Троллоп Бриллианты Юстасов перевод

"Бриллианты Юстасов"  - блестящий роман Троллопа.Это парафраз на тему "Ярмарки тщеславия" Теккерея. Но написано у Троллопа гораздо легче, ироничнее, живее и без злобы. Главная героиня - чудесна. Правильная героиня - скучна до омерзения. Интрига великолепна.
Это мой авторский перевод. Есть еще перевод начала ХХ века, но он безнадежно устарел. К сожалению, перевела не до конца. Вначале идет  литературный перевод, в самом конце подстрочник, но я исправлюсь и доделаю.
The Eustace Diamonds
Троллоп А. Бриллианты Юстасов

Глава 1. Лиззи Грейсток

И друзья, и враги Лиззи Грейсток -  а последних было куда больше и судили они куда  строже   -дружно признавали, что она умеет хорошо устроиться. Мы расскажем историю Лиззи Грейсток с самого начала, но не будем чрезмерно затягивать ее, что бы мы непременно сделали, если бы любили нашу героиню чуть больше.
Лиззи была единственным ребенком старого адмирала Грейстока, которого в последние годы его жизни весьма тревожил этот факт. Адмирал был человеком, который полагал, что жить надо так, как будто живешь последний день. По мнению окружающих он вполне преуспел в осуществлении этой жизненной стратегии. Адмирал любил вист, вино и другие подобные развлечения и предавался им  даже на смертном ложе. Он имел небольшое состояние, и его дочь, будучи еще ребенком, блистала драгоценными коцами на пальцах, ожерельем из рубинов, серьгами из желтых брильянтов и звездами алмазов в своих черных кудрях. Ей едва исполнилось  девятнадцать, когда умер ее отец и она переселилась в дом своей старой капризной  тетки  Леди Линлитгоу. Лиззи предпочла бы переселиться к каким-нибудь другим друзьям или родным, но в городе таких не имелось. У нее был правда дядюшка, декан Грейсток, который жил  Бобсборо и был старым добродушным джентльменом, к тому же деканессы Грейсток не существовало в природе, зато в деканате жили три его очаровательные дочери, которые мечтали подружиться со своей кузиной Лиззи. Но Лиззи полагала, что она заслуживает большего, чем жизнь в благочинии в Бобсборо.
При этом она терпеть не могла леди Линлитгоу. Живя вместе с отцом, она надеялась, что сможет устроиться до того как он умрет,  и не стремилась скрыть эту нелюбовь. Леди Линлитгоу действительно была не слишком дружелюбной и не слишком обращающей внимание на других особой. Но когда адмирал умер, Лиззи не задумываясь мгновенно переселилась к старой «грифинессе», как она обычно величала графиню в своих письмах к девочкам из  Бобсборо.
Адмирал умер имея огромное количество долгов. Их было столько, что удивительно, как торговцы  вообще что-либо продавали ему. Поскольку после адмирала не осталось ничего и ни для  кого, господа Хартер и Бенджамин со старой Бонд-Стрит сообщили леди Линлитгоу  на Брук-стрит, что драгоценности Лиззи должны быть возвращены, если они не будут оплачены в течении года. Но Лиззи объяснила тетке, что никаких драгоценностей нет и возвращать просто нечего. Леди Линлитгоу лично видела бриллианты и потребовала объяснений.   Лиззи охотно объяснила, что бриллианты были отданы в счет других долгов.  Леди Линлитгоу не склонны была верить на слово, но узнать истинное положении вещей  она к сожалению не могла.
На тот момент камни в самом деле были  заложены. Деньги были необходимы – в конце концов некоторые вещи должны быть оплачены – деньги нужны для самой девушки, следует иметь определенную сумму для железнодорожной поездки, любой девушке нужны  маленькие безделушки, которые нельзя купить в кредит. Конечно, Лиззи, как и большинство девушек е возраста прекрасно знала как все это можно получить без денег, но были требования, которые даже она не могла выдержать, и долги, которые даже она должна была заплатить.
Ее знакомство с господами Хартером и Бенджамином состоялось следующим образом. За восемь месяцев до смерти отца она имела разговор тет-а-тет с мистером Бенджамином,  и заключила с ним некий  договор. Она посетила его и  сообщила, что, она совершеннолетняя, следовательно она может взять на себя  ответственность за долги отца, подписав любой документ, который фирма потребует от нее. 
– Конечно, – сказала она, – у меня не было своих средств и  никогда не будет. Это мистер Бенджамин знает. Что касается того, что мои долги должна оплатить леди Линлитг – которая как известно бедна  как Иов (для графини конечно) –  то я, мистер Бенджамин, не ожидала от вас ничего подобного. Но, – тут Лиззи сделала паузу и мистер Бенджамин, понимающе улыбнувшись предположил, что, возможно, мисс Грейсток собирается замуж. Лиззи с милым девичьим смущением призналась что  такое вполне может случиться и спросила  и добавила:
- Например, за сэра Флориана Юстаса?...
Мистер Бенджамин как и все вокруг знали, что сэр Юстас был очень богат. Правда, он был не слишком известен, но  был способен заплатить любую сумму по счетам любого ювелира.
Мистер Бенджамин предположил, что мисс Грейсток руководило не только желание иметь будущего мужа, который оплатит ее счета. Да, действительно, мисс Грейсток  хотела бы взять кредит,  чтобы выкупить драгоценности. Она готова взять на себя ответственность за всю сумму. Мистер Бенджамин сказал, что он хотел бы сделать несколько запросов.
– Но только не выдавайте меня – попросила Лиззи, – вы же понимаете как вредны всякие слухи для заключения брака.
Мистер Бенджамин обещал быть более чем осторожными.
В том, что сказала мисс Грейсток ювелиру было не так уж много лжи, как могло показаться. Она не была совершеннолетней  и, следовательно, не имела права подписывать обязательства, а ее будущий муж  не мог нести за них ответственности.   Истиной  не являлось и то, что сэр Флориан Юстас просил ее руки. Мы должны отметить эти две маленьких неточности в ее  утверждениях.
Но сэр Флориан был  в нее влюблен и использовав женские чары (включая бриллианты)  она вполне могла рассчитывать на этот брак. Мистер Бенджамин сделал соответствующие  запросы и согласился с предложением мисс Грейсток.  Он ничего не сообщил мисс Грейсток по поводу ее несовершеннолетия, хоть и  обнаружил ложь. Но ведь сэр Флориан, несомненно, оплатил бы  счета своей жены, не придираясь к юридическим тонкостям. Исходя из полученной информации мистер Бенджамин решил, что брак дело решенное, и что в целом заключенное соглашение ему выгодно. Лиззи получила обратно свои украшения, а мистер Бенджамин получил векселя, подписанные персоной, которая якобы была  совершеннолетней. Ювелир в конечном счете был уверен что заключил выгодную сделку, в этом же была уверенна и леди.
Леди Линлитгоу обнаружила, что украшения ее племянницы возвращаются одно за другим: одно кольцо добавлялось  к другому не маленьких изящных пальчиках,  рубины появились на шейке, тот же путь повторил кулон и  серьги. Хотя Лиззи была в трауре по отцу, но эти вещи нельзя было не заметить. Графиня не была бы женщиной, если бы оставила это дело без решительного расследования. Она угрожала, требовала и протестовала. Она пыталась даже обыскать юную леди в брильянтах. Но она потерпела неудачу. Лиззи не отвечала ни на какие вопросы и занималась решением своих собственных дел. Ситуация с сэром  Флориан близилась к благополучному разрешению, графиня хорошо понимала, что значит этот брак и не хотела ссориться с племянницей. Маленький дом на Брук-Стрит была очень невелик и неуютен и зажат между соседними домами, где проживали более счастливые семьи. Одна самая большая  спальня в нем принадлежала сыну графини, графу Линлитгоу, который проводил в ней не более пяти ночей в год. Других обитателей в доме не было, кроме тети, племянницы и четырех слуг, из которых одной была  собственная горничная Лиззи.
Зачем графине вообще нужна было опекунство над племянницей, тем более над такой племянницей? Графиня рассматривала это как долг. Леди Линлитгоу был скупой, злой, эгоистичной старухой, ет сетера, ет сетера. Леди Линлитгоу обманывала мясника при покупке мяса и повара при выплате жалованья. Леди Линлитгоу могла  спокойно солгать, если это ей было выгодно. О леди Линлитгоу говорили, что она передергивает  в карты. В своем высказываниях и их точности ядовитые старухи между Бонд Стрит и Парк Лейн вряд ли превосходят ядовитых стариков  в клубах. Но тем не менее, Леди Линлитгоу признавала необходимость выполнения определенных обязательств и выполняла их, даже если ненавидела эти обязательства. Она ходила в церковь, не для того, чтобы люди могли видеть ее там – собственно говоря ей было это безразлично –  но потому что она полагала, что так следует поступать. И она взяла в свой Лиззи Грейсток, которую она не любила почти так же сильно как проповеди, потому что жена адмирала была ее сестрой, а леди Линлитгоу знала в чем заключается ее  долг. Но,  взяв к себе Лиззи – которая кстати сказать была прелестна – графиня стремилась  как можно быстрее избавиться от нее, выдав ее замуж. Она предполагала, что Лиззи будет доставлять ей одни мучения, и что Лиззи сама заслуживает мучений, но она мечтала о великолепном союзе. Она была готова на все чтобы обеспечить  племяннице этот брак, который поднял бы ее на недосягаемую высоту в свете. И сейчас когда брак с сэром Юстасом предстал во всем великолепии,  леди Линлитгоу, естественно не могла проявить себя в деле с драгоценностями с той строгостью, которую в других обстоятельствах она бы, несомненно, проявила. А брак с сэром Юстасом был совершенно блестящим.
Сэр Флориан был молодым человеком двадцати восьми лет. Он был очень красив, имел огромное состояние, при этом совершенно необремененое долгами. Он вращался в  лучших кругах, и был так благоразумен, что  никогда не рисковал деньгами на бегах или в игорных домах. И к тому же имел репутацию галантного кавалера. Правда, существовали два обстоятельства, касающиеся его, которые могли ( ли   не могли)  быть приняты (или не приняты) в соображение. Он был не слишком порядочным человеком и он был смертельно болен. Когда приятельница леди Линлитгоу из лучших побуждений  намекнула ей на это последнее обстоятельство, графиня поочередно моргнула, подмигнула и кивнула, и сообщила, что она консультировалась с врачами по этому вопросу. Медицинские светила  заявили, что  у сэра Флориана не больше шансов умереть, чем  у любого другого человека, если он женится, так что все заявления ее светлости были ложью. Когда же та же самая приятельница намекнула на это же мисс Грейсток, Лиззи решила, что она еще припомнит ей это. Во всяком случае ухаживание продолжалось.
Мы сказали, что сэр Флориан был безнравственным молодым человеком – но он не был безнравственным в обычном смысле этого слова. Он не был тем, кто отказывает себе в удовольствиях, потому что они вредят здоровью, карману или репутации. Он просто не имел четких представлений о том, что есть добро и зло. В добродетель он не верил. О чести он думал очень много  и его даже иногда посещала мысль, что поскольку людям вроде него много дано с них много и спросится. Он был надменен и  учтив. Что же касается возможности ранней смерти, то у него имелся приемник – его брат Джон. Для сэра Юстаса были равно важны и его достоинства и его пороки, его здоровье и его болезни. Его трепетное отношение к своим порокам заслуживало то ли восхищения, то ли прямо противоположного чувства. Сэру Юстасу неоднократно сообщали, что он видимо он хочет умереть молодым, если  он не меняет своего образа жизни. Он мог бы периодически ездить, например, в Алжир?
– Конечно, нет. – отвечал он. – Он не собирается этого делать. Если он  даже умрет, существует еще его брат Джон.
Страх смерти никогда не омрачал чело Флориана Юстаса. Все Юстасы жили недолго. Семья всегда платила дань смерти. Но все Юстасы были великие люди, и никогда не боялись смерти.
К тому же сэр Флориан влюбился. Обсуждая этот вопрос со своим братом, который был, пожалуй, его единственным другом, он объяснил, что если девушка, которую он любит, выйдет за него замуж,  то во всяком случае его раннюю смерть ей компенсирует  значительное состояние, которое она получит. Джон Юстас, которого близко касался этот вопрос, не возражал против этих доводов. Воистину, Юстасы были великие люди.
Сэр Флориан был достойным джентльменом; но, все же, ему явно не хватило ума, дальновидности и здравого смысла, когда он счел, что именно Лиззи Грейсток является самым чистым, верным  и благородным существом из всех женщин в мире. Сэр Флориан не верил в добродетель. Он считал что добродетельных женщин  не существует ни в одном сословии. Но он считал свою мать и сестер святыми женщинами и следовательно полагал, что и его супруга будет святой, а возможно и более чем святой, поскольку это будет его супруга. Он верил в ум, чистоту, верность, благородство и красоту Лиззи Грейсток, и считал что она соединяет все эти качества. Ум и  красота действительно наличествовали… но вот верность и  благородство… Как могло случиться, что столь великий человек как Флориан Юстас был столь слеп?
Дело в том, что сэр Флориан действительно не был особенно умен, сам он  считал себя полным глупцом, и надеялся стать умнее, общаясь с умной женщиной. Лиззи читала ему стихи, она читала их,  сидя рядом с ним, в полумраке, а блики света от затененной лампы падали  на страницы. Сэр Юстас поразился, какой прекрасной может быть поэзия. Сам он никогда не мог прочитать ни строчки, но стихи, срывавшиеся с ее губ, казалось ему восхитительными. Это была совершенно новое, неизведанное ранее чувство, и хотя он  высмеивал  его раньше, но теперь оно стало желанным. К тому же Лиззи  говорила ему такие дивные вещи. Сэр Юстас  с удивлением обнаружил. что размышления над поэзией могут быть приятными. Мы уже говорили, что сэр Юстас был горд, но сам себя он оценивал  весьма скромно. Какой же  чудесной была эта девушка, читавшая ему стихи  голосом у богини! Станет ли она его женой?
– Но прежде чем она ответит ему, пусть она его выслушает, – обратился сэр Юстас к Лиззи. – Ему возможно суждено ранняя смерть. Сам он в это не верит. Да иногда он чувствует себя больным, очень больным, но очень часто он чувствует себя совершенно здоровым. Если она рискнет связать свою судьбу с ним он постарается, чтобы его богатство утешило ее в случае его смерти. –  В завершении этой длинной речи он  с трудом посмотрел ей в глаза. Но это было необходимо, он должен был понять, что она чувствует. Когда он сказал ей о том, что ему угрожает, у нее вырвалось сдавленное рыдание, мягкое почти музыкальное проявление горя, которое  казалось увеличивается с каждым его словом. Когда он говорил о владеющих им надеждах, звуки несколько изменились, но не стихли. Когда он упомянул свое состояние она упала к его ногам.
– Нет, – воскликнула она, `– только не это!
Он поднял ее, его руки обвились вокруг ее талии,  и он пытался объяснить ей, что это является его долгом по отношению к ней. Она высвободилась, не желая слушать его:
 – Нет ! нет!
Когда он снова стал говорить о своей любви, она склонила свое лицо ему  на грудь. Разумеется помолвка тут же свершалась. Кубок был близок к губам, но еще не выпит . Ее отец умер всего десять месяцев назад, и какой ответ она могла дать,  учитывая что скажут люди. Она смотрела ему в  лицо, понимая что опасность весьма велика. Дело происходило в июле, и если он сейчас не женится, возможно это уже не удастся сделать следующей зимой. О небеса! Ужели ее надежды рухнут, и она будет всего лишь девушкой которая когда-то была помолвлена с покойным сэр Флорианом! Но к счастью он сам спешил с этим браком.
– Мне советуют, –  сказал он, – съездить на юг в начале октября. Я не хочу ехать один. Вы ведь понимаете, что я имею в виду  Лиззи?...
Разумеется она вышла за него замуж в сентябре. Шесть недель медового месяца они провели в его имении в Шотландии. Первое кровотечение случилось, когда они возвращались   через Лондон, из Шотландии, следуя в Италию.
В это время господа Хартер и Бенджамин направили им небольшой счет, составивший примерно 400 фунтов, а затем и другие маленькие счета. Сэр Флориан был человеком, который оплачивает счета,  но который не будет их оплачивать если не поймет откуда они возникли и какова их природа. Как много он понял из ее махинаций, Лиззи не знала, но очевидно было, что он понял многое и обнаружил явный обман со стороны свой жены. Лиззи объясняла, что вероятно она сделала не все как надо и могла бы поступить лучше. Но она, просто не поняла суть подписанного обязательства, она думала, что это какие-то счета, которые ее муж подпишет ювелирам.
Но она сознавала, что она солгала и ложь была раскрыта.
Неизвестно почему все это взволновало ее так сильно. Она не любила мужа и не испытывала угрызений совести. Они уехали за границу и провели половину зимы в Неаполе. К этому времени сэр Юстас все понял про свою жену, но прежде чем закончилась весна он скончался.
Лиззи провела свою партию блестяще и выиграла. Испытывала ли она сожаление или угрызения совести – кто знает? Человек никогда не бывает настолько добродетельным,  чтобы получать радость только от добрых дел, видимо он не может быть и настолько дурным чтобы испытать удовольствие лишь от злых дел. Вероятно она испытывала угрызения совести, когда смотрела на лицо умирающего,  искаженное обманутыми надеждами, связанными с ней, и слушала его резкий ворчливый голос, который уже не говорил о любви. Возможно она чувствовала себя неправой, когда поняла, что ее обман приблизил его к могиле. Кто знает?
Она стала вдовой, и в течении глубокого траура, она была слишком несчастна и никого не хотела видеть. Она вернулась в Англию и закрылась в небольшом доме в Брайтоне. Леди Линлитгоу предложила пожить с ней, но Лиззи потребовала, чтоб ее оставили в покое. Она все же была потрясена скоростью случившегося. Прошло всего двенадцать месяцев,  с тех пор как она узнала человека,   ставшего ее  мужем и покинувшего ее. Теперь она была вдовой, вдовой очень богатой и носила под сердцем плод его любви.
Уже тогда друзья и враги  не колеблясь сказали, что Лиззи Грейсток несомненно умеет добиться своего, и к тому же судьба решила ее проблемы с необычной щедростью.

 

Глава 2. Леди Юстас

Обстоятельства сложились так, что Лиззи Грейсток – или  леди Юстас, как мы должны ее теперь называть – не могла более оставаться в положении скромной вдовы в Брайтоне. Был апрель, и она должна была стать матерью до конца лета.  «На какие доходы она может  рассчитывать?» –  вот вопрос, который она задавала себе.
Если родится сын  – он унаследует все, включая недвижимость. Если дочь –  то леди Юстас будет принадлежать все огромное личное состояние, которым сэр Флориан владел на момент смерти. Если сына не будет, то брат сэра Юстаса, Джон  Юстас унаследует поместье в Йоркшире, которое являлось фундаментом богатства Юстасов. Какой бы ребенок не родился –  Джон Юстас  унаследует все, что не было по закону оставлено вдове. Сэр Флориан приобрел недвижимость непосредственно перед заключением  брака, и сразу же после его заключения составил брачный договор. Ничего в этих документах впоследствии изменено не было. В те печальные итальянские дни ему было не до того.  Его владения были огромны. Согласно закону имение в Шотландии   принадлежало Лиззи в течении жизни, а после ее смерти должны были перейти к младшему сыну, если бы такой имелся в наличии.
