Болезнь - рассказ

«Господи! не в ярости Твоей обличай меня и не во гневе Твоем наказывай меня, ибо стрелы Твои вонзились в меня, и рука Твоя тяготеет на мне.»
(Псалом 37:2-3)

«Нет, показалось... Точно показалось...» - убеждал себя Герман, упирая язык в нёбо. «Нет, нет, всё обошлось, не болит». Он налил в стакан воды и сделал специально ещё несколько глотков, чтобы увериться в том, что здоров. Гортань слегка заныла. «Нет, не может быть. Конечно, кажется. Я не болен...» - снова попытался убедить себя Герман.
Он выбросил пластиковый стаканчик в урну и энергично двинулся к своему рабочему столу. Его провожали внимательные взгляды коллег.
Много лет Герман работал с этими людьми бок о бок, и каждый раз, когда кто-нибудь из них, оторвавшись от своих дел, поднимал на него свой взгляд, Герман не мог с точностью угадать, что замышляет этот человек. То ли, устав от дел, он просто рассматривает его пиджак или смотрит на то, насколько безупречно завязан на Германе галстук, то ли, пытается подсмотреть, чем занят сейчас Герман, а может быть, думая о чём-то своём, он уже не замечает ни Германа, ни прочих, ни даже самих стен душного офиса. К сожалению, в мысли тех, кто часами изо дня в день находился с ним рядом, Герман заглянуть не мог. А жаль. Сколько бы тайн он узнал, сколько бы собственных потерь смог бы предотвратить. Можно было быть уверенным только в том, что от взглядов коллег ничего нельзя утаить. Они, пристальные, внимательные, хорошо узнавшие за время работы привычки друг друга, сразу чувствовали, когда что-то было не так.
Герман, бодрой уверенной походкой прошёл к собственному месту и опустился в кресло.
Уже через час он понял, что всё-таки заболел. Горло теперь не просто отзывалось лёгким почёсыванием при каждом глотке, оно горело.
Показывать того, что болен, нельзя. Ни здесь, в офисе, нигде в другом месте никто не должен догадаться о том, что Герману становится всё хуже и хуже.
На работе, ты должен работать. Это закон. Ты обязан быть активным, эффективным, иначе всё, конец, тебя уничтожат, «съедят», выкинут из этой общей «лодки» под названием рабочий коллектив, лишат права быть членом единой успешной команды. Герман, как и все прочие, обязан зарабатывать деньги, чтобы потом их потратить. Зарабатывать и тратить - вот цель жизни каждого современного человека. Ты должен производить, продавать и потреблять. Три «П» - принцип современного общества. Больше доходов, больше желаний. Ты вечно занят, всегда при деле. Ты должен развиваться, неустанно работать, учиться, учить, снова работать и зарабатывать. А если ты болен, ты уже не можешь быть активным. Во время болезни в чём твой интерес? Ты лежишь в постели бездействуя, а кто будет работать? Поэтому, нельзя показывать собственную усталость, свою боль, иначе конец. Современное общество не прощает безделья, пусть даже короткого. Ты всегда должен нуждаться в деньгах, и ты всегда должен находиться в труде, чтобы их заработать.
Герман выпрямился и со всем рвением принялся за работу. Ещё через час его прямая осанка покосилась, появилась резь в глазах. Несмотря на это, Герман продолжал вглядываться в мелкие строки электронных таблиц. Он ничем не должен был выдать перед коллегами своё недомогание, но в том, что он заболел, сомневаться уже не приходилось.

«Нет целого места в плоти моей от гнева Твоего; нет мира в костях моих от грехов моих» (Псалом 37:4)

