Вечер в квартире Мещерского

- Что ни говори, Пал Палыч, а страшнее жадности нет у человека порока, - полицейский надзиратель Николай Сапожников, удобно развалившись в кожаном кресле, отхлебнул из большого бокала коньяк. Отличный, надо сказать, у князя Мещерского коньячок, из довоенных запасов. А оное кресло стояло в столовой трёхкомнатной квартиры князя, что в доме Воллодко на Казанской горе.  Рядом на мягком диване под мохнатым пледом, вытянув ноги, кутался в роскошный бархатный халат цвета «бордо» поручик Павел Мещерский, ныне находящийся в отпуске по ранению. Собирался Пал Палыч в конце декабря уехать в гжатское имение к жене и малолетним сыновьям, чтобы с ними встретить Рождество, да вдруг разнылось-разболелось пораненное австрийским осколком бедро. А тугу-скуку скрашивали Мещерскому довоенные запасы спиртного да надзиратель смоленского сыскного отделения Николай Степанович Сапожников, под бокал-другой, рассказывающий князю истории из полицейской жизни. На низком журнальном столике перед диваном стояла толстостенная бутылка, поломанный на блюдце горький шоколад и, нарезанный на тонкие дольки, лимон.
   Пал Палыч, наколов на серебряную двузубую вилочку ломтик лимона, отправил цитрус в рот и, слегка скривившись от кислоты, пробормотал:
- Хорошо, что нет сейчас моего лейб-гвардии братца Николая. А то бы целую лекцию прочитал, что закусывают коньяк шоколадом с лимоном только проститутки.
-А как по мне, - Сапожников громко захрустел кусочком шоколада, -так вкусно и ладушки. Нравиться мне ром вишнёвым соком разбавлять, я и разбавляю. Идёт под стакан водки квашенная капуста да селёдочный хвост, так тому и быть.
-Что-то мы вовсе не о том, Коля, ты ж хотел историю рассказать. Так я весь внимание.
-Ага, жадность дело страшное. На что только не толкает она людишек, и главное, что вполне себе обеспеченных. В девятом году, значицца, я ещё городовым в третьей части служил, по сентябрю неподалёку от Гнёздово телеграфная команда рабочих столбы меняла на линии вдоль железной дороги. Командовал работами телеграфный надсмотрщик из Витебска, я уж фамилию запамятовал, то ли Гарус, то ли Гангут, да не суть. Главное, что один из наёмных работников, мужичок из Касплянской волости, пусть Иваном будет, откопал черёпку с серебряными старыми монетами и разноцветными бусинами. Другие работяги на это дело понабежали, ну и каждый ухватил, сколько в руки поместилось. И так уж мужички громко-весело галдели, что привлекли внимание, проезжавшего мимо на дрезине старшего дорожного мастера Петра Григорьевича Павлова. Я его хорошо знал, жил он от батиного дома недалече. Так вот Павлов, прознав о находке, сразу же поехал в Смоленск, да на вокзале железнодорожным жандармам и доложился. А те быстренько на маневровом паровозе к телеграфной партии послали унтер-офицера. По закону, оно ведь как? Нашёл клад, представь по начальству, а оно уже в Императорскую комиссию отправит. А там, как профессора решат, или обратно клад находчику вернут, или денег на вознаграждение пришлют. И вот приезжает жандарм на место, а большую часть клада этот самый Гарус, телеграфный надсмотрщик, уже у мужиков и скупил. Да вовсе за какие-то копейки.  Долгонько жандармский унтер всю эту телеграфную команду увещевал, и тюрьмой грозил, да и по морде, говорят, кому-то съездил, но к вечеру привёз в Смоленск весь клад.  Одних только целых монет старых аж почти пятьсот штук, кольца, бусины разноцветные, камешек синий, говорили, что вроде сапфир. А ещё половинок да четвертушек монетных штук триста.
-Резаны.
-Чего? – полицейский надзиратель отхлебнул коньяка, закинул в рот кусочек шоколада вместе с лимонной долькой и вопросительно уставился на князя.
-Резаны, так это историки называют. Резаные монеты.
