Крах операции Руслан

           Крах операции "Руслан"            

           Конструктор Колышкин снимал на тринадцатом этаже. Снимал симпатичную «однушку» с видом на новый такой же симпатичный квартал, тремя лучами разбегавшийся от его дома. Вид был настолько интересным, что наниматель сочинил себе привычку через день-два устраиваться на лоджии и представлять себя то в Петропавловской крепости, то в овальном зале дворца Бобринских в Богородицке. И там и там, как он помнил,  оси основных улиц сходились в центре этих архитектурных доминант.
    «Только у меня положение лучше, -заключал всякий раз Колышкин. -В Петропавловке постояльцы Трубецкого бастиона уж точно не могли любоваться архитектурным решением Петра, а у Бобринских под Тулой чай в колонном зале нынче не попьёшь- музейные строгости».
    В этот вечер пятницы конструктор Глеб Николаевич Колышкин поставил раньше обычного чайник на плиту и привычно подошёл к окну за дежурными положительными эмоциями.
    Эмоции конструктор организовывать умел. И вообще, надо сказать, Глеб был весьма занимательной личностью. В свои шестьдесят он не растерял здоровье, но уже много лет как имел обыкновение его беречь.  Его взгляды на жизнь...
    -Тррринь, тррринь, тррринь, -троекратно зазвенел мобильный аппарат.
    Колышкин встрепенулся. Неужели?
    Тогда о его взглядах чуть позже, сейчас важнее узнать, тот ли это звонок, которого эта занимательная личность ждала уже полгода.
    -Тррринь, тррринь, тррринь, - с настойчивостью многоопытной невесты требовал к себе внимания видавший виды телефон.
    -Здравствуй, Иван! - проговорил в трубку Глеб. - Приезжаете? Молодцы!  И Валя едет? Отлично! А Руслан как отреагировал? Точно? Ну, молодцы! Завтра около шестнадцати? Буду, буду.  На машине едете? Да ничего не берите, всё есть. Ну, одеяло возьмите. Осеннюю и зимнюю одежду Руслану. Всё остальное  есть. Колбаски белорусской привезите, здесь она не такая, как у вас. Всё, жду.
    Колышкин положил телефон и направился на кухню успокаивать чайник.

    Ну, так вот. О взглядах на жизнь этой оригинальной личности. В упомянутые шестьдесят Глеб, Глеб Николаевич - кому как - не только научился беречь своё здоровье. Он сконструировал модель своей будущей жизни. А в этой жизни было место и прагматизму, и далеко идущей цели. Нет, романтизм он не отвергал. Уж чего-чего, а романтики в его жизни было с избытком. С великим избытком.  Из-за этого избытка к данному этапу испытаний его личной жизни в итоговом акте этих вот испытаний было изрядное количество пробелов. Нет, речь не о том, что Глеб был ловеласом. Любить он мог бы и одну женщину, да и любить так, что любому поэту его опыт мог бы служить  маяком. Но красивые женщины, в сердцах которых поочерёдно искал своё место ещё не возрастной, относительно возрастной и явно возрастной мужчина –и всё это он сам- оказались на редкость прагматичны. Как только в жизни красавиц подворачивался более подходящий случай, они неэлегантно отворачивались от своего  спутника.

    Нужно ли говорить, что каждая потеря стоила его романтической натуре многолетних душевных мук? Глеб с академической скамьи внимал античному наставлению: «Живи как учил Феогнид. Меньше радуйся удаче, меньше в бедствиях горюй». Но слова расходились с делом и ничего со своим сердцем Колышкин поделать не мог. Заново переживал годами каждую разлуку, заново ненадолго погружался в счастье и опять на годы предавался грусти... В этом отношении он был неисправим.

    А вот инженером он был неплохим, и как инженер он и разработал модель, к его профессиональной теме никак не относящуюся.

