Ночная гостья

В моём детстве мы жили в казарме у самого полотна Варшавской железной дороги. Папа трудился на железной дороге и учился заочно в техникуме. Казарма была обычным бревенчатым домиком, покрашенном коричневой краской, разделённым на четыре маленьких квартирки, сначала кухня, а за ней комната. В комнатке, слева от двери, у окна стояла моя детская железная кровать, со снятой к тому времени гамачной сеткой с одной стороны, ведь я была уже большая девочка пяти лет, а справа от двери стояла кровать родителей. Вечером третьего ноября, я заснула, не дождавшись папу с работы.

Посреди ночи я неожиданно проснулась и открыла глаза. В комнате было скорее сумеречно, чем темно. На моей кровати в ногах сидела женщина в чёрном платье и в чёрном платке в роспуск, как носят староверки. Я подумала, что кто-то из родных неожиданно пришёл к нам в гости и начала внимательно разглядывать лицо гостьи, стараясь в темноте угадать, кто это.
Лицо молодое, красивое с изумительно правильными пропорциями и тонкими чертами, с красиво изогнутыми бровями над огромными глазами, которые смотрели прямо на меня. И тут я испугалась! Нет, не потому что я женщину не узнала, а потому что она плакала. По её щекам ручейками катились слезинки одна за другой. В правой руке она держала скомканный белый платочек.
Я закричала:
- Мама!
- Ну, что там у тебя? Иди сюда, - сонно пробормотала мама.
Я спрыгнула с кровати, на цыпочках пробежала по холодному полу, юркнула с головой под одеяло и сразу заснула.
Проснулась я от осторожного стука в дверь, когда в комнате уже было светло. Стукнула печная дверца, что-то загремело на плите и хлопнула входная дверь, впуская пришедшего.
- Здорово!
- Здравствуй, Филипп!
- Где Риммка?
- Спит ещё, а что?
- Ну и хорошо, что спит. Рая, Федю убили.

Дедка Филлиппок, так я его называла, был путевым обходчиком и тоже жил в маленьком железнодорожном домике в нескольких километрах от нас. Совершая свой утренний обход, он увидел, что из бетонной трубы, сквозь которую под насыпью протекал ручей, виднеется колесо велосипеда. Спустился вниз, а под велосипедом в ручье лежало тело моего папы. Папе был тогда 31 год. В тот день я осталась круглой сиротой. Папина жена, которую я называла мамой, была всего лишь папина жена.

После похорон мы переехали в деревню к бабушке. Я часто плакала, не в силах смириться со смертью папы и как-то резко, вдруг, свалилась со страшной простудой. Болела очень тяжело, неделю температура держалась высокая, иногда поднимаясь выше 40. Тогда начинался бред, возле меня толпились какие-то люди, впереди них стояла и строго смотрела на меня не молодая уже женщина в бордовой кофте.

От страха я кричала и просила прогнать её. На самом деле никого не было, конечно, просто горячечный бред. Врача не звали, никто рядом со мной не сидел и компрессы заботливо на воспаленный лоб не клал. Не было никого и поэтому было очень страшно и как-то отчаянно безнадёжно. Только рядом с кроватью стояла табуреточка, на ней стакан с морсом.

Как-то посреди ночи я проснулась с относительно ясной головой и увидела, что рядом с кроватью на стуле сидит женщина, та самая, которая плакала в ночь, когда убили моего папу. Голова чуть опущена на грудь, как будто она задремала от усталости. Как же я обрадовалась! Меня не бросили, меня любят, значит, я поправлюсь и буду жить!
Я мгновенно провалилась в сон, а утром впервые за долгие дни, встала без температуры и с этого дня потихоньку начала выздоравливать, хотя на всю жизнь получила тяжёлое осложнение на глаза.
Днём я решила спросить у бабушки, а, вдруг, это она была. На мой вопрос бабушка изумлённо посмотрела на меня, пожала плечами и ответила:
- Зачем? Ещё чего.

Больше на разу в жизни, ни во сне, ни в болезненном бреду, не являлась мне эта женщина. Но несколько лет назад ранним утром меня разбудил тихий женский голос, почти шёпот: Ри-и-имма-а! Я пробкой выскочила из лабиринта сна, открыла глаза и поняла, что не только никого рядом нет, а и в квартире я одна. И голос был скорее из какого-то пограничья между сном и явью. Он был невероятно знакомым, вот абсолютно знакомым, до щемящей боли родным, но чьим - не знаю.

И вдруг, я поняла: мама! Только в материнском голосе может быть столько любви,нежности и заботы! Все знают, как мамы по утрам будят своих детей, когда и будить ужасно жалко, и поднять обязательно надо. А ещё, голос был радостным. И только в этот момент соединился голос с тем образом, который дважды являлся ко мне в детстве.
Ведь только мама зальётся горючими слезами, предвидя горькое сиротство своего ребёнка. Только мама готова проводить бессонные ночи у постели своего заболевшего детёныша. И только в материнском голосе таится неисчерпаемый колодец божественной любви и нежности, в котором могут черпать силу дети, которым выпало счастье расти под тёплым материнским крылом.
Видимо, где-то в самом укромном уголке моей памяти много-много лет хранилось воспоминание о голосе мамы, которая говорила со мной, баюкала меня пусть недолгих, но самых счастливых два месяца моей жизни. Очень давно, в то время, когда у меня было другое имя.

Римма Соловьёва
21.11.2023