Шаман

В комнате с окнами, занавешенными тёмной тканью в кресле сидел мужчина средних лет. Закрыв глаза и медленно покачиваясь вперёд и назад, ушёл в себя, задумался. Коротко подстриженные волосы выгорели, ресницы и те опалило солнцем, губы полопались. Худой, как жердь, с острыми скулами и впалыми щеками он беззвучно шевелил редкими усами. Природа не наделила его шеей: тело будто вобрало в себя голову и не отпускало. Измождённое, начерно обветренное лицо мужчины казалось старше, чем было на самом деле.

Перед ним на стуле без спинки сидела молодая женщина. Она отирала платком края глаз и нервно теребила подол платья. Мужчина резко тряхнул головой и взглянул на неё мутными глазами. Чиркнув спичкой, он некоторое время смотрел, как мерцает огонёк пламени. Долгая напряжённая тишина, разлившаяся в комнате, постепенно выводила женщину из себя. Она смерила странного мужчину нетерпеливым взглядом и, кусая губы, спросила:
— Сколько ещё ждать?
Прежде, чем заговорить, он долго откашливался и шмыгал носом. Углы губ страдальчески изогнулись вниз. Мужчина прищурился и, глядя сквозь выгоревшие ресницы, сказал:
— Духи услышали  меня. Я передал им твою волю. Но исполнять её или нет — это уже они сами решают. Гарантий я не даю.
Говорил он вяло, себе под нос, не повышая и не понижая голоса.
— Спасибо, — выдавила женщина и, положив скомканную тысячную купюру на стол, попятилась к выходу.

Угрюмое узкое лицо мужчины казалось спокойным, а взгляд серо-зеленых глаз каким-то пустым.
— Неужели на сегодня всё? — облегченно вздохнул он и, смахнув пот со лба, вышел во двор.
— Эй, хозяин! — из-за калитки донёсся незнакомый мужской голос. — Мне нужен шаман Тенгис!
Калитка распахнулась, впустив во двор здоровяка.
— Это я Тенгис... Шаман, — ответил хозяин в недоумении и тревоге.
— Значит, ты и есть тот самый шарлатан и мошенник, — процедил незнакомец, косясь на шамана колючими, в красных прожилках глазами.
— С чего вы это взяли? Я — проводник между миром людей и миром духов.
— Да ладно? Моя жена ходит к тебе уже месяц. Хавает всё, что ты ей обещаешь. Столько денег на ветер спустила. И ради чего? Чтобы ты сказал, что не даешь гарантий? — его глаза запылали, как раскалённые угли.
— Я не всевластен. Как уже говорил, я только проводник. Верьте в лучшее, духи обязательно помогут вашей жене забеременеть, — шаман отёр ладонью утомлённое, поросшее щетиной лицо.
— Верить в лучшее говоришь? Ах ты жулик! — здоровяк схватил шамана за грудки, встряхнул в воздухе и швырнул на землю.

Тенгис ударился головой об угол колодца и вскрикнул. Всё поплыло словно в тумане. Расплываясь, утрачивали чёткие очертания предметы, лицо и фигура незнакомца вытягивались и парили в невесомости. Мысли путались, как нитки. Чувствуя, что в горле нарастает непрошенный крик, шаман стиснул зубы. Его душила злость и обида, но где-то на задворках разума металась мысль «потерпи, сдержи гнев».
— Я всем расскажу, как ты обманываешь людей. Ещё целителем называешь себя. Теперь твой дом за километр будут обходить, — здоровяк сплюнул и, хлопнув калиткой, исчез из виду.
По запыленным щекам Тенгиса скупо текли слёзы. Он сидел на земле, чувствуя униженность и жгучую опустошённость. Щёки пылали от стыда. От осознания собственной ущербности хотелось спрятаться, свернуться комочком, сделаться невидимым.

«Неужели мне не стать настоящим шаманом? Я не слышу духов. Не могу помогать людям. Отец, ты был не прав. Я не смогу продолжить твое дело. Духи отвернулись от меня, не признают, не впускают в свой мир. Как мне быть?» — брови шамана сошлись на переносице, а сам он огорчённо скрёп пальцем лоб. От долгих страданий нервы совсем расшатались, и лицо, искажённое от обиды и гнева, пошло тёмными пятнами.

