Маньяк-самоучка. Не про жуть. Наоборот

Аудио:

Жизнь у Викули струилась самым естественным образом. Законченная школа маячила позади зелёными тетрадками, последняя из которых захлопнулась и медленно таяла в памяти квадратной таблицей умножения на обложке. Наступило время первого курса института. Кругом бурлило уже не детское возбуждение и будни, состоящие из сдвоенных академических часов и тетрадей в 96 листов на спиралях. Учебный процесс её мало беспокоил, поскольку у неё, как у отличницы, не возникало никаких особых затруднений с новыми предметами. Но было в этом нечто новое, что шептало ей дьявольским соблазном на ухо, что бойкие сокурсницы вот-вот расхватают парней, кто сколько сможет охмурить. А ей останется не то что бы скудный выбор, а, скорее всего — почти ничего, то есть кандидаты, не прошедшие даже в 1/8 финала.
Конечно, поиск спутника, хотя бы и не на роль мужа, но на вакансию рядом с ней, из соображений престижа и «чтобы было», не ограничивался выбранным ВУЗом. Есть ещё масса возможностей, в своём роде более разумных и привлекательных, но её не оставляла мысль, что следует добиться чего-то именно на этом поле. Подобное достижение, кто понимает о чём речь, было критически важно для существования в коллективе, в котором хочешь, чтобы тебя замечали.
И ещё одна заноза в её сознании временами её тяготила. Не прям так, чтобы всерьёз, но на дворе всё ж таки 21-й век. Если с этим затянуть, а тем более, если про это пойдут непредсказуемо нездоровые слухи, сулило ей внимание неадекватов. Лучше уж поменьше отличаться от сверстниц и благодаря этому быть чуть незаметнее и «нормальнее». Само это определение «нормальности» она воспринимала с пресной улыбкой. Но лучше уж быть в среднем более элегантно серой, чем уж совсем «белой вороной».
Девственность. С этим надо было что-то решать, и решать деликатно, с умом, и без опрометчивых шагов.
В понимание «опрометчивости» входили следующие возможные оплошности, которых нельзя было допустить. Во-первых, не с кем попало. Во-вторых, данное решение не должно иметь долговременных последствий. Сама мысль, что она будет навеки связана с первым же, с кем переспит, навеки, казалась ей книжно несуразной. Всё, что она усвоила и впитала в прошлые времена о подобной практике, твердило ей, что вероятность долгосрочных, крепких и искренних отношений «с первой попытки» - это миф, вероятный не более, чем встретить своего рыцаря на белом коне на автобусной остановке.
Вика спокойно и тщательно перебрала контингент, ежедневно окружающий её. Самые заметные экземпляры уже были застолблены. Но это её совершенно не расстраивало. Их заметность основывалась на шумности, развязности, гиперобщительности, а эти качества не входили в её шорт-лист плюсов искомого кандидата. Решать свои задачи с использованием этих представителей противоположного пола ей не хотелось. Никаких перспектив, кроме как побыть на плаву в краткосрочной перспективе и в пене новостей. Задача стояла почти стратегическая. Проинвентаризировав остатки, она выделила пару интересных вариантов, из которых один был полиглот-программист-байкер и  малообщительный молодой человек, обычно избегавший всеобщего шума и тусовок. Байкер тоже не был активным тусовщиком, но от него веяло загадкой происхождения. От его ответов на парах разило если не аристократизмом, то какой-то академической сухостью. Кто он, сынок или племянник работника МИДа, или ботан-самородок,.. Делать ставку на программиста-байкера было, что называется, страшновато. Или не столько страшновато, сколько терзало предчувствие, что такое количество знаний и неясные его будущие устремления являются признаком сухости, скучности, педантичности. Короче, программист казался слишком уж системным.
Вариант «номер 2», по её наблюдениям, слушал лекции с некоторым занятным витанием в облаках. Он также не испытывал никаких затруднений с усвоением курса, а поэтому «витание в облаках» точно не было признаком безразличия к учебе. В этом виделось больше романтических оттенков. Спокойная, размеренная походка, лёгкие жесты, всегда ровный голос — всё это соответствовало её представлениям о человеке, может быть и со своими тараканами, но адекватном.
Итак, жертва была намечена. Осталось придумать, как ей сообщить импульс мысли о её предназначении, но не сильно обнадёживая на обозримое будущее. Интрижка.
Фу! - сказала сама себе Вика. Какая пошлость! Мне нужна не интрижка, а романтический вечер. Может быть, неделя или месяц… Но мысль опять огрызнулась и испортила её фантазии банальным словосочетанием «конфетно-букетный период». Мне не нужны никакие периоды и циклы! Мне хочется немного разнообразия и взаимно приятных ощущений между учёбой и пробуждением на следующее утро!
«Вариант 2» звали Мишкой.
Михаил. Мишаня…
Вика бы не согласилась на вариант типа «Гоша», «Димон» или ещё что-то подобное. На слух хотя бы нечто мягкое и плюшевое.
В плане техники соблазнения затруднений не предвиделось. Викуля была не пухлой коротышкой и не костлявой «шваброй».  Откуда у ней была такая уверенность в силе своего обаяния, она старалась не задумываться. Пусть будет «генетически унаследованный опыт». А ещё её оправдывало в собственных глазах то, что она же видела, как это делается. Невинный вопрос, взгляд в глаза, одно-два прикосновения — и противник уже подхватил в сознание вирус, который будет держать его под контролем круглосуточно. Он будет думать о ней, а всё остальное сделает его побеждённое воображение, что она интересна, что она привлекательна, желанна, доступна. Она же не скажет ему прямо о своей доступности. В эту иллюзию он попадёт по своей воле…
Решено: Мишка с лёгким коричневым кожаным «дипломатом».
До конца недели Вика к нему присматривалась более внимательно, и в пятницу, в самый уязвимый день, решила нанести решительный удар.
Точкой приложения удара было экспромтом выбрано самое незащищённое место в обороне предполагаемого оппонента.
- Миш, у меня проблема!
Уже первая реакция на эту простую сентенцию показала, что торпеда поразила командирский мостик подводной лодки, пожар неукротимо распространяется в сторону боекомплекта и всё такое. Мишка отодвинул занавес своих мыслей и был готов к оказанию помощи, не спрашивая заранее какая помощь требуется: донести пару сумок от супермаркета или вынести труп.
Брать быка за рога чем-то банальным типа «помощи с компьютером» было скучно и не оригинально. Её вдохновения на пути к расставанию с девственностью хватило не сильно на большее, но это предложение выглядело безусловно более романтично и широко в смысле возможных толкований, а не как прямое приглашение.
- У тебя есть фотоаппарат, чтобы поснимать что-то портретное, с размытым фоном… ?
- Да.
- А ты не сильно занят в выходные? Небольшая прогулка, пофоткаться и развеяться.
Предложение возымело действие и по озадаченнсти Мишки она проницательно заключила, что он уже витает в области диафрагм, выдержек, фокусных расстояний и выбора локации, от которой на конечных фото останется только профессионально размытый туман огней вечернего города и её улыбки с блестящим взглядом, пестрота шелкового шейного платка и бездна позитивных эмоций.
Они коротко сговорились о месте встречи, что она наденет не самую пёструю верхнюю одежду, но достаточно тёплую, чтобы на фото не лёг оттенок промороженной дрожи в коленях.
Начало ей уже нравилось. Жертва ни о чем не подозревала.
На станции Китай-Город её ждал её спутник по новому, ей же спровоцированному приключению, её спутник. Длинный шарф поверх куртки заставил её внутренне рассмеяться, поскольку образ был прям в точку: художник или фотохудожник, только что не в берете и без мольберта. Но с объёмистой сумкой.
- Ты принёс с собой целую переносную фотостудию? - мелодично удивилась она.
