Когда бытие определяет сознание это пассивный идеа

КОГДА «БЫТИЕ ОПРЕДЕЛЯЕТ СОЗНАНИЕ» ЭТО ПАССИВНЫЙ ИДЕАЛИЗМ.

I.

Согласно марксистам «Если включить критерий практики в основу теории познания, то мы неизбежно получаем материализм», - говорит Ленин. («Материализм и эмпириокритицизм»)

Практика, стало быть выступает как принципиальный момент марксистского материализма. Но если внимательно присмотреться к тому, что сам Маркс пишет о практике, а именно в «капитале» мы можем найти следующие слова: «В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т.е. идеально», - то получается, что под практикой подразумевается то, что марксисты всегда трактуют как идеализм и что они противопоставляют материализму с помощью дуалистической формулы: «если у вас бытие определяет сознание – вы материалист, а если у вас сознание определяет бытие – вы идеалист.» Поскольку для Маркса сам процесс материалистической практики это по сути и есть идеализм, ибо уже в первом тезисе о Фейербахе он написал: «...деятельная сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом...», - то в наиболее правдоподобном виде марксистская формула может иметь следующий вид: «если у вас бытие определяет сознание – вы материалист и если у вас сознание определяет бытие вы снова материалист.» (см. цитату из Ленина и из «Капитала»)

Однако согласно Гегелю, эту же самую формулу можно перевернуть и обратить против самой себя, то есть сказать: «если у вас бытие определяет сознание – вы идеалист и если у вас сознание определяет бытие – вы снова идеалист».

...Всё дело в том, что по Гегелю тот самый момент, когда бытие определяет и только определяет сознание, благодаря чему в нём формируется определённое «идеальное представление» этот момент представляет собой теоретическое сознание и «пассивный идеализм»:

«Во взаимоотношениях с предметом Я бывает пассивным, а предмет – причиной определений во мне, - говорит Гегель. В этом случае имеющиеся во мне определенные представления появляются оттого, что непосредственно наличные предметы производят на меня какое-то впечатление. Это и есть теоретическое сознание. Выступает ли оно как воспринимающее, или как воображение, или как мыслящее, его содержание всегда является некоторым уже данным и наличным содержанием…» («Философская пропедевтика»)

И далее Гегель пишет о том, что этот первоначальный – «пассивный идеализм» предполагает момент перевода себя в активный, в практический идеализм:

«От Я, которое превращается в предметы, в объективность лишь теоретически, идеально, следует отличать Я, которое делает это практически, реально.» («Философская пропедевтика»)

В результате чего у нас получаются две равноправные формулы:

1) Бытие определяет сознание = материлизм. Сознание определяет бытие = материализм (у марксистов – см. цитаты из Маркса и Ленина)

2) Бытие определяет сознание = идеализм. Сознание определяет бытие = идеализм (согласно Логике Гегеля).

II.

...На самом же деле причина в связи с которой возникла марксистская формула связана с тем представлением Маркса, что в философии Гегеля якобы не учтен этот первоначальный момент восприятия и признания объективной реальности истинно существующей независимо от субъективных мнений. Дело в том, что это поистине важный момент в процессе развития всякой практической и особенно политической философии... – О необходимости формирования в нашем сознании подлинного идеала на основании этого совершившегося признания и исходя из реального положения дел Гегель писал в одной из последних глав Логики (Идея блага). Маркс по всей видимости не знал содержания этой главы и потому вся критика Маркса по отношению к Гегелю – представляет собой один и тот же, бьющий помимо цели упрёк:

«Не мысль [у Гегеля ] сообразуется с природой государства, а государство сообразуется с готовой мыслью.» («К критике Гегелевской философии права»). То есть по Марксу у Гегеля вообще нет сообразования мысли с реальным положением дел.

И так как Гегель является главным философом идеализма, то на основании этого ложного представления, что дескать у Гегеля нет восприятия и признания объективной реальности истинно сущей, и утвердилась в марксизме та точка зрения, что основатель материализма самого нового времени – Маркс, преодолел и превзошёл Гегеля, что, стало быть и в отношении автора «Феноменологии духа» неотразимо удерживает за собой бесконечную полемическую остроту утверждение, что «бытие определяет сознание, а не сознание определяет бытие».

Наивность подобного представления таким образом делает себя явной во-первых в связи с содержанием названной выше главы (идея блага) в которой Гегель подробно пишет про необходимость признания объективной реальности истинно сущей и таким образом об абсурдности противопоставления Марксом своей логики - Логике Гегеля, а во-вторых: в царящем среди марксистов незнании высшей диалектики Гегеля, то есть, по крайней мере, того ближайшего факта, что все односторонности - перверсионны и все дуалистические положения можно перевернуть и обратить в их противоположность, что мы и сделали выше с марксистской формулой; что, собственно, сам Георг Гегель не позволял себе опускаться до столь откровенного дуализма, хотя и не понаслышке знал, сколь трудоёмким и сложным бывает процесс усвоения многих логических истин.

Примечание. Ф. Энгельс: «…конфликт между производительными силами и способом производства вовсе не такой конфликт, который возник только в головах людей … а существует в действительности, объективно, вне нас, независимо от воли или поведения даже тех людей, деятельностью которых он создан. Современный социализм есть не что иное, как отражение в мышлении этого фактического конфликта, ИДЕАЛЬНОЕ отражение его в головах прежде всего того класса, который страдает от него непосредственно, — рабочего класса.» ("Анти-Дюринг", отдел 3, глава 2)


СНЯТИЕ МАРКСИЗМА.

I. О «снятии снятия».

С точки зрения философии «снятие», будучи словом, сказанным один раз не представляет такого же интереса как слово «снятие» произнесенное дважды. Именно потому, что марксизм, сам мыслит себя как определенное снятие некоторых способов мысли (ибо марксизм отрицает «позитивистскую» политическую философию), и утверждает необходимость аккумуляции всепролетарской, классовой силы, он, предпосылает себя к новому снятию. Истинно бесконечное снятие есть снятие снятия. И, если марксизм требует пробуждения силы с целью реэкспроприации собственности, то снятие снятия, прежде всего, есть указание на ограниченность и на конечность существования силы в минуту её первого пробуждения. Снятие снятия есть процедура трансверсии: форма конечной активности силы находит, что то, что удерживает её в качестве силы, то что её аккумулирует есть противоположная сила и, стало быть, бесконечная сила есть интерактивность, рециркулентность, взаимодействие или синергия сил. Поэтому не подавление противоположной силы становится целью снятия, а сообщение истинной бесконечности каждой из сил, реккомуляция сил, и лишь таким образом: определенность избытка всеобщей общественной мощи.

