Люмпен

Жилось ему тяжело.
Хотя он думал, что нормально.
Там хлеба кусок украдешь, здесь тетке, с базара которая идет,  в ноги кинешься - а там и котомку можно пощипать: может, свезет со съестным.
В еде был непривередлив - что найдет, если это когда-то называлось едой, то и съест. А воды в реке полно. С одежой тоже было просто - на помойках всяко валялось - не бог весть что, лишь бы грело.

Родителей, как водится сейчас у большинства, не было.
Как-то взяли в один день и сгинули. Он, прознав про то, поскулил маленько, всплакнул, как щеночек маленький, да есть захотелось - пошел в люди.
А в городе-то никто никому не нужен - особенно пришлые. Ни поесть толком, ни попить. Купался правда в речке регулярно. Но это пока тепло было.
Многие шайки его к себе зазывали - не шел к ним, опасался. Мало ли что. Режут, там, говорят. За здорово живешь. Некоторые пацаны марафеты нвнюхаются - а уж что кому примерещится, кто ж знает. Поэтому в такие "артели" не ходил.
Хотел грузчиком - хоть немного на барже подработать - не брали. "Мал,- говорят,- Тебя одним арбузом придавить может". И смеялись - впрочем, беззлобно. Подкармливали иногда.

А он с ужасом думал, что будет зимой. Без еды, без тепла. У многих его сверстников вши, дизентерия.
Ничего непонятно, в общем.

И тут как-то прикорнул под вагоном с углем - там теплее, а проснулся от веселого здорового голоса и от того, что за ноги его кто-то тянет. Попробовал лягнуть - там засмеялись и одним рывком поставили его на землю.
- Ишь какой, люмпен-пролетарий нашелся!- беззлобно рассмеялся молодой человек, вполне культурной внешности. Чисто одетый.
- А теперь пойдем со мной. Советская власть не для того революции делала, чтобы такие мальчишки под вагонами помирали от голода! Понял? А теперь вперед! Для вас специальные дома открыли - детскими называются. Будешь в чистоте, в тепле, накормлен. Учить тебя будут, понял?- весело говорил парень.
- Дяденька хороший, а ты кто ж такой?- все таки спросил он.
- Комсомолец, и ты таким вырастешь. Если бунтовать не будешь.

Так они потихоньку шли до обещанного детского дома, а Алешка Кошмариков, которому было всего-то около шести годочков, все думал, кто ж такие люмпен-пролетарии и не обидно ли это звучит.

Стоял на дворе 1921 год