- Нет, лишь самое необходимое. Ну, и ещё кое-чего…
- И куда мы направляемся?
- Да нам, в принципе, всё равно. Исходя из твоих пожеланий, нас устроит любое место, где много огней, гирлянд и не очень много народа.
Последние слова несколько насторожили, но Мишка продолжил.
- И около ГУМа нормально, и в Зарядье, и в парке Горького.
Предложенные варианты успокоили и она выбрала первое, как самое, с её точки зрения, приемлемое место. Раз сам назвал, то пусть сам и решает свои фотографические трудности.
- Я за ГУМ! А когда я увижу реультаты?
- Да у меня и ноут с собой, так что не рискую испугать, приглашая к себе.
Кажется это был испытующий вопрос с другой стороны в её адрес.
Вика сделала задумчивый вид, который быстро сменила на легкомысленный и парировала:
- Там дальше видно будет. Но ты так основательно подготовился… Я не ожидала. Не тяжело?
Мишка только закинул сумку на плечо и взял её за руку. Рука была тёплая, приятная и, казалось, изучала её руку на предмет всех аналогичных атрибутов.
Стараясь не передать через пальцы оттенок своей дрожи, Вика улыбнулась и творческая пара отправилась в выбранную локацию.
На съёмки ушло всего чуть более часа. В вечерний час прохожих было не слишком много, а те, кто были, сыграли лишь роль размытых статистов. Вика купалась своими внешними данными в фокусе объективов. Кадры следовали со сменой расстояния, высоты, степени размытия. Предварительный просмотр вызвал серию девчачьих подпрыгиваний на месте и с места съёмки они удалялись уже держа друг друга за талии.
- Я не смогу терпеть до завтра! Тебя родители не ждут дома к 22.00?
- Нет. Но и на обработку нужно часа полтора-два. Если по-хорошему…
- Да завтра воскресенье! Ну, пожалуйста! - пропела она.
- Уговорила, красноречивая! - улыбнулся Мишка.
Уже поднимаясь в лифте, она ещё раз вернулась взглядом к сумке.
- А у тебя ведь только «зеркалка» и два объектива… А остальное? Ты случайно не на пикник собирался?
Мишка аж зажмурился, веселясь такой непосредственности.
Выйдя из лифта он потянул молнию на сумке и показал содержимое. В сумке виднелись пара пластиковых контейнеров, картонные коробочки, отнюдь не происхождением из кондитерского магазина и прочие мелочи, не вызывающие никаких поводов к подозрениям. Два боковые кармана пучило чем-то квадратным и объёмным, но открытый тон и спокойствие, с которым спутник раскрыл тайну главного большого отделения, успокаивал. Что особенно удивило и порадовало Вику, так это отсутствие признаков бутылок, а уж шампанского вполне можно было ожидать. Или, хотя бы, предположить.
Слегка потолкавшись в узкой прихожей, они начали необходимые блуждания по квартире. Прогулка закончилась. Логично было для начала согреться чаем. Чайник за кухонной дверцей с узнаваемым звуком приземлился на голубой подсолнух газа, а Михаил посередине комнаты разбирался с содержимым  сумки. Вика присела на край дивана и изобразила визуальное любопытство к этой деятельности.
Миша посмотрел на её ноги. А точнее на ступни в хлопковых носках, протянул руку и мягко тронул пальцы на ноге. Потом улыбнулся и вышел из комнаты.
- Я на несколько минут…
- Да, конечно…
Вернулся он с бельевым тазом, распространявшим аромат шампуня не из Викиной коллекции. Миша поставил таз перед диваном, присел на палас и начал бережно скатывать носок с правой ноги.
- Если не согреть сразу, то можно простудиться.
Это было так неожиданно, что у коварной соблазнительницы не нашлось, что ответить. Но и отказываться было так нелепо, что оставалось только передать инициативу гостю.
Когда оба носка были скатаны, вновь раскатаны и легли на край дивана, две руки взяли её ножки и погрузили их в пену.
- Не горячо?
- Нееет…
Ноги погрузились в блаженный жар, который тут же стал подниматься вдоль кровеносных сосудов вверх и упёрся в купол сознания. Мишкина тень снова вышла и вернулась с полотенцем. Хотелось откинуться назад и закрыть глаза, но пока эта мысль лёгким головокружением витала в сознании Вики, Миша взял вторую диванную подушку и положил ей под спину, после чего опять скрылся за горизонтом. Он снова опустился на палас. Викины ожидания опять не оправдались. Он не занялся флэшками, проводами и ноутбуком. Две аккуратные в движениях руки коснулись голеностопных суставов и начали перетекать с пяток на верхнюю поверхность, потом опять на стопу. Она почувствовала как её пальцы на ногах осторожно перебираются, раздвигаются, поглаживаются. Вика начала медленно откидываться на подложенную подушку, потом каким-то последним веянием инстинкта или эхом приличия, потянула двумя руками юбку к коленям, и так и застыла взглядом в люстру. В следующий момент руки, удерживающие край юбки, взметнулись в лицу и сквозь пальцы потекли горячие слезинки. Пяток легко коснулась и начала плавные движения шершавая пилка.
Из забытия её вытянул протяжный свисток чайника, но порыв встать оборвался теплом воды, в которой всё ещё нежились ноги. Свет в комнате был уже убавлен до настольной лампы.  Тень с паласа поднялась и через несколько мгновений свист умолк.
- Я чуть не уснула?
- Не знаю. Я был немного занят. - с улыбкой ответил ей Миша, складывая в одну из коробочек маникюрный набор. Облака пены в тазике уже опали, но она всё ещё чувствовала, что готова ступать по ним дальше.
- Извини. - сбивчиво и рассеянно попыталась она выразить свою деликатную мысль. - Мне всё же нужно в ванную.
- Конечно.
Капли стекали с ног теперь уже на полотенце, которым он обмакивал их чуть выше щиколоток.
Собравшись с мыслями и отряхивая розовый туман расслабленности, Вика поднялась и отправилась по коридору в сторону кухни. После слабого звука двери в ванную раздался её выдох удивления. В полумраке ванной комнаты по краям горели низкие пурпурные свечи в стеклянных подставках. Она вдохнула с порога влажное тепло, в котором почувствовала нотки эвкалипта. Зачем я здесь? Чтобы принять ванну? Собраться с мыслями или растерять последние? Предметы одежды один за другим легли на закрытую корзину для белья. Вика обернулась. Чтобы закрыть дверь на запорчик, но рука остановилась на полпути, и она шагнула в ванну. Скользкая ароматная вода, сдобренная маслом, обняла её тело и последний отголосок разума только подсказал ей получше опереться ногами в дальний конец ванной. Она раз за разом поднимала из пены руки, смотрела на них, играла крупной пеной, но снова хотелось опустить их в ароматное тепло и обхватить себя за плечи. Мистика… Чьи руки обнимали её? Свои собственные, или это уже её фантазии, выходящие из-под контроля? Через некоторое время в дверь раздался осторожный тихий стук и вопрос «У тебя всё хорошо?»
- Да. Более чем!
Сердце застучало торопливо. Вика оглядела своё пенное покрывало и замерла. Дверь сначала слегка скрипнула, а потом медленно приоткрылась. Миша зашел боком и не глядя на неё, положил свёрнутое клубком полотенце к стене поверх её одежды, и только потом развернулся. В руке у него была пиала с чайной ложечкой.
- Ты любишь черную смородину?
- И её тоже, хотя больше…
Она не договорила. Лёжа в тёплой невесомости она ощущала облачное колыхание всего своего не полного тела, а ещё любопытство.
- Это ванильное мороженое, обычное, белое, но с добавлением живых ягод. А ещё я позволил себе принести с полстакана кагора. Это мой рецепт. Во всяком случае я его составил сам без подсказок.
- А сколько раз ты смотрел «9 с половиной недель»?
