Командировка за секретной боевой машиной

На основе воспоминаний Якоба Деринга

Служить мне выпало в столице Туркмении. Войсковая часть №02855 – Могилёвский артиллерийский полк, передислоцированный в город Ашхабад в первые годы после Великой Отечественной Войны.

Наш дивизион из сорока-пятидесяти человек к артполку был, можно сказать, прикомандирован, имел свою казарму в дальнем углу военного городка и отдельные боксы для артиллерийских установок, на то время считавшихся секретными. На вооружении у нас было девять боевых машин, и восемнадцать стояли на НЗ. Другим однополчанам вход на «нашу территорию» был закрыт. Дедовщины как таковой в полку не было, порядок был установлен обычный для вооружённых сил. Чем больше отслужил, тем меньше к тебе притязаний по обеспечению жизнедеятельности части.

В начале января 1975 года старший лейтенант Ренат Муртазин, Виктор Недосекин, Толик Родионов и я были командированы в город Киев за БРДМ-1, находившейся на переоснащении электронных систем. Учебно-тренировочная машина служила тренажёром обучения солдат применению противотанковых управляемых ракет, и была отправлена на доработку ещё до моего появления в части. Переоснащалась она года полтора, так случилось...

Самолётом из Ашхабада приземляемся на аэродроме в Киеве. В полной экипировке, с автоматами и на руках пара цинков с патронами. У трапа нас встречает представитель киевской комендатуры, и на бортовой шишиге отвозит в казарму, в которой размещали командированных за техникой солдат срочной службы. Выделили нам отдельную комнату, Муртазин жил в городе в гостинице.

Заявляемся на завод по ремонту, там сообщают, что машину получать через три дня. А нам только радость оттого. Муртазин ежедневно выписывал увольнительные, мы гуляли по городу. Знакомились с девчонками, ходили с ними в кино, кафе, гуляли по Крещатику, спускались смотреть метро, попивали даже винцо. Старлей наш не запрещал, но с условием – чтобы в меру, и чтобы зрачок не замутился!

Подошёл срок получать машину, Муртазин подзывает: «Якоб, надо сделать так, чтобы мы ещё на неделю задержались!» Надо – значит, надо! Я в моторе что-то подкрутил, старлей Муртазин, головастый в своих делах, электронику из строя вывел – дополнительной недели, в общем, добились.

День на пятый от приезда у нас кончились финансы. Всё прогуляли-поистратили, а на носу два дня рождения. У Толика 20-го января, мой – 25-го января. Исполнялось нам по двадцать лет, денег и до этого много не было, а теперь и вовсе нет. И взять неоткуда. Хорошо, что с Толиком нашим нигде не пропадёшь. Толик Родионов – москвич, притом, мама – начальник почты, папа – директор какого-то знаменитого ресторана. Служил Толик честно, в армии не задавался, не мажорил, но в таких обстоятельствах отбивает телеграмму, родители, люди понятливые, не жмутся. Получает перевод, отмечаем его день рождения, гуляем сладостно.

Достаточно весело отгуляв неделю, настал день окончательной приёмки машины. На обратную дорогу Толику присылают ещё один перевод. Получаем технику, сухой паёк всё равно выбиваем на неделю вперёд. К консервам из сухпая закупаемся на рынке хлебом и овощами. Машину грузим на железнодорожную платформу, сами занимаем соседний товарный вагон. Пульман оказался небольшой, но мы разделили его ещё пополам. Навешали плащ-палаток, соорудили лежанку командиру, две для солдат, так как каждый из нас поочерёдно должен был нести охранение машины на платформе.

Первой же ночью перемёрзли. Небольшую буржуйку раскочегарили дровишками, к утру в пульмане было, как и не топили. Вышли из положения так, что наворовали на перевалочных станциях антрацита, а его и надо-то с гулькин клюв, чтобы горел всю ночь и поддерживал теплоту в вагоне. А сыпнёшь не жалея, буржуйка раскаляется аж до красна.

