Глава 8
Окутанный призрачным туманом, Однор восседал на холме, словно седой приготовившийся к смерти правитель на величественном троне. Самый молодой из тьердских городов, как же постарел ты за этот год Свещенной войны. Даже отсюда было заметно, как обветшали и обвалились могучие каменные стены от бесконечного стука частых незваных гостей и новых хозяев. Крыши башен на фоне сердитого неба, как головешки погасших факелов: некому чинить их, не вьются под небесами знамена. Хеги даже не верилось, что скоро он вновь сможет пройти по знакомым родным улицам. Однор! Я помню твое рождение, как мой дед строил тебя – гордость тьердов. Я помню и твою погибель. Труп твой не в силах воскресить ни светлым, ни темным, ни серым...
Столько кровавых сражений... Сейчас они казались Хеги бессмысленными, лишенными веры в то, что весь этот год они спасали мир. Теперь в бой шли либо ради мести, либо просто по привычке. Может, люди просто забыли, за что воюют? Жаль только погибших, которых уже не вернуть. В человеческом смысле, а ни так, как это делают жрецы.
Миру настал конец в тот день, когда появился старик Тофа, а с ним и его проклятое пророчество. Хеги это было ясно давно. Лишь одного он не мог понять: почему боги решили уничтожить этот мир, ими же созданный? Хотя, быть может, боги тут не при чем? Может виной всему люди? Ведь ни боги жгли города и деревни, ни они беспощадно резали друг друга и ни они породили эти чудовищные армии.
Хеги смотрел на свой родной город с высокого утеса, опираясь о ствол сгоревшего дерева. Внизу, до самых стен города, чернела выжженная бесконечными битвами равнина. Даже петлявшая по ней лента реки отливала мутной темной кровью, отражая багровый закат с клубящемся дымом костров небом. Он вспомнил, как ровно год назад он и Данка так же стояли на этом самом утесе и смотрел вниз на мир. Мир еще не знавший беды...
Глава 1
Данка осторожно прошла по самому краю, рискуя свалиться с высокого поросшего травой и кустарником утеса, но Хеги придержал ее за поясок.
– Ты что, упадешь!
Но та, махнув рукой, еще ближе придвинулась к обрыву. Земля поползла под Данкиной ногой, осыпалась, но рука девушки ловко обняла ствол склонившегося над пропастью дерева, далеко свесившего зеленые трепещущие молодой листвой ветви. Теперь Данка словно парила над рекой и долиной на головокружительной высоте. Ветер трепал ее длинные светлые кудри. Она взглянула на Хеги сияющими восторгом лазурными глазами.
– Свобода! – закричала она что было сил. – Хеги, это свобода!
Простор под ее ногами отозвался раскатистым эхом. В этот момент она была птицей, ведь только птицы могут наслаждаться таким великолепием. Под ее ногами, или даже крылами, раскинулся их родной край. Однор – могучий город, самый молодой из вольных городов земли тьердов, с его дворцом, храмом, башнями, домами казался вылепленным из песка, глубоководная река Ирда извивалась серебристой сверкающей змейкой, а поросшие лесом поля и горы были словно устланы зелеными бархатными коврами.
– Хеги, как же мне хочется взлететь! – прокричала Данка. – Расправить крылья и скользить, скользить под облаками!..
Хеги было непонятно чему она так радуется. Они приходят сюда наверное сотый раз и всегда она с восхищением глазеет вниз. Ну город, ну река, ну холмы с полями... Сам он молча терпеливо ждал когда пройдет ее детский восторг, и глядя на ее хрупкую прекрасную фигурку в который раз отметил, что она давно уже не ребенок.
– Смотри – лодки! – прощебетала Данка. – Лодки! Лодки!
Хеги подбежал к краю и раздвинул ветви кустарника. На сверкающем в лучах полуденного солнца зерцале реки вдали чернели несколько точек.
Данка быстро спорхнула со своей ветки:
– Бежим к пристани, скорее!
Она схватила Хеги за руку, и он в который раз отметил, насколько маленькая у нее ладошка. Вот так бы сжимал ее и не выпускал никогда... И Данка, щебеча словно птичка, устремилась вниз по склону, увлекая за собой нерасторопного, но для нее самого лучшего на свете парня.
На песчаном берегу у пристани встречать гостей собрался чуть ли ни половина города. Когда в эту толпу влились Хеги с Данкой, у причала, скрепя снастями, уже покачивались длинные суда, со свернутыми парусами и сложенными вдоль бортов мокрыми веслами. Доски пристани же прогибались под ногами лодочников, несущих бочки и тюки – привезенные из столицы яства.
Вообще, у Однора нет крепкого торгового флота, каким славен отец всех городов Тьерд, расположенный на берегу бескрайнего моря. Да их городу и нет в том надобности. В отличие от столицы, которая стоит в скудных на лес и зверье местах, Однор окружают непроходимые дикие чащи: возить ничего ниоткуда не надо – выходи за ворота, да бери добра сколько надо, главное не ленись. Места тут богатые. Оттого ладьи в Одноре нужны лишь для того, чтоб добро это в столицу и другие вольные города на торги возить – менять на диковинные штучки, да дальше осваивать земли вверх по Ирде. За этим каждую весну тянуться с востока добровольцы, кому не сидится в родных местах – осваивают новые земли, пускают корни в этой. Вот и теперь ушло по осени на восток четыре ладьи, а весной вернулось шесть. Пришлых на берегу заметно сразу – ходят, осматриваются деловито, глаза горят. Немало они были наслышаны об однорских богатствах, а как увидали какие места тут, так уж небось воображают себя богачами. И то верно. Коли руки растут откуда надо, не разбогатеет в Одноре только ленивый.
– Смотри, – дернув Хеги за рукав, сказала Данка.
Тот и сам уже обратил внимание на кучку людей, стоящих у пристани. Одеты те были обычно, как и все вокруг, вот только у каждого на голове был худ-капюшон, полностью скрывавший лицо, а на груди висел медальон с каким-то странным символом. Держались эти люди особняком, говорили только друг с другом, и как-то насторожено и хмуро посматривали по сторонам, выглядывая из-под капюшонов.
– Сразу видно – пришлые, – заключил Хеги.
– Странные какие-то.
Данка, став на цыпочки, продолжала рассматривать прибывших с востока. Хеги знал, кого она ищет. Вдруг она высвободила руку из его крепкой ладони.
– Отец!
– А-а-а, моя птичка! – заревел здоровенный косматый Кольб, опуская бочку, и в следующий миг на его шее повисла Данка. Ее макушка едва касалась похожей на пук жухлой осенней травы бороды отца, и со стороны это выглядело так, словно она обнимает ствол столетнего дерева. И Хеги в который раз отметил, как эта девушка стройна и прекрасна.
– Да, хороша! – раздался голос у самого его уха.
Хеги почувствовал, как лицо его заливает краска. Позади стоял Берн и, почесывая подбородок, наигранно-мечтательным взглядом глядел на сцену встречи Данки с отцом.
– Даже и не помышляй! – проворчал Хеги, поднеся к его лицу, усеянному веснушками словно небо звездами в ясную ночь, свой натруженный в кузнице огромный кулак.
– Да я о лодке! – Берн округлил глаза, а потом со всего маху треснул Хеги по плечу. – С праздником, брат!
– И тебя тоже!
– А я думал ты в кузне.
– Не сегодня. Другие дела были... – ответил Хеги, и снова перехватил насмешливый проницательный взгляд друга, словно говорящий: «Ну-ну, знаем ты твои дела – белокурые и голубоглазые!» Сам же Хеги с досадой подумал, как ему наверное попадет от папаши.
Отец Хеги был кузнецом, славился строгим нравом, и даже в праздник решил не прекращать работы. «Сегодня сами боги явятся в Однор, – говорил он. – Так пусть видят, как мы умеем трудиться. А вот вечером, когда смешаются Свет, Тьма и Тень мы покажем им, как мы умеем веселиться!» А так как Хеги тоже собирался присоединиться к Гильдии ремесленников, то и ему с утра пораньше надлежало отправиться в кузню, чтобы постигать отцовские умения. Да только он еще вчера пообещал Данке сходить с ней на утес. А от этой девчонки он совершенно терял голову...
– Гляди, сюда идут! – Берн ткнул Хеги в бок и заулыбался так, что тому захотелось его поколотить.
Данка, сияющая от счастья, шла, обняв отца.
– А, это тот самый Хеги, сын Рага, – прогремел Кольб с высоты своего огромного роста и сдавил ладонь парня. – Как подрос! А вроде бы не так давно по двору носился без штанов.
Хеги почувствовал, что снова краснеет. Ему вдруг захотелось стать на голову выше и раза в два шире. Кольб смерил его каким-то испытывающим взглядом, таким, что Хеги тут же захотелось начать оправдываться. Но разве есть причина? У них с Данкой ничего такого не было! По крайней мере, пока...
– Что нового на востоке? Как житье? – разрядил начинавшую становиться неловкой ситуацию Берн. – Как дела в столице? Какие там люди?
– Люди, места – разве ж это важно? – ответил Кольб, продолжая искоса с полунасмешкой поглядывать на Хеги. – Везде жизнь хороша. Живи да радуйся. Правда, до той лишь поры, пока не явится он!..
При последних словах улыбка исчезла с лица Кольба, и он задумчиво коснулся висящего на шее кулона, на котором была изображена голова с двумя лицами: одно – человеческое, другое – страшное, больше похожее на лик монстра. Именно такие кулоны висели у тех странных людей, прибывших с востока.
– А вы приходите вечерком к нам, – прощебетала Данка. – У нас пришлые ночевать будут. Все и услышите.
– Конечно, придет! – вперед Хеги воскликнул Берн. – Не сомневайся!
Данка послала Хеги пламенный взгляд, и они с отцом пошли дальше.
– Видал, как она на тебя посмотрела? – Берн возвел глаза к небесам.
– Как? Вполне обычно, – смущенно ответил Хеги, но увидев, что друг продолжает насмешливо смотреть на него, разозлился: – Вот я тебе сейчас!..
И Берк, захохотав, помчался к городским воротам. Хеги, сжав кулаки, пустился следом.
Данку Хеги обожал первой юношеской любовью. Она знала об этом, и, он был уверен, отвечала взаимностью. Хеги считал себя уже достаточно взрослым, и мысли о том, что, возможно, близок день, когда он назовет ее своей женой, придавали его жизни смысл. И теперь он бежал, слегка поколачивая друга, а душа его пела. Он был счастлив, ведь Берн прав: как она на него смотрела!..
Именно тогда и случилось затмение. Хеги с Берном не сразу обратили внимание, что в округе стало темнее. Заметил это один из корабельщиков и закричал, указывая в небо:
– Смотрите!
Сначала они ничего не могли разглядеть – солнце слепило глаза, но потом стало видно, что уже половину небесного светила закрыла тень, будто его проглатывало такое же солнце, только черное. В округе темнело на глазах, словно наступала ночь.
– Свершилось! – раздался крик позади.
Хеги обернулся. Неподалеку стоял худощавый мужчина – явно один из тех странных пришлых восточников. Капюшон его свалился с головы, открыв сморщенное старостью лицо. Ветер колыхал его редкие седые волосы. Он смотрел на небо так, словно разглядел там чудовище. При этом руки его были сложены на груди, а пальцы сжимали кулон.
– Свершилось! – повторил он громче, и вдруг словно обезумел: – Пророчество сбылось! Он пришел! Он пришел!..
Этот странный человек принялся носиться по берегу, размахивая руками. Он кричал о том, что явился наконец Гир Беспощадный, что миру отныне придет конец и все живое погибнет. У Хеги аж холод пробежал по коже. Конечно же, он знал, о чем говорит этот безумец. Это знал каждый, с пеленок. В тот момент все те сказки и страшилки, что рассказывали о чудовище Гире Беспощадном обрели вдруг какой-то жуткий смысл. И в те минуты пока в округе стояла ночь средь бела дня, и проносился над пристанью сорвавшийся в хрип голос безумца, всех сковал какой-то детский ужас. Быть может, это было обычное затмение солнца, которые случаются порой в благословенных богами небесах. Но в тот момент, когда тьма обрушилась на землю, даже самый последний невежда помянул старика Тофу.
Давным-давно обезумевший старик по имени Тофа бродил по городам и селам, рассказывая о видении, переданном ему богами:
– Будет затмение, придет Гир Беспощадный, и смерть поглотит землю. Гир тот будет видом как обычный человек: внешностью и повадками, но не похож на других, так как под человеческой оболочкой будет скрываться беспощадное чудовище. Узнать же его можно будет лишь по особой отметине на теле. И породит Гир Беспощадный войско себе подобных, которое пойдет опустошать земли словно чума. Предвестником же его рождения станет ночь средь бела дня, когда смешаются и Свет, и Тьма, и Тень. То будет – конец мира!
Много еще чего пророчил старик Тофа, и мало кто в ту пору прислушивался к хриплому крику вопящего на площадях сумасшедшего. Но все-таки нашлись те, кто поверил ему, те, кто мог часами ошиваться у площади, хватая каждое его безумное слово, а так же и те, кто нес это слово дальше по свету. Благодаря этому последователей старика Тофы год от года становилось все больше. Их прозвали – тофарами. Эти люди призывали человечество готовится к приходу Гира Беспощадного, чтобы, когда тот появится, убить это чудовище и спасти мир.
Вера никогда не была у тьердов в политике. Все знали, что мир соткан из Света, Тьмы и Тени, и люди по своему желанию и велению сердца отдавали предпочтение тем или иным богам, не навязывая этого другим, да и боги не обижались. Труд и всеобщее благо – вот вся политика тьердов. С той поры, как отгремела последняя война, едва не погубившая все человечество, и выжившие люди ввели единый закон, чтобы такого не повторилось впредь, в землях тьердов не обнажались мечи. Оружием с той поры пользовалась лишь стража, призванная следить за порядком, да и то применяла его крайне редко, доспехи и мечи теперь носили скорее для красоты, да и башни со стенами вокруг городов строили не для защиты, а по традиции. Вольные города давно позабыли, что такое кровавая вражда, знали лишь труд да торговлю. Человек рождался в свободном мире и, подрастая, находил свое место в обществе, вступая по желанию и способностям в одну из семи гильдий, где до конца своих дней трудился во благо общества. Так в землях тьердов наступил золотой век мира и процветания.
И вдруг среди этого благоденствия появился старик Тофа со своим пророчеством, нарушив всеобщий покой. Слова старика и его последователей вселяли ужас в людские сердца. И день ото дня тех, кто верил в пророчество о Гире Беспощадном, становилось все больше и больше. Это настораживало тьердскую верхушку. Никто толком не понимал, что хочет доказать эта шайка сумасшедших. А может просто боялись понять? И тофарам объявили гонение. Их ловили в городах и селах, находили их тайные убежища, разгоняли сборища на площадях. Для самых активных наказанием стала смерть! Вот только гонители не понимали, что тем самым они лишь подогревали веру в пророчество. Ведь именно они воплощали миф в реальность. Тофары превращались в героев-мучеников, и люди, видя эти расправы, начинали сомневаться: «Раз их гонят, значит в их словах есть правда!» И с каждым днем тех, кто верил в Гира Беспощадного становилось все больше и больше.
Однажды был пойман сам старик Тофа. В последний раз над площадью пронесся хриплый крик сумасшедшего пророка, когда его сбросили на копья с храма Света, Тьмы и Тени стольного города Тьерда:
– Безумцы, будет затмение, с ним придет Гир Беспощадный и тогда – конец всему!..
Эту фразу помнят до сих пор, так как тофары, ставшие с тех пор таинственным тайным орденом, разнесли по миру последние слова своего учителя. А легенда о Гире Беспощадном и затмении, после которого он явится, чтобы уничтожить мир, превратилась в сказку, одну из многих, какие любит рассказывать народ. Люди нередко шутили: «Что ты будешь делать со своим добром, если случиться затмение?..» Некоторые со смехом пугали: «Вот придет Гир Беспощадный!..» Другие отвечали: «Для Гира все будут равны...» Но искренне в реальность пророчества мало кто верил.
И вот теперь, когда небеса вдруг потемнели средь бела дня, в сердца каждого проник благоговейный страх – неужели все-таки наступает предсказанный конец?
Впрочем, тьма над миром царила недолго. Вскоре над Однором снова воссиял день, конца мира не произошло – каким он был, таким остался, оцепенение и страх отступили. Сказка снова стала сказкой.
– Ух ты! – воскликнул Берн, почесывая свою рыжую шевелюру. – Это было настоящее затмение! Прям как в легенде!
В округе светлело на глазах. Корабельщики вновь вернулись к разгрузке ладей, да и другие люди разошлись по своим делам. Того безумца, что бегал по берегу и кричал о сбывающемся пророчестве нигде не было видно.
– Пойдем в «Хмельной бор», – предложил Берн. – Там наверняка наши уже собрались.
Хеги кивнул, и они пошли к городским воротам. Обогнув несколько въезжающих в каменную арку груженых товарами телег, они очутились на главной улице рядом с громадиной похожего на огромный трезубец храма, три шпиля которого символизировали Свет, Тьму и Тень, миновали торговую площадь и направились к южным воротам, неподалеку от которых располагался их любимый трактир. Повсюду благоухал канун Леза – праздника весеннего равноденствия, плодородия и начала весны. Хеги и Берн шли по городским улицам, а вокруг кипела подготовка к празднику: дородные хозяйки мели сор по дворам, румяные девицы, сверкая глазками, плели венки из первых полевых цветов, вшивали в наряды разноцветные ленточки и нити. Мужики правили то, что покосилось, подветшало за зиму в хозяйстве, особенно в тех местах, что обращены к улице: путь боги, когда явятся на праздник, знают, что в этом дворе живут не лентяи! На площади перед дворцом вовсю шла торговля. Разодетые горожане важно прохаживались меж удалых торговцев, потрясая кошелями, каждый стараясь перещеголять другого и выбрать подарки для родичей покрасивей, да побогаче. А по улицам тянулся ароматный запах душистой сдобы и поднимался к игравшему лучами в вышине солнцу. День выдался на славу теплый – первый такой ласковый после долгой зимы. У дорог кое-где все еще искрился снег, а природа уже дышала весной.
– Безумцы! – Хриплый крик нарушил это великолепие.
Хеги узнал его. Он посмотрел по сторонам и наконец увидел толпу зевак, а в ее центре – размахивающего руками старика, того самого, с пристани.
– Чудовище рядом! – кричал тот. – Гир уже среди нас! Если его не остановить сейчас, завтра миру придет конец!
– Смотрите! Гир Беспощадный с небес спускается! – прокричал кто-то из толпы.
Раздался хохот.
– Да, он уже здесь! Он рядом! Он среди вас!.. – настаивал сумасшедший, потрясая своим кулоном с изображением двуликого чудища.
– Где? – под всеобщий смех потешался какой-то весельчак. Он завертелся, глядя по сторонам: – Ульт, а может это ты? Случаем не ты Гир Беспощадный? А может вон та красотка? Эй, девица, а ну-ка покажи, есть ли у тебя на теле отметина!
И весельчак задрал девушке подол, за что тут же получил звонкую оплеуху.
– Смеетесь? Смейтесь! – не унимался старик. – Завтра вам станет не до смеха! Когда это чудовище войдет в ваши дома, пожрет ваших близких! Когда по земле тьердов пройдет его беспощадная армия!
– Все, хватит, пора кончать этот балаган! – раздался грозный голос, и в толпе замелькали красные плащи однорской стражи. – У людей праздник, а ты тут со своими сказками!
– Это не сказки! – вопил восточник, когда двое стражников под руки поволокли его прочь. – Безумцы, вы не понимаете!..
– Да уж, совсем тронулся умом, – посочувствовал Хеги, и они с Берном пошли дальше.
В «Хмельном бору» за ставшим от частых посещений чуть ли ни их собственностью столом уже сидел долговязый черноволосый Герх. Едва к нему присоединились Хеги с Берном, подошла и Венда – единственная девушка в их компании. По крайней мере, пока единственная, ведь Хеги надеялся, что скоро за этим столом найдется место и для Данки. Герх тут же поспешно подвинулся на лавке, уступая Венде место, однако та демонстративно села с противоположной стороны стола, даже не взглянув в его сторону, скорчив независимую рожицу.