            Извините, ненадолго прервём наше повествование об этой модели. Самое время посмотреть на конструктора Колышкина, пока он в свете аквариумной лампы пьёт чай. Иначе он отвлечётся и тогда сложнее будет описать его внешность. А внешность его, как мы видим, такова: высок, сложен вполне себе для его возраста и /хотя мог быть чуть-чуть подправить себя, ещё не поздно/ с опрятной короткой салонной причёской; когда он наедине со своими мыслями как сейчас, у аквариума, его взгляд целеустремлённый, но только сейчас, во всех остальных случаях он был просто общительным человеком и деловитым мужчиной, специалистом не последнего ранга. А, ну да, специально для женщин - с не очень красивым лицом. Но для тех же женщин следует сообщить - его лицо время от времени преображала улыбка, и все свои сомнения каждая из них, из тех, что удосуживались бросить свой оценивающий взгляд на конструктора,  тут же отметала- улыбчивый Колышкин тут же возвращал и уважение, и интерес к себе. И тут надо бы сообщить нашу интересную догадку: все его разлуки произошли тогда, когда его любимые женщины либо его не видели какое-то время, либо в роковой момент ему было не до  улыбки. А масок он не носил. Даже в собственных интересах. Ни на работе, ни в личной жизни -принимайте меня таким, какой я есть. При его тактичности и радушном характере пусть небольшое, но большинство в его окружении видело в нём товарища и надёжного партнёра.

        Наверное, наше отступление к портретной характеристике было уместным. И вот тут мы и скажем о той самой модели, сочинённой, нет, досконально продуманной конструктором Колышкиным.
        Жизнь Глеба была полна интересных событий. Многолетней лётной карьере на различных должностях ничуть не мешали научная работа в подводной археологии, продолжительный период сотрудничества с различными музеями, публикации по основной авиационной технической специальности и статей по искусству. Его друзьями и товарищами были по большей части люди творческие, но чаще всего - живописцы, скульпторы и мастера декоративно-прикладного искусства. Собственно, все эти личности из мира прекрасного и повлияли и на характер, и на мировоззрение нашего героя. Одного не хватало -помимо взаимной любви, как уже выяснено, Глебу. Кому же передать свой жизненный и профессиональный опыт? И эта мысль точила его сознание, а с ним и совершенно бесполезно израненную женским коварством душу.

          Да, да, дорогие женщины! Вашему возмущению и советам найдётся место в рассказе. И они принимаются. Герой наш действительно благодаря Вам был не однажды счастлив, если угодно- парил на небесах. Было и такое. А раз парил, то и падать было больно. Не без этого.  А что до советов... Да, внуки у Колышкина были. Но кто в отведённое судьбой время недовоспитал своих дочерей, рассчитывать на полное понимание собственных жизненных установок в своих детях, понятное дело, уже не вправе. Это и был случай Глеба. Все попытки привить юным внукам любовь к искусству, русской литературе и истории, то есть к тому, к чему тянуло его самого, тонули в дешёвых подарках глобализации от его взрослых дочерей -те не поддерживали  в своих малышах интереса ни к чему из названного. И что тут сделаешь? На один поход за месяц, а то и два в театр, на рыбалку или музей с дедом целые вечера малыши проводили с планшетами и пустяшными  псевдомультиками. Вот и задумал Глеб предпринять то, на что мало  бы кто решился.

          Звонок, который мы слышали, был как раз по этому поводу. Его далёкие минские родственники целиком приняли его идею отправить своего единственного сына к нему под Петербург. В их ситуации это тоже был хороший случай исправить собственные ошибки с Русланом.
          А тут, обращаемся к Вам дорогие женщины ещё раз, ситуация вот такая. Встречался ли Вам на вашем правильном жизненном пути - неправильным он быть не может -такой опыт: любимый внук, племянник или ещё кто из родственников -парубков, опекаемый так, как это должно со стороны любящей женской персоны? То есть, усердно? Ну да, это слово вам точно режет сознание.   Ну а мы проигнорируем ваши возражения и оставим эти строки именно в такой редакции. Да, Руслан и был таким примером излишнего внимания. Его любили все - родители, бабушки, подруги родителей. Бабушка Изольда Павловна старалась больше всех - в этом помогал ей многолетний педагогический опыт, который на пенсии тоже куда-то надо было деть.  Вот и тратила она его изо дня в день все его школьные годы и все годы студенческие на внука. Хотя как тратила? терпение у неё было адское, характер не по должности завуча мягкий, а внук на удивление покладистый. И единственный. То есть однозначно любимый.
         И вот тут, дорогие родительницы, попрошу на время отложить попутные рассказу мелкие дела и даже заслуженный ужин.