- Раза два точно, но мне там больше понравилась музыка. Ким Бессинджер, на самом деле, едва ли не страшненькая. Вообще ничего особенного. Попробуй!
И чайная ложечка, на треть с мороженым и с двумя черными жемчужинами ягод, коснулись приоткрытых губ. Она ожидала кислого вкуса, но первым ощущением был сладкий вкус живого плотного вина, затем прохлада мороженого, и только потом за прикрытыми веками хлопнул фейерверк ягодного вкуса. Вкусы соединились и тонкой прохладной струйкой устремились в её внутренний мир. Кажется, она впервые чувствовала такую комбинацию тепла и прохлады. Некоторое время и несколько ложек спустя, она лежала, не зная как поступить дальше или что сказать. Слова улетучились из сознания. Оставалось только облизывать губы и молча общаться с собеседником взглядом. Он улыбался и молча любовался ей. И она сначала положила руку на край ванной, а потом медленно встала во весь рост. Одна рука её лежала поверх груди, а вторая скромно опущена вниз к животу. Хлопья пены медленно ползли вниз, пузырьки почти бесшумно беспрерывно лопались, образуя подобие шепота.
- Чудо свершилось. Я потом объясню, какое именно. Приветливо сказал Миша, разворачивая полотенце и обнимая её им. Ещё мгновение… Вика подогнула ноги и оказалась на коврике рядом с ним. Она предполагала, она хотела с кем-то оказаться в такой близости и обнаженной откровенности, а сейчас не знала, стоит ли самой приблизить свои губы, или дождаться поцелуя.
Полотенце своими отдельными фрагментами то отставало от тела, то поглаживало её плечи, спину, потом рука без полотенца легла ей на шею. Она подалась вперёд и почувствовала прикосновение губ чуть за ухом.
Когда она в полотенце вошла в комнату, там всё было по прежнему, только сумка исчезла с паласа. Закрытый мишкин ноутбук лежал на столике под лампой. Диван был расстелен. Из-за изголовья дивана струились незнакомые звуки музыки. Или знакомые, но такие, которые очень редко можно услышать в повседневные будни. На табуретке у дивана стояли две чашки со струйками пара. И никаких сладостей.
- Что это звучит? Кажется слышала, как будто очень давно. - спросила она, садясь на край дивана и стараясь как можно непринуждённее освободиться от полотенца. Получилось вполне приемлемо и она без спешки, спокойно укрылась одеялом.
- Сарасате. Потом будет немного спокойного Вивальди, air on the g string Баха… Это мои небольшие колонки на подоконнике. Одна музыкальная хитрость. Если поставить колонки рядом с головой и включить очень тихо, то звучит не хуже чем в наушниках, зато ощущение объёма и свободы намного лучше.
Вика постаралась незаметно потянуться под одеялом, а затем повернулась на спину. Левая и правая половина звука теперь заняли для неё правильное положение, она хотела прикрыть глаза и насладиться звуком, но вспомнила про чашки.
- А что там?
- Это зелёный чай с живым жасмином. Он слабее по аромату, чем из магазина, но настоящий.
Чтобы попробовать чай требовалось присесть. Она поднялась и протянула руку за чашкой, другой придерживая одеяло. Скромность была уже ни при чем. Это была только предосторожность от горячего напитка. Вслед оставшейся слабой терпкости кагора отправился огонёк чайного настоя.
- А ты?
- А это не чай. Во второй чашке. Это лепестки лилии. Сейчас ты немного остынешь после ванной и тогда почувствуешь их.
- Придётся поверить. - ответила Вика, чтобы ответить хоть что-нибудь. Глаза закрывались. Тело искало горизонтального положения, как вьющееся растение, не нашедшее опоры для подъёма. Сознание медленно тонуло в тихих тонких звуках скрипки. По мере остывания тело наполнили новые ощущения. Влажное тепло уступало место сухому, которое уже никак не цеплялось за пододеяльник. Она слушала музыку и свои чувства. Ещё было понятно и осознаваемо, что часть этих ощущений выдумано ей самой, но отделаться от них было невозможно. На границе полусна её тело плыло в струях тёплого моря, намного более теплого, чем любая даже южная стихия. Эта вода была наполнена длинными мягкими и такими же тёплыми водорослями. Их нескончаемая длина тянулась вдоль её тела, оглаживая её от плеч до пальцев ног нескончаемой и не прерываемой ни на миг лаской. А потом на другом конце дивана зажглось подобие северного сияния. Её ступней снова коснулись две неторопливые руки и искорки блаженства полетели вверх как от костра.
Проснулась Вика спокойно, не резко, но и без долгого возвращения из страны грёз. В комнате она была одна. Некоторое время лежала неподвижно, словно надеясь на возвращение сновидения. А потом в голову пришла невероятная мысль, которая, тем не менее, была правдой. Они даже не обменялись телефонами. Эта мысль вызвала неприятное жужжание в голове, которое прекратилось только с покиданием дивана.
Значит, я останусь наедине со своими мыслями минимум до завтра. Отдёрнув наполовину занавеску, она улыбнулась не особо яркому дню и… Другая мысль впорхнула, как в открытое окно. С этой мыслью она удалилась в ванную и вернулась обратно уже озадаченная окончательно. Её задумке не суждено было сбыться, по крайней мере в этот раз. Какими иногда нестерпимо длинными бывают дни! Никуда и ничего не хотелось. Набросав побольше мягких подушек в угол дивана и взяв плед, она вытянулась на диване, укрылась и попыталась снова ощутить хоть часть вчерашнего тепла. Так и прошел день, незаметно перейдя в ночь.
В понедельник, едва ли не с порога, её пригласили в деканат, выдали список документов для сверки. Что-то на непонятном этапе упустили, напутали или потеряли. Результатом этого было то, что день был потрачен на паспортный стол и ещё какие-то конторы, печати, подтверждения.
Во вторник Мишу она не встретила, а в среду, к концу занятий, до края её уха случайно донеслось его имя, и она узнала, что тот по семейным, или каким-то ещё обстоятельствам, улетел за две с половиной тысячи километров в город, откуда приехал поступать. Никакие разумные мысли узнать подробнее об этом, а также узнать подробнее о самом Михаиле и его возвращении, в голову не помещались. Там внутри пыталась спрятаться сама Вика, ревя во всю Ниагару.
По пути домой она зашла в магазин, почти бесцельно побродила между полок, положила на дно пластиковой корзинки бутылку "кадарки". Взгляд привлёк длинный ряд холодильников с мороженым, но мысль так и потерялась, заглушенная внутренним расстройством. Она прошла и мимо мороженого, и мимо фруктов, и задумчиво вышла через неработающую кассу к дверям магазина. Вернувшись домой, захотелось снова в тепло. Она пощупала батареи отопления и стала приподнимать шторы на подоконник, чтобы больше тепла устремилось в комнату, а не навстречу холодному стеклу. Что-то мешало… Это были те самые небольшие колонки, откуда в субботу вечером звучала скрипка. На левой колонке лежал пластиковый квадратик, в котором она узнала карту памяти. Что там? Забытая музыка или фото? Она нажала кнопку включения компьютера, а пока он загружался, пошла в прихожую за сумкой. Что она там хотела найти для компьютера или для чего-то ещё — она себе отчета не отдавала. Сумка показалась ей непривычно тяжелой. С холодными мурашками по спине она извлекла из неё сербскую «кадарку».
Вот это я расклеилась! А теперь уже всё равно…
Не сразу, но на кухне нашелся рычажный штопор. Не сразу, но подобрался тонкий бокал. Она оставила бутылку на кухне, взяв с собой только полбокала красного, подошла к смеркающемуся окну и поставила бокал на край подоконника.