С Вендой они подружились еще в ту пору, когда босыми носились по улицам. Она всегда слыла пацанкой, предпочитая мальчишеские развлечения девчачьим. Они так часто играли вместе, что пацаны сами не заметили, как превратились из неразлучной четверки в неразлучную пятерку. Впрочем, Венда и повзрослев не переменила своих привычек: старалась держаться на манер парней. Женщины в городе даже посмеивались над ее манерой рядится в мужские одежды. Худенькая и коротко стриженая, она и правда больше походила на мальчишку, отчего нередко возникали конфузные ситуации. Незнакомые мужики, например, не стеснялись при ней справлять малую нужду, а девчонки нередко строили глазки. И, похоже, Венду не только не смущала, что ее принимают за парня, а даже это нравилось. А с недавних пор Венда вообще стала, как и мужчины, носить у пояса меч, которым, кстати, неплохо владела. Она даже неоднократно заявляла, что вступит в Гильдию стражей, а на возражения, что туда не берут женщин, высокомерно отвечала:
– Значит я стану первой!
Поговаривали таже, что Венда и в любви подобна мужчине, что предпочитает женщин. Мол, именно поэтому она так холодна с Герхом, который с некоторых пор стал бросать в ее сторону вожделенные взгляды. Но друзья прекрасно знали, что это не так, ведь видели, к кому именно Венда неровно дышит...
«Подумать только, – размышлял Хеги, рассматривая друзей. – А, казалось бы, не так давно мы еще резвились на берегу Ирды, дубася друг друга деревянными мечами. А теперь все так повзрослели, игры стали иными...»
– А где Эрк? – спросил Берн, выдвигая на середину стола пивные кружки.
– Известно где, – ответил Герх. – Во дворце!
– Точно! – вспомнил Берн. – Он же сдает экзамен на вступление в Гильдию стражей!
– Видимо, ему теперь не до нас, он теперь птица другого полета! – проворчал Хеги, интонацией выдав невольную зависть стершему брату. Эрк, в отличие от него, не пошел по стопам отца – кузнеца-ремесленника, а решил посвятить жизнь воинской службе, а это – мечта любого подростка. К тому же Эрк с детства был очень искусен в ратном деле, и Хеги не сомневался, что его примут в стражу.
Эрк появился вскоре. Он гордо уселся за стол, расправив новенький красный плащ. Все тут же бросились его поздравлять.
– Ты все-таки добился этого! – промурлыкала Венда, поглаживая золоченую нашивку на его плаще – герб Однора. – Эрк – великий воитель!
Тот так надулся от гордости, что едва не лопнул. Хеги же краем взгляда заметил, как нахмурился при этом Герх. Тот был потомком скотовода и бранные дела ему были чужды. Его отец всю жизнь трудился пастухом, и Герх собирался сам чрез год надеть зеленый плащ Гильдии добытчиков. Венда же, зная это, постоянно дразнила его, презрительно отзываясь о тех, кто «копошится в грязи» и восхищалась теми, кто умеет разить мечами. К тому же Герх прекрасно видел, что она неравнодушна к Эрку, хоть и старалась не подавать вида, строя из себя парня. Быть может, потому она и мечтала оказаться Гильдии стражи? Чтобы быть поближе к возлюбленному?
– Что это у тебя? – спросил Хеги, стараясь разрядить обстановку.
Он взял в руку кулон, весящий у Венды на шее. Раньше он уже видел такой, причем, совсем недавно – у Кольба, отца Данки. На кулоне была изображена голова с двумя лицами: одно – человеческое, другое – страшное, больше похожее на лик монстра.
– Это Гир Беспощадный, – ответила Венда, опустив голову, словно пытаясь скрыть лицо за своей черной челкой. – Эти кулоны раздавал какой-то мужик на площади. Из пришлых.
– Ты что, правда веришь во всю эту чепуху? – усмехнулся Герх, и тут же получил в ответ такой холодный взгляд, что пожалел о своих словах.
– Это не чепуха! – обижено вскричала Венда, сняв кулон и убрав его в поясную сумку. – И сегодняшнее знамение – тому доказательство!
– Чему доказательство? – возразил Берн. – Обычное природное явление. Точно также можно искать смысл в том, что гремит гром, пошел снег или подул ветер. Любой ученый из Гильдии мудрецов тебе объяснит, что это – всего лишь луна закрыла солнце.
– Умный, да? – огрызнулась Венда. – Вот придет Гир Беспощадный, тогда и посмотрим, как такие умники запоют!
– Ага, а вместе с ним и другие сказочные герои! – хохотнул Берн.
– Кстати, не одна она так считает, – вмешался в разговор Эрк. – По городу ползут странные слухи. Многие истинно верят, что сегодняшнее затмение – знак. Однорская стража уже заткнула рты некоторым сумасшедшим, которые баламутили народ на площади. В основном это пришлые, прибывшие сегодня на ладьях с востока. Но были среди них и местные, которые, как оказалось, уже много лет состоят в какой-то секте, ожидающей пришествия Гира Беспощадного. Инги с Ремесленной улицы так вообще бросился на соседа с топором, решив, что тот и есть Гир. Вопил, что родимое пятно у того на шее – отметина чудовища. Едва не зарубил – хорошо, успели оттащить! Власти сегодня собираются усилить стражу. Боятся, что когда народ на празднике подопьет, под это дело вспыхнут беспорядки.
И тут же за столом вспыхнул спор – знак затмение или не знак. Хеги краем уха слышал, что подобные разговоры доносятся ото всех столов трактира, а в одном из углов из-за этого даже вспыхнула пьяная драка. Да уж, наделало переполоха это затмение!..
– Да о чем вы все? – не выдержал Хеги, вскочив. – Знак это, не знак... Да какая разница! Мы-то все равно остаемся друзьями! Нам-то чего ссорится из-за каких-то там затмений?
Все разом притихли, потупив взгляды.
– А давайте брататься, – вдруг заявил уже хорошо захмелевший Берн. – Чтобы никогда не ссориться по пустякам.
– Ага! Прямо сейчас! – поддержала Венда. Идея ей настолько понравилась, что она аж подскочила с лавки.
– Но ты-то брататься не сможешь – ты ж девка, – заржал Герх. – Ты-то будешь сестриться!
Венда впилась в него поледеневшим взглядом, ее и без того темные глаза, казалось, стали еще чернее. И Герх тут же треснул себя кулаком в лоб за то, что снова не смог держать язык за зубами.
Спустя какое-то время вся компания была уже на берегу Ирды. Они вырыли ямку в мокром песке, стали вокруг нее. Каждый поясным ножом срезал с головы клочок волос. Герх связал их вместе и опустили на дно ямки в которую падал солнечный свет, плавно переходящий в тень и на самом дне обращаясь во мрак.
– Я называю братьями своими Хеги, Берна, Эрка, и... – Герх запнулся и, перехватив сердитый взгляд девушки, упрямо добавил: – А Венду – своей сестрой! И призываю Свет, Тень и Тьму в свидетели. Пусть они скрепят наши узы!
Затем каждый по очереди произнес слова древнего ритуала. Когда ямка была зарыта, нареченные братья и сестра подняли над этим местом чарку с пивом за свои клятвы и праздник Лез – день плодородия и рождения мира.
Солнце медленно клонилось к горизонту. Река искрилась волшебными блестками. Из-за городских стен доносились отголоски закипающего веселья – музыка, песни, смех. Здесь, у реки, было тихо и спокойно. Холодные волны ласково гладили голые пятки лежащих на берегу хмельных друзей.
– Хорошо-то как, – подал голос Берн.
– Ага, – согласился Герх.
И тут он, что-то вспомнив, приподнялся и полез в висящую на поясном ремне сумочку.
– Венда, протяни-ка руку!
– Зачем?
Но прежде, чем она успела возразить, он надел на ее запястье серебряный браслет.
– Это подарок тебе, – смущенно сказал Герх. – К празднику.
– Что, у коров был хороший удой? – усмехнулась та. И тут же осеклась, заметив, как он помрачнел: – Ой, извини, я не хотела тебя обидеть. Это правда очень, очень красивый браслет. Я о таком даже не мечтала. Спасибо!
И она впервые наградила Герха ласковой улыбкой.
– А ты чего-нибудь подаришь своей Данке? – поинтересовался Берн у Хеги.
Конечно же тот не забыл о традиции. В канун Леза принято влюбленным дарить друг другу подарки. Он сам неоднократно видел, как в этот день его родители чем-нибудь одаривали друг друга. Хеги гордо продемонстрировал искусно сделанное серебряное колечко. С гордостью в первую очередь потому, что изготовил его сам – трудился вечерами в кузнице, в свободное время, когда не помогал отцу.
Упоминание о Данке напомнило Хеги о том, что она приглашала этим вечером заглянуть к ним – послушать истории пришлых с востока. Вот и повод преподнести подарок! Он тут же оказался на ногах и, распрощавшись с друзьями, поспешил в город. Однор пел, плясал, пил, веселился – праздник плодородия был в самом разгаре. Но Хеги не интересовало это веселье, ноги несли его на Корабельную улицу, туда, где стоял дом к которому он нашел бы дорогу даже с завязанными глазами. Вот и знакомый забор, калитка, крылечко...
– Погоди, парень, туда нельзя! – На его пути неожиданно возник человек в алом плаще.
Хеги узнал Орми – однорского стражника.
– Почему это? – У Хеги тревожно забилось сердце. – Что-то случилось?
В этот момент дверь избы распахнулась, и двое стражников вывели под руки Кольба. Тот шел, гордо вскинув голову. Проходя мимо Хеги, он смерил его холодным и каким-то безумным взглядом и произнес:
– Во спасение мира!
Хеги же уставился на грудь Кольба – его рубаха была забрызгана кровью!
Оттолкнув преградившего путь Орми, он взбежал по ступеням крыльца и ворвался в избу. Там трое стражников, одним из которых оказался его брат Эрк, вязали руки двоим мужчинам с закрытыми капюшонами лицами.
– Хеги! – испугано вскричал Эрк, заметив брата и, шагнув ему навстречу, сделал жест, словно пытался его остановить.
Но Хеги уже увидел. Он стоял посреди залитого кровью пола и пораженно смотрел на распростертое у его ног мертвое тело. Тело его ненаглядной Данки!
Глава 2
Всю ночь Хеги провел на утесе, том самом, на котором они так любили гулять вдвоем. «Наше место» – как называла его Данка. И больше никогда не назовет. Потому, что ее нет! Ее больше нет! И, глуша эту боль, Хеги вновь и вновь прикладывался к фляге с вином. Но хмельной напиток оказался паршивым лекарством. Ведь ему не под силу воскрешать умерших...
Но вот фляга опустела. «Надо еще, – подумал Хеги, с сожалением встряхнув кожаный сосуд, в котором больше не раздавался желанный всплеск. – Нужно еще, чтобы забыться! Не думать! Исчезнуть!» Он с трудом поднялся, опершись о ствол дерева, того самого дерева, за которое еще вчера держалась она, и, пошатываясь, побрел к городу, над которым уже искрилось восходящее солнце.
Едва Хеги прошел городские ворота, ему сразу же бросилось в глаза, как изменился Однор за минувшую ночь. Он брел по усеянным мусором улицам, еле волоча отяжелевшие от вина ноги мимо изломанных столов и лавок, покосившихся оград, перевернутых телег, мимо еще дымящихся остовов дотла сгоревших домов и причитающих погорельцев, сидящих на остатках того, что удалось спасти из пожара. Ноги же его то и дело ступали в растекшиеся на дороге бардовые лужи – лужи крови. А вокруг просыпался похмельный город. Люди выбирались наружу из своих жилищ и с ужасом взирали на жуткие последствия ночного кошмара.
На торговой площади, несмотря на ранний час, Хеги обнаружил множество людей. Те стояли, задрав головы, угрюмо глядя на однорский дворец. Когда же взглянул туда и Хеги, так и замер пораженно. На дворцовой башне, почти у самой крыши, болтался окровавленный труп, удерживаемый намотанной на шею веревкой. Из вспоротого живота безобразной гирляндой свисали внутренности. На ветру развивался голубой плащ Гильдии мудрецов, отчего казалась, будто мертвец за спиной расправляет лазурные крылья. И даже с такого расстояния каждый, кто был на площади узнал его – ведь то был сам посадник Талк, правитель Однора!
Народ напряженно перешептывался.
– Это все Гир, – время от времени долетали до Хеги обрывки испуганных фраз. – Пророчество сбывается! Чудовище уже здесь, среди нас!..
– Как ты, брат? – На плечо Хеги опустилась тяжелая ладонь.
Оглянувшись, тот увидел Эрка. Усталого, перепачканного сажей. На новом, вчера только полученном им алом плаще зияли прожженные дыры и пятна крови. Над левой бровью, едва прикрытый темными волосами, багровел свежий шрам. Хеги промолчал. Да его брат и не ждал ответа. Что мог сказать человек, только что потерявший все, ради чего жил? Быть может, чтобы как-то отвлечь его, а может и для того, чтобы выплеснуть собственную боль, Эрк стал рассказывать:
– Вчера город захлестнуло какое-то безумие. Однор еще никогда не видел такого количества убийств, как в эту ночь! То, что произошло с... – Эрк запнулся. – В общем, это не единственный случай. Конечно же, все знали, что в земле тердов издавна существует тайная секта – тофары. Но до этого те вели себя мирно. Ну мололи эти чудаки чепуху о конце мира и приходе какого-то чудовища – главное, что неприятностей не причиняли, и ладно. Но после вчерашнего затмения эти псы словно с цепей сорвались. Началось с того, что вскоре после затмения какой-то дурень зарезал женщину, торговку Келу, прямо посреди площади. Когда его схватили, он кричал, что в нее вселился Гир Беспощадный. Другой напал на пьянчугу у ворот – зарубил топором на глазах у прохожих. Потом Флок со Строительной улицы подпалил собственный дом, заперев там жену и родителей. А дальше пошло и поехало. Стража с ног сбилась. Вот так первое дежурство мене досталось!.. Схваченные фанатики на допросе утверждали, что в наш мир явилось обещанное пророчеством чудовище, и что если его не остановить сейчас, мир погибнет. Похоже, эти сектанты решили убивать всех, кто, по их мнению, может оказаться Гиром Беспощадным. И не остановятся до тех пор, пока под нож не попадет само чудовище...
– Это Данка-то чудовище? – вскричал Хеги. – Да я прекраснее ее в жизни никого не видал!
– Тофары говорят, что внешность значения не имеет, – возразил Эрк. – По их утверждениям, Гир Беспощадный может скрываться в любом обличии. Кольб, ее отец, заявил, что обнаружил на теле дочери метку – бардовую полосу, которой раньше не было.
– Она же просто оцарапалась, месяц назад! О ветку, когда мы с ней ходили на утес!
Хеги в отчаянии схватился за голову:
– Из-за царапины? Собственный отец убил родную дочь из-за какой-то царапины?..
– Крепись, брат! – Эрк обнял его. – Так или иначе, но что случилось, то случилось. Если тебе от этого хоть немного станет легче, завтра здесь будет суд. Наверное, самый громкий за всю историю Однора. Эти мрази получат по заслугам!
– Вот только ее это не вернет! – ответил Хеги и, бросив взгляд на болтающийся на замковой башне труп одногского правителя, который уже пытались снять несколько мужиков, зашагал прочь.
«Надо выпить! Надо еще выпить!..» – Ноги понесли его к трактиру.
Дверь «Хмельного бора» выглядела так, словно кто-то долго колотил по ней чем-то тяжелым – ночные беспорядки не обошли и это место. Отворив ее, Хеги вошел в полутемное помещение, освещенное одной единственной чадящей на столе свечой. Внутри было безлюдно, лишь старый трактирщик Нор угрюмо бродил среди перевернутых и изломанных столов да лавок, сгребая метлой обломки битой посуды на покрытом разноцветными лужами полу. Хеги поморщился от тошнотворной вони: смеси вина, пива, рассола, блевотины, крови...
– Чего тебе, парень? – спросил трактирщик, взглянув на раннего посетителя воспаленными после бессонной ночи глазами.
– Выпить хочу.
– Трактир закрыт, приятель. Хватит, допились уже вчера, – ответил Нор и, словно в подтверждение своих слов, обвел рукой последствия бурной ночи. – Вечером приходи. Может, к тому времени наведу порядок, да снова открою.
– Я хочу выпить, – чеканя каждое слово, повторил Хеги, даже не сев, а рухнув на чудом уцелевшую лавку – ноги его уже не держали. – Давай самое крепкое, что есть.
Он положил рядом с собой монету.
Нор взглянул на нее, затем на Хеги и, видимо, все понял. За годы работы в трактире он научился мгновенно распознавать, когда человек пришел заливать боль. Трактирщик покачал головой, ушел и вскоре воротился с глиняным кувшином, наполненным до краев вином, протянул его Хеги:
– Держи, парень. Угощаю.
Обхватив тяжелый кувшин обеими руками, тот сделал несколько глотков, но больше не смог – организм отказывался принимать пьянящее пойло. Опустив на колени кувшин, Хеги долго молча смотрел в пол невидящими глазами и слезы катились по его щекам.
– Ну ничего, ничего, – попытался подбодрить его трактирщик. – Время все лечит.
Он осторожно забрал из ослабевших ладоней Хеги кувшин, взял с лавки монету, сунул ее обратно висящий на его поясе кожаный кошель.
– Ступай-ка, приятель, домой. Поспи. Сон – лучшее лекарство. Все наладится. Все будет хорошо.
– Ага... – кивнул Хеги, который теперь не сводил глаз с металлической двузубой вилки, воткнутой в столешницу опрокинутого стола каким-то вчерашним буйным посетителем. – Обязательно будет!
Он послушно поднялся с лавки, но тут же рухнул на колени. Трактирщик помог ему встать, отряхнул испачканные штаны. Хеги поблагодарил его заплетающимся зыком и, пошатываясь, заковылял к выходу.
Впервые в жизни он заявился домой в стельку пьяным. Под укоризненными взглядами родителей Хеги прошел в комнату. Но отец с матерью не проронили ни слова, они уже знали, что произошло – старший сын Эрк рассказал им. В комнате Хеги не раздеваясь повалился на лавку, но так и не смог уснуть. Он пролежал полдня, тупо уставившись в потолок, напряженно думая. Он уже не скорбел, слезы высохли. Теперь его терзала иная мысль. И чем больше он трезвел, тем сильнее укреплялось в его голове то, что именно он теперь должен сделать. Когда же за окном засияло полуденное солнце, Хеги встал с лавки и решительно зашагал из дома.
Городское кладбище, что раскинулось в низине неподалеку от западных ворот, за все время своего существования еще не видало такого количества людей: ни живых, ни только что умерших. Еще бы, ведь до этого Однор не терял разом так много своих жителей. Среди собравшейся на похороны людской массы Хеги заметил и своих друзей. Они стояли кучкой со скорбными растерянными лицами и явно пришли сюда, чтобы поддержать его. Ему же сейчас никого не хотелось видеть, не хотелось слышать их слова утешения, полные лживого сочувствия – ведь из них никто не потерял близких! Хеги уже почти прошел мимо друзей, как вдруг остановился.
– Сними! – сказал он, окинув Венду холодным взглядом.
Он произнес это с такой злобой, что девушка, зажав в кулаке кулон с изображением двуликого Гира Беспощадного, со слезами умчалась прочь.
– Зачем ты так? – нахмурился Герх. – Она же не виновата в том, что произошло! Мы все понимаем...
– Понимаете? Да неужели! – прорычал Хеги и пошел дальше.
