НаркомФронТ

Эта сумасшедшая история началась одним июньским утром.
Стояла замечательная погода. Теплый, летний воздух ласкал приоткрытые окна телецентра "Останкино".

Я сидел на большом кожаном диване, на последнем этаже и ждал когда начнется действие ЛСД.
Прошло полтора часа как я с другом Лехой съел по маленькой бумажке пропитанной кислотой.
В то утро я вообще-то собирался на экзамен, но по дороге в университет совершенно случайно обнаружил в кармане приобретенное неделю назад ЛСД и понял что ждать экзамена не буду и съем наркотик немедленно, желательно с другом, который пропустил меня внутрь телецентра и мы покурив его гашиш, положили под язык по половинке марки и на последнем этаже телецентра на старых, советских диванах в окружении огромных  фикусов  мучительно ждали прихода, пока неожиданно, то ли с лестничного пролета, то ли откуда-то еще ни выскочил огромный, полуголый мужчина в джинсах и тапочках.
- Господи! - кричал он, спотыкаясь. - Господи, всемогущий! Да, что ж такое!
Это был Филипп Киркоров.
- Украли! Все украли! Вещи украли и избили!
- Кто? Что? - вскочили мы от нежиданности. -Что? Кто вы?
- Кто я?! Кто я! Вы что мать вашу? Не знаете кто я?
Мы стояли молча опешив, пока друг не сообразил кивнуть головой, при этом брякнув: И чего?
- Да, не знаю! Ничего не знаю! Делайте! Скорее! Скорую! Вызовите скорую! - завопил Киркоров
- Да, да, - сказал друг кивая еще сильнее.
- Быстрее только, пожалуйста, мальчишки! - уже в довольно беспомощном, но все же в надменно, капризном тоне повелел народный артист.
Мы быстренько зашагали к лифту.
- Кокаин! - встав у кабины вдруг лифта сказал Кирковов. - У меня ж есть! Пожалуйста! Пожалуйста! Прошу Вас! - добавил он вытаскивая пакетик из маленького кармана джинс.
- Что это?,- неуверенно сказали мы, переглянувшись.
- Вот! Прямо так давайте, - рявкнул Киркоров и высыпав на ладонь порошок размазал его своей огромной рукой по нашим носам.
- Еще! - добавил он и разорвав пакетик высыпал все в руку и вдохнул сам.
- Вот! Это другое, - взолнованно сказал он. - Берите, берите.
Я почуствовал как стало хорошо.
- Берите, берите, - повторял Киркоров. - Давайте! Только это не так. Это по вене надо, - добавил он и как-то неожиданно быстро достал откуда-то шприц и прочие прибамбасы.
- Вот, - сказал он через пару мгновений. - Давайте.
Также быстро он вколол нам содержимое.
- Ну как? Нормально? А вот еще!
Он достал две маленькие таблеточки и сам запихал в нас.
- Что это?
- Это,экстази! Чего, блять? Не знаете что ли! Это кстати новое! Самое крутое. Его сейчас все едят. Алла, Максим. Ну все! Ну как? Нормально?
- Хорошо, - сказал я, а мой друг неожиданно вынул откуда-то кухонный нож  и ударил Киркорова в грудь.
Тот лишь успел посмотреть на моего товарища, а товарищ еще несколько раз ударили его в туловище, затем  стащил с мертвого тела джинсы, изнасиловал и отрезал голову. Мы потихоньку расчленили труп, оттяпали нос, уши, вырезали глаза, отсерпарировали мягкие ткани с головы и забрали черепушку с собой, но выйдя на улицу выкинули ее. Был уже почти час дня и очень жарко. Друг быстро прыгнул в такси, а я пошел к метро.

В метро было мало людей. Я решил таки поехать в универ. Мало ли что. Зато будет алиби подумал я.

