N

I

Воздух здесь насквозь пропитан ароматами маринованной утки с прованскими травами, горчичного масла напополам смешанного с медом, пряного хлеба с чесноком и жареного сладкого миндаля в карамели. Пахнут льняные скатерти на дубовых столах, кремовые занавески на вытянутых окнах, картины в тяжелых рамах на беленых стенах. И даже прозрачные руки метрдотеля, кажется, пахнут ароматами высокой кухни. Он протягивает гостю книжку в винном сафьяне с уголками из бронзы, сладко улыбается, мурлычет, словно сытый кот:

- Меню, пожа-алуйста. Вы будете один?
- Нет, я жду жену. Принесите стакан воды. Она наверняка захочет пить. На улице так душно в это время года, - говорит гость мимо метрдотеля, не желая, чтобы ему отвечали. Но тот не замечает его настроения и тут же подхватывает:
- Ах, очень душно, невыносимо душно. Я принесу два стакана воды. Для Вас и Вашей жены. Когда ее ожидать?

Гость молчит. Только его покатые плечи, одетые в тонкий серый свитер, приподнимаются и опускаются с каждым его тяжелым вдохом и выдохом, будто хотят что-то сказать, но бессильны перед человеком в форме. Тот продолжает:

- Не буду Вам мешать. Как будете готовы сделать заказ, просто кивните, и я тут как тут. Приятного отдыха. - Мягкой бесшумной походкой он пятится ко входу, по пути раскланиваясь посетителям и продолжая мурлыкать заученную песню.

“Липкий тип, - думает гость, поправляя ворот свитера чуть дрожащими пальцами. - Холодная учтивость, смешанная с излишней манерностью. Энн не понравится. Она не любит ханжества. Не надо ходить в этот ресторан. Где же Энн?” - Он снова поправляет ворот. Всматривается в окно.

Но в окне отражается только его собственное лицо. Квадратное, с большим носом, большими грустными глазами и большими ушами, торчащими чуть в стороны. Заметно тронутые сединою редкие волосы обрамляют изрезанное морщинами лицо, а густая окладистая борода и круглые очки в титановой оправе придают ему глубоко образованный вид.

- Профессор Кутберт! Добрый вечер! - молодой человек с обаятельной улыбкой возникает будто из ниоткуда и, не дожидаясь ответа, протягивает профессору широкую ладонь. - Как я рад Вас видеть! Не думал, что встречу Вас здесь. Ох, простите, Вы ждете супругу ну конечно, простите, что врываюсь. Я только поздороваться и спросить, как Ваши дела, как самочувствие. - Он уходит, оставив профессора Кутберта наедине со своими мыслями.

“Хороший юноша. Так странно встретить его здесь спустя столько лет. Но зачем он приходил? Что ему было нужно? Он сказал, что интересуется моим здоровьем. А что не так с моим здоровьем? У меня все хорошо. Только надо дождаться Энн. Она вечно опаздывает. Женщины! У Гилберта в лавке поступление модных часов. Надо купить Энн такие: тоненькие, со стрелочками. Чтобы она никогда их не снимала и всегда приходила вовремя. Где же Энн? - профессор снова и снова всматривается в окно, за которым все темнее и темнее, и он все отчетливее видит свое лицо с лихорадочным блеском в серых глазах. - А! Вот и она!”

Профессор Кутберт энергично кивает, и метрдотель кошачьей походкой подплывает к нему через мгновение.

- Я Вас слушаю. Что желаете? - его мягкий мурлыкающий голос начинает раздражать профессора, но ради Энн он берет себя в руки и отвечает как можно ровнее:
- Мы готовы сделать заказ, - профессор смотрит в пустоту и добавляет. - Для меня запеченную баранью голень с фасолью, а для жены - утиную грудку с томленой грушей. Бутылочку бургундского Пино Нуар. И принесите зелень и молодой сыр.
- Прекрасный выбор! Вам подать сейчас или дождетесь жену?

Профессор Кутберт взирает на человека в форме с уже нескрываемой неприязнью. “Ну что за идиот? Понаберут черт знает кого! Спокойно, Кут, не кипятись. Энн это не нравится. Она не любит, когда ссорятся. Просто ответь этому идиоту на его языке”. Но вместо этого взрывается:

- Уважаемый! Разве вы не видите, что нас двое! И ужинать мы будем вместе! Просто принесите нам блюда, да побыстрее! - под его широким кулаком стол немного качается, колеблется и возвращается в первоначальное положение.

Метрдотель непроизвольно пятится назад, таращит глаза и, слегка заикаясь от волнения, произносит:

- Д-да, конечно. Как скажете. Принесем все вместе и к-как можно скорее. - Бросает испуганный взгляд сначала на профессора, потом на место напротив него и спешно уходит, на этот раз по-человечески, ко входу вперед лицом.

