Глава 9. По Уссурийской тайге

 
Уссурийский край - традиционное название южной части Дальнего Востока России. Его большая часть   расположена в бассейне реки Уссури и включает южную часть гор Сихотэ-Алиня, Приханкайскую равнину и прилегающие к ней с юга хребты.
В конце XIX века в Российской империи так называлась местность между реками Уссури, Сунгача, озером Ханка с одной стороны и берегом Татарского пролива и Японского моря - с другой, располагавшиеся на территории административных Уссурийского и Южно-Уссурийского округов Приморской области.
По данным энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, площадь этой культурно-исторической области составляла 214 896,2  квадратных километров.       
В физико-географическом отношении реками Улахэ, Лифудзин и Аввакумовка Уссурийский край разделялся на Северно-Уссурийский край, площадью в 133 819,4 квадратных километров    и Южно-Уссурийский край, площадью в 81 076,8 квадратных километров.  Эти земли были присоединены к России на основании Пекинского договора в 1860 году.
Население края составляет порядка двух миллионов жителей, что не превышает полутора процентов от всего   населения России. 
Как и в других регионах Дальнего Востока, население Уссурийского края размещено крайне неравномерно: густонаселенные районы чередуются со слабо обжитыми территориями. При средней плотности населения в двенадцать человек на 1 квадратный километр немало таких мест, где она составляет  в десять раз меньше. Треть территории края, преимущественно в горной местности, вообще не имеет постоянного населения.
Национальный состав жителей отличается большой пестротой. Наряду с коренными народами, относящимися к тунгусо-маньчжурской и палеоазиатской семьям (удэгейцы, нанайцы, орочи, эвены тазы), здесь проживают многочисленные этнические группы, принадлежащие к самым различным расам и языковым семьям.

(Из Википедии)

       Переправившись на плоту через  сонно текущую  Каву и оставив позади  Магаданскую  область,  в июле небольшой отряд вошел в Уссурийский край. Тайга здесь была другая.
       Лиственничные леса пополнились кедровыми, пихтовыми и дубовыми, во множестве встречались клен, граб и ясень. Появилась и экзотическая растительность - лианы, виноград, актинидия, амурский орех, бархат и лимонник.
       В глухих урочищах стоял полумрак, дневной свет с трудом пробивалось сквозь зеленые своды,   на открытых же местах природа поражала  буйством красок и полнотой жизни.
       По берегам рек с озерами  стоял неумолчный птичий гам, на водопой выходило крупное зверье, а в воде  изобильно плескалась рыба. В солнечных местах и на склонах сопок  россыпями созревали ягоды, часто шли теплые дожди, поражало обилие грибов.
       Рацион стал более разнообразным. В сумках, которые везли олени, помимо прочего оказалась соль и рыбачьи  снасти. Теперь к свежему мясу   добавились  окуни с карасями, таймень и  щука; подосиновики с боровиками, лисичками и опята.  Не забывали про витамины: дикий щавель, кислицу, черемшу, землянику с малиной и другие.
       За время путешествия все окрепли, вернулись бодрость и прежние силы.
       Однажды  во время стоянки, после купания в озере, Трибой затеял с Громовым шутливую борьбу. Кончилось все довольно быстро. Гигант  сгреб приятеля в охапку, поднял над головой  и со словами «ша, детка» осторожно поставил на траву.
       - Да, могешь, - пощупал тот себя за бока.
       - Не могешь, а мОгешь, - пробасил моряк.Остальные весело рассмеялись.
       На очередном привале  устроенном на речной косе, Василий с отцом закинув бредень поймали    здоровенную рыбину,  серо - зеленую и с белым брюхом. Та стала биться, пытаясь освободиться, набежали Шаман с Громовым. Улучив момент, моряк оглушил ее кулаком по башке, вытащили на песок.
       - Ты смотри, осетр! - восхитился бывший вор. - Видел такого перед войной в Елисеевском.
       -  По нашему  калуга, - опустился   перед добычей на корточки  Василий. - Очень вкусная, однако.
       -  Больше метра, - подойдя, прикинул на глаз Лосев.
       -  Малая совсем, - невозмутимо сказал Орокан, вытирая руки о штаны. - На уху сгодится.
       -  А какая тогда большая? - удивленно спросил Громов
       -  Бывают до шести метров,  а весом  с центнер.