Солнце припекало, поднимаясь к зениту. Кучерявые облака нежились в небесной голубизне. Накинув кепку и рубашку с длинным рукавом, Тенгис покинул село и направился в степь. Горячие лучи жгли ему затылок, шею и спину.
Оглушительно звенели кузнечики. В траве перекликались суслики, над головой, широко раскинув крылья, парил орёл. За цепью невысоких курганов шуршала крыльями саранча. Очертания расплывались в зыбучем мареве — воздух всё больше накалялся.
Тенгис вытер пот с коричневого лоснящегося лица и сел под одиноким деревом, поджав под себя ноги. Обхватив колени руками, принялся раскачиваться, глядя прямо перед собой. Бурая, пустынная  калмыцкая степь, раскинувшаяся до горизонта, подрагивала, обманывая миражами. Казалось, вдалеке вздымаются волны, и белые гребни накатывают на песчаные берега. Видение таяло, как воск, и исчезало, чтобы снова возникнуть с другой стороны.

«Повсюду море, — подумал шаман, — море вокруг и посередине тоже море. Я — море , волнующееся, беспокойное. Я как тот зыбкий мираж: вроде есть, а вроде нет».
— Степь родная, матушка, кормилица. Помоги мне найти себя. Укажи дорогу. Без неё хожу, как во тьме. Небо синее, вечное, всевидящее, направь на путь истинный, — взывал Тенгис к природе, припав головой к земле.
Сомнения в том, правильно ли он поступил, решив как отец, стать шаманом, невольно роились в голове. Тенгис не хотел быть несчастным человеком, обречённым до конца дней гоняться за иллюзиями. Но острей всего он чувствовал своё одиночество. Крик отчаяния застревал в стиснутом горле. Усталость навалилась на него всей тяжестью, укутав как толстое пуховое одеяло. Тенгис прикрыл глаза и заснул пустым чёрным сном без сновидений.

Проснулся шаман, когда неровные, косые, плывущие тени рассыпались по степи. Солнце закатилось, но зарево ещё держалось над горизонтом. В дымчато-синих сумерках дремала равнина. Однако тишина была живой: всё, что населяло степь, спешило насладиться прохладой. Сверчки затянули в траве свою скрипучую монотонную музыку.
Тенгис сидел, слушал и смотрел, вбирая в себя прелести ночной жизни степи. Обступавшая со всех сторон тьма напоминала ему об одиночестве, но единение, гармония с природой заставляло сильней биться сердце и дышать всей грудью. Шаман чувствовал себя частью степи, важным звеном в длинной цепочке жизни живых существ. Ожидание неизведанного, волшебного неотступно следовало за ним, но чуда не происходило. Духи не приходили.
Надежда постепенно угасала, здравый смысл брал вверх, и шаман, в отчаянии опустив голову, побрел домой.

— Тенгис! А мы тебя заждались. Где ты ходишь? Дело есть, — у дома шамана столпились сельские мужики.
— Что случилось? — встревожено спросил он, приглашая всех во двор.
— Дождя почти месяц нет. Степь горит, поля сохнут, скотина задыхается. Может, обряд какой провести надо? — обратился к нему старик-сосед.
Шаман чувствовал себя неловко под перекрестным взглядом односельчан.
— Надо подумать, — бросил он вяло, неуверенно.
— Чего думать? Ты же шаман — должен защищать землю и всё живое, — сверлили из-под седых бровей стариковские глаза.
Выражение лиц мужиков Тенгис не мог понять — то ли отчаяние, то ли злость, то ли всё сразу. Во всём его поведении появилась глухая отчужденность.
— Ну что молчишь? — вопросительно выгнул белую кустистую бровь сосед.
Тенгис откашлялся, прочищая горло, и сказал:
— Мне нужно подготовиться, задобрить духов. Когда получу добро — буду вызывать дождь.

Он многозначительно помолчал, как бы оценивая произведённое впечатление.
— Как скажешь. Только не тяни, — успокоенные мужики по очереди покинули двор.
Сбросив обувь, Тенгис сел на крыльце, поджав под себя ноги. Отчаяние завладело им так, что теперь внутри не осталось ничего другого. Над крышами, за дымчатой пеленой облаков выплыла мутная розоватая луна. Сверкая воспалёнными глазами, шаман всматривался в небо в поисках ответов на свои вопросы. Придёт ли озарение? Откроется тайная дверь? Если да, то когда и что нужно сделать? Но проходили минуты иллюзий, и, как с похмелья, он возвращался в реальность и впадал в уныние.