Компьютер был готов к использованию, а непривычная карта памяти не очень хотела лезть в отверстие устройства для чтения. После нескольких неудачных попыток нужное отверстие и положение было найдено и компьютер отозвался на найденное устройство. В открывшемся окне проявился ряд значков, в которых она узнала файлы фотографий. Файлы были непривычно увесисты, о чем говорили цифры в правой колонке таблицы. Кликнув первый из них, она увидела своё улыбающееся лицо, которое игриво прятала в шелк платка. Ей захотелось открыть изображение в большем размере, и она кликнула по нему ещё дважды. Всё лишнее с экрана исчезло и кадры поплыли, мягко сменяя друг друга в слайд-шоу. Вот её челка в профиль, вот множество огней сзади расплылось в облако цветной пены… Всё, как она хотела. Файлов было больше полусотни, и она подумала взять бокал с подоконника. Наверняка слайды будут крутиться по кругу.
Её взгляд снова упал на колонки. Чуть больше внимания, и за правой колонкой нашелся небольшой плеер, размером как её флэшка с документами и справочниками. Включение не оказалось сложным и через полминуты с подоконника на пол потекли ноты «медитации» из «Таис». Вика обернулась на монитор и забыла о бокале. Что это??? Вернуть на два изображения назад! Изображение она вернула. Это было фото не из числа отснятых на открытом воздухе. И таких оказалось два. На первом был коллаж картины, изменённой до неузнаваемости. Узнаваемым был лишь сюжет «Рождение Венеры». Она узнала себя, встроенную в этот сюжет. Как так можно было исправить это фото, чтобы оно стало картиной, чтобы исчезло всё лишнее? Осталась только она, перламутр внизу и свечи. По всему остальному читалось, что рождение состоялось в шоколадных сумерках при свечах. Она припомнила момент, но было ли на ней точно такое же количество пены, она уже не помнила. Однако картина смотрелась очень деликатно. Пена прикрывала всё, что могло бы показаться неприличным спустя вечность, прошедшую со времён рождения этого мифа. Основой второй картины, подвергшейся ремастерингу, стала, кажется, Спящая Даная, но в этом случае всё было ещё более скромно, но не менее изящно. «Даная» и правда спала, прикрытая до пояса одеялом, а до плеч — своими же руками.
Не отрываясь от экрана, она вернулась к подоконнику и заглянула сверху вниз в бокал. На его поверхности «плавала» половинка высокой луны в теперь уже тёмно-синем небе. Ещё мгновение и луну пронзила капля горячей слезы, а вверх, в тон скрипке, вознёсся тонкий, не громкий вой молодой волчицы.   

Часть 2.

Миша вернулся через 17 дней, через семнадцать мгновений вечности, улыбнулся ей, когда они встретились в учебном корпусе взглядами, приветливо помахал издалека рукой и скрылся за дверью кабинета. Весенние соки, едва хлынувшие в неё, как в белые стволы в апреле, и оживившие её настроение, чуть не отхлынули обратно. Но запаса ответной улыбки уже должно было хватить, по крайней мере, на сегодня. За закрывающейся дверью последними скрылись листки в его руке. Наверное ему нужно было срочно показать какие-то выполненные работы.
Ватная глухота в её ушах отлегла. К ладоням, пальцам вернулась прежняя теплота и гибкость.
Она гнала мысль и слова, что она что-то должна. Ни одно из приходящих в голову слов не могло правильно передать её чувство, пока не мелькнуло подходящее определение. Она никак не поблагодарила за помощь, содействие и приятные мгновения. Не успела.
После института у Миши были ещё неотложные дела, о чем он успел сказать в перерыве между третьей и четвёртой парой. Выглядел немного устало, но избавил её от расспросов и сам в нескольких словах поведал о причинах, вызвавших его поездку. Аура приветливого разговора не омрачилась никакими трагичными вестями и они могли встретиться уже в ближайшие дни. Нахождения с ним в одном здании Вике, конечно, было мало, а их занятия даже не очень часто происходили в одной аудитории.
На следующий день они поговорили уже в общей сложности минут десять. Длинные коридоры и высокие потолки не очень располагали к размеренным разговорам и расточающему время приятному молчанию наедине. Шумно не было, но было иногда не комфортно, как случается, когда среди широкого тротуара пытаешься поговорить со встретившимся знакомым.
После полудня, идя по главному «бульвару» вдоль высоких деревянных дверей, он заметила мишину спину. Его собеседница что-то показывала в своём конспекте шариковой ручкой, потом игриво упирала ей в надутые губки, нагибала в сторону голову, глядя искоса и встряхивая ровно расчесанными волосами, среди которых присутствовали несколько очень тонких, хаотично подкрашенных косичек той же длины. Маша была и эффектна, и  общительна. Был у ней и внутренний стержень, и вполне осязаемое достоинство. Вот уж точно ошибся бы любой, кто подумал, что она готова грести под себя всё, до чего можно дотянуться. Нет, она скорее хотела быть в курсе всего, больше контролировать и занимать позицию эксперта, или свидетеля в любом обсуждении. Но на скользком пути к лидерским вершинам, по крайней мере в этом заведении, ей пока везло. Невозможно извлечь всю пользу из всех знакомств, но по понемножку от каждого — это была она. И это всё о ней.
Броуновское движение других студентов периодически скрывало их из виду своим блужданием, пока она приближалась. Миша и Маша стояли не менее чем в вполоборота к ней и не могли заметить её появления. Когда между ними оставалось ещё 3-4 метра коридора, она замедлила шаг, подошла вплотную совсем не слышно, просунула свою руку под рукав пиджака и её ладонь, словно треугольная голова белого питона, неожиданно  появилась перед  собеседницей. Маша едва не взвизгнула, но дыхание прервалось, как от нечаянно вдохнутой сахарной пудры с пирожного. Тетрадь застыла в её руке. Вика рассеянно заглянула в строчки формул.
- Что новенького в математике? А… Вчерашняя тема! - и флегматично вздохнула, притягивая Мишу к себе. «Белый питон» ещё раз шевельнулся, проверив упругость созданного кольца и успокоился на локте её левой руки за ремешком сумки.
- Сорок седьмая страница. Мы, если что, тут, в начале двадцать первого века. - улыбнулась она, поворачивая Мишу в другую сторону. Миша попрощался с Машей через плечо бессильной улыбкой, равносильной извинению за своё похищение.
Они отошли на десяток шагов и он уголком губ прошептал:
- Как я тебе благодарен за избавление от этого представления! Я же знаю, что она списала, и уже всё проверила, но пришлось пройтись по всем формулам заново. Мм… А как тебе фотографии?
- Ты ещё спрашиваешь! Там…
- Я оставил тебе исходную флэшку и удалил промежуточные копии в слоях. Так что боюсь расстроить, но если что-то нужно поправить — теперь это будет довольно затруднительно.
- Да нет же! Там так всё замечательно, что проще меня поправить! Но у тебя же теперь всё благополучно? Мы можем встретиться? Я тоже хочу тебя чем-нибудь удивить.
Они остановились и стояли касаясь рук друг друга, как ветви близко растущих елей.
- Только если в рецепте не будет имбирного корня. У меня к нему немного неприязнь, немного лёгкая аллергия.
- Постараюсь составить рецепт без него.
Вика широко и солнечно улыбнулась, а Миша очень сдержанно рассмеялся, складывая её ладони и скрывая их своими, потом все четыре ладони поднялись вверх на уровень груди.
- Хочешь, покажу что-то волшебное?
- Вот так, прямо здесь, без всякой подготовки?
- Да. - ответила ей мишкина честность, и его ладони начали раскрываться, удерживая её руки своими запястьями. Вика последовала его движениям и…
- Я правильно догадалась? Да? - Выдохнула она с детской непосредственностью.
- Мы это узнаем завтра.
- Да.
