Серьёзный случай

Еще совсем недавно Вере казалось, будто судьба сжалилась и оттуда, сверху, где всё решается, прислала ей полное ведро счастья. Настоящего, крепкого, бабьего. Такого, как парное молоко, которое можно пить бесконечно, и никогда ты им не насытишься.
Они познакомились, и жизнь стала совсем другой. Близость и сексом-то назвать как-то... Ну как это называется, когда от одного взгляда – даже не от прикосновения! – по коже озноб, в животе огонь, а голос густеет и переливается? Когда его запах становится твоим, вплетается в волосы? Когда друг другу и в душу, и в вены? И куда руку ни протянешь – всюду он, и только подумаешь – он уже сделал, только рот откроешь – он сказал, и хохочешь, и непонятно как, только что сидели завтракали – и уже в постели, а потом никакого изнеможения, а наоборот, мир пульсирует в послушном ритме и покорно стелется под ноги.
Но неожиданно... Случилось банальное и пошлое. То, что смешит только в анекдотах. Утром психотерапевт Лученко вернулась с дежурства, но дверь съемной квартиры оказалась закрытой на цепочку. Странно... Тут створка отворилась будто сама собой. На пороге стояла стройная высокая блондинка, словно со страниц «Плейбоя», из одежды на ней были только Андреевы джинсовая рубашка и тапки. Рубашка ничуть не скрывала обнаженное тело. Из коридора Вера увидела на их широкой кровати своего по обыкновению спящего на животе и тоже обнаженного возлюбленного.
Она не стала вступать с плейбоистой моделью ни в какие разговоры. Вообще не сказала ни слова. Надела ошейник на своего спаниеля, пристегнула поводок и ушла.
Вот так. Именно когда не ждешь, судьба может отключить свет, перекрыть кислород, насадить тебя на боль, как на иглу – трепыхайся, мотылек! И ты проснешься наутро, как в ночь из яркого сна. Как в морозильную камеру из жаркого лета. Протянешь руку на соседнюю подушку – боль, под кроватью две пары тапок – боль, в ванной два халата – нож в грудь, забытый мужской свитер на кресле – темнеет в глазах, его любимая красная чашка в раковине – рррычание! – ррразбить и в ведро!!! Пес шарахается из-под ног, склоняет удивленно голову на бок. Тут уже совсем плохо, ведь ему не объяснишь. Не-ет, надо съезжать отсюда. Прочь, куда угодно, хоть к бывшему мужу.
Собиралась на дежурство в клинику, как зомби. Пила кофе или нет? – вроде щелкала выключателем чайника. Долго стояла у двери, шарила вокруг взглядом – все ли взяла? – а что вообще нужно взять? – как доехала? – неизвестно. И никто не видит, что от тебя осталась одна мертвая оболочка.
Вера подошла к окну. Всеми красками горел октябрь, парковые деревья сияли золотом и багрянцем. Клены и каштаны спорили между собой, кто краше на последнем осеннем балу. Вечерние фонари выхватывали из темноты стволы деревьев, словно штрихи теплой пастелью на черном картоне. Позолоченные кроны были совершенны, как подлинные шедевры. Но сияние осени нисколько не радовало женщину, прижавшуюся горячим лбом к прохладному стеклу.