В любом случае деньги были завещаны ей, причем в количестве достаточном для решения любых проблем. Она слабо представляла себе весь юридический механизм, но насколько она понимала, она была богатой женщиной. Но для столь умной женщины Лиззи была удивительно невежественна в том, что касалось  денег,  земли и доходов от нее – хотя, пожалуй, не более невежественной, чем большинство молодых девушек в возрасте двадцати одного года. Она была уверена, что шотландские владения принадлежат ей навсегда, потому что не могло быть никакого младшего сына,  но она не была вполне уверена  - останутся ли они ее собственностью, если не родится сын. В отношении всей суммы денег оставленных ей, она тоже не вполне понимала – входит ли в эту сумму  стоимость шотландских владений или это отдельная сумма и должны ли доходы от поместья  поступать ежегодно или нет?  Она еще в Неаполе,  получила письмо от семейного адвоката, объяснившего ей  некоторые детали, и теперь она жаждала задать ему дополнительные вопросы, чтобы прояснить все непонятные моменты и иметь возможность полностью распоряжаться своим богатством.
У нее были блестящие действительно блестящие перспективы; и все же, она чувствовала себя очень одинокой.  Может быть было бы лучше, если бы ее муж был жив, и по-прежнему боготворил ее, и позволил ей читать ему стихи? Но она не читала ему стихов после иска господ  Хартера и Бенджамина. И  случай вновь почитать стихи кому-нибудь ей мог представиться только через двенадцать, а то и через двадцать четыре месяца после смерти бедного сэра Флориана.
Вопрос об ее праве на наследство, однако, был очень серьезным, и поэтому в начале  мая леди Юстас нанесла визит дяде своего мужа  епископу Юстасу из Бобсборо. Епископ был младшим братом отца сэра Флориана. Ему было в это время около пятидесяти лет. Это был очень живой и весьма уважаемый джентльмен, занимавший почетное место среди английских епископов. Он убедил свою племянницу, что наиболее предпочтительным будет, чтобы до решающего момента она пожила в семье мужа и предложил ей в качестве местопребывания епископский дворце в Бобсборо до того времени, когда она разрешится от бремени. Леди Юстас поселилась во дворце и в положенный срок родила сына.
Джон Юстас, который стал теперь дядей юного наследника, встретился с ней и со свойственным ему  добродушием, заявил, что он готов посвятить себя маленькому главе семьи. Он стал его опекуном и одновременно управляющим семейными владениями. Но Лиззи не читала ему никаких стихов, он их не любил ее, и епископ их не любил, а вся женская часть семейства  епископа терпеть ее не могли. Семья декана –  напомним, что декан Бобсборо был дядей Лиззи   – тоже не слишком любила ее после того, как Лиззи возвысилась без  помощи родственников. Но они были обязаны выполнять  свой долг перед ней как вдовой  покойного  и матерью нынешнего баронета. Впрочем, у семейства епископа не было особых причин жаловаться на поведение  Лиззи в первые дни вдовства. Что касается знаменитого фамильного колье, которое не было взято в Неаполь со всеми остальными драгоценностями, и про которое ювелир сказал адвокату, а адвокат сказал Джон Юстасу, что оно определенно не является собственностью вдовы, то епископ настоятельно рекомендовал пока не поднимать этот вопрос. Ошибку, если она произошла можно исправить в любое время. Ничего более в эти дни не было сказано о знаменитом юстасовском колье, вокруг которого впоследствии возник общеизвестный скандал.
Почему Лиззи была так не любима семейством Юстасов, трудно объяснить. Пока она жила во дворце она вела себя очень скромно  и тихо. Возможно, дело было в том, они осуждали ее за решение сократить содержание ее тетки леди Линлинтго, которая как никак была ее родственницей.
Существуют люди, которые могут вести себя вполне разумно, будучи бедными и совершать глупости, став богатыми. По-видимому Лиззи относилась к их числу. Леди Юстас, живя во дворце, являла собой образец горюющей вдовы, но она, не могла удержаться от высказываний о своих будущих намерениях. Она постоянно задавала миссис Юстас, и даже ее дочери  вопросы о своей собственности.
– Она умирает от желания получить свои деньги – сказала миссис Юстас епископу. 
– Она только уподобляется  в этом всем прочим людям – ответил епископ.
Если бы она действовала открыто, я бы думала о ней лучше  – сказала миссис Юстас.
 Никто из них не любил ее.
Леди Юстас прожила во дворце шесть месяцев,  после этого она уехала в свое имение в Шотландии. Миссис Юстас настоятельно советовала ей попросить ее тетю, леди Линлитго, чтобы  та сопровождала ее, но Лиззи твердо отказалась от этого. Она выносила общество  леди Линлитго в течении года после смерти отца и перед своим замужеством;  теперь она надеялась жить в свое удовольствие – а присутствие вдовствующей графини – грифонессы  –  определенно не являлось удовольствием. 
В том, что все  ее желания исполнились, она еще была до конца уверена. Она любила драгоценности. Ей нравилось власть над окружающими, которую давало ее положение. Ей нравились изысканные кушанья. Но были и другие вещи, которые ей нравились. Она любила музыку – хотя  сомневалась, что будет играть или даже слушать ее в одиночестве. Она любила читать и особенно читать стихи, хотя и любовь ее к поэзии могола проявляться только в присутствии других. Она могла изысканно возлежать с книгой и изысканно листать ее, но для этого ей был нужен восхищенный слушатель и зритель. Она мечтала быть любимой и получала наслаждение, возводя воздушные замки, в которых она пребывала с друзьями и возлюбленными, которые были бы счастливы вместе с ней и открывали бы ей свое сердце. Ее теоретические представления о жизни вовсе не были плохи ; но на практике она спешила получить независимость и насладиться ею.
Епископский дворец как место проживания ее не устраивал. Она не могла, живя там, быть независимой.  Если бы не наследник, конечно, у ее родственников не было бы  повода вмешаться в ее жизнь, но права ребенка были делом настолько серьезным и важным, что такое вмешательство было неизбежным. Мать ребенка, однако, дала понять родственникам, что она не намеревается дать им возможность вмешиваться  в свою жизнь, и вообще больше нет никаких причин, чтобы ей не быть свободной как воздух.
Но неужели она действительно собирается отправиться в  замок Портри и жить там в одиночестве, то есть с ребенком и нянями? Это невозможно. В результате было решено, что  она отправится в Шотландию в сопровождении своей старшей кузины, Эллинор Грейсток, леди, которая была всего на десять лет ее старше. Вряд ли можно было найти лучшую кандидатуру чем Эллинор Грейсток. Это была особа уравновешенная, с надлежащим чувством юмора и весьма любезная. После долгих дебатов в деканате и во дворце – ибо между этими церковными учреждениями существовала тесная дружба – предложение было принято и все необходимые советы даны. Элинор решилась сопровождать свою кузину и пробыть  в замке три месяца, при условии, что к ее советам будут прислушиваться.  После длительных дискуссий между епископской женой и леди Юстас, последняя согласилась и две леди отправились в Шотландию вместе.
В течение этих трех месяцев вдова  ждала, когда придет ее время. По поводу своих мыслей о  будущем она ни слова не говорила компаньонке. О своем ребенке она также говорила очень мало. Она говорила о книгах, выбирая такие, которые ее кузина не читала и пересыпала  свой разговор итальянскими словечками, которые ее кузина не знала.  Кроме этого они вместе катались в карете.  Больше никаких отношений между ними не было. Лиззи выжидала момент, и по истечению трех месяцев мисс Грейсток к счастью и по необходимости вернулась в Бобсборо.
– Я ничего не сумела сделала, – сказала она своей матери, - и кроме того, чувствовала себя весьма неуютно.
– Моя дорогая – ответила мать – по крайне мере, мы обезопасили себя на  три месяца из этих двух лет. Через два года она снова выскочит замуж.
Но Лиззи была вдовой уже почти год, и ждала окончания траура весьма терпеливо. Несколько глупых писем она все же написала – в основном это были письма к адвокатам по поводу ее денег и имущества, и несколько глупых вещей она сказала, в частности она сказала Эллинор Грейсток, что замок Портри принадлежит ей навсегда и она может делать с ним все что угодно. Деньги,  оставленные  ей ее мужем к тому времени уже были выданы ей на руки, и она открыла банковский счет. Доходы от шотландского поместья составляли около 4000 фунтов стерлингов в год и они совершенно точно принадлежали ей в течении всей ее жизни. Фамильное  бриллиантовое колье все еще находилось у нее. Никаких рекомендаций по поводу его судьбы в письме от адвоката не было. Там были только маленькие советы и наилучшие пожелания. В конце года, когда ей исполнилось двадцать два, и завершился второй год ее вдовства, она все еще была леди Юстас. Пророчество супруги декана не исполнилось.
Весной  у нее появился собственный дом в Лондоне. Она открыто порвала с леди Линлитго. Она не хотела никакой братской помощи от Джона Юстаса, хотя и не совсем от нее отказалась.  Она отвергла все приглашения в епископский дворец от имени себя и своего сына. И она  подтвердила свое намерение оставить у себя бриллианты. Ее покойный муж, сказала она, подарил бриллианты ей.  Предположительно  их стоимость составляла около  10000 фунтов стерлингов, но это были  действительно фамильные бриллианты, и все заинтересованные лица придавали этому вопросу большое значение.
Явным минусом занятой Лиззи позиции стало ее невежество в делах. Она научилась подписывать чеки, но у нее не было никакого представления о деньгах. Ситуация усугублялось тем, что она находилась в  полной изоляции. Она ничего не знала, о том как тратить деньги, как их экономить или вкладывать. Хотя она была умна, прозорлива и любила деньги, но она понятия не имела, что ее деньги могут делать и чего они делать не могут, и не было бы никого кому она настолько доверяла, чтобы посоветоваться с ним по этому поводу. Правда существовал ее молодой кузен, адвокат, сына декана, которого она возможно любила больше чем кого-либо другого из своих родственников, но она отказалась советоваться даже с ним.
Она не будет иметь никаких дел с семейным адвокатом Юстасов, и не будет с ним советоваться по поводу никаких дел – решила она. Ей посоветовали других адвокатов, чтобы представлять ее интересы. Господа Момбрей и  Мопус были того мнения, что алмазы были подарены ей мужем без всяких условий и никто не мог претендовать на них. О том, каким образом бриллианты попали к ней, никто не знал больше, чем она рассказала сама.
Когда она приобрела свой  дом в городе – скромный маленький особняк на Маунт-Стрит, возле парка – всего через два года после смерти мужа, она уже имела большой круг знакомых. Семейства Юстасов, Грейсток и даже Линлитго не полностью отвернулись от нее. Что касается графини, то все знали, что она старая язва, так что ее мнение можно было не принимать во внимание. Декан и его семья по-прежнему тревожились, по поводу того, что она должна вести сдержанный образ жизни, но у них не было никаких оснований для открытого недовольства. Семейство Юстасов решило терпеть и  надеяться на лучшее.
  –   Алмазное колье! – сказал Джон Юстас. – Дьявол его побери! –  и епископ, к сожалению, слышал, как он говорил это!
–  Джон, – заметил прелат, –  независимо от того, что  станет с этой безделушкой, вы могли бы высказать свое мнение более сдержанно.
– Я прошу прощения у вашей светлости,  – сказал Джон, –  я только думаю, что мы не должны создавать сами себе проблемы  из-за  нескольких камней.
 Но семейный адвокат мистер  Кэмпердаун, не способен был  встать на эту точку зрения. Молодая вдова однако вела себя более разумно, чем ожидали.
Поскольку мы  уже много сказали о характере и судьбе и особых обстоятельств Лиззи Грейсток, ставшей леди Юстас,  и мы уже познакомились с ней как с невестой, как матерью и вдовой – стадии, которые она прошла в течении года – настало время для того, чтобы  дать некоторое представление о ее внешности и привычках, о том какой она была когда наша история  только началась.
В первую очередь следует отметить, что она была очень миловидна  более чем миловидна, намного более, чем в ту пору, когда она  очаровала сэра Флориан. Она была невысокой, но казалась выше благодаря идеальному сложению. Ее ноги и руки могли вполне бы устроили скульптора, если бы он выбрал ее в качестве модели. Она обладала гибкий, изящной и стройной фигурой. Если она и имела какие то недостатки, то эта была излишняя подвижность. Некоторые даже замечали, что своей фигурой и особенно  движениями она напоминала змею. Движения ее рук были быстрыми и резкими.
Она вполне могла бы стать актрисой и зарабатывать хлеб этим ремеслом. Ее голос позволил бы ей сделать карьеру на сцене.  Она осознавала власть своего голоса и умела виртуозно им пользоваться. Она могла понизить его до шепота, так что сердца слушателей млели – как млело сердце сэра Флориана, когда она сидела рядом и читала ему стихи, но она  могла говорить и голосом, исполненным гнева, напоминая леди Макбет, в тот момент когда муж осмелился упрекнуть ее. Ее ухо было необычайно чувствительно ко всем этим модуляциям. Она знала – должно быть инстинктивно, так как ее знания в этом вопросе были невелики – как использовать свой голос таким образом, так чтобы ни его нежность, ни его гнев  не были истолкованы неправильно. Были стихи, которые она могла читать так –  пусть они сами были не очень хороши – что они  брали за душу любого; и она могла так смотреть на вас, – что вы вряд ли осмелились опустить ваши глаза или отвести взгляд. Сэр Флориан  во всяком случае не смог и именно поэтому  схватил ее в объятия.
Ее лицо не было овальным – оно было несколько длиннее и имело тот цвет, который называется «чудесный цвет лица». Оттенки ее лица менялись от почти прозрачной белизны мрамора до цвета спелых фруктов. Когда она изображала  гнев – она была неспособна на настоящую злость –  к ее лицу приливала розовая волна, выгодно демонстрирующая ток крови, струящийся от ее  сердца. Ее волосы были почти черными – но в них было больше мягкости и блеска, чем в просто черных волосах. Они эффектно обрамляли ее высокий лоб и только один локон небрежно опускался на плечо. Форма ее головы была настолько хороша, что ей не было нужды носить парик и любые другие искуственные волосы, которые  дамы вынуждены приобретать у парикмахеров. Она не без горечи отзывалась о головных уборах других женщин. Ее подбородок был идеально округлым, но не настолько  длинным, как это иногда бывает, что совершенно портит симметрию лица. Но у нее  на подбородке не было ямочки, говорящей о женственности. Ее рот был, пожалуй, слишком мал, во всяком случае, ее губы были слишком тонкими. И они слишком охотно изрекали неприятные истины.  Ее зубы не имели никакого изъяна, они были мелкими, белыми, и аккуратными; но, возможно, она показывала их слишком часто. Ее нос был маленький, его формы были изысканны, ее ноздри изящно трепетали. Ее глаза – которые как она сама считала – составляли основу ее  красоты – напоминали своей лазурью и ясностью прозрачные воды. Это были большие глаза прекрасной формы и это были очень опасные глаза. Во всяком случае те, кто умел читать по лицу, назвали бы их опасными. Бедный сэр Флориан этого совсем не умел. Но, по правде говоря, прелесть ее лица не заключалась в ее глазах. Это понимали даже те, кто не слишком хорошо читал книгу лица. Эти глаза были слишком выразительны, слишком настойчивы в своих требованиях, но им не хватало нежности. Как мало  женщин, и мужчин, понимают, что самые мягкие и нежные женские глаза могут быть только изумрудными. Глаза Лиззи  не были нежными, они не были и правдивыми. Но эти глаза были увенчаны самыми чудесными бровями, которыми природа когда-либо украшала женское лицо.
Мы уже говорили, что она была умна. Мы должны добавить, что она умела учиться. Она говорила по-французски, понимала по-итальянски, и читала по-немецки. Она хорошо играла на арфе, и неплохо на фортепиано. Она неплохо пела. Из того, что вообще можно было извлечь из чтения, она извлекала многое. Она знала много стихов наизусть и цитировала их весьма к месту. Она ничего не забывала, все слушала, все усваивала и была  не только красива, но и остроумна.
Кое-кто в свете считал, что это была самая умная и самая красивая женщина в Англии. К тому же она была свободна  и богата.

Глава 3. Люси Моррис
Хотя первые две главы нашей истории были посвящены характеру и судьбе леди Юстас, рассказчик вовсе не утверждает, что роскошная и аристократическая Бекки Шарп и есть героиня нашего романа . Автор не  возьмет на себя смелость утверждать, что  в этих главах не было никакой героини, но если там и была героиня, то это была не леди Юстас. Бедная Лиззи Грейсток  - как мужчина вдвое ее старше, который знал ее еще  своевольной, капризной и   избалованной девочкой,  автор будет по-прежнему называть ее так – вот кто была героиня двух первых главе. На протяжении нашей истории она сделала так много вещей, предприняла так много усилий, создала столько проблем для других людей и для себя самой,  что эта история вряд ли  могла быть рассказана без предоставления Лиззи соответствующего места в первых главах.
Но летописец не смеет выдвинуть и Люси Моррис в качестве героини. Настоящая героиня появится позже, когда автор сумеет представить ее должным образом и должными словами, приличествующими героине, позже, когда автор  привыкнет к своему собственному повествованию и  сумеет привести себя к такому возвышенному состоянию души, которое приличествует для описания настоящей героини, которая ведет себя и говорит так , как подобает настоящей героине.
Бедная Люси Моррис была гувернанткой в доме старой леди Фоун, в то время, когда красивая молодая вдова, поселилась в доме на Маунт-стрит. Леди Юстас и Люси Моррис знали друг друга уже много лет – они познакомились еще детьми, поскольку  существовали какие-то старые узы дружбы между семействами Грейсток и Моррис. Когда жена адмирала еще была жива  Люси, будучи маленькой девочкой лет восьми или девяти, была гостьей Люси Моррис. Люси в свою очередь часто гостила в деканате. Когда леди Юстас переселилась во дворец епископа в Бобсборо, для того, чтобы  наследник Юстасов мог родиться в надлежащем месте, Люси Моррис как раз гостила у Грейстоков. Люси, которая была на год младше Лиззи, в тот момент была сиротой уже  четыре года. Она тоже осталась без гроша, но ее не ждало  такое блестящее будущее, какого добилась для себя Лиззи. У нее не было тетки-графини, которая могла бы взять ее в свой  лондонский дом. Декан, жена декана и его дочери были ее лучшими друзьями, но они были друзьями, от которых ей не хотела зависеть. К тому же они не были связаны с ней родственными узами. Поэтому уже в восемнадцать лет она была вынуждена стать гувернанткой.
Старая леди Фоун слышала об ее достоинствах.  Леди Фоун имела семь незамужних дочерей в возрасте от семи до двадцати лет. Люси Моррис была принята на должность гувернантки, чтобы учить двух младших мисс Фоун английскому, французскому, немецкому и музыке. К тому времени когда Люси нанесла  визит в благочиние, где уже благополучно появился на свет наследник Юстасов, она успешно прошла испытательный срок в семействе Фоун. Должность эта была очень важна для нее.
Леди Фоун была известна как образец Добродетели, Нравственности и Стойкости. Каждое из этих замечательных качеств, которыми она обладала было достойно написания с заглавной буквы. Но ее добродетели носили настолько выдающийся характер и  ей настолько были чужды слабости, что окружающие были невысокого мнения о ее характере. Когда она услышала о достоинствах мисс Моррис от жены декана, она провела тщательное расследование, узнала о качествах юной леди подробнее, и наконец выразила  готовность принять Люси в  дом на следующих условиях - гувернантка среди всего прочего должна быть преподавать юным леди музыку на профессиональном уровне.
 - Тогда, увы,  ничего не выйдет – сказала Люси декану с той милой улыбкой, благодаря которой все  мужчины среднего возраста и старше влюблялись в нее.
