Венок из одуванчиков

1.

Вечером разглядывала своего мужа, Гарри Пелипенко. Как он ужасен! Артритные ноги. Тусклый блуждающий взор. Весь осыпан серым пеплом «Мальборо». Нет, для ее страны грез этот кадр решительно не годится! Ей, Аллочке Хогарт, всего-то 45-ть. Значит, опять сочная ягодка. Именно она напишет эпохальный роман «Венок из одуванчиков», от коего весь мир вздрогнет, а потом, к бабке не ходи, перевернется.

Пока же г-жа Хогарт затаилась, аккумулировала ментальную энергию, собирала стратегический материал. В метро зорко разглядывала пассажиров, а именно — самцов. Кто из них годится для ее книжки? Кандидатур пока, увы, не было. Надо пошукать в каком другом месте.

В марте, когда стал сходить грязный снег, почувствовала себя невротичкой. Где в этом чмошном мире ее солнечный остров с ароматом мускуса и тонкого порока?

— Что-то ты, матушка, сама не в себе, — заметил Гарри. Он лежал на тахте перед телевизором «Витязь», в растянутых трусах и майке, глядел игру своей любимой футбольной команды «Торпедо» Москва.

— А что ты вообще думаешь о любви?! — эдаким раненным навылет буревестником, вскрикнула Алла.

— Пустота. Жупел. Выдумка идиотов. Сексом занимаются и барсуки с кроликами. Какие-нибудь микробы, и те, блин, наяривают.

Не проронив ни словечка, Алла убежала в свой кабинет. Камертон, золотой ключик к ее роману был найден. Главный герой, Альберт Гриф, будет полной противоположностью ее лежалого мужа.

Стоп-стоп… Хочет ли на одной делянке сойтись с Иваном Буниным и Генри Миллером? Нет! Она будет писать от лица женщины, дьявольски искушенной в диких постельных баталиях.

Роман двигался туго. Если честно, то опыт сексуальной жизни у Аллы был не велик. Жалкий мизер! Один, насквозь прокуренный, осветитель Гарри Пелипенко, выгнанный из Останкино за черное безутешное пьянство.

Потом в мозгах что-то щелкнуло. И она застрочила яростно, шариковая ручка на поворотах дырявила бумагу. Алла уже не понимала что, собственно, пишет. Поток сознания бросил ее куда-то под облака, к золотым звездам.

Она писала:

«Альберт крепко обнял Милу за талию. Глаза его, цвета лесного ореха, приветливо лучились.

— Ты хочешь меня? — спросили ее пухлые, чуть растрескавшиеся на тропическом солнце, губы.

Альберт вместо ответа втолкнул ее в бунгало, грациозно сооруженное из ветвей авокадо. Сорвал с нее с полупрозрачную блузку. Взял в ладони ее налитые груди, со сразу же затвердевшими от страсти сосками.

Рука ее сама собой потянулась к его жезлу любви. И тут же отдернулась. Тысячелетний опыт женщин управлял ей. Надо еще поиграть. Накалить влечение до взрывной силы».

Обнаружила себя Аллочка только утром. Перед ней лежала гора мелко исписанной бумаги. Похоже, плотину творчества (ура!) прорвало.



2.

К июлю роман был написан. Двигался он какими-то родовыми судорогами. То густо, то пусто. Существуя вот уж какой год на акции «Газпрома», доставшиеся по наследству от папы, Алла жизни не знала. Приходилось, подобно пауку, вытаскивать всю творческую нить исключительно из себя, полагаясь на ускользающую, а иногда и подловатую подсознанку.

Гарри косился на супругу с некоторым испугом. Отродясь ничего не писала. А вот, гляди-ка! Строчит.

— Ты чего, мать, ступила на скользкую тропу Фёдора Достоевского? — Гарри почесал волосатое брюхо под майкой.

— Не доставай, а?!

— Только о тебе и радею… — багровел муж. — Ты посмотри на себя! Девочка из Бухенвальда. Кожа да кости. Кушай, пожалуйста, сливочное масло, свиные сосиски.

— Работу себе подыщи. Какой уж месяц байбаком валяешься с банкой чешского пива.

Гарри, щелкая тапками, бежал к холодильнику. Яростно открывал жестянку:

— В Останкино тянут лямку продавшиеся скоты. Изощренные манипуляторы сознанием. Погонщики бараньего стада. Я ничего не хочу иметь с ними общего.

— Врешь! Тебя, как последнего мудака, за профнепригодность под зад коленом.

— Пусть даже так. Какая разница?! Главное, я остался кристально чист. Солженицын правильно писал, надо жить не по лжи. Не валяться жирной свиньей в навозе.