Они разомкнули руки и начали снова возвращаться в мир, где они были не одни. По «бульвару» продолжали двигаться люди, занятые своими мыслями и делами. Две фигуры на «бульваре» на короткий миг забыли обо всех остальных и даже не видели их. Но они не были  забыты. Среди прибывающих однокурсников мелькнула и Маша, слегка замедлила шаг, скосила взгляд, но услышать ей было нечего. Изобразив безразлично-рассеянный взгляд, она проследовала на занятие и больше не любопытствовала в их сторону. На занятии они сидели почти напротив кафедры и общение превратилось в осознание близости, при которой покой и удовольствие доставляет возможность видеть друг друга, знать, что никто не приближается и не нарушает ничем неизмеримое и невидимое тепло. Ощущал ли он его тоже, и как именно — Вика не знала. Она знала, что она определённо его чувствовала.
Преподаватель был молод, энергичен и, при желании, мог бы раствориться в толпе своих слушателей. Может быть, этот предмет был для него наследственным. Иначе как объяснить, что для подачи материала он использовал только самый минимум слов, которые было не  трудно и запомнить, и записать, не испытывая потом онемелости и холодка в запястье от долгого конспектирования.
После лекции несколько студентов всё же подошли к его столу. Мария тоже подошла и остановилась напротив стола, над которым объясняющий и просвещаемые низко склонились над записями. Мария не стремилась поучаствовать в обсуждении. Кажется, ей хотелось поближе взглянуть ещё раз на записи на доске. Она заскользила взглядом по доске, потом по своим записям, посмотрела на свою руку и поняла, что всё пишущее осталось на столе вдали. Преподаватель не отрываясь от листа опустил на мгновение одну руку за край стола, извлёк оттуда карандаш и положил его на самый край стола. Маша театрально надломила осанку в двух местах сразу, взяла карандаш и как-то по-новому взглянула на преподавателя. Это был и вправду впечатляющий жест, много говоривший о том, с какой широтой и скоростью человек мог контролировать своё окружение и взаимодействовать с ним.
Маша черкнула что-то с доски в тетрадь, вернула карандаш на край стола, неторопливо поправила клинообразный вырез блузки, и то, что придавало блузке живописный рельеф, и только после этого покинула пристань математиков.

Ещё одно завтра началось без заметных отличий от вчера.
С началом второй пары Вика обнаружила, что её простой карандаш, которым она периодически делала малозаметные примечания в книгах и пособиях, надломился в сумке. Где она так  аккуратно прижала сумку, она не заметила, но если это случилось в транспорте, то ничего удивительного. Достаточно было придавить сумку с тетрадками к вертикальному поручню и инерции тела хватало с избытком для такой мелкой потери. Она любила длинные карандаши, а едва после затачивания он укорачивался на три-четыре сантиметра, его ждала компания таких же молодых «пенсионеров» в стакане на её домашнем столе. Карандаш незаметно пострадал только в сантиметрах пяти от ластика на верхнем конце. Она сидела, продолжала слушать лекцию и рассматривала едва заметную трещинку на  желтой грани. «Сегодня не забыть положить в сумку два новых» - поставила она себе
«галочку» в памяти. Пользоваться более прочным механическим карандашом не хотелось. Детские воспоминания, аромат розоватой стружки, выходившей из точилки красивыми цветочными соцветиями — это вжилось в её характер и мироощущение. Тонкие грифели для механических карандашей, да и сами эти карандаши вызывали ассоциацию со шприцами. Мягкая алюминиевая корона обычного карандаша, удерживающая стирающую резинку, была ей приятнее, словно её мягкость просила у ней особой заботы и защиты.
Она ещё раз вернулась в памяти к эпизоду похищения Миши.
Сцена не имела никаких видимых последствий для окружающих, потому что всё произошло как-то без лишнего шума, но неприятный холодок взглядов в спину от «Неотразимой Марии»  она ощущала периодически, как неприятный сквознячок. Что двигало её так неотвязно «идти по следу» Вики,  было, в целом, доступно пониманию. Вопрос был в другом: Сколько ещё Вика готова это ощущать и терпеть. Интуиция подсказывала, что её оппонентка не испытывала сильных чувств, а следовательно, степень её задетости была не высокого градуса. Не более, чем царапнутое самолюбие. Но и оно не исчезало окончательно. Вика не старалась изобразить трогательные отношения, каким-то чутьём догадываясь, что его внимание к ней с серьёзным видом и не стиле романтического любования, выглядит со стороны убедительнее и надёжнее. А если это не просто симпатия, то связь основана на чем-то более серьёзном, а потому Маша сдерживала себя и была осторожна. Может быть, со временем, она бы привыкла к этому положению дел и просто забыла о поветрии ревности, досады, но однажды они в очередной раз оказались довольно близко и в почти опустевшей аудитории. Вика наводила порядок в сумке, уже собиралась уложить в неё тетрадь с закладкой из карандаша. Маша спокойно подошла и поинтересовалась, правда ли у Вики всё серьёзно с Мишей. Не было дополнительной жестикуляции, и руки спрашивающей не были сложены спереди в «оборонительное переплетение», но уловилось некоторое напряжение, с которым она управляла своим голосом. Обе хотели выглядеть максимально спокойными. И любопытство Маши было прохладное.
- У нас много общего. - сухо и легко ответила Вика.
Во взгляде Маши отразилась работа мысли. Как оценить размеры «общего» и соотнести это с размером своей заинтересованности. Но она вспомнила, как бесцеремонно Вика вошла в их разговор, как непринуждённо обезоружила её и ушла под руку с тем, на кого она уже потратила несколько пробных чар. Видя в ответ только спокойствие, в следующем вопросе брызнула кислинка несдержанности.
- А ты такая очень умная, или крутая?
Вика почувствовала, что это повышение интонации, хоть и всего на четверть тона, это уже её преимущество. Превратить преимущество в чистую победу мог бы ещё один непробиваемо спокойный и нейтральный ответ, и тогда кто первый дрогнет ещё раз, тот и побеждён, тихо и без боя. Техническое поражение за явным преимуществом соперника. А чем меньше слов, тем меньше ран, а значит, меньше дров в костер будущих сражений. И на неё снизошло вдохновение. Она только на мгновение отвела взгляд в сторону, словно убеждаясь, что в непосредственной близости нет заинтересованных в их беседе зрителей, легко вздохнула,  глядя прямо Маше в глаза и извлекла из тетрадки карандаш. Этот неожиданный жест напряг Машу. Она как завороженная медленно опустила глазки на карандаш. Её внутренняя паника не успела проступить даже небольшим пятнышком бледности. Полураскрытая сумка Вики стояла на столе. Над сумкой она держала в левой руке толстую тетрадь, в правой, над тетрадью — карандаш, сжимая его как нож. Нож и щит. Из сжатой руки карандаш высовывался вверх ластиком. Заточенный кончик смотрел вниз. В следующее мгновение ноготок её большого пальца описал маленькую дугу и переместился к основанию указательного, а потом решительно двинулся влево. Верх карандаша с треском отлетел и покатился по полу, как стрелянная гильза. Вика при этом даже не шевельнулась. Маша проводила обломок стеклянным взглядом.
Больше ей провожать было некого. Вика не прощаясь уже закинула сумку за плечо и удалялась едва ли не подиумной походкой, но без той наигранной и размашистой ветрености.

Дверь такси захлопнулась и мир утра и первой половины дня остался позади. Всё осталось позади и уже не имело значения, как математическая величина, стремящаяся к нулю.
Она поёрзала на сидении и снова обхватила мишкин локоть.
- Я уже думал, что ты можешь на меня обидеться и придётся чувствовать себя виноватым. Я себя и чувствовал таким две с лишним недели.
- Ты с ума сошел? - осёкшись от своей прямоты возразила Вика.
- Ну, хорошо. Если и правда, то мне теперь намного легче. Остановите здесь!
Водитель выбрал подходящее место у бордюра, зажег аварийные огни и посмотрел в зеркало над лобовым стеклом.
