Я буду ждать на темной стороне. Книга 4. Глава 4

Услышав, как щелкнула в прихожей дверь, парень заметно насторожился, понимая, что на этот визит ему следовало бы отреагировать должным образом. И до последнего считая, что это пришел отчим, дабы выразить ему свое соболезнование, не спешил покидать своей комнаты, отдав предпочтение спиртному.

Звук шагов быстро дал ему понять, что квартиру кто-то зашел. И хотя интуиция подсказывала, что в столь поздний час ОНА вряд ли рискнет сюда сунуться, улавливая позади себя какой-то шорох, Лисов смекнул, что в спальне был давно не один.

Уставившись в окно, будто он вправду любовался ночным пейзажем, Лисов продолжал хранить молчание, ощущая в воздухе тонкий аромат хорошо знакомых ему духов, всегда ассоциировавшихся у него только с одной девушкой. Но не спеша показывать, что он в курсе её присутствия, парень не спешил обнаруживать свое любопытство, неторопливо потягивая вино. И когда ему показалось, что он достаточно продержал её в неведении относительно своих намерений и ему пора было уже заявить о себе, поставив пустой бокал на подоконник, он невольно обернулся, впиваясь взглядом в ту, на чей визит сегодня не рассчитывал.

Интуиция его не обманула, но то ли на него так оказало влияние пригубленное вино, то ли его эмоции слегка поутихли после пережитых потерь, нынешнее состояние помешало ему прочувствовать всю трогательность данного момента, как если бы он был полностью трезв.

Лисов повернулся и его ранее отрешенное выражение лица, свидетельствовавшее о том, что мысленно он находился где-то очень далеко отсюда, заметно изменилось, стоило ему увидеть, кто именно решил его навестить, так поздно вваливаясь к нему в спальню. Другая бы предпочла пресечься с ним на более нейтральной территории. На той же кухне, например, или лестничной площадке. И только одна Евангелина пренебрегла этим правилом, неосознанно или намеренно переступив сегодня все границы приличий. По-другому назвать её отчаянное желание с ним увидеться, он не мог. 

Перехватывая торжествующий взгляд этого парня, в котором при виде неё вспыхнуло что-то ещё, отчасти похожее на ликование, но смешанное уже с явственной похотью, Евангелина на мгновение оробела, коря себя за собственную глупость и не к месту проявленную спешку. Надо же было прийти сюда одной, без спутника! При постороннем человеке Лисов вел бы себя чуть сдержанней. Теперь же его руки были развязаны и мог сотворить с ней что угодно.

На удивление, ей быстро удалось справиться с охватившим её волнением. И едва её внутренняя тревога немного улеглась, слегка осмелев, Евангелина шумно выдохнула, поправляя локоны. Её визит был не напрасным.

Давя на жалость, она проронила вслух первую часть своей речи, когда прервав её на полу-фразе, Лисов сделал знак, что ожидал от неё совсем другого. Оторопев от его заявления, Евангелина уставилась на него с широко раскрытыми глазами. И словно специально преследуя цель окончательно сбить её с толку и залиться краской, подойдя к ней и останавливаясь напротив, он окинул оценивающим взглядом её облаченную в закрытый темный костюм фигуру, как обычно смотрит на девушку парень, решив по-быстрому удовлетворить свои желания, и не щадя её стыдливости.

— Такие слова простительно слышать от какой-нибудь жирухи или уродины, — отозвался он, прерывая на середине её неуверенную соболезнующую речь. — Но с твоими данными девушка должна утешать совсем по-другому.
 
Частично понимая, на что он намекает, успев привыкнуть к подобного рода посылам эротического содержания в её адрес, Евангелина ничуть не смутилась, и вся внутреннее сжавшись от того, что её визит сюда пошел по незапланированному сценарию, стала ждать, что последует дальше и как далеко его занесет.

У него не было права говорить ей такие слова, но это вовсе не значило, что он собирался овладеть ею прямо здесь и сейчас, когда обстоятельства совсем не располагали к подобному времяпровождению в спальне. По крайней мере, тогда ей показалось, что она хорошо знает этого парня, проведя немало времени в его компании. Но как выяснилось позже, её сложившиеся о нем мнение разительно отличалось от того, каким оказался он на самом деле, переживая невзгоды наедине с собой и стараясь не показывать своих эмоций окружающих, потому что делу это вряд ли бы помогло, а его самого поставило бы в унизительное положение.