Алла отправилась в ванную комнату. Зорко глянула в зеркало. Неужели она и впрямь дурно выглядит?

Да, видок еще тот!

Лиловые круги под глазами. Не левой щеке появилось пигментное пятнышко. А ведь самое трудное еще впереди. Опыта издания романов решительно нет. Придется бегать по прокуренным редакциям. Унижаться. Валяться в ногах у литературных чиновников. Клянчить.

Алла в «Википедии» нашла адреса дюжины российских издательств, веером разослала им аннотации.

Почувствовала облегчение, будто сбросила с плеч свинцовую плиту.

Потом прожгло от макушки до пяток. Так ли хорош ее опус? Творила-то его в каком-то параноидальном бреду.

Ровно через две недели ей позвонили из книжного холдинга «Красный витязь». Писклявый такой мужской голосок:

— Алла Хогарт? Очень приятно… Роман мы ваш напечатаем. Хотя женские романы категорически не публикуем.

— Почему же тогда?

— Есть в нем какая-то тайная свобода. Открытое дыхание. Вы меня понимаете?



3.

«Венок из одуванчиков» вышел и в обществе произвел фурор. Может, тут сказалась усталость от политики и кренделей, кои выписывал президент РФ, выхвативший флаг борьбы с коррупцией из рук козырного оппозиционера. Или еще что-то еще… Фортуна — баба истеричная, своенравно поворачивается, то медовым передом, то гнусным и смрадным задом.

Пробный тираж в 1000 экземпляров разошелся в день. А ведь кто до этого слышал об Аллочке Хогарт, о скромной домохозяйке с Котельнической набережной? Никто!

Следующие пять тысяч разлетелись в неделю.

Вышла сдержанно похвальная рецензия «Под пятой секса» Георгия Мармеладова в «Независимой газете». Захар Прилепа обругал ее «сексуально озабоченной бабой» в газете «Завтра». Журнал «Огонек» опубликовал две затравочные главы.

И тут… будто прорвало! О свежеиспеченном романе заговорили все. Посыл же таков: «В наше паскудно безнадежное время именно такие книги дарят эмоциональную разрядку. Пусть она не Вова Набоков, не Ваня Бунин, даже не Дашка Донцова. Она эксклюзив! Соло! И роман ее — глоток горного воздуха в наше паскудное время».

К Алле домой приехал сам гендир «Красного витязя», Филипп Филиппович Янтарский, в круглых очках с чудовищными диоптриями.

— Поклон гению всех времен и народов… — склонил в венчике серебряных волос плешивую башку.

— Ну, ё-моё! — щелкнул резинкой линялых спортивных штанов Гарри Пелипенко. — Какие гости и без охраны. Я ваш фейс по телику видел.

Янтарский с немотным изумлением скосился на Гарри.

— Это мой непутевый супруг, — смутилась стремительно восходящая звезда беллетристики. — Отставной осветитель Останкино. Имеет, кажется, второй юношеский разряд по пляжному бадминтону.

— Это всё объясняет, — Янтарский сел в покойное кресло. Щелкнул замками дипломата. — Я к вам с живой наличностью. И привез договор длительного сотрудничества. Могу я с вами иметь конфиденциальный разговор?

— Пока соло голландского пивка долбану! — осклабился Гарри.

Пелипенко, виляя женственными ягодицами, удалился.

— Буду предельно откровенен, — глуховатым баском заговорил Филиппович. — Природу успеха вашего романа не догоняю. Сие для меня тайна. Проза исключительно дурна. Отстой и дешевая шняга.

— Известные критики говорили о моей тайной свободе? — обморочно помертвела Алла.

— Не люблю метафизику. Это из жаргона духовных аферистов. Пытаются непонятное объяснить еще более непонятным.

— Ну, почему же? Мы много чего не разумеем. Черные дыры, белые карлики, закон всемирного тяготения, вертикаль нашей гангстерской власти.

— Ага. Яблоки Ньютона… Яблоки на снегу… Яблоки не люблю. Они кислые. Бандитов тоже. Но вернемся к нашим баранам. В этом договоре заявлен полумиллионный тираж. Перевод на все языки. Включая, албанский и хинди. И билет в кругосветный рекламный круиз на лайнере «Victory». Каюта, между прочим, хай-класса. Плиз, распишитесь.



4.

Наконец-таки Алла Хогарт оказалась в медитативном одиночестве. На теплоходе «Victory» были сплошь иностранцы, какие-то шведы из Стокгольма, бразильцы из Рио-де-Жанейро. И т.д. Теперь у нее свои личные корабельные хоромы. Просторный зал, спальная с манящим шелковым альковом, кабинет хай-тек с огромным письменным столом из маренного дуба, ванна с навороченным душем Шарко. Из широких иллюминаторов вид на безбрежное и такое непостижимое в своей сущности море.

