Москва

Чувство усталости сменится чувством де-жавю в следующий раз, когда я открою глаза. Если поддаться иллюзии и пройтись по ее лабиринтам выходят удивительные фантасмагории. На этот раз я открыл глаза в поезде. Живой поезд, осмысленно-несущийся от пункта А к пункту Б все свое полувековое существование. Все свое существование несущий бессмысленно похожих людей из никуда в ниоткуда. Он отрыгнул меня на перон копии очередного города.
Но в этой копии города одинаковых людей было неприлично много. Ими был забит каждый уголок зрения. Каждый вдох, каждый жест, каждое движение касалось очередного отражения и они начинали еще более причудливо шевелиться и искрить одинаково-пестрой одеждой и одинаково модными словами. Поскольку все они говорили или шевелились постоянно-невозможно было понять, откуда пошло первое движение или жест, остался-ли еще тот, от которого зародилось это беспокойное колыхание в живой массе очередной копии города В этом городе под ногами не было грязного снега, и фонари с вывернутыми головами смотрели вверх на черное от смога небо. Здесь все перевернуто. Искрами на асфальте блестит соль, подражая небу. А на небе столько грязи, что боишься испачкать об него голову. В этом удивительном городе среди прочего очень много жизни, многоголовой, смуглой, с раскосыми глазами. Но очень мало живых. Пример некогда живого, но уже бесконечно давно мертвого спрятан неглубоко под землей в зиккурате на всеобщем обозрении. Нет ни единого шанса понять какой неясной силою или под каким предлогом есть копия этого города. Совершенно абсурдный, наполненный непонятными тварями без смысла или цели. Эта копия дышит и сверкает в туман сотней миллионов собственных глаз. Расползается все дальше и все безнадежнее. Невообразим сам процесс образования такого Левиафана ни на дне самых глубин Ада, а во вполне обозримом иллюзиями тумане.