Упал, но не лег

Туман укрывал утро, как одеяло укрывает спящего. Нет более мирной картины, чем туманное утро где-то в диких местах. Солнце лениво, но весело и, как-то по детски задорно иногда проглядывает сквозь плотные клубы. Играет в каплях росы на синеватой траве. Воздух чист и с тем неуловимо утренним ароматом, который заставляет ждать рассвета снова и снова. Мир просыпается.

Первый выстрел совпадает с черным взрывом, бог войны ударил в барабан и моментально сменил все законы вокруг. Это больше не прекрасное утро. Эта весна больше не несет надежду. Этот туман сменился черным дымом и смрадным запахом горящих тел, грязи и крови. Туман скрывал, как зверь пытается укрыть рану, поле войны. На ней гремела смерть, вопили люди и трещали жуткие машины. Все это пришло только, буквально секунды назад было очередное прекрасное утро. Но не для тех, кто скрывался в окопах или обслуживал артиллерийские машины.

Резкий запах, который ощущался даже на вкус. На мгновение отогнал смрад копоти тлеющих трупов товарищей. Мгновенно вернул в кипящий ад реальности. Кто-то дернул за шиворот и поднял на дрожащие ноги. Постепенно мир вокруг начинал обретать ужасающие детали. Ужасающий грохот и вой сливались в какофонический гимн во славу... Трассы пуль, брызги крови и грязь. Перемешанные с телами комья земли отличное укрытие от чужого свинца. На секунду упал за жутким холмом, передернул затвор автомата и не с криком, но воем бросился вперед. Не видя никого и ничего, жал гашетку и бежал. Руки с автоматом сами находили цель и каждый раз при нажатии на курок кто-то падал. Мы бежали. Невероятный ужас происходящего не мог пробиться сквозь волю, которая в едином порыве бросила вперед две силы. Бессмысленная боль наша мешалась с криками и яростным отчаяньем. Линия фронта от окопа до окопа всего киллометра 2 может. И мы умирали каждый день здесь уже много лет. Это был ад, и даже не в силах никто описать что-то примерно похожее. Ни один больной разум в своем воспаленном бреду не мог представить себе те часы, что тянулись вечно на кровавогрязном поле войны. Взорвался снаряд недалеко. Всесильный танк накренился и замер. Внутри горел экипаж. Пламя взорвалось и набросилось на железо, словно это была сухая деревяшка. Споткнулся о того, кто упал и не встал. Как зверь на четвереньках галопом проскакал несколько шагов. Упал в грязь и выстрелил лежа. Перезарядил, патронов почти нет. Встал, шаг.

Вспышка подобная солнцу закрыла все и ад вокруг. На мгновенье возникла надежда, что это смерть…

Грязные веки отказывались подниматься. Поэтому холод сырой одежды успел добраться раньше, чем открыл глаза. Была ночь. К сожалению, выжил. Кажется цел. Умение прикидываться мертвым пришло со временем. Вокруг были слышны выстрелы и крики, но не так часто. Ужасно холодно. Не смогу ползти или даже подняться. Рядом слышу не нашу речь и выстрел. Речь прозвучала снова. Добивают. Мельтешения в холодной грязи никто не видит, и тело товарища накрывает как раз, когда мимо проходят они.

Трудно описать ту ночь под чужим телом. Кажется у него не хватало ног и свою под утро уже не чувствовал. Законы мира опять поменялись. И безмолвно выл от боли и отчаянья. Боль, холод и ужас были в каждой конечности и каждой клетке тела. Не мог спать, не мог шевелиться, не мог кричать. Кажется где-то прозвучала наша брань. Мертвый открыл глаза. Рот разомкнулся и что-то выдавил из тела. Это были последние силы. Теплое небытие сомкнулось, как туман где-то глубоко внизу. Скрывая боль и кровь.

Все вокруг пахло бинтами и чистотой. Глаза открылись… Опять… Пошевелил пальцами ног, рук. Все цело. Все помню, значит просто контузия. «Этого вяжите и обратно на фронт завтра.»,-не видел говорившего, но понял о ком речь. И тут словно лавину прорвало где-то внутри и нахлынули все эмоции, что были спрятаны, и завыл от ужаса и грядущего неумолимого отчаяния. Кто-то подбежал. Укол и снова забытье.

Очнулся от того, что кто-то рядом стонал. Привычный стон боли, не последний крик перед смертью. Как-то легко и даже дружелюбно звучал этот стон. Почему-то нахлынули воспоминания. Вспомнил себя ребенком, строгую мамку и сурового папку. Староверский крест еще на груди, внезапно спохватился и успокоился, ощутив под рубахой его вес. Вспомнил речку возле дома, пацанов с деревни. И радостные воспоминания на этом кончились. Вспомнил, как с грохотом ворвались в дом мужики. Ударили мамку, а папка вовсе пропал. Вспомнил, как пинками выгнали из нашего дома. Услышал странное слово кулаки от того, кто деловито переписывал нашу скотину.

А потом не стало никого. Ни мамки, ни папки. Ни дома. Ничего не стало. Кто-то за руку отвел на фабрику. Дал лопату и в углу сена насыпал. То ли зверем каким, прошло детство на стекольной фабрике. Подзатыльники и ругань кончились, когда уяснил, что лопатой надо грести уголь и следить за стрелкой. Тряпье стало одеждой и кормили почти регулярно, выходил в лес иногда, там хорошо. Ягоды, тишина, благодать. День изо дня был этот сладкий покой, о котором теперь только мечтаю. А потом пришли за мной, побрили, помыли, короткая учебка и фронт. Почему-то всего несколько важных событий было в жизни. Все мрачные какие-то. Рядом на тумбочке грязная кружка, а в ней что-то с дурным запахом. Боевые 100 грамм помогают уснуть без сновидений. Чтобы утром все началось по новой.