Поговори со мною, мама

Она сегодня снова пришла с маленькой внучкой и села на соседнюю скамейку на заброшенной аллее старинного парка в двух шагах от моего дома. Всю неделю замечательная солнечная погода, моя любимая золотая осень.
…Она одета в темную куртку, джинсы, на голове синий вязаный берет, на шее длинный шарф, такие были в моде в годы моей юности. У неё большие серые глаза, маленькая родинка на правой щеке и ласковая  улыбка. За всю неделю она так ни разу и не посмотрела в мою сторону, а я узнал её с первого взгляда, хотя и не видел более сорока лет. Сегодня я твердо решил подойти к ней и заговорить первым. Сейчас сосчитаю про себя до десяти, встану и подойду.
Первый раз я увидел её в конце семидесятых в небольшом санатории на красивом волжском берегу. Это было так давно, а помнится всё до мельчайших подробностей, и пьянящий запах соснового бора, и веселый смех отдыхающих на пляже, и скамейка возле сторожки, на которой я любил играть в шахматы с местным охранником дядей Митей. Закрою глаза, и вижу, как по тропинке к столовой идут мои мама и папа, еще молодые, еще живые. Они машут мне руками и дают знак, что пора заканчивать игру и идти на обед.
Давно нет на свете ни мамы, ни папы, мне уже шестьдесят, я сижу на скамейке в осеннем парке, рядом она, и снова, как и тогда, не смотрит в мою сторону, а я никак не решусь подойти и заговорить.
Она работала официанткой в столовой санатория. Ходила по залу с двухъярусной тележкой, заставленной многочисленными тарелками с едой. На голове белая шапочка, фартук тоже белый, глаза большие, серые, родинка на правой щеке и ласковая улыбка.  Когда она приближалась к нашему столику, у меня начинало учащённо биться сердце.
Вечером, во время очередной шахматной партии, я робко спросил про неё у дяди Мити. Именно дядя Митя и поведал мне её печальную историю. Рассказывая, он то и дело поправлял почему-то очки с треснувшим стеклом, а потом начал курить «Беломор». Ей шестнадцать лет, перешла в десятый класс, живет вдвоем с бабушкой. Три года назад отец в пьяном угаре зарубил топором её маму, прямо на глазах у дочери, а потом и сам свел счеты с жизнью в дровяном сарае во дворе. Я и сейчас, сорок лет спустя, хорошо помню хриплый голос дяди Мити,  резкий запах «Беломора» и странный стук в висках. Такой был у меня впервые. «Хорошая девчонка, жалко её до слёз. Чуть не каждый день ходит к матери на могилку, тут рядом, вон там»,- дядя Митя показал своей рукой в сторону перелеска, начинавшегося сразу за воротами санатория.
На следующий день в местном клубе был концерт для отдыхающих. В конце первого отделения на сцену вышла она с песней «Поговори со мною, мама». Женщины в зале вытирали слезы, многие знали её печальную историю.
В тот день я долго не мог уснуть. Через открытое окно слышалось стрекотание кузнечиков, гудки пароходов, идущих по Волге, и звуки гитары из прибрежной беседки. Под утро мне приснился сон. Будто бы мои мама и папа удочерили её и увезли в наш город. Там мы с ней по утрам вместе ходили в школу, а вечером делали уроки за столом в моей маленькой комнатке. На столе большая лампа с фиолетовым абажуром, на стене портрет Гагарина, а на книжной полке, сверху, мои боксёрские перчатки. Проснувшись утром, я твёрдо решил подойти к ней и заговорить. Весь день ждал, что она обратит на меня внимание, а она так ни разу и не посмотрела в мою сторону.
…Мне шестьдесят лет, и я сижу на скамейке на заброшенной аллее в старинном парке, в двух шагах от дома. Всю неделю замечательная солнечная погода, моя любимая золотая осень. На соседней скамейке она, я сразу узнал её, хотя не видел более сорока лет. От легкого дуновения ветерка шуршат на деревьях разноцветные листья, по небу плывет стайка белоснежных облаков, похожих на кусочки ваты. Я твердо решил подойти к ней и заговорить первым. Сейчас сосчитаю про себя до десяти, встану и подойду…