Как и где подхватил он болезнь, оставалось загадкой.
«Почему именно Я?..», - думал Герман, оглядывая коллег. Те бодрые, активные трудились с таким рвением, что их большой офис напоминал сейчас Герману огромный улей. Работа кипела, и Герман обязан был соответствовать общему настрою, он не мог отставать от коллег.
Тело начало предательски ныть. Боль в горле нарастала.
«Как же так? Ну почему так не вовремя? И именно со мной...» - проносилось в голове.
Нужны лекарства, нужно купить хоть какие-нибудь лекарства, но нет, нельзя. Уйти из офиса в разгар рабочего дня - немыслимое безрассудство. Заказать доставку лекарств в офис - ещё большее безумство. Все догадаются о том, что он болен. Здесь всё на виду, стоит зайти хоть на один медицинский сайт, об этом узнают. Здесь все друг за другом следят. Нет, никаких лекарств. Можно выпить горячий чай, один раз, один стакан и только ближе к обеду, и всё.
А горло болит.
«Откуда взялась эта напасть...» - думалось Герману. - «Не помыл руки? Оказался где-то рядом с больным? Но где? Как? Старался же, берёгся... И что теперь?..»
Стало ломить кости, но Герман, не подавая виду, отправился на совещание. Там он, кажется, ничем не выдал себя, он пытался быть внимательным, задавал нужные, правильные вопросы, а между тем его нос предательски перестал дышать. Герман вовремя догадался чуть приоткрыть для дыхания рот и сделал это так вовремя, что говоривший в это время начальник даже одобрительно кивнул, приписав новое выражение лица Германа увлекательности собственной речи. Всё складывалось пока удачно.
Герман вернулся на рабочее место, чувствуя себя совершенно разбитым. Он, наконец, налил себе горячий чай. Каждый его глоток приносил долгожданное и такое кратковременное облегчение. Всё тело ломило. Сейчас Герман, если бы было возможно, больше всего на свете хотел лечь и придаться блаженному забытью. Но надо было работать. Он обязан быть активным и результативным, он это понимал.

«Ибо беззакония мои превысили голову мою, как тяжелое бремя отяготели на мне» (Псалом 37:5)

«Как много дел, ужасно много», - думалось Герману.
Как, когда он успел нахватать столько поручений? Чем он думал? Как теперь всё это выполнить?
11.30 - сделать два звонка, 11.35 - сдать отчёт, 11.40 - закончить сводную таблицу. Между этим отслеживание графиков, зональное планирование. Как всё успеть?
Силы уходят, горло болит всё сильнее.
«Держись, только держись, не сорвись» - повторяет про себя Герман и работает, работает, работает.
«Ты должен дотянуть до вечера, обходись как-то без лекарств», - говорит он сам себе. - «Никто не должен догадаться, что ты болен. Помаши, как ни в чём не бывало, рукой вот той коллеге, передай соседу папку с файлами. И улыбайся, всегда улыбайся».
Герману очень хочется и себя самого убедить в том, что он здоров. Его тело предаёт его, и с каждой минутой он всё явственней чувствует боль.
А что после работы? Сегодня вечером - посещение с женой дорого салона, завтра вечером - игра в боулинг с друзьями. Хватит ли на это сил? Должно хватить, надо всё успеть. После работы незаметно купить лекарства и вперёд. Сегодня лечь в постель получится не раньше двенадцати ночи, а до этого времени он не имеет права показывать свою боль. Он не для того старался, учился, получал дипломы, проходил собеседования, чтобы вот так, из-за какой-то простуды потерять всё.

«Смердят, гноятся раны мои от безумия моего.» (Псалом 37:6)

Болеть нельзя. Каждый день болезни отнимает деньги и благосклонность руководства, а у Германа кредит на машину, ипотека на квартиру. Кто за это будет платить?
Тело... «Почему человеческое тело так несовершенно?» - размышляет Герман. - «Кто создал его таким? Какие-то микроорганизмы, бактерии, вирусы, невидимые глазу, так сильны. Отчего они способны причинять такую боль? Это состояние... Оно затмевает разум, парализует его работу».
Герман не в силах думать ни о чём, кроме того, как превозмочь разгорающийся в его теле жар.
Он обязан быть продуктивным.
Чтобы скрыть своё состояние Герман пытается двигаться как можно энергичней, его должны видеть сегодня во всех частях офиса, только так можно утаить свою болезнь - видимостью деятельности. Кто активен, тот, здоров. Но как же тяжело это даётся...
Герман пытается придать своей походке резвость, а тело его ломит, он старается уверенно говорить, а горло жжёт огнём.
Садиться нельзя, Герман уже это понял, его тут же начинает клонить в сон.
И он движется, движется, движется... Пытаясь бесконечной деятельностью побороть болезнь. Таков закон: кто работает неэффективно - тот коллективу не нужен.
А тело ломит и ломит, и нет возможности незаметно купить лекарство...
«Это безумство», - думается Герману. Остановиться бы, уехать домой, лечь в постель, но вместо этого он делает прямо противоположное - как можно больше суетиться, лишая себя последних сил.

