Атаманщина на востоке России часть 3

Атаманщина как феномен гражданской войны на востоке России — часть   3 (Автор: В. А. Шулдяков, канд. ист. наук) С точки зрения локально-социальной базы атаманских частей интересен пример 2-го Устькаменогорского партизанского казачьего полка. Основой его послужил возникший в ходе восстания Устькаменогорский партизанский отряд (сотня) сотника Остроухова. В октябре 1918 г. сотня Остроухова вошла в отряд Анненкова и начала развертываться в четырехсотенный полк. Несколько месяцев эту часть содержали на добровольные пожертвования «патриотической организации» коммерсантов Усть-Каменогорска. Командир полка войсковой старшина П.И. Виноградский, он же начальник местного штаба пополнения Партизанской дивизии, завлек в свою часть не только казаков, но и киргизов, которые были зачислены в казачество и приняты в станичные общества. Киргизы составили в полку целую сотню, причем многие из них, в отличие от потомственных казаков, пришли в полк с собственными лошадьми и седлами. Всего в полку было строевых чинов: 23 офицера, 657 казаков (16). Анненковцы явно пользовались реальной поддержкой значительной части городского, казачьего и киргизского населения уезда. Стремление атаманов устанавливать свои порядки - не просто самовластие «военщины», характерное для «белого большевизма», а целая система представлений и практических действий в вопросах о целях, средствах и формах борьбы. Они самочинно создавали структуры разведки и контрразведки, альтернативные правительственным, причем в своей деятельности эти органы выходили далеко за пределы подконтрольных атаманам территорий. Анненковская контрразведка действовала в 1919 г. не только в городах Семипалатинской области, но и в Омске. Каждый атаман чувствовал себя более-менее самостоятельной политической силой. Вот почему Красильников участвовал в колчаковском перевороте, Анненков колебался, признавать Колчака или нет, а Семенов пытался отстроить на подконтрольной ему территории самостоятельный политический режим. С самого начала борьбы Семенов считал возможным временно взять на себя функции верховной власти, и в штабе его отряда наряду с чисто военными отделами были созданы судебно-административный, финансовый, железнодорожный, политический, мобилизационный. А в апреле 1918 г. атаман Особого Маньчжурского отряда создал Временное Забайкальское областное правительство (17). Семеновщина - самый масштабный и политизированный вариант атаманщины. Но и другие атаманы, хотя бы на крайне ограниченной территории и только на небольшое время, сосредоточивали в своих руках всю власть: например, Анненков в Семиречье в конце 1919 — начале 1920 г. Именно поэтому атаманщину можно рассматривать и в третьем значении: как специфические военно-политические режимы (точнее, проторежимы и подрежимы). Это наименее исследованный аспект, и в этом направлении сделаны только первые шаги (18). Пока ясно, что относительная самостоятельность и устойчивость дальневосточной атаманщины во многом была обусловлена внешним фактором. Начав борьбу на свой страх и риск, Семенов и Калмыков задолго до появления в Омске центральной власти наладили собственные каналы поступления вооружения и денег из-за рубежа. Их ставка на Японию была вынужденной. Только она, в отличие от других стран, давала помощь регулярно, не скупясь и не требуя отчетности (19). Что касается сотрудничества с другими го¬сударствами, террора и беззаконий, мы не видим принципиальных отличий в действиях такого рода атаманов от практики большевиков. Калмыков прямо заявлял, что действует «по нравственному праву активного борца с предателями родины», и добавлял, что готов «понести перед будущей общепризнанной властью юридическую ответственность до смертной казни включительно» (20). «Революционной совести» большевиков противопоставлялась «контрреволюционная», интернационально-классовому началу - патриотическое. Но методы были идентичны, так как и атаманы, и красные исходили из того, что цель оправдывает средства (21). И те и другие действовали по праву сильного.