-Аааа, ну тебе видней, ты университет заканчивал. Так вот, значицца, передали жандармы клад в губернаторскую канцелярию, и поехал он, родимый, в столицу. И к концу осени присылают из Петербурга ассигновку аж на 120 рублей серебром, мол, для выдачи находчику клада. В «Смоленском вестнике» про то прописали, так и так, получит крестьянин Иван положенное за находку клада вознаграждение. А телеграфист-то этот Гарус, Вильгельмом его кликали, во все инстанции уже прошения отправил. Я, мол, руководил бригадой рабочих, и по моим указаниям Ивашка тот касплянский ямы рыл. И монеты у рабочих покупал только для того, чтобы сохранить клад для начальства. А значить мне, Вильгельму, положена половина вознаграждения. Губернские чиновники сперва у жандармов поинтересовались, как оно было то? А из жандармского управления прислали рапорт того унтер-офицера. А там чёрным по белому, Вильгельм скупил монеты у большинства рабочих, при требовании выдачи представителю власти долго мялся и отказывался. Нет ему, Гарусу, никакой веры. Доложили губернатору, и тот приказал отписать в Витебск, что только по решению суда сможет разделить награду. И Вильгельмка этот отправил прошение мировому судье Смоленского уезда. А раз есть конфликт интересов, то и Ивану-находчику было направлено уведомление, что может он свою награду получить, только доказав своё право у земского начальника. Ивашка-то своё право у земского начальника доказал, хоть и побегать пришлось, а вот Вильгельму мировой судья в иске отказал. И получил своё вознаграждение крестьянин. Но это присказка, а сказка впереди.
  Мне об этом случае Володя Грундуль рассказывал, он в сыскном с восьмого года, с самого основания, а сейчас пристав третьей части. Так вот, весной десятого года, я ещё в третьей части служил, появилась в Оршанском уезде банда. Человек пять, грабят богатые имения, чуть что, стреляют да режут. И никак их полицейские споймать не могут, после ограбления как в воздухе растворяются. И вот оршанский уездный исправник написал начальнику смоленского сыскного Ткачёву, мол, зашлите агентуру в приграничные с его уездом места, может что о банде и вызнают. Агенты долго ли коротко-ли, но выяснили кое-что. Нашли примерно хутора в Катынской волости, куда разбойники сбегают после налётов. А тут ещё и оршанские полицейские одного из грабителей подстрелили во время погони. Его опознали родственники, и порассказали с кем он по жизни ошивался. Решил оршанский исправник устроить облаву на ту банду. А так как предполагал, что они снова будут к нам в уезд убегать, то просил начальника смоленского сыскного устроить заслоны на примерном пути банды. Примерно были названы хутора в Руднянской волости, Витебской губернии и один у нас в Катынской волости. Подняли всех, и конно-полицейскую стражу, и местных урядников, и все трое полицейских надзирателей во главе с Ткачёвым отправились в Катынскую волость. А повезло всё же сыскным. Как-то ближе к ночи увидали они телегу, ехавшую со стороны Оршанского уезда, а в ней четверых неизвестных. Не стал Ткачёв их сразу хватать, а проследил куда едут. А там уж и конно-полицейскую стражу подтянули. Разбойников арестовали, а вот имение, в котором они прятались, как оказалось, принадлежало жене того самого телеграфного надсмотрщика Гаруса или как там его. И много в господском доме чего интересного нашли, деньги да драгоценности, в каковых оршанский исправник вмиг опознал украденное при налётах в его уезде. Так-то вот, всё человек имел, и работу, и образование, и свой дом в Витебске. А вот поди ж ты, жадность его куда толкнула.
    Тут раздался звон колокольчика от входной двери. Из кухни показалась удивлённая конопатая физиономия денщика князя Мещерского.
-Пал Палыч, ты никого не ждёшь? – карие глаза полицейского надзирателя горели азартом гончей.
-Нет. А в чём, собственно…
-Подыграй мне, будь любезен. Это мои клиенты, судя по всему, клюнули-таки на объявление, - Сапожников с хитрой улыбкой потирал руки, - Омельчук, впусти гостей, проводи сюда, да стой у дверей. Ежели что, помогай. Хотя, какая от тебя, убогого, помощь.
  Сыскарь ухмыльнулся, глядя на невысокого щуплого солдатика в нательной рубахе, застиранных галифе и высоких вязаных шерстяных носках.
-Давай уже, проводи, - махнул рукой Сапожников, и уселся на венском стуле у большого обеденного стола. Щёлкнули дверные замки, с лёгким скрипом отворилась дверь парадного входа и в гостиную вошла среднего роста молодая женщина в короткой котиковой шубке и круглой меховой шапке. Раскрасневшееся с мороза лицо её дышало молодостью и привлекательностью. А вот сопровождавший девушка мужчина лет был хмур, тень какого-то смущения или недовольства лежала на его гладковыбритой физиономии.
-Здравствуйте, господа, - голосок девушки был звонок, как весёлый весенний ручеек, - мы по объявлению, на счёт работы.
Сапожников кивнул, широко улыбаясь гостье:
-Было такое объявление. Князю Павлу Павловичу в гжатское имение нужна горничная, а также помощник управляющего. Меня зовут Николай Степанович, я поверенный в делах князя Мещерского. А вот и он самый, - кивок в сторону дивана, - после ранения на фронте немного не здоров.