Замолчав после произнесенной фразы, словно предоставляя ей возможность перевести дух и свыкнуться с новой обстановкой, Лисов выждал определенное время, и, посчитав, что этой паузы было достаточно, чтобы она пришла в себя и осознала, с чем придется ей сейчас столкнуться, не сводя глаз с незваной гостьи, невольно улыбнулся.

— Хорошо, я приму твои слова утешения, — внезапно добавил он, подходя к ней почти вплотную и заглядывая ей в глаза, — но все равно это будет не совсем то, чего я жду от тебя на самом деле. — В пронзительном взгляде его карих глаз, казавшихся почти черными из-за царившего в помещении полумрака, горел огонек уже знакомого ей безумия. — Ты должна будешь отдаться мне… Сегодня ночью. Сейчас. И этот твой жест будет выглядеть куда красноречивее всех этих твоих слов, которые ты хотела мне сказать, пытаясь меня утешить.

Встрепенувшись, Евангелина так и застыла на месте, боясь лишний раз пошевелиться. И почему она так сильно удивилась услышанному? Как будто он мог предложить ей что-то другое и сказать другие слова?!

Порой этот парень так сильно на неё влиял, что от одного его присутствия у неё кругом шла голова, а сама она превращалась в полную дуру, всегда действуя в подобные моменты только по его указке. Значит вот как должен был закончиться для неё этот вечер! А она наивная думала, что одних её слов утешения будет достаточно, чтобы с ним проститься, и от неё не потребуется больше ничего другого. 

На мгновение у Евангелины возникло ощущение, будто она попала в западню. Однако вместо того, чтобы ответить ему что-то дерзкое, а после развернуться и уйти, пригвожденная к полу, она продолжала молча следить ним, чувствуя прикосновения его тела. События разворачивались с такой стремительностью, что оказавшись неспособной молниеносно отреагировать на очередную дерзость этого парня, она вела себя так, будто происходящее и вправду доставляло ей удовольствие, и сама она была не прочь с ним развлечься, не особо сопротивляясь его напору.

Погруженная в свои мысли, Евангелина не заметила, как вырвав сумочку у неё из рук, Лисов вдруг выбросил её куда-то в угол комнаты, словно пытаясь избавить себя от очередной преграды, которая помешала бы ему слиться с её обладательницей в единое целое. Его губы были плотно сжаты, а от фигуры веяло такой аурой, что до сих пор находясь под впечатлением его слов, Евангелина не смела даже пошевелиться, внезапно ощутив на своих плечах его ладони, сначала крепко сжавших их, а позже скользнувших вниз по её плечам, и сорвавших одним движением с неё пиджак, который тут же оказался на полу.

В два счета очнувшись от своих грез, Евангелина хотела было намекнуть ему на это упущение, однако стоило ей открыть рот, чтобы раскритиковать в пух и прах его беспардонные действия, как заключив её в объятия, он прижался губами к её рту, непроизвольно углубляя поцелуй, и опаляя ее изнутри собственным жаром.
Тщетно Евангелина пыталась его оттолкнуть, взывая к собственному рассудку, и параллельно ощущая в своем рту его слюну с привкусом спиртного. Он забавлялся с ней, зная, что не встретит с её стороны никакого отпора. А это значило, что он мог делать с ней все, что заблагорассудится, а сама она будет только рада происходящему, не имея в глубине души ничего против, если все и вправду зайдет слишком далеко. Тем более так много времени прошло с момента, когда они целовались вот так, словно это были последние лобызания в их жизни.

Впрочем, между ними все и так давно перешло черту, и, судя по действиям Лисова, останавливаться на достигнутом он не собирался. Как будто ему доставляло удовольствие сначала застать её врасплох, а после подчинив собственной воле и преодолев её упрямство, заставить играть по своим правилам. Евангелина, конечно, не могла себя назвать девушкой легкого нрава, но попадая в руки этого парня, почему-то всегда становилась ручной, тая от его ласк и поцелуев, словно никогда не могла всем этим насытиться. Как сам он не мог в полной мере насытиться её телом, независимо от предпринимаемых им попыток склонить её к интимной связи.

Отпрянул он от неё лишь тогда, когда посчитал это нужным, чему Евангелина ни капли не удивилась, с трудом держась на ногах после перенесенного всплеска сильных эмоций. Не на такое продолжение вечера она рассчитывала, наведываясь сюда, только сам Лисов видать считал иначе. В противном случае он бы уже давно указал ей на дверь, чтобы его лишний раз не беспокоили. А её появление здесь поменяло ему планы. 

