de omnibus dubitandum 9. 237

ЧАСТЬ ДЕВЯТАЯ (1596-1598)

    Глава 9.237. СОКРУШИТЬ ВЕЛИКОГО ТУРКА И ЕРЕСЬ И СХИЗМУ…

    Вот как описывает сюжет картины (см. илл.) Николай Эйхвальд на сайте LiveJournal, -  эта картина помогла одному молодому польскому художнику обрести своё семейное счастье.

    Ян Матейко написал её всего в свои 26 лет и продал за 10 тысяч гульденов графу Маурицию Потоцкому - сыну мемуаристки Анны Потоцкой (в девичестве Тышкевич). Благодаря этим деньгам он смог жениться на юной красавице Теодоре Гибультовской и отправиться с ней в свадебное путешествие в Париж.

    Выбор сюжета был логичен. 1864 год, русские только что подавили очередное польское восстание (в одном из боёв погиб брат избранницы Яна), и теперь надо было понять, как же могло так получиться: как огромное и могущественное государство могло так ослабеть и стать добычей соседей.

    И Матейко, думавший до восстания посвятить себя живописи на религиозные темы, создаёт первую свою историческую многофигурную картину - из эпохи Сигизмунда Третьего=Дмитрия Ивановича (с 1605 г. «Лжедмитрия I» - Л.С.)(1566-1632).

    Главный герой картины был сыном мельника, делавшего свою работу где-то в окрестностях Варшавы. Сам он утверждал, что фамилия его не просто Скарга, а Скарга-Повецкий, но мы знаем, что шляхетский герб пан Пётр получил, уже когда жил при дворе.

    Родился Пётр Скарга при Сигизмунде Старом (1536 год); при Сигизмунде Августе он получил хорошее образование и стал иезуитом (1564 год), при Стефане Батории стал первым ректором виленских академии и университета (1579 год). А в 1588 году он достиг вершины своей карьеры, став придворным проповедником при Сигизмунде III Вазе=Дмитрие Ивановиче (с 1605 г. «Лжедмитрие I» - Л.С.)(1566-1632).

    Молодой король тогда только начинал осваиваться в новой для него стране. Ситуация была непростой: король был (русЬким – Л.С.) шведом, вокруг были поляки. В казне вечно не хватало денег. Неприятным образом увеличивалась власть сейма и сеймиков, активно блокировавших любые попытки наладить полноценную налоговую систему, столь нужную для европейского государства Нового времени. Магнаты вели самостоятельную политику. В этой ситуации Сигизмунд III Ваза=Дмитрий Иванович (с 1605 г. «Лжедмитрий I» - Л.С.)(1566-1632) искал своих сторонников и мог их найти в первую очередь среди представителей церкви.

    Римский папа предпочёл бы увидеть утверждение в Речи Посполитой сильной королевской власти. Только настоящий монарх смог бы сокрушить не только "Великого Турка" на южных границах, но ещё и протестантскую "ересь" и православную "схизму" внутри своих владений. А Сигизмунд III Ваза=Дмитрий Иванович (с 1605 г. «Лжедмитрий I» - Л.С.)(1566-1632) как рьяный католик [хоть и (русЬкий – Л.С.) швед] и как человек, сталкивавшийся с сильными иноверческими фракциями внутри польской и литовской магнатерии, был убеждённым сторонником двух главных трендов эпохи: Контрреформации и унии церквей.

    В этих вопросах Скарга стал одним из проводников королевской политики. Он ещё в 1577 году написал книгу "О единстве церкви Божией при едином пастыре", в которой предлагал католическим иерархам заключать локальные церковные унии с отдельными православными епископами, без переговоров с Константинопольской патриархией. Потом он участвовал в непосредственном заключении Брестской унии, после которой не признавшие её православные заключили союз с протестантами и начали, таким образом, борьбу "диссидентов" за признание. Именно эта борьба, спустя почти двести лет стала непосредственным поводом для начала разделов Речи Посполитой.