Проехав пару остановок, перешел на Билиотеку имени Ленина и далее по красной ветке на юг.Стоя у дверей вагона под грохот колес я ловил кайф. Было очень круто. Все вещества легли как надо. Хотелось пива.

В шуме подземной езды послышался чей-то голос. Оказывается незаметно  ко мне подошел мужик непонятного возраста, бородтый, похожий на бомжа и уже вовсю громко говорил мне на ухо:
Знаете, - начал он. - Я воевал. Осколок повредил мне голову, как сказал врач, но на самом деле он не повредил, а вправил. Это у вас у обычных людей мозг поврежден, а у меня-то как раз все правильно воспринимает. Мой мозг более развит и стоит на более высокой ступени развития. Вас как зовут?
- Чего, - переспросил я.
Как зовут, - еще громче прокричал он мне еще ближе пододвинув голову к уху.
- Василий, - прокричал в ответ и я.
- Василий, - продолжил он, сквозь шум. - Я, все вижу и все чувствую более правильно чем ты или любой другой человек, будь-то гений, умница или просто человек. Но и я, видимо, не самый в этом плане развитый, но более развитых и вовсе нет, а таких как я немного. Я даже объяснить тебе многое не смогу, потому что ты не поймешь. Потому что ты такими категориями как я мыслить не можешь.
Я, например, все цвета вижу. Не как ты зеленый или синий, я все возможные вижу и все сразу. Но все мое черно-белое и почему так, я тебе не смогу объяснить. И вещи вокруг не все такие, как у тебя. Все они имеют лишь очертания, контуры. Контуры белые, горящие, а сами тела, если можно так сказать, черные как и все вокруг. Тебя я вовсе не вижу, по твоим понятиям. Просто не хочу, а мог бы. Зато я вижу справа от тебя нечто похожее на большую каплю воды. Вот она левее от тебя. Сейчас она отдаляется.
Я машинально повернул голову на мгновенье, а он продолжил:
Улицу и дома я вижу, но не так как ты, по другому, искаженнее. Земля в моих глазах овальная, а континенты изменены. Я вижу далеко в космос, но тоже не весь, но почти весь. И знаешь Вась, вообрази себе: кроме людей, разумных существ в космосе нет. Есть образы, вроде вот этой капли. Но капля это не живое, а какое ты не поймешь, потому что таких категорий не мыслишь, тебе их и вообразить нельзя. Это что-то между галлюцинацией и производной антимира. Да, да – антимира. Я и есть созерцающий антимир. Познать его я не могу, как и ты твой мир. Но твой мир я мыслю почти весь. Он бесконечен, случаен, бесцелен. У мира и антимира координаты одни и те же, место в пространстве одно, а я говорю о категориях. Твои я  мыслить могу, а свои, созерцающего антимир, нет, а ты мои даже не то что не видишь и подумать не можешь. Антимир безопасней. Люди все неизвестно где и неизвестно сколько их. Недавно я правда встретил одного. Он тоже созерцающий антимир, в отличие от капли. Так вот мы встретились недавно, тут недалеко. Он постоял, посмотрел и мы разошлись. Антимир черно-белый, как я сказал. Здесь всегда ночь и всегда темно.
Договорив он уставился на меня потом отошел, замолк, а через полминуты вышел в открывшиеся двери.
Я проехал еще несколько остановок и вышел на станции "Университет". В весттбюле я увидел Сицилию, свою одногруппницу. Она была татаркой. Я знал много татар с итальянскими именами типа: Рафаэль, Леонардо и вот ее, Сицилию.
Она была мажорка из богатой татарской семьи. Как и полагается татарке она уважала родителей, не курила, не пила, не ругалась матом и была целомудренна. Как полагается мажорке училась она без особых усилий, ходила в дорогой одежде и имела много карманных денег, но особо ими не разбрасывалась.
- Привет, - как всегда сказала она. - Ты почему на экзамене не был?
- Проспал, - ответил я. - Ты как? Сдала?
- Трояк, - ответила она.
- Поздравляю. Ты откуда и куда?
- К бабушке ездила. А сейчас надо на квартиру зайти.
У нее была своя квартира, которую ей подарили на 18-летие родители. Была это квартира на Ленинском проспекте, в крутом сталинском доме.
- А ты куда? - добавила она.
- Не знаю, пожал я плечами. Думал на экзамен успеть.
Мы вышли из метро и не помню как, но почему-то мы пошли к ней.
Солнце жарило, хотя было далеко за полдень. Мы прошли цирк, посмотрели на обезьян в клетках, внизу, у въезда в подвал цирка.
- Ну что там за билет был, - поинтересовался я, переходя Ленинский.
- Идиот, второстепенные персонажи. Смиронов спросил про Ганю Иволгина. Что мне ему было сказать? Ну Иволгин и Иволгин.
- Как что...Ганя Иволгин один из самых трансцедентных персонажей Достоевского, - начал я умничать. - Незначительный, казалось бы, в начале персонаж вырастает в конце в огромную проблему эгоизма и ненависти...
