Сказание о Змей-горе

Давненько это было. Жила в одном ауле девушка по имени Гузель. Мать её умерла, когда она была совсем ещё крошечной, а отец погоревал-погоревал да и привёл в дом новую жену. Через несколько лет умер и он. Осталась Гузель жить вдвоём с мачехой – женщиной злой и своенравной. 
Обижала мачеха Гузель, держала её в чёрном теле, но вопреки всем невзгодам девушка с каждым годом всё хорошела. Многие юноши в округе сходили по ней с ума, да только она никому из них не отвечала взаимностью.
– Ты почему не здороваешься со мной, Гузель? – спрашивал, подъезжая к ней верхом на коне, Бахир, байский сынок из соседнего аула.
– Здравствуй, Бахир, а я тебя и не заметила! – без тени волнения в голосе отвечала ему Гузель – в отличие от других девушек в округе она никогда не грезила об этом красивом себялюбивом парне. 
«Все замечают, а она – нет, гордячка этакая! Ну, погоди, ты ещё будешь моей!» - ухмылялся про себя Бахир, поворачивая в свой аул.
Однажды он дождался, когда Гузель уйдёт на реку стирать бельё, и направился прямиком к её мачехе.
– Сделай так, - говорит, - чтобы Гузель здесь совсем невмоготу стало, тогда она сразу мне на шею бросится!
– Ну, и хитрый же ты, Бахир, - упёрла руки в боки мачеха, - уйдёт она, кто за неё работать будет?
– А я тебе другую работницу сыщу и платить ей сам буду!
Мачеха всё ещё сомневалась.
– Ну, хочешь ещё шубу лисью? – предложил ей Бахир.
Но женщину было не так-то просто уговорить. Пришлось байскому сыну посулить ей ещё пошитый из бархата халат и сафьяновые сапожки. На том и ударили по рукам.
С того самого дня жизнь Гузель стала ещё невыносимей. Мачеха не давала ей покоя ни днём, ни ночью. Однажды она растолкала её за полночь и отправила в лес за хворостом, хотя темно было так, что хоть глаз выколи. Гузель возвратилась домой ни с чем и еле живая от страха – в темноте она видела светящиеся волчьи глаза и лишь чудом смогла унести ноги.
Найдя утром вязанку пустой, мачеха набросилась на падчерицу с кулаками. Она била и всячески поносила её, но Гузель всё покорно вынесла – не ушла из дома и уж тем более не бросилась на шею байскому сыну.
«Бахир будет недоволен, как бы насчёт сапожек не передумал!» - заволновалась мачеха.
Опасения её подтвердились. Через неделю, когда Гузель по обыкновению отправилась на реку стирать бельё, явился Бахир и потребовал от мачехи поспешить, иначе условия договора изменятся не в её пользу.
Забегала мачеха вокруг него, закудахтала – она-то уже всем соседкам похвасталась, что скоро будет щеголять в лисьей шубе да в сафьяновых сапогах, а теперь как бы все её мечты прахом не пошли – и пообещала сделать всё как следует, только попросила дать ей ещё немного времени.
– Терпение у этой девчонки каменное, но ведь вода и камень точит! – хитро сощурила глаза мачеха.
Бахир понимающе кивнул и вышел за дверь, за которой начинался буран.
Гузель возвратилась домой насквозь продрогшая, руки её ломило от ледяной речной воды. Не успела она развесить бельё, как мачеха велела ей идти за горным луком.
– Без него домой не приходи! – сказала мачеха, вытолкала Гузель за порог и заперла дверь.
Заплакала Гузель да делать нечего, побрела она в сторону ближайшей горы, к тому склону, где летом в обилии рос сочный горный лук. Ветер свистел у неё в ушах, а снег застилал ей глаза, но она даже не подумала повернуть назад, а лишь сильнее закуталась в старенький потёртый тулуп.
Долго ли коротко ли шла Гузель, за это время сгустились сумерки, а буран ещё больше рассвирепел, и вот добралась она до подножья горы. Наугад, ничего не видя перед собой, поднялась по склону и стала искать лук.
Она разгребала снег, отчего её замёрзшие руки совсем окоченели. Время от времени Гузель согревала их дыханием и снова принималась за работу, но всё напрасно – если она и находила лук, он был пожухшим и ни на что не годным.