- Я не долго.
Миша оглянулся и осторожно вышел через левую дверь. Вика, не придумав, чем себя занять, просто прикрыла глаза и погрузилась в тишину, едва нарушаемую шорохами с водительского места.
Минут через десять Миша вернулся, бережно втягивая вслед за собой в салон шуршащий конус прозрачной плёнки, в котором красовался пион размером в футбольный мяч.
- Ого! Вот это конкретно подарок! - опередил всех водитель своим замечанием, и оглянулся на улицу, видимо отмечая для себя координаты цветочного салона. - Моя бы щебетала и носилась с таким неделю!
Пассажиры улыбнулись, но промолчали.
- Вас отвезу, и, пожалуй, вернусь. - закончил он.
Стрелка левого поворота начала щелкать и они продолжили свой путь.
После прибытия домой Вику будоражила только одна мысль. Ей было уже не важно, как сложится этот вечер, только бы не остаться на утро одной. Второго такого утра, как ей казалось, она не вынесет. А её спутник, на этот раз не вооруженный никакими припасами и сюрпризами, спокойно прошел в знакомую комнату. Распакованный пион занял место на окне в вазе и теперь без мишуры развешивал вниз зелёные лепестки, ловя слабый, далёкий от солнечного, электрический свет.
- Можно включить компьютер?
- Да-да, конечно! Я и сама хотела вместе с тобой снова это увидеть. - откликнулась она из кухни.
Через минут десять она вернулась. Столик у дивана начали заполнять чайные пары и необходимое для легкого полдника. Ломтики сухофруктов, пёстрые кубики южных сладостей, лимон с сахаром и бисквит, который она выпекла сама, заглазировав его поверхность слоем тёмного шоколада, как торт «Прага».
- А что, с компьютером что-то не так? - спросила она, глядя на тёмный монитор.
Миша нажал кнопку на пульте телевизора и на черном окне экрана, размером минимум как четыре её монитора, проявилось её фото, первое в папке изображений.
- А это как?
- Да просто. Можно было и флэшку вставить в переходник, но мне показалось будет удобнее VGA-разъём переставить в телевизор. Там есть это гнездо.
- Здорово! В таком размере вообще замечательно. Даже не думала об этом.
Слайд-шоу дошло до кадра с пенкой.
- Останови!
Тут пришлось задействовать уже не пульт телевизора, а мышь компьютера.
- Ты не представляешь, как я прожила эти недели. И я сама не представляю.
- Прости меня, что я так ушел, а потом исчез вовсе.
- Не надо просить прощения за это.
Хотелось положить хотя бы руку ему на плечо, если уж не обнять и не завладеть, как в её буйных снах, но она только взяла его за руку. Спасительная мысль о музыке подоспела вовремя. Что… Что найти? Она подошла к клавиатуре. Ну, не Энигму же! И среди результатов короткого запроса выпали Дженнифер Раш, Джо Кокер и пара плей-листов 80-х. Из слабых динамиков компьютера хрипловато зазвучало Unchain My Heart.
Она ещё смотрела на экран и чего-то ждала. Может быть, начала и развития мелодии, или его реакции. Мелодия была не из разряда медляков, но мишины руки уже осторожно взяли её за плечи. Ещё при первых звуках он встал с дивана и подошел к ней. Она развернулась, стараясь своим движением не разрушить это кольцо из рук и прильнула. Руки за её спиной чуть плотнее, но всё ещё очень бережно, как хрупкий букет, обняли её и они закружились. Дальше сдерживаться было невозможно. Она подняла своё лицо и розовея от прилива чувств дотянулась до его губ.
Когда она открыла глаза, они всё ещё стояли посреди комнаты, мелодия закончилась. Миша провел легкими касаниями пальцев по её щеке и длинно что-то процитировал.
«Проходит ночь, и розовоперстая в шафранном одеянии Эос, дочь титана Гипериона и титаниды Тейи, встает со своего ложа на востоке, восходит на колесницу, запряженную жеребцами Лампом и Фаэтоном, и спешит на Олимп, ...»
Закончить цитату он не смог. Она почти повисла у него на шее, привстав на носки, и упивалась за всё пережитое.
Дверь в комнату отворилась.
Зевс-Громовержец был ни при чем. Молния сверкнула в её сознании. Она не успела ничего увидеть из-за Миши. Только её пятки вновь коснулись пола.
- Викусенька! Не задуши молодого человека! - раздался мамин голос и шорох магазинных пакетов на пороге комнаты.


Часть 3.

Молодые люди обернулись. Мама вполне приветливо улыбалась. Вика опомнилась от неожиданности, но ещё не настолько, чтобы даже поздороваться.
- Я понимаю. Неожиданно. Не надо ничего объяснять, но хотя бы представь своего гостя.
- Мы учимся вместе. - начала она.
Миша взял её за руку, лежащую у него на плече, а второй рукой только сверху коснулся сверху её ладони, потом отпустил и направился к её маме, беря у ней из рук пакеты. Пока он выпрямлялся, она ещё раз бросила лёгкий взгляд на его рубашку и Вика, уже почти вернувшаяся в себя, застыла снова от вопроса.
- А что у нас с рёбрышками? Или спиной?
Миша выпрямился, улыбнулся Вике и представился сам.
- Михаил. Почти детская травма. Но всё уже давно позади и прошло.
- Ну, Слава Богу, а я уж побоялась предположить, что с позвоночником. Очень приятно.
Все трое прошли на кухню, где предстояло разобраться с покупками.
- Мама у меня травматолог.
- Да. - подтвердила мама. - Наталья Владимировна. А папа остался в машине. Опять нога ноет. Мы заехали мимоходом, а с пустыми руками не хотелось. Тут не много чего, но на неделе пригодится.
Содержимое пакетов перемещалось в холодильник и шкаф сухих припасов.
- Захочешь переехать — не забудь предупредить, что ли!
- Ну, мам! Нельзя же так сразу!
- Да я шучу! - по-матерински весело успокоила она. - Я же вижу, что защищать готова, как своего медвежонка. - Тогда мы поехали. Теперь уже темно и дороги не очень. Будь умницей!
- Папе привет и обними за меня.
- Не беспокойся. До свидания всем!
- Пока!
Мама Вики обладала юркой подвижностью, не сорила словами и провожание было не долгим. После того, как выяснилась её профессия, весь её внешний облик собрался и составил одно непротиворечивое целое. Выдержка, рассудительность и сдержанная эмоциональность.
Ещё с полчаса они посидели на краю дивана с полуостывшим чаем. Наконец-то они разговорились, пусть и не о важном, но до этого момента она была совсем не многословна. По известным причинам. Теперь чувство такта не позволяло ей задавать вопросы о нём.
За вечерней теменью окна, где-то очень далеко, приближался рассвет следующего дня. Но это не был выходной. С этим приходилось считаться. Мишу надо было обустраивать на ночлег. Едва он за чем-то направился в прихожую, она чуть прикусила губу и покачала головой из стороны в сторону.
- Я не исчезаю. - успокоил он её. Вернулся тут же просто с телефоном в руке и положил на стол.
Вика хлопотала по квартире с новым трепетным чувством. Это было новое ощущение, привкус другой жизни. В ней теперь было теперь немного больше взрослости. Вкус забот слегка потеснил девчачье порхание и беспечность.
Круговорот хозяйственных мыслей прекратился только когда она очутилась снова под одеялом. Миша включил опять что-то космически медленное, расслабляющее, не громкое. За этим негромким она не могла понять, шумит ли ещё душ. К горлу подкатил ком. Он не может исчезнуть снова. А она не должна заснуть. Если я сейчас усну и проснусь одна, то не вынесу этого. Она сдержала дыхание и снова прислушалась. Но уши как будто заложило волнением.
