Снагостские

  В селе была большая проблема с мальчишками. Все они не нравились мне своими мелкими недостатками. Например, Виталь и Олежка были какие- то лупоглазые,  у Сэра были кривые ножки, Попенок Николай Третий слишком смугл и курчав, да ещё ему всего десять! Сандрильона тоже мелкий, хоть, конечно, у него фисташковые глаза и ,словно вырезанные из бархатной бумаги губки.
Серко не обращает на меня никакого внимания. И ещё он прыщав.
Дальше живёт Леха Буравок, но Леха деревенский со всеми вытекающими последствиями.
Бабушка присмотрела мне парня с Хутора. Олега  Любченкова. Он харьковчанин, что ещё... красивый. но младше на два года. Когда бабушка была маленькой, прадед Олега был ещё молодой парень и рассказывали историю, как его крестил местный поп в тринадцатом году. За то, что попу не поднесли за крещение он назвал младенца Пудом. Батюшка был с юмором. Пуд Илларионович Любченков. Вот такая засада.
Олег, правда, с конопушками на бледногородском лице выглядел очень мило. Бабушка его начала часто приглашать попить чай к нам и я что-то заподозрив, наконец, отрезала:
- Бабушка! Я ещё не выросла! Харош мне вешать женихов!
- Та-а-а…Яка ж ты дубова макытра!
Сказала бабушка.

Она сходила на хутор к потомкам дедушки Пуда, якобы, за козьим молоком и после этого Олег перестал ко мне каждодневно приезжать пить чай и есть пироги.

В селе работал клуб, но я боялась туда идти. Мальчишки - соседи пугали, что меня оттуда увезут любимовцы и я так и не ходила туда ни разу
После уже выяснилось, что они меня обманывали, чтобы оставить на Новоселовке и я никуда не ушла их из компании.
Прослонявшись до вечера, нарвав кролям калачика, а свиньям лебеды, мы  или зависали в леске, катаясь на гигантской тарзанке, привязанной, к тополю, либо играли до полуночи в ,,мафию,, либо катались на великах по буеракам до свинарни, где огромные пыльные хряки и свиньи с девичьим визгом встречали нас, тыкаясь пятаками в проволочную загородку.
Собираясь в леске на вечерние карты, за старым одноногим столом, ребята ждали ночи, потому что потом я шла спать, а они шли на «****ки».
Виталь шел на хутор к Наташе Свинаренко, Олежка к Вите Дорошенко, а Сэр и мелкота в клуб за люлями.
Трусоватый Сэр вечно тикал по репяхам и крапиве от любимовцев.
Другие тоже бежали мелкой россыпью. По старинной традиции любимовцы- парни женились на наших девках.
В середине июля я пересилила себя и пошла погулять на другой конец Новоселовки к Буравкам.
Буравок работал на летнем телятнике, был загорелый, остроносый, с выцветшими волосами парень, шумный по -деревенски и даже немного бедовый.
Из семьи у него осталась одна мать и ему сильно доставалось как полусироте. Брался он за любую работу и пас телят за селом, прямо за лесочком, за берегом где были огорожи и крошечная халабудка, где Лешка прятался от палящего солнца.
 Иногда он сидел в теньке, около халабудки, плёл пуги или варил себе на костре картошку в бабкином чугунке, чтобы повечерить.
Иногда он приходил к бабкам  «позычить» лучку, соли или сала и снова уходил за берег к своим обтрёпанным от свободного летнего житья телятам.
Но когда наступал закат и Буравок , заперев телят возвращался домой, я часто его встречала, бегающего по домашним делам. Шёл он домой мимо нашего дома, присвистывая, гнал перед собой лозиной стадо гусей, тяжёлое от колхозного ячменя, натаскивал матери воды с журавля, и намывшись, ждал вечера.
 В его летней кухне, например, могли встречаться со своими  «дивчинами»  братья Ясеновские, Виталь и Олежка.
Вечером за мной зашёл Сэр, от которого пёрло шипром  за версту, с намазанной гелем для волос прической, отчего его колосковые волоски слиплись и брутально падали на лоб.
Я вздохнула и сказав бабушке и маме, что посижу с ребятами недалеко от дома, пошла под ответственность Сэра.