Несколько усталых мужиков оканчивали рыть могилы. Неподалеку в ожидании, когда можно начать обряд погребения, мялись жрецы в белых, серых и черных плащах. Над кладбищем несся скорбный вой женских причитаний, напряженное перешептывание мужчин. Хеги приблизился к телам. Первым в ряду лежал Талк, посадник Однора, теперь уже бывший. А следом за ним рядком еще около сотни тел. Хеги медленно брел вдоль них, вглядываясь в лица. Многих он хорошо знал, иных лишь иногда встречал в городе. И вдруг замер, сердце его сжалось.
У тела Данки рыдала сгорбленная женщина. Хеги даже не сразу понял, что это ее мать – так сильно постарела она за минувшие сутки. К ее коленям прижималась девчушка лет десяти, и со смесью ужаса и недоверия смотрела на мертвую сестру.
Подойдя к телу той, что так и не стала его невестой, Хеги опустился на колени. Он долго не мог заставить себя поднять глаза на мертвую девушку. Нет, это не может быть правдой! Это не может быть она! И все же взглянул. Лишь на мгновение, и тут же снова опустил глаза, но успел заметить, как бледно и исполнено предсмертной мукой ее лицо, как неподвижны и тусклы некогда такие ясные, словно небеса, глаза, как непохожа она на веселую милую Данку, которую он знал и так любил.
– Прощай милая, – прошептал Хеги. – Не скучай. Ты не долго будешь там одна. Скоро мы снова будем вместе...
Вынув из поясной сумки серебряное колечко – так и не врученный подарок, он надел его на палец мертвой девушки. После чего поднялся и поспешил обратно к городу. Не оглядываясь. Чтобы не видеть, как ее опустят в могилу. Навсегда.
Вскоре Хеги уже стоял у городской тюрьмы.
– Извини, дружище, но я не могу тебя впустить, – отвечал ему дежуривший у входа стражник. – Не положено.
– Я хочу только поговорить, – упрашивал Хеги. – Мне буквально на пару слов.
– Говорю же, к заключенным допуск запрещен!
– Я могу заплатить! – Хеги выгреб из кожаного кошелька все, что там было. – Ну пожалуйста! Мне очень нужно!
Но и на подкуп стражник не согласился, остался непреклонен. Отчаявшись, Хеги сел у стены караулки, в подвале которой располагалась темница, соображая: есть ли внутрь иной путь? Быть может, пролезть в окошко? Нет, не получится – маловаты. Но даже если б и пролез, там ведь стальная решетка. Можно, конечно, попробовать перепилить прутья, наверняка у отца в кузне есть нужный инструмент. Ну или взять в той же кунице другой инструмент – молот, да хорошенечко треснуть стражника по башке, а пока тот не очухался, спуститься в темницу. Размышляя так, Хеги даже оценивающе глянул на охранника, прикидывая шансы его вырубить. Должен же быть хоть какой-то способ туда попасть!..
– Случай, а ты случайно не родственник Эрка? – вдруг прервал стражник его размышления. – Ну, того паренька, которого только вчера приняли к нам в стражу?
– Это мой брат.
– То-то я смотрю – лицо знакомое! – обрадовался стражник. И, наконец, смягчившись, сказал: – Ладно. Так уж и быть, впущу ненадолго.
Правда, покосившись на меч и нож, болтающиеся у бедра Хеги, добавил:
– Только оружие оставь тут!
– Идет!
Хеги снял пояс, на котором висели нож, сумочка, кошелек и прочие полезные предметы, повесил его на крючок в караулке, рядом пристроил меч.
– Годится, – удовлетворенно кивнул стражник, и отпер дверь подземелья.
Они спустились вниз по крутой каменной лестнице. Стражник снял со стены факел, долго пытался запалить его при помощи трута, кремня и кресала, наконец ему это удалось, и дрожащий рыжий огонь осветил длинный узкий коридор. Стражник махнул рукой, мол, иди за мной, и, пригнувшись, пошел, освещая путь. Хеги, двинулся следом. Потолок коридора оказался так низок, что даже ему при его небольшом росте приходилось наклоняться. Каждый их шаг разносился гулким эхом. Воняло сыростью и гнилью. В свете факела выплывали из мрака почерневшие от старости и сырости заплесневелые дощатые двери с прорезанными в них крохотными оконцами. Наконец, стражник остановился около одной из них, отодвинул задвижку.
– Позови, когда закончишь, – сказал он и ушел.
Хеги распахнул скрипучую тяжелую дверь, шагнул в камеру. Насколько позволяло тусклое освещение – солнечные лучи едва проникали сюда через маленькое зарешеченное оконце – осмотрел крохотное помещение. Сначала ему показалось, что здесь пусто, и охранник перепутал двери. Но вдруг куча тряпья в углу пришла в движение, и из-под грязной шкуры показалось лицо Кольба. Тот, звякнув цепями, подался вперед, пытаясь в полумраке рассмотреть вошедшего.
– А, это ты! – наконец узнал он. – Женишок!.. Ну-ну... Ха!.. Несостоявшийся женишок...
Кольб, видимо, хотел сказать что-то еще, явно язвительное, но не успел. Так как в следующий миг Хеги сунул руку себе под рубаху, сорвал с шеи висящую на шнурке двузубую стальную вилку, украденную утром в трактире, и бросился вперед. Схватив Кольба за волосы, он нацелил свое оружие в его обнаженную шею.
– Ну здравствуй, папаша, – яростно прохрипел Хеги в лицо убийцы. – Что, каково самому оказаться жертвой?
Перепуганный Кольб лишь что-то промычал в ответ, вращая ставшими огромными глазами. Он пытаясь защититься, но безуспешно – прикованные к стене цепи крепко держали его, не давя поднять рук.
– Хеги, нет! – В дверном проеме появился Эрк. – Не делай этого!
Оказалось, тот пришел в караулку вскоре после того, как Хеги спустился в подземелье. Услышав от охранника о визите брата, Эрк мгновенно сообразил, что к чему. И не ошибся...
– Он убил ее, брат! – прокричал Хеги. – Убил! Безжалостно! Собственную дочь!
– Но ведь, прикончив его, ты ничего не изменишь, – пытался вразумить его Эрк. – Так ты все равно ее не вернешь!
– Да, не верну. Зато и эта мразь не будет жить!
– Ты же понимаешь, что после этого сам станешь убийцей? – Эрк старался говорить как можно спокойнее, медленно пододвигаясь к брату. – Мне придется взять под стражу и тебя.
– Пусть! Я готов!
– А коли так, завтра ты сам предстанешь на суде среди других убийц. А, зная суровость наших законов, могу гарантировать – скорее всего после этого ты отправишься на эшафот.
– Я готов и к этому! Зато отомщу!
И заметив, как Эрк еще на шаг придвинулся к нему, Хеги упер вилку в горло Кольба, да с такой силой, что выступила кровь.
– Не пытайся остановить меня, брат!
Эрк замер.
– Послушай-ка, братишка, – снова заговорил он. – То, что ты задумал – не выход. Я понимаю тебя, ты жаждешь мести. Считаешь, что так будет справедливо. Но пойми и ты, это – путь к хаосу! Рассуди сам. В городе за ночь пролилось очень много крови. Представь, что случиться, если все начнут мстить за своих родных и близких. Начнется резня! А чтобы такого не происходило, существует закон, правосудие. Именно единый справедливый закон собрал когда-то разрозненные вечно враждующие между собой племена в наше единое государство. И именно четкое соблюдение этого закона с той поры стало залогом мира. Не будет закона – мы снова превратимся из цивилизованных граждан в варваров-дикарей. Ты этого хочешь?
Хеги молчал, яростно сверкая глазами, глядя то на брата, то на притихшего в страхе Кольба.
– Именно поэтому, а вовсе не для того, чтобы махать мечом я избрал Гильдию стражи, – продолжал Эрк. – Я выбрал этот путь, чтобы чтить закон и поддерживать порядок в нашей земле. Так позволь мне, брат, делать мою работу! Дай поступить по закону! Завтра состоится суд. Пусть он решит судьбу этого человека. И, уверяю тебя, этот подонок, как и другие убийцы, получит, что заслужил!
Хеги посмотрел на Кольба, который, закрыв глаза и что-то бормоча, ни то молитву, ни то проклятия, ожидал своей участи, затем перевел взгляд на брата. Тот умоляюще покачал головой. Быть может, слова Эрка убедили его, а может Хеги просто понял, что сам он не способен убить человека – ведь если б он мог это сделать, уже пронзил бы ненавистное горло, но он все-таки оттолкнул Кольба. Тот, гремя цепями, отполз в угол камеры, потирая расцарапанную шею. Вилка выпала из ослабевшей ладони Хеги. Эрк тут же поднял ее.
– Ее больше нет! – Хеги упал на колени. – Нет! Ее нет!..
Брат помог ему встать.
– Пойдем, я отведу тебя домой.
Хеги покорно пошел. И все же на пороге оглянулся и сказал:
– Живи пока. Но завтра я обязательно приду, чтобы посмотреть, как отлетит твоя мерзкая башка!
В следующий полдень на площади Однора было не протолкнуться, а народ все прибывал. На суд собрался весь город, и даже съехались люди из окрестных поселений, ведь многие жили за пределами стен: лесорубы, рыбаки, пахари, охотники... Народ скапливался у дворцовых ворот, перед которыми по такому случаю сколотили специальный большущий помост – суд такого масштаба был для мирного Однора событием небывалым.
Наконец на помост поднялся главный судья Хериг, а следом за ним взошли на него и расселись в кресла семь глав гильдий. Место, где должен был сидеть Талк – убитый посадник и глава Гильдии мудрецов, занял избранный вместо него городским правителем Дьяр. Этот еще довольно молодой человек (ему не исполнилось и сорока) заметно выделялся среди руководителей гильдий темной шевелюрой. Ведь обычно на такую должность выбирали самых опытных членов гильдий, а таковые как правило уже доживали до седин. Дьяр пытался изображать на лице скорбь, но веселость в глазах все равно выдавали приподнятое расположение духа нового посадника. Еще бы, ведь убитому Талку было от силы лет пятьдесят, в городе его уважали и были вполне довольны его правлением, так что тот еще лет двадцать мог оставаться городским главой. И лишь его внезапная смерть, а также гибель еще нескольких старейших членов гильдии позволили Дьяру занять это место.
Как оказалось, из людей, занимающих в Одноре весьма высокое положение, пострадал не только посадник и его окружение. В ту же ночь были убиты с десяток и других горожан, служивших на высоких постах. Например, Роал из Гильдии торговцев был зарезан на глазах жены и детей в то время, когда отмечал праздник плодородия у себя в саду. Старый Бент из Гильдии знаний, ведавший архивами в библиотеке, был заколот вместе с женой под утро в собственной постели. Дагни, помощницу главы Гильдии ремесленников, убийца подкараулил у порога ее дома...
Эрк рассказывал, что убийства эти не были случайностью. Фанатики-тофары, приехавшие из Тьерда, на допросах признались, что их секта давным-давно пыталась вычислить, где именно появится чудовище, чтобы уничтожить мир. По их расчетам выходило, что Гир Беспощадный родится в месте, где заходит солнце – что символизирует закат мира, но одновременно и там, где появилась новая жизнь – символ рождения чудовища. Именно Однор больше всего подходит под это описание. Ведь, с одной стороны, это самый западный из вольных городов – то есть находится в той стороне, где заходит солнце, и одновременно с этим это самый молодой город в земле тьердов – ведь он основан совсем недавно, еще даже не успели умереть от старости некоторые строители, которые закладывали первые камни будущего города, то есть – место появления новой жизни. Вот почему в Однор приехало так много сектантов-тофаров. Узнав от астрологов, что грядет затмение, они прибыли сюда, чтобы убить чудовище и тем самым спасти мир. Был у них также заранее составлен список тех, в чьем именно теле может появиться Гир Беспощадный. Пророчество гласило, что для уничтожения мира тот соберет армию, а значит, этот человек должен обладать немалым влиянием. Так что под подозрения попадала вся однорская верхушка. Были также заранее наведены справки и выявлены те, у кого имеются какие-либо изъяны на теле: родимые пятна, шрамы, ожоги, иные отметины – «знаки чудовища». Тофары держали этих людей на заметке и ждали лишь затмения. Почему их не убили не раньше? По словам фанатиков, Гир Беспощадный сначала должен был обрести тело. Ведь, прикончи людей из списка заранее, чудовище могло избрать себе иную оболочку.
– А как же Данка? – удивился Хеги. – Она ведь не из правящей верхушки. Да и многие другие жертвы, пострадавшие в ту кровавую ночь – обычные люди. За что умерли они?
– Как оказалось, убивали не только фанатики, прибывшие сюда из Тьерда. Кольб, например, наслушался россказней тофаров за время пути до Однора. Да и в самом городе, как выяснилось, жило немало тех, кто тайно верил в Гира Беспощадного. Увидев затмение, эти люди возомнили себя спасителями мира, потому и стали бросаться на всех, у кого заметили «метку чудовища». Одно радует, что виновные в преступлениях схвачены и предстанут перед судом...
Наконец однорская стража вывела из ворот дворца обвиняемых и выстроила в ряд на помосте, чтобы их было видно всем собравшимся. Народ встретил убийц ревом негодования. Отовсюду раздались крики:
– Смерть мерзавцам! Сейчас вы, твари, за все ответите!
Всего обвиняемых было чуть больше тридцати. Среди них пара десятков незнакомых, видимо, приезжих, и еще с десяток местных, которых Хеги не раз встречал в городе, а с некоторыми был даже хорошо знаком. Даже не верилось, глядя на эти почти родные лица, что все эти люди – виновники жестоких хладнокровных убийств. Среди них Хеги заметил и Кольба. Их взгляды встретились, но отец, собственноручно безжалостно зарезавший дочь, не отвел глаз – он нисколько не раскаивался в содеянном. Да и остальные сектанты стояли, гордо вскинув головы, явно уверенные в своей правоте, не обращая внимания на людские проклятия.
Тут Хеги заметил на площади кучку людей. Эти, в отличие от остальных, не кричали, стояли в сторонке, почти у самого помоста, и молча наблюдали за происходящим. Лица у всех были скрыты капюшонами, и у каждого на шее поблескивал медальон. Тофары!
– Эй, Эрк! Экр! – подойдя к страже, среди которой дежурил и брат, зашептал Хеги. Потянув Эрка за рукав, он кивнул на кучку сектантов: – Гляди, это же тофары!
– И что с того?
– Почему они не под стражей?
– Видимо, потому, что они никого не убивали. Ну или нам просто неизвестно об этом... – И, перехватив возмущенный взгляд Хеги, Эрк добавил: – Пойми, брат, называться тофаром – это еще не преступление. Мы судим вовсе не за название, а за конкретные проступки. Совершил преступление – понес заслуженное наказание, предусмотренное законом. Нет – называйся хоть тофаром, хоть кем-либо еще, это твое право. Так что у нас нет причин преследовать этих людей.
Хеги такой ответ убедил, и все же он то и дело с подозрением поглядывал на кучку сектантов. И вдруг сердце его сжалось – он заметил среди них Венду! Та, словно почувствовав его взгляд, опустила голову, спрятав лицо под капюшоном.
Судья Хериг поднял руку, призывая к тишине – суд начался. Конечно же, полного молчания добиться он не смог – слишком сильно было негодование горожан, ведь среди погибших было много их родственников, друзей, знакомых.
– Жители славного вольного города Однора! – торжественно произнес судья. – Мы собрались здесь, чтобы решить судьбу этих людей. Я пока не называю их преступниками, ибо являются ли они таковыми нам и надлежит решить на этом суде. А суд решит так, как диктует закон! Итак, приступим...
Хериг взял из груды лежащих перед ним на столе свитков один, развернул, прочел:
– Ловз из Гильдии добытчиков, житель Однора, землепашец. Обвиняется в том, что напал с топором у городских ворот на каменщика Ингва из Гильдии строителей и лишил его жизни.
– Подонок! – раздался из толпы женский крик. Это была Лаге – жена убитого. – Ты двоих детей оставил без отца, скотина!
Судья оторвал взгляд от свитка, взглянул на обвиняемых, разыскал глазами Ловза.
– Быть может, обвиняемый что-то хочет сказать в свое оправдание? – поинтересовался Хериг.
– Мне не в чем оправдываться, – ответил Ловз.
По толпе прокатился возмущенный ропот.
– Да, мне не в чем оправдываться! – повторил убийца. – Я не раскаиваюсь в содеянном потому, что увидел на Ингве метку чудовища!
– Да у него же с детства было то родимое пятно, – вскричала жена убитого каменщика.
– Может и так, – согласился Ловз. – И все равно я не считаю, что поступил скверно. Даже если то была не метка, а всего лишь родимое пятно, и этот человек пострадал невинно... Что ж, лучше пожертвовать несколькими невинными, чем позволить чудовищу Гиру Беспощадному проникнуть в наш мир и погубить все человечество.
Народ заволновался, отовсюду слышались крики проклятий, призывы немедленно безо всякого суда казнить негодяя. И громче всех вопила жена погибшего:
– Да будь ты проклят, убийца! Если среди нас и есть чудовище – так это ты сам!
Судья Хериг поднял руку, вновь призывая к спокойствию. Дожидаясь тишины, он принялся перебирать свитки, время от времени поглядывая на убийц.
– Вот что я подумал, – наконец изрек он, когда народ снова угомонился. – Все эти люди обвиняются в схожих преступлениях. Так? Потому, и вы, я полагаю, со мной согласитесь, считаю, что нет смысла рассматривать эти дела по отдельности. Я предлагаю всем этим людям вынести один единый приговор. Согласны?
– Да! – поддержал народ. – Чего тут возиться до темноты! Всех на эшафот и дело с концом! Смерть подонкам!
– Как вы знаете, наш закон суров, и наказание за убийство обычно – смерть, – продолжал судья Хериг.
– Смерть! – раздавались одобрительные выкрики. – На эшафот! Головы долой!
– Но прежде, чем приговорить этих людей, я хочу спросить у вас: кого вы перед собой видите? – Судья кивнул на обвиняемых.
– Мерзких убийц! – послышались возгласы. – Подонков! Преступников!
– Согласен, они убийцы. – Судья Хериг встал с кресла и подошел к краю помоста: – И все-таки давайте разберемся, почему эти люди стали таковыми. Прежде, чем вынести приговор, лично я хочу понять причину произошедшего и вас призываю к тому же. Давайте ответим: почему случилась такая трагедия?
Народ озадачено притих.
– И я отвечу, – провозгласил судья. – Все эти люди – жертвы обмана! Скажите, есть ли среди вас хоть кто-нибудь, кто во время недавнего затмения не вспомнил пророчество о чудовище Гире Беспощадном? Мы все с детских лет слышали эту сказку. Признаться, я и сам в первый миг, когда скрылось солнце средь бела дня ощутил ужас – неужели пророчество сбывается? Правда, здравый смысл тут же взял верх. Не просто же так я вступил в Гильдию мудрецов...
Народ зашептался, пытаясь понять, к чему клонит Хериг.
– Так вот, этих людей, как почти всех из нас, сбило с толку это треклятое затмение. Просто они оказались более впечатлительны, чем я и вы. Да, они убивали людей, это, несомненно, преступление. Но ведь делали они это, как сами считали, из добрых побуждений! Они ведь действительно верили, что тем самым спасают мир! А потому я повторяю вопрос: кого вы перед собой видите? Хладнокровных убийц или жертв жесткого обмана? Лично я вижу здесь несчастных, впавших в заблуждение, обманутых древними сказками.
– Ну и что? – прокричал Хеги. – Это ничего не меняет! Пусть сдохнут! Пусть ответят за содеянное!
По толпе прокатился возглас одобрения.
– Я все это говорю к тому, – продолжил судья Хериг, – что в законе земли тьердов есть оговорка, что человек, который был не в себе в момент совершения преступления, заслуживает снисхождения. Не станете же вы жестоко карать сумасшедшего или дитя неразумное, которые не ведали, что творили?
– Какое снисхождение?.. Нет им прощения!.. Смерть!..
– Скажите, граждане славного вольного Однора, – повысил голос судья, – разве мало крови пролилось на наших улица? Разве мало людей пострадали в нашем городе? И вы хотите добавить к числу жертв еще и этих несчастных? А потому, опираясь на закон земли тьердов, я провозглашаю приговор: все эти люди будут несомненно наказаны и отправлены... Но не на плаху, а на каторжные работы сроком на десять лет. Там они смогут тяжелым трудом искупить свою вину. Да будет так!