– Все выйдет, – сказал декан. – У вас есть четыре месяца. Наш органист – лучший учитель во всей Англии. Вы умны и сообразительны, и он будет учить вас.
Таким образом Люси  поехала в Бобсборо  и была впоследствии принята леди Фоун в качестве гувернантки.
Когда она жила в деканате, возобновилась старая  дружба между нею и Лиззи. Это была весьма односторонняя дружба. Люси, была наблюдательна и умела читать ту книгу человеческой души, о которой мы говорили в предыдущей главе. Поэтому она не стремилась сблизиться с богатой вдовой. И когда Лиззи говорили ей о старых детских дней, и цитировала стихи, и предавалась сентиментальным воспоминаниям – а это случалось часто  – Люси ощущала  фальшивую ноту. К тому же Лиззи имела дурную привычку злословить за спинами своих друзей. И Люси не хотела слушать злопыхания мисс Грейсток, вроде:
- «Чудесно, маленькая шалунья» - сказал мне сегодня дядюшка. Замечательная фраза. Все Грейстоки  просто ослы.
Люси ни в коем случае не думала, что все члены семейства Грейсток были ослами, и была совершенно уверена, что один из Грейстоков был менее всего ослом из всех людей каких она когда-либо знала. Этим человеком был адвокат Фрэнк Грейсток. Фрэнка Грейстока мы охарактеризуем очень кратко. Для его представления достаточно будет сказать, что во время коротких пасхальных каникул в  доме своего отца в Бобсборо он нашел Люси Моррис весьма приятным собеседником.
–  Помни кто она такая и  какое положение она занимает  – сказала деканесса своему сыну.
–  Ее положении! Хорошо. И каково же ее положение, мама? 
–  Ты знаешь, что я имею в виду Фрэнк. Она милая девочка и настоящая леди.  Но с гувернанткой, если вы имеете в виду жениться на ней, вы должны быть более осторожны, чем с другой девушкой, потому что вы можете причинить ей куда большее зло.
–  Я не понимаю. Чем гувернантки отличаются от прочих девушек?.
–  Тем, что если леди Фоун будет знать, что ее гувернантка имеет поклонника, леди Фоун не позволит ей работать в своем доме.
 –  Леди Фоун  –   идиотка. Если  девушка восхитительна, она конечно будет вызывать восхищение. Кто может помешать этому?
 –  Ты знаешь, что я имею в виду, Фрэнк.
 –  Да, я понимаю. Впрочем, я не думаю, что я могу позволить себе жениться на Люси Моррис. В любом случае, мама, я никогда не скажу ни слова, чтобы подать ей надежду, если у нее вообще есть какие-то надежды, связанные со мной.
–  Конечно они есть.
– Я не думаю, что это так. Но я никогда не скажу ей таких слов, если я не решу твердо, что я могу позволить себе жениться на ней.
- Фрэнк, это невозможно! – сказала деканесса.
Жена декана была очень хорошей женщиной, но она хотела осчастливить презренным металлом своих детей, по крайней мере  этого своего ребенка. И она хотела, чтобы Фрэнк женился на богатой наследнице.
Этот разговор состоялся почти два года назад. С тех пор, с времен последнего визита Люси в деканат случилось много печальных событий. К этому времени она прочно вошла в семью  Фоун как ее постоянный и привычный член. Самой юной мисс Фоун  еще не исполнилось пятнадцати лет и предполагалось, что Люси  останется у Фоунов на неопределенное время. Старшая дочь леди Фоун, миссис Хитвэй  была замужем уже десять или двенадцать  лет  и можно было предположить, что затем Люси перейдет в качестве гувернантки в ее семью. Леди Фоун в полной мере ценила свое сокровище и честно стремилась сделать жизнь Люси счастливой. Но гувернантка, если она склонна влюбляться, едва ли сможет выполнять свое жизненное предназначение. 
Без сомнения намного приятнее быть  не гувернанткой, а молодой девушкой свободной от необходимости зарабатывать на хлеб, и имеющей возможность  завести возлюбленного или мужа, так же как приятнее иметь  10 000 фунтов годового доход, а не  500. Леди Фоун могла обсуждать этот вопрос часами и всегда признавала, что много бы дала за гувернантку, которая знала свое место и понимала свой долг. Она очень любила Люси Моррис, осознавала ее зависимое положение и относилась к ней с ласковым уважением, но она не одобряла  визитов  Фрэнка. Люси однажды, залившись краской,  сказала что она вообще не хотела бы иметь личных гостей и полагает,  что все визитеры являются общими друзьями ее и леди Фоун, но ее сердце знало истинную причину того, почему  Фрэнк Грейсток посещал дом леди Фоун.
– Дорогая мисс Моррис, –  заявила тогда леди Фоун, -  мы прекрасно понимаем друг друга, вы понимаете что я имею в виду, а я понимаю, что вы имеете в виду, и я  вполне уверена, что все будет так как должно быть.
Леди Фоун жила все эти годы в Ричмонде в большом старомодном доме с большим старомодным садом, который так и звался Фоун-корт. После этой речи леди Фоун обращенной к Люси, Фрэнк Грейсток не приезжал в Фоун-корт в течении нескольких месяцев, вероятно что   ее светлость сказала что-то и  ему.  Но Леди Юстас, имевшая пару симпатичных маленьких серых пони, часто приезжала в Ричмонд, чтобы увидеть своего «дорогого маленького старого друга» Люси  и против ее визитов никаких возражений не было. Леди Фоун  сообщила своим дочерям, что она не видит никакого вреда в визитах леди Юстас. Она полагала, что леди Юстас ей симпатизирует. К тому же леди Фоун ненавидела леди Линлитгоу так, как только две старые женщины могут ненавидеть друг друга; и она не слышала истории о бриллиантовом колье.
Люси Моррис, конечно, была сокровище, сокровище хоть и не героиня. Она была мила, общительна, радушна. Она была маленьким солнышком семьи Фоун. Она никогда не выдвигала себя вперед, но никогда и не была чрезмерно застенчивой. Она разговаривала, не пытаясь возвыситься над собеседником. Не было ни одного мужчины или женщины, с которой она бы не говорила так, чтобы этот мужчина или женщина  не почувствовал, что разговор этот  был удивительно приятным, так же она беседовала и с любым ребенком. Она была деятельным, активным, энергичным инструментом, которой  всегда работал хорошо.
Она составила каталог книг по христианской теологии третьего и четвертого веков, которые были собраны покойным лордом Фоуном. Она планировала новый цветник, который леди Фойн решила разбить для себя. Она была неоценима во время длительной болезни маленькой Клары Фоун. Она знала, все правила игры  в крокет, и умела играть в пикет. Мисс Фоун признавали, что игра в  шарады без  мисс Моррис теряла всю прелесть.
Все члены семейства Фоун были добродушными,  милыми, но недалекими людьми. Все они утверждали, что мисс Моррис умела делать все. Леди Фоун  действительно любила ее. Лорд Фоун, старший ее сын, тридцати пяти лет от роду, член Парламента и его второй секретарь – очень благоразумный и очень прилежный молодой человек –   от которого его мать и сестры были в полном восторге –  часто консультировался с мисс Моррис и не скрывал своей дружбы. Мать знала своего сына очень хорошо, и ничего страшного от этой дружбы не ожидала. Лорд Фоун пострадал от любви, но он утешался чтением Синей книги  и  своей работой в Министерстве по делам Индии. Но женщины любят тех кто богат, а лорд Фоун был беден, к тому же он прекрасно владел своими страстями. Поэтому никаких опасений ни по поводу того, что он воспылает чувствами к гувернантке;  ни по поводу того, что мисс Моррис может влюбиться в него не существовало. Само собой разумелось, что лорд Фоун должен жениться на деньгах.
Люси Моррис была действительно сокровищем. Ни у кого не было такого ясного лица, всегда вызывающего симпатию и в радости и в горе. В ее глазах был почти магнетический блеск, поэтому она  всегда имела  то общество, которого желала, правда недолго. Лорд Фоун был напыщенный, флегматичный, скучный, и весьма осторожный молодой человек,  но даже он любил ее. Леди Фоун также была очень  осторожна, но она уже решила свои проблемы, поэтому могла быть более непосредственной в своих чувствах.
Люси самой судьбой была предназначена  для семейства Хитвэй, которое обитало на Варвик-сквер и чей отец являлся   Председателем гражданского аппеляционного Совета. Хитвэи имели внуков, в которых леди Фоун души не чаяла и конечно Люси  должна была перейти к Хитвэям.
Она была маленькой чудесной вещью и к тому же о ней в отличии от леди Юстас, нельзя было сказать, что она  красавица. Очарование ее лица  состоял в своеобразной блеске ее глаз, в углах которых когда она была чем-то взволнованна как алмазы всегда блистали маленькие слезинки. Ее прелестные светло-каштановые волосы были мягкими и гладкими. Она не были бесподобными, но и не они являлись ее главным достоинством. Она имела небольшой лоб с выдающимися висками. И у нее была привычка  плотно обхватывать виски своими  маленькими длинными пальцами когда она сидела, слушая вас. Слушателем она была очень хорошим,  и всегда могла сказать одно или два, слов – самых уместных – просто, чтобы поддержать своего собеседника и помочь ему высказаться. Существуют люди, которые слушают собеседника из чувства долга, а не потому что они заинтересованы в собеседнике. Люси Моррис не была такой. Она вступала в беседу с вами, на интересующую вас тему и с интересом обсуждала ее с вами.  Она внимала рассказу лорда Фоуна о том, должен ли сахиб Мургаба получить  положенные ему двадцать миллионов рупий и занять трон или он должен быть посажен в тюрьму. Британский мир был не слишком озабочен проблемами сахиба, но Люси полностью изучила предмет и почти  убедила лорда Фоуна восстать против руководителя департамента и  в   защиту прав князя.
Что еще можно сказать о ее лице и внешности, что будет интересно читателю? Когда она улыбнулась, на ее щеках появлялись  изящные  ямочки. А когда она смеялась, ее носик – вообще-то не слишком изящный и правильный – принимал форму задорного петушка. Ее руки были очень тонкими и изящными, так же как и ноги, хотя и не могли служить образцом для скульптора, как руки и ноги  ее подруги леди Юстас. Она была маленькой, стройной, изящной, легкой девушкой, увидев которую невозможно было не пожелать быть с ней всегда рядом. Она была бескорыстна, но она умела уважать себя. Она хотела быть женщиной – не женщиной, которая должна выйти за лорда или миллионера, не самой красивой и не самой остроумной женщиной, но той женщиной, которая имеет свою  цель в жизни и стремится достигнуть ее. Она была лишь скромным маленьким винтиком, и судьба ее могла улучшиться или ухудшиться, но только по ее собственной воле, а не по чьей-либо прихоти. То, что была ее собственностью, было ее собственностью, неважно было ли это старое серое шелковое платье, которое она купила на собственные деньги или остроумие, которым природа наградила ее. И даже титул лорда Фоуна  был ее собственностью и  статус леди Фоун был ее собственностью.
Она мечтала не о мужском богатстве и не о женской привлекательности, но она хотела жить так, как она хотела. Она не хотела ни заставлять страдать других, ни страдать самой. По-видимому, ее единственный недостаток заключался в том, что она была лишена женского тщеславия. Ни один  мужчина или женщина никогда не были столь активными, успешными, трудолюбивыми и  активными, не с целью завоевать чью-то симпатию или добиться чего-нибудь в жизни, но для того, чтобы помочь другим.
Она отдала свое сердце  как и всю себя раз и навсегда    Фрэнку Грейстоку. Она понимала, что никогда он не будет принадлежать ей. Фрэнк мог стать знаменитым, но и став известным он бы остался мужчиной без денег. Из всех людей, он был последним, кто мог бы позволить себе жениться на гувернантке. Наконец,  он никогда не говорил ей слов  любви. Он навещал пару раз Фоун-корт, но это ничего на значило. Между их семьями существовала многолетняя дружба, но из этого тоже ничего не следовало. Леди Фоун  открыто не выражала по этому поводу своего недовольства, но пару раз сделала по этому поводу свои замечания. Пару раз – это много или мало? Все зависит от ситуации.
Люси  не обращала внимания на то, что говорили  за ее спиной, но она поняла что леди Фоун побеседовала также с мистером Грейстоком –  вряд ли он перестал посещать ее дом без всякой без причины. Она огорчилась. Но потерю своей любви она, будучи здравомыслящей,  расценивала, как здоровый человек расценивал бы потерю ноги или руки. Это неприятно, но есть несчастья гораздо худшие. Жить можно и без ноги. Человек с деревянной ногой или культей может  наслаждаться другими удовольствиями.  У него остаются глаза и уши и его ум. Его сердце не будет разбито, даже если он потеряет ногу. Люси решила оценивать потерю именно так. В конце концов, даже с обрубком ноги она может быть активной и жизнеражостной. Ее глаза, уши и ум были с ней.
Она здраво оценивала свое положение,  и объясняла себе, что счастливая любовь для нее в принципе была невозможна. «Леди Фоун,  - думала она,  - была права. Гувернантка не должна влюбляться».
Как- то в мрачный холодный вечер она как раз думала обо всем этом, когда в гостиную вошел лорд Фоун  и подал ей длинный жестокий конверт. Письмо было от сахиба Мугоба.   Пока она читала его она не могла удержаться от мысли, как было бы чудесно, если бы Фрэнк Грейсток мог бы стать адвокатом индийского принца. Пришла весна, в Лондоне появились бабочки,  но за прошедшие  шесть месяцев Фрэнк ни разу не был в Фоун-корте. Но как-то туда приехала  леди Юстас  со своими пони, своим лакеем и своей новой дорогой подругой мисс Макналти. Пока мисс Макналти представлялась леди Фоун, Лиззи отвела в уголок своего  старого дорогого друга Люси Моррис.
– Вы видели Фрэнка, в последнее время? – спросила леди Юстас.
– Нет  я не видела его очень давно, – ответила Люси, с ее обычной улыбкой.
- Он оказался неверным рыцарем – заметила леди Юстас.
 - Я не знала что мистера Грейстока посвятили в рыцари -  ответила Люси.
- Не говорите ерунды, моя дорогая, я же все знаю. Как всегда сюда вмешалась  эта старая кошка леди Фоун.
- Она не старая кошка, Лиззи, я не хочу слышать как вы ее так называете. Если вы думаете так, то вы не должны приезжать к ней.  И она не вмешивалась, то есть, она не сделала ничего, чего не следовало  бы делать.
– То есть она вмешалась, – подытожила леди Юстас, и с улыбкой пошла поздороваться со  старой кошкой.
Глава 4. Фрэнк  Грейсток
Адвокат Фрэнк  Грейсток был всего лишь сыном деканом Бобсборо. Остальные дети декана были дочерьми. Правда,  дочери декана Бобсборо были не  столь  многочисленных как дочери леди Фоун,  их было только три – но при этом декан не был богат. Если вы не имеете личного состояния или вам не выпал счастливый жребий в лотерее деканов Дархема,  трудно быть богатым. Декан имел в Бобсборо большой, беспорядочный, живописный и неуютным дом примерно 1500 года постройки. Если говорить о собственности,  можно утверждать –  и это касалось всех Грейстоков – что они вообще ее не имели. Это была семья, в которой мужчины становились деканами и адмиралами, а женщины умели находить себе мужей. Жили они в целом неплохо и кроме того периодически заключали браки с богатыми людьми. Но они никогда не имели наличных денег. Юстасы, напротив, всегда имели деньги,  и епископ Бобсборо был  богат. 
Декан очень отличался от своего брата адмирала, который никогда  никому и ничего не платил. Декан платил, но он был склонен задерживаться с платежами и наличных  денег у него никогда не было. Естественно, что при таких обстоятельствах Фрэнк Грейсток начал очень рано самостоятельно зарабатывать свой хлеб. Но он выбрал не самую прибыльную профессию. Фрэнк был принят в коллегию адвокатов, но он работал в основном в Бобсборо и его окрестностях.  При этом Бобсборо  было трудно назвать даже городом, и юристы удостаивали  его своим посещением только во время ежегодной судейской сессии. Так что работы для адвоката в Босборо было немного.
Правда, Фрэнк начал свою карьеру неплохо. Он вел  небольшие дела в
Лондоне, дела во всяком случае, дающие столько денег, чтобы оплачивать его  поездки из Бобсборо в Лондон и обратно. Но все равно он постоянно пребывал  в характерном для Грейстоков безденежьи. Портные, торговцы бельем и книготорговцы все же обслуживали его в кредит. И самые терпеливые их них даже в конце концов получали свои деньги. Он не поднял черный флаг, как его дядя адмирал, и не стал разорять  розничных торговцев. Но тем не менее, он был известен, как молодой человек, у которого с деньгами всегда туго. Все это  продолжалось на  протяжении трех или четырех лет, до того как он встретил Люси Моррис в деканат. Ему было тогда 28  лет и он уже четыре года был адвокатом. Ему было тридцать, когда старая леди Фоун намекнула, что ему  лучше не наносить визитов в Фоун-корт.
Но затем ситуация изменилась. Во время его последнего визита в деканат он сообщил, что у него появился шанс.  Корпорация лондонского Сити подал иск против банка Англии в отношении некоторых предполагаемых нарушений последнего на права корпорации. Юридическая   суть этого дела для нас неважна, важно лишь то, что она принесла много денег юристам. Некоторое их количество попало и в карман Фрэнка Грейстока. Но он заработал больше чем просто деньги на этом деле. Адвокаты английского банка в итоге были избавлены от необходимости пересчитывать золотые слитки в его подвалах, а Фрэнк заработал репутацию.
В следующем году жители Бобсборо  были  поставлены перед необходимостью выставить от своего города перспективного молодого кандидата от консерваторов, и Фрэнк Грейсток был приглашен в качестве такого кандидата. Шансов на успех у него было немного, и декан был против того, чтобы его сын участвовал в избирательной компании. Но Фрэнк желал известности и хотел попробовать свои силы на политическом поприще, этого же желала и его мать. Фрэнк Грейсток выставил свою кандидатуру и победил. Поэтому он и не мог наносить визиты в Фоун-корт, так как заседал неподалеку от него в Парламенте.
– Конечно, парламентская деятельность мешает адвокатской практике – сказал Фрэнк отцу, - но она приносит свою выгоду. Человек который сидит в парламенте, несомненно что-то значит, следовательно он всегда получит столько заказов, сколько ему необходимо. – так уверял Фрэнк отца. – И вообще парламент – это тот колодец, в который не стоит плевать.
Супруга декана  была конечно в восторге от успеха сына,  так же как и его сестры. Женщины любят чувствовать, что молодые люди, из их семьи успешно делают карьеру, ведь отблески славы ложатся и них их. Приятно было упомянуть в разговорах со знакомым Фрэнка, как члена городского совета. Братьев не всегда радует успех брата, но сестры ему радуются всегда.
Если бы Фрэнк только женился на деньгах – это бы еще не обеспечило ему карьеры. Но теперь  его матушка уверилась, что он будет жить, сидя на мешке с шерстью. Но для того, чтобы он мог сидеть там с комфортом было совершенно необходимо, чтобы он хотя бы не женился на бедной невесте. Так что деканат по-прежнему пребывал в страхе из-за Люси Моррис.
–  Жениться на деньгах, –  сказал Фрэнк своей средней сестре Маргарет, –  это самое отвратительное мысль в мире.
–  Но ведь гораздо легче любить  девушку, которая  имеет что-то чем ту, которая не имеет ничего, –  заметила Маргарет.
–  Разумеется нет. Богатых невест отличает скаредность и скупость. Девушки без состояния куда щедрее душой.
 Но этот аргумент Фрэнка не возымел действия на сестру, она  презрительно пожала плечами и удалилась.