Я закрою глаза, но только на одну минуту. Я не усну. Я буду считать. И она стала загибать пальцы, отсчитывая двенадцать раз по пять. Если он не вернётся, я просто перестану дышать и умру.
Его возвращение она почувствовала по слабому движению воздуха. Его шаги были ей едва слышны на улице, а теперь, дома, она уже отмечала, что его передвижения совсем не слышны.
Он легко прилёг на вторую половину дивана, потянул на себя часть одеяла и теперь смотрел на изгибы её тела, проступающие сквозь пододеяльник. Плечо, бедро, перевал талии… Из узкой долины, которая разделяла их, из под края одеяла показалась её рука и коснулась его футболки. Она осторожно попробовала поднять её край.
- Тебе вряд ли это понравится, но и пугаться там давно нечему. - спокойно предупредил он.
Вика сдвинула край футболки вверх и её рука коснулась белой волнистой кожи. Видимо, рана была поверхностная, давняя, но серьёзная, и новый покров полностью заменил тот, что был изначально. Мышцы подрагивали от её прикосновений, но и она сама уже испытывала такие же блуждающие сокращения в себе.
Миша придвинулся чуть ближе и положил свою руку поверх одеяла.
- Да нет же! - тонко выдохнула она. И была в этом порыве довольна и счастлива, но голос подвёл её.
Со всем своим жаром она почти бросилась навстречу прохладному телу, прижалась, утыкая лицо ему в шею, и они долго лежали молча. Мишина прохладность была лишь временным следствием влаги после душа. Он быстро согрелся, она чуть остыла и тепло стало обоюдным, обволакивающим, соединяющим. Сверху на них  спустилась и накрыла аура близости и покоя. Миша ни одним движением не показывал, что спешит, или предлагает двигать отношения дальше, а она не хотела разрушать этот уют. Он только продолжал неторопливые движения обнимающими руками, проникал в её волосы, проводил то по кромке лба и чёлки, то по бровям, то по узкому носику. Воспоминание отбросило Вику в один из теперь недавних дней, когда она осталась на утро одна. В ту ночь ей снились горячие водоросли, струившиеся вдоль тела. Так приснились они ей, или это были его руки? Если она решится спросить, то может быть позже. Не сейчас.
И она проснулась. Снова. Снова комната, окно. Сознание просыпается раньше тела. Можно открыть глаза, когда тело и чувства ещё спят и витают в фантастических мирах, где иначе течет время, где нет тяготения, или оно позволяет гулять над землёй лишь слегка осыпая росу с трав. Иногда ощущения отстают далеко, иногда почти сразу берут вас за руку и ведут знакомиться с новым днём, рассказывая о его запахе, свете, звуке. Не успев испугаться, она почувствовала тепло со спины. Лёгкая рука подтянула край одеяла с её плеча и укутала до уха, в которое Миша шепнул ей «Мы даже не проспали.»
Она посмотрела на часы на стене и беспокойно вздрогнула.
- Всё хорошо. Я проснулся раньше. Всё уже горячее. Не в постель, правда. Мне эта идея не очень по душе, хоть и признаётся многими романтичной.
Что на это было ответить? Чем? Только улыбкой, короткими объятиями и касанием губами его щеки. Больше вот так сразу после пробуждения она себе не могла позволить. Не из-за неромантичности, а совсем по будничной причине.
Времени и в самом деле оставалось только подняться, не надолго показать себя своему отражению, позавтракать и к первой паре.
Дни потекли как весенняя капель, быстро, ярко, радостно, не смотря на приближение настоящей зимы, экзаменов. Они гуляли вместе, устраивали себе экскурсии и многое другое. У них обнаруживалось много того общего, о чем был её решительный блеф перед Марией. Теперь же это общее было почти везде. Она не подыгрывала. Она оценила его плей-лист исполнителей. Среди них не было только рэпа, трэш-металла и джаза. Из остального там было выборочно самое приятное. Не было там и одной большой несущественной мелочи, как репертуар МузТВ и ванильных ФМ-станций. В магазине он выбирал и брал с полок именно то, что ей нравилось всегда. Поэтому оставалось только удивляться, что она получала из его рук, например, бутерброд с маслом и творожным сырком с изюмом. Как они прожили такие параллельные годы, а встретились только теперь! Наверное, им будет трудно. Им нечем дополнить друг друга. Они будут создавать новое общее, что им будет нравиться и объединять.
Родители заезжали то раза два, то раз в неделю. Через раз получалось так, что Вика была дома одна. Мамины заботы в виде вопросов её не затрудняли. Видно было, что мать хотела расспросить подробнее, но видя дочь цветущей вишней, даже когда заставала её одну, понимала, что всё хорошо. Как велики были те глупости, которые, как она была уверена, её дочь не совершит, не известно. Можно только предполагать. Всё остальное, видимо, доверялось ей в самостоятельное управление.
Миша не только часто гостил и ночевал у неё. С его слов она много узнавала о его жизни, но до сих пор не знала даже, далеко ли он живёт. Спрашивать было не удобно. Тем более, что её заметная начитанность подсказывала, что есть какое-то очень старомодное правило, по которому мужчине не стоит слишком уж пользоваться, а тем более злоупотреблять гостеприимством. Но это было так давно!..
А всего остального, включая общение, ей хватало, чтобы ни о чем не беспокоиться. Они постепенно позволяли себе всё больше сближения. Это была такая плавная нарастающая кривая, что совместные вечера сулили каждый раз что-то небольшое новое, без оттенка радикальной непоправимости. На их пути не попадалось никаких «точек невозврата».
В институте всё улеглось в рамки учебных будней. Взаимный интерес новых людей, которых судьба свела в одних стенах, успокоился, или они стали меньше обращать внимания друг на друга, ибо уже познакомились, выявили интересы и качества. Другие же сформировались в группы по интересам, темпераменту и прочим симпатиям. Во всяком случае, Маша перестала проявлять последние признаки нервозности и больше не метала взгляды в её сторону.
Первые два экзамена, самых ёмких и сложных, они сдали в один день и теперь спускались по лестнице к такси. Институт оставался позади, задачи, работы, напряжение. Но только она обрадовалась этой мысли, как навстречу им проследовали четыре спешащие и немного шумные девушки. Издали она их не узнала. Много ли знакомых можно узнать под шапками и прочими атрибутами прохладного сезона! И Маша была среди них. Они поравнялись и стали уже удаляться, когда до Вики донеслись обрывки фраз.
- А ты?
- А я — это я. Пусть подавится своим «ботаником».
И ей стало внутри не по себе, как от желудочного спазма. Может быть Миша не услышал? Хоть бы не услышал! И они уже пришли на парковку. Их ждало такси.
Миша не сказал адреса, но разве теперь это могло её обеспокоить? Они довольно долго кружили по городу и остановились у не совсем обычного, видимо, обитаемого здания. Не современного, но вроде и не старого. Фасад не пестрил вывесками. Они все были на другой стороне улицы. Вика окинула сторону дороги с вывесками, гадая, что могло им тут понадобиться, но Миша вышел и предложил ей руку, а потом отпустил такси.
- Мы здесь погуляем?
- Я здесь решусь пригласить тебя в гости. Я уже неприлично много раз был у тебя, каюсь, но и к себе раньше предложить не смел. Это трудно объяснить, это тонко, но весомо, кажется. Я не повлиял ненароком на твою репутацию?
Вика рассмеялась в шарф и помотала головой в знак отрицания.
- А теперь могу я попросить исправить мою репутацию?
Вике стало совсем весело.
- Сколько же времени «одинокий идальго» вёл такой затворнический образ жизни, что о нём могли пойти порочащие слухи?
- Не много. И здесь я не очень часто живу.
Вика немного растерялась и замедлила шаг, но надёжный, как она себя уверила, спутник — что ещё нужно, чтобы смело шагать навстречу неизвестности.
- Сейчас прокачу тебя на чем-то необычном.