– Я не верю своим ушам! – завопила жена убитого каменщика Ингва. – Это вы называете правосудием?
Ее крик словно привел в чувства шокированный словами судьи народ.
– Это не суд, а балаган! – послышались отовсюду возгласы. – Где такое видано, чтобы убийц миловали?
– Вы хотите спорить с законом? – вскричал судья, но его голос потонул в реве возмущенной толпы.
Стража бросилась вперед, загораживая помост от напирающего взбешенного народа. Приговоренных, опасаясь беззаконной расправы, поспешно увели за стены дворца. Когда в ворота входил Кольб, он обернулся, и Хеги увидел на его лице довольную ухмылку. При виде нее Хеги не выдержал. Ринувшись в толпу, он, работая локтями, проложил себе дорогу. Это оказалось не сложно – годы, с детства проведенные в кузнице, наградили его внушительной мускулатурой. Не выдержала перед его натиском и стража. Один из воинов, в щит которого врезался Хеги, от неожиданности отлетел в сторону и повалился на землю. В образовавшуюся в строю стражи брешь тут же хлынул народ, но впереди всех – Хеги. Добежав до помоста, он по балкам вскарабкался вверх.
– Славный Хериг, – задыхаясь, прокричал он, подбежав к судье и упав перед ним на колени. – Славный Хериг, во имя справедливости, прошу, пересмотри свое решение! Они же убийцы! Они заслужили сурового наказания!..
– Да как ты смеешь, мальчика, оспаривать волю закона! – вскричал Хериг, пытаясь отпихнуть Хеги. Но тот продолжал цепляться за голубой плащ и рубаху судьи, умоляя:
– Прошу... Судья Хериг, пожалуйста, накажите их по справедливости...
– Стража! – позвал судья, которому никак не удавалось освободиться от цепких пальцев. – Уберите от меня этого негодника!
И вдруг рубаха судьи, за которую тянул сын кузнеца, не выдержала, затрещала ткань, и на обнажившейся груди Хеги увидел... кулон с изображением Гира Беспощадного!
– Двуликий! – прошептал ошарашенный Хеги. – Судья – двуликий!
– Да отцепись ты, – вскричал перепуганный Хериг, поспешно пряча медальон под обрывками ткани. И, наконец, все-таки отпихнув растерявшегося от неожиданности мальчишку, судья сбежал с помоста и ринулся ко дворцу. За ним захлопнулись ворота.
Глава 3
Вечером в «Хмельном бору» собрались все, кроме Венды.
– А где эта... двуликая? – зло заметил Хеги, усаживаясь к друзьям за стол.
– Зачем ты так? – осадил его Эрк. – Она сама ведь тебе ничего дурного не сделала!
– Да, подумаешь, их секта просто перебила кучу народа. А так – ничего дурного!
– Слышал такое выражение: в семье не без урода? – возразил Эрк. – Если кто-то оступился, это ж не значит, что все такие. Нельзя же всех грести под одну гребенку!
– Лично я считаю, что ничего плохого в самих тофарах нет, – сказал Герх. – Обычные люди, пусть и со странной философией. То, что верят в сказки... Так не одни они такие!
Хеги глянул на него с кривой усмешкой: еще бы, конечно же он станет защищать свою ненаглядную!
– Ну да, – согласился Эрк. – Послушаешь, о чем народ в трактирах да на кухнях треплется, так глаза на лоб лезут. К примеру, кухарка, что стряпает у нас в караулке, верит будто бы среди нас обитают жестокие и кровожадные чудища, которые питаются нашей жизненной силой. А на вопрос, почему же их никто не видит, отвечает, что те умело маскируются под обычных людей.
– А вот я, когда был с отцом в Тьерде, слышал, – добавил Берн, – что в их Гильдии мудрецов есть зазнайка, который утверждает, будто земля, на которой мы живем, имеет форму яблока, и если долго идти на запад, то рано или поздно вернешься в это же место с востока.
– Ну и дурость! – поразился Герх. – Отчего же мы не падаем с этого яблока, когда находимся внизу?
– Вот и все ему про то же! – рассмеялся Берн. – А зазнайка в ответ на этот вопрос несет какую-то околесицу. И переубедить его нет никакой возможности.
– Так что, в мире полно безумцев, и тофары – лишь немногие из них, – подытожил Эрк. – Единственное, на что стоит обращать внимание, насколько их безумие безопасно для окружающих. Если наша кухарка начнет бросаться на людей, считая, что те – замаскированные чудища, или зазнайка начнет жечь на кострах всех, кто не верит в его «яблоко», тогда этих людей и нужно изолировать от общества. А пока ведут себя мирно, пусть живут. Опять же, если эти самые кухарка, или зазнайка, или какой-либо еще псих в приступе своего безумия совершат какие-нибудь преступления, ты же не станешь обвинять в этих поступках весь их род, друзей, знакомых? Я все это к тому, братец, что, даже если Венда действительно верит в сказки про Гира Беспощадного, это еще не значит, что ее тоже нужно винить в тех же преступлениях, которые совершили ее собраться по вере.
– Да и вообще, если ты не забыл, она – твоя сестра, – напомнил Герх. – Ты же сам предложил ей брататься! Теперь же что, отрекаешься?
– Вообще-то, это было до того, как... – начал Хеги, но махнул рукой: – А, ну ее!.. Пусть общается со своими психами, коли ей так нравится.
И, отхлебнув пива из глиняной кружки, с досадой подумал: «Конечно, легко вам тут рассуждать. Послушаю, как вы заговорите, когда убьют кого-то из ваших близких!»
Потеряв интерес к рассуждениям друзей, которые продолжили молоть ахинею о том, что не все тофары мрази, Хеги посмотрел по сторонам. В трактире в этот вечер было необычайно шумно. Это и понятно: вокруг все только и говорили, что о прошедшем суде. И, как видно, никто не был доволен приговором.
– Почему это мой брат два года назад, когда случайно убил Лока в пьяной драке, отправился на плаху, а Флок, убивший всю свою семью, избежал смерти? – прорывался сквозь пьяный шум чей-то заплетающийся голос. – Разве это справедливо?
– Этот подонок Торфи зарезал мою сестру! – гремел другой возмущенный рев из противоположного конца трактира. – Знал бы я, что судья будет так милосерден, придушил бы подонка раньше собственными руками! Вот и верь после этого в законы!..
Наверняка подобные разговоры кипели во всем Одноре и его окрестностях.
– Да уж, что-то судья Хериг был нынче чрезвычайно милостив, – бросила какая-то дама.
– Это потому, что он двуликий, – горько усмехнувшись, сказал Хеги.
– Чего-чего? – обернувшись, переспросил охотник Ульт, который сидел за соседним столом и случайно услышал эту фразу.
– А то! Судья Хериг – двуликий! – громко повторил Хеги, встав. – Я сегодня сам видел у него на шее медальон с изображением Гира Беспощадного!
– Да ну?.. Не может быть!.. – послышалось отовсюду. – Так судья – один из них?.. Хм, это многое объясняет...
– Брат, что ты творишь? – шикнул Эрк, дернув Хеги за рукав. – Ты представляешь, чем это все может закончится?
– Да-да, – продолжал тот, отбросив ладонь брата. – Судья просто защищал своих!
Народ зашумел. Люди повскакивали с лавок.
– Этот проклятый сектант должен за все ответить! – яростно кричал Хеги, забравшись на лавку и, вскинул кулак вверх: – Судить судью!..
– Да!.. Судить судью!.. Судить судью!.. – подхватила распаленная толпа и кипящим яростью потоком потекла к выходу.
– Стойте! – заорал Эрк, став в дверях и преградив ей путь. – Люди, выслушайте!
– Прочь с дороги! – прорычал уже хорошо подвыпивший Ульт, закатывая на рубахе рукава.
– Выслушайте! – повторил Эрк, подняв вверх ладони. – Вы сейчас пьяны и можете наделать глупостей! Остановитесь, пока не поздно!..
– Кто это там? – слышались недовольные голоса из-за спины Ульта.
– Это же Эрк, сын кузнеца Рага.
– Так ведь он из стражи, – выкрикнул кто-то, приметив алый плащ. – Конечно, он будет защищать тех, кто ему платит!
– Я никого не защищаю, а лишь призываю к соблюдению закона, – возразил Эрк. Было видно, что он собрал всю волю в кулак, стоя перед этой пьяной разъяренной толпой. Одно неверное слово – и его самого вот-вот растерзают, словно именно он виновник всех бед. И все же Эрк продолжал: – Я – такой же однорец, как и вы, и согласен с вами: мы все вправе требовать от властей ответа. Но не сейчас в пьяном угаре чинить самосуд! Выйдете туда, – Эрк указал на дверь, – и назад пути не будет. За вами пойдут другие, город охватит безумие, и хаос будет не остановить. Начнутся погромы, резня, самосуд. Вы этого хотите? Да, вы правы, нужно явиться на площадь, ко дворцу, и потребовать судью. Но завтра, когда протрезвеете! Если мой брат Хеги сказал правду, и выяснится, что судья нарушил закон... Что ж, тогда перед судом предстанет он сам! И, если понадобится, я лично срублю ему голову! Но после, не сейчас!
Эрк высказал все это на одном дыхании и сомневался, что голос шестнадцатилетнего мальчишки, пусть даже на днях принятого в стражу, сможет пробиться через стену хмельного гнева. Однако его речь подействовала, жар толпы поостыл. Люди стояли молча, обдумывая его слова.
– Да, парень прав, – наконец вымолвил Ульт. – Так уж и быть. Завтра потребуем Херига!
После чего толпа стала расходится. Особо пьяные отправились высыпаться по домам, иные вернулись к столам. Разочаровано сплюнув на пол, направился к своей пивной кружке и Хеги.
На следующий день, едва рассвет окрасил золотом городские башни, на площади перед дворцом стал скапливаться народ. Люди требовали Херига. Но тот так и не вышел, чем еще больше подтвердил людские подозрения. Если до этого многие верили в то, что судья вынес те милосердные приговоры по доброте душевной, теперь уже никто не сомневался – Хериг был в сговоре с преступниками. Поползли слухи, что даже к каторге сектантов приговорили так, для отвода глаз – лишь для того, чтобы те избежали немедленной казни, а потом бы их попросту отпустили. И чем выше поднималось над Однором солнце, тем жарче вскипали на площади споры, тем пламеннее и призывнее звучали речи, тем злее становился народ. И едва ли не громче всех лютовал Хеги. Забравшись на помост, сколоченный для суда, обратившегося в посмешище над правосудием, он кричал:
– Хериг, выходи! Выдайте нам судью! Хериг! Хериг!..
И народ, пылая гневом, подхватывал этот призыв:
– Хериг! Хериг! Хериг!..
Стража только и могла, что наблюдать за происходящим из окон дворца. В Одноре едва ли насчитывалось полсотни воинов, задачей которых было следить за порядком – жизнь в вольных городах земли тьердов обычно довольно мирная. На площади же собралось несколько тысяч горожан. Пусть среди них было множество женщин, стариков и детей, сил стражи вряд ли бы хватило, реши те завязать драку. Да и с кем воевать-то? Ведь среди недовольных сплошь знакомые, друзья, родственники. К тому же и среди стражи находилось немало тех, кто был согласен с протестующими, так что неизвестно, на чью сторону они б стали, начнись мордобой. Видя такое положение вещей, новый посадник Однора решился выйти на балкон дворца, нависающий над площадью, чтобы поговорить с людьми. Важно расправив желтый плащ своей гильдии, так, чтобы его могла видеть вся площадь, он прокричал, воздев к небу руки:
– Люди Однора! Я – Дьяр, сын Гунра, новый посадник этого города...
– Тоже мне, посадник... – презрительно выкрикнул кто-то, высказав этой фразой мнение большинства. Все знали, что Дьяра выбрали управителем города лишь потому, что в резне, случившейся после затмения, в Гильдии мудрецов погибли все более-менее достойные кандидаты на эту должность. Выживи хоть один из них, Дьяру никогда не сидеть в кресле посадника. Ведь до этого он служил всего лишь помощником прежнего управителя, да и то больше по принципу «принеси-подай».
– И все-таки я посадник, нравится вам это или нет, – обиженно крикнул Дьяр. – А потому, я призываю вас...
– Да плевать, к чему ты там призываешь! – послышалось в ответ. – Нам нужен не ты, а судья! Где он? Выдай нам Херига!
– Увы, его нет во дворце! – Дьяр с сожалением развел руками. – И никто не знает где он.
– Врешь ты все! Так мы тебе и поверили!..
– Кто обвиняет меня во лжи? – взвизгнул Дьяр, схватившись за меч. – А ну иди сюда, мерзавец!
Однако на его руку тут же опустилась ладонь Олфа, командира однорской стражи.
– Лучше не стоит, – шепнул тот посаднику. – Последнее, что сейчас нужно – так это спровоцировать драку.
Сам же шагнул к краю балкона и прокричал вниз:
– Посадник Дьяр сказал правду. Ни Херига, ни преступников, которых вчера судили, во дворце нет. Говорят, они еще вчера тайно покинули город.
– Или вы просто с ними заодно? – ехидно заметил кто-то из толпы. – Пусти нас, мы сами проверим!
– И не подумаю, – покачал головой Олф. – Знаю я вас. Ворветесь и разнесете весь дворец!
– Да чего мы с ними болтаем? Выломать ворота, и дело с концом! – послышалось среди народа. – Если судья не желает к нам выходить, придем к нему сами!
Несколько самых активных разбежались по городу в поисках подходящего материала, из которого можно соорудить таран. Вскоре семеро мужиков приволокли на площадь огромное бревно, взятое с лесопилки, и уложили на две телеги, привезенные из Гильдии торговцев, после чего покатили это сооружение ко входу во дворец.
– Плохо дело! – Посадник Дьяр испугано вцепился в красный плащ командира стражи. – Они и правда вот-вот начнут ломать ворота!
Но Олф и сам уже понял, что народ настроен весьма решительно.
– Хорошо, – сдался он. – Я впущу вас, дабы убедились, что судьи тут нет. Но не всех! – тут же охладил он пыл самых горячих, рванувших к воротам. – Выберете несколько человек, кому доверяете, и тогда я проведу их во дворец.
Вперед тут же вывели несколько человек, среди которых были главы гильдий и иные важные, занимающие в Одноре высокие должности люди. Этих уважали и им верили, ведь не спроста когда-то общим голосованием избирали в руководители. Ворота приоткрылись. Посланников не было долго, что не удивительно: однорский дворец – здание огромное, самое большое в городе, обыскать его не так-то просто. Когда же народ стал волноваться, не прикончили ли сектанты его посланцев, ворота дворца вновь распахнулись.
– Мы обыскали каждый уголок, – отвечал за всех глава Гильдии добытчиков. – Нам сказали правду. Судьи, да и остальных мерзавцев, в замке нет. Похоже, они и правда ушли через потайной ход.
Тут уж всем волей-неволей пришлось поверить, что это действительно так. Разочарованный народ угомонился и постепенно разошелся по домам.
Вот только тем дело не кончилось. В тот же день в Одноре случилось несколько потасовок, причем, одна со смертельным исходом, да полыхнула парочка изб, в том числе и дом Херига – те, кто не добился правосудия от властей, решили мстить обидчикам самостоятельно. Это и не удивительно, народ тьердов всегда был горяч, и испокон веков мечом решал все проблемы. И с той поры, когда племена договорились между собой и объединились в единое государство, создав гильдии и вольные города, лишь справедливый закон и строгое его соблюдение сдерживало драки и резню. Все знали насколько шаток мир у тьердов, а потому установленный закон старались соблюдать, как единственное препятствие, не дающее людям вновь начать истреблять друг друга, как в давние варварские времена. Так что, несправедливый суд Херига оборачивался не просто ошибкой одного бюрократа – он подрывал сами основы общества.
Следующие дни Однор прибывал в праздном параличе. Сколько новый посадник, главы гильдий и стража не призывали людей вернуться к обычному образу жизни, вновь выйти на работу, почти никто не подчинился. Больше не раздувались кузнечные меха, не стучали молоты по наковальням, не надували ладьи паруса, лошади скучали в стойлах, никто не пахал, не сеял, не ткал, не строил. Горожане праздно шатались по улицам, достав из запасников пиво и вино. Да все чаще повсюду происходили драки, в которых неприятели нередко хватались за мечи, ножи, молоты, косы, топоры. И причиной этих потасовок уже была не только резня сектантов и неправедный суд – под это дело припоминались все прошлые обиды. И чем больше случалось драк, тем больше на следующий день возникало поводов начать новые. Кто-то отомстил за одно, те, в свою очередь, отплатили тем же...
– С этим надо что-то делать, – обеспокоенно говорил командир стражи Олф новому посаднику Дьяру. – Нужно как-то это прекратить!
– Но что я могу сделать? – сокрушенно кричал тот, с высоты дворцовой башни взирая на творящиеся безобразия. – Меня никто не слушает!
И то верно. Будь жив прежний посадник, которого любил и уважал весь город, тот одним своим присутствием мог устыдить и вразумить народ. Новый же правитель не пользовался таким авторитетом. Впрочем, возможно, даже у Дьяра рано или поздно получилось бы убедить горожан одуматься, если б он хотя бы пытался это сделать. Но тот, опасаясь гнева толпы, боялся даже нос высунуть за ворота дворца. И пока он отсиживался за могучими стенами, Однор все больше скатывался в пропасть хаоса.
– Ах, если бы я мог выдать им Херига с его сектантами, – сокрушался новый посадник. – Быть может, это б успокоило людей!
Однако с тех пор, как после своего неправедного суда Хериг сбежал с площади, больше ни его, ни других сектантов никто не видел и не знал, где они. По городу даже ползли жуткие слухи, будто бы тофары обосновались где-то за пределами города и там продолжают творить свои гнусные делишки, похищая людей и принося кровавые жертвы. Правда, в Одноре царил такой хаос, что ни подтвердить, ни опровергнуть эти слухи не было никакой возможности. В городе действительно порой исчезали люди, но причиной могла быть кровная месть, что более вероятно, а вовсе не таинственные похитители-сектанты.
Хеги в эти дни, как и большинство горожан, тоже предавался пьянству и безделью, считая свою потерю достаточным для этого оправданием.
– Сынок, но ведь нельзя же так, – пыталась вразумить его мать, даже в эти смутные дни не отходящая от ткацкого станка. – Жизнь ведь на том не останавливается. Нужно как-то смириться и жить дальше. Помог бы лучше отцу.
Она кивала на окно, за которым на всю улицу раздавался одинокий звон – отец, несмотря на всеобщие беспорядки, продолжал трудиться в кузне. Хеги же молча пропускал мимо ушей просьбы матери и шел в трактир, где его ожидали такие же праздные бездельники-друзья.
Так было и в тот поздний вечер. Хеги уже почти дошел до «Хмельного бора», как вдруг увидел... Данку! Он так и замер пораженный посреди улицы, уставившись на девушку, сидящую на лавочке у забора и расчесывающую гребнем свои длинные светлые волосы. Та, заметив его интерес, расценила это по-своему: метнув в остолбеневшего паренька кокетливый взгляд, она встала с лавочки и, горделиво вскинув головку, направилась к крыльцу ближайшего дома. Впрочем, Хеги и сам уже понял свою ошибку, во многом виной которой стали наступающие сумерки. Девушка была примерно того же возраста, светленькая, да и внешне весьма похожа на его любимую, потому издали да в полумраке он и принял ее за Данку. Но, конечно же, это не могла быть она – мертвые не воскресают. И, бросив печальный взгляд вслед уходящей девчонке, Хеги собрался уже пойти дальше...
Как вдруг заметил тень, мелькнувшую у крыльца, на которое поднималась девушка. А потом там появился человек в темных одеждах, с надвинутым на лицо капюшоном. Он быстро взбежал по ступенькам, догнал девушку и набросил ей на голову мешок. Она даже вскрикнуть не успела. Зажав ей рот ладонью, напавший поволок свою жертву за избу.
