Дом моего детства

В детстве, когда в каникулы мы отдыхали у бабушки в деревне, нас, местную ребятню, всегда привлекал к себе один ветхий, старый, довольно-таки большой дом, поросший быльем и частыми высокими деревьями, не пропускавщими в окна ни одного лучика солнечного света. Дом стоял на самом отшибе деревни. Бревна его потемнели от времени, двор и высокое крыльцо покосились и зияли дырами, из которых проглядывала пугающая чернота, рисующая в нашем воображении всякие страшилки: из темноты на нас смотрели то чьи-то сверкающие горящие глаза, то неведомый зверь.

В необычном доме жила не менее неординарная личность. Тетя Нюра – так звали высокую одинокую сгорбленную старуху, ходившую летом и зимой в валенках и преимущественно в темной одежде. Старая женщина заметно хромала, поэтому неизменно была с длинным сучковатым подогом, представлявшим собой ствол молодой березки либо какого-нибудь другого дерева. Ни детей, ни мужа у тети Нюры не было. Общаться с жителями деревни она не очень любила, жила больше затворницей. Ее одиночество скрашивали только пара кошек да пяток курочек.

Но к ребятне тетя Нюра испытывала определенный интерес. Когда мы играли в свои детские игры, любила издалека смотреть на все происходящее, приставив руку ко лбу, словно загораживаясь от солнца. Однажды меня с сестрой пригласила к себе на чай. Было жутковато, но все же интересно окунуться в такой манящий и таинственный мир, поэтому свои ощущения от посещения ее жилища не могу забыть до сих пор. Каждый наш шаг, начиная с первой ступеньки крыльца, вызывал громкий скрип вековой древесины. По темному длинному коридору со множеством дверей, ведущих в амбар, кладовки и в летние комнаты, хотелось быстрее пройти, чтобы оказаться в помещении, куда бы из окон проникал дневной свет. В избе действительно стало чуть светлее, но из-за листвы деревьев, колышущейся от ветра прямо по стеклам и образующей в жилище причудливые тени, было мрачно и немного страшновато.
Но тетя Нюра была дружелюбна, и опасения понемногу улеглись. В комнате по одну сторону стояла широкая деревянная лавка, по другую — высокая железная пружинная кровать, накрытая старым холщевым бордовым покрывалом и красивым подзором, в изголовье горкой стояли многочисленные подушки с ажурными накидками. Небогатый интерьер дополняли стол с табуретками и большое настенное зеркало в деревянном окладе. На стенах в стеклянной оправе висели старинные фотографии многочисленных родственников тети Нюры, всех их она нам представила и назвала по именам. Дом как будто дышал старостью, затхлый специфический запах, вызывающие ассоциации с неизбежным концом, поджидающим каждого из нас, пропитал все вокруг: мебель, столовое и постельное белье, одежду. Даже мы им пропитались.

Несмотря на то, что обратно пришлось бежать по темному коридору вприпрыжку, чтобы быстрее оказаться на теплой и светлой улице, мы остались довольны походом в гости: тетя Нюра специально для гостей сварила вкусный сахар на молоке (такого в жизни больше нигде не пробовала), научила вырезать из бумаги красивые узоры, рассказала много занимательного из своей прошлой жизни. С тех пор мы стали изредка бывать у нее. Каждый раз она варила для нас вкусный домашний сахар, и каждый раз посещение ее дома становилось для нас своего рода путешествием в прошлое, во время которого старый дом и его древняя хозяйка открывали для нас свои новые интересные тайны.

Уже учась в старших классах и как-то приехав на каникулы в деревню, узнала, что тетя Нюра умерла. Неприятная новость долго не могла улечься в голове. Казалось, что с уходом этой женщины исчезла возможность встречаться с чудом, которое представлял собой этот старинный дом с его древними реликвиями и таинственными жителями. Уже было не ощутить тех будоражащих эмоций, когда с замиранием сердца ступаешь по скрипучим половицам в надежде и одновременно страхе увидеть призраки прошлого. Возникшая грусть была и от прощания с чем-то ярким, большим и неосязаемым, которое можно ощутить только сердцем, — от прощания с детством.

По прошествии многих лет я узнала еще некоторые подробности жизни тети Нюры, о которых она умалчивала. Оказывается, в молодости после перенесенной травмы она стала хромой, и молодые люди начали обходить ее стороной. Наверное, считали, что в хозяйстве от больной жены будет мало толку. Может быть, и стеснялись брать в жены инвалида. Но тетя Нюра на жизнь не роптала. В колхозе работать не могла, но трудилась надомницей в артели, вышивала столовое и постельное белье. Была ли она счастлива? Наверное! Ведь жизнь и дается человеку для счастья. А она прожила очень долгую спокойную жизнь в доме своих достойных предков, каждое утро радовалась лучам солнца и пению птиц, была свидетелем многих происходящих событий. Счастливы те, кто к жизни относится не как к страданию или наслаждению, а к делу, которое с честью надо довести до конца.