ей так услышалось. “Pass this on”.
Она сразу вспомнила Алексея Толстого, “Буратино”... Пискнув, полено дало знать, что — живое. То есть, живым было дерево, материал! В её случае живой и требующей удовлетворения потребностей было тело, плоть. Она замерла и прислушалась к себе. Вот она, истина! Внутренний мужчина, анимус, был выстроган из полена, выстроган ПЛОТНИКОМ (какое милое и глубоко философское слово!) и не мог удовлетворить её, бесконечно удовлетворяя собственное любопытство и мелкие, преходящие желания. Среди которых могло попасться откровенно пошлое, грубое, опасное... Плоть взывала к ней. Но, и она взывала к плоти. “Друг мой, я одинока, уймись...”. Бессознательное раскидывало перед ней, веером, цветные картинки из счастливого прошлого (иллюзия!), следом появлялись облики красивого Генри Далглиша, Кемфри Богарда (да, он нравился ей больше своего брата)... Нет, нет... Она начинала мыть пол, хотя он был вымыт вчера, стирать, протирать пыль, разбирать книги, пытаться исправить тексты... К счастью, нога скоро давала знать о себе и активность неминуемо сворачивалась.
Её, вообще, ни для кого из настоящих мужчин не существовало. Она была одинока и за шаг до состояния, прекрасно описанного Валентином Распутиным в рассказе “Мама куда-то ушла”.
Она была ЕДИНА С СОБОЙ. ЕДИНА В СВОЕЙ БОЛИ, ЕДИНА СВОИМ СТРАДАНИЕМ.
19.12(!).23, нет, 19.11.23, ред. 26.03.25
Свидетельство о публикации №223111900365