Пожиратель километров гл. 3

Эх, где мои семнадцать лет? Мне бы влюбиться по уши, ведь некоторые девчонки так липли к моей девственной непосредственной  душе. Но первая школьная любовь еще где-то глубоко спряталась и никого не подпускала долгие годы.

А вот надпись "Секция горного туризма" в институте сразила наповал. Бег остался в прошлой жизни, как и все остальные дела. Никто из бывшего окружения не появлялся рядом. Я словно заново родился: на другой планете, с другими жизненными ценностями и совсем непохожими на быашиэ людьми.

Впрочем, на тренировках мы бегали. Иногда перелезали через гранитный парапет и по узкому гранитному выступу бежали над Невой. Странно, но никто в воду не падал. Потом лазали по бастионам Петропавловки, цепляясь за стыки гранитных плит. На обратном пути висели  на чугунных чашах Румянцевского сада.

По выходным - походы с выходом на песчаный берег Финского залива, скалы, работа на ледяных склонах с ледорубом. Как и положено, после нового рождения меня воспитывали, это были песни у костра, а вскоре я обнаружил, что знаменитые барды часто дают концерты.

" Чтобы жить километрами, не квадратными метрами... " - ах, как это здорово!  "Вот это для мужчин - рюкзак и ледоруб , и нет таких причин, чтоб не вступать в игру" - и я уже чувствовал себя настоящим мужчиной, хотя над губой еще и пуха не было. " Счастлив, кому знакомо щемящее чувство дороги... " - да меня уже не остановить, скорее бы в горы!

...Снег огромными шапками накрывает ели, так, что лапок не видно. В сумерках они кажутся великанами, охраняющими лыжню. На горных реках льдинки выросли в кристаллы, похожие на арагонит. Я уже знал много минералов. На подъемах лыжи перевязываем веревкой с узелками на их подошве - это называется колбасной вязкой. Многие встречные удивляются. Еще бы, мы - профессионалы. За каждым на веревке тянется запасная лыжа. Вот мы подрезаем лавиноопасный склон, по двое в связке. Пронесло. Иногда приходится самим прокладывать лыжню - пять минут и смена ведущего. Лыжные крепления на пружинках ломаются - проваливаясь по пояс, на зубах ползем до стоянки, мокрые от снега и пота. И такое не редкость В палатке жестяная печка, ночью дежурим у нее. Я засыпаю, потом в страхе просыпаюсь - гаснут последние угольки. Но все спят и на морозе. Вот такое счастье. Но все веселы, много шуток, я пишу свои первые стихи, много снимаю, и для отчета тоже.

Были еще лыжные походы. На один пришел без лыж - ведь снега в Ленинграде не было. Но на Карельском лежал, и я  с рюкзаком бежал со всеми, местами по сильным заносам, да еще помогал счищать налипший снег с лыж. В другой раз случилось все наоборот: Карпаты растаяли посреди зимы, а мы все  ждали в горном приюте, когда же природа позволит нам помучиться на перевалах. Не дала.

Все же ходил я больше летом, на геологических практиках. Помню, как в Крыму, даже в выходной длиной в 36 часов, мы умудрялись ходить к морю и обратно, это 120 км - без палатки, спальника и даже еды. Единственный автобус был переполнен и нас не брал, попутки тогда были большой редкостью, вот и шагали в ночи в тапочках не по размеру, в кровь разбивая стопы. Таких безбашенных было мало. Точнее, двое. Потом я остался один. Удивлялся, что среди геологов  так мало настоящих романтиков. Все -  довольно практичные люди, любящие удобства.

Меня же несло в самые труднодоступные уголки, я никак не мог утолить свой аппетит, никогда не скучая по дому.  Кончилась еда - так это здорово! Теперь мы дикие звери, будем выживать, как они. Варили какие-то поганки, постоянно сливая зеленую воду и ели, закусывая черемшой.

Считать километры тогда и в голову не приходило, а вот светового дня порой не хватало. Мои ленинградские белые ночи никак не хотели отправляться со мной в сибирскую тайгу. Только брезентовые палатки были моими верными друзьями по ночам.

Но оказалось, что есть такая сила, которая может меня вытащить из этой головокружительной счастливой жизни.
( продолжение следует)