 «Я согбен и совсем поник, весь день, сетуя, хожу, ибо чресла мои полны воспалениями, и нет целого места в плоти моей.» (Псалом 37:7-8)

К середине дня у Германа такое ощущение, что в его теле нет ни одного здорового места. Каждый орган, каждая клеточка болит. Герман уж не понимает, где настоящая боль, где лишь её отголосок, где заболевший орган, а где те, что остаются ещё здоровыми. Ему чудится, что поражено всё.
- Что-то ты плохо выглядишь, - заметила секретарь шефа, строго и внимательно посмотрев на Германа, когда тот пришёл передать необходимый начальнику документ.
Герман лишь поспешил улыбнуться, дав показать, что принял эти слова за шутку.
«Плохо выглядишь...» Если бы кто-нибудь знал, каково ему сейчас. Проклятое состояние, проклятая болезнь. Откуда она свалилась?.. Ведь ещё утром всё было хорошо, ничто не предвещало беды.
Позвоночник отказывается держать ровно осанку, поэтому Герману приходится всё чаще опираться на спинку стула, чтобы не выдать себя.
Да будь проклята такая жизнь, в которой существует болезнь.
Покой, где найти его?
«Только бы дотянуть до конца дня, только бы ничем себя не выдать...» - долбит голову одна и та же мысль, вытесняя собою все прочие. - «Вот тот, длинный, что сидит через два стола, посмотрел как-то странно. Надо выпрямиться, сделать непринуждённый жест рукой или, может, лучше посмотреть в монитор, изобразить задумчивый вид... Нет, лучше начать деловито перебирать бумаги».

«Я изнемог и сокрушен чрезмерно; кричу от терзания сердца моего.» (Псалом 37:9)

Конец дня! Каким бы счастьем был он, если можно было бы уйти домой. Но в офисе так не принято, надо задерживаться после работы. Таково требование нового времени - ты должен показать всем, что для зарабатывания денег готов использовать своё личное время. Твой рабочий план составляется таким образом, чтобы в отведённые рабочие часы тебе было бы всего не успеть.
Работа кипит и Герману ещё полтора часа приходится разгребать навалившиеся к вечеру дела. Им нет конца... Их невозможно сделать все в один день, они не вмещаются своими объёмами в отведённые дня них временные рамки, а тут ещё и болезнь. Работоспособность нулевая. Благо, через какое-то время офис начнёт пустеть. Наконец, и Герману удаётся, не вызвав подозрений, покинуть рабочее место.
Спуск вниз, улица, парковка. Открыть автомобиль, сделать прощальный жест отъезжающему с соседнего парковочного места коллеге. Сесть, пристегнуть ремень, взяться за руль, и только тогда дать волю крику. Но у Германа уже нет сил даже открыть рот и зареветь звучно, во весь голос. Он может только беззвучно, про себя стонать. Ныть от боли, от изнеможения, от бессилия.
Ему предстоит полтора часа путешествия по пробкам, по дорогам, наполненным таким же, как он, измученными дневными заботами людьми. Вот она - участь современного человека. Заработать - потратить, вечный жизненный цикл.
Сегодня на то, чтобы тратить заработанное, сил у Германа уже нет.

«Господи! перед Тобою все желания мои, и воздыхание мое не сокрыто от Тебя.» (Псалом 37:10)