— Тенгис, ты где? — старик-сосед вошёл в дом и осмотрелся. — Тенгис, спишь, что ли посреди дня?
— Чего ж ещё делать? Жара сморила, — потирая заспанные глаза, шаман поднялся с постели.
— Там степь горит. Оно-то вроде как недалеко, но к селу подступить может. Пожарные, сам знаешь, пока приедут из райцентра.
— Что ж вы раньше молчали? — Тенгис надел кепку, схватил рубашку с длинным рукавом и почти бегом вышел со двора.
Волны иссушающего зноя катились по улицам. Лоб Тенгиса покрылся тонкой жирной плёнкой пота. Дым от пожара поднимался высоко-высоко, застилая облака. Огонь, подталкиваемый ветром, быстро поглощал сплошной сухостой и приближался к селу. Со всех сторон улицы выбегали люди с вёдрами, лопатами, опрыскивателями и прочими вещами.

От пламени и дыма рябило в глазах. Тенгис прищурился и разглядел, что перед стеной огня движется лавина живности: мыши, зайцы, ёжики, мелкие грызуны спасались от пожара. Чёрные густые клубы дыма то и дело прорезывались языками красного пламени и с жадностью лизали землю.
— Овцы! Там овцы бегут! — кричал сзади незнакомый голос, — Смотри, чабан их гонит!
Люди спешили потушить огонь. Мимо с бешеной скоростью проносились зайцы с обгоревшими ушами. Кричали в панике овцы, шарахаясь от всех в стороны. Их курдюки были обожжены и колыхались на бегу.
Пот лил с лица беспрерывно. От противного, всепроникающего запаха гари трепетали ноздри, а на глаза наворачивались слёзы. Дрожь исхудалых пальцев мешала Тенгису сосредоточиться и тушить огонь. Странные образы чудились ему в разноцветных переливах огня и дыма. От внезапной боли потемнело в глазах. Пламя перекинулось на край штанины. Тенгис снял рубашку и стал бить ею по ноге. Оранжевые языки пробежали по коже и, оставив розовую полоску, потухли. Тенгис припал на раненную ногу, скрипя зубами от ноющей боли.
 
— Тенгис! Ты же вроде ветеринар? — донёсся из-за спины голос соседа.
— Да!
— Иди с овцами помоги, а то подохнут.
Тенгис развернулся и, прихрамывая, побрел в сторону села. Из подъехавших пожарных машин выскакивали пожарные.
Овец согнали в загоны ближайших домов. Несколько животных имели сильные ожоги, у некоторых обгорела только часть шерсти, но большинство не пострадало, если не считать испуга.
Тенгис осматривал овец со всех сторон. Солёный пот щипал глаза. Рана на ноге горела.
— Как дела? Много пострадало? — невысокий мужичок с чёрным от загара лицом наклонился к Тенгису. — Я чабан.
— Если сразу лечить —  будут жить, — с уверенностью  сказал шаман, — у меня с прежней работы лекарства остались. Сейчас принесу и обработаю.
Тенгис не мог спокойно смотреть на овец, нуждающихся в его помощи. Их, казалось бы, глупые, но жизнелюбивые глаза так и говорили ему «спаси меня».
«Вот и пригодились знания ветеринарного колледжа», — почесав липкий от пота затылок, подумал Тенгис.

