Дарушка

В дремучем лесу, в непроходимой чаще, было то, чего не могло быть, жило то, что не могло жить. Под кроной дерева в лиановой колыбели спал беспробудным сном младенец. Кругом обитали гремучие змеи, ядовитые насекомые, кровожадные звери. Здесь никому не дано было знать, да и некому было знать, кто сплел из лиан колыбель, кто оставил в ней спящую девочку, что за неведомая сила бережет ее от острых зубов, жала и яда.

Таинственное и необъяснимое творилось тут раз в году: в один и тот же день, в один и тот же час над колыбелью вызревала капля янтарного нектара, а сквозь плотную листву пробивался солнечный луч. Всякий раз они оказывались на теле спящей девочки: то капля на миг раньше, то луч... Но ни разу не пересеклись.

Лишь через семнадцать лет луч, наконец, отразился в янтаре. Он ярко блеснул на лбу девушки, и проспавшая столько лет открыла глаза.

Вокруг незнакомый, неприветливый мир. Она пытается свыкнуться с ним, но в беспросветной глуши, среди зверей ей жутко и одиноко. День за днем девушка блуждает в непроходимых зарослях и однажды оказывается там, где испытывает настоящее потрясение.

На краю дремучего леса, во всю ширь и высь - белый свет. В нем огненный шар... Пылающий, слепящий. Девушка на грани двух миров: темного и светлого.

Свет манит, притягивает... стоит лишь сделать шаг. Она, дикая и бесстрашная, делает этот шаг. Это шаг в бездну. Девушка падает, широко расставляет руки.

Падение доставляет ей удовольствие. В пучине бездны происходит чудо: руки превращаются в крылья, тело - в птицу. Чья-то неведомая рука вновь уберегает ее от беды. Птица набирает высоту и летит туда, где манящий загадочный свет, где горы, леса, реки…

На окраине малой деревни - ветхий домик, двор порос травой, на завалинке мужичок да баба. Горюют о житье-бытье, щелкают семечки да поплевывают шелухой. Вдруг видят: на их разбитую телегу красивая птица села.

Мужичок подкрался и давай ее словами ласковыми заманивать. Подалась птица навстречу, клюв приоткрыла, звуками волшебными угрюмый двор скрасила. Мужичок изловчился - хвать птицу да в чуланчик под щеколду.

После вся деревня на певунью поглазеть сбежалась да признала: нет другой такой во всей округе. Полетела молва в дальние дали. И потянулся в глухомань люд, чтоб на птицу подивиться да пенья наслушаться. Просили продать диковинную, но мужичок ни в какую. Загордился совсем. Амбар пустой, деток кормить нечем, а он по деревне ступает гоголем и уж руки сельчанам не подаст.

А в то самое время, в том самом государстве, где объявилась птица, на вершине власти царь стоял.

Вершина та уж качалась под ним: так сильно болен был государь. И должно было ему успеть решить задачу непростую: сына единственного женить. Он уж невесту знатную присмотрел, да царевич о том и слышать не желал... Задумчив был, любил уединение.

Тогда приближенные посоветовали государю даровать сыну такое, от чего сердце того смягчилось бы.

Долго думал царь, долго маялся, пока не дошла до него весть о птице диковинной. Повелел царь птицу во дворец доставить. Отправились царские министры на поиски. Молва привела их к дому мужичка. Тот государевых подданных даже на порог не пустил. От гордости совсем голову потерял.

Вернулись министры, доложили царю о том. Велел царь дать хозяину за птицу всего, чего пожелает. Во второй раз отправились в деревню министры. Долго топтались у калитки, долго совет держали. Вышел, наконец... Глядь – у порога те же вельможи да деревня вся в сборе.

Мужичок нос кверху и задрал:

- Не отдам.

- Проси, чего пожелаешь, - сказали министры.

Задумался тот, сверкнули безумным светом глаза:

- А пусть царь сам ко мне пожалует!

Ахнул простой люд, отшатнулся от деревенщины. А тот, знай, стоит на своем.

И царь пожаловал! Нежданно-негаданно в глухомани, на грязной дороге с колдобинами, появилась тройка белых коней с государевой каретой. И что за глаза у деревни, что за уши!.. Услыхала, увидала, мигом налетела, царя батюшку до лачужки доставила.