Между тем буран не унимался, снегу намело почти по колено. Гузель понимала, что без лука ей домой возвращаться нельзя, не ровен час мачеха окончательно озвереет от злобы и прибьёт её, и решила заночевать на горе с подветренной стороны. Она нашла подходящее место, сделала углубление в снегу, забралась туда и утомлённая борьбой со стихией вскоре уснула.
Неизвестно сколько проспала Гузель, да только проснулась она в великолепных хоромах. Пол, потолок и стены, а также всё внутреннее убранство комнат были сделаны из золота, серебра и драгоценных камней.
Встала Гузель с постели шёлковой, а куда пойти не знает, но тут подполз к ней уж и спрашивает – чего, мол, желаете, милая девушка?
Гузель ничуть не испугалась, подивилась только, что уж с ней по-человечьи разговаривает, и попросила позвать хозяина или хозяйку.
– Надобно ночи дождаться! Господин только к ночи освободится! – сказал уж и уполз.
Ждёт Гузель, ждёт, а хозяина всё нет. «Интересно, день сейчас или ночь?» - думает она, хотела в окошко выглянуть, все хоромы обошла, но так и не нашла ни одного – чудеса да и только. Тревожно стало на душе у Гузель, что же это за жилище такое без окон, но тут, наконец, послышались чьи-то шаги и навстречу ей вышел прекрасный егет с синими, как озёра, глазами.
– Здравствуй, красавица! – поприветствовал Гузель егет. – Прости, что заставил ждать! Не напугал тебя мой слуга? Ослушался меня, проказник, говорил ведь я им – не испугайте нашу гостью!
– И много у вас слуг? – застенчиво спросила Гузель.
– Много! Я хозяин этой горы и зовут меня Егет Змеевич!
– Странное имя…
И тут хозяин горы поведал ей историю своей жизни. Оказывается, когда он был ещё в утробе матери, заколдовал его злой волшебник Беркут. Пришла пора ребёнку появиться на свет, но вместо мальчика родился змей. Так и жил он змеем до тех пор, пока не повзрослел. И только тогда смог на ночь снимать с себя змеиную кожу и бывать в человечьем обличье.
Однажды мать, желая помочь сыну, попыталась сжечь змеиную кожу, и он едва не умер. Ему казалось, что его самого бросили в огонь, и только мать спасла его, пообещав Беркуту за спасение сына свою жизнь. Так он, Егет Змеевич, как прозвал его колдун, потерял мать и, чтобы не бередить старые раны, удалился на гору и с тех пор живёт в ней и над нею же властвует.         
– Теперь, когда ты всё знаешь, - обратился к Гузели Егет Змеевич, - скажи, хочешь здесь остаться? Если останешься, я буду очень рад!
– Останусь, - не раздумывая, ответила Гузель.
С того самого дня поселилась Гузель у Егета Змеевича. Спокойно и беззаботно жилось ей там – хлопоты, что прежде взваливала на неё мачеха, теперь были уделом змеевых слуг. Правда, Гузель, не желая сидеть без дела, помогала им. Полюбили её ужи да гадюки за смирение и доброту, а господин их, Егет Змеевич, и вовсе в ней души не чаял. Гузель тоже полюбила его, одно не давало ей покоя – тоска по людям и по ясному солнышку.
Иногда Егет Змеевич дозволял ей выходить наружу, но делал это неохотно.
– По твоим следам сюда могут прийти люди, и тогда добра не жди! – говорил он.
Так Гузель прожила у Егета Змеевича всю зиму, весну, лето, осень и ещё одну зиму. Вторая зима показалась ей ещё более долгой и тоскливой, чем первая. Гузель думала, что она никогда не закончится. 
Но вот, наконец, пришла весна. Выглянуло солнышко, согрело закоченевшую землю. Приближался праздник встречи весны каргатуй.
Стала Гузель просить Егета Змеевича отпустить её хоть одним глазком взглянуть на праздник. Видел хозяин горы, как Гузель тоскует по земле, отпустил он её, но взял с неё слово, что она не станет спускаться с горы.
Захлопала Гузель в ладоши, засмеялась звонко, как весенняя капель, и, обняв Егета Змеевича, выскочила вон из пещеры.
Сначала Гузель, как и обещала, наблюдала за праздником с горы. Она видела, что внизу в долине собрались люди, что они веселятся и угощаются, но ни лиц, ни слов разобрать не могла. «Подойду поближе, - решила Гузель, - кто меня заметит, когда все празднуют!». И стала потихонечку спускаться.