Несколько лет он работал помощником ветеринара в райцентре, кое-чему научился, но потом уволился, решив помогать отцу и вести своё хозяйство. Ухаживать за скотом любил, содержал его в чистоте и порядке, разговаривал, как с человеком, интересуясь жизнью животного. Иногда Тенгису казалось, что с ними легче общаться: они всё понимают и внимательно выслушивают — не то, что люди.
Обработка овец закончилась, когда всё небо над горизонтом было залито багровым заревом. Вымученная пожаром степь спряталась во мгле. Тенгис уже выходил со двора, когда к воротам подъехала чёрная иномарка. Из машины медленно вышел мужчина. Тенгис сразу узнал здоровяка — мужа несчастной женщины, мечтающей забеременеть.
— И ты здесь? — он метнул на шамана исподлобья раздражённый взгляд. — Ещё скажи, что помогал тушить пожар.
Здоровяк пренебрежительно усмехнулся и, толкнув плечом Тенгиса, прошёл во двор. Сквозь майку-тельняшку вырисовывалась широкая, мускулистая, лоснящаяся от пота спина.
— Ну и где мои овцы? Всех спасли? — спросил здоровяк чабана, выходящего из загона.
— Слава Богу, обошлось. Все живы благодаря Тенгису. Он обработал ожоги. Повезло, что он ветеринар, — рассказывал чабан.
— Посмотри-ка, он у нас ещё и ветеринар, — глаза здоровяка холодно блеснули в полутьме с усмешкой и вызовом. — Шаман и ветеринар. Два в одном. Надо же.
— Чего ты кипятишься, Саран? Он твоих овец спасал. Ты вообще должен ему «спасибо» сказать, — вставил хозяин дома, что приютил отару овец.
— А, может, это он нашаманил, что степь погорела? Хотел овец моих извести? — здоровяк говорил нарочито громко, чтобы слышали все присутствующие во дворе мужики. — Я его тут недавно помял немного за дело. Вот он мне и мстит. Шаман недоделанный.
Быстро сгущались сумерки. В темноте хрустнули пальцы, стиснутые в кулак. Тенгис стоял в стороне и вёл себя сдержанно, в каждом его жесте читалась усталость. Тонкие руки, бугрившиеся узелками мышц, отирали пот со лба и приглаживали пыльные волосы.
— Я пойду, поздно уже, — бросил Тенгис вяло.
— Ну-ка признавайся, ты степь поджёг? — взорвался здоровяк, сверля шамана взглядом своих маленьких глазок.
— Не горячись, Саран. Какой ему резон степь жечь? Скажешь тоже, — высказался чабан, — Спасибо тебе, Тенгис. Иди домой.
Раздувая ноздри, здоровяк накинулся на шамана, толкнул его в грудь и процедил сквозь зубы:
— Ты мне ещё заплатишь. Помяни мое слово.
Горячий жар стыда обжёг лицо Тенгиса. Он развернулся и ушел, унося с собой боль обиды.

Серебряный шар луны висел над головой, звёзды рассыпались жемчугом по чёрной ткани небосвода. Всё, что окружало Тенгиса, и безмолвный дом за спиной, и тихая ночь с её далёкими звездами — давало ему ощущение собственной незначительности и бесконечной ничтожности.
«Я не принадлежу себе, завишу от обстоятельств, в которые сам себя посадил. Жду неведомого чуда, видимо, напрасно. Свободен лишь тот, кто сможет вырваться из тисков своего выдуманного мира. А смогу ли я?»— эти мысли прорастали в нём, вселяя робкую надежду на перемены в жизни.

На следующий день к Тенгису приехала жена Сарана. Хотя их сеансы закончились, и не совсем удачно, по мнению её мужа, молодая женщина всё же переступила порог дома шамана. Она сдвинула солнцезащитные очки на лоб и едва заметно улыбнулась.
— Хочу извиниться за поведение моего супруга и сказать «спасибо», что помогли с овцами, — краска прилила к её лицу.
— Так поступил бы любой на моем месте.
— Да. Но мне стыдно за Сарана. Не знаю, что на него нашло, — она сжала губы так плотно, что две полоски помады почти исчезли.
— Все нормально, не беспокойтесь, — Тенгис небрежно махнул рукой.
Он только сейчас разглядел женщину внимательно. Широкий лоб, выразительные чёрные глаза и слегка вздёрнутый нос в россыпи веснушек придавали ей нечто детское, наивное. При небольшом росте она обладала идеальной фигурой и умело подчёркивала её платьем.
«И как такая милая женщина может жить с этим жестоким Сараном?» — подумал Тенгис, наблюдая, как чёрная прядка волос выбилась из-за уха и скользнула по щеке.
Женщина будто уловила его мысли и, опустив голову, сказала:
— Вы, наверное, думаете, как мне живется с мужем? Саран... он вообще хороший, меня не обижает. Это на людях хочет показаться крутым.
— Простите, а как вас зовут? — Тенгис поймал себя на мысли, что не помнит её имени.
— Гиляна, — улыбка тенью мелькнула на её губах.
— Гиляна, я не держу зла на вашего мужа. И в вашу жизнь лезть не собираюсь.
— Может, я чем-то смогу отблагодарить вас. Мы же в райцентре живём. Вы если что звоните, я могу привезти продукты или ещё что, — протараторила Гиляна.
Когда она ушла, Тенгис провалился в тишину, сердце учащённо заколотилось. Он стоял у окна и смотрел, как её машина рванулась вперёд, и из-под колес полетела пыль. Странное впечатление произвела на него эта Гиляна. Ему неожиданно вспомнились тонкие черты её лица, тёмные, едва ли не чёрные глаза, которые каждый день видят человека по имени Саран.
Немилосердное южное солнце продолжало припекать. Дождевые тучи не торопили радовать жителей степи своим появлением.
«Надо как-то вызывать дождь», — удручённо подумал Тенгис и нахмурился.

