Ф. Павленков и М. Горький. ЖЗЛ

Говоря о литературной сфере, например, о шедеврах, обычно рассматривают какие-то единичные явления, например, художественные произведения или творчество отдельных писателей. Удивительным образом мимо внимания проходит тот факт, что литература или искусство -- это целый лабиринт из улиц, домов, парков и пустырей, то есть состоит из самых разнородных и непредсказуемых элементов.

Допустим, литературный жанр, биография, к примеру. Это такой же феномен культуры, как художественное произведение, написанное в этом жанре. Культурным достоянием являются не только отдельные образцы жанра: "Confessions" Августина, "Походки одинокого прогульщика" Ж.-Ж. Руссо, "Детство. В людях. Мои университеты" М. Горького, но и сам жанр, позволяющий более или менее образованным людям, даже не шибко умным и наблюдательным, заключать плавающие наподобие дерьма в воде обрывки виденных ими фактов и пережитых мыслей в нечто членораздельное.

Но и многие произведения, скомканные в одну кучу, объединенные общим идеей или единством подхода, тоже представляют собой культурный феномен. Один из таких феноменов -- книжная серия, совокупная ценность которой зачастую намного превосходит единичную ценность составляющих ее элементов.

Серия "Жизнь замечательных людей" основана в 1890 г Федором Павленковым и стала одним из замечательнейших явлений русской культуры. С началом Первой мировой войны ее издание как-то незаметно прекратилось. Однако в 1932 А. М. Горький, приложив недюжинные усилия, сумел добиться у тогдашнего руководства продолжения издания этой серии. Но кроме того, он поднял ее на более высокий культурный уровень.

ПРИНЦИПЫ ПУБЛИКАЦИИ МАТЕРИАЛОВ

Как и в павленковской серии основой биографий были компиляции с разных источников. Но если из-за недостатка средств Павленков привлекал к написанию книг просто образованных людей, то Горькому удалось привлечь к делу крупных ученых и специалистов. Соответственно, и требования к качеству поставляемого материала резко повысились.

Павленковские биографии буквально соответствовали горьковскому названию -- "Жизнь замечательных людей". Горьковскую же серию можно было бы определить как "Жизнь и деятельность замечательных людей", если под жизнью понимать факты биографии, а под деятельностью достижения человека в той или иной сфере деятельности.

Для политика, полководца, революционера, организатора производства понятия "жизнь и деятельность" почти что неразличимо сливаются в одно. Иное дело для ученого, писателя, философа. Жизнь этих людей редко подвержена бурям. Она вся на виду, однообразна. И в общем-то говорить о ней часто нечего, если только писатели и философы не вляпались в какие-нибудь житейские коллизии или общественные передряги. Но хотя эти коллизии и передряги часто очень существенны для понимания их облика, все же главным для людей этого сорта остается то, что скрыто за кадром: их творческая биография.

Горькому удалось акцентировать внимание авторов на проблемах художественного, научного, философского творчества. Алексей Максимович был здесь очень требовательным и строгим редактором, и халтуру не пропускал. Он даже завернул рукопись М. Булгакова о Мольере под предлогом, "немарксистского подхода" и "излишнего выпячивания личного отношения к предмету", а по сути за то, что биография написана очень слабо.

В частности, излишнее выпячивание личного отношения к предмету означало то, что Булгаков, даже излагая вполне достоверный материал, облекал его в диалоги и монологи, то есть в художественную форму, что свойственно художественной прозе. От этого книга выигрывает в живости и увлекательности, но резко теряет в достоверности. Получается так, будто Булгаков подслушал разговоры Мольера и знал, о чем думал французский драматург.

Этот принцип: опираться на факты и только на факты -- издателям серии удалось сохранить за все время ее советского существования. Хотя не обошлось без издержек. Особенно, когда из-за недостатка материалов, автор не столько приводил и интерпретировал факты, сколько полагались на свою писательскую или научную фантазию.

Это характерно для буквально всех биографий античных деятелей науки и культуры. Если физиономии политических деятелей и полководцев античности благодаря многочисленным историками как древности, так и современности все-таки снабжены достоверным материалом, то о Вергилии, Софокле, Платоне остались скудные сведения в основном анекдотического характера. И авторы ЖЗЛ не нашли ничего лучшего, как вместо биографий или пересказывать их произведения (Гончарова) или давать художественный анализ этих произведений (Ярхо), что по существу такой же пересказ, только в литературоведческих категориях.