- Ага, - тихонько сказал Сицилия, не глядя на меня.
Вообще-то она любила слушать мои измышления. Все таки учился я получше, при этом также совсем не напрягаясь. Но тут я заметил, что она задумчиво шла, о чем-то как будто переживая.
Бежевые, сталинские дома блестели на ярком солнце. Мы прошли в высокую, красивую арку и вскоре оказались в прохладном, величественном подъезде. Проехав на лифте четыре этажа, вошли в большую, трехкомнатную квартиру. Я с ее разрешения вышел на балкон и плотно закрыв дверь, закурил.
Я не первый раз курил на этом балконе. Не часто, но я тут бывал. Вспомнилась мне как я стоял на этом балконе, зимой, на первом курсе. Помню, как глядя на Ленинский проспект покрытый снегом я стоял тут, только что закончился сильный снегопад. Почему-то врезалось в память и сейчас я вспомнил, как снег лежал везде и на всем, на каждом сантиметре бытия, покрывая Ленинский проспект подоконники, землю, тротуары, словом все вокруг! Помню как проехала какая-то красивая, черная машина, оставляя за собой след протектора и вдруг мгновенно опьянила мысль, что когда-нибудь, когда буду очень счастлив, оставлю где-нибудь такой же след и в этот самый миг пронзило чувство счастья и вера в будущее и в мечту.
"Как же жарко" - мелькнула мысль.
- Слышал? Киркорова убили, - тихонько сказала Сицилия, приоткрыв балконную дверь.
- Что? - спросил я уронив бычок вниз
- Кирковрова убили. Пойдем, я все, - добавила она.
"Блять!" - вспомнил я. - "еБаtь! Кирокоров!" Перед глазами вдруг встал образ Киркорова. Глядя на необычный, зеленый, бумажный пакет в руке Сицилии я вспомнил сегодняшнее утро, Останкино, Леху, Киркорова, черепушку и уже на улице, попрощавшись с Сицилией, с сигаретой в зубах, глядя на возвыщающийся над деревьями шпиль Главного здания МГУ и на медленно спускавшийся с безоблачного, голубого неба откуда-то взявшийся зеленый воздушный шарик,я все никак не мог остановить рефлексы памяти и успокоить голову хотя бы на секунду. До меня явственно дошла мысль, что нельзя трезветь. Слава богу было немного денег и я взял пару банок крепкого пива и решил двинуться к ГЗ, так студенты МГУ называли главное здание. Внутри ГЗ была общага. Там жил Саша. Студент, с исторического факультета. Мы подружились с ним еще во время подачи документов в приемную комиссию.
Он встречался с одной симпатичной малышкой, тоже с истфака. Они часто ссорились и я надеялся, что сейчас они тоже в ссоре, потому что когда они были не вместе, у Сашки можно было зависнуть и даже как следует напиться. Позвонить я не мог, так как пару дней назад сломал свой мобильник. Я часто ломал их даже тогда, когда они были не что бы редкостью, но не у каждого человека как сейчас. Пришлось идти надеясь, что Сашка у себя.
Я прошел вахту, поднялся на его этаж, там еще одна вахта и вот после нескольких стуков в дверь я понял, что его нет. "Плохо" - подумал я и решил подождать его, после чего начал бесцельно бродить по коридорам. Кругом были разные кабинеты, старые лаборатории, тут же огромные помещения для лекций, семинарские комнаты, общаги. Я забрел на лекцию к математикам. Поднялся на самый верхний ряд. Молодая студентка удивленно спросила тихим голосом: "Вы на историю математики пришли?" Я лишь молча покосился на нее и кивнул. Внизу сидели  одинаковые ребята, в очках, темных свитерах и как будто без плеч, субтильные, с одной шеей. Я привык, что у нас перед лекцией шумно, а они сидели тихо, глядя друг другу в исписанные мелким шрифтом блокноты с цифрами. "Можно взглянуть" - тихонько спрашивали они друг друга. "Настоящие ученые. Не то что мы, гуманитарии" - подумал я и вышел.
Думая о том как было бы здорово если бы Саша вернулся как можно скорее я направился в лифт, доехал до верхнего этажа, после чего вышел и зашел в другой лифт напротив и тоже доехал до верхнего этажа. Еще выше было нельзя и я прошел в коридор и вскоре очутился в музее. Геологическом или вроде того. Очень красивом и аккуратном. Я ходил, смотрел на экспонаты, пока не встал напротив схемы геологических периодов. "Юрский, Ордовик, Кайнозой, Пермь, Мезозой". Я вдруг задумался как много времени прошло и мне  в буквальном смысле начало взрывать мозг от понимания этого. Постояв так несколько минут я вышел обратно и двинулся через коридоры, лифты и кабинеты назад к комнате Сашки.
Бредя по коридору я краем глаза заметил столпившихся людей в одной из аудиторий. Играла веселая, попсовая музычка. Я остановился заглянул внутрь и oхренел! Внутри небольшой аудитории в толпе людей стоял Киркоров. Нарядный, с микрофоном. Люди захлопали в ладоши, а он запел.

