Мостик в детство. Первые стихи

— Помню ли я свои первые стихи? Как это было? Случались ли забавные моменты, связанные с этим?
— А то!
Отвечая на вопросы интервьюера, я расписалась во всю ивановскую, припомнив некоторые интересные эпизоды из детства, поэтому выношу этот фрагмент интервью со мной в отдельное эссе.

***

По рассказам мамы своё самое первое стихотворение я сочинила года в три-четыре – конечно, непроизвольно. Однажды у нас пропала наша гулёна кошка. Я тогда стояла у окна и задумчиво, многозначительно так изрекла: "Смотрю я в окошко и думаю, вернётся ли кошка". Наверное, это случайно вышло, само собой. Но изумлённая мама обратила на это внимание и запомнила, а потом рассказала мне.

***

Когда мне было девять лет, в пионерском лагере на базе турбазы "Смелых" близ посёлка Геленджик нас повезли на экскурсию в соседний Новороссийск. Там нам показали продырявленный насквозь железный остов вагона. Это произвело на меня неизгладимое впечатление и я написала стих, от которого в памяти остались лишь две финальные строчки:
"В вагоне одни пробоины.
Здесь насмерть стояли воины".

Осенью того же года в деревне у бабушки я уже расписалась вовсю, но помню только крупицы:
"Осень золотая –
не узнаешь края
Золото лесов.
Сизые туманы
Сели на поляны.
Ночью крики сов".

***

Ещё помню случай. Там же, в бабушкиной деревне, в девять лет я услышала призыв по Всесоюзному радио: "Дорогие ребята! Присылайте свои стихи..." и отправила своё стихотворение в редакцию детской радиопередачи. Там были (смеюсь) такие слова:
"Весна, красавица-весна,
Ты хороша, как в сказке.
Облита красотой она.
Уж едет к нам в салазках".
Ну, что вы хотите – девять лет! И этот уж – ужас ужасный, да. Но зато этого ужа я помню) Так вот, мне тогда в большом конверте формата А-4 пришёл дипломатический ответ от литконсультанта. Я его запомнила почти дословно: "Дорогая Марина! Вот и ты попробовала написать стихи – и тебя заворожило это чудо. Но поэзия требует точности формулировок. Облить можно чем-то текучим...") Потом шли разные пожелания, которые уже забылись. Но вот времена поменялись и такие образы стали приветствоваться. С тех пор я и разливаю красоту...

***

Услышав по радио о конкурсе для детей с призывом написать стихотворение о дружбе, на которое композитор напишет песню, я написала свой, ужасно пафосный текст и отправила в простом конвертике. Конечно, это был тоже ужас, но его я тоже помню:
"Дружба – колыбель героев.
Дружба – звонче слова нет.
Двое дружат или трое,
Не страшны им грозы бед".
Самое удивительное, что мне в мою деревню пришёл огромный конверт формата А-4 – из редакции детской радиопередачи Всесоюзного радио. Там было напечатано на машинке следующее: "Дорогая Марина! К сожалению, ты не стала победителем конкурса стихов о дружбе, но твои стихи нам понравились и мы награждаем тебя грамотой...". К письму была приложена грамота. Я, конечно, всё это бережно хранила раньше. И мама, которая сама стихов не писала, но очень их любила, невероятно гордилась мной. Так что я вспоминаю о радио с благодарностью, ведь с тех самых пор я уверовала в своё поэтическое призвание. Нельзя сказать, что я ему никогда не изменяла, но вернулась ведь...

***

И вот, когда мы вернулись от бабушки в свой город, в том же возрасте, в мои девять лет, мама стала водить меня на заседания литобъединения, где были одни взрослые люди. Тогда поэзия была ещё популярна – не так, как в 60-ые годы, но тем не менее взрослые поэты читали свои стихи на улицах. Я слушала и впитывала как губка. Многое в силу возраста не понимала, конечно, но что-то и откладывалось в подкорку. Запомнилось, как читал на улице один еврейский поэт лет сорока: "Я космополитизмом болен. К чему мне знать про это поле...". Потом, уже ставши взрослой, я узнала, что в Москве космополитов разнесли в пух и прах. Тогда было принято писать про берёзы, про русское поле и т.п.

***

В нашем ЛИТО тогда было молодёжное крыло "Всходы", которое возглавляла тогда Лина Латышева. Я была, естественно, самым юным ЛИТОвцем. Мной не особо занимались, но один раз Лина Михайловна перепоручила меня кому-то из взрослых поэтов, который оказался добросовестным наставником. Всего один раз этот автор (ему было, наверное, лет 30-40, но он казался мне тогда опытным старцем), в присутствии мамы побеседовал со мной и дал несколько ценных указаний. Эта пара полученных мной советов мне очень пригодилась в дальнейшем. В частности, он мне сказал, что читать любимого моей мамой Эдуарда Асадова, у которого была некогда бешеная популярность, никуда не годится, что мне надо читать стихи классиков – лучше поэзию серебряного века, а ещё журнал "Литературная учёба". И мама где-то достала мне "Поэтический словарь" Квятковского. Его изучала на досуге. Там были литературные примеры. Больше всего мне нравилось там читать акростихи и каламбуры классиков. Тот "Поэтический словарь" до сих пор у меня – как мостик в детство.