Мужики калитку услужливо вышибли, государя с поклонами во двор завели, стали хозяина кликать. Вышел на крыльцо мужичок, увидал царя, испугался, к ногам его припал и давай прощенья просить: «Прости, птица до безумству довела…».

Вынес клетку, протянул царю и сказал: «Не ко двору она здесь. Место ей возле трона твоего, государь».

Глянул на птицу царь, послушал пенье ее и понял: лучшего подарка для сына не сыскать. Мужичку заместо птицы коня велел дать и саморучно подал золотой: «На новую тебе телегу».

Увидел царевич необычную птицу, стал разглядывать. В оперении черное с белым, концы перышек золотые, глаза огромные, умные, словно человечьи. Клюв у птицы приоткрылся - и по царским покоям полились нежданные звуки: трели птиц, шелест водопада, жужжанье шмеля.

Обернулся сын к отцу обескураженный, а тот стоит довольный, улыбается.

Полюбил царевич птицу. С утра до вечера слушал голоса леса: стук дятла, крик кукушки, рык льва и рев медведя. Перестал грустить, глаза повеселели. Видит царь, пришло время сказать сыну о женитьбе.

И сказал:

- Не откажи сын в последней просьбе моей. Уважь отца. С давних пор знаком я с князем одним. Богат несказанно да умен. А войско его славное, по числу да мастерству всем царям и королям в зависть. Хочу, сын, женить тебя на княжеской дочери. Будет князь тебе заместо меня и отцом, и защитником.

- Воля твоя, государь! – был ответ.

И затеял тогда царь на радостях свадебный пир.

В день торжества двор полон гостей. Часы бьют полдень. К дворцовому крыльцу тройка вороных несет золоченую карету. Гул стихает. На землю государеву ступает гость, статный, красивый князь. С ним дочь. Хороша собой. Платье со шлейфом необычного убранства притягивает к себе восхищенные взгляды. Вослед крадется шептунья-молва с толками о приданом невесты: старинном родовом замке у озера.

В полдень, лишь только началось венчание, царю стало плохо. Он укрылся в покоях, а вскоре оттуда вышла плохая весть – умер государь.

Умолкли колокола. Опечалились гости. Расстроилось торжество…

До времени заботу о делах государственных взяли на себя министры. А царевич, пока печаль об отце была свежа, принял предложение князя погостить в его в родовом замке.

Там, в тиши озера, он вместе с птицей коротал время. Княжна, не спускавшая с юноши глаз, заметила, что птица для царевича – сокровище, важнее которого нет. Стала она ревновать жениха к птице, да так, что надумала избавиться от ненавистной.

Велела слуге унести ее за тридевять земель.

Царевич, узнав о пропаже птицы, сильно опечалился. Была объявлена награда нашедшему его любимицу. Все население княжества тщетно искало ее. Затосковал царевич, потерял покой. Велел днем и ночью держать окна отворенными. А на седьмой день проснулся от того, что звуки леса полнили покои.

У изголовья сидела его ненаглядная.

Возрадовался юноша, послал за невестой. Как услыхала княжна о птице, позеленела вся от злости. Пуще прежнего невзлюбила певчую и все более одержима была безумной мыслью. И в один прекрасный день, когда царевича не было в замке, порешила отравить птицу.

Черной вестью встретила невеста жениха. Увидел царевич любимицу бездыханной и - заплакал. Просил схоронить ее у озера. Сам видеть того не пожелал. Но княжна распорядилась по своему: повелела слуге выбросить птицу в поле, чтоб падальщики растащили ее до последней косточки, до последнего перышка…

Сумерки. По дороге бредет старуха, видит: над полем клубком кишит стая ворон. Внутри что-то светится. Любопытно стало ей, подошла, кышнула, клюкой махнула. Взметнулись вороны черным покрывалом, а на земле в светлом облачке птица лежит бездвижно.

Подняла старуха птицу – жизнь в ней не сказывалась, но была она еще теплая. Принесла в избу свою лесную, целебный настой приготовила. Возилась с птицей долго, после села на лавку, руки на колени опустила и горевала бы, да вдруг стон, будто человечий, услыхала.

Глянула - дышит птица…

Долго выхаживала ее старушка, радовалась душе малой. Привязалась и птица к ней. Жили-поживали, да однажды плохо стало старой: земля из-под ног ушла… Бросилась к ней птица, вьется вокруг, к груди припадает. И ощутила в тот миг старая, что не крылья, а руки обхватывают ее.