Следующим вечером Тенгис отправился в степь. Он взял с собой немного дров, чтобы развести костёр, и в очередной раз воззвать к милости духов. Отец не рассказывал ему, как проводить обряды, как молиться, лишь упомянул, когда придет время — Тенгис сам обретёт свой путь. Но время никак не наступало, шаман терял терпение и всё больше считал эту затею бессмысленной. Однако дождя не было и в ближайшие дни не ожидался, так что Тенгис, решив сдержать обещание, данное односельчанам, шёл по пыльной, выжженной огнем степи в поисках подходящего для обряда места.
Солнце закатилось за горизонт, окрасив небо в сиреневый цвет. Пепельно-седые кудрявые облака  повисли над головой. Тенгис шёл долго, всматривался вдаль, ощупывая взглядом каждую встречающуюся на пути возвышенность. Ему хотелось устроиться там, где его никто не найдет, спрятаться, уйти в себя.
Иногда набегал ещё горячий полынный дух суховея, толкал в спину, трепал волосы. Тенгис остановился, когда вокруг него сгустились сумерки. Он осмотрелся по сторонам и сложил дрова для костра. Чиркнула спичка, легкий дымок взвился и исчез, на лету подхваченный ветром.

Тенгис сидел на земле, твердой и потрескавшейся от зноя. Степь безмолвно отдыхала, наслаждаясь вечерней прохладой. С почерневшего неба застенчиво мигнула первая звездочка. Тенгис закрыл глаза и чётко представил смущённое лицо Гиляны, оправдывающей поведение мужа. Шаман покрутил головой, отгоняя видение. Вспоминать Сарана не хотелось, а мысли о его жене вызвали прилив жара к лицу.
Дрова потрескивали, взметая искры в воздух. Ветер проносился над костром, словно желал погасить его, но на самом деле раздувал всё больше и ярче. Огонь неохотно поглощал крупные деревяшки, вгрызаясь в них жёлтыми клыками.
Тенгис снова прикрыл глаза трепещущими веками и попытался расслабиться. Тревожный крик проснувшейся или спугнутой птицы отвлёк его. Он поднял голову, расправляя затекшие плечи, и заметил, что гроздья мерцающих звёзд уже рассыпались по небу. В ушах звенел шум от потрескивающего и плюющего искрами костра, а в груди щемило странное, неуютное чувство внезапного одиночества.
Хотелось плакать и кричать, но Тенгис стиснул до скрипа зубы и начал молиться. Он смотрел на дым, взывая к Хозяйке Огня. Резко вскочил и затанцевал вокруг костра, имитируя руками волнообразные движения пламени. Затем зажёг травяные благовония и окурил себя дымом.

Тенгис обращался к матери всего живого — Земле, молил отца небес — Тенгри, чтобы они смилостивились и послали людям дождь.
Костер догорел, от него остался грязно-серый пепел, а вокруг всё ещё дышали дымом огрызки кривых деревяшек. Духи так и не пришли. Тенгис уже не расстраивался: он сделал всё, что мог и собирался домой с чувством выполненного долга.
Тенгис хорошо ориентировался в степи, даже ночью он легко находил дорогу по звёздам. Резкий звук работающего мотора разнёсся по сонной равнине. Тенгис обернулся  и заметил вдалеке несколько точек светящихся фар. В лёгком тумане виднелось стадо сайгаков. Луна, хоть и просвечивала сквозь облака, но свет её был обманчив. Тенгис присмотрелся: машины прибавили скорость и с трёх сторон устремились навстречу сайгакам.