II. О «признании признания».

Так как мы знаем, что снятие снятия есть сообщение бесконечности, то, и в отношении всех остальных категорий и, прежде всего, такой категории как «признание» требуется устранение тех ограничений, которые делают данную категорию только конечной... - В марксизме требуется признать, что объективность – истинно существует вне нас. Это признание есть снятие «солипсизма». Но в чем заключается снятие этого снятия? Дело в том, что существуют более высшие формы признания, нежели первое и непосредственное признание факта свободы внешней реальности от нашей мысли. Если мы говорим, что некий объект существует вне нас, то очевидно, что этот объект не есть ещё самая высшая форма реальности: этот объект может быть некогда жившим мамонтом, клеткой на зеркальце микроскопа или пучком нейтронов в адронном коллайдере. И принципиально другое дело если сама реальность так же, как мы – является признающей, если она признает нас истинно существующими вне себя... И, самая высшая форма признания, таким образом, и бесконечная форма признания - есть признавание сопризнавания... Ибо лишь та реальность, в которой есть сопризнающие сонезависимость и свободу друг друга субъекты, не просто является истинно существующей (так же как всякие атомы), но существующей в высшей и обесконеченной форме развития. Поэтому, если марксизм утверждает, что необходимо признать объективность свободной от наших мнений и тем ограничиться, то философия, в деле признания, движется дальше и утверждает, что необходимо добиться «признания сопризнавания» и, именно этим снимает конечность «признания» как такового. С точки зрения «снятия снятия» - мы не имеем перед собой высшую форму реальности там, где внутри этой реальности нет сопризнания, где сопризнание не представляет собой бесконечный прогресс сопризнаний.

III. Об «идеальности идеализма».

Поскольку марксизм требует активации внутренней силы класса наёмных рабочих и признает, что активация этой силы связана с действием некой другой силы – он требует концентрации и расширения силы наёмных рабочих, требует поглощения сущностью или субстанцией внешнего бытия. Это активное отношение внутреннего и внешнего в самосознании есть идеализм. Марксизм таким образом есть идеализм. Но как было сказано выше, истинный идеализм есть идеализм не какой-то одной – эксплуататорской или поддиктатической эксплуататорам силы и, не бесконечный реверс господства и рабства, но идеализм двух сил, двух субъектов, которые видят пользу не в том, чтобы реэкспроприировать фонды друг друга, не в том, чтобы господствовать друг над другом, но в среднем термине – в том равенстве противоположных субъектов, которое предоставляет силе возможность не тратить себя на борьбу, а бесконечно рециркулировать через субъекты и генерировать определённую интерполезность, определённый из центра взмывающий вихрь, производительный выброс которого есть результат осуществленной имплозии и интенсивной сквозьпроникальности антагональных субъектов друг в друга. И, так как субъекты в такой системе являются истинно существующими, то есть сопризнающими и, потому, достигающими совершенной реальности, то это взаимопризнание противоположных субъектов есть более высший материализм, чем марксистский. И, так как двойной идеализм силы есть усмотрение истинно бесконечной способности силы, то этот идеализм есть более высший идеализм, чем марксистский. Но «идеальный идеализм» и «признание признавания» это и есть «снятие снятия».


О СНЯТИИ ЭГОИЗМА У МАРКСА И В ФИЛОСОФИИ ГЕГЕЛЯ.

Способ существования воли, согласно которому рядоположенный индивид есть только средство для этой воли, а не сама цель называется эгоизмом. Для Макса Штирнера не существует другого субъекта, который бы был не поглотим его волей или неподчиняем ему в качестве средства, - который потенциально мог бы быть равен ему, поэтому философия Штирнера называется философией эгоизма. С точки зрения Маркса - тот, кто противоположен пролетариату, то есть «капиталист» или владелец средств производства является эгоистом, в силу того, что, как такой собственник он подавляет творческую активность рабочих (он не считает их своей целью), и превращает их в нечто сродни механизму. Однако преодоление эгоизма у самого Маркса, также не устраняет утилитарного отношения к рядоположенному субъекту со стороны пролетариата, но составляет лишь реверс: переключение от подавления «предпринимателями-рабочих» - на подавление «рабочими-предпринимателей». Поэтому в философии Маркса нет преодоления эгоизма: контрсубъект не становится целью, но остаётся средством, предметом пользы. И в тот момент, когда этот второй, «антикапиталистический эгоизм» получает определенное удовлетворение в процессе своей диктатуры над «противоположным субъектом», поскольку его диктатура не предполагает истинной формы преодоления эгоизма, - «пролетариат», сделавшийся «господином» не замечает происходящей в недрах общественного организма новой «инверсии полюсов» - нового реверса, ибо субъект не преодолевший в себе эгоизма истинным образом - не научился верифицировать признаки нового реверса в качестве высшей и максимальной угрозы его персонального благополучия: как эгоист он не видит в другом эгоисте чего то ему противоположного или принципиально иного. В самой марксисткой теории таким образом заключена возможность нового «противопролетарского» реверса. Или используя более определенные термины в ней заложен «Чубайс» в качестве скрытого ингредиента «социалистического идеала», то есть тот самый «ластмен» о котором предупреждал Фридрих Ницше. Марксизм есть дорога к «Чубайсу» и к новой, сколь долго бы не отодвигался этот момент, реэкспроприации собственности в пользу «капиталистов», поскольку в этой теории не преодолевается эгоизм, - как того требует высшая спекулятивная философия.

Сам идеал должен предполагать переход от реверсивного отношения двух «макросубъектов» к ирреверсивному, от подавления каждым иного, к диоправдательному и бесконечному утверждению двух «макросубъектов», которые видят в противоположном себя и для которых есть эта суперпозиция: «и там и там «я»», но не такое «я», в котором есть чувство ущербности от другого, а наоборот: в котором есть чувство исполненности, так как и тот и другой субъект знают иного как свою цель, как себя самого и принцип общей устойчивости - как бесконечную форму синергии их обоюдного осуществления. Это предполагает систему симметриальной мобилизации (мультифильтрального сововлечения) и поддержания тонуса в каждом. Но преодоление эгоизма есть именно переход к осознаванию собственного осуществления и собственной прочности через другого, который преодолел в себе эгоизм и также желает избытка в другом. Это взаимное отчуждение собственности друг другу, бесперерывность которого есть двоеродное обогащение каждого. …Качество индивидов, производимых в такой системе предполагает способность быстро распознавать всякий эгоистический дискурс в его начатке, как бесконечно более примитивный, как превзойдённый внутри интерсубъектного "дискурса бесконечных синергий". "Чубайс" или его реккомулярные контрагенты репрезентуют себя как моменты – волны из глубины и, тухнущие голоса, в этой системе, поскольку любое штирнерианство (в том числе и марксизм), - снято как рудемент реверсивных теорий.