Громадные торговые центры, зазывающие яркими вывесками магазины, пусть это сегодня останется в стороне. У Германа сейчас только одно желание - добраться домой и лечь в постель.
Почему его дом так далеко от работы?! Почему нельзя было бы купить квартиру где-нибудь ближе, пусть меньше, но рядом с работой. Зачем надо было забираться в модный дорогой район? Потому что это престижно? Потому что этим завоёвывается уважение друзей и зависть коллег? Кому в голову пришла эта блажь, что жить в экологически чистом районе за городом удобно?
Герман едет, с завистью рассматривая вышедшие из моды кварталы. Когда-то и они были престижны, а теперь? Квартиры в них считаются маленькими, не удобными и старыми. А как было бы здорово жить ближе к месту работы! Больше часа экономии времени в день. Для современного человека - это слишком много! Настоящее сокровище, немыслимая роскошь! Время, его всегда не хватает.
В одном из таких «старых» районов Герман вырос. Вспоминая родительский дом, он почувствовал, как сладостной истомой отозвалось тело.
Хотелось лечь. Герман пытается хотя бы на пару сантиметров опустить водительское кресло, и тут же чуть было не врезается в затормозившую впереди машину.
Надо держаться, надо доехать, надо найти силы добраться домой.


«Сердце мое трепещет; оставила меня сила моя, и свет очей моих, - и того нет у меня.» (Псалом 37:11)

Дом, наконец! Парковка, лифт, дверь.
- Дорогой, ты вернулся? - голос жены из глубины комнат.
Скорее к аптечке!
Лекарства, лекарства, где же среди них нужное? В глазах темнеет, руки не слушаются.
Превозмогая боль, Герман, собрав остатки сил, пытается найти необходимые таблетки.
Как же это сложно, как тяжело. Его собственное тело теперь его же враг. Оно во всём теперь ставит препоны.
- Дорогой, а что случилось?
Жена. Надо обернуться, сказать ей пару ласковых слов, но нет сил.
- Ты что? Ты заболел?! - слышит где-то позади себя Герман её голос.
- Дорогая... - пытается выдавить из себя Герман, но голос его хрипит.
- Нет! Не подходи ко мне! - слышит Герман тревожный возглас.
Когда ему удаётся, наконец, обернуться. Жена уже в защитной маске.
- Ты! - кричит она. - Как ты мог! Ты подхватил заразу?
Герман лишь машет в ответ руками, пытаясь успокоить жену.
- Ты что забыл, что мы сегодня собрались в салон? - продолжает кричать на него жена. - Как мне идти теперь с тобою? Ты меня можешь заразить!
«Дорогая, ну как я мог забыть!.. Я не забыл, я тоже понимаю, что должен быть там. Дай мне десять минут, я буду в порядке!» - хочется сказать Герману, но он в бессилии молчит.
- Ты что, не понимаешь, что нас ждут! Я уже приготовила нам одежду, новое платье!
«Милая, прошу, не злись... Дай мне только десять минут! Да где же это лекарство».
Герман трясёт аптечку.
«Да помоги же мне!» - стонет Герман.
Но жены уже нет. Ему отвечает лишь грохот гневно захлопнувшейся двери.
«Дорогая, дорогая...» - шепчет Герман.
Она появляется минут через десять, собранная, строгая, с модной сумкой в руках.
«Я уезжаю, ты можешь быть заразен, нам лучше пожить отдельно», - произносит она. - «Я не собираюсь выгораживать тебя! Думай сам, что ты скажешь нашим друзьям, когда тебя спросят, почему ты пропустил сегодняшнее мероприятие.»
Она, хлопнув дверью, уходит, оставив Германа одного.
А чего он ждал
Он знает, что жена поступает правильно. Семейные скандалы сейчас в моде, но не болезнь. Он сам виноват. Современный уровень профилактики заболеваний таков, что сейчас просто стыдно болеть. Не уберёгся, где-то дал слабину. Может, надо было пить больше витаминов... Любая болезнь парализует разум, её нельзя допускать, а Герман сплоховал. Правильно, что жена ушла. Сегодняшнее их отсутствие в салоне вполне теперь можно объяснить скандалом, разгоревшимся между ними, скажем, из-за нового платья... Это все поймут, будут сочувствовать ей.
Главное, он дома, Герман с облегчением закрыл глаза.