    После варшавского сейма 1597 года (1597, 10 февраля — 25 марта, Варшава. Ординарный. Маршалок: Пётр Мышковский), работу которого заблокировали диссиденты, Скарга издал новую книгу - "Сеймовые проповеди". Вошедшие в неё 8 текстов ни на сейме, ни вообще на публику не произносились, но, видимо, именно одну из этих "проповедей" Матейко представлял в исполнении главного героя своей картины.

    В этот период на литературе начало все сильнее отражаться наступление контрреформации, рупором которой была, прежде всего, публицистика. Виднейшим представителем ее был Петр Скарга (1536—1612), иезуит, первый ректор Виленской академии, в течение многих лет придворный проповедник. Сведущий богослов, прекрасно владевший пером, он создал одну из популярнейших религиозных книг своего времени — «Жития святых» (1579). Уже здесь он выказал себя противником гуманистического жизнеутверждения, идеализировавшим рание-средневековый аскетизм. Скарга выступил и с политической концепцией, которая изложена им в обширном трактате, оформленном в виде проповедей и соответственно названном «Сеймовые проповеди» (1597). Он выступал за преобразование государства и основу его видел в укреплении королевской власти. Вместе с тем Скарга требовал единства духовной и светской властей, следования католическим началам в политике и интересы церкви ставил выше государственного блага. Сторонник крайней нетерпимости к иноверцам, он призывал к искоренению реформации и наступлению на православие (был одним из создателей Брестской унии).

    В Скарге смешивались фанатическое ослепление и патриотическая прозорливость. Современников он обличал со страстной убежденностью, клеймя, с одной стороны, любую нетвердость в католицизме, а с другой — политические грехи: эгоизм, забвение долга перед отечеством, упоение анархической «вольностью». Пластически-выразительное изображение пороков общества, несчастий, которые терзают идущую к гибели страну, предсказание угрожающих в грядущем бедствий обусловили впечатляющую силу сочинений Скарги и позднейший, особенно в XIX в., интерес к его личности (лекцпи Мицкевича, картина Матейки и т.д.). Ораторско-публицистическая проза Скарги сыграла заметную роль в развитии литературного языка. Язык «Сеймовых проповедей» великолепно обработан, красочен, изобилует яркими сравнениями и образами.

    Скарга в этой книге в духе ветхозаветного пророка рассказывает о пагубности ереси и о болезнях, поразивших польское общество. Болезни эти суть эгоизм, отсутствие любви к родине, ненависть к ближнему, разноверие, несправедливость законов, неподчинение монарху.

    Политическая программа Скарги была простой: король - естественный суверен в вопросах светской жизни, папа - в вопросах религиозных. Это естественный порядок, предусмотренный Божьим промыслом, и греховны по умолчанию все посягательства на него: диссидентов на власть папы, шляхты - на власть короля.

    Шляхта получила от монарха свои привилегии, и самовольное расширение таковых - преступление против государства. Расширяя свои права, шляхта притесняет крестьян и мещан, нарушает права духовенства и узурпирует права сенаторского сословия, к которому Скарга относился с симпатией как к орудию королевской власти.

    Грехи Речи Посполитой не могли остаться безнаказанными, и Скарга предупреждал, что орудием наказания могут стать внешние враги. Эту его мысль часто вспоминали позже, оценивая выступления королевского проповедника как настоящие пророчества. Конечно, в этом есть некоторое преувеличение. Исторические факты не всегда стоит оценивать в первую очередь в контексте того, что произошло позже, но эмоции поляков 19-го века нам понятны.

    Вот и картину Матейко нужно рассматривать, исходя для начала из того, когда она была написана.

    Почти все изображённые на картине люди находятся в состоянии явной эмоциональной подавленности. Все неподвижны. Кто-то молится, кто-то напряжённо думает. Изображение очень тёмное, и на нём выделяются только несколько совсем светлых пятен. Одно из них - в районе головы проповедника. Обратите внимание: в этот момент Скарга молчит. Рот закрыт, и только руки вскинуты вверх в резком жесте. Проповедник только что сказал нечто важное (может быть, о том, что грехи взывают к небу об отмщении и т.п.), на что остальным нечего ответить. Теперь он смотрит на свою паству, а она отводит взгляд.