О СЛОЖНОСТИ И ОТВРАТИТЕЛЬНОСТИ ИДЕИ МОНАРХИИ В ДИАЛЕКТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ.

Наверное, каждый из нас замечал, что внутри яблока и апельсина существует система семян... Однако не каждый задумывался, как этот факт связан с идеей монархии в «диалектической философии».

В действительности не только внутри яблока существует свой внутренний центр, но и о всяком животном мы знаем, что его кровь проходит сквозь сердце.

Больше того, - семья, - только тогда представляет собой живую и гармоническую систему, когда взаимослияние женщины и мужчины централизует их отношения вокруг ребенка, этого среднего термина, через который, - противоположность мужчины и женщины уравновешена.

Подобно тому как в семье, муж или жена могут быть против того, чтобы иметь ребенка (и не обладать никаким сильным влечением друг ко-другу), также и всё государство подвержено раздвоению и разладу между своими частями; между чиновниками и народом, между гражданским обществом и правительством, между наемниками и предпринимателями и т.д.

Мы знаем, что результатом охладевания между женой и мужем не редко бывает вражда, и даже убийства. Несправедливость со стороны исполнительной власти и предпринимателей также мобилизуют нигилистические настроения в обществе и желание уничтожить окосневевший правительственный аппарат, и упразднить репрессивные механизмы.

Но упразднение одной из сторон, даже если она есть самый безумный муж и самое несостоятельное правительство есть лишь отрицательный акт и отрицательный способ мышления: ассиметрично глубокая ущемленность одной из сторон, чаще всего, заставляет её сосредоточиться – лишь на процессе искоренения противоположной себе стороны. Но, система в которой один из супругов убит или в которой правительственный аппарат лишь низложен не есть, - ни истинная семья, ни истинное состояние общества.

Отрицательный способ мышления, таким образом, должен переходить в положительный способ мышления. - Воле не соответствующей своему назначению должно быть на это указано. Но так же как и семьи не существует там, где мы находим лишь один пол и она будет конечной и ограниченной там, где нет ребенка, также и истинной формы общества нет в тех границах, где общая воля народа стремится лишь к нигилизму различий и лишь к растворению государственного аппарата.

Т. е. общественное устройство является ограниченным, связанным и только конечным там, где правительственный аппарат мыслится и представляется как отмирающий, временный и незаконно господствующий элемент… И только там, где система народного представительства, правительственный аппарат и монархический элемент мыслятся или постигнуты как средний термин и сердце – как долгожданный ребёнок в семье, как средостенентноть системы семян внутри яблока и, как результат абсолютного опосредствования противоположных сторон внутри общества –  осуществлён переход от отрицательной формы мышления к аффирмативной способности разума.

Осуществить названный переход поистине сложно. - Нам кажется, что наша воля только тогда достигает своей наивысшей мощи, когда этой воли достаточно для низложения наших врагов, для упразднения раздвоения. Однако, в действительности только та воля может быть названа бесконечной и потому наивысшей, которая в собственном полагании возвращается снова к себе – рециркулирует, т. е. описывает двущекий пелекус - восьмёрку - ваджру, и, ощущая в себе свой собственный центр – осуществляет себя как живую.


ПОЧЕМУ ГЕГЕЛЬ БЫЛ БОЛЬШИМ РЕВОЛЮЦИОНЕРОМ ЧЕМ МАРКС.

I.

Поскольку определенная форма идеи должна владеть массами чтобы они были определённой материальной силой, то чем сильнее и чем более революционна идея, -тем, очевидно, сильнее и революционнее масса. Стало быть тот чьи идеи более сильные должен быть назван большим революционером в сравнении с тем, чьи идеи не так сильны.

Марксисты считают что наиболее сильной идеей является та согласно которой в обществе окончательно исчезают все классовые и индивидуальные различения: принцип "от каждого по способностям каждому по потребностям", предполагает что даже потребности станут у всех одинаковыми. ...У меня, например, не сможет уже зародиться идея усовершенствовать тот или другой строительный материал или технический механизм, ибо для этого у меня должна быть потребность в более совершенном материале... Но так как мою потребность в новом строительном материале нельзя мгновенно удовлетворить то либо общественный идеал всё ещё будет не реализован либо моя потребность в новом материале должна быть объявлена контрреволюционной и подрывной...

Всякое созидание нового требует преобразования старого и даже определенного разрушения старого. Созидание и разрушение как бесконечный процесс внутри общества требует определенного различения созидающего и созидаемого; не только предметов которые мы преобразуем, но и других индивидов: родители созидают детей, мастера подмастерий, профессора студентов; процесс бесконечного созидания требует определенного интерсубъектного взаимодействия, стало быть бесконечного различения двух сторон.

Поэтому те идеи в которых различия лишь вычищают с позиции логики Гегеля можно считать только первоначальными: первый продукт нашей мысли при созерцании некоего радикального раздвоения общества есть "манифест" о радикальнейшем и впредь воспрещающем различенность объединении... Но так как подобные формы идеи не совместимы с понятием бесконечного созидательного разрушения то безразличность и чистота этих идей в себе делает формы этих идей не действительными и слабыми. Ибо, как говорит Гегель: "Действительность, есть всегда единство всеобщности и особенности, разложенность всеобщности на особенности, которые представляются самостоятельными, хотя они носимы и хранимы лишь внутри целого. Поскольку не имеется этого [разложенного -В.К.] единства, нечто не действительно..." («Философия права»)

II.

Другим важным аспектом любой политической философии и тех идеалов, которые в ней выступают является то как мы мыслим понятие силы, посредством которой мы собираемся осуществить политический идеал. И есть две основных формы силы: а) нигилистическая и б) истинно бесконечная: сквозьциркулентная сила. Первая форма силы стремится к тому, что бы искоренить и только нигилизовать свою противоположность: сила как индивид стремится искоренить тирана, сила как коллектив наёмных рабочих стремится искоренить коллектив предпринимателей, сила как нация движется целью порабощения или искоренения других наций. Первая форма силы перестает быть силой как таковой при достижении своих целей: если пролетариат искоренил всех капиталистов то против кого он может существовать в качестве силы? Это конечная форма силы, она испаряется и в политическом идеале осуществлённом посредством нигилистической силы, - сила не может существовать; такому понятию нет больше места. Что же касается истинной формы силы то нигилизм первой силы низводится в ней до момента: она расплавляет окосневевшую противоположность и исходя из различения меры, необходимой для восстановления целостной жизненности политического организма, осуществляет свой, уврачевательный суд, над исключившим себя из целого, органом.

Но, истинно бесконечная сила даже после того как произошло объединение противоставших друг другу противоположностей общества, восстановление жизненности Организма не перестает существовать как таковая, так как она из нигилистической превращается в сквозьциркулентную силу и продолжает осуществлять правосудие всюду, где возникает момент распада живых интерсубъектных связей: сила, которой тем легче осуществлять своё правосудие или идею индивидуального права, чем интенсивнее общий культурный и интеллектуальный прогресс который она инициирует.