       -  Ни хрена себе, - почесал затылок Шаман.
       Калугу тут же почистили и разделали,  Орокан принялся варить уху.
       В уже  кипевший на тагане котел  добавил щепоть соли и  посеченных луковиц черемши. Затем туда же завалил  куски  рыбы. А спустя время, когда по берегу поплыл дразнящий запах, растер ложкой  в миске калужью печень,  именуемую максой,   вылил в бурлящее варево.
       Оно тут же успокоилось и опало, став на глазах золотеть. Попробовав, удовлетворенно хмыкнул, - готово.
       Чуть позже, устроившись на разостланном брезенте, все, мыча от удовольствия, хлебали ложками из мисок уху вприкуску с испеченными накануне лепешками. А когда всю съели, перешли к истекавшим соком рыбьим  кускам. Они таяли во рту, мелких костей не было. Получил в отдельной посудине  свою долю и Ергун, довольно чавкая и помахивая хвостом.
       Затем стали пить чай, заваренный на смородинном листе, потея и отдуваясь. Закурили.
       -  Да, - улегшись на бок, пустил губами несколько колечек дыма Шаман. - Никогда такой жрачки  не пробовал. Объедение.
       -  А какая из калуги тала, - умильно прищурился Василий. 
       -  Что еще за тала? - откинувшись на спину, сыто икнул Громов.
       -  Тонко наструганное мясо. Язык проглотишь.
       - Я что-то такое слыхал от своего взводного, - сонно пробормотал Трибой. - Он был дальневосточник (засвистел носом). 
       Лосев полный душевного покоя, опершись на локоть,  смотрел на реку. Над ней, чиркая о воду, с писком носились ласточки, изредка всплескивала рыба, солнце клонилось к закату.
       Спустя еще неделю, во второй половине дня, отряд подходил  к стойбищу удэгейцев. Оно раскинулось у кромки  густого леса на берегу плавно текущей реки.   Навстречу  с лаем выкатились собаки, узнав Ергуна, весело запрыгали вокруг.
       Затем появились  мужчины с женщинами и дети. Вперед вышел  рослый   старик с вислыми усами и заплетенными в две косы волосами.
       - Бачигоапу, - протянул  Орокану руку, обнялись. То же проделал с Василием. Затем к нему кинулась маленькая сухонькая старушка. Привстав на цыпочки, стала целовать сына. 
       Гостей окружили, двинулись в центр селения.
       Оно состояло из трех десятков  крытых корой балаганов и   фанз*, у всех  на вкопанных в землю столбах лабазы. На продуваемом ветерком берегу деревянные вешала (там вялилась нельма и горбуша), у уреза воды  оморочки и более крупные лодки - баты. В нескольких местах   дымили костры с навешенными на таганы котлами.
       Их провели к одной из фанз в центре с окошками затянутыми промасленной бумагой,   высокий старик пригласил внутрь. Как оказалось, это был старейшина селения и двоюродный брат Орокана, лет на пять старше.  Звали Сурэ.
       Там вдоль стен тянулись глиняные каны, на них мягкие  лосиные шкуры. В центре горящий очаг, по углам берестяные короба,  над ними охотничье снаряжение.
       Усадили на почетное место, женщины сняли с потолка низкий,  красного лака  столик, расставили угощение: талу из ленка, жареную  изюбрятину, горячие пшеничные лепешки, туес спелой черемухи. В фарфоровые китайские чашки налили  дегтярного цвета чаю.
       Поскольку места всем не хватило, часть соплеменников теснилась в дверях. Всем было интересно. Для начала, как  было принято у удэгейцев, Сурэ, хорошо владевший  русским, поинтересовался у прибывших их здоровьем и как идут дела.
       - Все хорошо, брат, лучше не бывает,-  прихлебнул из чашки разрисованной драконами  Орокан.
       - Спасибо вам за племянника, - взглянул на его спутников Сурэ. - Из нашего рода на войну ушли пятеро молодых  охотников. Вернулся он один.
       - Это вам спасибо, - ответил за всех Лосев. - Он был героем на войне и к тому же отличный товарищ.
       Бывший снайпер, опустив глаза, порозовел щеками.
       - Василий, а ну ка дай твою газету, - поставив на стол чашку, протянул   руку Трибой.