 –  В самом деле, Фрэнк, я думаю, что леди Фоун была права, –   сказала ему и мать.
–  А я думаю, что она была совершенно не права. Если что и пошло не так,  то исключительно из-за вмешательства леди Фоун. Ты думаешь, я должен позволять леди Фоун выбирать мне жену.
–   Это всего лишь ее манера смотреть на вещи, мой дорогой. Никто не любит Люси Моррис больше чем я. Мы все любим ее. Но, дорогой Фрэнк  неужели ты действительно хочешь жениться на ней?
Фрэнк помолчал, прежде чем ответить на вопрос матери.
–  Я не совсем уверен в этом. Но я уверен, что если бы я решился и немедленно  сделал Люси моей женой, я бы поступил совершенно правильно. Я сомневаюсь, однако,  что я наберусь смелости.
Да, супруге декана приходилось нелегко со своим сыном.
Читатель, дошедший до этого места, вероятно, думаете, что Фрэнк Грейсток был влюблен в Люси,  так же как Люси была влюблена в него. Но это было не вполне так. На многие вещи женщин  смотрят совсем иначе чем  мужчины. Существует не всеми признанное утверждение, что дело мужчин говорить, а женщин – слушать. Есть и другая теория, гласящая что женщины  предпочитают не влюбляться, до тех пор  пока не уверятся, что бремя любви принесет им только радость и спокойствие. Такие теории конечно очень полезны в качестве житейской мудрости,  но, увы,  не всегда верны. Все вышесказанное свидетельствует лишь о том, что женщины на такие вещи смотрят глубже чем мужчины. За мужчин вопрос о том, кого им следует любить, и тем более на ком им следует жениться, обычно решает кто-то другой.
Поэтому Фрэнк решил, что раз Люси недоступна для него, он ничего не может сделать. Фрэнка  возмущала мысль о вмешательстве леди Фоун в его любовь (или в ее отсутствие) и он не желал участвовать в ее интригах.  Тем не менее, если бы он был  желанным гостам в Фоун-корте, он бы, несомненно сделал предложение мисс Моррис. Но он не был желанным гостем, напротив он был изгнан, и следовательно не мог решить хочет он или нет жениться на Люси. Люси, напротив, понимала все и знала про себя все.  Мужчины обычно не в  состоянии анализировать свои чувства. Мы часто слышим, что мужчина некрасиво себя повел с девушкой, но чаще всего он вовсе не хотел причинить ей зла. Он просто, будучи мужчиной, не думал  об этом. Он видел, что девушка хорошо к нему относится, ему это было приятно, но он вовсе не собирался задумываться над тем, что значат для девушки эти отношения. У Фрэнка уже стали возникать какие-то смутные мысли по поводу того, что окружающие возможно правы,  и из-за своей  дружбы с Люси он вовсе не должен на ней жениться.   Это ведь просто дружба. Если  бы какой-нибудь его приятель, сказал ему, что Люси  собирается выйти за другого, Фрэнк страдал бы от мук ревности и  считал, что она его предала. Но его самого это ни к чему не обязывало. Действительно, очень приятно иметь в качестве друга такую девушку, как Люси, которая никогда не станет его женой, но мысли о ней могут стать источником гордости и радости. Очень радостно, просыпаясь вспоминать о такой приятной девушке как Люси и утешаться тем, что у него есть такой верный друг в его маленьких горестях. Это рассеивает монотонность жизни  и позволяет сделать передышку  в  работе.  Как ощущает все это Люси?... Этого он не знал и не собирался знать.
Фрэнк Грейсток  полагал, что он не может жениться на Люси Моррис, поскольку это был бы слишком рискованный шаг. Нельзя же в самом деле лезть в реку не умея плавать, но все же он чувствовал глубокую неприязнь к леди Фоун, которая запретила ему посещать свой дом.
–  Конечно, вы меня понимаете, мистер Грейсток, –   сказала она ему однажды вежливо, но решительно. – Когда мисс Моррис оставит нас, а это я думаю произойдет вскоре, я  буду  рада видеть вас.
– Что меня может привлечь в Фоун-корт, если Люси его покинет, -  сказал Фрэнк сам себе. Но он оценил деликатность леди Фоун.
Фрэнку Грейстоку это время было уже почти тридцать лет. Это был симпатичный, хотя и не чрезмерно красивый мужчина, стройный, среднего роста, с пронзительными серыми глазами. Его лицо было лишено всякой растительности, за исключением небольших усиков. В его темных волосах уже появились серебряные нити. Внешне он был совершенной противоположностью своему покойному другу сэру Флориану Юстасу.
Это был активный, находчивый, самостоятельный, и не слишком  щепетильный в делах человек. Он полагал необходимым, выполнять свой долг перед другими людьми, но полагал, что и другие должны выполнять свой долг перед ним.  Он хотел занять предназначенное ему судьбой место и полагал, что счастье и успех – это синонимы. Фрэнк безусловно был создан для своей профессии. Его отец сталкиваясь с различными проблемами церковного патроната стремился привлечь  к их решению Фрэнка, что учитывая  дружбу между ним и епископом, было не трудно. Но Фрэнк знал себя, свои достоинства и недостатки слишком хорошо, чтобы последовать советам отца. Он выбрал для себя профессию адвоката,  и сейчас в  тридцать лет – он был уже членом парламента.
Его попросили представлять интересы Бобсборо от консервативной партии  и он выставил свою кандидатуру от консерваторов. Те кто пригласил его, знали очень мало о его политических убеждениях и взглядах,  а может и вообще не знали, имел ли он их. Его отец был  представителем старой школы тори, то есть принадлежал е тем людям, которые всегда считали, что дела год от года идут все хуже, и при этом жили счастливо, несмотря на свои мрачные прогнозы. Декан был одним из тех старых политиков –  мы встречаем их каждый день, и это, как правило, очень приятные люди –   которые поддерживают политику своей партии, не веря в нее. Если нажать на них они признают, что их убеждения есть не более чем привычка. Но они не хотят избавляться от этой привычки. Когда двое или трое из них собираются вместе, они, чувствуют себя как масоны, которых отделяет от всего мира их принадлежность общим тайнам.
Они знают, что все, что делается  - это плохо  даже если это действия той партии, к которой они принадлежат. Во времена царствования Карла все было плохо, во времена Кромвеля ужасно, безобразие, что изгнали короля Джеймса , еще хуже, что призвали Уильяма . Ганноверский дом был плох . Отмена привилегий – недопустима . Реформы – это ужасно. Посягательство на земли епископов  - подрыв безопасности нации. Эмансипация  католиков подорвала основы религии , реконструкция школ – образование. Отмена хлебных законов , церковных тарифов, клятв и испытаний заслуживает осуждения. Вмешательство в дела университетов недопустимо. Объединение церквей кощунственно . Билль об образовании,  закон о  ирландские землях… все это гнусные законы . Каждый шаг ведет нас к пропасти. В старой Англии жилось лучше чем в любой стране мира, реформы же сделали жизнь невозможной.
Эти люди осуждают все происходящее изменения  и наслаждаются их плодами. Они знают свои привилегии, свой статус и права. Они достойные представители своего сословия и гордятся этим. Они всегда в своем праве, и все же они всегда на стороне проигравших; они всегда униженны,  всегда гонимы – но при этом никогда не теряют ни своего богатства, ни своего статуса  и живут весьма приятно. Постоянно видеть вокруг себя только недостатки и поводы для недовольства  это самое замечательно времяпровождение. Таких людей много и именно они  и составляют соль нации.
Тот кто утверждает, что все консерваторы глупы, совершенно неправы. Встречаются и глупые консерваторы, и глупые радикалы. Хорошо образованный, начитанный  консерватор, который  обещает избирателям, что все прогрессивные изменения будут внедрены и усовершенствованы  - это самый приятнейший человек. Он как буддист, обладает непоколебимой верой в будущее, которое скрыто мраком для обычных людей. Консерватор как просвещенный буддист полагает что видит перед собой скрытого от глаз смертных бога, в то время как все остальные видят перед собой только респектабельного, обеспеченного и уверенного в себе человека.
Разумеется, консерваторам как и любой партии нужна свежая кровь. Но увы, молодым умам трудно внушить идеи консерватизма. Все нынче стали поборниками прогресса! Тем не менее, Фрэнк Грейсток, когда он был приглашен отстаивать интересы консерваторов Бобсборо не позволил проникнуть в его голову никакому политическому иномыслию, которое бы мешало его продвижению. Возможно это произошло благодаря его профессии. Адвокат  по сравнению с другими людьми менее всего склонен учитывать свои личные убеждения при выборе политической партии. Это вовсе не значит, что мы хотим опорочить адвокатов. Занятый работой, не глупый, приносящий пользу обществу человек, считает, что для достижения успеха на выбранном поприще он должен стать политиком. Адвокат не может возвыситься, не занимаясь политикой. Он, как человек широких взглядов, особенно хорошо осознает факт, что каждый вопрос имеет две стороны, и что  много можно  сказать как в пользу одной, так и другой. Поэтому Фрэнк вовсе не собирался становиться  ярым приверженцем одной политической идеи и противником другой. Его ничуть не смущало, что будучи сторонником прогресса он представляет партию консерваторов. Фрэнк не видел в этом никакого противоречия. И это отнюдь не было двуличием. Он спокойно критиковал  взгляды своего отца, который был крайним тори, осуждал мать и сестер когда они превозносили Гладстона как Аполлона , а Джона Брайта считали погубителем Англии . Но при этом он был консерватором и чувствовал себя в качестве такого в парламенте весьма комфортно.
В течение первых четырех месяцев его первой сессии он не выступал в прениях, но  тем не менее преуспел. Он заседал в одном или двух комитетах, хотя как адвокат он мог избежать этого и совершенно официально посвятить себя изучения английских законов.  Но он уже понял, что время, которое он проводит в парламенте куда успешнее способствует его карьере, чем любые другие занятия. Ему были необходимы деньги.  И вскоре ему представился еще один способ их получить.
Фрэнк Грейсток был близко знаком  со Джоном Юстасом, так же как и с его покойным братом Флорианом.
 – Я должен вам сказать одну вещь, Грейсток, – обратился к нему однажды Джон Юстас, когда они вместе стояли вместе в холле Палаты. Джон Юстас также заседал в парламенте.
– Никто не обязывает вас, мой друг.
– Это всего лишь мелочь, – сказал Юстас, –  Вы бы не хотели стать мужем  моей кузины, вдовы моего брата.
– Ей-богу, хотел! Если бы у меня был хоть малейший шанс.
– У вас он есть. Она все равно выйдет замуж  за кого-нибудь, ей ведь нет еще  двадцати трех лет. А на вас мы могли бы положиться и в  плане ребенка, и во всем остальном. Сейчас она  доставляет нам массу неприятностей.
– Но мой дорогой…
– Я знаю, что она любит вас. Вы обедали у нее в минувшее воскресенье….
–- И там был Фоун. Лорд Фоун – это именно тот человек, который должен на ней жениться. Вы увидите, он это сделает. Он был необыкновенно мил с ней прошлым вечером  и очень интересовался ее мнением по поводу своего индийского сахиба.
– Она никогда не станет леди Фоун - ответил Джон Юстас – и, сказать по правде, я не хочу иметь дело с лордом Фоуном. С ним будет масса хлопот, а  я  никогда не смогу освободиться от проблем Лиззи. Она имеет доход 5 000 в фунтов  в год. Но это достоинство не восполняет ее недостатков.
– Ее недостатки! Да я не знаю женщины красивее ее, – воскликнул Грейсток.
– Конечно. Но я имею в виду ее поведение и все что с этим связано. Она ведет себя неподобающим образом, и Кэмпердаун, наш юрист давно  ищет способ надавить на нее. Впрочем, большинство проблем связаны только с тем, что она не знает, что она должна  и что не должна делать. Вы должны только объяснить ей это.
– Это не по мне состязаться с Кэмпердауном,  – сказал Фрэнк, смеясь.
– Вы и он все уладит в пять минут, и это спасет меня от массы хлопот – ответил ему Джон.
– Фоун – это именно тот человек, который вам нужен - поверьте мне на слово, – заметил Фрэнк, направляясь обратно в зал заседаний.

Драматург, сочиняя пьесу, приводит в ее начале список персонажей. Это огромное преимущество, которым охотно пользовались драматурги старой школы, чтобы сообщить читателю, кто в кого влюблен, и кто с кем находится в различной степени родства.  Но в таком повествовании как наше, всякий поступок персонажей нуждается в истолковании. Поэтому автор должен был посвятить первые четыре главы описанию своих героев. Он выражает сожаление по поводу длины этого введения, и теперь наконец мы можем перейти к нашей истории.

Глава 5. Ожерелье Юстасов

Джон Юстас, брат леди Юстас сказал своему другу Фрэнку Грейстоку, кузену леди Юстас, что  мистер Кэмпердаун, намеревался надавить на вдову. Учитывая его состояние, мы можем простить ему вульгарность этого выражения, и признать, что он выразился довольно точно.  Юрист действительно был намерен добиться возвращения алмазов. Познакомим читателя с этим новым персонажем.
Мистер Кэмпердаун был джентльмен лет шестидесяти. Когда-то он был еще семейным поверенным отца сэра Флориана,  а его отец, в свою очередь, был поверенным  деда сэра Флориана. Его отношения с имуществом и членами этой семьи были такого рода, что позволяли ему вести себя с Юстасами довольно вольно. Поэтому когда Джон Юстас,  сказал, что наследник, достигнув совершеннолетия, получит возможности  приобретать любые бриллианты и проблема ради общего спокойствия должна быть преданна закбвению, господин Кэмпердаун взял на себя смелость сказать Джону Юстасу, что он «является сущим глупцом», если намерен с этим мирится.
- Но я не понимаю, что вы тут можете сделать, - сказал Джон Юстас старому юристу.
-Я подам жалобу в  канцелярию, если это будет необходимо, -  сказал старый адвокат. Небо и земля!  Как ваш поверенный, я спрошу: как вы примирились с этим явным грабежом. Она имеет 500 фунтов годового дохода и считает, что должна присвоить бриллианты просто потому, что ей так хочется!
- Я полагаю, Флориан действительно мог отдать их ей навсегда. Во всяком случае он имел право их продать.
- Этого я не знаю, -  сказал мистер Кэмпердаун. Я не смотрел еще документы, но я уверен, что это ожерелье представляет семейную реликвию. В любом случае оно является составной и очень значительной частью семейного имущества, которое не может и не должно на законных основаниях находиться у другого лица без ясных доказательств передачи. Это самый явный случай кражи, который я когда-либо знал в своей жизни, и, дело мне не нравится. Она до замужества не имела ни фартинга, а получила всю собственность Айршира и  заявляет всем, что у нее есть право продать бриллианты хоть завтра, если ей этого захочется. - Нет, Джон, -  мистер Кэмпердаун  назвал младшего Юстаса тем именем под которым знал его, когда тот был  еще маленьким мальчиком, нетвердо стоящим на ногах. - Мы не должны допустить этого. Что вы думаете о ее  претензиях на доходы, которые якобы нужны ей на содержание ребенка,   ребенка, которому еще не исполнилось двух лет.
Мистер Кэмпердаун крайне негативно оценивал все обстоятельства брака сэра Флориана и в свое время выразил ему недовольство его поведением. Он пытался объяснить, что так  как дама не принесла деньги в семью, она не имеет права на имущество, записанное на жену, которое сэр Флориан был намеревался даровать ее.  Но сэр Флориан был упрям – в том числе и в отношении урегулирования своей воли. Еще до смерти сэра Флориана, в этом неприятном деле с драгоценностями   мистер Кэмпердаун предложил сэру Флорианту свои услуги. Ювелиры на попечении которых драгоценности находились с момента  смерти последней леди Юстас указали ему на проблему сразу после возвращения молодой вдовы из Неаполя. Сэр Флориан забрал у них бриллианты, и семейная ювелирная фирма точно могла указать дату, когда это произошло. Это имело место после возвращения в Лондон молодой пары из свадебного путешествия по Шотландии. Остальные фамильные драгоценности остались у ювелиров, но самую ценную из них, а именно ожерелье сэр Флориан забрал.
Первая попытка вернуть колье была предпринята мистером Кэмпердауном посредством весьма корректной и учтивой записки, в которой он сообщил Леди Юстас, что всем заинтересованным сторонам,  было бы выгодно, чтобы семейные драгоценности хранились вместе. Лиззи, читая это письмо, улыбнулась и сказала себе, что она не видит, в чем здесь ее  интерес. Она ничего не ответила на записку мистера Кэмпердауна. Несколько месяцев спустя, когда наследник родился, а леди Юстас был проездом в Лондоне на пути из Бобсборо   в Портрэй, состоялась личная встреча между вдовой и мистером Кэмпердауном. Лиззи пустилась на все возможные ухищрения, чтобы избежать это  встречи. Но встреча все-таки состоялась. И Лиззи дали понять, что если она не вернет колье, ей будет затруднительно получать доходы от имения.
Господа Моубрей и Мопус посоветовал ей заявить в ответ следующее: «Мой муж сам подарил мне это ожерелье, а вы хотите, чтобы я его вернула», - должны сказать вы.  –Я не собираюсь делать ничего подобного» – скажите им вы. Если необходимо отошлите господина  Кэмпердауна к нам. Мы сами ответим ему.
Встреча имели место, и во время этой встречи  мистер Кэмпердаун  взял на себя хлопоты  объяснить вдове очень ясно и несколько раз, что доход от имения в Портрэе принадлежит леди Юстас только в течении ее жизни. После ее смерти общая собственность Юстасов будет воссоединена в силу необходимости. Это было сказано леди Юстас в присутствии Джона Юстаса, но она сделала вид, что не услышала.
 - Вы понимаете сущность земельной собственности, леди Юстас?  - спросил  мистер Кэмпердаун.
- Я полагаю, что все понимаю, -  ответила она.
Тогда, как раз в конце встречи, юрист задал вопрос о драгоценных камнях. Леди Юстас сначала ничего не ответила.
- Они могут быть отправлены обратно к господам Гарнетт,  - сказал мистер Кэмпердаун.
- Я не знаю, что у меня есть такого, чтобы можно было отправить его обратно  -  ответила она. И потом она ускользнула, прежде чем мистер Кэмпердаун смог организовать дальнейшее наступление.
- Я смогу справиться с ней в письме, легче чем лично, - сказал он Джону Юстасу.
Юристы, типа  мистера  Кэмпердауна медлительны, и прошло три или четыре месяца после этой встречи, когда он написал письмо от своего имени леди Юстас, объяснив ей, по-прежнему вежливо, что это его работа, следить чтобы  собственность семейства Юстас  находилась в надежных руках, и что  весьма ценное ожерелье из бриллиантов является фамильной ценностью  семьи  и бесспорно собственностью наследника, который находился на попечении матери. Поскольку такое имущество особенно подвержено влиянию рисков, не будет ли она добра вручить ожерелье в распоряжение господ Гарнетт?
На это письмо Лиззи ничего не ответил, не ответила она и на второе письмо, напоминающее о первом.  Когда Джон Юстас сказал Грейстоку, что Кэмпердауном пытается «надавить на нее» - он имел в виду следующее письмо, которое  было написано уже  от лица юридической фирмы. Но к тому времени Лиззи не ответила и на него.
Вот текст этого письма.