Мы приплелись к буравковой хате и сели на лавочках. Брат Сэра был с гитарой и бренчал ,,Крематорий,,
Я напряженно оглядывалась, куда бы сдернуть, если приедут любимовцы. Ведь я их боялась по рассказам друзей.
Пришел Виталь с Олежкой, пришли хуторские понтовые девки, но без Любченкова. Тот на меня обиделся за отказ.
Мы плясали под магнитофон, ребята курили, играли в подкидного и деберц.
Откуда - то нарисовалась бутылочка самогона, совсем скромная и мать Буравка, вывалив из окна половину своего тучного тела, с косынкой, повязанной набекрень, гаркнула:
- Ребзя! А вот вам варэники!
И подала нам блюдо вареников, сготовленных на пару, с  грушевыми крышениками и маком, политых растопленным сливочным маслом.
Мы расхватали варэники, правда, с обыкновенным юношеским смущением, ведь  это блюдо для бабок, а не для молодёжи! Но каждый из них был размером со средний кулак и съелись это богатство нашей компанией за милую душу со скоростью света, и мы продолжили болтать, ржать, как небольшое стадо коней и рассказывать друг другу всякие скабрезности.
Стемнело. Виталь со Свинаренкой затиснулись за забор, в летнюю кухню Буравка.  Буравок побежал за новой скромной бутылочкой.
Сэр скромно поглядывал на меня, Вита, красавица, с испорченными крупными пятнами витилиго руками, манерно курила, рассказывая, как в Сумах ,,отжигает,, с новыми русскими и катается на Мерседесах.
Эти рассказы я всегда слушала с обидным чувством зря потерянного времени, но Вита уже была самой взрослой, восемнадцатилетней и несмотря на пятнистость пользовалась у парней повышенным вниманием.
Даже я в своей Москве никогда не каталась на Мерседесах, а она каталась!
И вдруг из темноты выскочил Буравок, блеща бутылочкой.
Он подался прямо ко мне.
- Катька! Прятайся скорее! Там тебя спрашивают!
Я мгновенно побледнела, кровь отлила у меня от головы, а Сэр вскочил с лавочки и приготовился меня защитить.
- К-к-к-кто?- спросила я с дрожью.
-  Три огромных пацана!
- Любимовцы!- прячься!- крикнул Сэр и я, больно ударившись ногой о забор, заскочила во двор прямо под собачью цепку. Перепрыгнув от страха через собачку, я забежала в летнюю кухню и прильнула к окну.
Ребята переговаривались за окошком. Прекратив пыхтеть на печке замерли Виталь и Наташка
- Ты чего приперлась?- спросила Наташка недовольно.
- Там за мной кто- то пришел...- чуть живая сказала я.
- Ну ты и коза!- сказал Виталь.- А ну свали отсюдова во двор!
Я не обращала внимание на печку, чистосердечно не думая о том, что там может происходить что то интересное, но покорно вышла и спряталась между железных бочек с ячменём под поветь.
Я прислушивалась к беседе за забором.
Там Сэр,  Буравок , Олежка и Вита с мелким братом разговаривали с неизвестными тремя парнями, которые  «пришли за мной»! Вот так чудо! Не успела я осмелиться отойти от ридной хаты на четыре двора в сторону, как про меня узнали какие-то неизвестные парни!
 Наконец, я услышала лязг щеколды и в дверь просунулась голова Буравка.
- Выходь. Они говорят, что это твой брат с друзьями.
- Брат? Какой брат?
- Из Снагости. Какой, какой... Выходи...
Пока я шла на мяклых ногах до забора, в голове пролетели все сорок тысяч братьев, о которых могла шла речь.
- А...- наконец, догадалась я, это Неделькин!
И вышла уже совершенно обрадованная.
Да, это был мой троюродный брат, старшина  Севморфлота Николка  Неделькин.
Внук бабушкиной сестры Насти.
Я, выдохнула, увидав в темноте бритую голову Николки и двух его симпатичных спутников.
Один из них был сыном ветеринара, Даней, другой, Яхой, одноклассником.
А Николка приехал на побывку до бабки.
- Ой, как я напугалась, ребята...- сказала я, обнимая их по очереди..
И сразу же, чтобы не знакомит их с моей сомнительной тусовкой, повела всех троих домой. Вместо страха меня прямо таки распирала гордость.
Ребята это были другие. Во- первых, взрослые. Во- вторых, не шпана. А в - третьих, мои сельские друзья просто обзавидовались, глядя на них.
Данька учился в Курске, Яха собирался осенью призываться, а Николка... Одним словом, как старший брат, был каким- то недосягаемо прекрасным, благородным рыцарем.
Мы попили чай во дворе под навесом. Мама и бабушка , бесперебойно стрекоча, расспрашивали «хороших мальчиков»  про учебу, про жизнь. Мальчики, роняли слова, как гири, слегка придавленные таким вниманием и ели яблочный пирог.
А Яха поглядывал на меня исподтишка.
Потом мама и бабушка удалились, а мы ещё часов до трёх ночи, пока не засветало, сидели и болтали про звёзды, моря и перспективы жизни.
 Возвращающийся с гулянки Сэр проехался палкой по всему нашему шиферному забору.
Он взревновал меня и когда я ему предложила сходить в Снагость через луг, посмотрел так, будто я предатель и сейчас сдам немцам отряд партизан.
Пришлось мне идти в Снагость с младшими друзьями, да и то я собралась туда лишь недели через две к Николкиному отъезду.
 
 И путь тот запомнила, потому что мы потерялись среди луга, как молодые телята, которых первый раз выгнали на вольную пастьбу и хорошо, что проезжающий мимо Буравок нам указал путь и покормил нас яблоками.
Самое главное, что после того, как местные ребята посмотрели на Николку и его друзей все как-то нахохлились и немного напугались. Зато я с гордостью могла теперь ходить хоть по –ночи одна, никто бы меня и пальцем не тронул!

...