       - Может не надо? - шевельнул губами.
       - Надо, - в один голос поддержали Громов и Шаман.
       Расстегнув карман гимнастерки, Василий извлек, что сказали,   протянул Трибою.
       Тот, развернув, откашлялся и громко прочитал «командующий пятой гвардейской армией генерал-полковник Жадов поздравляет лучшего снайпера, ефрейтора Василия Узалу с очередной правительственной  наградой!».
       Затем передал газету  старейшине.
       Тот, осторожно взяв, внимательно рассмотрел снимок, и одобрительно качнув головой,  передал соседу. То был Муска, о котором рассказывал Орокан.
       - Как живой! -  уставившись в бумагу, поцокал  языком.
       Газета пошла по рукам, вызывая  возгласы восхищения. Когда вернулась, герой снова свернул и спрятал в карман, застегнув медную пуговку.
       Затем женщины убрали посуду, а гостям предложили отдохнуть с дороги. Все кроме них покинули фанзу.
       На улице Сурэ приказал  остальным готовиться к вечернему пиру по случаю возвращения племянника, а они с Ороканом и Муской  прошли на берег реки. Там уселись на тесаное  бревно рядом с лодками, набили табаком трубки. Закурили.
       - Расскажи, брат, что с Василием за солдаты в синих фуражках, - окутался старейшина дымом. - Такие обычно охотятся в наших краях за беглецами.
       -  А еще отбирают оленей у эвенов  и  ненцев, - добавил Муска.
       - Не беспокойтесь, - похлюпав чубуком, сплюнул  Орокан. - Это хорошие люди. И поведал все, что знал.
       - Получается тоже беглецы? - переглянулись слушатели.
       - Выходит так, - кивнул  волосами.
       - И куда пойдут дальше? Или останутся у нас?
       - А вы что, возражаете?
       - Нет  (чуть помолчали).- Хорошим людям всегда рады.
       - Только они не останутся, пойдут дальше, - продолжил Орокан.
       - Куда?
       - К своим землякам, староверам.
       - С которыми мы дружим? -  взглянул на него Муска.
       - Да.
       Снова помолчали, а потом Орокан сказал, - у русских для  нас подарок. За ним нужно отправить людей.
       - И какой же? - оживились сородичи.
       - Длинные и короткие винтовки. Такие  у «синих фуражек», а к ним патроны.
       -  Миочан!* - загорелись у обоих  глаза.
       -  Смотрите, где  забрать, - взяв валявшийся рядом прутик, стал рисовать на песке,   давая пояснения.
       - О! Я бывал в тех местах. Там заброшенное зимовье - ткнул пальцем в рисунок Муска.
       - Вот-вот, - согласился Орокан. - А неподалеку, на опушке, в два обхвата  высокий тополь с дуплом. В нем тюк с оружием и патронами. Сегодня олени, что мы привели с собой, пусть отдохнут. Завтра же  возьми с собой двух молодых охотников, и отправляйтесь за грузом.
       - Я тебя услышал, - кивнул Муска. - Все сделаю.
       - А чем отблагодарим русских? - спросил у брата Сурэ.
       - Пусть женщины сошьют им  новую одежду и обувь. Чтобы не так бросались в глаза, когда пойдут дальше.
       На закате солнца  в стойбище  начался пир.
       В центре  ярко запылали несколько костров, где в котлах  варились мясо и уха. На земле расстелили шкуры и циновки. Женщины уставили их подносами из бересты полными  свежей талы, горячих лепешек и всевозможных даров леса.   К этому добавили  спирт, закупленный после зимней охоты в фактории.
       Пили его нагретым,   из фарфоровых  с наперсток чашечек за здоровье Василия и гостей. Хлебали наваристую уху, орудуя ножами, отрезали и жевали сочное мясо, щепотью поглощали талу. Здесь же радостно бегала  и подкреплялась детвора. Собаки в стороне урча  грызли кости.
       - Давно не бывал на праздниках, -  выпив очередную чашечку, захрустел утиным крылышком Трибой.
       - Только зачем они подогревают спирт? -  отломил кусок золотистой лепешки Громов, намазывая его  черной  икрой.
       - Из экономии и  чтобы крепче забирал, - со знанием дела сказал Шаман, угощаясь  сотовым медом.