Открыла глаза, а перед ней редкой красоты ангел. Решила, что уж в ином мире она, улыбнулась ангелу и опустила веки.

Много времени утекло в беспамятстве, очнулась старушка, видит: ангел тот при ней. Поняла, что жива еще, поняла, что девушка и птица - одна душа. Решила, что под конец жизни это дар ей.

«Дарушка»... стала звать ангела старуха.

Долго тянулось время в лесу. Много его затратила старая, чтобы научить девушку говорить, но не осилила. Как-то раз забрели они в лесную глушь, где меж деревьями открылся им замок у озера. Дарушка издала восторженный крик. Поняла старая: знаком он ей.

- Тайна бродит по княжьему замку, – обронила она загадочно.

Девушка притихла, приготовилась слушать.

«Сотни лет богатый княжеский род владел замком. И висело над ним проклятье: прервется род, и ветер будет гулять в залах его, как только родится девочка. Проклятье обрушилось на старого князя. Его сын влюбился в деревенскую красавицу Амагу. Князь был в ярости от выбора сына и поспешно устроил ему женитьбу на дочери местного боярина. Но юноша продолжал тайно встречаться с любимой.

Об этом доложили князю и - Амага исчезла. Больше ее никто никогда не видел.

Из замка медленно уходила жизнь. Крысы плодились в его покоях. И признала тогда молва: видно, это Амага родила княжескому сыну девочку. Говорят, с той поры старый князь помешался рассудком: много лет он бродит по лесам в поисках какого-то младенца. Охотники не раз встречали в чаще безумного старика».

Глаза Дарушки наполнились слезами. Глядела старуха на родного ангелочка и думала, что станется с ней: говорить не может, одна на всем белом свете…

Пока земля трижды оборачивала солнце, пока три ночи убывала луна, сидела старая в избушке, четки под скрюченными пальцами перекатывала. В полночь вышла, и под тоненьким серпом-месяцем повела Дару в чернь леса, к духу лесному.

Шли долго. Не заметили, как опустился туман.

- Откройся, дух лесной, – крикнула старуха. - К тебе путь мой.

В густой пелене послышался вкрадчивый, скрипучий голос:

- С чем пожаловала, старая?

Старуха тщетно всматривалась... Голос ее насторожил.

- Лесной дух, дитя к тебе привела. Покажи, что ждет ее.

Послышался едкий смех.

- У лесной рохли ни ложки, ни плошки. А у меня диво: на дне омута ларец колдовской... у желторотых ангелов переплутовал. Там все про всех да обо всем! Кликни только - и скажет, и покажет!

Неладное повеяло от слов таких. Спросила старуха:

- Чего взамен попросишь?

- Пустятинку… «Время человеческое».

Дарушка вскрикнула, потянула старуху назад. Но та не двигалась. В густом тумане не видно было ни лица ее, ни глаз. И непонятно было, что творилось в ту минуту в душе ее.

- Моего времени как раз на то и осталось… – наконец, выговорила старая. – Забирай его… но впредь покажи, что дитя ждет.

Только она это произнесла, как туман рассеялся, и старуха с Дарушкой увидели, что не в лесу они вовсе, а на болоте. А пред ними - кадища, да такая огромная, что десять здоровенных мужиков, держась за руки, не могли бы обхватить ее. В темноте, из-за кадки сверкнули два острых глаза, следом высунулся черт, волосатый, хвостатый.

Ахнула Дарушка. Расстроилась старая… Да поздно было. Уж словил рогатый слова старухины, гикнул, свистнул и давай вокруг кадки носиться да приговаривать. В посудине пробудился омут, стронулась тина. Медленно понесла вода по кругу плесень зеленую.

В кадке разыгралась настоящая буря. Волны скручивало, затягивало в воронку. Из клокочущей пучины восходил пылающий светом фосфора шар.

Его плавное вращение против несущейся по кругу воды завораживало. Замерло и болото, и месяц со звездами… В простой кадке с плесенью, на дне омута, таилась такая красота!

Нежданно-негаданно омут стих, в воде отразились звезды. Черт перегнулся через край, вгляделся в узор шара и будто прочитал. «Дитя твое птицей была… и теперь она птица»…

Встревожилась старуха, взяла Дару за руку. А черт пыхтел, сопел и вдруг вскричал: «Радуйся, старая! Станется она человеком, как только заговорит! На ее дороге счастья будет не меряно!»