Истинно бесконечную силу, так как она снимает свой нигилизм и существует как сила объединения противоположностей, сила их сжатия и опосредствия можно считать аннигилентной. Траекторию этой силы, в самом абстрактном виде, можно сравнить с положенной на бок восьмеркой, рисуя которую мы снова и снова, двигаясь через центр, соединяем,- лево и право, конец и начало друг с другом.

По Гегелю истинная идея должна содержать в себе данное превращение,- нигилистической силы в аннигилентную. - Идея, в которой сила являет себя как нигилизм и только как нигилизм, сила в которой не обращается на себя и не конституирует интенсивное взаимодействие противоположных сторон, их бесконечное и устойчивое опосредствие есть лишь первоначальная и более слабая форма идеи нежели та, в которой нигилистичность силы снимается и односторонность движения силы (лишь как бы во вне) становится обращением на себя: "...сила же,- говорит Гегель,- показывает себя силой лишь благодаря тому, что она обнаруживает себя и в своем обнаружении ВОЗВРАЩАЕТСЯ К САМОЙ СЕБЕ…» (ЭФН1)

III. Третий момент посредством которого наша идея становится подлинно революционной, относится к центру всякого организма или к его ядру. Никто например не считает, что внутри атома, в клетке животного организма, или внутри планеты Земля, - ядро является лишним. Поскольку сама наша жизнь зависит от центростремительной центробежности крови внутри нашего организма и, стало быть, от ядра, которое сообщает, посредством пульсации это движение нашей крови, - от сердца, - никто не считает ядро в человеческом организме тем, что желательно преодолеть. Однако как только заходит речь о политическом универсуме, этот "предмет", как сфера законодательного представительства и производная от неё сфера правительства, чаще всего, полагается только больным, окаменевшим внутри политического организма и потому, с точки зрения идеала марксистов, чем-то лишь преграждающим путь творческой силе народа. Поэтому это ядро (правительственный аппарат) необходимо лишь временно, для осуществления диктатуры пролетариата и чистый бесклассовый идеал не предполагает совсем никакого ядра. - Последнее, как полагают марксисты, следует растворить в теле народа или искоренить из него, ибо для их идеала не предусмотрена внутренняя циркуляция силы и ни о какой, происходящей из центра и в центр бегущей пульсации жизни, в его обездвиженных недрах, дискуссий у них не велось.

То что, поэтому нам следует в этом вопросе отметить так это тот факт, что Гегель вполне осознавал необходимость того первоначального идеала согласно которому освобождение творческой силы народа требует определенного расплавления тех костных форм которые преграждают движение освободившейся силе. Но Гегель считал это только первоначальным моментом: не осуществляющее своей непосредственной функции сердце должно быть подвергнуто хирургическому вмешательству, и тем не менее, не исключение этого органа из нашего тела является целью такого вмешательства, а определенное обновление сердца. Последнее может в какой то мере препятствовать обращению крови внутри нашего организма, но исцеленное или здоровое сердце не только не строит барьеров движению нашей крови; оно именно и активирует это движение и проводя сквозь себя нашу кровь, - сердце является тем инструментом, который делает это движение истинно бесконечным и непрекращающимся.

IV.

Истинно бесконечная сила поэтому формирует в себе органическое и принципиально необходимое для поддержания жизни целого организма ядро. - Мышление поднятое до понятия этой поистине революционной и бесконечной силы есть более развитое и преодолевшее односторонность мышление. Поэтому тот, для кого политический идеал не остается пустой абстракцией силы, лишь вычищающей различения и лишь застывающей после искоренения противоположностей, но определяется бесконечным соединением созидания и разрушения, интерсубъектностью и сквозьциркулентной, пульсирующей сквозь ядро силой, - является большим революционером, чем тот, кто остается в начале пути формирования политического идеала, и пребывает в пределах лишь первоначальной и только ближайшей необходимости преодоления радикального раздвоения общества.

ОТЛИЧИЕ НИЦШЕ ОТ СТАЛИНА.

Постановка вопроса о том, чем отличается Ницше от Сталина предполагает, что задающий такой вопрос осведомлён о «проблеме» отличия Ницше от Штирнера, то есть о том простом факте, что Штирнер рекомендует себя как того, кто основал свою деятельность ни на чем: «Ничто - вот на чем я основал своё дело». Для Ницше же корень всех бед именно и состоит в том, что индивиды исходят не из положительности, а из «ничто»: тот, кто не видит в себе ничего кроме «ничто» не может иметь никакой иной воли, кроме реализующей это ничто: «Воли к Ничто». Но как добиться того, чтобы субъект исходил не из «ничто», а из «чего-то»? По Ницше, те индивиды, кто осознал проблему «ничто» должны поставить заслон «воле к ничто» и, таким образом, их столкновение с волей к ничто, битва противосставленных воль может образовать хоть что-то, в чем будет несовпадение с голым «Ничто». Новая битва двух вожделений, тем самым, должна породить новых господ, тех, кто имеет перед собой не ничто, а раба. Но, так как естественное решение этой проблемы через войну предполагает все то же, - реализацию «воли к ничто»..,- то не убийство ни новое рабство, не разрешает противоречие истинным образом: тот кто сопротивляется нигилизму – все ещё действует как нигилист - уничижает иное. Ницше, поэтому, то говорит о необходимости битв и восстановления иерархий, то о простом, умозрительном возвращении и разрешении противоречия:

«Так знаете ли вы теперь, что есть «мир» для меня? Показать вам его в моем зеркале? Вот этот мир: исполин силы, без начала и без конца [...] определенная сила, вложенная в определенное пространство, притом не в такое пространство, которое где либо было бы «пустым»,— скорее как сила повсюду, как игра сил и силовых волн [...] море струящихся в себе и перетекающих в себя сил, в вечной метаморфозе, в вечном откате, с неимоверными выплесками долголетних возвращений, в вечном приливе и отливе [...] из тишайшего покоя, холода и застылости—к магме, неистовству ... а потом снова возвращаясь … из игры противоречий — к радости согласия…» (Воля к Власти)

То и другое, - необходимость войны с нигилизмом и разрешённость противоречия не совпадают у Ницше друг с другом. Он словно не слышал, что разрешению противоречия между рабом и его господином, и показанию множества тупиков при разрешении этого противоречия посвящена целая «Феноменология духа». Поэтому то, что он сам может сказать о положительной цели существования иерархического государства, кроме борьбы с нигилизмом (в которой, всегда существует опасность не удержаться и самому сделаться нигилистом), - что не является (будучи аффирмативной, конкретной целью) чистой негацией внешнего, - есть возвращение к индивидуумам, то есть само производство самодостаточных, творческих, изобретательных индивидуумов как результат столкновения противоположных движений в самом индивиде и вне его.