-А каковы условия работы, - голос у мужчины, не смотря на плотное телосложение оказался слегка писклявым, - да и размер жалования нам интересен.
Сыскной снова расплылся в медоточивой улыбке:
-Условия, как ни на есть, отменные. Тихое поместье, вдали от проезжих дорого, уютный господский дом, тишь, гладь да Божья благодать. И жалование, конечно, обговорим. Но хотелось бы увидеть ваши рекомендации, ежели таковые имеются и паспорта.
  На накрахмаленную скатерть легли паспортные книжки и тонкая пачка перетянутых алой шёлковой ленточкой желтоватых листков бумаги. Сапожников углубился в чтение, шуршал бумагами, хмыкал и кряхтел. Молодой же князь с интересом рассматривал девушку. Он естественно понимал, что клиенты полицейского надзирателя совсем не простые люди, но свежее личико гостьи притягивало взгляд.
-Служили, значицца, у купца Ланде, во 2 участке Мясницкой части Москвы проживающего. Даже 3 года. А что ж вас, Надежда Васильевна, в провинциальный наш Смоленск занесло?
-По семейным обстоятельствам. У мужа, - кивок в сторону хмурого своего спутника, - тётка здесь на Рачевке наследство оставила.
-Ах вот оно как, - Сапожников встал из-за стола и вперил взгляд в мужчину, - в Саратове, Пензе да Москве, понимаешь, отцом назывался, а в Смоленске вдруг мужем стал…СТОЯТЬ…Руки держать, чтобы я их видел, - в правой руке полицейского надзирателя появился небольшой короткоствольный револьвер, - стоять, я сказал!
-Омельчук, беги быстренько в дворницкую, там агент с городовым уж, наверное, второй самовар чаю выдули. Мигом их сюда, - и, хмыкнув, весело спросил, - а ты чего это, Павел свет Николаич, или как там тебя взаправду, усы сбрил?
  Почти час спустя, когда полицейские нижние чины увезли задержанных в сыскное, князь Мещерский затребовал-таки объяснений у сиявшего как новенький серебряный рубль Сапожникова. Тот опустился в кресло у дивана, вытянул ноги и под полный бокал коньяка рассказал всё хозяину квартиры.
-Прости, Пал Палыч, что устроил у тебя тут эту вот панихиду с танцами. Ещё в декабре прошлого, пятнадцатого, года пришла из Саратова ориентировка. Блондинка, светлолицая, лет двадцати трёх. Устроилась к домовладельцу Степану Славину в горничные. Всё чин-чинарём, паспорт в залог оставила. По нему она была Татьяна Павловна Добровольская из Заславской волости Минского уезда. Поработала всего недели три, да и сбежала с деньгами и драгоценностями. И вот весь этот год похожие ориентировки приходили то из Пензы, то из Нижнего. Последнее дельце эта парочка обтяпала в Москве. Да, всюду упоминалось, что приходил к девице якобы отец, плотный, чуть ниже среднего росту, лет пятидесяти тёмно-русый мужчина с усами. Почерк один и тот же, документы и верительные письма оставляла как бы в залог хозяевам, узнавала где что драгоценное лежит и убегала. И видишь, очень похоже, что мужичок этот далеко не простой. Ведь каждый раз у них на руках новые паспорта оказывались. Ладно, там разберёмся. Сфотографируем, да и разошлём по всей Руси великой. Авось где и признают. Хотя с прапорщиком тем отставным, каковой себя Виктором Нелидовым называл, да полным георгиевским кавалером, в четырнадцатом году так ничего и не вышло. Отсидел за беспаспортность, да и выслали в Бельский уезд, вроде как по месту приписки. А и Бог с им.
  Сапожников залпом допил коньяк, скривился от кислоты лимонной дольки и, наполнив бокалы себе и князю, продолжил:
-Последнее ограбление было совершено в Москве в самом конце ноября. И с тех пор ни слуху, ни духу. Почти целый месяц. Затаились, решили мы промеж себя в сыскном.  А меня тут азарт взял. Из Первопрестольной этим мазурикам, конечно, все пути открыты, но ежели они у нас, в Смоленске, то… Конечно, набрали они уже очень прилично и денег, и побрякушек. У нас никакие драгоценности с тех краж не всплывали, агенты по всем гостиницам, постоялым дворам пробежались, но результату ноль. Нет людей, попадающих под описание. Ну я и решил, уж прости, от твоего имени дать объявление о найме на работу горничной да помощника управляющего.
-Так ты у меня три вечера подряд гостевал не просто так,- засмеялся молодой князь, - я думал, проявляет дружескую заботу. А он поди ж ты, всякий преступный элемент у меня на квартире ловит.
-Всё намного проще, - Николай Сапожников встопорщил в широкой улыбке короткие прокуренные усы, - уж дюже коньячок у тебя хорош.