Шокированный увиденным Хеги, наконец, пришел в себя и, решив, что это насильник, поспешил на помощь. Однако когда он забежал за угол дома, увидел запряженную лошадью телегу, мчащуюся к распахнутым городским воротам, в которой сидели двое с лицами, скрытыми капюшонами, а между ними извивались пара связанных тел с мешками на головах.
«Выходит это правда! – поразился Хеги, глядя им вслед. – Это не просто слухи! Тофары действительно похищают людей!.. Что же делать?»
Его взгляд метнулся по сторонам в поисках стражи и, конечно же, не обнаружил блюстителей закона. Это и не удивительно, ведь с той поры, как город объял хаос, стражников в городе можно было встретить весьма редко. Да, они по-прежнему патрулировали улицы и пытались поддерживать порядок. Однако, чем больше в городе случалось преступлений, и чем чаще стража пыталась их предотвратить, тем больше на стражников смотрели как на врагов. Ведь теперь каждый второй был если не нарушителем закона, так другом или родственником преступника. Дошло до того, что недовольные горожане стали нападать на стражей порядка. И тогда командир Олф приказал своим бойцам держаться вместе, не бродить по городу в одиночку. В патрули теперь отправляли не меньше пяти человек за раз. При таком положении дел стража не могла охранять весь Однор и его ближайшие окрестности (которые раньше в охране и не нуждались, ведь преступления случались крайне редко), потому сторожили лишь самые важные городские объекты – здания гильдий, склады, причал, дворец. Остальные же части Однора превратились в опасные закоулки, в одном из которых и находился сейчас Хеги.
Видя, как уносится вдаль телега с похищенными людьми и понимая, что стража тут не помощник, Хеги с надеждой глянул на сияющий окнами «Хмельной бор». Однако понял, что пока он сбегает до трактира, чтобы позвать друзей, пока вернется с подмогой, сектанты скроются и их уже будет не догнать. И тогда Хеги принял единственное, на его взгляд, верное в этой ситуации решение – погнался за похитителями.
Уверенный, что телега уносится из города во весь опор, Хеги бежал, что было сил. Но, едва он оказался за южными воротами, едва не налетел на похитителей. Услышав позади топот, один из сектантов оглянулся, но Хеги успел юркнуть в придорожные заросли. Похоже, за пределами города тофары не опасались погони – телега неторопливо катила по дороге. Это позволило Хеги, перебегая от куста к кусту, скрытно следовать за ней. Какое-то время похитители ехали по главному обкатанному лошадьми и повозками тракту, но не долго. Вскоре Хеги понял, что скрип колес теперь доносится откуда-то слева – к тому времени наступила ночь и он почти не видел похитителей, от которых старался держаться на расстоянии, чтобы его не обнаружили. Следуя за этим звуком, он очутился на заросшей травой, а кое-где даже невысокими деревцами тропе, уходящей вглубь леса.
«Куда это они направляются? – удивился Хеги, припоминая, что находится в той стороне. И сообразил: – Там ведь старая каменоломня!»
Когда Однор только начинали строить, именно там брали камень для возведения домов и стен. Но потом подходящий материал в каменоломне закончился, и ее забросили, дорога к ней заросла. С той поры в те края забредали разве что охотники. И Хеги не ошибся, так как, в очередной раз перебегая от куста к кусту, он едва не сорвался в пропасть – вовремя заметил край старого карьера. Теперь скрип телеги доносился откуда-то снизу. Впрочем, Хеги для ориентира он был уже и не нужен, ведь он увидел с высоты множество костров, пылающих на дне каменной чаши, в отблесках которых белели шатры – лагерь сектантов!
«Надо бы вернуться в город и рассказать страже», – разумно сообразил Хеги. Однако его тут же посетила новая, героическая мысль: «Но для начала неплохо бы разведать обстановку, что тут и как». А потому он, спрятав в кустах меч, чтобы не путался под ногами, ощупывая в темноте камни и цепляясь за траву, принялся спускаться вниз.
Чем ближе Хеги подбирался к лагерю, тем отчетливее становились доносящиеся оттуда голоса. Он уже видел сидящих у костров и бродящих между шатрами людей, ощущал запах дыма и какого-то варева. Заметил он и телегу, которая остановилась на краю лагеря. Взвалив на плечо пленницу, один из похитителей понес ее к клеткам, в которых, похоже, томились еще какие-то люди – с такого расстояния и при таком освещении их было не рассмотреть. Потому Хеги осторожно покрался дальше.
И вдруг опора поползла у него под ногами. Он попытался ухватиться за траву, но та не выдержала веса его тела, и Хеги с пучками выдранной с корнями травы в кулаках вместе с грудой камней покатился вниз. Падение было не долгим – он уже почти достиг дна карьера, зато весьма громким. Рухнув в заросли, Хеги замер, затаив дыхание. Конечно же, его падение заметили. Хеги не видел, а лишь слышал, как настороженно зашептались люди у ближайшего костра, услышал топот ног. Прижимаясь к земле и боясь пошевелиться, Хеги с замиранием сердца ждал: обнаружили его или нет? Он уже укорял себя за то, что отважился на этот безрассудный шпионаж. Уж лучше бы сбегал за подмогой!
Однако шло время, а его никто не хватал. Хеги наконец решился приподнять голову и увидел, как сектанты, успокоившись, вновь рассаживаются у костра. Похоже, подумали, что камни обрушились сами собой. Окрыленное этой удачей сердце Хеги заликовало и вновь наполнилось героизмом – он отважился продолжить свою храбрую миссию.
Теперь, вновь почувствовав себя в относительной безопасности, Хеги решил внимательнее осмотреться. Он осторожно переполз на более удобное место, откуда можно видеть весь лагерь. Лежа во мраке, он пересчитал шатры – их оказалось двадцать два. Затем сосчитал людей – около полусотни. Хотя, возможно, есть и другие, например, внутри шатров. Он также попытался запомнить расположение костров и палаток, чтобы потом передать эту информацию страже, которая, а он в этом нисколько не сомневался, тут же броситься проучить негодяев. Наконец, решив, что его шпионская миссия завершена, Хеги уже собирался вернуться в город, как вдруг заметил вторую телегу, подъехавшую к лагерю – похитители привезли еще пленников.
«А как же эти несчастные? – подумал он. – Что, если, пока я буду бегать за стражей, их убьют?»
И тогда его посетила новая, еще более героическая мысль – непременно спасти похищенных людей. А потому Хеги ползком обогнул лагерь и добрался до клеток. Это были небольшие сооружения шириной шагов пять и высотой в человеческий рост, сделанные из тонких стволов деревьев, скрепленных плетеными из кожи веревками. Всего клеток оказалось четыре, в каждой сидело по одному-два человека. Хеги подполз к клеткам как раз в тот момент, когда в одну из них вводили очередного пленника. Сектант подвел его к клетке, сорвал с головы мешок, распахнул дверцу, толкнул несчастного в дверной проем, после чего запер и повесил на дверь железный замок. Увидав лицо этого пленника, Хеги узнал его – это был Лока, коллега отца, они вместе трудились в Гильдии ремесленников и даже были хорошими приятелями.
Дождавшись, когда сектант уйдет к кострам, Хеги приблизился к его клетке.
– Дядя Лока! – тихо позвал он. – Дядя Лока!
Но тот был занят тем, что в ярости связанными руками тряс прутья клетки и осыпал своих похитителей проклятиями. Негодования у Локи хватило надолго. Хеги решил не дождаться окончания потока этих ругательств, а потратить это время с большей пользой – на создание бреши в решетке, через которую сможет пролезть пленник. Он ощупал пояс в поисках ножа... но нашел лишь пустые ножны! Видимо, нож выпал, когда Хеги сорвался со склона или ползал по кустам. Тогда он принялся пальцами развязывать ремни. Это оказалось не просто сложно – невозможно. Ему не удалось распутать ни одного узла.
Между тем Лока наконец успокоился и сел у двери клетки, схватившись за голову – видимо, понял всю безнадежность своей ситуации. Воспользовавшись этим, Хеги снова позвал:
– Дядя Лока!
– Кто здесь? – Пленник наконец услышал его. Он подбежал к стенке клетки, вгляделся во мрак: – Хеги? Это ты?
– Я, я! Тихо! – Тот поднес палец к губам. – Я сейчас, я вас освобожу.
Увидев, чем занят Хеги, а также сам попробовав узлы на прочность насколько позволяли ему связанные руки, Лока покачал головой.
– Вот что, парень, – остановил эти безуспешные старания Лока, понимая, что голыми руками ремни не одолеть. – Ступай-ка ты лучше в город, да позови подмогу. И чем быстрее, тем лучше!
– А как же ты? – Хеги все еще не оставлял надежды развязать ремни.
– Если справишься быстро, глядишь, ничего дурного не случится. А так только время теряешь.
– С кем это ты там шепчешься? – раздался возглас со стороны ближайшего костра.
На фоне трепещущего пламени возник силуэт огромного плечистого мужика. Тот угрожающе направился к клетке.
– Давай, парень, – шепнул Лока. – Поторопись!
Хеги бросил свое безнадежное занятие и уполз в темноту, в тот самый момент, когда к клетке приблизился сектант. Тот обошел клетку, настороженно вглядываясь в темноту, но, никого не обнаружив, вернулся к костру. Хеги же, согласившись, что без ножа у него не получится освободить несчастных, все-таки решил сбегать за подмогой.
Он торопился, полз все быстрее и быстрее, стараясь как можно скорее выбраться из карьера. Между тем он заметил, что лагерь пришел в движение: сектанты стали собираться в одном месте и выстраиваться по кругу, держа в руках зажженные факелы. Оглянувшись в очередной раз, Хеги увидел, как из клетки вывели одного из пленников и поволокли к кругу. Он с ужасом понял, что это Лока.
«Надо быстрее! – подстегивал сам себя Хеги. – Скорее! А ни то...»
Он даже подумать боялся, какая участь ожидает несчастного Локу, а потому еще резвее заработал руками и ногами... И вдруг ощутил под ладонью нечто мерзкое – гладкое и холодное. Отдернув руку, Хеги присмотрелся: что же это? Лучше б он этого не делал! Свет от костров едва достигал до этого места, но даже его хватило, чтобы понять – перед ним мертвец! Полуголый мужчина лежал, уставившись в небо мутными глазами, а на шее его темнела уродливая кровавая полоса – ему перерезали горло. Хеги даже узнал убитого – это был скорняжник, живший на соседней улице. Силясь, чтобы не закричать, быстро перебирая ногами, Хеги пополз от этого кошмара в обратную сторону, да только тут же спиной уперся в другое тело, на этот раз женское. В этот момент в небе из-за темного рваного облака выглянула почти полная луна, осветив округу мрачным светом, и Хеги с ужасом обнаружил, что окружен мертвецами. Десятки тел беспорядочно валялись вокруг, раскинув руки и ноги, с искаженными предсмертными муками лицами, со вспоротыми шеями: мужчины, женщины и даже дети! Позабыв о безопасности, Хеги с криком вскочил на ноги.
– Там кто-то есть! – тут же послышалось со стороны лагеря, и раздался топот множества ног.
Поняв, что обнаружен, Хеги в панике бросился вверх по склону, но тот оказался слишком крут. Камни предательски скользили под подошвами ботинок, трава, за которую он цеплялся, вместе с корнями оставалась у него в расцарапанных пальцах.
– А ну стоять! – услышал он позади, совсем близко, а, обернувшись, даже не успел рассмотреть лица своего преследователя – на голову ему обрушилась дубина...
Глава 4
Хеги очнулся от того, что кто-то нежно погладил его по щеке. Он открыл глаза... и увидел Данку. Она склонилась над ним, отблески костра плясали в ее зрачках оранжевыми звездочками.
– Это ты! – прошептал он, улыбнувшись. – Ты жива!
– Главное, что ты жив, – услышал он в ответ. И вздрогнул – голос оказался вовсе не ее! Но кто это? И вдруг вспомнил: это же та девчонка, из-за которой он погнался за сектантами! А следом всплыло в голове и все остальное: где он и как тут очутился.
Хеги резко сел, на что голова отозвалась пронзительной болью. Ощупал место удара в сгустке слипшихся от крови волос, куда угодила дубинка, при этом отметив, что запастя его стянуты веревкой.
– Я уж решила, что ты помер, – сказала сидящая рядышком девушка.
– Видимо, скоро так и случится, учитывая, где мы, – проворчал Хеги, осмотревшись.
Как и следовало ожидать, он находился в одной из клеток. Глянув сквозь прутья, первое, что он увидел – отцовского приятеля Локу с перерезанным горлом, которого двое сектантов за ноги волокли через лагерь, видимо, чтобы швырнуть к остальным убитым.
– Тебя тоже похитили? – спросила она.
– Нет, я сам пришел. – И на ее удивленный взгляд, ответил: – Я этот... Как его?.. Разведчик!
– Видать, плохой, раз оказался здесь, – разумно заключила она.
– Тут не поспоришь... – вздохнув, признался Хеги в собственной глупости.
Вдруг он заметил, что девчонка прижались к прутьям клетки и на что-то испуганно смотрит. Глянув туда же, Хеги увидел трех человек с закрытыми капюшонами лицами, направляющихся к клеткам. Об их намерении не сложно было догадаться. Остановившись напротив клеток, они какое-то время разглядывали пленников, а затем один из них ткнул пальцем:
– Эту!
Двое других подошли к соседней клетке, распахнули дверцу.
– Пожалуйста, не надо! – заверещала тучная женщина, вцепившись в прутья. – У меня дети! Прошу!..
Один из сектантов несколько раз ударил ее по пальцам, чтобы те разжались. Двое других схватили женщину за шиворот рубахи и выволокли из клетки.
– Пожалуйста! Прошу!.. – вопила упирающаяся пленница, пока ее тащили к стоящим кружком с факелами в руках сектантам.
Хеги прижался к прутьям, чтобы посмотреть, что же будет дальше. А дальше женщину бросили в центр круга. К ней подошел один из сектантов, которого Хеги тут же определил, как главного.
– Не бойся. Тебе ничего не угрожает, – уверил тот пленницу.
Голос его звучал ласково, прямо-таки сладко. И Хеги узнал его – он принадлежал тому мужику, который во время затмения бегал у пристани и вещал о наступлении конца мира.
– Мы всего лишь убедимся, что ты не Гир Беспощадный, и все, – ласково продолжал сектант. – Если ты чиста, тебе сохранят жизнь.
После чего разрезал сковывающую ее руки веревку и повелел:
– Раздевайся!
– Чего?
– Я сказал, раздевайся, – повторил главный сектант. – Нам нужно убедиться, что на тебе нет меток чудовища.
Женщина не подчинилась. Подтянув к груди колени и обхватив их руками, она испуганно смотрела по сторонам.
– Помогите ей! – потерял сектант терпение.
Подошли несколько человек, достали ножи и стали срезать с вопящей женщины одежду, швыряя лоскуты себе под ноги. Когда они закончили, главный сектант принялся бесцеремонно осматривать обнаженное тело пленницы.
– Смотрите, вот тут! – подсказал кто-то из его окружения, указывая пальцем.
– Вижу!
– Это всего лишь ожог! – вскричала женщина, демонстрируя запястье, на котором багровело большое пятно. – Я же кухарка! На днях нечаянно пролила раскаленное масло!.. Пожалуйста, поверьте! Это всего лишь ожог!..
Но по тому, как главарь тофаров сделал знак одному из сектантов, а тот, достав нож, зашел ей за спину, женщина поняла, что ее мольбы бесполезны.
– Я всегда говорила, что среди нас обитают чудовища! – Она перестала рыдать, голос ее стал жестким. – Говорила, что среди нас живут чудища в человечьем обличии, которые маскируются под хороших людей! Будьте вы...
Она недоговорила, удар ножа по горлу оборвал ее проклятия. Женщина даже не вскрикнула. Зато взвизгнула девчонка, томящаяся с Хеги в одной клетке и тоже наблюдавшая эту сцену.
– Не смотри! – Хеги повернул ее лицо к своему. – Слышишь, не надо!
Девушка теперь глядела на него огромными синими полными ужаса глазами. Ее губы дрожали, на щеках в свете костров блестели влажные дорожки.
– Тебя как зовут? – спросил он, чтобы хоть как-то отвлечь ее.
– Агна, – пролепетала та.
– Я Хеги. Откуда ты, Агна? Я тебя раньше в городе не видел.
– Я дочь Свера – торговца. Мы с отцом совсем недавно приехали из Тьерда.
– Ясно, пришлые, значит...
– Они нас всех убьют, да? – Это был вопрос, на который она не ждала ответа. Девушка снова бросила взгляд за решетку, туда, где волокли тело убитой женщины, всхлипнула и сдавленно зарыдала.
– Ну ничего, ничего, – прижимая дрожащую девушку к груди, попытался подбодрить ее Хеги. – Мы что-нибудь придумаем.
Впрочем, тем самым он обманывал и себя самого: раньше надо было думать – до той поры, как безрассудно попался. Теперь-то он что может сделать – такой же пленник, как и она?
Между тем к клеткам снова подошли трое, за следующей жертвой.
– Давай этого!
У Хеги кровь застыла в жилах, когда он понял, что сектант указал в его сторону. Терять ему уже было нечего. Едва фанатик приоткрыл дверцу, Хеги бросился вперед с кулаками. Однако тут же подучил такой удар коленом под дых, что согнулся пополам. Второй удар свалил его на землю. Сектанты вошли в клетку... и направились вовсе не к нему!
Хеги весьма удивился, поняв, что, помимо него и девчонки в их клетке был еще один пленник. Видимо, потому, что тот сидел в углу очень тихо, отрешенно глядя перед собой. Похоже, этот уже примирился с мыслью о неизбежной смерти. Может, оттого, что просидел тут слишком долго и повидал немало чужих смертей? Когда к нему подошел сектант и собрался схватить его, чтобы выволочь из клетки, тот сам поднялся и покорно пошел за убийцами – словно скот на заклание. А вскоре мимо протащили его окровавленный труп.
– У меня, слава богам, нет ни шрамов, ни родимых пятен, – воскликнул юноша, сидящий в соседней клетке. Это был ровесник Хеги, они не раз встречались в городе, правда, знакомы не были.
Когда пришли сектанты, чтобы выбрать новую жертву, этот парень вдруг сам стал попросить, протягивая руки:
– Меня! Возьмите меня, пожалуйста!
Сектанты удивленно переглянулись и, пожав плечами, удовлетворили просьбу. Покидая тюрьму, парень самодовольно сказал остальным пленникам, дожидающимся свой участи:
– Пока, неудачники!
Затем он без принуждения вошел в круг сектантов, разделся и небрежно бросил, бесстыдно расставив руки:
– Смотрите!
Юноша не соврал. Тофары долго и кропотливо осматривали его тело, заглянув даже в самые непристойные места, и, похоже, так ничего и не нашли. Один озадаченно указал на что-то, но ему возразили:
– Это же родинка, дурень! Если такое считать за метку, так нас всех нужно отправить под нож!
– Ну так что, я могу быть свободен? – весело спросил юноша.
– Ты действительно чист, – согласился главный сектант. И повернулся к своим: – Отведите его к остальным.
– Эгей, постойте! – Парень уже не улыбался. – Вы же обещали отпустить, если не найдете никаких «меток»!
– Нет, мы обещали оставить в живых, – поправил сектант. – А вот отпустить, как ты понимаешь, мы тебя не можем. Да, тебе сохранят жизнь. Но до тех пор, пока не пройдут проверку остальные жители Однора, тебе не позволят уйти.
– Так ведь это тысячи человек!
– Увы, это так. Времени уйдет очень много. Но мы стараемся, чтобы чистка прошла как можно быстрее. Как только мы избавим мир от Гира Беспощадного, и боги пошлют нам знак, что чудовище истреблено, все будут свободны. Но пока рисковать мы не можем. Так что, либо ты пойдешь туда... – Главный сектант кивнул в сторону клетки, стоящей поодаль от остальных, в которой, похоже, сидели те, у кого точно также не обнаружили на теле никаких изъянов (таковых оказалось всего пять человек). – Либо туда! – Сектант кивнул в ту сторону, куда утаскивали трупы.