         Однажды, в редкий свой приезд к своим белорусским, должно сказать, из всех - самых адекватных, родственникам, Глеб заподозрил что-то неладное в уютном, как виделось ему прежде, мире Ивана и Вали.
         -Валя! А почему ты говоришь, что тебе некогда оплатить услуги по квартире? Я понимаю, вы с Иваном допоздна работаете. Но ведь есть Руслан. Чего-чего, а времени у него с избытком. Правда, я не понимаю, почему он работает охранником в школе? Он же заканчивал как преподаватель истории. - обратился Глеб к двоюродной сестре.
            Валя вздохнула и отвела глаза.
            -Давай попозже, Глеб, - выручил жену Иван и едва заметным кивком показал на сына.
          Вечером всё и выяснилось. Оба супруга признались в своём серьёзном педагогическом промахе с сыном. Рассказывали они наперебой о нём в то время, когда тот, уединившись в своей личной комнате, с упоением потреблял низкопробную кинопродукцию и именно ту, которой противилось всё существо его петербургского дяди.
          В своей педагогической несостоятельности оба родителя исповедывались не более двадцати минут, но и этого было чересчур. Скромный и застенчивый двадцатисемилетний парень не проработал в школе учителем истории и четверти. Глеб прекрасно понимал племянника- ему самому какое-то время приходилось учить семиклассников и что это за возраст он знал прекрасно.
          -Он ведь тихий у нас. А дети в школе смеялись над ним, вот он и не выдержал. Даже полгода не проработал по специальности. Еле устроили сторожем в ту же школу.
Глеб сочувственно выслушал обоих, но на тот момент ещё был далёк от мысли, что эта история сможет зацепить его самого.

          За год, что прошёл со дня разговора, ни он, Глеб, ни двоюродная сестра, ни её муж, ни тем более сам Руслан не созванивались. Повода никакого не было, а вот дел и планов у инженера как всегда было с избытком. Но жизнь устроена так, что если чему-то стоит состояться, оно состоится.

          Глеб не просто жил изобразительным искусством. Оно вошло в его жизнь не как источник отдохновения, а как трудовые будни. Волей обстоятельств инженер-конструктор, совмещающий к тому же и лётную должность, оказался в эпицентре больших творческих событий. Отчасти это случилось из-за его опыта музейной работы,  в чём-то “провинились” годы учёбы на заочном в  “репинке”. Не последнюю роль сыграло желание избежать профессиональных деформаций, к которым толкала его лётная деятельность. Авиация - далеко не худшая сфера в плане влияния на привычки и психологию личности, но и она в этом плане не без изъяна.
“Узкий специалист подобен флюсу”, - повторял за Козьмой Прутковым Глеб и в этом с ними можно было согласиться.
          Вот и уходил Колышкин от бесконечных цифр, стресса от технических неудач и такого же по модулю, как он изъяснялся, стресса в случае успешного исхода экспериментов. Общение с миром, представленным образами прекрасными и драматичными, с неординарными людьми, их создающими были для него нужнее привычного для многих допинга. Ему, при его руководящей художественной должности, часто доставалось от его подопечных, добрая половина из которых была старше Глеба. При всём том и скульпторы, и живописцы давали понять своему руководителю по художественному объединению, что он по праву их отец, что далеко не сразу для него самого стало очевидным. Но с годами всё стало на свои места - даже опытнейшим мастерам искусств требовался кто-то, кому они могли доверить своих детей - свои произведения. И Глеб устраивал их, пожалуй, больше остальных - искусство он любил глазами и сердцем зрителя, но никак не зашоренного на каком-то стиле завсегдатая союзовских мастерских из такого же привычного и потому ненадёжного круга художников. То есть, в этом он был таким же по-детски искренним к искусству, как и они сами.