Фары озарили степь, ослепляя напуганных антилоп. Животные понеслись, в панике натыкаясь друг на друга. Степь задрожала от ударов копыт, из-под которых взлетали комья земли и пучки сухой травы.
Холодок горячими струйками пополз по спине Тенгиса.
«Браконьеры», — мелькнула мысль, быстрая как молния.
Раздался первый выстрел. Шаман вздрогнул и побежал в сторону машин, судорожно глотая воздух  и превозмогая боль  в обожжённой ноге.
«Я должен их остановить»,— дрогнуло и сжалось в комочек от жалости к животным сердце.

Прогремело ещё несколько выстрелов. Ужас едва не вырвал из горла Тенгиса крик о помощи, но он сдержал себя. Вдруг всё стихло, яркий свет фар погас. Из машин выскочили люди и стали собирать трофеи. Они громко смеялись и радовались славной охоте.
Тенгис остановился за одной из машин, чтобы отдышаться и решить, что делать. На душе было неспокойно: он понимал — от браконьеров можно ожидать чего угодно.
Охотники на месте вынимали внутренности убитых животных и грузили тушки в кузов. Остальные сайгаки давно разбежались по степи.
— Эй! — не выдержав, крикнул Тенгис.
Но его голос растворился в рёве автомобильного двигателя. Браконьеры, погрузившись в машины, торопились покинуть место преступления. Маленькие глазки за стеклами водительского сидения грузовика блестели от радости. Тенгис сразу их узнал.
— Саран, — прошипел он от злости и обречённо опустился на землю.
Огоньки машин удалялись всё дальше, пока совсем не растворились во тьме. Серебряную луну проглотили облака, оставив Тенгиса в темноте.
«Надо позвонить в полицию. Браконьеров нужно наказать»,— наконец пришёл в себя шаман.

Антеннки телефона предательски исчезли. В степи мобильная связь была недоступна.
Тенгис поднялся и поспешил домой. Он шёл бодро и быстро. Желание сообщить в надзорные органы об убийстве сайгаков придавало сил и уверенности в себе.
Из-за облаков выглянула мерцающая луна и осветила спящую равнину. На пути Тенгиса лежал раненый сайгак. Он тяжело дышал и хрипел, пытаясь поднять голову. Тенгис включил фонарик  в телефоне. Испугавшись света, животное резко дёрнулось, но не смогло встать. Брюхо песочно-рыжего цвета с ярко-красной раной посередине часто вздымалось. Рога этого необычного животного — степной горбоносой антилопы — имели причудливую завитую форму, словно были собраны из колец. Нос сайгака с широкими ноздрями-трубами напоминал короткий хобот. В  его глазах читалось то особенное выражение недоумения, которое присуще умирающему животному.
В прерывистом дыхании антилопы Тенгис почуял запах смерти. Почувствовал его боль, будто та зримо и осязаемо висела в воздухе. Сайгак ещё раз дёрнулся и замер, глаза потухли навсегда.

Тенгис закашлялся, чтобы сбить приступ жалости, стиснувший горло.
«Саран, ты за это ответишь», — твердил себе шаман всю дорогу.
Сайгаков — степных антилоп, занесенных в Красную книгу, с каждым годом становилось всё меньше и меньше. Они обитали в заповеднике, но нередко покидали его территорию. Браконьеры охотились за рогами животного, которые стоили довольно дорого на чёрном рынке и использовались в нетрадиционной медицине. Иногда посреди степи находили мёртвое животное без головы или с обрезанными рогами. Загонщики доводили сайгаков до изнеможения, а затем испуганных и обессиленных отстреливали или перерезали им горло.

«Саран — преступник, убийца, — думал Тенгис, — если смог хладнокровно убить животное, вполне может обидеть свою жену. Эту милую женщину  — Гиляну».
Как только телефон поймал сеть, Тенгис позвонил в полицию и сообщил о браконьерстве, рассказал обо всём, что видел, даже упомянул Сарана. Воспоминания об убитом сайгаке терзали душу. Тенгис был уверен в том, что поступил правильно. События ночи настолько встревожили шамана и захватили его сознание, что отодвинули прошлые переживания и сомнения на второй план.
Следующие дни Тенгис ходил сам не свой. Мысли о браконьерах не давали покоя. Он то чинил обветшалый сарай, то вскакивал и проверял скотину, подсыпал зерно курам и посматривал на сгущающиеся тучи. Вихри, кружась и увлекая с земли пыль и сухую траву, поднимались наверх. Небо нависло над селом, то и дело распахиваясь в молниях.