Старушка вздохнула тихонько, улыбнулась. Дара увидела, как из нее излучился свет: она таяла на глазах. Девушка вскрикнула, обхватила родную, но плоти не было. А ее собственные руки уже превращались в крылья. Посмеивался довольный черт, хохотал филин, ревела болотная выпь…

Много дней минуло с той поры, как сгинула птица. Царевич все не мог оправится от потери, пока однажды слуга не принес весть, что видел птицу в лесу. Юноша воспрянул духом, послал за княжной, не терпелось ему обрадовать невесту, что жива его краса-певунья.

Княжна пришла в ярость, и весь гнев обрушила на слугу:

– Помилую, только если подстрелишь эту живучую гадину.

Назавтра царевич со слугой отправились в лес на поиски. Слуга увидел птицу возле избушки. Намеренно отстал от хозяина, спрятался за дерево и натянул тетиву. Жалко было ему певунью, но выбора не было: подстрелит птицу – царевич осерчает, не подстрелит – княжна головы лишит.

И он спустил тетиву.

Просвистела стрела, задела ветку, да вдруг поменяла направление. А как увидел слуга, что хозяин вернулся, а стрела в него угодила, сжался в комок, в глазах помутилось. Охнул царевич, едва устоял на ногах. Деревья плывут, двоятся... Что-то бесформенное машет крыльями, кричит, рвет душу, оборачивается в чудище косматое, тянет к нему длинные уродливые пальцы. Взгляд застыл на деревянном амулете. Он темнел, расплывался и мерк.

Очнулся царевич, стонет, не понимает, где он. В полумраке явился ангельский лик. На шее амулет, тот самый. Привидение было столь красивым, что боль тут же улеглась, а юношу охватило чувство блаженства от наваждения. Влюбился юноша в ангела без памяти, от себя ни на шаг не отпускал.

Тем временем слуга несся по лесу, не разбирая дороги. А как перевел дух, подумал: «Вдруг жив царевич, вдруг ранен»...

Кинулся несчастный обратно. Кликал, аукал... В избушку заглянул, а там царевич живой на лавке лежит. Подле красавица юная чаем ароматным его поит. Бросился к хозяину слуга, в ноги пал, рассказал все как было. Разгневался царевич... Строго-настрого наказал слуге никому о том и слова не молвить.

А во дворце в то время переполох был немалый. Князь на поиски наследника дружину снарядил и велел в колокола бить, чтоб весть о возвращении подали.

Пришло время, царевич поправился и признался девушке: «Любимая, хочу видеть тебя рядом с собой всю мою жизнь».

Не ответила Дарушка, лишь улыбнулась печально. А на рассвете проснулся царевич, глядь - рядом на лавке сидит его птица. Закручинился юноша, духом пал… да делать нечего: взял птицу и с головою понурою воротился домой.

Только ступил во владения свои, как зазвенел колокол, второй, третий… и уж множество колоколов охватили звоном землю государеву. Шел наследник, дивился: навстречу люди бегут, плачут, кланяются. А во дворце его уж князь дожидается. Обнял он юношу и сказал:

- Негоже царевичу за птицей по лесам гоняться. Государю я обещал ответ за тебя держать.

- Птица дарена мне отцом! И дорога бесконечно…

- Ладно, - смягчился князь. - Жди приглашения… Будет тебе от меня благость славная!

Через три дня царевич был зван князем. Юноша отправился в замок с намерением отказаться от свадьбы. Подъехал и ахнул: посередь озера стоит неземной красоты храм. Белокаменный! Купол в золоте. В пяти гранях по крылечку. Мраморные ступени спускаются к воде.

Царевича усадили в лодочку, доставили до крыльца. Там князь... Довольный, улыбается.

 - Что это!? – воскликнул юноша, оглядывая часовню.

Князь указал на ряд столиков из белой кости, где блестели золотом одиннадцать роскошных клеток с голубями:

- Даруй им свободу, и я раскрою тебе сию тайность!

Первым царевич достал из клетки нарядного, с павлиньим хвостом голубя, долго любовался им, затем подбросил. Один за другим княжеские любимцы взлетали в небо.

«Королевские! Почтовые! - с нежностью произнес князь, когда улетел последний. - Скоро одиннадцать богатейших людей земли получат весть о твоей свадьбе!»