«Друзья мои и искренние отступили от язвы моей, и ближние мои стоят вдали.» (Псалом 37:12)

Герман один. Тишина, лишь только где-то из дальних комнат прорывается шум вечерних улиц. Нет сил пойти закрыть окно.
Темно, но это хорошо. Любой свет сейчас доставляет лишь неудобство. Прорезав темноту, даже слабый луч отзывается резью в глазах, а те и без того больны. Они слезятся то ли от болезни, то ли от безысходности.
Герман понимает, насколько глупо выглядит сейчас со стороны. Съёжившись от охватывающего его озноба, не сняв выглаженный до хруста утром костюм, он бессильно лежит на кровати.
Герман в полудрёме, в полузабытьи. Но даже сейчас в его мозгу проносятся фразы: «Встать...», «Пойти...», «Позвонить...». Сам себя ловит на мысли, что никому он сейчас не нужен. Никто не поможет, никто не придёт. Все друзья далеко, они там, куда ему сейчас закрыт вход и будет лучше, если никто из них не узнает о том, что случилось.
Как хорошо, что он сейчас один. Хотя бы никто не злословит, никто не смеётся, никто не осуждает. Блаженный покой. Казалось бы, это то, что сейчас нужно. Но отчего так тягостно, так давит в груди?
Один, он совсем один со своей бедой. Где-то далеко, в салоне, сейчас играет модная музыка, раздаётся смех. Все знакомые Германа, сейчас развлекаются, а он вынужден лежать в темноте, ведя диалог с темнотой.
«Почему так? Почему я?» Тишина служит Герману ответом.

«Ищущие же души моей ставят сети, и желающие мне зла говорят о погибели моей и замышляют всякий день козни.» (Псалом 37:13)

Утро, резкий звук будильника пробуждает. Сознание Германа возвращается в грядущую реальность из тревожного полузабытья сна.
Ночь прошла. Она принесла лишь мнимое облегчение. Герман по-прежнему болен. Однако, надо подниматься. Герман встаёт, вялыми руками пытается привести себя в порядок. Готовит завтрак и оставляет его нетронутым, выходит из дома, запирает дверь.
Начинается рабочий день. Один из многих, один из тысяч. Герман спешит.
Он на рабочем месте. Уже через час после начала трудового дня, он понимает, что обнаружен, что замечен. На лице Германа привычная улыбка, но он знает, что его болезнь раскрыта. Трое сослуживцев уже торопятся к начальнику с утренними отчётами, почувствовав сегодняшнюю медлительность Германа. Герману их не опередить. Движения его тяжелы, в теле жар. Он чувствует, что сегодня не поспевает за всеми, он не справляется с поручениями и тем всё больше выдаёт свою боль.
Сколько же эта болезнь будет длиться? Отчего не принёс желанного облегчения отдых?
Второй день Герман изнывает от боли, он не в силах сосредоточиться, он не может быть больше эффективным. Эта мысль гложет, изматывает сознание, вгоняя в ещё большую болезнь. Теперь Герман не конкурент тем, кто бодро шествует по офису, кто с энергией заведённой игрушки неустанно выполняет поставленные задачи.
Герман разбит. Он растекается в кресле, не в силах собраться. Он видит, как тут же с предложениями по его проекту к руководству спешит уже кто-то другой. Коллеги, завидя его состояние, торопятся выслужиться перед начальством. Наверняка, о его болезни уже знают.
Да сколько же их? Каждый, лишь бросив беглый взгляд на Германа, тут же хватает собственные файлы и устремляется в кабинет к шефу.
Нет, Герману не успеть. Он видит самодовольные улыбки коллег.

«А я, как глухой, не слышу, и как немой, который не открывает уст своих; и стал я, как человек, который не слышит и не имеет в устах своих ответа.» (Псалом 37:14-15)