— Сколько раз мы с тобой уже лижемся, а целоваться толком ты так и не научилась, — глухо отозвался он, вытирая тыльной стороной ладони свои сомкнутые губы. — Напустила мне слюней полон рот… — И словно стараясь показать ей, что он вовсе не преследует цель её унизить, следя за меняющимся выражением её лица, добавил: — Но во всем остальном ты весьма неплоха.

Тяжело дыша и вся пылая от пережитой ею только что гаммы самых противоречивых эмоций, Евангелина бросила на него хмурый взгляд.
Не смог снова удержаться от очередной колкости в её адрес… Даже если это была сущая правда. Испытывая досаду, Евангелина непроизвольно поджала губы. Во всяком случае если бы она действительно не устраивала его в этом плане, он бы вряд ли с ней так часто целовался, ища малейший повод коснуться её губ своими, неистово сплетаясь при этом языками.

— Я пришла сюда не за этим, — выдала она дрогнувшим голосом, начав проигрывать ему именно с этого момента, когда следовало сдать назад.
Это было все, на что её хватило. Так она выразила свой гнев, стараясь не смотреть ему в глаза.

— Я все понял, — кивнул вдруг Лисов, опуская свою ладонь на её обнаженном плечо и чувствуя её неуловимую дрожь. — Не любишь долгих прелюдий? Хочешь сразу перейти к более откровенным действиям? — хмыкнул он, перекручивая её намек на свой лад, и приободрившись тем, что не встретил с её стороны серьёзного отпора после очередной вольности, сделал вид, будто собирается заключить её в объятия, когда вырвавшись из его хватки, Евангелина развернулась, готовая броситься в прихожую.

Моментально спохватившись, Лисов поймал её за руку, привлекая к себе обескураженную гостью. И только она оказалась перед ним, приложился горячим поцелуем к её шее, с такой силой сжав ладонью ей грудь, что с уст беглянки вырвался не на шутку распаливший его стон.

Бесценный дар этой девушки состоял в том, так не пытаясь его особо соблазнить, она вела себя так, что он возбуждался от неё по щелчку пальца. Даже если его мысли блуждали до этого в другой ипостаси и ему было совсем не до любовных игрищ.

Слабое сопротивление взволнованной Евангелины не стало для него особой помехой в дальнейшем её раздевании. И в мгновение ока ухватив свою гостью за края корсета, который она словно специально надела сегодня, чтобы он подольше повозился с её нарядами, прежде чем они окажутся в постели, с силой потянул их на себя, обнажая ей грудь. Даже не пытаясь от него как-то закрыться, как будто понимая, что сейчас это было бесполезно, вместо того, чтобы его оттолкнуть, Евангелина ждала, когда он разденет её полностью и толкнет на кровать, все явственней ощущая его возбуждение, когда он прижимался к её бедрам чуть плотнее, чем обычно.
Она и представить не могла, что её внешний вид произведет на него такое сильное впечатление, хотя она вообще не намекала ему на близость. Тем не менее дороги назад больше не было. И единственное, что могла она сделать, так это покориться этому парню и провести с ним ночь, как он того хотел. Позволить ему снять накопившееся напряжение и расслабиться самой после стольких недель воздержания.

С одной стороны, ей было лестно, что она по-прежнему его возбуждает, с другой — проведя  ночь в его квартире, она рисковала попасть к себе только под утро. Евангелина прекрасно осознавала, что долго не продержится из-за охватившего её влечения к этому парню. Так что успев немало обдумать за это время, она спохватилась, когда его руки трепетно искали пуговицы на её брюках, орудуя с такой уверенностью, что когда с ними наконец было покончено, Евангелина осталась перед ним в одних лишь бордового оттенка туфельках и полупрозрачных стрингах, подчеркивавших соблазнительные линии нижней части её тела.

— Теперь тебе осталось избавиться от трусиков и упасть вот туда, — кивнул он в сторону застеленной кровати, не представляя себе, что гостья могла ему отказать и убраться отсюда, когда на ней был минимум одежды.

Прекрасно осознавая, что он имеет в виду, но не спеша ему покоряться, Евангелина стояла перед кроватью, даже не пытаясь прикрыть руками свою грудь. Тем более в этом больше не было необходимости. Но не собираясь ждать целую вечность, когда гостья первой проявит инициативу и избавится наконец от нижнего белья, Лисов внезапно двинулся в направлении кровати, и рывком стянув с неё покрывало, небрежным жестом швырнул его на пол. После чего нетерпеливо сдернув до половины одеяло, повернулся снова к Евангелине, любуясь её обнаженной грудью. Когда сгорая от переполнявшей его похоти, он вдруг схватил девушку за плечи и без лишних слов швырнув её на кровать, принялся раздеваться сам, расстегивая свои брюки прямо перед ней, и одновременно не спуская с неё глаз.