Как же она устала от папарацци! От клацанья ослепляющих блицев. От своих спичей на каналах TV. Какая лавина писем хлынула к ней со всех медвежьих уголков нашей безоглядной и, что греха таить, в основном нищей родины. Сколько признаний в высокой и нежной любви. Несколько мужиков прислали свои фотки с воспрявшими мускулистыми фаллосами. Один чудак свой мужской отросток даже отксерил. Сильнее же всего уязвило, просто кольнуло в самое сердце послание матушки Матроны из Архангельского скита. Игуменья грозилась приехать в Златоглавую и лично выколоть Алле ее голубые глазоньки. Именно ее, Аллу Хогарт, она обвинила в том половодье разврата, кое разлилось на оголодавшей по хорошей жизни Руси. Гомосексуальные лихие свадьбы, помпезные съезды продвинутых педофилов, бурная смена пола в элитных рядах политиков и бизнесменов, многотомные иллюстрированные энциклопедии садомазо.

И с чего, спрашивается, Матрона взяла, что у нее голубые глаза? Они у нее карие. Даже ближе к черным.

Крезанутое и злое послание Алла оставила без ответа. Вряд ли стоит ей вступать в переписку с гадюкой. Даже не уведомила о ядовитой цидулке полицию. Пронюхают журналюги, не избежать жуткой бузы. А эти ребятки безжалостные, бьют, гаденыши, всегда ниже пояса.

Каждый божий день Алла читала по 200-300 страниц настоящего текста. Бродский и Евтушенко, Достоевский и маркиз де Сад, Пифагор и Мопассан, Фрейд и Акунин…

Критик Георгий Мармеладов как-то обмолвился, что бэкграунд г-жи Хогарт оставляет желать много лучшего. Нет, пишет она забавно, вполне даже ничего. Однако бэкграунд ужасающ, как у пропитой пэтэушницы. Знает ли она ведущих философов современности и психоаналитики? Агнию Барто и Веллера, наверное, и тех не читала.

Так! Следующий роман написать на интеллектуальном уровне.

К тому же, она не знает ни одного забугорного языка. Не ведает, что творится в астрофизике и кибернетике. Что греха таить, она почти Маугли! Успех же ее романа — язвительная и, быть может, коварная усмешка Бога.

Но с умными книгами решила пока не спешить. Как-то не тянет сейчас на бесконечные мудрствования. Недаром царь Соломон говорил, что к то умножает знания, тот умножает скорбь.

Кроме книг Алла взяла на белоснежный лайнер DVD-проигрыватель. Стыдно сказать, она даже не видела саги об Эммануэль, о французской жене дипломата, курочкой сигающей из постели в постель. Вообще фильмы непристойного содержания для нее терра инкогнита.

Алла, с подрагивающими руками, вышла на палубу.

Никого… Лишь сечет мелкий дождь. Вдалеке, в сиреневом мареве, тает чумовой Амстердам. Город высоких технологий и мерзкого наркотического транса.



5.

Никогда еще пассажиры океанского лайнера не видели такую унылую всемирную знаменитость. Аллочка почти не выходила из каюты, на палубе появлялась, как мышь, исключительно ночью. Хотя, если честно, никакой мировой звездой г-жа Хогарт еще не была, роман в переводах пока не вышел.

Посмотрел «Эммануэль». Глупая киношка. И почему от этого бреда сходили с ума? Тупого траха полно и в курятнике-индюшатнике. Чем, блин, любоваться?

Второй роман никак не писался. Неужели она бабочка-однодневка? Всплеснула радужными крылышками и… адью, ку-ку. Душа выскоблена, будто чайной ложечкой яйцо «в мешочке».

Зачем она согласилась на этот круиз? От качки тошнотно мутило. Картавые крики портовых чаек вызывали злую мигрень.

Еще бесило огромное зеркало в ванной. Господи! Как же она стареет. В каштановых волосах сверкает подлая проседь. По ночам мучило сердцебиение. Появилась отдышка. У глаз предательская сеточка морщин, даже самым дорогим кремом не скроешь.

Лишь когда судно пришло в Бангкок, столицу Таиланда, она будто проснулась. С горькой усмешкой вспомнила о приключениях похотливой курицы Эммануэль в этой злачной геолокации.

Натянула коротенькие зеленые шортики, маечку с надписью «Love, love, love», красные, лихо щелкающие, босоножки. Отправилась на выгул по вонючим (амбре из кофешопов) улочкам.

В одном тупичке обнаружила лавку с плакатом «Таблетки щастья».

