Болезнь писателя
Идя по асфальту скользящей походкой, Шарпов приблизился к дому, позади которого возвышалась черная береза, раскинувшая безлистные ветви. Выглядела она угрюмо и, если честно, тянуло от нее странноватым холодком, который слегка доставал и до Михаила, но он все же старался не обращать внимания на страшное дерево и вошел в подъезд. На третьем этаже поэт остановился у крепкой железной двери и позвонил два раза, а затем еще четыре раза стукнул, как бы желая поторопить жильца квартиры.
В ней жил один очень давний и добрый друг Шарпова, господин Бесцветов, известный писатель, автор многих романов. В его книгах были и смелая игра красок, и герои со сложными характерами, и сотни символов, в которых все уже давно запутались. Бесцветов всегда был человеком трудолюбивым и улыбчивым, с очень маленькими глазками, подмечающими каждую деталь природы. И внешне выглядел прекрасно: крепкое тело, прямая осанка. На лице — полуулыбка-полунасмешка.
Дверь наконец-таки открылась, Шарпов шагнул вовнутрь, но, увидев стоящего перед ним человека, сразу подумал, что ошибся квартирой. Стоял перед ним не его лучший друг Бесцветов, а какой-то худенький мужичок со впалыми глазами, горбящийся и трясущийся, но не от холода — в квартире было жарко, — а от собственной слабости. И лишь одна маленькая деталь выдала во всем его образе Бесцветова — небольшая горбинка на носу.
— Евгений, друг, ты ли это?
— Да, Миша. Да. Это я. Не узнал меня?
— Да как тут тебя узнать, мой добрый друг? Мы с тобой уж сколько не виделись, месяца два или три? Что с тобой стало?
— Не знаю, если честно, — коротко ответил Бесцветов.
Не поднимая больше глаз на лицо приятеля, хозяин квартиры прошел медленными шагами до зала, где опустился на диван и, скрестив руки на груди, уставился в белый потолок, покрытый желтыми пятнами, как и вся одежда писателя. Шарпов не понимал, что могло пройти с его товарищем такого, чтобы он за столь короткий срок — всего лишь пару месяцев! — из симпатичного молодого человека превратился в старика, у которого даже ноги при ходьбе подгибаются, словно еще чуть-чуть, и он свалится на землю от усталости.
Михаил опустился на кресло напротив дивана и, сложа нога на ногу, стал разглядывать комнату в поисках ответа. Внимание его тут же привлекли разорванные бумажки, разбросанные на столе возле кресла. Взяв одну из них, Шарпов прочел: «Не могу! Болею! Ну попросту… (далее текст отсутствовал)».
— Что-то давно я не видел твоих рассказов в журнале. Ты ушел в другое местечко? — решился-таки нарушить тишину Шарпов.
— Нет. Ничего не пишу вот уже шестьдесят восемь дней. Не знаю, что со мной случилось.
— Женя, Женя! Ну, конечно, ты не знаешь, что с тобой случилось! Ты хотя бы в зеркало смотрел на себя? Да ты весь бледный, как смерть. У тебя, случаем, температуры нет?
— Нет. Только насморк и… и… — Бесцветов успел прикрыть рот ладонью и громко чихнул.
— Ну вот же! Простуда! — воскликнул Шарпов, нашедший наконец ответ на загадку. — Так, лежи дома, никуда не выходи, а я пока что схожу в аптеку и куплю что-нибудь от насморка и противовирусное, чтобы болезнь твоя не прогрессировала. А ты пока что займи себя чем-то.
— Чем же? — вяло спросил Бесцветов.
— Да хоть рассказ какой-нибудь коротенький напиши, отвлекись! — И Шарпов вышел из квартиры, запер дверь и побежал в больницу.
По пути поэту попадались многие знакомые, и каждому он отвечал так: «Прошу прощения, очень тороплюсь! У господина Бесцветова простуда. Срочно бегу в аптеку за лекарствами! »
А тем временем писатель пытался последовать совету друга. Он взялся за ручку, вывел пару кривых слов, потом еще что-то, но на этом его полет фантазии закончился. Идей не было. Он порвал лист и взял другой, а затем еще один, и еще один, и еще… Когда Шарпов вернулся, на полу валялось порядка сорока таких листов с парочкой слов. Ничего толкового Бесцветову написать не удалось.
Началась первая неделя принятия лекарств, но, как ни старался Шарпов, болезнь друга не приходила, а придя однажды к нему с новой партией противовирусного, услышал гром на кухне. Так звучал страшный кашель, поразивший Бесцветова. Лекарства никак не изменили его состояния, но кажется, даже сделали его фигуру чуть более серее и слабее.
— Какой страшный кашель, Евгений! Да у тебя, верно быть, бронхит!
—Бронхит? Нет, нет, легкие у меня не болят. Просто я наливал чай и думал над сюжетом к какому-нибудь рассказу.
— И что же? Придумал?
— Нет, — слабо ответил Бесцветов. — Никаких идей.
В тот же день вызвали врача, но он не решился поставить точный диагноз, а посоветовал пройти обследование и до прибытия результатов продолжать пить лекарства. Попрощавшись с другом, Шарпов поспешил к себе, в кафе, а Бесцветов всю ночь пытался выдавить из своих мыслей на лист хоть что-то напоминающее внешне рассказ, но единственное слово, которое он написал, было — «Болезнь».
Анализы обследования шли очень долго, пока же Шарпов продолжал заниматься лечением друга и читать ему свои новые стихи.
— Как тебе рифма? Звучит же? Ну, скажи, что звучит! — радовался Михаил после прочтения очередного «творения мыслей», готовящегося быть опубликованным уже в следующем месяце.
— Звучит, звучит, — выговорил Бесцветов в который раз, медленно шевеля губами.
Писатель уже несколько дней лежал на кровати, отказываясь подняться и выйти на улицу даже для короткой прогулки. Ел и пил он тоже мало и в конце концов очень сильно похудел, что уже стали видны острые ребра, а глаза впали так глубоко, что, глядя в них, казалось, будто смотришь в пустоту.
— Ты сегодня какой-то уж больно невеселый. Давай, может, я тебе помогу сочинить что-нибудь? — предложил Шарпов, доставая последний нетронутый лист.
— Нет, не смей! Я сам! — прошипел Бесцветов, но так и остался лежать на кровати, дожидаясь, когда друг даст ему лист и ручку.
Когда эти два некогда сокровенных предмета в очередной раз оказались в руках писателя, он вновь начал долго размышлять, о чем бы таком написать, а Шарпов наблюдал за ним, затаив дыхание. И вот рука Бесцветова вывела слово «болезнь», а за ним слова «писателя» и… И вот он остановился. И вот он опять не может ничего придумать. В голове темно. В груди что-то рвется.
Сильный кашель вырвался из Бесцветова, режущий изнутри, и оставил после себя алые пятна на белом листе, скрыв все слова.
С минуту длилось молчание, но его вновь прервал Шарпов, сильно напуганный:
— Женя, кровь! Да у тебя же…
И вновь приезд доктора, вновь лекарства, которые не помогают, вновь никаких идей в голове. Но в один из дней Шарпов не пришел навестить друга, заснув после двух бессонных ночей в любимом кафе, а когда на утро следующего дня зашел к Бесцветову, то нашел его серого и бездыханного. Он лежал на диване, на животе, спрятав лицо под подушкой.
А за окном тихо покачивалась голая черная береза.
Свидетельство о публикации №223112001495
Александра Лукъянова 29.12.2023 19:27 Заявить о нарушении