Философию Ницше, поэтому можно назвать «Волей к индивидуальности». И, речь, разумеется не идет лишь о конечном субъекте - не только о человеке… Но также и всякое государство, если оно только исполнено «воли к ничто», и не желает видеть перед собой сильного индивида, уравновешенного в себе, в качестве целого, рядом положенного государства, то и оно, по своему существу, есть только «ресентимент», бессодержательное распространение гнева: воля к порабощению и национал-нигилизм, который как силу, необходимо затормозить и возвратить к своему индивидуальному сердцу, к самодвижению, не выходящему за границу себя, то есть к живой, энергичной самодостаточности.

II.

Если поэтому, переходя к рассмотрению личности и философии Сталина, мы обратимся к тому, что говорит Энгельс о растворении индивидуальной семьи в социалистическом обществе (О происхождении семьи, государства и частной собственности) и взглянем на то, какое сопротивление инициировал Сталин этому растворению, этой, субстанциалистской теории Энгельса, мы обнаружим, что вовсе не «Воля к Ничто», руководила «реформами Сталина» в этой, всеобщей сфере, а нечто противоположное. - Мы обнаружим возврат и восстановление индивидуальной семьи: «волю к индивидуальности».

То же касается и производства. - Если для Маркса противоположность всеобщего потребления, - «стоимость», или отличная от внутреннего «ничто» всех товаров – «цена», как нечто конкретное по сравнению с чистой субстанцией - в коммунистическом обществе требует полного исчезновения и в философии Маркса, тем самым, мы также находим «Волю к ничто», то есть стихийное поглощение внешнего, - то болтовня о необходимости исчезновения стоимости в СССР есть очевидный, с позиции Сталина путь к катастрофе и невозможности реализовывать творческую инициативу - без соответственных стимулов на предприятиях. То есть опять, - в противоположность стоимостному эссенциализму марксистов - реализуется нечто обратное: Сталин премирует конструкторов, предоставляет свободы артелям, и лишь таким образом мультиплицирует ассортимент и сообщает рост качеству общесоюзной продукции.

Он вовсе не возражает против «писателей миллионеров», как таковых; ходит на «Дни Турбиных», в которых враги не рисуются только одной, черной краской; реклассицирует архитектуру (причем существуют свидетельства, что даже «китайские пагоды» были сохранены в «планах пекинской, революционной архитектуры» после его совета), и, в ту минуту, когда нигилистический меч высвобождается и начинает вибрировать около бедер языковедов, требуя от национальных меньшинств - вывернуть, и предоставить возможность отсечь, своеобычные языки, так как природу последних, на основании вновь обнаруженных фактов, стали усматривать, не в недрах «базиса», а в облаках «надстройки», то есть как нечто «вторичное», - Сталин организует отпор, этим, стерилизующим поползновениям в языкознании и сохраняет народам их собственный цвет, их личный воздух, и органичное их внутренней почве дыхание.

В Сталинской, подготовленной для средней школы «логике Виноградова» 1954 года есть такое суждение: «Русский народ есть наиболее выдающаяся нация из всех наций, населяющих СССР».

Однако, именно Сталин потребует не отвечать той же монетой, освирепевшим германским захватчикам, но перед вступлением на территорию немцев будет опубликована директива - «О недопущении грубого отношения к местному населению», «Об изменении отношения к военнопленным» и пр..

То есть повсюду мы видим бой с «Волей к ничто». - Вы хотели разделаться с Церковью? – я Её возвращаю. Хотите масштабных репрессий? Потом я репрессирую вас (Эйхе, Варейкис, Постышев, Косиор и т.д.). Грезите красными стягами с той стороны Атлантики? Троцкий уже передаёт вам привет из Мексики и т. д..

Воля к тому, чтобы происходил переход от вычищения различений и чистой негации внешнего к определенному заторможению воли в процессе формирования объективности: «к созерцанию, - как пишет Гегель, самостоятельного бытия как себя самого.» (Феноменология духа); воля к индивидуальности, к дымящейся, полной груди, и к возвращению ценностей есть содержание, производимых под руководством Иосифа Сталина социальных реформ.

Поэтому, если у Ницше мы видим - только обозначение нигилистической проблематики, - необходимость дать бой «Воле к Ничто», затормозить эту пустую волю и сделать её положительной, то есть действительно сильной, - через понятие обращения, то, собственно Сталин и есть данное торможение и возвращение нигилизованных ценностей и иерархий.

СНЯТИЕ МАРКСИЗМА В ЕГО ОСНОВНЫХ МОМЕНТАХ.

Спекулятивное снятие философии Маркса предполагает строгое выявление определенной нехватки его диалектики в результате которой те формы, которые он полагает в качестве необходимых – не перестают быть только конечными и неустойчивыми.

Снятие марксизма предполагает следующие разделы.

1. «Чего не знал Маркс о логике Гегеля», где, прежде всего, должно быть показано, что «энциклопедический антагонист» - не понимал «абсолютный субъект» в философии Гегеля как бесконечную субьективность (R>=<Я); что истинная идея в гегелевской философии предполагает идеализм двух противоположных сторон, двух активаций, или синергию как идеализм двух равных сил. И, кроме того, что родоначальник диалектического материализма не знал об указании Гегеля на необходимость признания внешней реальности - истинно сущей и независимой от субъективных мнений.

2. «Чего не знал Маркс о необходимости преодоления эгоизма в философии Гегеля» - как предваряющего условия для осмысления всех политических отношений.

3. Чего не знал Маркс об абсолютной идее семьи в котором следует показать, что полигамность есть лишь переходный момент к понятию истинно бесконечной формы семьи.

4. Чего не знал Маркс о понятии стоимости, в котором важно увидеть, что «субстанциалистский подход» в определении стоимости уничтожает возможность дифференциации стоимости и стимуляции частной, изобретательской инициативы (здесь важно привлечь точку зрения Сталина на необходимость «прибыли» в экономике как более правильную).

5. Чего не знал Маркс о необходимости интропликации классовых отношений в диккомулярную (или диидеальную) форму понятия.

6. Чего не знал Маркс о необходимости внутреннего ядра и бесконечной центрации в государстве – это раздел в котором центрация в государстве должна пониматься в единстве с его децентрацией.

7. Чего не знал Маркс о «признавании признавания» и тождестве множества и единства (монизма и плюрализма, равенства и неравенства) в политической философии Гегеля.

8. Чего не знал Маркс об атеизме как реагенте для восстановления панбогословского холоса знания в обществе, где возрастает уровень общего образования и правосудия. Это раздел где «цивилизационный подход» к экономике должен быть понят как крайне необходимый.