Выбор был очевиден, и юноша уныло побрел к «чистым» пленникам. Однако на полпути остановился.
– Есть предложение получше, – воскликнул он. – Могу я присоединиться к вам? Что-то неохота сидеть взаперти.
Какое-то время главный сектант размышлял над его словами, и наконец объявил:
– Хорошо. Выдайте ему капюшон и знак тофара. Пусть займет место в круге.
– Эги, будь ты проклят, мерзкий предатель! – раздался презрительный голос из соседней клетки.
Парень, услышав это, повернулся и сделал в ту сторону непристойный жест. После чего со счастливой улыбкой нацепил на шею медальон с изображением двуликого чудовища, закрыл лицо капюшоном и, запалив факел, занял место среди других сектантов.
Следующим пленникам так не повезло – у них нашли «метки» и их тела швырнули в кучу трупов. Тофары забирали пленников одного за другим, но клетки тут же пополнялись новыми несчастными – в лагерь время от времени приезжали телеги, привозя связанных людей с мешками на головах, после чего вновь исчезали в ночи – отправлялись за следующими жертвами. Глядя на эту артель смерти, в какой-то момент Хеги поймал себя на мысли, что он сам, как и тот пленник, который словно скот пошел на собственное заклание, примирился с неизбежностью своей гибели. Он даже стал внутренне желать, чтобы его побыстрее забрали и прервали это мучительное ожидание. Глянув на Агну, он прочел на ее лице те же мысли. Она уже не плакала, не причитала, не дрожала и не вскрикивала, когда перерезали горло очередной жертве – просто сидела, отрешенно глядя перед собой, дожидаясь неизбежного. И у Хеги заныло сердце при виде этого крохотного невинного создания.
«Ну уж нет! – решил он. – Я не в силах был помешать гибели своей любимой, но эту девочку я еще могу спасти! Надо что-то сделать! Надо что-то придумать!»
Подойдя к дальней стене клетки, он в очередной раз осмотрел прутья и стягивающие их ремни. Распутать узлы он даже пытаться не стал – проверено, безнадежно. До этого он пробовал копать, но обнаружил, что низ решетки уходит далеко в землю. Сломать прутья у него тоже не вышло. Хеги уперся лбом в решетку, размышляя: должен же быть какой-то способ!
«А что, если попытаться раздвинуть прутья?» – подумал он. Раньше он и это пробовал, но оставил эту затею, поняв, что не сможет проделать отверстие, достаточное, чтобы туда пролезть. Но если не получится у него, это ж не значит, что туда не сможет протиснуться миниатюрная девочка! Схватившись за один из прутьев, идущих параллельно земле, Хеги рванул его вверх, еще и еще. Ремни держали крепко, и все же ему удалось немного сместить прут. Тогда он несколько раз ударил ногой по нижнему, расположенному под ним. Тот тоже слегка подался.
– Думаешь, получится? – Агна заметила его старания.
– Ну-ка, поди сюда. Попробуй. Сможешь протиснуться?
Она попыталась, но между прутьями пролезла лишь ее голова.
– Нет, слишком тесно.
Хеги снова принялся расширять проход. Теперь он пытался раздвинуть вертикальные прутья: схватившись за один руками и упершись в другой ногами.
– А теперь?
На этот раз девушке, хоть и с трудом, но удалось протиснуть между прутьями решетки и плечи.
– Давай, давай же! Ну!.. – Он тянул изо всех сил.
И вдруг, в очередной раз рванувшись, Агна проскользнула в отверстие и очутилась по ту сторону решетки.
– Получилось! – обрадовалась она.
– Теперь слушай меня внимательно, – быстро заговорил Хеги. – Спрячься в темное и ползи вон туда, откуда приезжают телеги. На пути у тебя будут мертвецы. Много мертвецов. Смотри не закричи, иначе попадешься. Как я... Когда выберешься из карьера, беги вдоль дороги, она выведет на проезжий тракт. По нему ступай вправо – там город. Запомнила?
– А как же ты?
– За меня не думай.
– Нет! – запротестовала Агна. – Я не брошу тебя! Попробуй и ты пролезть!
Она ухватилась своими маленькими ручками за прутья, потянула.
– Да спасайся же ты! – торопил Хеги. – Беги! Скорее! Сюда вот-вот придут!
Агна отпустила решетку, глянула на него влажными глазами со смесью боли и благодарности. И, кивнув, наконец, исчезла во мраке. Однако спустя мгновение появилась вновь.
– Ну чего еще? – нервно спросил Хеги.
Она же вдруг схватила его, притянула его к решетке и прижалась к щеке горячими губами.
– Спасибо, – шепнула Агна. После чего вновь скрылась в темноте, и на этот раз не вернулась. Какое-то время во мраке раздавался шорох травы и срежет камешков, но вскоре и эти звуки стихли. Хеги повернулся и устало навалился спиной на решетку. Прикоснувшись к щеке, на которой горел прощальный поцелуй, он с замиранием сердца ждал: вот сейчас раздастся крик, лагерь придет в движение, сектанты бросятся за беглянкой, поймают ее... Однако шло время, а лагерь молчал.
«Неужели ей удалось? – торжествующе подумал он. – Неужели спасена?»
И ему вдруг стало так хорошо и спокойно. Он испытывал удовлетворение, что хоть перед смертью смог совершить действительно достойный поступок, а значит его жизнь, пусть и столь короткая, прошла не напрасно.
Казни продолжались: палачи уводили из клеток пленников и лишь каждый десятый оставался жив, остальные отправлялись во мрак, туда, где росла братская могила. А телеги все привозили и привозили новых пленников. Жертвы вели себя по-разному: кто-то умолял о пощаде, кто-то шел покорно на заклание, кто-то пытался бежать – таких убивали сразу, даже не ища меток. Хеги содрогнулся, представив себя в ужасе хватающимся за прутья клетки, упирающимся, рыдающим и на коленях молящим убийц сохранить ему жизнь... Ну уж нет! Если ему и суждено погибнуть, он найдет в себе силы принять смерть достойно, без слез унижения и трусливого бегства, с высоко поднятой головой!
«Да уж, не такой конец представлял я себе», – с сожалением думал он.
Конечно же, Хеги понимал, что смерть неизбежна для каждого человека. Вот только он рассчитывал пожить подольше, еще годков этак двадцать-тридцать, пока не появится на висках седина, как у отца. Но раз уж сложилось так, он будет храбро смотреть смерти в глаза и убийцы не услышат его мольбы и крика!
– О-о-о, кого я вижу! – прервал его размышления насмешливый возглас. – Это ведь женишок!
Хеги вздрогнул, вскинул голову. По ту сторону решетки стоял Кольб. Лицо его наполовину скрывал капюшон, отчего Хеги видел лишь рыжую бороду и растянутые в улыбке губы. На груди Кольба поблескивал амулет с изображением двуликого Гира Беспощадного. При виде довольного оскала человека, оборвавшего жизнь его любимой, Хеги почувствовал, как внутри у него снова закипает прежняя ярость. Он вскочил на ноги.
– Жаль, что я не прикончил тебя тогда, в темнице! – с ненавистью проговорил он.
– Зато теперь, как видишь, мы поменялись местами, – весело воскликнул Кольб, кивнув на круг тофаров, в центре которого осматривали очередного голого пленника, ища на нем «метки чудовища», и провел ладонью по горлу. – Надеюсь, мне разрешать это сделать самому!
– Ну да, тебе ведь не впервой убивать невинных, – горько усмехнулся Хеги. – Скажи, каково это – перерезать горло собственной дочери?
– Когда миру грозит гибель, не важно кто перед тобой! – сурово ответил Кольб. – Во имя спасения человечества ни сами жертвы, ни их количество значения не имеют!
– То есть, тебя нисколько не волнует, что твоя любимая дочь умерла напрасно?
– Нет, не напрасно! – Улыбка пропала с его лица.
– Ну как же? Раз вы продолжаете убивать, – Хеги тоже кивнул на круг палачей, – значит Данка не была чудовищем. Выходит, ты зря убил собственную дочь!
– Так было необходимо! – вскричал Кольб. – Иначе как было убедиться, что она – не Гир Беспощадный, скрытый в ее обличии? Главное сейчас – спасение мира! Остальное – не важно!
– Ищешь чудовище? Так начни с себя! – Хеги презрительно сплюнул. – Вдруг ты и есть Гир Беспощадный?
– Я – не чудовище! – возразил Кольб.
– Откуда нам знать? – прищурившись, язвительно заметил Хеги. – Гир Беспощадный ведь ни за что не признается, кто он такой, ведь так? Вдруг ты специально внедрился к тофарам, казнишь вместе с ними людей, а сам только и ждешь момента, чтобы воплотить свои коварные планы и уничтожить мир?
– Я – не чудовище! – Кольб замотал головой, да с такой силой, что капюшон слетел с его головы. – Я не Гир Беспощадный, слышишь?
– И все-таки неплохо бы убедиться. Не желаешь себе перерезать горло? Так, на всякий случай...
– Ага, вон чего ты задумал! – Кольб погрозил пальцем. – Ты меня не проведешь. Я – чист, меня проверили. У меня нет меток!
– Да ну? А это тогда что? – Хеги указал пальцем на его ногу.
– Где? – Кольб испуганно наклонился, осматривая свои ноги. Лицо его при этом оказалось почти у самой решетки. Хеги же только этого и ждал – выбросив кулак, он со всей силы залепил им в скулу Кольба. Тот, вскрикнув, отскочил от клетки, держась за лицо:
– Вот же паскуда!
– Больно, да? – спросил Хеги. – А теперь представь, каково было ей! Скажи, она кричала, когда ты резал ей горло?
– Заткнись! – выпучив глаза заорал Кольб.
– Вспомни ее лицо! Она просила тебя: «Папочка, не надо!»? Умоляла тебя, когда ты вонзал в нее нож? Но ты все равно сделал это! Беспощадно убил любимую дочь!
– Замолчи, ты, щенок! Закрой свою ядовитую пасть!
– А сейчас каково тебе жить с этим, зная, что Данка вовсе не была тем, кого вы искали? Что умерла она напрасно? – в бешенстве продолжал Хеги приблизившись к решетке и глядя в безумные глаза Кольба. – А все потому, что ты слушал в тот момент их! – Он указал на факельный круг. – Ты слушал безумцев, которые скрывают под капюшонами лица, а ни зов собственного сердца. А если бы ты прислушался к своему сердцу, то понял бы, кто на самом деле двуликие чудовища!
– Нет! Неправда! Она!.. Они!..
В этот момент к клеткам пришли палачи, чтобы выбрать очередную жертву.
– Этого! – закричал Кольб, тыча в Хеги пальцем. – Берите его!
– Этого, так этого, – равнодушно пожал плечами один из сектантов. – Разницы нет. Все равно всех их рано или поздно того...
– О, тут же с ним, вроде бы, еще девчонка была! – удивился второй.
– Наверное ее уже проверили, – устало пожал плечами первый. – Поди их разбери. Все возят и возят...
– Да уж, что-то в эту ночь особенно много.
– Ничего. Чем больше будем стараться, тем быстрее очистим город и прикончим чудище...
– Скажите, а вы своих-то осматриваете? – поинтересовался Хеги, когда сектанты отпирали клетку. – Вдруг Гир Беспощадный прячется среди вас?
– Конечно, – ответил сектант. – Мы все прошли проверку.
– Странно. А я вот у этого видел подозрительные отметины на теле. – Хеги кивнул на Кольба.
– Ты что несешь, паршивец? – вскричал тот.
– Да-да, – продолжал Хеги. – Посмотрите у него на лице!
Сектанты, удивленно переглянувшись, глянули на Кольба.
– Да вы что? – Тот испуганно попятился. – Я же свой!
– Лицо покажи! – повелел один сектант и, не дожидаясь этого, поднес факел к перепуганной физиономии Кольба. Как Хеги и ожидал, в том месте, куда угодил его кулак осталась приличного размера ссадина.
– Берем его! – воскликнул сектант.
С каким наслаждением Хеги наблюдал, как волокут к факельному кругу вопящего и упирающегося отца, безжалостно убившего собственную дочь, как тот умоляет пощадить, как вонзается нож в его горло. И как потом проволокли мимо его обнаженный труп, чтобы швырнуть к телам других убитых...
Впрочем, радовался Хеги не долго, так как вскоре пришли и за ним. Когда сектанты открыли клетку и подошли к нему, чтобы силой поволочь его, тот сказал, сбросив руку палача:
– Не утруждайся, сам пойду!
Он вышел из клетки и, как пообещал себе, смело зашагал навстречу смерти. Хеги не сомневался, что его убьют. Ведь после работы в кузне, да и потасовок в трактирах, которые случались нередко, наверняка на его теле найдется немало ссадин и шрамов, которые сойдут за «метки». А потому, направляясь к месту казни, он жадно смотрел по сторонам, словно пытаясь как можно больше насладиться этими последними мгновениями жизни. Небо над чашей карьера стало лиловым – светало. Он шел вдоль клеток, в которых томились обреченные, провожавшие его печальными взглядами, вдоль палаток, между которыми дымили затухающие костры, мимо распряженных телег – видимо, посветлу сектанты не рисковали похищать из города людей, только под покровом ночи. Наконец он приблизился к факельному кругу, и сектанты расступились, пропуская его.
Хеги остановился в центре, обвел взглядом своих палачей. «Наверняка среди них много знакомых, – вдруг подумал он. – Людей, с которыми я играл в детстве, вместе учился, здоровался на улице, пил в трактире, с которыми вместе трудились мать и отец... А теперь эти почти родные люди хладнокровно убьют меня! И за что? Лишь потому, что поверили в древнюю сказку? И хоть нотка сострадания отзовется в из сердцах, когда мне перережут горло? Быть может, поэтому они закрывают лица – чтобы прятать под капюшонами свою совесть?»
Вперед выступил главный сектант, разрезал веревку, связывающую руки пленника.
– Раздевайся! – раздался приказ, который Хеги слышал за минувшую ночь полсотни раз, не меньше. Лицо старика под капюшоном скрывал мрак, и Хеги казалось, будто сама тьма говорит с ним. При этом голос главного палача звучал мягко, словно у знахаря, который всего-навсего собирался осмотреть больного, а вовсе ни вспороть ему горло.
Подошли двое, чтобы помочь Хеги раздеться. Он, как и пообещал себе, не стал сопротивляться – покорно протянул руки...
И тут он заметил неподалеку, за пределами круга, сколоченный из бревен и крытый соломой настил, под которым в свете факелов поблескивало сложенное оружие: мечи, топоры, копья... Решение возникло мгновенно: ну уж нет, так просто я вам не дамся! И едва сектанты взялись за рукава рубахи, чтобы стащить ее, Хеги резко выбросил руки в стороны, схватил обеих мужиков за волосы и свел ладони в страшном хлопке. Лбы столкнулись с такой силой, что брызнула кровь, и оба мужика, охнув, рухнули к ногам Хеги. Тот же, не теряя времени, бросился вперед, схватил главного сектанта за капюшон и швырнул в его соратников, после чего прыгнул в образовавшуюся в людском круге дыру. Подбежав к навесу, он схватил первые попавшиеся шит с мечом и принял боевую стойку:
– Ну давайте, сволочи! Попробуйте, возьмите!
Конечно же, он понимал, что ему не выстоять против полусотни фанатиков, однако твердо решил: «По крайней мере умру как мужчина, а ни словно безвольная скотина со вспоротым горлом!»
Сектанты окружили его кольцом. Они выкрикивали угрозы, старались обойти справа или слева, но почему-то нападать не решались.
– Ну что же вы, трусливые собаки? – выкрикнул Хеги. – Только и можете, что резать безоружных?
И тут ему стала ясна причина их колебания. Он вдруг сообразил, что все оружие лагеря находится у него за спиной. Сектанты кричали в бессильной злобе, пытаясь достать Хеги факелами, но он лихо отбивал эти выпады. Одному из слишком близко подобравшихся он умудрился попасть по руке и тот с визгом отскочил, выронив факел.
– Что, взяли? – усмехнулся Хеги, воодушевленный этой маленькой победой.
– Ломайте деревья, делайте пики! – сообразил наконец кто-то. – Швыряйте в него камни!
Боевой пыл Хеги мгновенно постыл. Глядя, как сектанты поднимают с земли булыжники, хватают камни и дрова, ломают на деревьях ветви, он понял, что его вот-вот забьют до смерти. И наверняка так бы и произошло, но среди сектантов вдруг блеснул металл, и вперед вышел воин с мечом в руке. Похоже, среди них все-таки нашелся один, кто не оставил свой клинок в оружейне, а предпочел держать его при себе. Воин этот стал напротив Хеги, направив в его сторону жало меча, и свободной рукой дал знак остальным не вмешиваться. Те послушно расступились, освобождая площадку для поединка, предвкушая увлекательное зрелище.
Глядя на противника, Хеги прикинул, что тот, в отличие от него, с юных лет привыкшего махать кузнечным молотом и благодаря этому нарастившему приличную мускулатуру, худощав и довольно щупленький на вид. Зато по тому, как тот стоит, держит оружие, стало ясно, что он умеет обращаться с мечом. Лицо противника, как и у других сектантов, скрывал капюшон, но Хеги, даже не видя его глаз, ощутил, как те внимательно изучают его.
Вот противник медленно пошел сначала вправо, затем влево. Хеги стоял на месте, неуклюже поворачиваясь вслед за ним. В отличии от неповоротливого и непривыкшего к сражениям Хеги, его враг двигался легко и мягко, словно танцевал. Он продолжал ходить по кругу, то в одну сторону, то в другую, иногда резко приближался, нанося осторожные удары, которые Хеги отражал, закрывшись щитом. Но едва он сам пытался атаковать в ответ, противник ловко отскакивал, уходя от клинка.
В какой-то момент Хеги не выдержал, устав от этой пляски, и ринулся вперед, отчаянно нанося удары. И в тот же миг противник, который вот только что был перед ним, неожиданно очутился слева, и Хеги ощутил жгучую боль в левом бедре. Больше он не пытался безрассудно бросаться в атаку, понимая, что следующий такой рывок может стать для него последним. Он ушел в глухую защиту, загородившись щитом и прикрыв клинком голову – то немногое, чему Хеги научился у брата, который, в отличие от него, неплохо владел оружием.
Видимо, поняв его намеренье, противник тоже сменил тактику. Теперь он просто кружил вокруг прихрамывающего Хеги, нанося резкие короткие удары, не давая ему опустить щит и меч. «Изматывает, собака!» – догадался Хеги, понимая, что каждое движение ему дается все с большим и большим трудом, дыхание подводит, напряженные мышцы начинают ныть под тяжестью оружия.
«Если так пойдет дальше, скоро я и щита не смогу поднять, чтобы прикрыться», – с досадой думал Хеги.
А тут новая напасть – когда противник приблизился в очередной раз, чтобы нанести серию коротких ударов, Хеги отразил их, но доски щита затрещали, а во все стороны полетели щепки. «Если щит не выдержит – мне точно конец!» – промелькнуло у него в голове. И едва он так подумал, одна из досок раскололась, а в образовавшейся дыре мелькнула сталь вражеского клинка, слегка распоров ему левую руку.
Хеги отскочил к краю круга и теперь, тяжело дыша, исподлобья смотрел на чересчур ловкого врага. По руке и берду струилась кровь. Щит и меч в ладонях отяжелели настолько, что Хеги казалось, будто в каждой он сжимает по наковальне. Противник же его наоборот стоял спокойно и прямо, крутя в руке меч с такой легкостью, словно это гусиное перышко и, похоже, ни капли не устал. Хеги вдруг осознал, что этот умелый удалец мог давным-давно его прикончить, но по каким-то причинам не делает этого, медлит – видимо, получает наслаждение, изматывая умирающего загнанного зверя под восторженный рев толпы.