    Думаю, здесь речь не об эпохе Сигизмунда III Вазы=Дмитрия Ивановича (с 1605 г. «Лжедмитрия I» - Л.С.)(1566-1632), а о 1864 годе. Восстание подавлено, свобода Польши теперь ещё дальше, чем год назад, так что грехи, видимо, не искуплены. Исправление всё ещё не состоялось.

    Теперь можно перейти к действующим лицам. Изображение распадается на две половины, и смысловой центр левой из них - фигура Сигизмунда III Вазы=Дмитрия Ивановича (с 1605 г. «Лжедмитрия I» - Л.С.)(1566-1632).

    Изобразив его в западной одежде, художник подчеркнул чужеродность Сигизмунда III Вазы=Дмитрия Ивановича (с 1605 г. «Лжедмитрия I» - Л.С.)(1566-1632) для этого окружения и его слабость. Комментаторы видят на лице короля рассеянность и пренебрежительное отношение к проповеди. Я с этим не могу согласиться: Сигизмунд III Ваза=Дмитрий Иванович (с 1605 г. «Лжедмитрий I» - Л.С.)(1566-1632) выглядит скорее как человек, слушающий внимательно, но контролирующий своё поведение.

    Мальчик за королевским креслом - принц Владислав Сигизмунд**, будущий царь Московский и король Владислав Четвёртый. С этого момента можно пытаться датировать точное время действия (если мы исходим из того, что у первой картины Матейко в этом жанре таковое было).

**) Владислав родился в 1595 году. Сколько ему может быть здесь? Лет 7-8? Значит, это могут быть самые первые годы семнадцатого века.

    Молящийся слева - Станислав Карнковский, примас польской церкви. Он сыграл важную роль при возведении Сигизмунда III Ваза=Дмитрия Ивановича (с 1605 г. «Лжедмитрия I» - Л.С.)(1566-1632) на престол, а кроме того в силу своего сана был лидером польской контрреформации. Другое направление в польской религиозной унификации символизирует человек, голова которого видна за Карнковским. Это Ипатий Поцей, митрополит Киевский, Галицкий и всея Руси, один из главных сторонников Брестской унии. Впрочем, он может символизировать и крайнюю шаткость религиозной ситуации в Речи Посполитой - как человек, воспитанный в православии, потом перешедший в кальвинизм, потом вернувшийся к православию и наконец, признавший унию. Интересно, что Поцей, судя по выражению его лица, то ли не считает Скаргу хорошим оратором, то ли не воспринимает всерьёз то, о чём он говорит.

    В левом верхнем углу - Ян Замойский. Уже старый и усталый человек (он умер в 1605 году, когда Владиславу было 10). Наличие у него огромного авторитета и широких властных полномочий делало Замойского олицетворением несбывшихся надежд на всеобъемлющее реформирование Речи Посполитой. Надежды эти питали, по крайней мере, польские историки XIX-го века, считавшие, что гетману следовало самому занять престол, не отдавая его дому «Ваза». Не думаю, что это было возможно, но про это пишут. При Сигизмунде III «Ваза»=Дмитрие Ивановиче (с 1605 г. «Лжедмитрие I» - Л.С.)(1566-1632) значение Замойского уменьшилось, а его нововведения (вроде идеи о решении вопросов на сейме большинством голосов) не были приняты.

    На чёткой диагонали от Замойского к Сигизмунду III «Ваза»=Дмитрию Ивановичу (с 1605 г. «Лжедмитрию I» - Л.С.)(1566-1632)("Что за немого чёрта привезли вы нам из Швеции?" - спросил гетман польских депутатов сразу после первой встречи с королём) стоит Николай Вольский - аристократ, известный своей увлечённостью чёрной магией и алхимией. Достаточно долго он разделял эти увлечения с Рудольфом Вторым, при дворе которого жил, так как не поддержал избрание Стефана Батория.