"Марксистский подход", как его понимал Горький, сам марксист и социалист скорее сердца, чем рассудка, состоял в том, чтобы авторы биографий не замыкали своих героев в частной жизни, а показывали ее на широком историческом фоне. То есть биография должна с одной стороны быть историей, прослеженной на примере одной конкретной человеческой судьбы, а с другой судьба одного конкретного человека должна подниматься над частностями частной жизни до исторического значения.

Булгаковская книга при всех ее достоинствах этому критерию также не соответствует. Ни историей человечества, ни конкретной эпохой там и не пахнет, отчего биография Мольера производит впечатление легковесного и скоропортящегося продукта.

Позднее, когда в серию вошли переводы иностранных авторов -- Моруа, Труайя, Олдингтона, Хьюза и мн других, -- можно было убедиться насколько легковесно и однобоко эти авторы рассматривают своих подопечных, и насколько в лучшую сторону отличаются книги авторов советских. Например, Моруа в биографии Дизраэли, одним из тех, кто на протяжении десятилетий вершил судьбами Европы и мира, так что его биография вообще, будь она написана должным образом, могла бы быть пособием по мировой истории, вообще "сумел" обойтись без политики. Только вот глубине труда такое умение вышло боком. В изложении биографии Байрона, этого замечательного лирического поэта, тот же Моруа пошел на поводу у массового читателя и подробно живописал его светскую жизнь и любовные похождения. А вот до поэзии руки у него не дошли.

Такого же принципа стали придерживаться составители серии в российские времена, отчего она превратилась в низкопробное собрание анекдотов.

ДОСТИЖЕНИЯ СЕРИИ

Главным достижением серии можно считать то, что она стала рассказом не только о жизни великих людей, но и об их деятельности. Авторам более или менее удалось ввести читателей в творческую лабораторию писателей, художников, философов. Хуже обстояло дело с учеными.

Но здесь не столько вина авторов, сколько их беда. Если советское искусствоведение худо-бедно изучало творчество деятелей культуры, что послужило методологической основой биографий, то загнанная в специализированные рамки наука просто изгнала из своей среды людей с широким кругозором и эрудицией, без чего научную составляющую творчества понять невозможно.

Чтобы оценить значение ученого, нужно оглянуться по сторонам и увидеть, каким образом достижения в отдельной области двинули знание хотя бы в смежных областях, не говоря уже о мировоззренческой составляющей. Уткнувшемуся в свою узкую область специалисту это не под силу. Кроме того, чтобы описать науку без дураков, и все же доступно, нужно схватить магистральные научные идеи, освободиться от частностей. Если бы современные ученые это смогли сделать, для них наука для самих стала бы настоящим откровением.

Впрочем, в книгах серии очень хорошо освещена организационная и общественная составляющая науки, что также имеет немаловажное значение. Есть и отдельные попытки описать научные сферы. Замечательно писала о биологах Корсунская, интересны работы Данина о Резерфорде и Нильсе Бора. Краткий, но вразумительный обзор открытия Менделя дал Володин. Хорошо описал опыты Паскаля по обнаружению пустоты Тарасов, а вот с математической составляющей его наследства он явно не совладал. И тем не менее биографии большинства ученых -- Ньютона, Декарта, Лапласа, Коперника, Галилея -- написаны так, что непонятно, за что им ставит памятники человечество.

В оправдание нашим авторам можно лишь сказать, что на Западе дела с освещением научного творчества обстоят не лучше.

Серия эта была чисто компилятивной. То есть авторы брали известные источники и склеивали, иногда топорно и грубо, но чаще квалифицированно и умело, их в нечто целое. Благодаря этому книги данной серии (как и таких серий как "Жизнь в науке", "Жизнь в искусства", "Научно-биографическая серия" и др.) сами могут рассматриваться как научные источники.

Россия и до революции, и все годы Советской власти, а теперь благодаря (вот уж подарок так подарок!) авторскому праву и в демократическую эпоху была и остается китайской стеной отгороженной от мировой цивилизации. Серия ЖЗЛ в таких условиях служила и в лице изданных при советской власти книг долго еще будет служить если не окном, то форточкой, открытой в Европу (а через Европу и на Восток, и даже к себе в Россию), в то время как через окно к нам наносит с Запада только всякую дрянь и непотребства.

ДРУГИЕ МИНИАЮТЮРЫ О ГУМАНИТАРНЫХ ЗНАНИЯХ
http://proza.ru/2023/11/20/215