       Сидевший напротив Лосев беседовал с Сурэ и Ороканом, расспрашивая  их про окрестные места. При этом выяснил,  что тайга на сотни верст кругом пуста. Ближайшая к стойбищу   фактория с небольшим поселкам находится к западу, в пяти днях  пешего пути.
       На предложение братьев остаться поблагодарил, сказав,  что пойдут дальше, к староверам и попросил дать проводника.
       - Зачем проводника?   Я сам буду, - ответил Орокан.  - Сколько надо отдохнете, и поплывем к ним на бате.
       Пир между тем набирал обороты.  Когда в небе  зажглись звезды, начались танцы. В руках  одного из  сидевших глухо застучал бубен,  на его призыв вышли пятеро молодых мужчин. Ритмично покачиваясь и притопывая, они исполнили несколько охотничьих ритуальных танцев. Остальные хлопали в ладоши.
       Затем  кто-то затянул горловую песню, перемежающуюся словами, все внимали.
       - Про что  поет? - наклонился  Лосев к  Сурэ.
       - Это  древняя песня  об олень - цветке, слушай перевод.

       Хуа-лу!
       Побеги, побеги, забеги в мою песнь и жильё!
       Пой хвалу, моё племя, округлым копытцам его!
       Как четыре сияющих солнца - копытца горят!

       Он поднимет одно - я проснусь и найду в тайге клад!
       Он поднимет второе - и клад я тебе принесу.
       Вскинет  третье копытце - и свадьбу сыграем в лесу!
       А с четвёртым - ты сына родишь мне на счастье моё.

       Хуа-лу!
       Побеги, побеги, забеги в мою жизнь и жильё!
       Расцветай! Мой олень, мой пятнистый цветок!
       Твои пятнышки - каждое, как лепесток.

       Не сорву их, по речке их вплавь не пущу.
       Ни стрелы, ни копья и ни пороха вслед не пущу!
       Расцветай - в яровой глубине, на зыбучих песках,
       Мой летучий цветок, моё счастье о ста лепестках!

       - Красивая песня, - вздохнул бывший майор. - Будто мечта.
       - Хочу сказать тебе спасибо за оружие, - положил  на руку Лосева свою Сурэ. - Брат рассказал мне о нем. Завтра  Муска с двумя охотниками отправится за грузом на оленях. Для нас это очень дорогой подарок.
       - Владейте, - улыбнулся Лосев. - Нам оно ни к чему. Своего хватает.
       Старейшина, потянувшись к медному сосуду налил обоим по очередному наперстку спирта,  чокнулись по - русски, закусили.
       К полуночи пир закончился,  костры погасли, стойбище погрузилось в сон. С неба вниз глядела желтая  луна, в реке  дрожа, отражались звезды.
       Утром у жилищ  кверху снова поднялись  светлые дымки, жители готовили завтрак. Гостей, ночевавших в фанзе  старейшины, после умывания в реке накормили просяной кашей  и горячими пупырчатыми лепешками. Напоили чаем.
       -  Эх, щас бы в баньку, - отставив чашку, мечтательно  сказал Шаман.
       -  У нас есть, - сощурил глаза сидевший напротив хозяин.
       -  Откуда? - уставились на него все четверо.
       - В год, когда началась война, брат приводил в стойбище   русских из экспедиции. Жили у нас неделю. Записывали сказки и легенды, что-то рисовали, а еще снимали нас фотографическим ящиком. Они и срубили.
       Легок на помине, появился Орокан. 
       - Бачигоапу. Как отдыхали? -  войдя в фанзу, пожал гостям руки.
       - Вот, хотят помыться в бане, - сообщил старший брат.
       - Можно, - залучился морщинами. - Собирайтесь.
       Гости достали из сложенных в углу солдатских вещмешков трофейное белье,    кусок мыла (Лосев бритвенные принадлежности). Взяв с собой, вышли за Ороканом из жилища. Прихватив по дороге    ведро с топором,   вместе спустились в неглубокий распадок за стойбищем.
       Там, под  высокими  соснами  с рыжими стволами, темнел невысокий сруб с двухскатнойЮ поросшей мхом крышей. Рядом, в направлении реки,  скакал по камням  прозрачный  ручей. В бане  имелась каменка с вмурованным котлом,  у торцевой стенки полок. Рядом долбленое корыто, на стене висел пук мочала.