Что за напасть?

Крохотное помещение тускло освещено 30-ти ваттной лампочкой. За прилавком чернявый узкоглазый пацан.

— Здравствуйте, пожалуйста! — приветствовал ее на русском продавец.

— На плакате ошибка… Не счастье, а щастье, — усмехнулась Алла.

— Так прикольней. А таблетки — супер! Мне вот 71 год. Я уже четырежды дед. Как вам, ась?

— Что вы говорите?! Максимум пятнадцать лет. Пацаненок, шалопай, молокосос. Извините, увлеклась простонародной лексикой.

— Бог простит. Или Будда с Кришной.

Заплатив нехилые бабки, Алла взяла золотистый пакетик. Принимать утром натощак, по одной штучке в сутки.

Конечно, это лабуда и развод. Ну а вдруг?!



6.

Пересекая Бермудский треугольник, г-жа Хогарт поняла, что беременна. От кого? Загадка! Ведь она переспала чуть не со всем мужским московским стриптизом «Алые паруса», что подсел в Сан-Франциско.

Отличные ребята. Кровь с молоком! Или даже молоко с кровью. Многие с русскими корнями. Эмигранты из Москвы, Одессы, глубинной Жиздры.

Именно в Сан-Франциско тайские таблетки стали работать. Исчезла седина, подтянулись мешки под глазами, на щеке пропало пигментное пятно, на ляжках напрочь исчез целлюлит. В паху же загорелся негасимый огонь. Вторая, как ни крути, накатила молодость.

От кого же она понесла плод? Григорий, Арнольд, Всеволод, Жорж? В «Алых парусах» полста парней. Всех не упомнишь. Они Аллу передавали из рук в руки, как негасимый олимпийский факел.

Появились наметки следующего романа. Так его и назовет — «Алые паруса». Привет Александру Грину, с его капитаном Греем и анемичной Ассолью!

В Гаване мужской коллектив сошел на брег, ангажированный на юбилей острова Свободы.

Ну, и отлично! Нужно малехо передохнуть от большого секса. Не все же вертеться обезьянкой на вертеле секса. Надо подумать о маленьком бэби. Какие памперсы лучше покупать, какие присыпки от аллергии. И на какой, елы-палы, день зарубцуется пуповина?

Судно покидало Кубу. За бортом райские пальмовые острова, розовые фламинго выпархивают с изумрудного болотца. Ожившая реклама шоколадного батончика «Баунти».

Тут Алла почувствовала, как холодный твердый предмет ткнулся ей чуть выше копчика.

Оглянулась.

В черной сутане, с черными же очами, стояла матушка Матрона (фотку ее она посмотрела в интернете), в маленькой руке держит вороной пистолет.

— Вы, собственно, бабушка, по какому вопросу? — прошептала Алла.

— По самому насущному. Хвала Вседержителю, я нагнала тебя.

— Вы кто?

— Конь в пальто. Точнее, Матрона. Из Архангельска. Игуменья.

— Спрячьте пистолет. Я беременна.

— От кого? — мстительница оторопела, пистолет в руке задрожал.

— Откуда мне знать. Может, от Святого Духа.

— Не богохульствуй, дщерь! Будешь, конечно, делать аборт?

— Только рожать! Стану второй наседкой, типа толстовской Наташи Ростовой. Думать буду исключительно о памперсах и присыпках. Кстати, на какой день рубцуется пупок?

— Надо посмотреть в Википедии… А твои книги? Твои сатанинские похотливые опусы?!

— Вышла только одна. Вы правы, разврата там много. Теперь буду писать целомудренно. Нежно и чисто! Ни слова о сексе. Только любовь. А всю себя отдам материнству. Россия же вымирает. Вы, чай, в курсе?

— Как ты помолодела… — игуменья опустила грозное оружие, изумленно сглотнула. — С чего вдруг? Я давно уж за тобой слежу по телевизору.

— Потом объясню. А пока… — полезла в карман куртки. — Я, так и быть, отсыплю вам чуток таблеток «щастья».

— Какое там щастье? Ты с мужем своим разберись. Как ты ему объяснишь появление корабельного бэбика?

— Гарри, будьте спокойны, всё по барабану. Было бы баварское пиво и свиные сосиски. А таблетки «щастья» все-таки возьмите. Даже если вы монашка, стоит ли отказываться от второй молодости? Видите же какая я опять конфетка.

— Рожать мне уже поздновато… — задумалась Матрона. — Ну, дай на пробу одну. Чем чёрт не шутит!

                *** «Убить внутреннюю обезьяну» (изд. МГУ), 2018, «Kontinent» (Чикаго), 2016, «Наша Канада» (Торонто), 2015