Герман растоптан, раздавлен.
Он стоит перед начальником и понимает, что не слышит его голоса, не разбирает произносимых им слов.
В голове шумит, в теле жар. Герман боится открыть рот.
Он стоит молча, думая лишь о том, что ему надо поскорее сесть.
Ему нечего ответить, он не в состоянии оправдываться, не в силах противостоять тем, кто воспользовался моментом его слабости.
Вернувшись на место, он понимает, что не руководит больше собственным проектом, на его место поставлен другой.
Ему нечего сказать. Голос предательски исчез ещё час назад.
Герман измучен, опустошён. Нет сил работать, нет сил бороться с теми, кто оказался проворнее и сильнее.
Весть о неудаче Германа разносится моментально. Уже через десять минут, с него снимается больше половины его обязанностей, а через полчаса приходит сообщение из банка, что ему повышен процент по ипотеке и в ближайшую неделю ему предлагается полностью погасить кредит.
Ещё через двадцать минут - звонок от жены. Она не желает жить с неудачником. Ей нужен развод.
Герману хочется кричать: «Вы сошли с ума! У меня всего лишь простуда!»
Три дня, Герману нужно всего лишь ещё три дня, чтобы восстановиться, к нему вернутся силы, он снова будет в строю, но современный ритм жизни не даёт такой передышки. Ты должен быть всегда бодр, всегда успешен, всегда здоров. Ты должен зарабатывать и тратить, зарабатывать и тратить. Иные люди обществу потребления не нужны.
Почему так? Отчего так сложилось? Кто ответит?
Но Герману уже всё равно. Болезнь делает его неспособным постоять  за себя. Он знает правила этой великой игры, слабому в коллективе не место. Сейчас всё что ему нужно - это просто лечь. И он позволяет себе немыслимое - он уходит посреди рабочего дня домой.
На ощупь он по лестнице опускается вниз и находит на парковке свою машину.
Дороги днём свободны, люди заперты в душных офисах.
Герман дома.


«И я сказал: да не восторжествуют надо мною [враги мои]; когда колеблется нога моя, они величаются надо мною.» (Псалом 37:17)

Герман знает, что там, на работе, сейчас торжествует победу кто-то другой. Ему же уже всё равно.
Он изнемогает от боли, единственная его мысль - избавиться от той болезни, что преследует его.
Теперь без боязни быть разоблачённым можно заказать на дом лекарства, можно забраться в постель в середине дня и просто уснуть, и сделать это не потому, что ты имеешь на это какие-либо законные права, а оттого, что кроме этого сделать уже больше ничего не можешь. Теперь тело будет диктовать свои правила, не оставляя взбудораженному, растерзанному событиями дня уму управлять собою. Герман больше ни человек, ни личность, он лишь кусок плоти, которая изнемогает от боли.
Кто поможет? Вокруг него тишина.
Он дрожит и корчится под одеялом. Наконец, лекарства берут власть над организмом, Герман засыпает.

«Я близок к падению, и скорбь моя всегда передо мною.» (Псалом 37:18)

Германа одолевают кошмары. Сон его не крепок, дыхание прерывисто, спит ли он или нет?
То ему отчётливо видится, как жена, входя в дверь, показывает ему своего любовника, то в ту же дверь входят грозные верзилы-коллекторы. Герман готов поклясться, что это не сон, и он лихорадочно начинает ощупывать свои карманы, чтобы расплатиться со всеми. Но вот уже он снова лежит и стонет от боли, извиваясь на кровати.
И не понятно, было ли пригрезившееся в действительности или это плод его измученной болью фантазии Германа. Болезнь помещает его на тонкую грань небытия. Реальность и сон, переплетаясь, мучают.
Реальна лишь боль, она неизменна.
Жена то появляется, то уходит, то скандалит, забирая одну за другой бывшими общими вещи, то вновь оставляет Германа одного съёжившегося, скорчившегося на кровати.
Коллекторы возвращаются вновь и вновь, кажется, Герман отдал им уже всё что имел, но им нужно больше и больше.
Оставят ли его когда-нибудь в покое?

«Беззаконие мое я сознаю, сокрушаюсь о грехе моем.» (Псалом 37:19)

Герман открывает глаза. День ли сейчас, ночь, вечер или утро? Это не имеет значения, главное, пришло облегчение. Герман поднимается на постели, он слаб, но здоров. Боль отпустила, жар прошёл. Сил для деятельности нет, но и оставаться в постели нет причины.
Хочется есть. Герман проходит на кухню, стряпает нехитрый завтрак.
Глоток кофе вдруг рождает странный вопрос. А правильно ли я живу? Отчего так хрупко то, чего достиг тяжёлыми трудами? Его дом, эта огромная квартира, она поглощает все силы, она ему явно не по карману. Как случилось, что, поддавшись рекламе, он купил её? А его жена? Как он связал свою жизнь с человеком, который бросил его так легко, так просто, так скоро, так, как будто между ними ничего и не было. И как теперь вернутся на работу? Вспомнит ли сегодня кто-нибудь о нём? Вряд ли его примут обратно после того, как он в середине рабочего дня позорно покинул своё место.
Современное общество не щадит слабых. Если болен - живи на пособие, пришёл работать - работай. Что-то внутри Германа протестует против такой идеи, кричит, что так быть не должно, молит о милосердии, но холодный ум, воспитанный обществом трёх «П», долбит заученными с детства фразами: «Ты должен учиться...», «Ты должен работать...», «Ты должен развиваться...», «Ты должен продвигаться...». Куда, зачем? Герман озирается назад и пытается понять, а где же в его жизни были его собственные желания? Чем он жил? Чего хотел? Он смотрит назад и ничего не видит...
Общество сформировало его таким. Он идеальный работник и идеальный потребитель. Был таким... А сейчас он сидит растрёпанный, слабый и пытается в одиночестве пережить свою болезнь.