       - И что, вы ей не пользуетесь? - спросили Орокана.
       - Нет, - покачал   головой, -  летом купаемся в реке. - Этого достаточно. Ладно, пойду займусь делами.
       Отправился обратно.
       Натаскав из ручья  воды, друзья  разделали  несколько сухостоин. Нарубив дров и надрав бересты,  затопили каменку. Пока  набирала  жар, в березняке на склоне нарезали  молодых веток, связав  тройку веников.
       Спустя еще час, нахлестывались ими в пару, терли мочалом спины и обливались водой, гогоча и ухая.
       Вымывшись, постирали нательное  белье с обмундированием, развесив на  кустах. Затем все по очереди побрились, одели   свежее  и уселись рядком на бревно снаружи у боковой стенки.    
       - Хорошо то как, -  расслаблено  протянул Громов. -  Вроде как дома побывал, на Полесье.
       - Да, не хило, - утер подолом рубахи  лицо Трибой. - Целебное это дело, баня.
       - Щас бы еще по кружечке пивка, -  мечтательно протянул Шаман. - Для полного коленкора.
       Лосев глядя в высокое с плывущими облаками небо молчал, наблюдая за парящим в синеве  орланом.
       - О чем задумался командир? - спросил Громов.
       - Про то, как быть дальше.
       - Доберемся до староверов, там будет видно, - подбросил в ладони камешек Шаман. - Ты точно решил у них остаться? -  взглянул на моряка.
       - Решил, - отмахнул мошку  тот. - Думаю, не откажут
       - Ну а мы, если что, двинем дальше, в Манчжурию. Верно, Николай?
       - Верно, - ответил Лосев. - Если  Семен не против.
       - Нам татарам все равно, Что пулемет, что самогон. Одинаково с ног  валит, -   рассмеялся Трибой.
       - А ты что, татарин? -  засомневался  Шаман.
       - Да нет. Это я к слову.
       Наверху показался Василий с девушкой, та несла в руке  берестяной туес.
       - С легким паром, -  приветствовал друзей  и представил спутницу. - Моя невеста  Идари. 
       Девушка была симпатичная, с чуть раскосыми глазами, ямочками на щеках и заплетенными в косички волосами. Одета в     шелковый с вышивками  халат, на голове  шапочка, ноги в расшитых бисером башмачках. Застенчиво улыбаясь, протянула гостям  туес, полный спелой земляники, развернулась и замелькала   пятками обратно
       - Стесняется, - проводил  Василий ее взглядом.
       - Красивая, - оценили остальные,  начав лакомиться ягодами. Сладкими, прохладными и душистыми
       - Так может все-таки останетесь? - скрестив ноги,  уселся напротив на траву. - Девушек у нас много. Возьмете их в жены. Будем жить вместе, охотиться и ловить рыбу. А, ребята? (взглянул с надеждой).
       - Спасибо, брат, - тепло ответил за всех Лосев. - Но мы пойдем дальше, к землякам.
       - Понятно, - погрустнел  Василий.
       Затем, достав из кармана расшитый кисет, угостил всех табаком. Закурили. Когда солнце поднялось к зениту, оделись, прихватив вещи, и все месте не спеша пошли к стойбищу.
       У радушных удэгейцев отдохнули три дня, а утром четвертого  те провели их     на  берег, к уже груженому бату. На беглецах была новая, сшитая женщинами одежда, ноги обуты в улы* из кожи сохатого.
       Там  поблагодарив Сурэ и других за гостеприимство, обнялись на прощание с Василием и  сопровождаемые Ороканом с Ергуном  отплыли вверх по течению.   Весла размеренно пенили воду, вскоре селение скрылось за песчаной косой, по которой бегали кулики.
       Первый привал сделали  на закате дня в тихой заводи, окруженной зарослями высокого тростника. В  нем разноголосо квакали лягушки, что-то чавкало и хлюпало. Выпрыгнув из лодки, лайка тут же унеслась туда. Путешественники, сойдя за борт, наполовину вытащили бат из воды.
       - Разбивайте стан, я сейчас, -  прихватил старик малопульку* и ушел вслед за собакой.