На второй, третий ли день пути наступило 25-я января, мой день рождения. Офицер, добрая душа, подарил бутылочку вина и разрешил немного выпить. Выпили, конечно, накушались от пуза, легли спать. Недосекин, неспокойная душа, держал охранение на платформе, и в обиду, что пришлось стоять в карауле, выжег на каком-то фанерном щите «Мерке х@йня, Воронеж что надо!»

Мерке – это небольшой городок в Казахской ССР, расположенный на середине дороги между тогдашним Фрунзе и тем самым Джамбулом, где тепло, где жила мама Василия Алибабаевича. Я был родом из Мерке, своею писулькой Недосекин так поздравлял меня с двадцатилетием. Естественно, что я не обиделся, но его дружеский выпад захотелось мне парировать. Подумывал я устроить чат на той фанерке, но...

В каком-то городе, где наши платформы ждали перецепки, под предлогом внезапной проверки заявилась военная комендатура во главе с молодым лейтенантом. Проверил он документы, полазил тут и там, заглянул куда голова пролезла – непорядка не выявил. Особо придраться было не к чему, но хотелось же?

Уже уходя, литёха заметил начало нашего нецензурного чата и встрепенулся: «Что за ерунда у вас тут написана и почему это Мерке х@йня?!» Недосекин поведал ему «по-дружески» подноготную про мой день рождения, про свой караул... Он, говорит, меркенский парень, я воронежский – обмениваемся любезностями. Литёха расплылся в улыбке: «Я тоже меркенский!» Присмотрелись мы друг к другу, обменялись ориентирами – да мы встречались в прошлые времена? И даже футбол гоняли вместе! Случались же встречи на просторах Советского Союза?! На радостях встречи земляки побратались, естественно, а перед уходом лейтенант ещё подкинул мне деньжат в связи с днём рождения.

Добрались до Узбекистана, на каком-то сортировочном полустанке под Ташкентом вставали на перецеп. Утром будит нас Недосекин, зовёт смотреть нашу секретную машину. Смотрите, мол, последствия ночной атаки неизвестных лиц. Под утро дело было, едва остановился состав, какие-то подростки решили меня подразнить, шугнул их автоматом, а те в ответ закидали камнями. Бочину располосовали, и даже боковой триплекс разбили каким-то булыжником. Стрельнуть в воздух надо было, дескать, посетовал командир, прибежали, распугали бы…

На стоянках свою машину мы охраняли по двое. Когда становилось холодно, заводили машину, включали печку и так грелись. Движок-то новый был, работал безотказно. Провиант к моменту стоянки под Ташкентом, а добирались дней восемь, у нас поиссяк, хлеб вообще закончился. Огляделись, а тут и купить негде. Командир дошёл до машиниста, сколько, мол, ещё стоять будем, и где тут хлебушком закупиться? Машинист наобещал два часа, а за хлебушком, говорит, надо идти в посёлок… Который там в километре, в двух ли ходьбы...

Добежали до магазина, купили, что надо было, идём обратно. Выходим на прямую видимость, метров двести пройти оставалось, а поезд показал нам последний вагон и благополучно набрал ход. И что теперь делать, как догонять? Подходим к станционному смотрителю, так и так, мол, отстали от своего эшелона – как нам теперь поступить? Смотритель, отзывчивая душа, говорит, через полчаса пассажирский пойдёт в том же направлении, остановку здесь делает, подсажу вас, а часа через два нагоните свой эшелон на перегоне. Всё равно его в отстойник загонят ждать, пока этот не пропустит…

Итак, вернулись в Ашхабад. Приехали утром, разгрузились, покушали, конечно, пульман и платформу за собою почистили. Старлей наш пошёл звонить с докладом о прибытии. Вернулся, говорит, наш дивизион собрался на учения, приказано немедленно прибыть в расположение. Мы его уговаривать, что и так с дороги, и сразу на учения? Но… приказ есть приказ, сели, поехали…

Вот такая случилась командировка за нашей секретной боевой машиной…