 62, Ньюсквер, Lincoln's Inn, 5 мая, 186 – леди Юстас
Мадам,
Это наша обязанность, как адвокатов, действующих от имени вашего покойного мужа сэра Флориана Юстаса, и в интересах вашего сына его наследника, напомнить о возвращении бриллиантового колье, высокой ценности, которое, как  мы полагаем, в настоящее время находится в распоряжении вашей светлости. Наша старший партнер, мистер Кэмпердаун, написал вашей милости более, чем один раз на эту тему, но не получил ответа. Если имеет место какая-то ошибка по поводу того, что ожерелье находится в ваших руках, мы должны были в курсе. Алмазы были изъяты у  господ Гарнетт, ювелиров, сэром Флорианом вскоре после свадьбы, и находились, без сомнения,  у Вас. Они являются собственностью семьи,  и не должны быть в Ваших руках, как вдовы покойного баронета, поскольку они представляют собой общее имущества, которое не может быть отчуждено от общей собственности семьи без дознания или определенной процедуры, как можно поступить с любой пустяковой безделушкой  или дешевым украшенем. Драгоценности оцениваются в более чем 10000 фунтов. Мы вынуждены, Вам сообщить, что вы уже оставили без ответа три письма мистера Кэмпердауна старшего, которые были написаны по этому вопросу. И мы должны объявить вам, что если мы не получим ответа и на это письмо, мы обязаны будем, в исполнении нашего долга, принять правовые меры для возвращения имущества.
Имеем честь быть самыми послушными слугами вашей милости.
Кэмпердауном и сын».
Несколько дней спустя после того как письмо было отправлено старый мистер Кэмпердауном с книгой документов своей конторы  пришел к Джону Юстасу и  прочитал ему письмо.
- Я не вижу, как мы можем их получить обратно – сказал Юстас.
 - Мы заронили в ней мысль, что ни могут стать ее легальной собственностью. Она не отдаст их. – признал юрист.
- Можно предположить,  что она продала ожерелье?
- Нет, этого не может быть!  Мы все равно получим их. 10 000, мой дорогой Джон! Боже правый! Это великолепное приданное для дочери – и достойное обеспечения для сына. И мы не позволим ей стащить его, как  другие вдовы тащат фарфоровые чашки, и серебряные ложки ложки! Это довольно распространенная вещь, но я никогда не слышал о такой наглости, как эта.
- Это все очень неприятно – сказал Юстас.
- И она по-прежнему заявляет, что недвижимость в Портрэе ее собственность. Она плохо кончит. Я знал это с самого начала. Конечно, мы будем иметь неприятности.
Затем Юстас объяснил адвокату, что лучшим выходом из ситуации будет найти вдове нового респектабельного мужа. Все равно она выйдет замуж рано или поздно – так сказал Джон Юстас -  и любой «достойный» муж легче решит ее проблемы, чем она сама это делает.
Он должен быть очень недостойным, если он до сих пор не возник на горизонте,  - заметил мистер Кэмпердаун.
Но мистер Юстас не назвал юристу имени Фрэнка Грейстока, как  вероятного будущего респектабельного мужа. Когда Лиззи получила первое  из вышеупомянутых писем,а это было на следующий день после ее  визита в Фоун-корт, она оставила его на несколько дней непрочитанным. Она открыла его, не зная, почерк клерка, но прочиталв первую строку и подпись - отложила. В течение двух дней она занималась  обычными делами и развлечениями, как будто ни одна буква письма не дошла до нее, но она думала о нем все время. Алмазы были в ее распоряжении, их оценил ее старый друг мистер Бенджамин – из фирмы Хартер и Бенджамин. Мистер Бенджамин также сказал, что камни такой величины и ценности  не должны находиться в обычном лондонском доме, но Лиззи опасалась, что если  мистер Бенджамин получил их в свои руки, она их больше не увидит. Мистер Бенджамин вполне мог заключить союз с мистером Кэмпердауном и фирмой Гарнетт. Что будет  с бриллиантами, если мистер Бенджамин  сумеет перехитрить  Кэмпердауна? Она намекнула мистеру Бенджамину, что она, возможно, захочет продать бриллианты, если она получила хорошее предложение. Мистер Бенджамин, который был хорошо знаком с ней, предположил, что возникнут небольшие препятствия со  стороны семьи.
-  Нет, ни в коей мере,  - ответила Лиззи, -   но я пока и не собираюсь расставаться с ними.
В результате она заказала мистеру Бенджамин сейф, который  и был доставлен ей. Сейф, был установлен в спальне ее лондонского дома и  был настолько тяжел, что она едва могла поднять его сама.
Но вернемся к актуальны событиям. На утро третьего дня Лиззи  наконец прочитала письмо  от поверенного. Мисс Макналти, которая  жила вместе с ней, она не сказала  о  письме ни слова. Она прочитала его в одиночестве в своей спальне и погрузилась в раздумья. Сэр Флориан, вручил ей ожерелье для специального званого обеда, который был дан им когда они возвратились из Шотландии в Лондон. Тогда же он сообщил ей, что это были фамильные драгоценности
- Они были изготовлены специально  для моей матери  - сказал он, – и но теперь оправа уже стала не модной. Когда мы снова вернемся в Пнглию надо будет заказать новую  оправу.  Затем он имел добавить несколько замечаний о том, как чудесно они будут смотреться на будущей дочери. Тем не менее, Лиззи не была уверена  стали ли бриллианты ее собственностью. Она второй раз поговорила  с мистером Мопусом, и  мистер Мопус спросил ее, существует ли какой-то официальный семейный документ по поводу этих алмазов. Она не слышала о таком документе и мистер Кэмпердаун о нем не упоминал.
После первого прочтения письма  письмо, она перечитала его еще раз десять; а затем, будучи женщиной, решила что самое  безопасное – не отвечать на письмо. Но все же она чувствовала, что что-то неприятное из этого выйдет. Мистер Кэмпердаун был не тот человек, чтобы оставить этот вопрос просто так.
- Юридические шаги! Что это значит «юридические шаги», и что они могли сделать с ней? Мистер Кэмпердаун может засадить ее в тюрьму или отобрать у нее Портрэй? Но она может поклясться, что ее муж подарил бриллианты ей, и сочинить  любые слова, которые якобы сопровождали подарок. Никого рядом в тот момент не было и никто ее не опровергнет. К сожалению, она чувствовала себя совершенно невежественной не только в законах, но и в юридических обычаях, существовавших в этой сфере. Мистер Моубрей и мистер Мопус, и мистер Бенджамин были  ее союзниками, советов которых она слушалась; но она знала что господа Моубрей, Мопус, и  Бенджамин не заслуживали доверия, в то время как фирмы «Кэмпердаун и Сын» и «Гарнетт» были надежными как скала и респектабельны как английский банк. Обстоятельства – несчастливые обстоятельства  - направили ее к Харперу с Бенджамином и Мопусу с Момбреем,  - в то время как она испытывала бы такую радость от общения с  честными людьми, находящимися не ее стороне. Она беседовала бы со своими  подругами о  фирме  Гарнетт с таким удовлетворением! Но  это, удовольствие должно были быть куплены  слишком дорогой ценой. Десять тысяч фунтов! Была ли она готова отказаться от такой суммы?  Она уже поняла, что получить наличные деньги за алмазы ей будет сложно. Когда она предложила мистеру Бенджамину приобрети драгоценности, достойный торговец отнюдь не выказал энтузиазма. Какая польза ей от ожерелья, запертого в железный ящик, каковый ящик, к тому же, служащие Кэмпердауна могут унести во время ее отсутствия в доме? Разве не было бы лучше, чтобы прийти к соглашению и сдаться? Но на каких условиях?  Если бы у нее был друг, у которого она могла бы  проконсультироваться - друг, с которым она действительно была бы дружеской ноге! – не просто почтенный человек, но человек разбирающийся в делах, готовый  бескорыстно помочь ей, друг, который мог бы посоветовать  ей как  оформить это возвращение. Ее дядюшка декан, или ее кузен Фрэнк, или старая  леди Фоун, конечно дали бы ей такой совет. Есть так много людей, которые готовы дать совет своим друзьям, когда речь идет о проблемах! Что если она привлечь для этого лорда Фоуна? Мысли о втором браке была, конечно, посещали  леди Юстас, и это были не самые плохие мысли.
К тому же у нее была мечта. Действительно у этой  эгоистичной, себялюбивой маленькой женщины – которая не могла удержаться от присвоения чужой собственности – была мечта о настоящей любви. Сэр Флориэн ее никогда не интересовал. Она сидела рядом  с ним, и смотрела в его красивое лицо и читала ему стихи из-за его богатства, и потому что ей надо было как-то  устроиться  в жизни. Сэр Флориан был хорош  всем – он был щедр, рыцарственнен, имел открытое сердце, хотя при этом он, был раздражителен и имел тяжелый характер; но она никогда не питала к нему любви. Сейчас она желала раствориться в любви, она  хотела, чтобы все ее любили. Не любви в ее груди не было. Она не видела вокруг никого, кто бы тронул ее сердце. Но она любила романтику, и была влюблена в саму идею любви.
 -  Ах, - говорила  она себе в минуты одиночества. – Предположим он был бы корсаром, настоящим корсаром. И я бы сидела  на берегу моря в ожидании его судна.  И она убедила себя, что она могла так поступить. Но с другой стороны –очень неплохо быть супруга пэра, тогда можно стать одной из самых знатных дам Лондона. Как вдова баронета с большим доходом, она была уже почти знатная дама; но у нее были сильные подозрения в устойчивости своей  позиции. Семейство епископа, и семейство декана не совсем доверяли ей. Фирмы Кэмпердоуна и Гарнетов совершенно не доверяли ей. С господами Мопусом и Бенджамином она имела более тесные связи чем это  позволительно для настоящей леди. Она была достаточно умна чтобы понимать все это.
Кто же это будет – лорд Фоун или корсар? Лорд Фоун сам по себе не представляя ничего особенного. Он мог, несомненно, сделать его супругой пэра; но он был беден, обременен множеством сестер, скучен как Синяя книга и одержим манией величия. Если бы она можно было найти пэра-корсара,  к тому же не женатого!  В то же время,  чтобы она тогда делала с драгоценностями?
В это время с ней совместно проживал это время некая мисс Макналти, которая была связана, какими-то очень дальними родственными связями со  старой леди Линлитгоу, и которая не имела никакого имущества и средств к существованию, то есть типичная бедная леди средних лет, хорошего происхождения, получившая хорошее образование. Жить на средства своих друзей, для таких как она, лишенных своего состояния -  – это единственный способ жить. Это не означало, что ей нравился такой образ жизни, конечно, она им тяготилась. Но это был единственный известный ей образ жизни -  либо жить за счет друзей, либо жить почти в нищете. Мысль о другой возможности   никогда не приходила ей в голову. Она ничего не умела делать, только одевалась как леди  с минимальными доходами и быть услужливой. Она поссорилась с леди Линлитгоу, и взяла в друзья  ее старого друга – а может быть врага – Лиззи -  наверное, последнее более правдиво. Она подружилась с ней именно из-за этой ссоры. Но постоянное пристанище в доме на Маунт-стрит ей не было обещано, к тому же бедная мисс Макналти понимала, что постоянное проживание с леди Юстас не будет раем. Мисс Макналти умела здраво оценивать себя и свои обстоятельства.
 Лиззи и мисс Макналти сидели вместе майским вечером в маленькой задней гостиной на в доме на Маунт-стрит. Они пообедали рано, и в настоящее время пили чай, собираясь ехать в оперу. Было шесть часов, на улице было еще светло, но плотные цветные жалюзи на окнах, и сдвинутые раздвижные двери комнаты создавали полумрак. Из-за ожерелья, о котором она думала весь день,  у Лиззи было тяжело на сердце, поэтому она была не в состоянии строить воздушные замки в которых царил сэр корсар, и при этом не один он.
- Моя дорогая, - сказала Лиззи ; она обычно называется мисс Макналти «моя дорогая» ; Вы знаете, что я заказала сейф для драгоценностей.
 - Вы имеете в виду для  их безопасности.
 - Да, в какой-то степени, но дело не только в этом. Сейф, не решит всех проблем, хотя сейф – это замечательно. Я заказала его для бриллиантов, которые подарил мне сэр Флориан.
- Я слышала об этом.
 - Надеюсь, что он обеспечит их безопасность.
- Если бы я решилась посоветовать вам леди Юстас, я бы не стала держать бриллианты в доме. Я думаю их следует хранить там, где хранил их сэр Флориан. А если кто-нибудь придет за ними и убьет вас!
- Этого я не  боюсь -  сказала Лиззи.
- А я боюсь. И что с ними будет когда вы поедете в Шотландию?
- Я брала их с собой и раньше – это моя забота. Хотя я и знаю, что это было небезопасно. Хотела бы я знать, что с ними делать!
- Есть специальные люди, которые хранят такие вещи, - сказала мисс Макналти. 
Лиззи на мгновение задумалась. Она бы отдала  все за совет и уверенность.
- Я не могу доверять им,  - сказала она. – Я могу получить от них иск.
- Как иск? Почему?
- Я не могу объяснить это все подробно, но я очень несчастна. Они хотят, чтобы я отдала бриллианты им, - но мой муж подарил их мне, и ради него я не буду делать так. Когда он обвил их вокруг моей шеи, он сказал мне, что они будут моими собственными -  он так  хотел. Как может женщина отдать такой подарок…подарок мужа… которого уже нет в живых. Их цена меня не интересует. Но я не буду этого делать.
К этому времени Леди Юстас была в слезах, и  ей определенно удалось  произвести впечатление на мисс Макналти.
- Если они ваша собственность, их не могут отнять у  вас, - утешительно сказала мисс Макналти.
- Не могут. Но они будут искать способы.
Затем она подумала, что ее корсар наверняка бы защитил драгоценности от  посягательств Кэмпердауна. Но она сомневается в том, что лорд Фоун годится на эту роль. Тут дверь открылась,  и доложили о прибытии лорда Фоуна. Нет ничего необычного в том что  лорд Фоун навестил вдову в этот час. Маунт-стрит  находилась не совсем по пути из Департамента по делам Индии в Палату лордов; но двухколесный кэб легко устранил это  затруднение. В пренебрежении служебными обязанностями лорда  Фоуна никак нельзя было обвинить; полчаса для частных дел или для отдыха между одним полем деятельности и другим – дело естественное, и вряд ли самый строгий министр может преследовать своего служащего за такую малость.
Леди Юстас был в слезах, когда он вошел, но освещение не позволяло их увидеть. В этот момент леди Юстас находилась в самом ее корсарском состояние ума, думая одновременно о драгоценностях и о поэзии, поэтому в на данный момент ее не слишком интересовал тот титул, который лорд Фоун может дать ей.
-  Проблема сахиба будет вечером обсуждаться в палате общин, -  сказал лорд Фоун в ответ на вопрос мисс Макналти.
Затем он повернулся к Леди Юстас:
- Ваш кузен, мистер Грейсток, собирается поставить  этот вопрос в палате.
- И вы должны быть готовы ответить на него? - спросила мисс Макналтиy бесхитростно.
 - Боже мой, нет. Но я должен присутствовать. Пэр обязан присутствовать – вы же знаете.
Затем Лорд Фоун, обстоятельно, объяснил двум дамам особенности работы британского парламента. Мисс Макналти находила невинное удовольствие в таком разговоре. Леди Юстас знала, что для лорда Фоуна  это был обычный способ ухаживания  и полагала, что этот способ ничуть не хуже чем любой другой. Если она выйдет замуж второй раз просто затем чтобы стать супругой пэра, иметь респектабельного мужа, и  прочное положение в обществе, она будет охотно слушать  парламентские детали,   рассказы о делах сахиба и тому подобное. Но она очень хорошо знала, что лорд Фоун не имеет не малейших черт пирата. Лорд  Фоун только снова начал разговор о своей работе над проблемой сахиба, когда Фрэнк Грейсток вошел в комнату.
- Теперь мы видим представителей обеих палат, – сказала леди Юстас,  приветствуя кузина.
- Вы намерены поставить вопрос о сахибе сегодня? - спросил лорд Фоун, сознавая что, возможно именно его партией надо заняться этой задачей. Затем он  опустился на диван, обдумывая свою речьпо этому поводу.
Но Фрэнк  пришел в дом кузины отнюдь не для того, чтобы обсуждать  территориальные проблемы  Мугаба. Когда его друг Юстас предложил ему   жениться на вдове, он посмеялся над этим предложением, но тем не менее он задумался. Он боролся, усердно работал, закалял свой характер для работы в  парламенте, трудясь - так он говорил друзьям - в качестве адвоката. Он был успешным молодым человеком, одним из тех, чье имя часто упоминалось  - но все-таки он был беден. Среди его добродетелей, стремление экономит на всем не числилось. Он имел небольшие долги и несмотря на их наличие продолжал делать новые. Богатая жена могла бы решить все его проблемы. Но найти  девушку, которую он мог полюбить,  которая  была бы красива, имела  благородное рождение и собственное состояние. Это просто невозможно. Когда он честно беседовал со своим сердцем он всегда признавал, что если любовь имеет над ним власть, то только любовь Люси Моррис. Он знал себе достаточно, чтобы признаться в этом самому себе, но  он знал также, что  никому не говорил о совей любви. Следовательно он мог  открыто  потакать  своим амбициям, не считая это позором. Поэтому он пришел, чтобы поухаживать за красивой вдовой. Ухаживание за ней не могло быть долгим. Он мог попросить ее выйти за него замуж завтра - как, впрочем и сегодня - без всякой стеснительности. Она может принять  или отвергнуть его предложение; но, как он сказал сам, ни в том ни в другом случае особого вреда не будет.
Такая же мысль промелькнула и в уме леди Юстас, когда она сидела и беседовала с двумя джентльменами. Она знала, что ее кузен Фрэнк был беден, но она думала, что могла влюбиться в него. Он был не вполне пиратом - но он был человеком, который имел определенные пиратские наклонности. Он был самоуверенным, энергичным, не слишком щепетильным и умным, способным  сделать себе имя, и  к тому же таким мужчиной, которого  женщина может выдержать и даже заставить себя быть ему послушной. Поэтому не могло быть вопроса, кого выбрать  - его или лорда Фоуна, если уж выбирать между ними. К тому же Фрэнк Грейсток будет заинтересован в том, чтобы  ожерелье осталось у нее, а лорд Фоувн, несомненно, отошлет его сразу мистеру  Кэмпердауну.
Лорд Фоун имел некоторые  намерения по поводу леди Юстас, но, и у Грейстока была аналогичные намерения, а поскольку он был пиратом в большей степени лорд Фоун вскоре удалился. Возможно, он вспомнил, что, парлмаменсткий кэб - шесть пенсов за четверть часа минут  - ждет его у двери  и к тому же хотел прибыть в палату прежде пэров розы. Мисс Макналти также покинули гостиную, и Фрэнк остался наедине с вдовой.
   - Лиззи – сказал он, - вам должно быть очень одиноко здесь.
- Я действительно одинока.
- И вряд ли счастливы.
- Что угодно, но не счастлива, Фрэнк. Есть причины по которым я очень несчастна.  Я  скажу вам одну вещь, если вы позволите мне.
Фрэнк уже почти решился просить ее переложить на его плечи свои  печали, когда раздался стук в дверь.
- Все знают, что я  дома,  но что я никого не принимаю.
Но Фрэнк Грейсток  с трудом сумел сохранить самообладание, когда мисс Макналти вбежала в комнату, и с  ужасом заявила, что  прибыла леди Линлитгоу.
Глава 6. Миссия леди Линлингтоу

- Леди Линлитгоу! – воскликнул  Фрэнк, воздев руки.
- Да, это она! - сказала мисс Макналти. - Я не говорила с ней, но я видела ее. Она сказала лакею, что ее послала любовь к Леди Юстас, и умоляет вас принять ее.