— Здравствуйте. Вы Тенгис? — во двор вошёл молодой широколицый мужчина и показал удостоверение.
Шаман кивнул и непонимающим взглядом уставился на госинспектора из заповедника.
Чёрные волосы незнакомца, зачёсанные к затылку, открывали широкий лоб над проницательными карими глазами.
— Я бы хотел поговорить с вами, — начал инспектор, — мы можем войти в дом?
— Конечно, — Тенгис жестом указал на дверь.
После жаркого уличного воздуха, прохлада помещения казалась необычайно приятной.
— Скажите, Тенгис, вы, правда, видели гражданина Бадмаева Сарана на месте преступления?
— Да, я уже говорил об этом.
— Есть свидетели, которые утверждают, что у вас был конфликт, и вполне возможно, вы клевещете на человека.
— Нет-нет. Я его точно видел.
— Но ведь было темно? Вы могли ошибиться.
— Нет, я не ошибся, — настаивал на своём Тенгис.
— Хорошо. Я вижу, вы говорите правду. Мне нужна ваша помощь.
— Я уже всё рассказал полицейским.
— Дело на Бадмаева Сарана не завели и заводить не собираются.
— Как? — от неожиданности Тенгис опустился на стул.
— У него хорошие связи и родственники в органах.
— Ясно. А от меня что вы хотите?
— Мы давно не можем вывести этого Сарана на чистую воду. Он постоянно уходит от ответственности. Я собираюсь поехать в Элисту и уже там на республиканском уровне искать управу на этого человека и его подельников. Хочу быть уверенным, что вы не измените показания и будете свидетельствовать против него.
— Можете на меня положиться.
— Возможно, он будет угрожать вам. Устоите?
— Попробую, — задумчиво ответил Тенгис. Снова встречаться с Сараном ему не хотелось.

Когда шаман вышел провожать инспектора, небо над селом беспрестанно разрывалось кривыми когтями молний. Прогремел гром, и свинцовой стеной зашумел ливень.
Тенгис сидел на крыльце, поджав под себя ноги, и смотрел на дождь. Земля вздрогнула, вздохнула от счастья и быстро поднялась в пузырящихся  лужах. Тенгис, словно завороженный, с упоением слушал, как шуршит в траве дождь, и наслаждался этим моментом.

Ливень закончился, и сразу распахнулось небо, сияющее чистой, прозрачной бирюзой. Тенгис чувствовал как напряжение, накопившееся за последние дни, начинает отступать. Пусть земля и превратилась в холодное желе, засасывающее и неохотно отпускающее, шаман был рад дождю и благодарил природу за это счастье. Он только поднялся с крыльца, чтобы зайти в дом, как раскрылась калитка, и развязными шагами вошёл Саран.
— Эй, шаман. Как там тебя... Тенгис? — спросил он, пряча в жидких чёрных усах коварную улыбку, — думал браконьерство на меня повесить? Хотел сделать из меня преступника?
Скуластое, бронзовое от загара лицо с запахом перегара вплотную приблизилось к Тенгису. Зубы Сарана были стиснуты, а в глазах стоял холод. Казалось, его злоба заполнила всё вокруг, просачиваясь сквозь стены. Тенгиса прошиб холодный пот.
— Чего молчишь, гад? — крикнул Саран, глядя в упор мутными, ещё не протрезвевшими глазами.
— Я видел тебя в степи. Ты убивал сайгаков, — наконец ответил Тенгис.
— Ах, ты меня видел. Следить за мной вздумал? — обнажая жёлтые зубы с застрявшим в них мясом, процедил Саран.
— Я не следил за тобой. Я ходил в степь делать обряд, вызывал дождь.
— Хватит мне мозги пудрить! — захрипел он, раздирая с треском ворот рубашки Тенгиса и стискивая его горло толстыми пальцами.
Лицо Сарана искривила злобная гримаса. Тенгис отталкивал навалившегося на него безумного здоровяка. От натуги лицо шамана покраснело, и надулись жилы на лбу. Саран резко расслабил хватку и, скрипя зубами, сказал:
— Ещё раз встанешь у меня на пути — убью.
Тенгис жадно ловил ртом воздух и кашлял. Он провёл взглядом Сарана, скрывающегося за калиткой, и бессильно опустился на крыльцо.
«Будь сильней, Тенгис, — подбадривал он себя, — не смей киснуть. С такими как Саран надо бороться».