       Выбрав место под раскидистым кедром  насобирали  сушняка, вскоре там запылал костер. Набрав в чайник и котел воды, Лосев   начал сооружать таган, остальные раздевшись догола, затянули сеть, выловив десяток крупных окуней.
       Пока выпотрошив,  шкерили их ножами и нанизывали на рожны, появились Орокан с лайкой.
       - Будем варить, - бросил на траву двух жирных уток.
       Через час, устроившись на расстеленной плащ палатке,  с аппетитом хлебали из мисок наваристую шурпу, заправленную диким луком, а потом ели утятину и истекающую соком рыбу, После них    вприкуску с сахаром, пили дегтярного цвета чай. Получив свою долю, рядом хрустела зубами лайка.
       Поужинав вымыли посуду и закурили. Орокан свою трубку, остальные  цигарки. За дальними, покрытыми лесами   увалами в небе разлилась вечерняя заря. Легкий ветерок в кронах деревьев стих, в тростнике умолкли лягушки, где-то закричала выпь.
       - Скажи отец, а откуда пошел ваш народ? - прилег на локоть Громов.
       - На этот счет есть старое сказание. Передают из поколения в поколение, - глядя в огонь, почмокал трубкой Орокан.
       - Среди зверей есть запретные (тотемные) животные. Впереди стоят медведь и тигр. Это очень отдаленные сородичи. Некогда жил на земле один человек, Егда, со своею сестрою. Других людей не было. Однажды сестра говорит брату: «Ступай, поищи себе жену». Брат пошел.
       Шел он долго и вдруг увидел юрту. Войдя в нее,   увидел голую женщину, очень похожую на его сестру. «Ты моя сестра?» - спросил Егда. «Нет»,- отвечала она. Егда пошел назад. Придя, домой,  рассказал сестре все, что с ним случилось.
       Сестра ответила, что виденная им женщина чужая и в этом нет ничего удивительного, потому что все женщины похожи друг на друга.
       Парень снова пошел. Сестра сказала, что и она пойдет в другую сторону искать себе мужа. Но кружной тропой обогнала его, прибежала в ту же юрту, разделась и села опять на прежнее место голая.
       Брат пришел, женился на этой девушке и стал с ней жить. От этого брака родились у них мальчик и девочка.
       Однажды, в отсутствие отца, мальчик играл на улице и ранил стрелою птицу чинзипи. Она отлетела в сторону, села на ветку дерева и сказала: «Зачем ты меня ранил?» Мальчик ответил: «Потому что я человек, а ты птица». Тогда чинзипи сказала: «напрасно  думаешь, что ты человек. Ты родился от брата и сестры и потому ты такое же животное, как и все прочие».
       Мальчик вернулся домой и стал рассказывать об этом матери. Та испугалась и велела сыну ничего не говорить отцу, иначе он их обоих бросит в реку… Когда вернулся отец, мальчик начал было говорить о случившемся, но мать закричала на него: «Что ты болтаешь? Отец пришел усталый, а ты говоришь глупости!».
Мальчик замолчал.
       Ночью, когда все легли спать, отец стал расспрашивать сына, что с ним случилось… Мальчик рассказал все… Тогда Егда понял, что сестра его обманула.
       Наутро он на лыжах пошел в лес, нашел крутой овраг, раскатал дорогу и на самой лыжнице насторожил стрелу. Вернувшись, домой, он сказал сестре: «Я убил сохатого, ступай по моему следу, спустись в овраг и принеси мясо…»
       Сестра надела лыжи, пошла, скатилась в овраг и убила сама себя стрелой. Тогда Егда взял сына и дочь и понес их в лес.
       Скоро в лесу он нашел дорогу, по которой ходил медведь. И бросил здесь девочку. Дальше он нашел дорогу, где ходила тигрица, и бросил там мальчика, а сам пошел к реке и утопился.
       Девочку подобрал медведь и стал с ней жить, как с женою, а мальчика подобрала тигрица и стала с ним жить как с мужем. От первого брака произошли все удэгейцы. От второго брака произошел нанайский род Актанка.
       Вот почему мы считаем медведя своим родоначальником, вот почему оба эти животные и стали тотемными. Медведь дал людям законы для жизни, тигрица научила мальчика, где находить зверя и как охотиться на него.