Впрочем, это ему, похоже, надоело. Или, быть может, противник понял, что Хеги чересчур измотан и не сможет больше доставить толпе веселья. А потому тот уверенно двинулся вперед, явно намереваясь нанести смертоносный удар и тем довершить дело.
«Вот и все – игра окончена! – обреченно подумал Хеги. Но его тут же захлестнула злость: – Что ж... Хочешь увидеть загнанного зверя? Так получи!»
И, собрав остаток сил, он швырнул расколотый щит в противника. Да с такой яростью, словно лишь для этого момента он с малых лет упражнялся в кузнице. Удар щита оказался чудовищным. Угодив в голову, он опрокинул явно не ожидавшего этого бойца. Вскрикнув, тот, держась за лицо, рухнул ничком на землю. Хеги же, не дав ему опомниться, бросился вперед. Навалившись на спину своего врага, он придавил его к земле. Пальцы его скользнули под капюшон, нащупали горло и сдавил что было мочи. Послышался хруст. Противник захрипел. Рука его отчаянно шарила по земле в поисках выпавшего меча, нащупала рукоятку... но поздно. Сектант обмяк, испустив дух.
Какое-то мгновение царила тишина. Затем раздался полный разочарования крик – ошарашенные поначалу тофары, наконец, пришли в себя. Снова в их руках оказались камни и палки. Но Хеги было уже все равно. Он откатился в сторону и глядя вверх, на светлеющее небо, с улыбкой думал лишь о том, что ему удалось забрать с собой в загробный мир и своего врага. А теперь – будь что будет! И когда над ним появился человек с занесенным для удара ножом, он закрыл глаза, готовясь принять смерть...
Однако удара не последовало. Вместо этого прозвучал короткий вскрик. Открыв глаза, Хеги увидел, как сектант рухнул рядом с ним на землю с торчащей из горла стрелой. Остальные завопили, завертели головами, испуганно вглядываясь в предрассветный полумрак. И тут же в воздухе пропело еще несколько стрел. Хеги же увидел на фоне неба стоящие на краю карьера темные силуэты людей с луками в руках.
Лагерь наполнился криками. Сектанты метались, опрокидывая котлы и шатры. В небо взмывали искры разметанных костров. Кто-то хватался за оружие, иные пытались спастись бегством. В лагерь же со всех сторон ворвались воины и беспощадно рубили любого, у кого на голове оказывался капюшон.
– Безумцы! Смерть поглотит эту землю! – вскричал главный сектант, воздев ладони к небесам. – Придет Гир Беспощадный и...
Обрушившийся на седую голову топор прервал его крик.
– Нет-нет! Я не один из них! Я тоже был пленником! – вопил юноша, тот самый переметнувшийся к тофарам Эги, сорвав с головы капюшон. Но и его крик оборвал удар меча.
Вскоре все было кончено. По лагерю бродили усталые люди и беспощадно добивали выживших тофаров. В одном из шатров нашли трясущегося Херига. Тот упал на колени, моля о пощаде, но разочарованные в законе люди, опасаясь снова доверяться правосудию, казнили судью на месте – охотник Ульт отсек ему голову. Больше в Одноре не верили в закон!
Осматривая тела убитых, многие с удивлением обнаружили среди них своих знакомых, родственников, друзей. Время от времени раздавался пораженный возглас: «Снор! Не может быть! И ты здесь?..» или «Это же мой кузен Роли!» Хеги же стоял ошарашенный посреди окровавленного лагеря тофаров, растеряно глядя по сторонам, и не мог поверить, что он все еще жив.
– Ты цел? – услышал он знакомый голос.
Оглянувшись, он увидел Берна с топором в руке. Позади него стоял улыбающиеся Герх. Они радостно обнимали Хеги, а тот прибывал словно в тумане, ведь мысленно давно простился с жизнью.
– Когда в таверну вбежала девчонка и сказала, что ее удерживали сектанты в старой каменоломне, – рассказывал Берн, – тут же собрался отряд из пары десятков добровольцев. Стражу решили не звать, а то те снова бы заговорили о правосудии и не позволили прикончить подонков. Вооружившись, мы поспешили на помощь. И, как видно, появились как раз вовремя. А ты, кстати, молодец! Ловко ты прикончил того подонка!
Берн одобрительно похлопал Хеги по плечу. Тот же содрогнулся всем телом, только теперь осознав, что именно произошло.
«Я убил человека! – вдруг понял он. – Я! Убил! Своими собственными руками!»
Он посмотрел на свои ладони, которыми недавно задушил своего врага, так, словно они были чужими. Затем осмотрелся. Лагерь вокруг был завален окровавленными телами, но он разыскал среди них то самое. Подошел, наклонился, сорвал капюшон с головы поверженного воина, перевернул тело... Да так и замер, пораженно.
– Венда! – вскричал Герх. Подбежав, он упал на колени рядом с любимой девушкой. – Венда, нет! Как же так?..
Но та, конечно же, не слышала его зова. Юная воительница смотрела в небо потухшим взглядом, а на шее ее темнели пятна, в том месте, где сомкнулись смертоносные пальцы ее бывшего друга и брата.
Глава 5
Голова Херига прокатилась по земле, поднимая тучу дорожной пыли, и остановилась, глухо ударившись о дворцовые ворота. Изуродованное гримасой боли лицо бывшего однорского судьи уставилось на восходящее солнце мутными глазами. В ответ на этот стук ворота распахнулись, и из дворца вышел заспанный посадник Дьяр, а следом за ним двое стражников. Все торе пораженно уставились на отрезанную голову.
– Ты что натворил? – взвизгнул Дьяр, подняв глаза на бросившего этот кровавый подарок охотника Ульта.
– Восстановил правосудие, – спокойно ответил тот. После чего сделал знак, вперед выступили несколько мужиков с мешками в руках и высыпали их содержимое на землю.
– Это самоуправство! – вскричал посадник, отпрянув и с ужасом глядя на десятки рассыпавшихся у его ног голов.
– Секты тофаров в Одноре больше нет, – сообщил Ульт. – Здесь все!
– Даже если эти люди преступники, их судьбу должны были решать не вы, а правосудие! – вскричал Дьяр.
– Вот, где я видал такое правосудие! – Ульт смачно сплюнул в дорожную пыль.
– Стража! – закричал посадник, тыча в охотника дрожащим пальцем. – В темницу этих людей!
Но едва стражники шагнули вперед, два десятка мужиков, среди которых был и Хеги, обнажили мечи.
– Это бунт! – Дьяр испуганно отступил за спины стражников. – Вы пошли против закона!
– Вот теперь наш закон! – Ульт метнул в землю нож, на котором еще багровели пятна крови убитых сектантов. После чего повернулся и зашагал проч. За ним пошли остальные.
Весть об истреблении секты тофаров мгновенно облетела город и его окрестности, однако хаоса не остановила. Наоборот, кровная вражда вспыхнула с еще большей яростью. Спустя три дня после резни, случившейся в старом карьере, в одном из переулков Однора обнаружили тело отца Ульта. Отсеченная голова лежала на груди мертвеца, а под ней на белой рубахе кровью было выведено: «Голову за голову. Отца за отца». Так отомстила родня судьи Херига, недовольная самосудом. А еще спустя пару дней волны реки Ирды прибили к берегу пронзенное стрелой тело среднего сына Херига. Посланий убийца не оставил, но все и без того понимали, что стало причиной расправы.
Не только родственники судьи и охотника взялись за оружие. Драки и убийства стали обычным делом на улицах Однора. Порой поножовщина случалась даже средь бела дня. Запятнавший руки кровью народ больше и не пытался скрываться от правосудия, мол, все равно уже не отмыться. Тем более, что правосудие стало бессильно прекратить беззаконие. У стражи не хватало сил заботиться даже о собственной безопасности, ни то что поддерживать порядок.
Понимая, что Однор все больше скатывается в бездну хаоса и что если ничего не предпринять, это падение будет не остановить, городская верхушка решила собрать народ на совет. Ведь уже больше сотни лет большинство важных решений в вольных городах земли Тьердов принимались общим собранием горожан. По Однору развесили объявления, на перекрестках вещали глашатаи, созывая людей на площадь. В следующий полдень жители города и его окрестностей стянулись ко дворцу.
Очутившись на торговой площади, Хеги сразу отметил, как переменился народ за последние дни. Конечно, люди и раньше, явившись на общую сходку, разбивались на кучки – кто по родам, кто по гильдиям, а чаще всего из-за расхождений в тех или иных вопросах. Случались и жаркие споры, даже потасовки, если не могли сойтись во мнениях. Но такой лютой ненависти, какая появилась теперь в глазах соотечественников, Хеги никогда до этого не видел. Люди поглядывали по сторонам враждебно, со злобой, а их кучки напоминали готовые к битве отряды. Причем, битве не на жизнь, а на смерть.
Хеги заколебался, к какой из кучек примкнуть ему. Увидев Герха, пошел было туда. Даже обрадовался, ведь они давно не виделись. Однако тут же напоролся на холодный взгляд и вспомнил причину, почему они не встречались. Точно также Герх смотрел тогда, в карьере, склонившись над телом Венды. «Но я же защищался! – мог бы возразить Хеги. – Она первой на меня напала, даже желала убить!..» Впрочем, сейчас было не место и не время для подобных оправданий. Посмотрев по сторонам, Хеги разыскивая Берка, но не увидел, что не удивительно в многотысячной толпе. В итоге он стал рядом с отцом и матерью, примкнув к людям из их ремесленной гильдии. Однако тут же ощутил на себе недобрые взгляды. Обернувшись, он увидел Велума, коллегу отца, который что-то шептал стоявшему рядом с ним парню. Оба косились на Хеги с явной злобой.
«Быть может, среди убитых тофаров в карьере были их родственники? – подумал он. – Но, даже если и так, у меня больше повода залиться! Ведь меня там едва не прирезали, словно скотину!..»
И Хеги, расправив плечи и выпрямившись, с вызовом посмотрел в их сторону, мол: ну, попробуйте мне что-то сказать! Оба с опаской отвели глаза.
Между тем, напряжение на площади все нарастало. Кое-где уже вспыхивали ссоры, начинались перепалки, потасовки. Заметив это, чтобы не доводить до беды, на помост поспешила подняться однорская верхушка: главы гильдий, новый судья, командир стражи, посадник и прочие важные люди.
– Что-то мне это напоминает... – послышалось в толпе ехидное замечание.
Еще бы, ведь помост этот был сколочен для суда, который обернулся трагедией и стал причиной всех этих жутких событий. Хеги тоже брезгливо поморщился от неприятных воспоминаний.
Но вот вперед выступил посадник Дьяр. Он долго вещал, призывая горожан успокоиться, восстановить закон и порядок, вернуться к привычному образу жизни. В принципе, он говорил правильные вещи, и люди соглашались с этим. Все понимали, что так дальше продолжаться не может, и с этим нужно что-то делать. Вот только народ волновал один вопрос...
– Хорошо, мы тебя услышали, – подняв руку, прервал Дьяра старик Аски из гильдии Строителей. – Но ответь вот что, посадник. Даже если нам и удастся, как ты призываешь, восстановить мир и вернуться к прежней жизни... Что делать с преступниками? Ведь за последнее время в Одноре пролилось много крови. Как с этим быть?
– Как-как... – Вместо посадника ответил командир стражи Олф. – Все, кто замарал руки кровью, кто устраивал драки, погромы, поджоги, как и прочие нарушители порядка будут взяты под стражу. Затем состоится расследование и суд. После чего виновники будут наказаны по всей строгости наших законов.
– О как! – Аски поднял к небу указательный палец и обернувшись, обвел взглядом толпу. – Слыхали, люди?
И снова повернулся к помосту:
– Ну, тогда вам придется арестовать половину Однора! Если не больше... Так вы хотите решить проблему? Казнить полгорода?
– Таков закон! – твердо ответил Олф.
– Закон, говоришь? – Аски невесело усмехнулся. – Ладно... В таком случае, не напомнишь ли мне, почему произошли все эти убийства, погромы, поджоги и прочие безобразия? Не потому ли, что этот ваш закон нарушили те, кто призывал нас его соблюдать?
– Дело говорит! – послышались крики отовсюду. – Не мы первые начали!
– Это не имеет значения, – прокричал Дьяр. – Если мы хотим восстановить мир, в первую очередь нужно вернуть в городе порядок. А для этого нужно снова начать соблюдать законы!
– Коли так... – Старик Аски вздохнул. – Что ж... Начните тогда с меня!
Он шагнул к помосту, протягивая руки:
– Давайте, надевайте кандалы! Потому как я признаюсь, что три дня назад собственноручно, вот этими вот руками, подпалил избу ненавистного торговца Лейса, убившего мою племянницу Брун. И считаю, что сгоревший дом – малая цена за жизнь бедной девочки. Что же вы? Давайте, ведите меня в темницу, рубите мне голову, законники!
– И я признаюсь, – послышался голос с другого конца площади. – Я тоже отомстил за брата!
– И я!.. Бери меня тогда тоже!.. – Со всех концов площади к помосту потянулись люди, протягивая руки. – Давайте, нас всех казните!..
– А вот я не дам себя арестовать! – послышались и такие возгласы. – Эти мерзавцы первые начали и получили по заслугам!..
– Они ведь правы, – шепнул командир стражи посаднику. – Темница уже переполнена. Не можем же мы судить весь город! Да у нас и сил стражи не хватит, чтобы схватить всех виновных.
– Так что же нам делать? – Дьяр в панике глядел на наступающую толпу. – Как остановить это безумие?
– Люди Однора! – К краю помоста подошел избранный новым судьей Инри. – Есть другое предложение.
И, когда люди с любопытством притихли, объявил:
– Как насчет всеобщего помилования? Отныне все преступления, произошедшие до этого момента, будем считать прощенными. Конечно же, при условии, что впредь нарушения порядка прекратятся. Как вам такое?
– Что значит, помилование? – раздался возмущенный голос из толпы. – Эти мрази убили моего брата, а я должен им это простить? Так вы собираетесь восстанавливать закон? Новым беззаконием?
– А моего шурина избили до полусмерти! И я даже знаю, кто это сделал! Эй, Двар, я знаю, что это ты! Ходи и оглядывайся, скотина!..
– Твой шурин получил по заслугам, – был ответ. – В следующий раз будет знать, как камни в окна швырять!..
Площадь снова загудела, словно рой мух. Отовсюду слышались крики негодования, угрозы, проклятия...
– Так что же прикажете делать? – взвился над площадью полный отчаяния крик посадника Дьяра. – Наказывать вас нельзя! Миловать тоже! Как в таком случае навести порядок?
Но его уже никто не слушал. Площадь все больше бурлила, словно закипающий котел. Даже на помосте вспыхнул жаркий спор. Вот-вот все могло обернуться мордобоем, а то и чем похуже...
И вдруг над площадью прогремело:
– Дорогу!
Люди один за другим стали умолкать, оглядываясь и расступаясь, освобождая проход. А по этому живому коридору шел охотник Ульт. В руках он держал нечто маленькое, завернутое в покрывало. Со свисающего конца ткани капля за каплей стекала кровь, оставляя позади алый след. Когда Ульт проходил мимо Хеги, тот заметил выглядывающее из складок покрывала бледное личико маленькой девочки. Ульт шел медленно, лицо его было страшно, глаза сверкали такой яростью, что люди в страхе отступали. Стоявшая у помоста однорская стража наоборот подалась вперед, сомкнув щиты и взявшись за рукояти мечей. Все знали, как ужасен Ульт в гневе, многие видели его драки в трактирах, а кое-кто сам испытал мощь стальных кулаков. Чего же ожидать от него теперь?..
Ульт со своей скорбной ношей приблизился к помосту, остановился, окинул собравшихся полным боли взглядом.
– Я не знаю, кто это сделал. Впрочем, догадываюсь... – срывающимся голосом убитого горем человека проговорил несчастный отец. – И клянусь: не стану мстить!
Народ молчал, опустив головы.
– Да, я не стану! – повторил Ульт. – Потому, что все и без того зашло слишком далеко. Пора нам всем остановиться! Все мы заплатили кровавую цену. Хватит!
– Дело говорит! – подбежав к краю помоста, закивал посадник, обрадованным таким поворотом дел. Однако Ульт сурово глянул на него, и Дьяр умолк.
– Да, пора нам остановиться, – продолжал Ульт. – А потому я объявляю, что отныне не считаю себя гражданином земли Тьердов!
Люди пораженно переглянулись. По толпе прокатился удивленный ропот.
– Что значит, не считаешь гражданином? – вскричал Дьяр.
– Отныне я не признаю эти законы, – возвысив голос, говорил Ульт, – снимаю с себя все обязательства перед землей Тьердов, и покидаю Однор, который больше не считаю свой родиной. Вот мое слово!
И, сказав так, охотник зашагал прочь, прижимая к груди мертвую дочь.
– Что это значит? – Посадник Дьяр растерянно смотрел то на удаляющегося Ульта, то на толпу, то на однорскую верхушку. – Так нельзя! Люди, это не правильно! Мы должны...
Но его уже никто не слушал. Народ стал разбредаться с площади. Кое-кто пошел следом за Ультом, большинство – по домам. Однорская верхушка тоже покидала помост, видимо, поняв, что теперь точно все кончено. Вскоре перед дворцом стало безлюдно. Лишь посадник Дьяр продолжал стоять на помосте, растеряно глядя на опустевшую площадь своего обреченного города.
– Ох, сынок, время нам с тобой досталось кровавое, – печально сказал отец Хеги по пути домой. А следующей ночью его убили вместе с женой в собственном доме.
Хеги в тот момент по обыкновению проводил время в трактире. В «Хмельном бору» теперь они пьянствовали лишь вдвоем с Берном – чаще всего молча глушили пиво или вино, надираясь до беспамятства. Герх не появлялся с той поры, как погибла Венда. Иногда захаживал Эрк, но редко – служба в страже занимала почти все его время. Заглянул он в трактир и в тут ночь.
– Брат, пойдем домой! – растолкал он уже дремлющего на столе Хеги.
И, расплатившись с трактирщиком, Эрк взвалил на плечо напившегося до полуобморочного состояния брата, и повел его домой.
– Что ты творишь, брат, – пытался по пути вразумлять он Хеги. – Нельзя же так!
– Да плевать! – заплетающимся языком отвечал тот. – На все плевать!
– Это сейчас тебе плевать. А дальше-то что? Так и собираешься жить?
– И на жизнь плевать! Ну ее, такую жизнь!..
– Когда-нибудь снова станет не плевать, но будет поздно, – качал головой брат. Вот только поделать с этим ничего не мог. Надеялся лишь, что время придет и тот сам образумится. Лишь пригрозил: – Скажу родителям, чтобы больше не оплачивали твои долги в трактире. По-твоему, это нормально: отец с матерью вкалывают, а ты пропиваешь?
– Тебе не понять. Ты ж не терял любимых...
– А по-моему, дело уже не только в твоей потере. Я думаю, что ты уже просто используешь свое горе как повод бездельничать и пьянствовать. Да еще и чтобы другие из жалость за тебя платили.
– Вот как? – разозлился Хеги и оттолкнул брата. – Из жалости, значит?.. Руки убери! Не нужна мне ничья поддержка! Дальше сам пойду!
Он сделал несколько неуверенных шагов в сторону дома, благо они уже почти дошли. И вдруг замер, увидев, что входная дверь их избы приоткрыта.
– Странно... – Заметил это и Эрк. – Родители ведь всегда запирают двери!
Хеги глянул на дверной косяк... и мгновенно протрезвел. На древесине четко виднелся отпечаток ладони. Кровавый!
Взбежав на крыльцо, он толкнул дверь и остолбенел. Справа, навалившись спиной на стену, сидел отец. На животе его багровела рана, а по полу растеклась кровавая лужа. Хеги было бросился к нему, но тут же вспомнил о матери. Он вбежал в родительскую спальню следом за братом. Мать, свесив голову, лежала на залитой кровью кровати, зажимая дрожащей рукой рану на груди. Она была еще жива.