Вечером того же дня профессор Кутберт у себя дома готовит теплую ванну с розовым маслом для жены. “Энн нравится этот аромат. Мне тоже нравится. Он успокаивает. Расслабляет. - Несколько капель масла расходятся неровными кругами по взволнованной воде. Нежный аромат розы наполняет комнату, овевает сладким дыханием, задерживается в носу и проникает в голову. От чего становится так уютно, так дремотно, что профессор невольно прикрывает глаза. Флакончик падает из его рук. Профессор нервно вздрагивает. - Надо бы и мне принять такую ванну. Я чувствую себя нехорошо. Хочется спать. Мне нужен отдых. И мне нужна Энн. Да, мне очень нужна Энн. Я должен приготовить для нее ванну”.

II

Когда первые лучи солнца приветливо касаются кухонного стола, на нем уже кипит жизнь: ото сна пробуждаются высокие чашечки с птицами, украшенные голубой каймой; дымится нарядный кофейник, к которому одним боком прислонилась граненая сахарница, другим - уютный сливочник; звенит китайский поднос с горкой из ванильных сухарей. Профессор Кутберт встречает день по обыкновению рано, чтобы приготовить завтрак для жены. В окно стучится одинокая ветка, просится в дом. Профессор открывает окно, впускает ее, а вместе с ней и утренний воздух. Густой и пьянящий. Берет со столика поющий кофейник и замирает на мгновение, слегка покачиваясь на длинных ногах. Его губы трогает быстрая улыбка:  “А не отправиться ли нам с Энн в путешествие? Давненько мы никуда не выбирались. Да-да, сразу после завтрака закажу два билета и уедем сегодня же! Это будет хорошим подарком для Энн”. Профессор разливает кофе по чашкам, добавляет в каждую по одному кусочку сахара и густые сливки. Тщательно размешивает ложкой и выходит из кухни.

III

- Летим с женой в путешествие отмечать ее день рождения. - На лице профессора Кутберта играет румянец, он слегка пританцовывает от нетерпения.
- Мои поздравления. Ваша жена летит другим рейсом?
- Нет, мы вдвоем. Посмотрите: Энн Кутберт. Два места рядом, одно у окошка. Энн любит смотреть, как под ней проносятся облака.
- Простите, но я не вижу имя Вашей жены в списке пассажиров. Оба билета зарегистрированы на Вас.

Девушка за стойкой регистрации с сочувствием смотрит на профессора, у которого от волнения сильно дрожат квадратные ноздри, а кадык нервно дергается под тонкой пергаментной кожей.

- Это невозможно! Посмотрите еще раз. Она должна там быть. Определенно должна! - Профессор оттягивает ворот свитера, словно задыхается. - Должна быть, - повторяет уже слабым голосом, а потом хватает паспорт и, резко развернувшись на каблуках тяжелых ботинок, уходит поспешно прочь. Но не успевает сделать и нескольких шагов, как слышит:

- Профессор Кутберт! Снова вы! Какое совпадение! - молодой человек широко улыбается, размашисто почесывая квадратный подбородок. - Что-то вы неважно выглядите. Вам нездоровиться? - Улыбка покидает его губы, и он суетливо поправляет ворот вязаного свитера. - Вам бы показаться врачу, профессор.

IV

В машине играла легкая приятная музыка. Такая же легкая и приятная, как улыбка Энн. За окнами проносились цветные пейзажи луговых полей и придорожных кафе. Энн много болтала и шутила. Я слушал ее и кивал. Пустынная дорога несла нас все дальше и глубже. Летняя новенькая резина пела, будто старая виниловая пластинка. На ровной глади машина плавно раскачивалась, словно огромные старые кедры на ветру. Я раскачивался вместе с ней... Мощным ударом Али отправил мяч как можно дальше. Голова откинулась назад. Потом все стихло... Сквозь пелену сознания я услышал остатки сирены, увидел в воздухе носилки с наглухо застегнутым мешком.

- Как вы себя чувствуете? - Острый луч света больно резанул по глазам, вонзился в виски и затих где-то в затылке.
- Энн! Где моя жена? - голос доносился как будто издалека, таким незнакомым он мне показался. В груди жгло, и было ощущение, что под ребра мне воткнули раскаленный лом и вкручивали все глубже и глубже. Я хотел было приподняться, но сильные руки удержали меня.
- Мне очень жаль. - Свет погас, и снова все стихло.

V

С озера поднимается легкий туман, движется в сторону небольшого крепкого дома и растворяется, едва взойдя на невысокое крыльцо. На углу дома два раскидистых кедра отбрасывают мягкие тени раннего утра на красную черепицу крыши. В молчаливом саду подрагивают розы. Дом просыпается.

Профессор Кутберт сидит за кухонным столом, подпирая голову рукой и глядя прямо перед собой. Чашка с остывшим кофе. Нетронутые сливки. “Энн любила кофе со сливками”. Лучи солнца касаются его рук с длинными узловатыми пальцами, пытаются согреть несмелым теплом. Как прежде просится в дом одинокая ветка. Еще один день. Уже без Энн.