«А враги мои живут и укрепляются, и умножаются ненавидящие меня безвинно; и воздающие мне злом за добро враждуют против меня за то, что я следую добру.» (Псалом 37:20-21)

Позавтракав, Герман находит в себе силы открыть свою электронную почту. Среди привычных многочисленных счетов, рекламы и сообщений о поступивших на его имя многочисленных товаров три письма. Первое от жены, пишет путано про их отношения, про болезнь, всё проясняют прикреплённые в письме документы о разводе. Второе письмо из банка. Оно пестрит выдержками из законов, ссылок на пункты подписанного Германом договора ипотеки, суть же сводится к тому, что они требуют уплаты оставшейся за Германом суммы долга. Третье письмо - с работы. В одной строке Герману сообщается о том, что за невыход на рабочее место, он уволен. Германа это даже не удивляет. Первые два письма всего лишь следствие последнего. Как только отметка о лишении его заработка появилась в электронной базе, об этом пришло сообщение и жене, и банку.
Герман даже не расстроен. Ему всегда тяжело давалось принятие окончательных решений, а здесь сама жизнь, это внезапная болезнь, лишили его необходимости что-либо решать. Он поставлен в такие условия, из которых исход только один.

«Не оставь меня, Господи, Боже мой! Не удаляйся от меня; поспеши на помощь мне, Господи, Спаситель мой!» (Псалом 37:22-23)