Леди Юстас был так удивлена этим  объявлением, что до сих пор не проронила ни слова. Отношения между ней и ее тетей носила такой характер, что  казалось невероятным, что старая графиня может появиться на Маунт-Стрит. Лиззи, разумеется, вела себя очень плохо по отношению к своей тетке, так плохо как только молодая женщина может вести себя по отношению к пожилой. Она получила хлеб, кров, и даже свою одежду от щедрот своей тетки и отвергла свою покровительницу сразу как только у нее появились собственные хлеб, кров, и одежда. И при этом Леди Линлитгоу была внизу в гостиной, и привела ее любовь к племяннице!
-Я не хочу ее видеть! - воскликнула Лиззи.
 -Вам лучше принять ее - сказал Фрэнк.
- Я не хочу! - сказала Лиззи.  - Боже милостивый, моя дорогая, зачем она пришла сюда?
-  Она говорит, что это очень важно, - ответила мисс Макналти.
- Конечно, вы должны ее принять,  - сказал Фрэнк. - Позвольте мне потихоньку выйти из дома, а затем попросить  слуг, чтобы они  сразу провели ее. Мужайтесь, Лиззи, и я приеду завтра и вы мне все расскажете.
 - Вы правы, – согласилась Лиззи.
Фрэнк вышел из дому, а Лиззи сделала, как ей было велено
-  Вы останетесь здесь, Юлия - сказала она. - Я хочу чтобы вы были рядом. Она придет в гостиную.
Затем, в ожидании приближающегося бедствия, она заняла свое место в парадной гостиной. У нее было еще несколько минут. Фрэнку нужно было время, чтобы покинуть дом, избежав встречи с леди Линлитгоу в прихожей. Сообщение было передано мисс Макналти слуге,  и тот выпустил Фрэнка, прежде чем впустить леди Линлитгоу.
Леди Линлитгоу была женщина крепкая, но уже в возрасте. Она была медлительна, или возможно  более правильно сказать, что она была величественна  в своих  движениях. Она была одной из тех женщин, которые, в памяти молодых, кажется, всегда были старухами, но на которых старость при этом никак не сказывается. Если руки леди Линлитгоу дрожали,  то они дрожали от ярости, если она когда-либо споткнулась, то только для того, чтобы произвести должный эффект. В своем движении леди Линлитгоу была устрашающа как надвигающийся крейсер. Она не знала страха, милосердия, сострадания   или любви. Она не имела никакого воображения. Это была практичная, алчная и бессердечная особа, но по своему она была правдивой и честной, и она знала в чем заключается ее долг. Она не потворствовала собственным слабостям, так же как и чужим. Она была  тверда  и надежна как дубовый столб. Ни одно человеческое существо не любило ее, - но все признавали ее достоинства. Она пожертвовала своим комфортом, чтобы выполнить свой долг перед Лиззи, когда Лиззи была бездомной. Несомненно, кровать Лиззи под кровом ее тетки не была ложем из роз, но во всяком случае она была, и Лиззи нашла приют. Лиззи сдерживала себя, проживая у тетки, но с того момента, когда она вышла замуж она решила вообще забыть что у нее есть тетка. И теперь тяжелые шаги этой тетки слышались на лестнице! Лиззи была смелой женщиной в своем роде т она уже перенесла немало опасностей. Но она была слишком молода, чтобы стать обладателей той устрашающей храбрости, которая была свойственна леди Линлитгоу.
Когда графиня вошла в гостиную Лиззи встретила ее стоя, но не сделала ни шагу от своего кресла. Старуха была не  высока, но вытянутое лицо, квадратный лоб и подбородок добавяли ей роста. Ее нос отнюдь не напоминал клюв хищной птицы, нет это был прямой и энергичный нос темно-красного цвета с широкой переносицей. Она имела колючие  серые глаза, а ее подбородок украшали усы и борода вполне достойные  молодого человека. Ее волосы еще  сохранили каштановый оттенок и были украшены сединой лишь слегка. Ничто так не приличествует пожилой женщине чем седые волосы, но волосы леди Линлитгоу никогда не были седыми. Ее внешность не была располагающий, но зато она говорила о приближении неодолимой и непреодолимой силы.
Никто бы не увидел в ней или на ней тафты, китового уса, румян или накладных волос. Ее тело было естественным, вряд ли женским, и уж точно не ангельским(и скорее  прямо противоположным) - но во всяком случае это было тело, а не смесь вышеупомянтутых субстанций, как у некоторых дам.
Лиззи, увидев свою тетю, приготовилась к бою.  Кто из мужчин или женщин не испытывал    момента, когда грядет битва и нам необходимо собрать все свое мужество. Увы – мужество иногда покидает нас перед битвой и леди Юстас было нелегко наблюдать как ее  тетка входит в комнату.
- Вы пришли с миром или с войной?  - спросила бы она если бы осмелилась. Ее тетя сказала, что она пришла из любви к ней - если сообщение было передано правильно; но какая любовь может быть между ними? Графиня сразу же перешла к делу, никак не затрагивая тему неблагодарного поведения Лиззи.
- Лиззи, – сказала она. –  Меня попросил приехать к вам мистер Кэмпердаун. Вы позволите мне присесть?
-  Конечно, тетя Пенелопа. Мистер Кэмпердаун!?
-Да,  мистер Кэмпердаун! Вы знаете, кто он такой. Он просил меня, потому что я ваша ближайшая родственница.  Поэтому я  сюда  и приехала, хотя это и не доставляет мне удовольствия.
- Что касается удовольствия, то этот визит конечно вам его доставляет, – заявила Лиззи со своей прежней дерзостью.
- Нет, мисс. Я пришла не для собственного удовольствия. Я пришла сюда ради репутации семьи, чтобы сохранить ее. Вы получилы от своего мужа алмазы, вы спрятали их где-то, и вы должны вернуть их назад.
- Алмазы моего мужа это мои алмазы, - сказала Лиззи решительно. `
- Это фамильные  бриллианты, брильянты семьи, семейные  реликвии – старинное имущество, принадлежащее Юстасам  так же  как и их поместья. Сэр Флориан не дарилвам их навсегда, он не мог этого сделать, и не сделал бы если бы даже мог. Такие вещи не дарятся, это не принято. Это нонсенс. Вы  должны вернуть их.
-  Кто так говорит?
- Я так говорю.
- Это не будет, тетя Пенелопа.
- Не будет?  Нет именно это и будет. Мистер Кэмпердаун уверен в этом, весь свет уверен в этом. Если ты не поступишь так, ты дождешься вызова в суд, моя дорогая, и суд присяжных скажет тебе то же самое. Вот что будет. Да зачем они тебе? Ты не можете продать их - и, как вдова, ты не можешь  их носить. Если ты снова выйдешь замуж, ты не будешь позорить своего мужа, демонстрируя алмазы Юстасов! Ты ничего не понимаешь в приличиях.
- Я знаю, все что нужно о приличиях, как и вы, тетя Пенелопа, и я не надо меня учить.
- Отдашь ли ты драгоценности   мистеру Кэмпердауну?
-  Нет - не  отдам.
 - А ювелирам?
- Нет, не отдам. Я сохраню их для своего ребенка.
Начались рыдания, и слезы, и платок Лиззи был прижат к ее глазам.
- Ваш ребенок! Они все равно будут храниться для него и для его семьи, если вы отдадите их ювелирам. Я не верю, что вы заботитесь о своем ребенке.
- Да, тетя Пенелопа, вы конечно лучше о нем заботитесь.
- Я должна сказать вам, что я думаю, Лиззи. Вы не можете запугать меня. Вы позорите свою семью, и хоть вы уже и замужем, но вы все-таки моя племянница.
- Я не позорю никого. Это вы позорите всех.
- Поскольку вы моя племянница, я пришла к вам и я говорю вам, что если вы не вернете бриллианты Юстасам, в течение недели они возбудят против вас процесс по обвинению в краже. Леди Линлитгоу, произнесла эту страшную угрозу, кивнув головой своей племяннице, чтобы подчеркнуть значение своих слов. Слова и тон, и жест в сочетании были, по правде говоря, ужасы.
-   Я не крала их. Мой муж дал мне их своими руками.
- Вы не отвечали на письма мистера Кампердауна, вы знаете это. Это само по себе говорит против вас. Это можно не обсуждать. Мистер  Кэмпердаун  - это семейный адвокат, и, когда он пишет вам письмо за письмом, а вы не обращаете на это внимание как будто это письмо от собаки – это возмутительно.
Напор леди Линлитгоу был мощен, после последних слов даже леди Юстас испытала что-то вроде чувства стыда.
 – Почему ты не отвечала на его письма, если ты считала, что ты права? Конечно, ты знала, что ты неправа.
    –Нет, не поэтому. Женщина не обязана отвечать на все, что ей пишут.
    –Очень хорошо! Вы скажете это что перед судьей, когда предстанете перед ним! Я говорю вам, Лиззи Грейсток или леди Юстас или как вас там еще зовут  - это откровенная кража и воровство. Я полагаю, вы просто хотите их  продать.
– Я не потерплю такого обращения, тетя Пенелопа,  - воскликнула  Лиззи, вскочив с кресла.
– Потерпишь:  и тебе придется вытерпеть еще более неприятные вещи. Мне  кажется, что мистер Кэмпердаун зря просил меня приехать. Ты что хочешь  прослыть воровкой перед всем миром?
–Я не собираюсь этого терпеть! - вскрикнула Лиззи. – Вы не имеете права, приходить сюда и говорить такие вещи  мне. Это мой дом.
–Я скажу тебе все, что я считаю нужным.
– Мисс Макналти,  зайдите. – с этими словами Лиззи распахнула дверь в соседнюю комнату. Она прекрасно понимала, что мисс Макналти очень слабый союзник, но  в пылу сражения она искала хоть чьей-то поддержки. Мисс Макналти, которая сидела  около самой двери и естественно слышала каждое слово из разговора ничего не оставалось, как появиться. Из всех человеческих существ она боялась леди Линлитгоубольше всех, но все же, несмотря на ее манеры, она любила старуху. Мисс Макналти была скромна, боязлива, зависима; но она была не дура, и понимала разницу между правдой и ложью. Она имела много неприятностей от леди Линлитгоу; но она осознавала, что притворная любовь Лиззи более опасна, чем любой гнев старой графини.
–Итак, вы здесь,  - сказала графиня.
– Да,– это я леди Линлитгоу.
– Подслушиваешь, я полагаю. Что ж так даже лучше. Ты услышала достаточно и можешь сказать ей, что ей надлежит делать. Ты не дура, хотя может и побоишься  открыть рот.
– Юлия, - холодно заявила леди Юстас, - будьте так добры  вызвать экипаж моей тети.  Я не хочу быть невежливой и пойду наверх. Сказав, это она очень изящно направилась в заднюю гостиную, откуда она могла подняться в спальню. Но леди Линлитгоу произвела последний залп:
 - Если вы не сделаете того, что вам говорят  вы окажетесь в тюрьме это очевидно как яйцо .
Затем, когда ее племянница оказалась вне досягаемости она обратилась к мисс Макналти:
- Я полагаю, вы слышали об этих алмазов, Макналти?
- Я знаю, что она получила их, леди Линлитгоу.
- Она имеет на них не больше прав, чем вы. Я полагаю, вы побоитесь  сказать ей это, чтобы она вас не выгнала - но это хорошо, что вы будете знать об этом. Я выполнила свой долг. Не надо звать слугу. Я найду выход из дома.
Тем не менее, колокольчик позвонил, и графиня была  препровождена к своей карете с надлежащими почестями.
Две леди отправились в оперу и за все время до того момента как они отправились почивать  не было сказано ни одного слова ни об ожерелье, ни о визите леди Линлитгоу. Мисс Макналти не начинала разговора на эту тему, а Лиззи намеренно отложила его. Но леди  Юстас ни на минуту не переставала об этом думать. На самом деле ее не интересовала музыка – хотя она всем говорила, что  любит ее и даже сама так думала, но в этот вечер ее точноне волновало поклонения Святой Цецилии .
Угрозы старухи задели ее сильнее, чем ей хотелось признаться себе самой. Упоминание кражи, тюрьмы,  присяжных и  судей неприятно поразило ее. Неужели они будут преследовать ее за кражу? Она была леди Юстас, и кто, как не леди Юстас должны владеть этими алмазы и носить их? Никто не мог сказать, что сэр Флориан не подарил их ей. То что она не отвечала на письма мистера Кампердауна – конечно не может быть названо преступлением? И все-таки она не была до конца уверена в справедливости этих рассуждений. Ее знания о юриспруденции и судебных разбирательств были очень расплывчаты. Она очень смутно представляла, что  являлось законным или незаконным.
Она прекрасно знала, что действительно присвоила бриллианты Юстасов, но она также знала, что  не во власти закона было предотвратить это или наказать ее за хищение. Она знала, что колье не было ее собственностью; но было, как она полагала, так много очков в ее пользу, что она чувствовала, что это было бы несправедливо, чтобы кто-то выражал ей свое недовольство, пусть даже она совершила кражу. Разве она не была единственной живущей ныне леди Юстас? Но то чем ей грозили мистера Кэмпердаун и леди Линлитгоу будут  вполне может быть использовано против нее, неважно в соотвесттвии или не в соответствии с законом, она же не знает законов.  Нет, она не переживет, если такм просто откажется от своей добычи, а потом обнаружится, что мистер Кэмпердаун не имел веских доводов против нее и попросту провел ее. Но  кто скажет ей правду? Она была достаточно умна  или достаточно подозрительна чтобы догадываться, что на мистера Мопуса в этом деле надежды мало.
- Моя дорогая, – сказала она мисс Макналти  - когда они вернулись из оперы, -  давайте присядем и поговорим. Вы слышали все, что сказала моя тетя.
 - Я не могла не слышать. Вы же сказали мне, чтобы я оставалась в задней гостиной, и дверь была приоткрыта.
- Я хотела, чтобы вы слышали. Конечно то, что она наговорила – это совершеннейшие глупости.
- Я в этом не уверена.
-  Утверждать,  что меня посадят в тюрьму за то что я не отвечала на письма адвоката – это же бред.
- Я полагаю, что это так.
- И к тому же она такая свирепая старая мегера – такая старая грифинесса. Вы  ведь тоже полагаете, что она свирепая старая мегера? - Лиззи сделала паузу, ожидая подтверждения от той, которая также была врагом ее тетушки. Но  мисс  Макналти не желала ничего говорить против той, кто был ее покровительницей, и, возможно, скоро снова станет ею.
- Вы не хотите сказать, что вы ее ненавидите? – спросила Лиззи. - Если вы не ненавидите ее, после всего, что она сделала с вами, то вас можно презирать. Итак, вы не ненавидите ее?
- Я думаю, она очень несчастная старая женщина – сказала мисс Макналти.
- Это вы бедное несчастное существо! Это все, что вы смеете сказать о ней?
 - Я действительно бедна, - сказала мисс Макналти, у которой на щеках выступили красные пятна.
Леди Юстас увидела это смягчилась:
- Но вы не должны  ее бояться, - скажите мне, что вы об этом думаете?
- Об алмазах, вы имеете в виду?
- Да, об алмазах.
- У вас достаточно всего и без них. Я бы отдал их за мир и покой. -  таков был совет мисс Макналти
- Нет…. У меня вовсе не  достаточно… не совсем достаточно. Мне пришлось купить очень много вещей, с тех пор как мой муж умер. Они сделали все, что могли, чтобы вредить мне. Они заставили меня заплатить за всю мебель в Потрэе.
Это заявление Лиззи было не вполне истинно. Истина же заключалась в том, что Лиззи пыталась  подсунуть Юстасам счета  за  обстановку, которую она заказала для собственного загородного дома.
-  Я не имею того, что мне необходимо. Я в долгах. Люди говорят, будто я самая богатая женщина в мире, но когда мне надо платить, оказывается что я не мгу распоряжаться деньгами Я вовсе не богата. Почему я должен отказаться от бриллиантов, если они мои собственные?
- Но если они не ваши.
- Если я подарю вам подарок, а затем умру, люди не смогут прийти к вам и отнять его, потому что я не упомянула об этом в завещании. Так никто не поступает, - это Лиззи произнесла с очевидной убежденности в силе своих доводов.
 - Но это ожерелье очень ценное.
- Какая разница. Если вещь принадлежит человеку он может ее отдать или подарить по своему разумению - разумеется если это не дом или ферма, или лес, или что-нибудь подобное  - но вещь, которую можно взять и унести с собой. Такую вещь конечно можно подарить кому угодно.
- Но, возможно, сэр Флориан не хотел отдать их вам  навсегда?  - предположила Мисс Макналти.
- Но, возможно, он это сделал. Он сказал мне, что они мои и они принадлежат мне. Так что покончим с этим. Вы можете идти спать.
И мисс Макналти отправилась в спальнюь. Лиззи, же так и осталась сидеть в кресле и думать о том, что она предоставлена самой себе и не получит никакой помощи в этом вопросе. Она не сердилась на мисс Макналти, который действительно была бедным маленьким существом. Но она была убеждена, более чем когда-либо, что ей необходим друг, который не был бы бедным маленьким существом. Лорд Фоун, будучи пэром был бедным существом. Фрэнк Грейсток же был энергичен как целая палата лордов.
Глава 7. Речь мистера Берка

Люси Моррис весьма расстроили слова леди Фоун, что, будучи гувернанткой, она  не должна влюбиться во Фрэнка Грейстока. Леди Фоун конечно не употребила столь резких выражений – она выражалась главным образом  возводя глаза, жестикулируя, поднимая плечи, а закончила выражать свое мнение поцелуем – все это было смесью снисходительност, воззваний к справедливости и  любви – и на самом деле леди Фоун любила свою гувернантку. Но нет такой девушки, которой хотелось бы услышать, что ей не следует любить. К тому же Люси считала, что вопрос вообще не может так ставиться. Леди Фоун могла решить, что ее гувернантка не должна встречаться с молодым человеком в ее доме – но именно  гувернантка должна была решить, останется ли она или уволится после предъявления такого требования. Но леди Фоун не имела права сказать молодой девушке, пусть даже своей гувернантке,  чтобы та вообще не знала любви. Все это Люси повторяла себе снова и снова, и все же она понимала, что леди  Фоун хорошо относился к ней. Закончив свою речь леди Фоун Старуха поцеловала  и обняла ее и похвалила ее качества … и она действительно любила ее. Разумеется, Люси не имела права обручиться. Она сама это прекрасно понимала. Как она гуляла одна в аллеях сада она приводила самой себе доводы в защиту сказанного леди Фоун и против себя. И все же иногда в душе ее вспыхивал гнев, и она представляла себе сцену, в которой она прямо  говорила леди Фоун, что раз ее возлюбленный  был изгнан из Фоун-корта, она, Люси, также не собирается оставаться там долее. Но существовали два весомых возражения против такого высказывания. Во-первых, Фрэнк Грейсток никогда не был ее возлюбленным, во-вторых ей просто некуда было идти из Фоун-корта. Было очевидно, что она  не может оставить Фоун-корт до тех пор пока не найдет другого места для себя, либо у Хиттвэев либо у кого-либо другого.
Устроиться в дом одной из дочерей леди Фоун – было  куда более надежно, чем искать работу в другом месте, к тому же найдя другую работу она оставалась том же самом состоянии. Леди Фоун была фундаментом благосостояния Люси, но Люси чувствовала, что на этом фундаменте возводят тюрьму для нее.
Фрэнк Грейсток не был ее возлюбленным. И это было хуже всего. Она отдала свое сердце и не получила ничего взамен. Она пыталась понять – обманывала ли она  сама себя и должна ли она стыдиться. Чего вообще должна стыдиться девушка? Может быть она дала слишком много воли своему сердцу?  Что это было: ее любовь была ответом на любовь мужчины или она просто отдала свое сердце первому встречному?