В комнате моей тусклый свет горит
За окном темно, городок не спит
Тысячи огней, окон да дверей
Тысячи квартир, тысячи людей

Наверху сосед, там собачий вой
Там собачий лай: "Васька! Наливай!"
В комнате, во тьме, лишь диван стоит
Там трехлетний сын, плачет и не спит

Подо мной сосед, с пьяною сестрой
У сестры есть дочь, с глупой головой
И в квартире той, белый дым стоит
А под дымом дочь, весело шумит

Рядом с ним сосед, он всегда лежит
Он не может встать и давно молчит
Его взрослый сын, плачет и дрожит
А над сыном мгла, синий дым стоит

Эй, хей. Ла ла ла ла лэй!

Где-то слышен стук, телефон звонит
Кто-то, что-то бьет, стонет и гремит
Где-то надо мной, шум и гам стоит
Хоть уже темно, но никто не спит

Я прилег на дно, в комнате темно
В коридоре свет, а внутри вино
У меня в углу старый шкаф стоит
В том шкафу скелет, смотрит и манит

Эй, хей. Ла ла ла ла лэй!

Мне вдруг стало не по себе. Как это возможно? - думал я. Этого не может быть. Просто не может быть. Мне вдруг показалось, что я схожу с ума. Ноги сами побежали по коридору подальше от этой аудитории, но вскоре я остановился около туалета. Отдышавшись я зашел в кабинку и закурил, а докурив вышел и снова пошел к Сашкиной комнате.
Дойдя я постучал и на мое счастье Сашка открыл.
- Что с Киркоровым, - не заходя спросил я.
- Все хорошо. Не беспкок. Это эксперимент ФСБ и ЦРУ. Совместный.