Будто обухом хватило царевича, сжалось сердце, прервалось дыхание. Князь обнял за плечи будущего зятя: «Часовню в озере построил особо под венчание! Хочу удивить весь мир!»

Государство ожидало славное пиршество. Народ ликовал. Лишь один царевич был мрачен. Понимал: отказать князю - значит ославить его на весь белый свет, жениться на княжне - значит потерять обретенное счастье.

Юноша грустил. Однажды показалось ему, что в покоях блеснуло что-то, он услышал внутри себя голос: «Не кручинься… все само скажется, все само сбудется!». И царевич смирился - так тому и быть!

Наступил день торжества.

Знатных гостей доставляли к месту венчания в каретах. Белокаменная красота из озера потрясла державных богатеев земли, и когда плыли на лодочках, и когда ступали на крылечки с резными колоннами. Внутри убранство храма было сродни дворцовому и освещалось столь искусно, что знать развела руками от красоты наряда его.

Всякий шорох отражался отзвуком в подсвечниках, лепнине, путался в череде оконцев под куполом.

Венчание началось, когда солнце замерло над часовней и исчезли тени. Полились звуки арфы, две двери, одна против другой, отворились. Порог амарантовый переступила невеста в сопровождении отца.

Гордо поднята головка, покаты плечи, высока грудь… Подвенечное платье столь пышное, что часовня вмиг стала тесна.

Гости любовались шествием князя с дочерью и не сразу заметили, как в двери сандаловой появился жених в царском платье, «без лица», с птицей на руке.

Богатеи недоумевали… что это могло значить? Княжна при виде птицы резко поменялась в лице.

Юноша поклонился собравшимся, повернулся к князю:

- Прости, князь… Почту твою голубиную не признал… Своими руками счастье отпустил… Избранница дана мне другая, - царевич поднял руку с птицей. – Она суженая моя!

Не успело неслыханное долететь до сознания гостей, как визг княжны накрыл часовню. И пока эхо оглашалось и отражалось под куполом, княжна уже рвала птицу из рук царевича.

Приглашенные лишились дара речи. Всесильный, могучий князь растерялся. Птица кричала, неистово била крыльями и вырвалась благодаря помощи царевича. Упустив «соперницу», княжна разъяренной львицей металась меж гостями, задевала их, толкала.

На князя жалко было смотреть. Его княжеская честь покрывалась несмываемым позором. Рушилось все... Проклятье замка, подобно лезвию топора, уже висело над его головой. То был конец.

«Убейте ее»... – безумный крик княжны напугал гостей.

Все увидели, как два княжеских лучника целились в птицу и уже оттягивали тетиву. Беда казалась неотвратимой, как вдруг яркая вспышка света ослепила стрелков. Свет прибывал. Собравшиеся прикрывали глаза руками. И раздался голос:

«Мой государь!..»

Князь встрепенулся. Так обращалась к нему когда-то Амага. Это был ее голос.

Потрясенный князь пытался хоть что-нибудь разглядеть, но кругом был свет слепящий и безжалостный.

«Семнадцать лет я вела к тебе нашу дочь… Теперь мне пора уходить. Люби и оберегай ее…»

Масса света стронулась с места. Пылающий вихрь завертелся в центре часовни. Невиданное зрелище пугало и чаровало гостей. Когда вращение замедлилось и яркость поблекла - все увидели ангела. Юная, невиданной красоты девушка стояла в угасающем светлом облаке.

- Мама!?... - удивление застыло в глазах и движении ее губ.

Лица званых гостей вытянулись от изумления. Никто не видел ничего более совершенного в своей жизни... Едва прикрытое лианами тело было притягательным. Девушка пленяла своим очарованием. Казалось, прямо на глазах у всех распустился бутон неизвестного земле цветка.

Счастливый царевич не отрывал от любимой глаз: «Сбылось… сказалось…» - ликовала его душа.

Князь был не в себе: еще не отзвучал голос Амаги, а перед ним виденье в лианах, как две капли воды похожее на нее. Он тянулся к руке девушки, зная наверняка, что она - плод воображения… но рука была осязаема, тепла и нежна.

Перед ним, несомненно, была его дочь! И была дивным творением природы!

Князь медленно приходил в себя: стать и достоинство возвращались в его облик. Он нашел руку молодого государя, соединил с рукой дочери и, глядя под купол часовни, благословенно возвестил: «Венчанию быть!»