***

Андрей Двинятин в тысячный раз набрал Верин номер. На отвечает. Он раздраженно пнул ногой стул и вышел на балкон. Таким теплым осенним вечером кажется странным скорый приход зимы. Осень, как опытный анестезиолог, старается, чтобы ты не почувствовал приближения холода. Она ласкает тебя ночной прохладой, и тогда хочется упасть в листву, закурить и посмотреть осени в рыжее лицо.
Еще недавно он писал ей на листках в клеточку. Это был особый жанр – утренние записки. Ведь он вставал рано на работу, а она спала, у нее пациенты во вторую смену. Главное – связь. Сразу звони, и сообщи: твоя сплюша проснулась. Сплюшевая. Это была такая игра в новые, смешные и нежные слова. Еще недавно он принимал в клинике своих ушастых и хвостатых пациентов, работал, рядом метались помощники, а он представлял, как она просыпается, сразу идет читать его записку, улыбается, включает телефон и звонит. И ждал, когда кончится этот длинный день и можно будет наконец схватить, обнять, впитать прохладу ее кожи.
А теперь – ничего. Ни записок, ни звонков. По телефону никто не отвечал, а в ее клинике отвечали всякую чушь.
Он выскочил из дому, сел в свой «Пежо» и рванул с места. Сегодня не его дежурство, но сидеть дома просто невыносимо. Ночные улицы пролетали назад, Андрей всё увеличивал скорость, раздраженно сжимая зубы, все остальные ездоки казались черепахами. Его пропускали: опытные водители всегда чуют сумасшедшего лихача и прижимаются правее, от греха. Вот и воздух посвежел, парк рядом. Андрей свернул за ограду и поставил машину возле старого клена.
– Ой, Андрей, – удивилась ветврач Зоя. – Что-то случилось?
– Ничего. Просто заехал, – выдохнул он. – Помощь требуется?
– Нет-нет, всё спокойно.
Андрей присел у столика, вспомнил Пая. Ласковый Верин пес позволял залезть себе куда угодно, если понимал, что процедура нужна для его же блага. Как он сейчас? Андрею снова стало жутко обидно.
– Зоя. Вот скажи мне, почему у вас, женщин, всё так внезапно и непонятно?
– А расскажите, что произошло.
– Вера просто вдруг закончила наши отношения! Неужели, черт побери всё на свете, нельзя было просто прийти и сказать: «Я не люблю тебя!» Нет, нужно поступить самым подлым бабским образом. Никаких объяснений, ни одного слова, ничего!!!
Зоя сочувственно подняла брови домиком покачала головой.
– А если вспомнить тот последний день, когда вы видели Веру последний раз? Может, в нем и кроется разгадка ее внезапного ухода?
Андрей пожал плечами.
– Да что вспоминать. Приходила моя бывшая жена, Жанна.
Он тогда согласился встретиться дома, потому что их дочь Маша обожала играть с Паем, и вообще после развода он ее редко видел. Попили чаю, попрощались, он уснул.
– И Вера наутро не пришла. Я позвонил ей на мобильный. Она услышала мой голос, сказала с непередаваемой интонацией «Прощай Двинятин», у меня аж ухо замерзло – и всё. Остальное ты знаешь. Да она же побывала в квартире рано утром, пока я спал! – вдруг догадался он. – Не разбудила меня, а пришла, тихонько забрала Пая и ушла из дому. А позже, когда мы с тобой принимали четвероногих пациентов, вернулась, собрала свои вещи и поставила точку в наших отношениях. Но, черт побери, почему?!
На обратном пути Андрей не выдержал, проехал мимо Вериной клиники. Окно гипнотария оранжево тлело. Не спит. Она одна и он один. Упрямые дети! Отвернулись друг от друга и решили, что можно расстаться и забыть навсегда. Глупо. Можно вычеркивать номер телефона, но помнить каждую цифру. Можно курить по ночам на разных подоконниках, глядя на одну и ту же луну. Можно мечтать, чтобы кино открутилось назад, чтобы неудачный эпизод переиграли сначала. Глупо, глупо! Взрослые дети придумывают себе жизнь и любовь, говорят разученные слова. И ничего о любви не знают. А мы попали друг в друга, как два солнечных зайца в темную комнату. И теперь что – всё?
Дома Андрей принял душ. Посидел спокойно, по всем правилам дзэн – без каких-либо размышлений и специально поставленных целей. Потом поднялся, отыскал свою записную книжку. Вот номер Оли, Вериной дочери. Она сейчас в недосягаемости для мобильной связи, в России. Но эсэмэску отправить всё равно можно. Получит, когда вернется. Тщательно подбирая слова, отбрасывая все лишнее и торопливое, набрал текст: «Нужна твоя помощь. Вера ушла от меня. Недоразумение. Поговори с ней. Андрей Двинятин».
Может быть, это оно и есть – «хлопок одной ладони», решение неразрешимой задачи?

