День рождения мамы

Посвящается Дню мамы:
пусть у каждого этот день будет свой...

Дня рождения мамы Колька не знал: она родила его, а потом оделась и ушла.

В доме малютки Колька научился говорить слово «мама» и говорил его при виде всех женщин, входивших в комнату, где младенцев была двадцать одна штука, как шутила нянечка. Нянечка и медсестра – две мамы, бывшие рядом почти каждый день. Была ещё мама на длинные два дня. И ещё одна, которая учила детей говорить.

В группу приходили другие тётеньки, которые смотрели у младенцев животики, глазки, ручки и ножки, по-деловому агукали с ними, иногда делали «козу» и уходили. Надо ли их называть мамами, Колька не понимал и называл по настроению.

Все мамы в доме были белыми и строгими. Только няня и сестра, каждый день кормившие, мывшие и даже обстирывавшие всю мелкую братию, оттиравшие срыгивания и убиравшие игрушки, иногда улыбались своим подопечным. И та мама, которая разговаривала с детьми, тоже улыбалась.

Она была красивая, молодая. Она брала стул, ставила его близко от манежа, и вся копошащаяся в манеже команда, которая умела ползать, сползалась к ней. Остальные переворачивались на животы или разворачивались, как могли, к маме. А Колька и ещё трое её подопечных вставали у перил манежа – совсем близко к ней.

Они смотрели ей в глаза, на губы, ловили слова, интонацию и улыбки, шевелили в ответ губами и иногда отвечали: да! Мама! Да! Только один Тимка не отвечал. Он стоял на тонких ножках, раскачивался и смеялся. Он ничего не понимал, пускал слюни и всем существом, как травинка к солнцу, тянулся к говорившей маме.

Но Колька знал, что мама говорит только с ним, только ему улыбается. И как он старался понравиться ей! Иногда он прохаживался вдоль бортика манежа, чувствуя, что мама довольна им. Он один из группы уже умел ходить, держась одной рукой за бортик, потому что был самым старшим: ему недавно исполнилось полтора года. От усердия и нехватки слов он иногда приседал, подпрыгивал на месте одной ножкой, притопывал и хохотал. А потом сразу становился серьёзным и говорил маме о том, как он рад ей.

Мама, работавшая уже десять лет в доме малютки дефектологом и логопедом, ровно относилась ко всем малышам, стараясь не обделить никого вниманием. Но Колька был её болью и особой заботой в этой младшей группе. Если его, не умеющего говорить, переведут сейчас в старшую, ему будет очень трудно. И что с ним будет дальше? У него ведь всё в порядке, он лишь немного отстаёт в физическом развитии, но голова прекрасная. Сообразительный, любознательный, отзывчивый на внимание малыш… Он должен говорить! Или её нужно уволить за абсолютную бесполезность.

Эти мысли иногда сбивали урок, мешали сосредоточиться на реакции детей. А Колька... Колька смотрел на неё с верой, и взгляд чистых серых глаз проникал в самую душу доктора.

*
Колька подрос, и его перевели в детский дом. Однажды, накануне Нового года, ему было тогда лет десять, наверное, он перед сном сидел на своей кровати и думал о той маме, которая научила его говорить – он так и продолжал мысленно называть её мамой.

Колька додумавал мысль, которая мелькнула у него, когда два дня назад детям устроили праздник дня рождения – для всех, кто родился в декабре. Но тогда не было времени, и мысль ускользнула. Теперь время было…

Он вдруг сильно-сильно захотел, чтобы у его далёкой младенческой мамы тоже был день рождения. И сейчас Колька уже точно знал, что этот день – 31 декабря, день, когда надежды плотным комком сбиваются в груди и подкатывают к горлу. Когда неизбежно верится в очень светлое – что-то неизвестное, но доброе-доброе впереди.

*
Сегодня был предновогодний день. Николай обедал с женой, сыном и дочкой. Скоро соберутся многочисленные гости, они накроют праздничный стол и будут смеяться, поздравлять друг друга – и все дружно надеяться на что-то светлое и доброе-доброе…
С днем рождения, мама!