Дни плыли медленно и вяло. После дождя воздух загустел и стал жарче, чем прежде. Духота разлилась по степи, высасывая из земли драгоценную влагу. Тенгис уже не терзался мыслями о духах, подумывал о работе в ветеринарии. Читал книги, сохранившиеся  со времён учёбы в колледже, и наводил справки о вакансиях.
Утром Тенгис выехал в райцентр. Он зашел в строительный магазин, купил кое-что для ремонта сарая и сел в тени  развесистого дерева, ожидая соседа, с которым  приехал. Женщина, появившаяся из-за угла супермаркета, показалась ему знакомой.
«Гиляна», — решил он и сделал несколько шагов по выложенной гравием дорожке.
Она смотрела на шамана с немым упреком.
— Здравствуйте, Гиляна.
— Что вам нужно? — неожиданно резко, даже зло бросила она.
— Увидел вас, решил узнать, как ваши дела, — оправдывался Тенгис.
— Ужасно. И всё из-за вас! — воскликнула она после короткого раздумья.
— Простите.
Засунув в уголок рта тонкую сигарету, Гиляна со злостью посмотрела на Тенгиса. Её сцепленные в пальцах руки сжались так сильно, что хрустнули в суставах.
— Из-за тебя на моего мужа завели дело. Его могут посадить. Я ненавижу тебя. Прав был Саран, когда говорил, что ты ничтожество, — её голос — острый, словно лезвие ножа, больно резал Тенгиса.
— Саран виноват и должен понести наказание, — сурово произнес он, избегая встречаться взглядом с Гиляной.
Тишина окружила их, густая и плотная. Бросив сигарету на землю, она придавила её каблуком и, не прощаясь, ушла.
Тенгиса царапнула эта перемена в Гиляне. Нарастающая тоска сдавила горло. Он почувствовал себя одиноким как никогда. От жары и переживаний перед тускнеющим взором поплыли цветные круги. Тенгис вытер влажный от пота лоб и вернулся в тень.

Вечерний телефонный звонок от инспектора обрадовал шамана.
— У меня отличная новость. Дело на нашего Сарана возбудили. Ему грозит штраф и лишение свободы. У него произвели обыск и нашли много чего интересного, представляете? Теперь ему точно не отвертеться, — рассказывал бодрый голос из трубки.
Тенгис слушал и улыбался то ли себе, то ли невидимому собеседнику.
— А как у вас дела? Я слышал, вы работу ищете, — поинтересовался инспектор.
— Да, ищу. Мне б поближе к животным. Я с ними лучше общий язык нахожу, чем с людьми, — внезапно разоткровенничался Тенгис.
— Тогда приглашаю к нам в заповедник. Нам нужны такие люди, как вы. Я слышал, вы ветеринарный колледж заканчивали. Так это вообще здорово.
Тенгис замер от странного чувства, разлившегося по телу. Радость, удовлетворение и надежда на лучшее — всё смешалось в густой, теплый комок, что зовется тихим счастьем.

Покинув дом, Тенгис прошёлся по пыльным улицам и направился в степь. Большой багровый круг солнца осторожно спустился на край равнины и скрылся за горизонтом. По земле, спотыкаясь и прыгая, побежало перекати-поле. Тенгис слышал лай собак, доносившийся со стороны села, и разные тихие звуки, которые днем не существовали. Скупая слеза счастья выскользнула из глаз, оставив влажную дорожку на пыльной щеке.
— Думаю, я нашел свой путь, отец, — шептал Тенгис сухими губами, — пусть он отличается от твоего, но он мой. Я даже рад, что не стал шаманом. Значит, это не моё предназначение. Духи не слышат меня, зато мать-природа всегда со мной.
Одинокая звёздочка глянула с неба и подмигнула Тенгису, подтверждая его слова.