– Лекаря! – Первым опомнился Эрк. – Нужно срочно врача!
Сбросив свой алый плащ, он скомкал его и прижал к ране на материнской груди.
– Держи, – повелел он Хеги. – Нужно остановить кровь!
Сам же выбежал из дома.
– Раг, – морщась от боли, прошептала она. – Как он?
Хеги не ответил, но по его глазам мать все поняла и сдавленно зарыдала.
– Мама, только не волнуйся, – упрашивал Хеги, сжимая намокший от крови плащ. – Сейчас придет врач...
– Сынок мой. – Она протянула руку и погладила его по щеке. – Как же ты теперь без нас? Пропадешь ведь...
– Я возьмусь за ум, честное слово! – По щекам Хеги побежали слезы. – Работать буду! И в трактир больше ни ногой, правда! Мама, ты только живи! Пожалуйста, только живи!..
Позади послышался топот ног: Эрк воротился с соседом, который служил аптекарем в гильдии Знаний. Тот, едва взглянул на рану, покачал головой. Все же наложил бинты, дал умирающей выпить какую-то бурду, чтобы облегчить страдания, и развел руками, мол, это все, что я могу сделать. По его лицу Хеги понял, что его матери осталось недолго.
– Дети мои, – все повторяла она, с болью и любовью глядя на сыновей. – Как же вы теперь без нас?..
– Кто это сделал? – Хеги стиснул ее ладонь. – Мама, скажи, кто?
И тут же вспомнил, как недобро поглядывал в их сторону коллега отца во время собрания. Да, это несомненно он!
– Велум? Это был Велум?
Мать покачала головой. Она рассказала, что они с отцом уже легли в постель, как вдруг раздался стук в дверь. Отец встал, пошел глянуть, кого это принесло в столь поздний час. Она услышала его вопрос: «Кто там?» «Открывай, свои», – был ответ. Голос ей показался знакомым. Затем послышался скрип отпираемой двери, возглас отца: «Доброй ночи! Чего тебе?..» И вдруг вскрик. Мать вскочила с постели, но в тот же миг распахнулась дверь, и она увидела убийцу с окровавленным ножом в руке. «За Венду!» – сказал он, и ударил ее в грудь.
– За Венду? – пораженно повторил Эрк. – Значит, это был...
Но она уже не смогла ответить...
– Герх! – закончил Хеги.
Оба брата стояли словно оглушенные этим словом перед кроватью умершей матери, не в силах поверить в услышанное. И вдруг Хеги очнулся.
– Герх? – прорычал он, встряхнув Эрка за плечи. – Это сделал Герх?..
Схватив лежащий у печи топор, Хеги выскочил во двор.
– Постой, брат! – Эрк догнал его. – А вдруг она ошиблась? Вдруг это не он?
Хеги остановился, посмотрел брату в глаза.
– Скажи, ты сам веришь в это? В то, что это не он?
Эрк отвел взгляд.
– То-то и оно! – Хеги зашагал дальше.
– Все равно это неправильно! – Эрк снова настиг его, попытался удержать. – Местью дело не исправить! Разве не из-за мести все это произошло? Нужно остановить это кровавое колесо смертей!..
Хеги оттолкнул брата с такой силой, что тот повалился в канаву. Сам же побежал в конец улицы, туда, где жил Герх. Он не стал стучать – взбежав на крыльцо, сходу высадил дверь плечом. Убийцу он застал сидящим за столом перед глиняным кувшином.
– А, это ты! – Губы Герха искривились в пьяной ухмылке. – Я ждал тебя. Ждал, что ты придешь...
– Почему они? – вскричал Хеги. – Почему не я? Ведь ты мог подкараулить меня в любом переулке!
– Так больнее, – был ответ.
Герх хотел сказать что-то еще, но не успел – Хеги ударил. Топор вошел в голову по самую рукоять. Раздался вскрик – на шум прибежали родители и сестренка Герха.
– Хеги, что же ты наделал? – На пороге замер и Эрк, пораженно уставившись на тело.
– А вот теперь можешь вести меня в темницу, брат. – Хеги бросил окровавленный топор рядом с мертвым бывшим другом и протянул руки...
«Я убил их! – думал Хеги, сидя на холодном каменном полу темницы. – Это я убил их!..»
Он не был уверен, но ему почему-то казалось, что его заперли в той самой камере, где когда-то держали Кольба. Впрочем, все камеры в однорской тюрьме выглядели одинаково... Вместе с ним тут томилось еще четверо заключенных – темница нынче была битком. Ожидая своей участи, узники развлекались, рассказывая друг дружке истории, порой по несколько раз одни и те же. И, несмотря на это, хохотали. Быть может, этим истерическим смехом они пытались отвести страшные думы о неминуемой казни, которая их ждала? Хеги смерти не боялся, ведь мысленно он сам себя давно уже казнил. Наоборот, смерть физическая была ему даже желанна, она казалась избавлением от тех липких мерзких мыслей, что терзали его все дни, проведенные в этой мрачной дыре. Все это время Хеги почти не двигаясь просидел в углу, опершись спиной о стену, глядя в зеленый от плесени серый потолок и думал, думал, думал... Хотя все мысли его сводились лишь к одному: «Это я убил их! Из-за меня погибли мои родители!..»
Он вспоминал Венду, как его пальцы сомкнулись на ее шее. Той самой Венды, с которой они были так дружны много лет! Рассказал бы кто-нибудь Хеги до затмения, что он собственными руками убьет свою лучшую подругу, он бы просто рассмеялся и плюнул шутнику в лицо. Теперь же стало не до смеха... Образ Венды сменяла пьяная улыбка Герха за миг до того, как его лицо разнес смертоносный удар топора. Хеги мысленно оправдывался, что это была месть, что его бывший друг первый нанес смертоносный удар. Но разве из-за этого сам Хеги перестает быть убийцей? Причем, убийцей своих лучших друзей! И его не оставляла мысль: не задуши он любимую девушку Герха, разве пришел бы тот с ножом в их дом? Так что, выходит, кровь родителей тоже на его руках! И он продолжал мысленно истязать себя: «Я убил их! Это я убил их!..»
Лишь теперь Хеги осознал все то, что пытался втолковать ему брат. Он прокручивал в голове события последних дней, то кровавое колесо, что завертелось в Одноре после проклятого затмения. Если рассмотреть каждую смерть, произошедшую в городе, вроде бы у всех найдутся основания заявить, что убийство было справедливым. Но если же увидеть эту кровавую картину целиком: не важно, справедливо это было или нет, не важно, кто нанес первый удар и кто ударил в ответ. Важно лишь то, что Однор захлестнул кровавый поток и день ото дня он становится все шире и шире, и вот-вот смоет город. И сам Хеги – часть этого потока... А потому, глядя в заплесневелый потолок камеры, ожидая своей участи, Хеги думал лишь об одном: скорее бы пришло справедливое возмездие!
Вот только оно все не приходило. Шло время, дни тянулись один похожий на другой. Он уже не смог бы с уверенностью сказать, сколько времени провел в этой камере: дни, недели, месяцы, а может год?.. Заключенные плели все те же занудные истории, стражник дважды в день приносил склизкую кашу – утром и вечером, а Хеги все также терзал себя угрызениями совести...
И вдруг все резко изменилось – стражник перестал приходить!
Хеги этого даже не заметил. Тяжкие думы практически лишили его аппетита, он, бывало, по несколько дней ничего не ел. Однако заметили это его соседи по камере. Когда стражник не явился утром, они лишь возмутились. Когда не пришел вечером, стали стучать в двери, требовать. Судя по ругани, доносящейся из соседних камер, еды лишились не только они. Когда же стражник с привычной пусть и малосъедобной кашей не появился и следующим утром, заключенные всерьез забеспокоились.
– Эй вы, там, снаружи! Если хотите казнить – так убейте! – лютовали сокамерники Хеги. – Но зачем голодом-то морить?
Нечто подобное доносилось и из других камер. Но все эти претензии так и остались без ответов.
Когда стражник не явился и следующим вечером, и новым утром беспокойство стало сменяться паникой.
– Тут стража-то хоть осталась? – волновались заключенные. – Эй, кто-нибудь!
– Может, город вымер, пока мы тут сидели? – испуганно предположил кто-то. – Вырезали друг-дружку под корень!
Все настороженно переглянулись. Видимо, такой исход каждый вполне мог себе представить, учитывая, сколько крови пролилось за последнее время.
– И что же тогда делать?
– Так, а ну-ка, подсадите, мужики, – сказал один заключенный, подойдя к окну.
Встав на чужую спину, он выглянул наружу.
– Да нет, вроде есть люди, – заявил он с облегчением. И вдруг закричал, втискивая свою заросшую бородой грязную харю в крохотное оконце: – Эй, мальчуган! Погоди! Поди сюда! Не бойся!.. Э-эх... Убежал, зараза!..
Больше мимо окон темницы никто не проходил.
– Так и помрем тут с голодухи, – сетовали узники. – Что делать? Как быть?
– Если что, сожрете меня первым, – невесело пошутил Хеги.
Никто не засмеялся.
И вдруг по коридору эхом прокатился скрип отпираемой двери и раздался окрик:
– Есть кто живой?
– Да, да, есть! – послышалось из камер множество полных надежды голосов.
Оказалось, мальчишка, которого окликнули, все-таки сбегал домой и рассказал отцу. Тот же проявил милосердие и явился посмотреть, кому понадобилась помощь. И весьма удивился, обнаружив темницу без охраны. Позже выяснилось, что стража уже не в силах была контролировать погрязший в хаосе город, а потому просто укрылась за стенами дворца в ожидании подмоги: посадник послал гонцов в другие вольные города, надеясь, что их стража явится и наведет в Одноре порядок. Покидая караулку, командир стражи Олф повелел охраннику тюрьмы выпустить заключенных, да только тот побоялся это седлать. И не зря, ведь освобожденные узники могли запросто выместить на нем злость за свою неволю. Потому стражник попросту бросил темницу вместе с запертыми в камерах убийцами. И умереть бы всем с голоду, если б не добрый человек, явившийся на зов...
Бледные, грязные, изможденные узники выбрались наружу и, едва их глаза вновь привыкли к дневному свету, поразились, посмотрев по сторонам – как сильно изменился Однор за время их заключения. Повсюду виднелись остовы сгоревших зданий, а те, что уцелели, походили на маленькие крепости. Заборы дворов были укреплены всяким подручным хламом – досками, телегами, столами, лавками, шкафами, дверьми. За этими импровизированными стенами в щелях бойниц виднелись настороженные вооруженные топорами, косами, вилами, ножами и прочим превращенным в орудия убийства хозяйственным инструментом люди. Когда еле волочащий ноги обессилевший Хеги приблизился к одной из таких крепостей, из-за забора раздался предупредительный окрик:
– А ну стой, ближе не подходи! Ступай своей дорогой, парень, пока цел!
Он попросил хотя бы глоток воды – в горле жутко пересохло. Его просьба долго оставалась без ответа, и он чувствовал, как сквозь щель в заборе его изучает настороженный внимательный глаз. Затем ворота слегка приоткрылись, ровно настолько, чтобы туда протиснулась грубая волосатая ладонь с кувшином. Когда Хеги жадно допил, вновь на миг показалась рука, схватила опустевший кувшин, и из-за ворот послышалось:
– А теперь или куда шел!
Хеги наконец добрел до своего дома. Тел родителей он там не обнаружил – Эрк похоронил их, зато на дверном косяке по-прежнему виднелся кровавый отпечаток, а на полу – темные засохшие пятна. Хеги опустился на кровать, ту самую, на которой умерла мать, и долго сидел, отрешенно глядя перед собой. Что делать? Как дальше жить?
«Пропадешь, сынок», – припомнил он предсмертные слова матери, и свое обещание: «Я возьмусь за ум, честное слово!..» Конечно, теперь эта клятва не имела никакого значения, ведь той, кому он ее дал уже не было в живых. Но эти слова почему-то наполнили Хеги какой-то решимостью, словно вновь вдохнули жизнь.
– Нет, мама, не пропаду! – пообещал он вслух, словно она могла его услышать, и, встав, принялся наводить дома порядок.
Хеги сдержал слово, в трактир больше не пошел. С этой поры он вообще теперь почти не покидал свой дом, заперся в нем словно улитка в спасительной раковине. И лишь окна показывали ему тот кошмар, который творился теперь на улицах его родного города. При виде этого безумия Хеги вспоминались мудрые слова брата о том, что лишь единый справедливый закон служит залогом мира в их земле. Теперь же люди, потеряв веру в правосудие, вместе с ней все больше теряли и человеческий облик, вновь превращаясь из цивилизованных граждан в варваров-дикарей. Однор превратился в палача и жестоко уничтожал своих жителей. Убивали все: мужчины и женщины, старики и дети, сильные и слабые. Уже не считались ни с родственниками, ни с друзьями, кто из мести, кто из самообороны, а кто ради самого убийства – появилось немало и таких, кто, словно зверь, попробовавший человеческой крови, полюбили ее вкус и теперь наслаждались самой возможностью безнаказанно сеять смерть. Отныне выживали лишь те, кто ходил при оружии, часто оглядывался и мог за себя постоять. Уже не удивляли слухи, когда кто-то получил удар в спину, когда ночью вырезали целое семейство, когда муж убил жену, отец сына, брат брата... В итоге Однор заперся в домах, где на стук вместо вопроса: «Кто там?», скорее услышишь свист летящей в тебя стрелы.
Как-то в один из тех редких моментов, когда Хеги все-таки покинул свое жилище, чтобы выменять немного еды, он стал свидетелем жуткой сцены. Проходя мимо мрачного переулка (да весь город теперь походил на один сплошной опасный мрачный переулок), он услышал детские крики. Там явно происходила какая-то потасовка. Поспешив на эти тревожные голоса, Хеги увидел двух мальчишек лет восьми-десяти на вид с короткими мечами в руках. Перед ними, словно загнанный в ловушку зверек, стояла маленькая белокурая девочка. Она вжималась спиной в стену тупика, прижимая к груди какой-то сверток.
– Эй, а ну оставьте ее! – крикнул Хеги.
Мальчишки разом повернулись, словно испуганные зайцы.
И вдруг в руках девочки сверкнул нож. Один из мальчишек вскрикнул и упал. Девчонка же резвой белкой метнулась мимо Хеги и скрылась в лабиринте дворов. Мальчишка, который остался стоять на ногах, шагнул вперед, злобно глядя на Хеги и направив в его сторону каленое жало своего оружия, защищая умирающего ни то брата, ни то друга. Когда же Хеги отступил, он выронил меч, упал на колени рядом с окровавленным телом и заплакал. Пораженный Хеги заторопился проч.
«Что было в том свертке, ради которого те мальчишки были готовы убить? – после терзали Хеги мучительные мысли. – Быть может, хлеб или какая-нибудь иная еда? А где-то, возможно, без этих крох умирала сестренка или мать этой девчушки, раз она предпочла б умереть, чем отдать этот сверток...»
Да, продовольствие стало еще одним бичом объятого безумием однорскогто края. В земле Тьердов всегда чтили негласный закон: не твое – не тронь. Именно поэтому, вернувшись из темницы домой, Хеги нашел там все в целости и сохранности. Воров у них испокон веков не было. Но теперь в Одноре появился новый закон – нужда, и он перечеркнул все прошлые принципы чести и морали. До затмения весь город работал, и каждый знал, что может обменять результат своего труда на любой произведенный другими товар. Именно поэтому каждый в Одноре, как и в любом другом свободном городе земли Тьердов, был сыт, одет, обут... Затмение нарушило этот устоявшийся за столетие порядок. Теперь никто не сеял, не жал, не пек, не пас и не резал скот, как и не шил, не строил, не ковал... Поначалу людям хватало того, что накопилось в их закромах. Однако продукты очень быстро истощались, новые же добыть становилось день ото дня все труднее. Те, у кого сохранились излишки пищи очень быстро поняли ценность своего сокровища и драли за него втридорога, назавтра – впятеро, а там и вдесятеро. И у того, кто не мог четно добыть себе пищу оставалось два пути: либо умереть с голоду, либо ее отнять. А ведь уже пришла весна, поля пустовали несеяными, а впереди уже скалила ледяные зубы коварная зима. И все понимали, что эта беда может стать пострашнее убийц... Продовольственные склады, лавки, амбары уже давно разграбили. Теперь обычным делом стали налеты на дворы с единственной целью – добыть пропитания. Поговаривали даже о случаях каннибализма...
Хеги тоже решал свою продовольственную проблему при помощи оружия, правда, несколько иначе – он его ковал. Оружие нынче требовалось всем. Оно после продовольствия стало второй по значимости валютой (деньги давно превратились в ненужную пыль). Тут-то и пригодились Хеги все те навыки, которые он постиг от своего отца. Мечи, топоры, ножи, наконечники стрел и копий пользовались огромным спросом и не позволили кузнецу умереть голодной смертью. Иногда Хеги начинали мучать угрызения совести, он мысленно обзывал себя торговцем смертью, ведь, продавая оружие, он тем самым поощрял кровопролитие. Хеги оправдывал себя тем, что убийца добудет оружие в любом случае, а большинству из обращавшихся к нему людей надо лишь себя защитить.
Иногда в его кузнецу заглядывал Берн. Он сильно изменился с той поры, когда они праздно проводили время в «Хмельном бору». Друг не рассказывал Хеги о своих делах, зато о них красноречиво говорил внешний вид Берна. На нем были дорогие шерстяные и расшитые шелком одежды, тогда как большинство посетителей, обращавшихся к Хеги за оружием, носили рванину. У бедра Берн носил меч с золотым эфесом, украшенным драгоценными камнями, который крепился к поясу с серебряными пряжками. В прежние времена так мог выглядеть разве что посадник или глава гильдии, но ни как ни годившийся в подмастерья пятнадцатилетний мальчишка. Да и держался Берн важно, а в глазах его появился холодный надменный блеск. Пару раз с ним приходили мужики, одетые примерно так же, а на рожах их читалось, что прирезать человека им – как «здрасьте» сказать. Хеги друга ни о чем не расспрашивал, быть может, потому, что боялся услышать ответ. Они просто болтали, вспоминая былые, казавшиеся теперь какими-то нереальными веселые деньки. Затмение словно раскололо их мир на до и после...
Однажды Берн как обычно заглянул к Хеги, но уходя окинул убогое жилище Хеги и предложил:
– Слушай, а не хочешь вступить к нам в вольное братство?
– Да мне и тут неплохо живется, – пожал плечами Хеги.
– Надолго ли? – возразил Берн. И, приблизившись, шепнул, косясь на своих спутников, которые исподлобья оглядывали убранство кузницы с таким коварным видом, что становилось ясно – лишь присутствие Берна останавливает их о того, чтобы попытаться присвоить себе все это добро: – Пойми же, дружище, нельзя сейчас быть одному! Не те времена!
Тут было не поспорить. Хеги, продавая оружие, прекрасно осознавал, что завтра эти клинки могут обратиться против него самого. Он не раз замечал, как вокруг его дома бродят подозрительные личности, бросая в его сторону жадные взгляды, явно надеясь поживиться товаром бесплатно. Поэтому жилище Хеги тоже постепенно превратилось в крепость. Поняв, что в одиночку у него не получится охранять столь большую территорию, он перебрался жить в кузнецу, где не было окон, а единственную дверь во время сна всегда было можно подпереть тяжелой наковальней. Когда же днем приходили покупатели, их воинственный пыл запросто мог охладить вид накаченных мышц Хеги и всегда находящийся у него под рукой огромный кузнечный молот. Видимо, благодаря этому попыток нападений пока ни разу не случилось. Но Хеги настораживало это «пока»... Явись сюда кто-нибудь с самострелом, против стрелы не поможет ни молот, ни огромные мышцы. Да и вряд ли Хеги сдюжит в рукопашной, нагрянь к нему разом пяток крепких мужиков. Просто пока ему везло.
И Хеги согласился.
Пророчество о Геларе Беспощадном
© Copyright: Горос, 2023
Свидетельство о публикации №223112301195
Свидетельство о публикации №223112301195
Рецензии