9. Чего не знал Маркс о философии Лейбница, чтобы увидеть свою точку зрения как экономический инвариант субстанциализма Спинозы с присущим ему дефицитом самостоятельности отдельных субстанций-монад; с нигилистическим отношением к различениям, и с дефицитом необходимого самодвижения в общей субстанции.

10. Чего не знал Маркс, чтобы увидеть, что философию Гегеля можно назвать более материалистичной по сравнению с философией самого Маркса в силу его указания на неустойчивость субстанциалистских и нигилистических форм манифестации стоимости и политического идеала.

11. Чего не знал Маркс о политических потенциалах христианской религии и о включении всех подлинно реалистических принципов в этику развитого религиозного самосознания.

12. Чего не знал Маркс о регенеративных и самовосстановительных свойствах гегелевской системы по мере ужесточения и интенсификации критики в её адрес.

КОММЕНТАРИЙ К ВИДЕО В. САРЫЧЕВА.

В данном видео В. Сарычев говорит, что Д. Лукач был прав в своей критике Сартра. Подобные заявления вызывают у нас беспокойство. Критика Лукачем Сартра очень поверхностна. Лукач считает, что Сартр в своей философии возвращает нас к некой исходной точке абстрактного индивидуализма и заставляет исчезнуть из нашего интеллектуального горизонта общий макропроцесс в развитии производственных отношений – необходимость овладевания средствами производства и преодоления общего отчуждения класса рабочих от производимой продукции. Но точка зрения Сартра вовсе не упраздняет классовый горизонт. Сартр лишь возвращает всех нас из того самодовольного состояния, где индивиды не обращают внимание на поступки друг друга, считая, что всякую мелочь, такую как очевидная аморальность некоторых суждений и акций «революционеров» не стоит серьёзно анализировать. Достаточно грезить великим проектом, неким прекрасным будущим, и только хвалить друг друга за совпадение в этих прекрасных грезах. «Пощёчины» со стороны экзистенциализма Сартра не отменяют и этих грез, но они возвращают нас снова на прочную землю моральных суждений, в пространстве которых, не всякое золото называется таковым если оно просто лежит и поблескивает – не всякое заверение в честности полагается достоверным если оно лишь происходит от некоего побратима в том или ином революционном проекте, будь то проект христианской церкви, коммунистической, национальной или либертарианской партии. «Заговори чтобы я увидел тебя» сказал Сократ и Сартр лишь утверждает, что все наши действия, речи и вся наша жизнь верифицируемы с точки зрения бесконечной формы свободы, с позиции интерсубъектности и признавания тех или других дел и суждений - наполненными или лишёнными освобождающих и примиряющих потенциалов. Наше наличное бытие может как выражать лишь нигилизм по отношению к контрсубъекту (лишь исключать из своей сферы другого субъекта), так и вовлекать антагональных субъектов в работу и улучшение этой наличной сферы. Свободный и несвободный дух всё время присутствуют в собственных произведениях. Сартр поэтому не отменяет «большого проекта», а открывает дорогу к нему через интенсификацию взаимодействия индивидов и обличение не подтверждаемых заверений со стороны единопартийцев или формализованных членов религиозных общин... Лукач же полагал, что это спускание в сферу конкретного бытия есть просто отмена всего марксистского пафоса об «аморальности капиталистов» и объединении класса в единый кулак. Но ведь и капиталисты должны подвергаться верификации со стороны их отношения к нанятым им рабочим… Поэтому Сартр вовсе не делает шага назад, а наоборот - обогащает и сообщает реальные средства к преобразованию общества… «Справедливость как честность» у Роулса, тематизация коммуникативного разума у Хабермаса, экзистенциализм Сартра и даже «Сталинские суды чести» есть проявления общей интеллектуальной необходимости после войны 1945 года.

О МАТЕРИАЛИСТИЧЕСКИХ ИДЕАЛИСТАХ.


Падение СССР как отмечал уже Фукуяма было предрешено в силу того обстоятельства, что марксистская мысль не включала в свой аппарат элемент «бесконечного сопризнания лиц», то есть она растворяла «идею взаимопризнания» как нечто вторичное и отмирающее в коммунистическом обществе, а как предупреждал ещё Гегель - если вы что ни-будь отрицаете, то не забудьте и удержать это что-то.

Так произошло у марксистов с «идеей взаимопризнания». - Поскольку они её только отринули и не удержали – то эта идея отринула их.

Но как вообще появилась эта идея в политическом дискурсе?

Прежде всего нужно отметить, что эта идея имеет свой корень в таком ограничении собственного вожделения, которое предполагает внутренний оклик: «не желай имущества ближнего твоего и не убей его, чтобы прелюбодействовать с его женщинами, обворовать и оклеветать его».

Затем эта идея находит свое выражение в христианских догматах.

И наконец: эта идея пронизывает все северные государства через французскую революцию и сообщение общегражданских прав всем индивидам.

Марксисты должны были отнестись с большей серьезностью к этой идее и в настоящее время чтобы быть «признанными материалистами», то есть, чтобы увидеть как проявляет себя общественная материя в связи с дефицитом определённых «идеалистических принципов», и дать себе в этом отчёт, марксистам необходимо включить «идею взаимопризнания микро и макро субъектов» в «общественный идеал».

В противном же случае мы не должны признавать их за материалистов, поскольку отказ от включения этой идеи в «общественный идеал» будет подобен тому, как если бы кто ни-будь стал утверждать, что самолет Ту 134 может летать на одном крыле, после того, как этот последний - рухнул ему под ноги.


ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ, НЕЗАКОНЧЕННЫЕ ЗАМЕТКИ:


================================

ПРО ОСНОВНОЙ ВОПРОС ФИЛОСОФИИ.

ПРО ОСНОВНОЙ ВОПРОС ФИЛОСОФИИ.
Во второй половине позапрошлого века материалистическая философия Маркса и Энгельса имела, по сути, только один принципиальный пафос: заставить субъекта признать существующее, объективность - истинно сущим помимо любой ноуменальной работы сознания – то есть свободной от субъективных суждений и находящейся вне индивида. Это была реакция на солипсизм и тот субъективный идеализм, который не соизмерял действительность с идеями в голове. Этот не признающий идеализм был также приписан Гегелю, в результате чего необходимость материализма как такового признания стала усиленно раздуваться до «основного вопроса всей философии». Этот материалистический пафос мог быть оправдан лишь до тех пор, пока философы не обнаружили справедливость такого признания и соизмерения мысленного идеала с фактическим положением дел. Как только такое «признание» признано и в философии Гегеля обнаружена необходимость такого признания - весь этот пафос теряет свою остроту. Речь с этой минуты может вестись только о том, насколько конкретно мы понимаем и отражаем реальность и, верно ли мы формируем наш политический идеал на основании этой реальности. Если же вы занимаетесь тем, что исключаете из практической жизни и из необходимой работы таких «признающих» идеалистов, не признаете их творческих потенциалов, то, таким образом, вы уже сами впадаете в солипсизм, воображая заряженных подлинным творческим реализмом субъектов – бабочками, облачками, призраками и т.д. - но только не тем, чем эти субъекты, как политические потенциалы правда являются. То есть вы сами впадаете в плоский и произвольный идеализм.