          Подскажем нашему читателю, что и в одном, и в другом качестве Колышкину больше сопутствовал успех, чем неудача. Но если бы всё было так просто.
Лавируя между этими двумя, на первый взгляд, совершенно различными видами деятельности, Глеб всё больше понимал: пока всё идёт интересно и даже с результатом... А что же дальше? Мысль появлялась и исчезала, а след от неё оставался, и уже не след, а глубокая колея пробила его конструкторское сознание. Пробила так, что образовался затор за одним и тем же транспортом с надписью «что делать?».
           “Внуки? Нет, ненадёжно. Мне нужен результат, а не просто процесс передачи опыта или привития чего-то там от себя,- анализировал он. - Если дочери будут влиять в обратную сторону, то труд мой - сизифов.”
Колышкин понимал и понимал отчётливо, что рассуждает как эгоист. Но кто сказал, что нет эгоизма родительского или эгоизма научного работника? Эгоизм бывает разной природы и, какой хуже, какой лучше? О, Господи! Какая белиберда! Но что же делать?

           За своими рассуждениями Глеб пришёл к единственно возможному решению - пригласить Руслана пожить у него. А там, при взаимном уважении и грамотной организации дела, глядишь, и приблизишься к мечте.
           И вот этот звонок.
           Ко дню приезда племянника Колышкин готовился, как ему представлялось, обстоятельно. Не с первой попытки купил раскладной диван. Разместил его на кухне. Благо, кухня просторная, позволяла. И даже квартиру выбрал с расчётом, чтобы понравилась молодому человеку – с видом на улицы города и узенькую полоску реки вдалеке под холмом. Но теперь главное, ещё раз сверить программу.
           Колышкин последовательно перебирал в памяти все пункты своего плана:
«Так, работа важна, но начнём не с неё. Потом поищем. Сначала нужно заинтересовать парня столицей. Музеи только те, что не оттолкнут моего провинциала. Музей космонавтики, ВДНХ. Экскурсию по ГМИИ проведу сам, ещё никто не жаловался. А потом потихоньку начнём знакомиться с художниками. Да, да, начнём с баталистов. Александр Сергеевич сейчас как раз заканчивает своё полотно на тему 1812 года. Потом к маринисту в Петербург. Руслан и в военно-морском музее ни разу не был. Откуда там, в Белоруссии, море? О, это точно засосёт. А океанариум какой на Марата?! А Петропавловка?! Ну, он и из Петербурга так не уедет…»
Инженер ещё раз подумал, не пропустил ли чего из первоначального?
«Ага, деньги на карманные расходы. Ты уж не обессудь. Парню отсутствие свободы мешать осваиваться в городе не должно. Уж ужмись в расходах, конструктор».

            Глеб закончил с чаепитием и направился споласкивать чашку. Струя воды направила его мысли в другое русло:
            «Вот ещё что: посуду будем мыть по очереди. Придётся заканчивать с мытьём через день. Пример должен быть наглядным. И полы по очереди. Заканчивай с ленью. Ты же хочешь, чтобы парень был не ленивым?».
Так, выверяя все пункты обширной программы по вовлечению Руслана в столичную жизнь и жизнь его подмосковного города, Глеб дотянул время до полуночи.

           На следующий день радость встречи произошла на несколько часов раньше, родственники сами не ожидали, что путь будет таким скорым.
           -Вещи сюда, в прихожую, места много, - распоряжался Глеб.
           -О, вот ты где живёшь. Мебель тоже твоя или хозяйская?- первым делом спросил Олег.
           -Хозяйская, кроме вот этого дивана. А так тут всё есть. А где Руслан? Чего он не проходит?
           -Руслан, что ты там стоишь?- обратилась к сыну Валентина.
           -На какой крючок можно повесить куртку? –объяснил вопросом своё замешательство в прихожей Руслан.
           -Сейчас разберёмся,- поспешил ему на помощь отец.
           Вскоре они оба прошли в комнату, где Глеб с Валей уже вспоминали родственников.
           -Да, для вас специально купил морского окуня. Хочу приготовить вам уху. Ни такой рыбы, ни такой ухи в своей Белоруссии вы не ели,- сделал попытку заинтриговать гостей хозяин, больше апеллируя к их голодным желудкам.