***

Вера узнала Олин звонкий голосок за стеной. Дочь приехала! Хотела выйти навстречу из комнаты, но не успела – та влетела вихрем. Пай запрыгал вокруг них, залаял радостно.
– Ма, ты как здесь? – Оля обхватила маму за плечи, чмокнула в щеку. – Ты чего?
– Да вот, – чувствуя ком в горле, сказала Вера, – поселилась. На своих квадратных.
От радости и облегчения, от долго сдерживаемой невозможности поделиться с кем-то близким всей тяжестью последних дней Лученко расплакалась. Прямо у Оли на плече. Дочь вздохнула, погладила мать по голове: «Ну-ну, успокойся». Потом и сама прослезилась из женской солидарности.
– Рассказывай, – велела дочь.
И мать рассказала. Всё в лицах изобразила: свой приход тогда утром. Что увидела, что почувствовала. Как пришла Пая забирать, потом за вещами, а больше в квартиру не вернулась. Как пришла сюда, в бывшую жизнь.
– А что Андрей? – спросила Оля. – Так и не поговорили?
– Да о чем тут говорить!
Оля погладила мать по руке, встала, прошлась по комнате и облокотилась о стол. Посмотрела каким-то новым, повзрослевшим взглядом. Совсем выросла юная дочь, женщиной стала.
– Мать, ты меня удивляешь, – сказала Оля. – Такая умная, всех и всё понимаешь, всем помочь можешь, а себе – нет. Нет уж, не перебивай! Вот скажи: ты, как говорится, со свечой стояла? При измене присутствовала? Разве ты не знаешь, что иногда кажется одно, а на самом деле происходит совсем другое?
– Но не в этом случае.
– Откуда такая уверенность? Ты хоть слово дала Андрею сказать? Нет – расстрел без обжалования! Ты, такая поборница справедливости – и вдруг бежишь от выяснения правды. Я тебя не узнаю!
У Веры даже слезы от таких неожиданных речей высохли. А дочь продолжала:
– Помнишь, на тебя написали жалобу? И на поверхностный, на первый взгляд – вроде правильно написали. А по сути несправедливо. Ведь ты в пять минут докажешь, что не виновата в смерти бывшего пациента, вы три года не общались, ну и так далее, все прочие аргументы. Так почему же не дать Андрею эти пять минут? Может, окажется что-то не так и не то? Как с твоей жалобой, а? Лично я не верю, что он мог тебе изменить. Ты же знаешь людей, чувствуешь каждого на три метра вглубь. Если бы он был бабник, ты бы с ним не связалась.
– Люди меняются, – сказала Вера, но задумалась. Олины горячие доводы растопили лунку в толще льда, которым она себя заморозила.

