Город одиночек 1. У моря нет края

 «Гораздо легче обвинить
 один пол, нежели извинить
 другой».
        Монтень. «Опыты»

 «И тосковали соловьи
 Верхом на веточке. Казалось,
 Они испытывают жалость,
 Как неспособные к любви».
        Николай Заболоцкий.

               
                Город


                1.

      У моря нет края. Только черта отделяет его от неба – тропинка, по которой может пройти человек. Берег, на котором стою, не годится для пляжа: сор, галька, грубый красный песок в подпалинах кварца. Волны бьются в ловушке залива; если с силой их оттолкнуть, поплутав, они переплывут океан и заблудятся в шелковых, словно манная крупа, отмелях Гавани. А там – вверх по Лете лети, волна! – выше, выше! – туда, где в снегах, переменчивых – то мороз, то дрянная оттепель, – спит Оберсваль, и его не разбудишь…

      Снег на губах – как навязчивый привкус крови. Январь. Заиндевелые, фарфоровые деревья. В солнечном пятне на стене – в тени приоткрытой форточки – дрожит прозрачная тень мороза. Голубая затуманенная городская даль. Обжитое, близкое небо.

      Небо над морем распахнуто, у неба нет края – только черта, что делит пространство напополам. В невозможно полной, обнаженной его глубине царапиной – след невидимого биплана. Самолет уходил по двойной параболе; след таял, таял…  Я никогда не узнаю, откуда, куда летел самолет, но можно предположить: из Оберсваля, - и этого хватит для счастья. Приложив ладонь козырьком ко лбу, я гляжу, пока от синевы не заломит под веками.
      Царапины на пустых небесных щеках, след иглы, скрепы на синем шелке… А я, прикованный цепью банального притяжения, – я слежу за самолетом, приложив руку козырьком ко лбу. Когда-то и я...

      Когда-то и я летал на биплане.