           Через десять минут Глеб вспомнил, что кое-чего из продуктов всё-таки не хватает.
           -Руслан! Сходи, пожалуйста, в магазин в доме под нами, - обратился к племяннику Глеб и дал ему список из двух продуктов.
           До двери сына провожал уже отец с подробными указаниями как выбирать растительное масло и лук.
           Через двадцать минут Руслан был уже с продуктами.
           -А нет ли вайфая в доме?- тут же у порога спросил почему-то отца Руслан.
           -А вот это и будет твоим первым  поручением, - сообщил своё решение Глеб. –Я дам тебе телефон, свяжешься с оператором и подключишь.
           Молодой человек замер на месте, и на долю секунды Колышкину даже показалось, что тот побледнел.
           -Что ты ему сказал, Глеб? –подошла двоюродная сестра.
           -Я ему сказал как подключить интернет. Он же ему нужен.
           -Но он же не умеет общаться с фирмами,- возразила Валя.
           -Ничего, начинать-то надо с чего-то. Он всему научится, ещё и нам с тобой помогать будет, - не подумав о последствиях, ответил Глеб и отправился продолжать готовить ужин.
           Кухня полнилась запахами, Колышкин суетился в ожидании общей радости ужина. Но это были последние минуты хорошего настроения.
           -Глеб! Подойди, пожалуйста, - позвали из гостиной.
           -Чуть позже, Олег. Сейчас морковь с луком положу и приду.
           -Хорошо. Но разговор очень серьёзный.

            Глеб прекрасно расслышал слова, но не придал им серьёзного значения.
            Через три минуты идиллия рухнула.
            -Глеб, Руслан не остаётся. Он не готов. Ты уж извини нас. Возможно, через полгода мы приедем снова. А сейчас ему крайне трудно смириться, что он не с нами.
            Колышкин взглянул на племянника. Тот смотрел в окно и был мертвенно бледен. Таких бледных людей Глеб давно не видел.
Олег и Валя говорили что-то ещё, но всё остальное было неважно.

            Утром гости уехали. Валя едва уговорила Глеба оставить у себя банки с готовками и ещё трижды попросила прощения за неудачный приезд.
            «Ну что, конструллер, просчитался? Не учёл того, что родительские сердца дрогнут? Вот тебе и сила бледности ребёнка. Шляпа ты, а не аналитик».
Колышкин подошёл к окну лоджии и взглянул вниз. Но вид с трёхлучием улиц его уже не радовал. Его в этот день уже ничего не радовало. Ничего.
            Избавиться от гнетущего ощущения Глеб решил одним из проверенных им способов. Он выбрался в центр города и медленно брёл параллельно Аллеи генеральных конструкторов, вспоминая свой полёт над ней в день её открытия. Саму аллею он недолюбливал- дешёвые отливки видных деятелей авиации, выдаваемые эпохой суррогатного искусства за скульптуру, раздражали его. Но место было значимое и здесь, под голыми липами у престижных когда-то домов у памятника Жуковскому по утрам в выходные, вполне пустынное, что и направляло его маршрут сюда почти каждую неделю. Серое небо и остатки грязной мокрой листвы на тротуаре сопровождали по пути его мысли. Вдруг прямо перед Глебом возник очень пожилой человек странного вида. Старичок невысокого роста в старом, но вполне приличном костюме стоял, поджидая, когда Глеб обратит на него внимание. Одной рукой он придерживал полуспущенные брюки, ремень которых он, очевидно, был неспособен застегнуть, а другую протянул Колышкину.
           -У Вас не найдётся на хлеб рублей двадцати?
           Эпизод этой встречи с бывшим сотрудником какого-то КБ и, наверное, нерядовым, возникал потом часто в сознании Глеба. Особенно, если это было утро субботы в мокрую осеннюю погоду под потерявшими листья липами.

            Вот такая история с незадачливым конструктором Колышкиным. Расстался ли он со своей мечтой? Не знаю, не знаю, не знаю.
                ***
            Москва, Уланский переулок, 23 ноября 2023 г.