***

К Андрею вернулись спокойствие и упрямство. Он стал подробно анализировать время, перед внезапным разрывом. Вдруг его осенило: те дни отличались внезапным и настойчивым вниманием со стороны Жанны! Сразу после развода она относилась к нему с плохо скрытой неприязнью. И вдруг перестала презрительно шипеть, как дикая кошка, а принялась мурлыкать, пыталась пригласить его на какую-нибудь вечеринку. С чего бы?
«Вспоминай!» – подбадривал он себя. Так. Приехал домой, был уставшим. Вечером заехала Жанна, решать вопрос с летним отпуском дочери. Дал денег. Пили чай. Заснул. Проснулся поздно, даже опоздал на работу. Пока он спал, ничего вроде не происходило. Или всё же? И тут он, словно сквозь густой туман, увидел обнаженный женский силуэт. Сквозь сонное марево Двинятин едва различал женщину в его джинсовой рубахе. Он не столько даже вспомнил, сколько почувствовал.
Холодная ярость поднялась из груди и залила мозг. Убью!
Андрей вылетел из дому и впрыгнул в свой белый, похожий на кроссовок автомобиль. Скрип тормозов, визг шин. Он нетерпеливо утопил кнопку звонка и не отнимал палец до тех пор, пока Жанна не открыла.
– Что за пожар? – недовольно спросила она.
– Пожара еще нет, но ураган сейчас начнется. – Было очень трудно сдерживать свой гнев, но нужно дать ей возможность рассказать всё по-хорошему. – Признавайся! Какую ты затеяла интригу? Что ты сказала Вере?!
– Что за выдумки? Какая еще интрига? –Жанна пятилась вглубь квартиры. – Ничего я не говорила. Сдалась мне твоя Верка!
Это было ошибкой. Нельзя произносить имя любимой пренебрежительно! Спусковой крючок гнева сработал. Словно смерч пошел по квартире. Все мелкие статуэточки, все так любовно собранные безделушечки полетели на пол и были растоптаны. Несколько подарочных хрустальных ваз полетели в стену и разлетелись на мелкие брызги. Хлопки фарфора, трагический звон зеркал и женский визг слились в один протяжный звук. Оглядев разрушения, мужчина спросил деловым голосом солдата, сделавшего свою работу по зачистке деревни от боевиков:
– Тебе по-прежнему нечего мне сказать? – Взгляд его критически скользнул по мебельной стенке.
– Постой!!! Остановись, кретин! Я всё расскажу, идиот несчастный, только прекрати!
Сморкаясь и с ужасом глядя на произведенные разрушения, она подробно рассказала о своем коварном плане. После развода, вдоволь нагулявшись, вдруг поняла, что с Андреем жила как за каменной стеной. А уж какой он отец, и говорить нечего. Машку обожает, и ничуть не опустился, выглядит классно. И она такого мужика спокойно отдаст какой-то другой бабе?! Ни за что! Жанна твердо решила, что вернет Андрея любой ценой.
Дубликат ключей сделала всего за день, приведя на воскресенье дочку к любящему отцу и купив для них билеты в кино. Реланиум выклянчила у знакомой в аптеке безо всякого рецепта, изобразив измученную от бессонницы. Дальнейшее тщательно срежиссировала и исполнила. Напросившись на чаек к Двинятину, подсыпала ему в чашку снотворное, а когда он стал задремывать, ушла и отвезла дочь домой. Вернувшись утром, открыла дверь своим ключом, разделась догола, стянула плавки со спящего и так его раскрыла, чтоб было видно: мужчина уснул после бурной любовной ночи. Набросила на себя джинсовую мужскую рубашку, а на входную дверь навесила цепочку, и стала ждать. А когда докторша увидела подготовленный «сюжет», Жанна поспешила убраться.
Андрей представил, каково было его любимой. Жалость переполняла его. Сейчас он не знал, какие найдет слова, какими аргументами сможет убедить в своей невиновности. Но теперь он заставит ее себя выслушать!

***

В кабинет психотерапевта вошел багровый от возмущения уролог.
– Вера Алексеевна! У меня не пациент, а просто конец света. Выручайте, дружочек, а то как бы не пришлось бригаду санитаров вызывать!
– Да успокойтесь вы, помогу, конечно. Чем же он вас так расстроил? Совсем невменяем? Буянил? Дрался?
– Если бы. Он требует, чтоб я дал ему совершенно дикую справку: что у него никогда не... Пардон. Что у него никогда и ни при каких обстоятельствах не встанет ни на какую женщину, кроме как на его возлюбленную. А? Вы слышали подобное? Как можно такое написать?!
– Да уж, – усмехнулась Лученко. – Но может, безопаснее дать справку?
– Вот-вот, выпишите мне справку! – из-за спины вошедшего выдвинулся Андрей Двинятин. – С подписью и печатью!
Уролог вдруг очутился в коридоре и понял, что его мастерски вытолкнули. Он постоял некоторое время в полной растерянности. Потом подумал: «Мало ли как поведет себя этот невменяемый, а Вера Алексеевна, хоть и специалист, но всё же хрупкая женщина». Тихонечко нажимая на ручку, он заглянул в психотерапевтический кабинет и... остолбенел. Коллега Лученко страстно целовалась с буйным пациентом.
Уролог тихонько прикрыл дверь и, приложив палец к губам, шепотом обратился к сидящей под дверью очереди:
– Тсс! Доктор проводит сеанс психотерапии. Случай запущенный, очень серьезный случай! Придется подождать!