Представьте себе людей, которые роют большой котлован и вдруг один из числа землекопов кричит: мне только что позвонили и рассказали, что вот эти пятеро – идеалисты! – Не может быть! - слышит он крики в ответ, - но это ведь значит, что их работа - все тридцать кубов, лежащих на кромке ямы, есть только призрак, это всего лишь какой-то мираж перед нами, галлюцинации, ибо идеалисты, как писал Маркс – не знают реальной практики как таковой (см. 1 тезис о Фейербахе), и, стало быть, мы, срочно должны отстранить их от нашей работы, чтобы она - стала материальной, чтобы работа – пошла быстрей! Вот как примерно выглядят лозунги и эксклюзивистские тактики многих сегодняшних революционеров.


КОММЕНТАРИЙ К ПОСТУ В ГРУППЕ О ДИАЛЕКТИКЕ.

Больше всего, в прикрепленном посте, мне понравился следующий пассаж: «Именно в этом идеализм вступил в противоречие с самим собой, и стало понятно, что предсказательной силой-то он не обладает!».

Речь, разумеется, о гегелевском идеализме и в самом деле – может возникнуть вопрос,- а что предсказал гегелевский идеализм и в чем – промахнулся?

Прежде всего, стоит спросить, а можно ли вообще считать логику Гегеля некоторой, содержащей в себе предсказания книгой? Ответ: однозначно – да.

Вопрос только в том – умеем ли мы в ней читать.

И коль уж марксисты противопоставляют свой диамат «Науке Логике» стоит также и им ответить, что весь их диамат с потрохами содержится в этой книге, причем в более развитом виде.

Прежде всего, стоит напомнить марксистам, что с точки зрения Маркса, Энгельса и Владимира Ленина революционный прорыв в теории, с их точки зрения, состоял в том, чтобы признать наличное бытие, существующий мир – истинно сущим, независимо от субъективных мнений. Предсказание об этом признании, то есть наличие в Логике указания, что этот момент необходим и, стало быть, в некоторой перспективе должны появиться те, кто сделает ударение на этом аспекте и выдвинет в качестве принципиального требования такое признание, в какой то момент обнаружил Ленин, читая последние главы Логики, но что примечательно – не разглядел в названной книге Карл Маркс, даже в последних своих работах писавший о том, что такого признания в Логике нет.

Вторым предсказанием, разумеется, нужно считать указание на спинозизм и на его способ мышления как на начало живой мыслительной деятельности и в силу его простоты наиболее популярный и воспринимаемый в самых широких слоях населения. Спиноза не знал, как утверждал Гегель, конкретной формы понятия, то есть такой, в которую органически включена множественность, инверсивность, различие и ядро, и потому предсказание заключается в том, что «спинозисты» (по способу мысли) не могут идти в изучении Логики дальше главы об абсолюте, то есть тех глав в этой книге, где Гегель преодолевает Спинозу и обосновывает переход к удержанию множества и включению принципа различения в бесконечную форму понятия.

Предсказание заключается в том, что марксизм не пойдет в своей политической философии далее, чем Спиноза в своей метафизике, то есть не сможет, в силу своей апелляции к некому чистому классу, в нужный момент повысить интеллектуальный градус: форсировать «синергирентность», внедрить различение и усовершенствовать политический идеал до вышележащей ступени понятия:

«…для тех, кто не предполагает для себя как безусловное свободу и самостоятельность сознающего себя субъекта и не исходит из этой предпосылки,- говорит Гегель,- непосильно какое-либо опровержение спинозизма.» («Наука Логики»)

…Согласно Логике Гегеля,- чистое и лишенное внутреннего самодвижения, мыслимое единство, такое как «коммунистический идеал» у марксистов, в силу его бессодержательности может быть как самым сильным для нашего представления, так и пустым, рыхлым и застывающим. И там, где не уделяется субъективному выражению и субъективной инициативе места и права, там субъективность и, прежде всего, если она чувствует собственное поражение в праве на абсолютно всеобщее (то есть религию),- подавляемая и оттесняемая в себя, названная субъективность становится только противоположной всеобщей субстанциальности общества, не вовлеченной и не включенной в общественный идеал, и потому - разрушительной для него.

Кроме того, тот факт, что посредством разумного перераспределения благ и кейнсианского принципа можно осуществить, во многом, те же преобразования и ту же программу, которую рекомендовали осуществить, заполучившим правительственный аппарат, членам революционной коммунистической партии Энгельс и Маркс – в качестве умозрительной процедуры описан в «процессе дуплетизации сущности», то есть в главе «субстанциальное отношение», где одна субстанция, действуя на другую не поглощает её и не забирает её место себе, а сообщает ей собственный импульс и заставляет вторую субстанцию объединиться с ней. Так под давлением профсоюзов правительства западных стран не передали свои аппараты рабочим, а переняли их импульс и осуществили ряд мер, рекомендованных коммунистическим манифестом, для более равномерного распределения благ. И т.д..


ОТВЕТ НА ВОПРОС: "В ЧЕМ ЖЕ ОШИБСЯ ЛЕНИН?".

И так перед нами два набора цитат*. В первом из них Ленин пишет: «Единственное «свойство» материи, с признанием которого связан философский материализм, есть свойство быть объективной реальностью, существовать вне нашего сознания» («1909г.) Эти слова собственно говоря означают, что любая система взглядов, которая признаёт существование объективной материи, вне нашего сознания – содержит марксистский материализм в самой себе. Эти слова важны так как среди марксистов мы очень часто находим таких, которые неспособны выразить суть - то в чем состоит принципиальный момент во взгляде на объективность у Маркса и Ленина. Поэтому, когда Ленин спустя несколько лет увидит у Гегеля, что независимое от субъективных мнений признание объективной реальности в качестве истинно сущей, должно составлять один из важнейших моментов подлинного познания, он и напишет: «Это чистый материализм!».