       По другой легенде, медведь воспитал девочку и нашел ей мужа - человека. Мальчика же вскормила тигрица. Когда он подрос,   стала учить   охоте на зверя.
       Однажды он принес убитого им кабана. Тогда тигрица сказала ему «Теперь ты можешь жить сам, я вскормила тебя. Поэтому на будущее время никогда не трогай тигров». 
       Как-то раз на охоте юноша, воспитанный тигром, увидел медведя и смертельно ранил его стрелой. Умирая, медведь сказал ему, что он был мужем его сестры, и сделал завещание: чтобы на будущее время никогда не давал сестре есть мясо медведя, убитого братом, чтобы женщина никогда не спала на шкуре его. Все это до сего времени строго соблюдается.
       Медведю, покусившемуся на жизнь охотника, полагается мстить так же как и человеку. Если он растерзает охотника, то люди не успокоятся до тех пор, пока не убьют виновного зверя. Только тогда душа усопшего попадает в царство теней.
       Догнав животное, охотники выкалывают ему глаза и отрубают когти, мясо его отдают на съедение воронам и собакам. Шкура бросается в лесу также. Люди вырезают у него сердце, поджаривают его на огне, разрезают на части и разбрасывают по сторонам. Это знак высшего пренебрежения и ненависти. Череп пробивается и вешается на дерево, поставленное для черта.
       - И много у вас еще сказаний? - пошевелил палкой костер Лосев.
       - Много, - кивнул старик. - Есть про тигра и человека, про два солнца, про соболиные души, про Большую медведицу. Всех не упомнишь.
       - Расскажи про тигра и человека.
       - Хорошо.
       Давно Кутэ (тигр) жил в тайге. Думал тигр: «Сильнее меня нет никого на свете. Я самый сильный». Так ходил, ходил, всех зверей пугал, кругом все боялись. Один раз, поймав добычу, тигр наелся и отдыхал под деревом. Слышит, кто-то позвал его. На ветке сидела птица Куа.
       Говорит ему:«Ты и в самом деле думаешь, что самый сильный? Сильнее тебя есть!»
       Тигр сразу вскочил на ноги, вверх поглядел.
       « Кто сильнее меня? Говори!»
       Птица отвечает: «Человек сильнее тебя, вот кто!»
Так сказала и улетела.
       Тот тигр, никогда не встречавший человека, захотел увидеть его. Искать пошел. Ходил, ходил - навстречу сохатый попался.
       «Ты человек, что ли?» - спрашивает тигр.
       « Нет,- говорит сохатый,- человек совсем другой, ты его зачем ищешь?»
       Тигр говорит: «Хочу посмотреть немножко...»
       Тот сохатый ему говорит:«Зря ты хочешь его посмотреть. Человек сильнее тебя, он может убить...
       После этого тигр смеяться стал. Пошел дальше. Навстречу изюбрь попался.
       «Ты человек, что ли?» - спрашивает опять.
       «Нет, я изюбрь. Зачем ты ищешь человека? Он сильнее тебя...»
       Тигр не поверил, дальше пошел. Ходил, ходил. Смотрит - кто-то на двух ногах стоит, дерево рубит. Тот тигр, притаившись, разглядывать стал. Потом ближе подкрался.
       Человек заметил тигра. Спрашивает:«Что тебе нужно?»
       Тигр отвечает: «Хочу посмотреть человека»
       «Вот как плохо ты задумал!» - отвечает человек. «Ты разве не знаешь, что он сильнее тебя?  Смотреть на него опасно».
       Тот тигр не поверил опять. Тогда человек говорит: « Ладно. Я тебе помогу. Только надо привязать тебя к дереву, сейчас человека увидишь».
       Так и сделал. Привязал того тигра к дереву, сам пошел, взял ружье, выстрелил зверю прямо в глаз. Тот тигр реветь стал, просить стал: «Отпусти меня, теперь вижу - ты, человек, сильнее меня.
       Человек отпустил его, говоря: «Теперь беги в тайгу, беги подальше и человеку не попадайся.
       - С тех пор все звери человека боятся.
       Закончив свой рассказ,   старый удэге взглянул на спутников.
       Все спали, посапывая носами. Встав, подбросил в догоравший костер еще хвороста и тоже прилег рядом. Вверху мерцал ковш Большой медведицы, с неба сорвалась звезда и, унесясь за горизонт, погасла...