Но затем она вспомнила некоторые сцены в деканате, слова, которые были сказаны, взгляды которые были брошены, пожатие рук вечером, едва слышный умоляющий шепот, подаренные цветы… и то что произошло…однажды…однажды…ее щеки зарделись горячим румянцем, там было так много всего… и так мало определнного. Она не могла считать, что они были обручены. Но возможно она сама сделала что-то неправильно, и именно поэтому он не обручился с ней. Она полагала, что быть самой собой, быть человеком  любящим и чутким сердцем достаточно для того, чтобы тебя любили. Она знала про себя, что она именно такая. Она оценивала себя здраво. Она  знала, что она сможет стать для  мужчины истинным, любящим другом, живущим его радостями и горестями, его победами и поражениями, стать для него надежной опорой и фундаментом его успехов.
Но о том, что она может дать кроме своего сердца и ума,  она никогда не  думала. Никто не считал ее красавицей. Она сама так не считала и не думала. Что главное достоинство человека заключается в красоте. Леди Юстас с ее красотой была ей неприятна, тогда как  широкое, невыразительое, невыразительное лицо Лидии Фоун, которой был свойственен простодушный юмор, ей нравилось куда больше. Думая о мужчинах, она никогда не задавала себе вопрос, был ли этот мужчина красив или уродлив, ее волновало что это был за человек.
В лице Фрэнка  Грейстока она видала острый ум; а про лорда Фоуна она  знала, что он глуп. Одного из них  она любила, не могла не любить, любила как могла бы любить своего будущего мужа,  другого … об этом она даже никогда не думала они вращались на разных полюсах ее галактики. Она знала, что мужчина требуют чтобы женщины были красивыми, но она  никогда не думала о себе как о красавице и не считала что из-за этого она обречена быть нелюбимой. Она была слишком сильна сердцем для таких страхов. Она не думала, много о таких вещах, но  полагала, что даже не будучи красавицей она достойна стать женой такого человека как Фрэнк Грейсток. Она была гордой, стойкой, уверенный в себе, но при этом всего лишь скромной, маленькой женщиной, которая слишком любила правду, чтобы лгать даже самой себе. Она вызывалае симпатии окружающих, была радушна, общительна, придавала веселье оживление,  хотя больше слушала, чем говорила. Она обладала чувством  юмора, которое оживляло ее лицо, даже если она не издавала ни звука. Она сознавала, что она слишком хороша, чтобы быть гувернанткой всю жизнь – но все же, что иное могло быть произойти с ней?
Визит леди Линлитго к ее племяннице состоялся в четверг, и в тот же вечер Фрэнк Грейсок поставил свой  вопрос в Палате общин - или, вернее, произнес речь о проблемах сахиба Мугаба. Мы все знаем, в чем заключается смысл таких выступлений. Поскольку  Фрэнк не принадлежал к партии, которая была у власти,  он  отстаивал претензии сахиба к той партии, которая находилась у власти, в противном случае его возможно бы вообще не интересовали проблемы князя. Мы можем быть уверены в том, что он не стал бы беспокоить себя чтением унылого и длинного памфлета, писать которые он был мастер, если бы принадлежал к другой партии, но он не имел другого пути во власть. На какие усилие политик не сподобится, чтобы уязвить своих врагов? Фрэнк произнес свою речь, и сделал это талантлдиво. Это был как раз тот случай доказывающий, что парламентская деятельность весьма полезна для адвокатского бизнеса. Министр по делам Индии, руководитель ведомства, в котором служил лорд Фоун, после  колебаний решил, что его обязанность противостоять претензиям молодого адвоката, и  выступил против него. Если бы он уступил, ядовитая атака Грейстока весьма возможно увенчалась бы успехом через четверть часа. Никто бы не упрекнул в этом молодого консерватора, стремящегося сделать карьеру. На войне как на войне. Фрэнк Грейсток своей речью о проблемах сахиба вызвал восторг своих слушателей, хотя все они знали условия игры. Ни одну из сторон не интересовали претензии сахиба, но они согласились что после такой речи Грейсток мог предъявить свои претензии на награду от своей партии. Он прямо обвинил  министра  и лорда Фоуна, заявив, что жестокость правительства не могла быть выражена яснее, чем в отношении к этому туземному вождю. Все это было крайне неприяно для лорда Фоуна, который имел личную выгоду в решении данной проблемы и особенно ему было неприятно потому, что они с Грейстоком были друзья.
Поэтому лорд Фоун был полон обиды, когда в соответствии со своими привычками, приехал в Фоун-корт в субботу вечером. Семейство Фоун, состоявшее исключительно из женщин, обедало рано. В субботу, когда его светлость прибыл,  ужин был накрыт для него одного. В воскресенье семейство обычно обедало в три часа дня. В воскресенье вечером лорд Фоун возвращался в  город, чтобы приступить к своей службе в понедельник. Возможно, причиной такого распорядка было также то, е  что его не увлекала проповедь, которая леди Фоун всегда читала членам семьи воскресным вечером.
В эту субботу лорд вышел после обеда в сад, где старшая незамужняя дочь леди Фоун прогуливались с Люси Моррис. Летний вечер был чудесен, дамы сидели на садовых скамьях, а четыре девушки по-прежнему играли в крокет на лужайке, хотя уже стемнело шары было почти не видно. Мисс Фоун уже сказала Люси, что ее брат очень сердит на мистера Грейстока. Но теперь, все симпатии Люси были  с Фрэнком и сахибом. Она впрочем честно пыталась встать на точку зрения заместителя государсмтвенного секретаря, но такое насилие над собственными чувствами ей не удалось. И она не намерена была менять свое мнение, хотя все  девицы семейства Фоун и леди Фоун, были против нее. Когда брат или сын является заместителем государственного секретаря, сестры и мать всегда будут на стороне правительства.
-  Честное слово, Фредерик, -  сказала Августа Фоун
- Я думаю, что мистер Грейсток вел себя отвратительнохо.
- Нет ничего, чтобы ни осмелились сказать или сделать эти господа! – воскликнул лорд Фоун. - Я не могу понять, этого. Когда я был в оппозиции, я никогда не делал такие вещи.
- Интересно, сделал ли он это, потому что сердится на маму, - сказала мисс Фоун.
Все, кто знал семейство Фоун, признавали что Августа Фоун не была умна, и что она часто говорила именно то, что ни в коем случае не стоило говорить.
- Конечно, нет дорогая, - сказал заместитель министра, который не мог допустить мысли, что слабые женщин его семейства могут иметь какое-либо  влияние на дела парламента.
- Ты же знаешь, что мама сделала…
;  Ничего такого она не делала,- резко прервал сестру го светлость. – Мистер Грейсток просто нечистоплотный политик. И этим все сказано. Он решил на меня напасть, потому что у него была такая возможность. - Я меньше всех в палате переживаю по этому поводу, – добавил его светлость(точнее он должен был сказть – «больше чем все»!). Мне просто неприятно быть свидетелем такого. Этот  адвокат не понимает, что допустимо, а  что недопустимо в  честном парламентском споре.
Люси почувствовала, что ее лицо горит и готовилась сказать слово в защиту именно этого адвоката, когда из окна гостиной послышался голос леди Фоун.
- Идемте, девочки. Уже дене6 смел ослушаться. Стук шаров прекратилось, и гуляющие тоже  сразу повернулись лицом к окну гостиной. Но лорд Фоун, который не был девочкой, повернулся чтобы пройти еще один круг, думая о несправедливости,которую он пережил.
- Фредерик так зол на мистера Грейстока, - сказала Августа, как только все уселись.
 - Я понимаю, что  его рассердила эта провокация, – сказала вторая сестра.
- И учитывая, что мистер Грейсток так часто бывал здесь, я не думаю, что он имел право так поступить, -  заметила третья сестра.
Лидия не сказала ничего, но не могла удержаться от взгляда на лицо Люси.
- Я верю всему, что считается справедливым в парламенте, – сказала леди Фоун.
В это время лорд Фоун, слышавший последние слова, вошел через французское окно в гостиную.
- Я не понимаю что происходит, мама, – сказал он. – К поведению джентльмена всегда предъявляются определенные требования. Есть вещи, которые можно говорить, и есть вещи, которые говорить нельзя. Мистер Грейсток уже совсем вышел за рамки приличий, и я должен позаботиться о том, что он узнал мое мнение.
- Вы собираетесь поссориться с этим человеком? – спросила его  мать.
- Я не собираюсь вступать в единоборство с ним, если вы это имеете в виду; но я дам ему знать, что я думаю по поводу его поведения, – это его светлость сказал, с тем надменным превосходством, которое человек легко может выразить среди женщин своей семьи.
Люси перенесла многое и понимала, что лучше проглотить обиду молча, но тут она не выдержала. Для нее было невыносимо, что мистера  Грейстока  обвиняют в неджентльменском поведении перед всей семьей, каждый из членов которой знает о ее отношениях к этому к человеку. И  к тому же ей показалось, что она может броситься в бой, нападая на его светлость от имени отсутствующего, а именно таковым и являлся сахиб.  Ведь было время, когда бедный сахиб был любимцем в Фоун-корте.
-  Я думаю, что мистер Грейсток был прав, выступая в защиту князя. Если он взялся за это дело, он был обязан провести его хорошо, - она сказала это покраснев с необычной для нее энергией.
- Вы читали речь мистера Грейстока, мисс Моррис? – спросил лорд Фоун.
- Да, каждое слово  - в «Таймс».
- И вы поняли его намек на то, что я был призван сказать в Палате лордов от имени правительства?
- Да, поняла. Это, кажется, не трудно понять.
- Я думаю, что мистер Грейсток должен был воздержались от нападок на Фредерика,  - сказала Августа.
- Это было не … не  то к чему мы привыкли в парламенте,- заметил лорд Фоун.
- Конечно, я не знаю, парламентских правил, - сказала Люси.- Но я думаю, что князь сейчас в очень тркдоном положении, он лишился своей собственности, ан его права покушаются и все это потому, что он слаб, и я очень рада, что есть кто-то, чтобы защищать его права.
- Моя дорогая, Люси, - сказал леди Фоун, - если вы собиратетесь обсуждать политику с лордом Фоуном, вы не одержите победу.
- Я вовсе не возражают против взглядов мисс Моррис по поводу сахиба, - сказал заместитель министра великодушно.  – Существует много доводов в пользу обеих сторон. Я давно знаю, что мисс Моррис большой друг сахиба.
- Вы были его другом тоже, -  сказал Люси.
- Я испытывал симпатию к его делу, но не к нему. Все это очень хорошо. Я не прошу никого, соглашаться со мной в этом вопросе. Я говорю только то, что способ решения проблемы, который выбрал мистер Грейсток неприличен.
- А я считаю, что это была самая лучшая речь, которую  я когда-либо читала в своей жизни, - сказала Люси, с безрассудной энергии и залившись краской еще гуще.
- Тогда, мисс Моррис, вы и я придерживаемся противоположных  мнений, - сказал  лорд Фоун, жестко. - Вы  возможно никогда не читали речей Берка.
- И не хочу читать их, -  сказала Люси.
- Это другой вопрос, - сказал лорд Фоун. Тон его изменился.
- Мы говорим о выступлениях в парламенте, - сказала Люси.
Бедная Люси! Она знала, так же хорошо, как лорд Фоун, что Берк был знаменитым оратором Палаты общин; но в запале спора и при отсутствия опыта политичсеких дебатов, она совсем упустила это из виду, и поправившись стала объяснять, что она имела в виду только выступления, которые прозвучали в этот день. Лорд Фоун воздел руки, и повернул свою голову немного вбок.
- Моя дорогая Люси, сказала леди Фоун. - Вы показываете свое невежество. Где по-вашему, были сделаны выступления мистера Берка?
- Конечно, я знаю, что они были сделаны в парламенте, - сказала Люси, почти в слезах.
- Если мисс Моррис полагает, что великие достижения  Берка в парламенте ничтожны, что например, его речь перед избирателями Бристоля, и его речь произнесенная на суде  над Уорреном Гастингсом  не превосходит …
- Я не имела в виду ничего подобного  -  сказала Люси.
- Лорд Фоун пытается помочь вам, моя дорогая, -  сказала леди Фоун.
- Я не хочу, чтобы мне помогли, - ответила Люси. -Я только имею в виду, что я думала, что речь мистера Грейстока была весьма хороша. В ней не было ни слова лишнего. Она была именно такой  - какой должна была быть. Я думаю, что они все жестоко обращаются с бедным индийским принцем, и я очень рада что кто-то имел смелость, чтобы встать и сказать это.
Нет сомнений, что Люси было бы лучше промолчать. Если бы она просто выступала против политического оппонента в защиту другого, чьи речи читала с удовольствием она легко могла привести свои аргументы против аргументов всей семьи Фоун. Но она была любимым ими всеми, и даже заместителю министра был трудно возражать ей. И это было для бедной Люси самое неприятное. Но у нее было так тяжело на сердце и она была так расстроена, что не могла удержать себя, обижаясь нападением на человека, которого любила. Она позволила себе искренне выразить свои чувства  и даже быть невежливой с лордом Фоуном.
- Моя дорогая, - сказала леди Фоун. - Мы не будем говорить ничего  более об этом предмете.
Лорд Фоун взял книгу. Леди Фоун занялась своим вязанием. Лидия приняла несчастный вид. Августа беседовала с братом таким тоном, будто он был болен, и нуждался в особой заботе. Люси сидела молча и неподвижно, а затем вышел из комнаты  торопливым шагом.
Лидия хотела пойти за ней, но была остановлена матерью:
- Вам лучше оставить ее в покое  сейчас, моя дорогая, - сказал леди Фоун.
- Я не знал, что мисс Моррис так болеет за  имистера Грейстока, - заметил  лорд Фоун.
 -  Она знала его, когда он был  еще ребенком, - ответила его мать.
Примерно через час после этого леди Фоун поднялась наверх и нашла Люси, сидящей в одиночестве в комнате до сих пор называемой классной. Люси не взяла свечу, и даже не делала вид, что чем-то занимается, с тех пор как ушла снизу. За это время все молитвы были прочитаны, отсутствие на семейном богослуженими Люси было необычно и противоречило принятой традиции.
- Люси, моя дорогая, почему ты сидишь здесь?  - спросила леди Фоун.
- Потому что  несчастна.
- Почему ты несчастна?
- Я не знаю. Я не хочу, чтобы вы спрашивали меня. Я полагаю, что я вел себя за ужином неподобающитм образом.
- Мой сын простит Вас, если вы его попросите.
- Нет, я не смогу. Я могу попросить прощения, у вас леди Фоун, но не у него. Конечно, я не имела права говорить о выступлениях в парламенте и политике и об этом несчастном принце в вашем гостиной.
- Люси, вы удивляете меня.
- Но это так. Дорогая леди  Фоун, не смотрите на меня так. Я знаю, насколько хорошо вы ко мне относитесь. Я знаю, вы позволяете мне делать и говорить вещи, которые другие не позволяют гувернанткам, и я знаю, что я плохо себя вела по отношению к вам.
Люси разрыдалась. Леди Фоун, чье сердце вовсе не было каменным, сразу смягчилась.
- Моя дорогая, вы для меня почти дочь…
- Милая, леди Фоун!
- Но я огорчаюсь, когда я вижу ваш интерес к мистеру Грейстоку. Это правда, Люси. Ты не должны думать о мистере Грейстоке. Мистер Грейстоке это человек, который идет своим путем и не может жениться на тебе, даже если бы хотел это сделать. Ты знаешь, как я откровенна  с тобой, я всегда верили тебе и надеюсь, что ты будешь доверять мне. Для меня и для моих девочек, которые знают что ты настоящая  леди, ты, всегда была дорогим другом - чтобы ты не думала. Люси Моррис всегда будет нашим дорогим, милым другом Люси. Но мистер Грейстоке, член парламента, не может жениться на гувернантке.
-  Но я люблю его, -сказала Люси, поднимаясь со стула, -  и любое его слово для меня важнее, чем все прочие слова всех прочих людей! Это не имеет смысла, вы правы леди Фоун. Но я люблю его, и я не могу выбросить его из своего сердца.
Леди Фоун мгновение постояла молча, а затем предположила, что будет лучше для всех пойти спать, поскольку она так и не решила, что лучше сказать или сделать в данной ситуации.
Глава 8. Явление героя

Читатель, возможно, помнит, что, когда Лиззи Юстас сообщили, что ее тетя находится внизу, Фрэнк Грейсток, откланявшись обещал вернуться на следующий день, чтобы узнать результат беседы. Если бы леди Линлитго не пришла в тот самый момент, вероятно, Фрэнк попросил  бы свою богатую кузину стать  его женой. Она сказала ему, что она  одинока и несчастна; и после этого что он еще мог сделать, как не  попросить ее стать его женой? Старая графиня, однако, прибыв,  перебила его. Он ушел внезапно, пообещав прийти завтра… но назавтра он не пришел. Это была пятница, и Лиззи оставалась дома все утро, ожидая его. Когда пробило четыре часа,  она поняла, что он не придет, поскольку уже началось заседание парламента. Но она все равно осталась дома. Она специально устроила так, чтобы мисс Макналти отсутствовала весь день. Мисс Макналти была отправлена в одиночестве в театр. Но ее отсутствие не сослужило никакой службы. Фрэнк Грейсток так и не пришел; и в одиннадцать вечера Лиззи поклялся себе, что если он когда-нибудь придет снова, он придет напрасно. Тем не менее, всю субботу она ожидала его, и в воскресенье утром она еще  склонна благосклонно отнестись к его визиту. Возможно он придет сегодня. Она понимал, что такой человек как ее кузен,  у которого дел полные руки, иногда вынужден отменять встречи. Нет основания гневаться на него, даже если он забыл о встрече. Но, конечно, он придет в воскресенье!
Она была совершенно уверена, что предложение было бы сделано, если бы гнусная старая ведьма не явилось совершенно не вовремя. Конечно, официально  предложение не прозвучало. Но она почувствовала трепет, задала сама себе важный вопрос – и ответила на него. Фрэнк не был именно тем героем, которого нарисовала ее фантазия, - но он был достаточно героическим. Все свидетельствовало о том, что он уверенно идет в гору и станет богатым человеком. В любом случае она приняла решение – и тут явилась леди Линлитго! Конечно, он придет в воскресенье.
Он не пришел в воскресенье, но зато пришел лорд Фоун. Сразу же после утренней службы лорд Фоун заявил о своем намерении вернуться из Фоун-корта в  город. Он был очень молчалив за завтраком, и его сестры предположили, что он все еще был зол на бедную Люси. Люси, также против обыкновения была  молчалива, грустна и угнетена. Леди Фоун был серьезна и даже мрачна, - так воскресным настроением  Фоун-корте  и не пахло. Вся семья, однако, отправилась в церковь, и сразу же по возвращении лорд Фоун выразил намерение отправиться в город. Все сестры чувствовали, что Люси его обидела. Всегда по воскресеньям, их обед был украшен присутствием  единственного мужчины их семьи, и теперь он уезжал
- Я сожалею, что вы оставляете нас в одиночестве Фредерик, – сказала леди Фоун.
Лорд Фоун пробормотал что-то о делах и необходимости его присутствия в Лондоне и уехал. После обеда в Фоун-корте было очень скучно. Ничего не было сказано о прошлом вечере; но в воздухе витало ощущение обиды на Люси.
