Марш

С каждым выдохом туман все плотнее. Туман уже вовсе осязаем. В нем практически не осталось ничего. Картины, которые являются, слишком сумбурны. Их трудно облечь словами и украсить эмоциями. Хотелось бы сказать, что мир стал страшнее. Однако, я стал еще более слеп.
Нет ни тени сомнения, что происходящее продолжает происходить и наблюдатель всему этому нужен не более, чем пресловутой рыбе зонтик. Но что-то стараешься не замечать, что-то от этого уходит от взгляда. Есть непрекращающееся ноющее ощущение грядущего. Неизбежность завтра, только тем и пугает, что может никогда не закончится. Хотя, не вызывает сомнения только факт собственного рождения. Я вновь проснулся...
Примечательно, что дождь в средние века был точно таким же, как и во все остальные. Злой холод, мешался со злой сыростью, перемешивался ветром и убивал всю радость вокруг. Тяжелые тучи мешались тяжелыми сапогами в земельную грязь. Неизбежно наступал сотый день пути. Лошадей не осталось. Не осталось еды. Была только вода. Военная машина, страшная и помпезно-возвышенно громоздкая сейчас едва сверкала единственным уцелевшим глазом. И в блеске этом не было яростного пожара надвигающейся бури битвы. Было только безумное отчаянье и боль. Странно, но я не знал куда мы идем, кем мы разбиты и что ждет нас дальше. Я знал только, что этого не знает никто. И это невежество объединяло нас. Заставляло Первых идти относительно ровным шагом, прикрывать раны плащами. Чтобы прикрыть командиров, всенепременно разрабатывающих план. В средних рядах уже слышались стоны и брань. Нет-нет, кто-то падал в грязь. Кто-то тут же поднимался, кто-то поднимался чуть позже и шел уже в дальних рядах. Кто-то уже не вставал. Но и в середине шли с непоколебимой уверенностью, что командиры впереди указывают путь. Единственно верный и ведущий к Покою. В задних рядах раненые волокли себя и волокли еще более раненых. Вся эта картина со стороны напоминала исполина, чей плащ тащится по грязи. Чуть повыше, подернутый грязью, но все еще рубиново красный. Ниже серее и в дырах. И у самой земли изорванная тряпка, отдаленно напоминающая остальное одеяние. Так и тут. Неясно было где кончается кровавый след и начинается этот жуткий марш. Марширующие бесконечно выныривали из тумана и в тумане же пропадали. Вслед за собственным невежеством или, как им казалось, за командиром.
Шел сотый век пути. Говорят, нам осталось еще немного. Говорят, нас осталось еще чуть-чуть. Жаль, не видел, кто говорит. Да и не слышал. Но нужно идти…