Спустилась Гузель, спряталась за раскидистым вязом, оттуда всё как на ладони видно, и наблюдает. Глядит-глядит, а никого из знакомых не видит. «Как так? – думает Гузель. – Неужто я заблудилась? Пойду спрошу».
Вышла она из своего убежища и пошла в самую гущу праздника.
– Не заблудилась, - отвечают ей. – А тех, про кого ты спрашиваешь, уже давно на свете нет!
Подивилась Гузель – выходит, она у Егета Змеевича не один год, а много лет прожила.
Дождалась она окончания праздника, когда трижды кликнут птиц, и пошла обратно на гору. Идёт, а за ней ворона летит, да ещё и каркает, будто говорит ей что-то.
– Ты тоже была на празднике, воронушка? – спрашивает у неё Гузель.
Подлетела к ней ворона и хвать за серьгу с изумрудами – подарок Егета Змеевича.
– Ааа, вот чего тебе хочется, - засмеялась Гузель. – Не обижайся, но не могу я тебе её отдать, это подарок друга сердечного.
Сказала так и дальше пошла. А ворона не отстаёт, так и летит за ней.
Дошла Гузель до пещеры и говорит вороне:
– Подожди меня здесь! – а сама к хозяину горы – давай, мол, ворону приютим, будет она мне отрадой, глядишь, не так по земле тосковать буду.
– Если она не будет моих слуг обижать! – улыбнулся Егет Змеевич.
С тех пор стала ворона жить с ними. Гузель каждый день кормила её жучками да червячками, которых ей приносили ужи и гадюки, разговаривала с ней и всячески ласкала её. За этим невинным развлечением день, когда хозяин горы принимал змеиное обличье и не показывался Гузель на глаза, проходил быстрее. Когда же наступала ночь, Егет Змеевич выходил из своего укрытия и спешил в объятия своей ненаглядной Гузели.
Но вот однажды ожидая встречи с любезным своим Егетом Змеевичем, Гузель ненароком сморил сон. Просыпается она, а его всё нет, хотя уже давно должен был прийти. Забеспокоилась Гузель, побежала в комнату, где он обычно прятался, стучит, а ей никто не открывает. Хотела слуг позвать, да вдруг слышит – стоны за дверью. Дернула Гузель ручку, дверь и открылась. Глядит она, на постели лежит, извиваясь от боли, Егет Змеевич, а в очаге догорает что-то. Гузель сразу поняла, что это горит змеиная кожа.
Не было у Гузели времени на раздумья, призвала она злого волшебника Беркута. Явился колдун, позёвывая и потирая сонные глаза.
– Чего тебе надо? – спрашивает.
– Сохрани жизнь моему любимому, а мою, если хочешь, забери! – взмолилась перед ним Гузель.
Поглядел колдун на постель, где корчился в муках Егет Змеевич, окинул взглядом прекрасную ясноокую Гузель и говорит:
– Не нужна мне твоя жизнь, да и его не нужна. И вообще я спать хочу!
Поглядела на него Гузель с недоумением.
– Ну, что так смотришь? Разрушилось заклятье! Кто же знал, что такая красавица как ты его полюбит! – и со словами «эх, просчитался» растворился в воздухе.
Бросилась Гузель к Егету Змеевичу, а он жив и здоров, будто и не умирал в муках. Обнял он Гузель, поцеловал в уста сахарные, а после о вороне справился – это ведь она, негодная, бросила змеиную кожу в огонь.
Вскоре нашли они ворону, она в самом тёмном углу отсиживалась, стали её ругать, а она как давай каркать. Каркала-каркала и тут у неё человеческий голос прорезался. Слышит Гузель, а это голос её мачехи!
Верят татары и башкиры, что после смерти человек становится птицей. Хорошим был при жизни человек – станет жаворонком или ласточкой, ну а ежели плохим – так и быть ему вороной, каковой и стала мачеха Гузель.
Выгнали Егет Змеевич и Гузель крылатую негодницу – пускай летит на все четыре стороны, а сами стали жить-поживать да добра наживать.
А гору, где хозяйствовал Егет Змеевич (гора эта, кстати, находится в Саракташском районе, недалеко от села Рыскулово), люди вскоре прозвали Змей-горой. Видно, это ворона всё-таки всем про эту историю растрепала.