Герман подавлен. Всю жизнь его учили тому, что он должен быть подвижным, энергичным, проявлять активность, а сейчас он чувствует себя измождённым, он устал. Устал от жизни, от бессмысленной гонки за призрачным счастьем. Он зарабатывает больше, тратит больше, а счастье всё ускользает и ускользает. Его дом до отказа забит вещами, в нём всё по новейшей моде, все самые технологичные гаджеты, а счастья нет. Герман один. Он не чувствует ни удовлетворения, ни спокойствия, ни блаженства, он даже не ощущает себя человеком, он, скорее, машина, запрограммированная кем-то, заведённая двигаться к чьей-то, как ему теперь кажется, чужой цели. И вот его мотор дал сбой, и он уже никому не нужен, оставлен всеми и разбит. Телефон молчит, в электронной почте лишь требования об уплате по счетам.
Есть ли кто-нибудь, кто хотя бы выслушает, кто посочувствует и успокоит его душу?
Герману плохо, он ложиться на диван. Бездействие ему не знакомо, оно давно забыто им, и Герман, по привычке, хватается за дела. Надо позвонить, оплатить, купить, договориться о встрече и тут же он понимает, что всё прежнее лишено теперь для него смысла. Обстоятельства изменились, он уже не тот и жизнь стала иной.
Он лежит, молча слушая тишину.
Наконец, Герман берётся за телефон.
- Отец? - переспрашивает он у голоса в трубке. - Да, у меня всё хорошо. Точнее... Нет. Нет, звоню не поэтому. Помощь не нужна... Просто...
На другом конце голос умолк, напряжённое ожидание.
И тут Герман вдруг начинает рассказывать всё: про жену, про кредит, про болезнь, одиночество, про коллег, проект, работу.
- Да, папа, я знаю, что вы с мамой воспитывали меня другим. Да, я понимаю, что должен стараться, - оправдывается Герман перед тем, кто, как и прежде, даёт ему наставления и советы. - Я понимаю, не говори ничего маме. Я выпутаюсь... Всё наладится. Конечно, я боец, я должен побеждать.
Герман кладёт трубку и валится без сил. Отец прав, они с матерью воспитывали его быть не таким, каков он сейчас. Как и всем современным детям, ему прививали навыки активности, лидерства и движения к поставленным целям. Родители желали видеть его особенным, отличным от прочих. А что делать, когда нет сил? Когда поставленные цели принесли лишь разочарование? Как жить, когда сделал всё правильно, действовал, как тебя учили, и стал никому не нужен?.. Где искать ответ?
Звонок через два часа выводит Германа из состояния полузабытья. Настойчивый звук рингтона заставляет ответить на вызов.
- Сын, - слышится знакомый голос. - Мы с мамой решили, что можем отдать тебе ключи от квартиры деда, там сейчас никого. Продай ту, в которой живёшь, расплатись по счетам, погаси кредит и перебирайся...
Через неделю и три дня Герман стоит перед дверью в квартиру, принадлежащую когда-то при жизни его деду. Болезнь позади. О ней остались лишь тягостные воспоминания.
Герман поражён, насколько быстро удалось ему уладить дела. Его квартиру, оформив все документы за три дня, банк забрал в счёт полной уплаты долга. Жена уже с другим, документы подписаны, их совместные счета разделены. Два дня ушло на сборы, и вот Герман робко проворачивает ключ в замочной скважине двери дедовой квартиры. Дверь, казалось бы, давно ожидавшая этого несмелого движения, без труда поддаётся, впуская Германа внутрь.
Квартира просторна и светла. Высокие потолки создают ощущение поразительной свободы. За окнами раскидистые ветви деревьев шелестят пышной зеленью крон. Высаженные когда-то дедом у входа в подъезд тонкие прутья саженцев разрослись. Дышится легко.
Маленький, расположенный вдали от крупных центров, городок. Герман бредёт по старым улочкам, в воздухе которых запах домашней стряпни и свежевыстиранного белья, возрождающие в памяти забытые детские воспоминания. Улицы непривычно для уха жителя мегаполиса тихи. Здесь всё иначе, всё непривычно и пока не понятно. Слишком близка природа, слишком безлюдно, мало движения, мало машин. Жизнь размеренна и нетороплива, но Германа, почему-то такой ритм не пугает. Наоборот, он приносит облегчение.
Первый рабочий день. Маленький коллектив, свои задачи Герман выполняет за два часа. Работа не сложная. Знакомство с людьми, которые теперь будут его коллегами. Общее чаепитие прямо на рабочем месте - немыслимое нарушение, случись оно на прежней работе. Разговор о семьях, о домашних заботах.
- Понимаю, - добродушно хлопает по плечу Германа новый начальник, - здесь всё не так, как вы привыкли, но у нас ведь совсем другая жизнь. Меньшие заработки, меньшие запросы. Мы не привыкли спешить. Мы слишком любим жизнь. Честно делаем своё дело, а оставшееся время посвящаем общению друг с другом, друзьям, своим семьям.
Герман возвращается домой, вспоминая прожитый день.
Его новые сослуживцы, смеясь, сегодня в разговоре назвали себя «неудачниками». Общество потребление выкинуло, отвергло, отбраковало их. Они не стремятся больше заработать, больше потратить, они усмирили собственные желания, а значит, стали обществу трёх «П» не нужны. Их доход невысок, их жизнь проста, они многое умеют делать своими руками. Выполняют в быту сами те работы, за которые житель мегаполиса предпочёл бы заплатить. Запросы их скромны, но, о чудо! Именно это и даёт им свободу.
Они неэффективны с точки зрения общества трёх «П», но, кажется, в их глазах Герман сегодня видел неподдельную радость, удовольствие от встречи друг с другом, и, ему страшно даже об этом подумать, но он видел счастье - странное, неподдельное чувство простого человека, живущего в мире с окружающими и с самим собой, не стремящегося больше заработать, выделиться, имеющего простые, понятные цели и желания. Правильно ли это? Герман сознавал, что ему ещё только предстоит в этом разобраться.

«Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых и не стоит на пути грешных и не сидит в собрании развратителей...» (Псалом 1:1)

2021