Поэзия жизни

                ***   
          

      - Я уважаю сорняки
      за их железную живучесть,
      но незавидная их участь
      меня доводит до тоски,

   Саша Морев написал, - я примолк, давая возможность девчонкам проникнуться торжеством момента.
   - Это тот, который в шахту метростроя бросился? - спросила жена, не разгибаясь, ловко выпалывая с грядки яростные побеги мокреца.
   Отвечать я не стал, перебирая в памяти вирши, свои и чужие, которые могли бы соответствовать моменту и, так сказать, воодушевлять жену и дочь на подвиг трудовой. Сам я стоял посреди огорода на перевернутом ведре, воздев правую руку и делая отмашку левой, дабы сохранять равновесие. «Вопрошающих – к Гуглу,» - решил я и продолжил:

      - Ни славы и ни коровы, ни шаткой короны земной –
      Пошли мне, господь, второго, чтоб вытянул петь со мной…

   - Тебе и одной-то дочери выше крыши… А ты второго… - это жена бурчит.
   - Вы чего это там про меня? – это уже дочь, которая выносит сорняки к бочке на компост.
   - Вознесенского – не перебиваем! - это уже я. –

      Прошу не любви ворованной…

   - Меньше бы по чужим бабам шастал, - это, понятно, жена.
     - Я или Вознесенский?..
   Жена махнула рукой и приступила к войне с репейником и многометровокорнявыми (!) побегами осоки.
   - Прочитай Евтушенко… Мне нравится про маленького солдата, у которого был маленький автомат, и шинель ему дали маленькую. А потом ему не хватило гранита на памятник,- дочь щурится с ехидцей, то ли специально перевирает строки, то ли действительно не помнит.
   - Это Рождественский… И не хватило мрамора… Заканчиваем с шестидесятниками, переходим к моим творениям! – я уже видел себя на гранитном постаменте с указующей в светлую даль рукой, ну не таким огромным, как, скажем, Ким Ир Сен или даже Пушкин, но…
   Вот ногу в торжественном порыве я отставил зря. Ведро скабызнулось, а я ничком попал в объятия Земли.
   - Ну все, морковку придется пересеивать, - раздался надо мной голос жены.
   - Какая проза… - сказал я.
   - Зато правда, - парировала она.
   Я сел на грядке и, видя легкое осуждение в глазах своих помощниц, вздохнул пошумнее, чтобы их проняло, и закончил поэтический экскурс бессмертными строками Евтушенко:

      - Люди живые, они, утруждают,
      Нежностью только за смерть награждают…


                *     *     *