Она «проглотила» и это.
В необычном подъезде они оказались перед необычным лифтом. Такие решетчатые устройства она видела только в кино. В третьем этаже дошли до квартиры и на неё пахнуло из двери почти музейным. То была смесь слабого аромата старого дерева, паркета, ткани, свечей.
Любопытство росло с каждым шагом. Ряд дверей в смежные комнаты был закрыт, но они шли на свет от большого окна. Она никогда не видела таких широких подоконников и таких рам, между которыми можно было разместить хоть вольер с енотами. Это было то, что она успела заметить, подходя к открытой двери. Длинные шторы были почти отодвинуты, и проникающий свет с молчаливым гостеприимством предлагал ознакомиться с комнатой. Длинные шторы? Да. Она обновила определение «длинные шторы» до 4.5 метров и, чтобы не закружиться, опустила взгляд с потолка и люстры на нижний ярус. Люстра не собиралась удивлять ничем, кроме того, что она парила в воздухе на своём подвесе. А не теснилась к потолку. В остальном, ей казалось, что она попала во времена тургеневских персонажей. В обстановке не было онегинского щегольства, или троекуровской обильности, но был неуловимый дух времени, словно согнанная новостройками история нашла здесь приют и тихо скрывалась даже от хозяев и их посетителей.
Не вся обстановка была с оттенком времени. С полок там и тут выглядывали корешки современных изданий, вкрапления неприметной электронной техники, которая скромно светила одним крошечным светодиодом, скрывая даже своё предназначение. А может эти устройства тоже скрывались тут от их родственников, светящихся крикливыми встроенными новогодними гирляндами с витрин Эльдорадо. В тени штор, по углам, на полу стояли колонки от невидимой аудиотехники, размером со стиральную машину каждая. Вдоль окна притаилось под черной крышкой цифровое пианино.
- Желаете самовар, или, скажем так, более обычный кофе?
- Кофе. Но не крепкий. А то у меня голова совсем закружится.
- Пойдём на кухню вместе, или отдохнёшь?
- А ты играешь? - спросила она, кивая на пианино.
- Немного играю. Только из-за разницы ощущений. В одно время ты между наушниками и плеером, а в другое между нотами и клавишами. - улыбнулся он и подошел к окну.
Крышка заняла вертикальное положение, а Миша бегло стал нажимать четыре ноты, потом добавил левую руку с басовой партией. Потом прервался. Присел перед инструментом, протянул руку за штору и к нему придвинулся микрофон. Он чем-то щелкнул под пианино, и звуки обрели объёмную мягкость. Теперь звук был сродни концертному или студийному.
Опять несколько тех же нот сбежали на пол хрустальной лесенкой, после чего он добавил свой голос.

«Ci sono giorni in cui non dormo e penso a te
Sto chiuso in casa col silenzio per amico
Mentre la neve dietro ai vetri scende gi;
Ti aspetto qui vicino al fuoco
In questo inverno c'; qualcosa che non va
Non ; Natale da una volta nella vita
Eppure ; stato solamente un anno fa
Speriamo che non sia finita
Come vorrei come vorrei amore mio
Come vorrei che tu mi amassi a modo mio
Che questa sera troppo triste troppo uguale
Non fosse pi; senza di te…»

Его пальцы зависли над клавишами и он посмотрел на неё с улыбкой ребёнка, который благодарен за прекрасную игрушку, но не в силах оторваться от неё.
Она узнала и песню, и сцену Сан-Ремо разных годов.
- Песню помню. Даже очень хорошо, но не так прекрасно, как ты.
- Пойдём на кухню. Там включим оригинал.
- А такие колонки… Соседи не жалуются?
- Они, то есть колонки, такие большие, чтобы тихо играть. Поэтому звук получается объёмнее и естественнее, чем если бы там была система из восьми-канальной акустики. - просто и понятно объяснил он, когда они продвигались на кухню.
Невзрачные изразцы, простая, но прочная мебель с редкими неброскими резными украшениями. В этой кухне смешалось многое из многих времён. Несколько самых необходимых предметов современной бытовой техники, стопки тарелок середины двадцатого века, такие же подставки для конфет и фруктов. Не яркие цвета, не зазнающиеся до уровня антиквариата, но послужившие нескольким поколениям. Бронзовый кран над современной гранитной раковиной, наверное поспорил со временем, что проводит в последний путь всю современную сантехнику. Одно из таких же старых, заслуженных фарфоровых блюд было удостоено быть подставкой под толстые низкие свечи и быть свидетелем чайных и кофейных разговоров.
- Шоколад у нас принято готовить самим. - сказал Миша, выставляя из шкафа конфетницу под айсбергом из салфеток. - Угощайся! Кофе будет очень скоро.
- Необыкновенно вкусно, хотя первое ощущение — просто шоколад, просто настоящий шоколад.
Миша сидел напротив, подпирая подбородок руками и ожидая чего-то. Когда она откусила ещё раз, то уже с высушенной долькой крохотного мандарина.
- Ты подбрасываешь мне сюрприз за сюрпризом! Ты точно получаешь достаточно удовольствия от наблюдения за моими реакциями?
-  Не вздумай сомневаться. Это очень приятно — делать приятное и ощущать приятное в ответ.
Вика задумалась, чем бы ещё продолжить этот милый разговор, такой лёгкий…
- А чем ты тут ещё занимался, пока тут жил?
- Ждал тебя.
Мягкая волна тепла от этих слов коснулась её лица, растеклась по всему телу, оставляя в восприятии только эхо голоса. Она одарила его последним, что у ней оставалось — влюблённой улыбкой, а в своих мыслях она теперь стояла перед ним как новорождённая Венера, искрящаяся обнаженными чувствами.
- Идём уже в комнату. Мы сегодня заслужили не одной скрипки, а негромкого филармонического оркестра. И тепла. Мы ведь молодцы сегодня?
Она кивнула. Она уже совсем забыла про утренние экзамены и весь этот трепет. Это ведь только ещё первый курс. Ещё не привычка.
Миша открыл встроенный шкаф. Из него начали появляться бесконечные диванные подушки.
Наконец подушкопад прекратился и диван почти скрылся под ними.
Вика последовала жесту приглашения, подогнула ноги и уселась рядом с Мишей, утопая в плюше и вельвете. Дальнейшее ей на сегодня было ожидаемо и ясно. Хрустальная темнота вечера и магия звуков, праздник души, островок сказки в шумном и мерзлом городе.
Она уже не понимала, лежит она рядом, или у него на коленях. Она почти заблудилась в подушках. А уж тем более в своих мыслях.
- Викусенька, - сказал Миша нежно, как её мама. - А ты бы смогла ко мне переехать?
Вика выглянула из подушек.
- К тебе? Сюда?
- Нет, конечно не сюда. Я не совсем это имел в виду.
Пустынный вихрь поднялся в голове Вики, она почувствовала, как мягкие тёплые подушки превращаются в ледяную крошку, а она в охлаждённую форель.
- А что?
- Ко мне, когда закончим учебу. Ты понимаешь меня?
- Да, но местами очень смутно… Ты сказал, что не сюда. А куда?
- В Россано.
Вика потеряла нить мысли окончательно.
- А это…
- Это на юге Италии. К моим родителям.
- Значит… Значит... Так ты тогда…
- Да. Если честно, то я ведь не в Сибирь летал на две недели. Но пусть это будет нашим маленьким секретом. Хорошо?
- Но я не знаю итальянского.
- Через два месяца будешь знать. Так, да?
- Да, конечно… - сказала она в тот момент, когда было уместнее уже вдохнуть.
- И не растрать, пожалуйста, все свои «Да». Оставь хоть одно для самого милого момента.
- Да!- прошептала она, улыбаясь ему в свитер и утопая в тепле объятий.
До конца этого вечера слова им больше были не нужны.