До этого момента ей удавалось избегать его общества, отказывая ему то по одной, то по другой причине, либо находя поддержку со стороны вмешивающихся в их отношения посторонних лиц. Но сегодня должно было все измениться. Сегодня он собирался насладиться её телом сполна, словно стремясь наказать ее за то, что раньше обстоятельства складывались конкретно в её пользу, мешая ему склонить её к очередной связи, и тем самым насолить Терехову, которому возможно было и вовсе наплевать на судьбу своей кузины. Впрочем, сейчас он собирался затащить её в постель просто потому, что хотел её, и ему было все равно, насколько хорошо она общалась со своим родственником.   

Падая на постель, Евангелина так и не успела сбросить туфельки. И почему-то не особо переживая по этому поводу, точнее не придавая ему никакого смысла, как только её разгоряченное тело коснулось прохладного постельного белья, она тут же забыла обо всем на свете. И о своей обуви, в том числе. Кое-как стащив с неё трусики, которые так и остались болтаться на её левой лодыжке, Лисов наконец избавился от одежды, и пошарив впопыхах в одном из ящиков прикроватного столика, вытащил оттуда пару пачек презервативов.

Распластавшись на кровати, Евангелина краем глаза следила за ним, не смея вмешиваться, спохватившись, когда навалившись на неё так, чтобы она могла прочувствовать вес его тела как в былые времена их постельных утех, он рывком развел ей бедра, пытаясь овладеть ею без всяких прелюдий, сильнее вжимая её в постель. Его до такой степени мучило желание, что стремясь как можно скорее утолить чувственный голод, он не видел смысла в нежных ласках и неторопливых движениях, особенно если её и так все устраивало. А возможно ей нравилось, когда он брал её именно так, словно непотребную девку, не заслуживающую ни капли уважения, пусть сама она боялась себе в этом признаться, мечтая получить новый опыт.

Давно отвыкнув от столь бурных любовных игрищ, и забыв, когда в последний раз её когда-либо кто-либо так имел, что от самих движений, наполненных страстью, закипала в жилах кровь, очутившись в одной постели с прежним любовником, Евангелина слегка растерялась. И лишь когда ему удалось без всяких обиняков развести её бедра, лишь бы поскорее овладеть столь прекрасным телом, она вдруг отчетливо осознала, что теперь уже вряд ли сможет ему противостоять, находясь в предвкушении того, чего ей так не хватало.

Непроизвольно вздрогнув от пронзивших её тело болезненных ощущений, напоминавших растягивание, но не столь интенсивное как в первую с ним ночь, Евангелина не смогла сдержать легкого вопля, тут же под ним выгибаясь. И стараясь не обращать внимание на её попытки сомкнуть ноги и помешать ему проникнуть еще глубже, преследуя цель слегка усмирить её и заставить наконец ему отдаться, он подхватил её за запястья и прижимая их к постели прямо над её головой, где лежали волнами её длинные волосы, из-за чего она, зафиксированная в такой позе, не могла даже поднять голову, посильнее навалившись на неё, ускорил темп, намереваясь как можно скорее достичь экстаза.

Какое-то время Евангелина пыталась имитировать борьбу, словно намекая ему, что не позволит обращаться с собой как со шлюхой, тем более пришла она сюда совсем с другими намерениями, а не скоротать с ним вечер в постели. Но довольно скоро поддавшись захлестнувшим её желаниям, изголодавшись по столь интенсивным ласкам, была вынуждена вскоре ему уступить, не устояв перед соблазном предаться любовным утехам как раньше, подстраиваясь под его ритм, и рассеянно скользя ладонями по его плечам и спине, как только он перестал держать её руки. Исторгая стоны, с каждым разом она все больше выгибалась под ним, и сильнее впиваясь бедрами в его тело, рисковала порвать своими шпильками постельное белье, либо черкануть его самого по пояснице в момент особо страстной хватки, оставляя на его теле след от царапины.

Окончательно потеряв над собой контроль, вскоре Евангелина пустилась во все тяжкие, то приникая к нему, то отталкивая его, но исправно отдаваясь ему на этой кровати. И только оставленный гореть на прикроватном столике ночник освещал их сплетенные в страстном порыве тела среди беспорядочно сбитой простыни и одеяла. 