    За спиной Скарги  - две женщины. Молящаяся женщина, опустившая голову - ?.
Со вторым женским персонажем дело обстоит ещё хуже. Сам художник Матейко в комментарии к картине пишет, что это Эльжбета (или Гальшка) Острожская, которая умерла ещё в 1582 году. Эта дама прожила трудную жизнь из-за слишком богатого приданого: это была половина всех владений Острожских. Сначала её насильно выдал замуж дядя-опекун - против воли матери и короля. Первого мужа, князя Сангушко, убили магнаты-конкуренты Зборовские и другие. Потом её выдал замуж король - против воли матери. Она отказалась признавать этот брак, сбежала и вышла замуж уже по своей воле за князя Слуцкого. Но второй её муж всё-таки победил и сделал Эльжбету своей узницей - с согласия короля Сигизмунда Августа. Она пережила и третьего мужа, и второго, и умерла в одном из замков Острожских, оставив своего дядю обладателем всех родовых владений.

    Зачем Матейко изобразил здесь эту даму? Чтобы напомнить об эгоистичной политике польских магнатов? Может быть, может быть...

    В центре картины - живописная группа из трёх мужских фигур. Это будущие мятежники, руководители "Рокоша Зебжидовского", аристократического мятежа, направленного против попыток короля усилить свою власть и провести реформы. Этот "рокош" можно считать условным началом той сюжетной линии в польской истории, которая закончилась Тарговицкой конфедерацией, уничтожившей достижения Четырёхлетнего сейма и открывшей дорогу для окончательного раздела страны.

    Крайний слева - Януш Радзивилл, внучатый племянник королевы Барбары, могущественнейший вельможа Литвы, ставший обладателем крупнейшего православного княжества благодаря браку с Софией Слуцкой (это её двоюродный дед был неудачливым то ли вторым, то ли третьим мужем Эльжбеты Острожской). Сын Януша позже стал главным антигероем "Потопа" Сенкевича.

    Крайний справа - Станислав Стадницкий, внук по матери Мартина Зборовского, организовавшего убийство первого мужа Эльжбеты Острожской. Как родственник Зборовских он был врагом Замойского; как кальвинист - одним из руководителей диссидентской оппозиции королю. А погиб он в ходе полноценной частной войны с другим магнатским семейством (1610 год).

    В центре же сам Николай Зебжидовский. Ни о какой связи его родни с судьбой Эльжбеты Острожской я не знаю, да и не в этом дело. Перед ним на полу лежит перчатка - видимо, символ вызова, брошенного магнатами королю. Не Зебжидовский ли её и бросил? Его поза и взгляд могут говорить именно об этом. Мятежники проиграли войну, но не были наказаны и добились своего: усиление королевской власти не произошло.

    Правее - седоусый задремавший мужчина. Это Ежи Мнишек. Он не участвовал ни в "рокоше", ни в войне против мятежников, так как был слишком занят московскими делами. Видимо, поэтому и изображён спящим. Рядом с ним - двое деятелей королевской партии: Ян Пётр Сапега (в русЬкой истории известен как руководитель осады Троице-Сергиева монастыря) и князь Януш Збаражский, котрого позже Матейко изобразил ещё раз на картине "Стефан Баторий под Псковом".

    Кто остался? В правом нижнем углу сидит кардинал Энрико Гаэтани. Стоит у самого края папский нунций Маласпина, епископ Сан-Северо (а выглядит, заметьте, как человек другой эпохи, своеобразный задумчивый привет из будущего). Сидят перед ним послы Испании и Империи - не показывая интереса к происходящему.

    Главный же герой - благообразный седой проповедник - возможно, выглядит так, как Матейко представлял самого себя в старости. По другой версии, это некто Михаил Швейцер - участник Ноябрьского восстания, приговорённый в России к смертной казни заочно, друг Мицкевича, расстрелянный парижскими коммунарами из-за нарушения правил светомаскировки: он хотел вскипятить себе чаю на спиртовой горелке.