То же самое нужно сказать и о «критерии практики». Если последний содержится в вашей «системе», то и второй важнейший аспект марксистской материалистической философии в ней также учтён. Поскольку их главным образом два (этих аспектов), то когда Ленин увидит, что так же как и у Маркса практическое познание будет считаться истинным, если оно достигает определённого объективного блага и пользы, - Ленин сделает и второй вывод: «Маркс, следовательно, непосредственно к Гегелю примыкает, вводя критерий практики в теорию познания…» («Философские тетради» 1915г. )

Но в чем же ошибка? Всё дело в том, что сам Маркс никогда не считал себя самого примыкающим в этих вопросах к Гегелю. Наоборот, начиная от «Критики гегелевской Философии права» и заканчивая послесловием к «капиталу», везде, «критика Гегеля» представляет собой один и тот же упрёк: «Не мысль [у Гегеля ] сообразуется с природой государства, а государство сообразуется с готовой мыслью.» («К критике гегелевской философии права»). Другими словами, по Марксу, - Гегель, не признает истинно сущим наличное бытие и потому никогда из него не исходит: у Гегеля всюду господствует не сообразная с объективной реальностью Мысль. А потому и о истинной практике в философии Гегеля речи идти не может. ...Об чем он и напишет в самом начале тезисов о Фейербахе: «...деятельная сторона, в противоположность материализму, развивалась идеализмом, но только абстрактно, так как идеализм, конечно, не знает действительной, чувственной деятельности как таковой.» («Тезисы о Фейербахе», №1) В этой связи К. Маркс именно в том видел свою революционность, что со своей стороны и, якобы, в противоположность Гегелю он требует, прежде всего, признать существующее: «Это [новое - В.К.] требование <…> сводится к требованию иначе истолковать существующее, что значит признать его…» («Немецкая идеология»)

Что же для нас сделал Ленин? Прежде всего нужно сказать, что Ленин, с гораздо большим вниманием нежели Маркс прочитал Логику Гегеля и главным образом то, что касается практики и идеи блага (стр. 872-878). Во-вторых: Ленин, тем самым, увидел и подтвердил, что основные, центральные и «революционные» принципы «нового материализма» во всем необходимом объёме – содержатся в философии Гегеля. …Ленин не мог сделать вывод о том, что они там содержатся в снятом – в расширенном и более энергичном виде. Но Ленин сам указал, что в вопросе об «истинно сущей реальности» и о «критерии практики» Маркс и марксисты есть как бы лишь «примыкающие».

* Имеется в виду следующий блок цитат:

В. Ленин в 1909 году:

«Единственное «свойство» материи, с признанием которого связан философский материализм, есть свойство быть объективной реальностью, существовать вне нашего сознания» («Материализм и эмпириокритицизм» 1909г.)

В. Ленин в 1915 году:

«Познание... [в «Логике» Гегеля – В.К.] находит перед собой истинное сущее как независимо от субъективных мнений (Setzen**) наличную действительность. (Это чистый материализм!)» («Философские тетради» стр. 197; Ленин выписывает предложение из главы "Идея блага" в "Науке Логики" стр. 872 -878)

В. Ленин в 1909 году:

«Если включить критерий практики в основу теории познания, то мы неизбежно получаем материализм,- говорит марксизм» («Материализм и эмпириокритицизм» 1909г.)

В. Ленин в 1915 году:

«…несомненно, практика стоит у Гегеля, как звено, в анализе процесса познания и именно как переход к объективной («абсолютной», по Гегелю) истине. Маркс, следовательно, непосредственно к Гегелю примыкает, вводя критерий практики в теорию познания…» («Философские тетради» стр. 184, 193.; 1915г. )
______________________________

ЕЩЁ РАЗ О ДИАМАТЕ.

В философии мы прежде всего начинаем из неразрешенного противоречия между мышлением и бытием и так как с мышлением мы соотносим сознание, а с бытием непосредственную природу и политический мир, то одни утверждают, что бытие определяет сознание, а другие наоборот, что сознание – бытие. На самом же деле поскольку мы всякий раз превращаем в ничто свою пищу во время еды и поскольку мы не желаем прыгать с десятого этажа без парашюта – верно и то и другое: необходимо признать окружающую реальность истинно сущей – действующей на человека и в то же время подвластной его креативным и уничтожающим импульсам. Неверным является только противопоставление одного утверждения противоположному в дискурсе преодоленного солипсизма: не существует свободного, развитого сознания для которого не существовали бы оба момента: и действие бытия на сознания и сознания на предмет. Противопоставление этих определений именно и говорит нам о том, что исходят не из разрешённого противоречия, а из неразрешенного. Поэтому совершенно ошибочным нужно считать то представление, что в своей философии Гегель противоречил учению Маркса о колоссальном влиянии материального мира на нашу мысль, ибо на самом деле, в основе его системы находится принцип «ни то ни то», то есть понятие полностью разрешённого противоречия: сознание и бытие (внутреннее и внешнее, сущность и проявление) в логике Гегеля полностью перешли в свободу, и истина всякого внешнего бытия для освобожденного в этой идее сознания есть бесконечная форма синергии или имплозия противоположных сторон как бесконечно живых и подвижных субстанций: есть средний термин - вспыхнувшее ядро. Поэтому Гегель в отличие от Спинозы не просто видел необходимость освобождения от внешнего бытия – в себе, а исходил из реальной, осуществленной свободы и бесконечного снятия противоположных сторон в «субстанциальном сердечнике» эксовнешненного бытия. Поэтому классы с позиции этого принципа, в их возрастающей контрдикции – не должны только довлеть друг над другом, но развивая свою внутреннею динамичность – должны, рециркулируя и проникая друг друга служить к утверждению внутренней силы и общей синергетической мощности их диидеального совосполнения друг через друга. И справедливо, поэтому, ставить в упрек некоторым солипсистам, что те не признают внешний мир и его аффектации истинно сущими, но этот же самый упрек неуместен, несправедлив и наивен при отправлении по философскому адресу Гегеля.


О практическом чувстве как основании всякой активной практики в энциклопедии Гегель пишет:

«…практическое чувство, с одной стороны знает себя, правда, как объективно значимое самоопределение, как нечто в-себе-и-для-себя-определённое, но в то же время, с другой стороны, так же и как нечто непосредственно или извне определённое, как нечто подчинённое чуждой ему определённости внешних воздействий. Чувствующая воля есть поэтому сравнение факта своей извне приходящей непосредственной определённости с фактом определения себя посредством своей собственной природы. Так как последнее имеет значение того, что должно быть, то воля предъявляет к воздействию извне требование согласованности с этим должным.» («ЭФН» 3 § 472)


*Гегель против солипсизма: "Чувственное восприятие бывает как внешним, так и внутренним. Посредством внешнего чувственного восприятия мы воспринимаем вещи, которые пространственно и во времени существуют вне нас и которые мы вместе с тем отличаем от себя. Посредством внутреннего чувственного восприятия мы замечаем состояния как нашего тела, так и нашей души."; "Об истинно конкретном предмете мы знаем непосредственно. Непосредственное постижение – это созерцание. ("Философская пропедевтика")