Подверженный приступу сентиментальности, имевшего свойство снисходить на него в самые интимные моменты его жизни, на поприще постельных баталий Лисов вел себя иначе, чем в жизни. И порядочно наслушавшись от одногруппниц сплетен о том, что парням нравится в такие моменты некрасиво выражаться, Евангелина была несколько удивлена, не заметив чего-то подобного со стороны Лисова. Наоборот, он как будто сознательно старался избегать подобной тематики, используя в обращении с ней нежные выражения, что резко контрастировало с тем, что он творил с её телом, одаряя его страстными поцелуями, а сам называя её «любимой» или «любовь моя», чего в повседневной жизни дождаться от него было невозможно. А когда он все-таки употреблял эти слова, за пределами спальни, то зачастую они носили насмешливый характер и ей было неприятно их слышать.

Такое состояние дел вызывало в её сознании некую раздвоенность. С одной стороны Лисов имел её как шалаву, начав все чаще овладевать ею без всякой прелюдий и малейшей подготовки, с другой — размягчаясь под влиянием быстрой разрядки, он по десятому кругу признавался ей в любви, нашептывая на ухо всякого рода нежные слова и становясь в такие моменты невероятно чувственным, но немало настрадавшись в свое время от его интриг, Евангелина не спешила отвечать ему тем же, отталкивая его и блокируя периодически его телефонные номера.

Да, некоторые свои дурные поступки он успел «искупить», одарив её теми или иными материальными благами, но так быстро забывать его козни, стоившие ей потери былого душевного равновесия и репутации, в том числе, Евангелина не собиралась. И все же не теряя надежды услышать от неё хоть одно доброе слово в свой адрес, ему приходилось усерднее её ласкать, либо овладевать ею в ещё более грубой форме, практически доводя её до исступления.

Только тогда от неё можно было добиться некоего подобия нежных слов. И продолжая млеть в его руках от пережитого чувственного наслаждения, Евангелина словно теряла над собой контроль в подобные моменты, позволяя себе всякие нежности по отношению к нему, и не испытывая по этому поводу ни малейшего угрызения совести, что было на неё совсем непохоже.

Зачастую это она сама обзывала его всякими грязными словечкам, на которые он предпочитал не обращать внимание, осознавая, что заслужил такое отношение не зря и по-другому с ним она вести себя не могла. 

Их страстное и неудержимое слияние друг с другом продлилось недолго. Так, по крайней мере, показалось тогда самой Евангелине, когда чуть позже она пыталась воскресить в своей памяти подробности той ночи, разделившую их жизнь на «до» и «после».

Слишком рьяно приступив к своим действиям, Лисов не сразу заметил, что она давно была на пределе, на что красноречиво намекали её неподдельные стоны и цепкая хватка её бедер. Так что по-прежнему продолжая ласкать её горячее и скользкое тело, время от времени припадая губами к её шее, он остановился только тогда, когда ему таки удалось ею овладеть, вырывая из её уст иступленный вопль восторга, обнаружив лишь в самый последний момент, что она так и не сняла свои туфельки, стоило ему скользнуть ладонью по её ноге, лаская пальцам её нежную кожу.

Никогда ещё он не доводил её так быстро до экстаза, особенно если учесть, сколько времени порой приходилось ему тратить на то, чтобы для начала хотя бы просто раскрепостить эту «ледяную королеву», а потом разжечь внутри её пламя чувственности, не говоря о том, чтобы заставить её кричать от переполнявших её запредельных ощущений, после которых её тело становилось настолько легким, что казалось она была готова взлететь в воздух одной только силой мысли. Эрика «зажигалась» куда быстрее, зачастую перехватывая его инициативу.

Теперь что-то подобное происходило и с Евангелиной, постельные баталии с которой превращались для него в ещё тот марафон.

Да, прошло немало времени с того момента, когда ему удалось избавить её от множества зажимов и заставить перестать стесняться его. Теперь все было намного иначе. Но умудрившись даже в таких условиях сохранить свою прежнюю стыдливость, чье наличие не переставало его умилять после всего того, что между ними было, Евангелина по-прежнему оставалось для него загадкой, чью натуру он по сей день не мог разгадать, будучи ранее уверен, что хорошо знает её, равняя её с бывшими пассиями.

Книга 4. Глава 5

http://proza.ru/2023/11/23/811