В четыре часа пополудни в воскресенье Лорд Фоун  находился наедине с леди Юстас. «Наедине» означало лишь то, что Mмисс Макналти не спустилась вниз. Лиззи полностью ценила пользу от наличия компаньонки, но она не сомневалась, что получит абсолютную свободу как только пожелает.
-  Моя дорогая, - говорила она тогда, - даже самые большие друзья в мире не должны всегда быть вместе; не так ли? Вы не хотели бы пойти в сад?
После чего мисс Макналти отправлялась в сад или в свою спальню. Когда Лиззи начала вновь гневаться на  Фрэнка Грейстока  и на его отсутствие, явился лорд Фоун.
-  Как это мило с вашей стороны, навестить меня.  -  сказала Лиззи.  – А я думала, вы всегда в Ричмонде по воскресеньям.
-  Я только что от моей матери, - сказал лорд Фоун, снимая шляпу.
Тогда Лиззи, немедленно спросила как поживает  леди Фоун и девочки, и ее дорогой маленький друг Люси Моррис. Лиззи могла быть очень приятной, когда она хотела этого. Она обернулась к немуо, задав этот вопрос, и отбросила назад свободную прядь своих блестящих волос своими длинными гибкими пальцами с бриллиантами, теми самыми, которые сэр Флориан подарил или другими, которые она выкупила у мистера Бенджамина, тем способом который был описан в первой главе.
 - Они все чувствуют хорошо, спасибо,  - сказал лорд Фоун. Мисс Моррис так же чувствует себя хорошо, хотя она была немного не в духе прошлым вечером.
 - Она не больна, надеюсь, - сказала Лиззи,  перебрасывая блестящую прядь снова вперед.
- Я имею в виду, что она была в плохом настроении, - сказал лорд Фоун.
 - Странно. Ведь все так добры к ней.
Лорд Фоун  тоже сказал, что это было очень странно, а затем положить его шляпу на пол.
В этот момент Лиззи как будто ударила молния. Это движение шляпы внезапно изменило весь ход е мыслей. Она внезапно решила, что ей следует выбрать лорда Фоуна. В пятницу она была уверена что ее мужем станет Фрэнк – но в тот момент пришла Леди Линлитгоу. Но теперь она не была уверена в этом. Лорд Фоун в любом случае был пэр.  Она знала, что он был бедный пэр,  но все же она полагала, что пэр не может быть совсем нищим. И хотя он был полный олух  - она, не колеблясь, признавала что он олух - он занимал определенную должность. Он был членом правительства, и его жена, несомненно, способна будет достичь чего угодно. Для нее очень важно выйти замуж. Даже если этот ее муж вернет бриллианты, позор капитуляции не падет на  нее. Пока же она носит фамилию Юстас бриллианты будут принадлежать ей.
Фрэнк конечно, был кандидатом в мужья в четверг после полудня. Но если бы он не передумал, если бы он е нанес свой визит… Мы все знаем, что птица в руках лучше двух в кустах.
- Я бывала в Фоун-корте несколько раз, -  сказала Лиззи, с милой улыбкой,  -  и я всегда думаю, что это это настоящий рай. Ваше семейство воистину образец семейной гармонии.
- Я надеюсь, что вы сможет бывать там часто, - сказал лорд Фоун.
- Ах, я не имею права докучать вашей матери, лорд Фоун.
Вряд ли можно было дать понять лорду Фоуну яснее, что он выбран.
- Я уверен Вы ей ничуть не докучаете, - ответил он. И затем он замолчал. Лорд Фоун всегда твердо стоял на  земле, и сейчас он должен был выработать стратегию предстоящего разговора.
- Леди Юстас – сказал он наконец. - Я совсем не знаю ваших взглядов на жизнь?
- У меня есть ребенок, я его воспитываю, вам ведь это известно.
 - Ах, да это конечно очень важно.
- Он унаследует очень большое состояние, лорд Фоун - слишком большое, и я боюсь, чтоб не смогу им руководить, пока он не достигнет совершеннолетия. Я должна соответствовать званию опекуна ребенка с таким состоянием. Именно это заботит меня больше всего… -  Она почувствовала, что она сказала слишком много. Он был просто человек, который был настолько глуп, чтобы верить ей. Поэтому она продолжила -  Меня это не тяготит. Мать легко посвятит себя  своему ребенку,  но когда речь идее о защите материальных интересов. Ей это может оказать не по силам. Вам так не кажется?
- Вне сомнения, - сказал лорд Фоун – вне сомнения.
Но он не сделал ничего из того, что она ждала от него и продолжал обдумываиь свою стратегию. Лорд Фоун только промолвил:
-  Это конечно очень утешительно, знать, что твой ребенок обеспечен.
- О, да, - но они говорят мне, что бедный маленький крошка будет иметь сорок тысяч в год, когда достигнет совершеннолетия; и когда я смотрю на него в его маленькой кроватке, и беру его на руки и думаю обо всех этих деньгах, я почти жалею, что его  что его отец не был бедным обычным джентльменом.
Затем платок был прижат к глазам, и лорд Фоун получил время чтобы подготовить достойный ответ.
-  Ах! Я сам бедный человек - для моего ранга я имею в виду.
- Человек вашего положения, лорд Фоун, с вашими талантами и способностями к ведению дел, никогда не может быть бедным.
- Вы знаете, что мой отец имел недвижимость в Ирландии.
- В самом деле?
-  И он был ирландским пэром, до тех пор пока  лорд Мельбурн не дал ему английское пэрство.
- Значит он был ирландским пэром?
Лиззи ничего не поняла из объяснений лорда Фоуна, но предположила, что ирландские пэры являются такими  пэрами, которые не имеют достаточно денег, чтобы жить на них. Лорд Фоун, однако, стремится описать свою историю кратко, насколько это было возможно:
- Но потом он сделался лордом Фоуном в Ричмонде и был возведен в звание пэра Соединенного Королевства. Фоцн-корт, как вы знаете, принадлежал отцу моей матери до ее замужества. Недвижимость в Ирландии по-прежнему моя, но там невозможно жить. У меня там есть дом, но он начал разрушаться при моем отце. Это в Типперэри .
- О, дорогой, нет! Разве они не убивают людей?
 - Он приносит пять тысяч в год, половину этого дохода получает моя мать.
- Это отличное семейное владение – сказала Лиззи.
Между каждым высказываниями лорда Фоуна были такие длинные паузы, что она была вынуждена подавать реплики.
- Вы видите, что для пэра – это очень маленькое  состояние.
- Но вы получаете жалованье, не так или?
- В настоящее время да, - но кто знает как долго это будет продолжаться.
-  Я уверена, что у вас все получается так хорошо, что так должно продолжаться  много лет, - сказала Лиззи.
- Спасибо, - сказал лорд Фоун. - Боюсь, однако, есть  много людей, которые не думают так. Ваш кузен Грейсток сделает все что угодно, чтобы сместить нашу партию и меня вместе с ней.
- К счастью, мой кузен Фрэнк не имеет много власти, - сказала Лиззи. И, говоря это, она придала своему  голосу и лицу выражения ясно говорившее о том,какого она мнения о Фрэнке как о политике, что было приятно лорду Фоуну.
- Теперь, - сказал он. -  Я сказал вам все о себе, что я должен был сказать как человек чести, прежде чем я…я…я…. Короче вы знаете, что я имею в виду.
- О, лорд Фоун!
- Я сказал вам  все. Я не имею долгов, но я не могу позволить себе жениться на жене без дохода. Я восхищаюсь вами больше, чем любой женщиной, которую я когда-либо видел. Я люблю вас всей душой.
 Он стоял  выпрямившись перед ней, с пальцами правой руки прижатыми к левой груди, и его жесте и поведении было даже нечто величественное.
- Возможно вы решили не  выходить замуж снова. Я могу только сказать, что если вы доверите мне -  себя и своего ребенка - я буду считать своим долгом действовать в интересах вас  обоих и сделаю ваше счастье главной целью моей жизни.
До сих пор она слушала его молча. Конечно она должна принять его предложение -  но он-то этого не знал. Она сидела молча, сложив руки на груди, и опустив глаза. Он  не мог сесть в ее присутствии.
- Леди Юстас, - продолжал он, - могу я питать надежду?
- Могу я иметь хоть немного времени, на раздумья? - спросила Лиззи, подняв на него взгляд.
- Конечно. Я приду снова когда вам будет угодно.
Теперь она молчала в течение двух или трех минут, все это время он все еще стоял над ней. Но вот он опустил руку,  нагнулся и поднял шляпу, готовясь уйти. «Может ли он прийти снова  понедельник, или во вторник, ли в среду? Пусть она скажет ему, и он уйдет». Он, подумал, что среда подойдет ему лучше, потому что у него не будет заседания в парламенте. Но Лиззи была слишком великодушна для этого.
- Лорд Фоун, сказала она, вставая, - вы сделали мне величайший комплимент, который только мужчина может сделать женщине. Поскольку это исходит от вас  - это вдвойне драгоценно – во-первых, из-за вашего характера и во-вторых…
- Во-вторых?...
- Во-вторых, потому, что я люблю вас.
Она сказала это своим знаменитым низким шепотом, внезапно оказалась возле него   и опустила голову ему на грудь. Конечно, он обвил руки вокруг ее талии, - для этого было необходимо снова избавиться от шляпы - а затем ее голова оказалась прижатий к его мсердцу.груди.
-Дорогая Лиззи – сказал он.
- Дорогой Фредери, -  прошептала она.
- Я напишу моей матери сегодня вечером ,– сказал он.
- Да, да,  дорогой Фредерик .
- И она тотчас приедет к ваи, я уверен.
- Я приму ее и буду любить ее как мать, - сказала Лиззи с жаром.
Затем он поцеловал ее снова - в лоб и губы - и откланялся, обещая в любом случае быть в среду.
- Леди Фоун, - сказала она себе. Это звучит не так хорошо, как  Леди Юстас. Но это тоже неплохо  – выйти снова замуж и тем более за пэра.
Глава 9. В которой говорится о том, что
что мисс Фоун сказала, и что миссис Хиттвэй подумала

Лорд Фоун приступил к делу, тягостному для большинства мужчин как истинный Геркулес. Яблоками Гесперид, то есть устройством своего брака он занялся немедленно.  Уже утром в понедельник, сразу после того как он был принят леди Юстас накануне, он вместо того, чтобы отправиться на службу поехал в Фоун-корт. Лорд Фоун был вполне искренен, обсуждая со своей невестой  планы семейной жизни. Он сказал леди Юстас чистую правду о своем состоянии. Следует признать, что она, при всей своей сообразительности, возможно не смогла осознать все  факты, представленные ей так внезапною. Но лорд Фоун мог с чистой совестью заявить, что   он сказал достаточно, чтобы его невеста не смогла предъявить претензии впоследствии, когда эта брачная сделка будут обсуждаться  менее поспешно и более подробно. Сам лорд Фоун весьма дотошно выяснил материальное положение своей невесты. Он установил, что ее покойный муж, совершенно точно оставил ей имение, приносящее  четыре тысячи фунтов  в год. Он установил также, что ей были оставлены восемь тысяч фунтов, которыми она могла распоряжаться по своему усмотрению. Правда это были ее собственные деньги, на которые он не мог претендовать. Но было также вполне вероятно, что она обманула его. В конце концов даже если она солгала в одном – само по себе имение или сам по себе доход – тоже неплохо. Лорд Фоун много думал о деньгах. Будучи бедным человеком, но занимая место, подходящее только для богатого человека, он был вынужден постоянно  думать о деньгах, ограничивать себя и поневоле стал бережливым – проще говоря  - голодным и скупым. Такое состояние его характера явилось естественным следствием его положения. Наверное, нет человека, который испытывает большие сложности с деньгами, как тот, который вынужден жить среди богатых, но при этом не богат сам, да еще впридачу и честен.
Поэтому и служба и сама  жизнь в таких обстоятельствах  заставляют страдальца всегда думать о деньгах. Такого человека нельзя судить, как других людей с таким же достатком. Лорд Фоун сообщил своей будущей невесты, что имеет  половину пятитысячного дохода  в год – или скорее половину дохода, которое его имение дает на самом деле. Казалось бы холостой джентльмен даже с таким доходом не должен чувствовать быть бедным. Но лорд Фоун, к сожалению, был лордом, к сожалению, был лендлордом, и к сожалению был ирландским лендлордом. Его деньги все время были вне пределов его досягаемости, а точнее не позволяли ему самому достигнуть желаемого. Он был очень осторожен в денежных делах, вообще-то это ему это удавалось, но как примирить строжайшую экономию с необходимостью вести надлежащий для английского джентльмена образом жизни? Естественно человек, находящийся в положении лорда Фоуна мог смотреть на брак  только как способ решения своих финансовых проблем.  Он давно понял, что он не может жениться без денег, и он постепенно убедил себя, что все наследницы созданы только для того, чтобы он мог решить свои проблемы. Он ощущал, что лишен многого  и поклонялся не женщине, а женскому богатству.
Он мог продать себя, свое положение, и возможно свой титул только за весьма солидный доход, который принесла бы ему его жена. Можно ли их продавать вообще – так вопрос не ставился. Но, лорд Фоун полагал, что будучи честным человеком, он по возможности совершит  справедливую сделку. И последние шесть или семь лет он стремился совершить такую честную сделку. Но так трудно решить какая сделка будет честной? Кто может бы сказать лорду Фоуну какого именно годового дохода он стоит?  Пару раз он запросил слишком  высокую цену и сделка не была заключена.
Он полагал, что  явно он снизил свою цену, намереваясь жениться на вдове с ребенком и 4000 годового дохода. К тому же возник вопрос – находился ли этот доход в ее бессрочном пользовании или он принадлежал ей только пожизненно? Лорд Фоун этого  точно не знал, когда делал свое предложение. Завещание сделанное сэром Флорианом Юстасом вообще не касалось собственности. Учитывая правовой обычай, вдова должна была иметь только пожизненный доход. Но почему сэр Флориан не решил вопросы с фамильной собственности?
Когда супруги Юстас пребывали за границей, оттуда доходили слухи, что сэр  Флориан был очень щедр;  и что шотландские владения должны были отойти второму сыну, если появится второй сын - но что в противном случае останется в распоряжении вдовы? Вне сомнения, если бы лорд Фоун  был достаточно настойчив, он узнал бы правду. Он, однако, посчитал, что может позволить продать себя даже за такой пожизненный доход. Если ему удастся получить больше – тем лучше. В любом случае он мог так написать свое завещание, чтобы его наследник, если он появится, не должен будет после его смерти отдать более чем половину семейной собственности своей матери, как сделал он сам.
С итоге лорд Фоун завтракал в Фоун-корте в понедельник утром, а его мать сидела за рядом с ним.
- Фредерик, - сказала она, - это так важно.
- Действительно, это очень важно. Я хотел бы, чтобы вы нанесли ей визит сегодня или завтра.
- Конечно, я сделаю это.
- И позвали ее нанести визит к нам.
- Как это лучше сделать? Должна ли я выразить желание увидеть мальчика?
- Разумеется, - сказал лорд Фоун, - отправив кусочек яйца в рот, - разумеется.
- И мисс Макналти?
 - Нет. Я не собираюсь приглашать их всех. Я не собираюсь жениться на мисс Макналти. Ребенок, конечно, должен быть приглашен.
- Каковы ее  доходы, Фредерик?
- Четыре тысячи в год. Может чуть больше. Вероятно что-то еще ей номинально положено.
- Ты уверен?
- Совершенно.
- Пожизненно?
- Я так полагаю. Хотя до конца не уверен.
- Это принципиальная разница, Фредерик.
- Да, согласен. Я надеюсь, что эти деньги принадлежат ей. В любом случае, она гораздо моложе, чем я, и пока я жив не возникнет никакой необходимости  тратить мои деньги. Это очень удобно. К тому же она хорошенькая. Как вам кажется?
- Она очень мила.
-  И умна?
- Определено очень умна. Я надеюсь, что она не слишком своенравна, Фредерик
- Если она и такова, мы должны попытаться исправить ее характер, -  сказал лорд Фоун, с улыбкой.
По правде говоря, он никогда не думал о таком качестве своей невесты, о котором только что упомянула его мать. Леди имела доход. Это было главное и самое обязательное условие. Она имела хорошее происхождение, была леди, и была хороша собой. По справедливости мы должны сказать, что лорд Фоун,  в своих супружеских спекуляциях всегда стремился объединить женское очарование с женским богатства. Он в течении двух лет был лет женихом Виолетты Эффинхэм, который была признанной светской красавицей  - Виолетты Эффинхэм, которая в настоящее время являлась женой  лорда Чилтерна; и он трижды сватался к мадам Макс Гойслер которая славилась и своим богатством, и своей красотой. В каждом из этих случаев удача казалось была на его стороне, и он должен был быть обеспечен деньгами навсегда. Эти попытки оказались неудачными, но  лорд Фоун был не из тех людей который считает себя никуда не годным, потому что он не получил то что хотел сразу.
 - Я полагаю, я могу сказать об этом девочкам? – спросила леди Фоун.
- Да, когда я уеду. Я не должен был приезжать сегодня, но я не мог не приехать и не увидеть тебя.
- Я тебя люблю. Это так похоже на тебя, Фредерик.
- Вы сделаете это сегодня?
- Да, если ты так хочешь – конечно.
 - Поезжай в нашей карете. И возьми одну из девочек с собой. Больше чем одну брать не стоит. Лучше если это будет Августа. Вы увидите Клару, я полагаю?.
Кларой была единственная замужняя сестра, миссис Хиттвэй.
- Если ты хочешь этого.
- Лучше пригласить леди Юстас на четверг. Не стоит затягивать это дело с приглашением. Я полагаю, это все.
- Я надеюсь, что она будет хорошей женой тебе, Фредерик, - сказала леди Фоун.
- Я не вижу, почему бы этому не быть. До свидания, мама. Скажи девочкам, что я увижу их в следующую субботу.
Он действительно не видел причин, почему эта женщина на которой он собирался жениться, не должна стать ему хорошей женой! И ведь он ничего не знал о ней, и не предпринял ни малейших усилий, чтобы навести справки. Что она вполне миловидна он видел; что она была разумна – он полагал; то она жила на Маут-стрит – это был факт, ее происхождение было ему известно, то что она имела большой доход также не подлежало сомнению. Конечно, он предполагал, что она имеет обычные женские недостатки.
На самом деле, Лиззи имела так много недостатков, что появление дополнительных не могло  ее  сделать хуже, чем она была. Она никогда никого не любила и  никогда не жертвовала никому ничего. Вообще было трудно, что-либоь сказать в ее пользу;  но тем не менее лорд Фоун был вполне доволен своей женитьбой, не видя никаких причин, почему она не должна стать хорошей женой! Сэр Флориан тоже в свое время этого  не видел, - и сердце сэра Флориана оказалось разбитым.
Когда девочки услышали эту  новость, они одновременно встревожились и пришли восторг. Леди Фоун и ее дочери жили вдали от света. Они были бедными богатыми людьми - если так можно выразиться - и практически не бывали в обществе. Фоун-корт обслуживали дворецкий, мальчик в ливрее с большими пуговицами, два  садовника, человек, который ходил за коровами, каретой и лошадьми и толстый кучер. Имелся также повар, и посудомойка, две камеристки, две горничные и доярка. В Фоун-корте имелся большой старинный кирпичный дом, содержащийся в порядке, и красивый сад с вековыми деревьями. Там жила, как мы знаем, гувернантка, и там было семь незамужних дочерей. С таким обременением и доходом не превышающим три тысячи фунтов в год, леди Фоун и не могла  быть богатой. И все же можно ли сказать, что пожилая леди и ее дочери могли быть бедными имея три тысячи фунтов в год?
Да, можно. Неблагородным людям этого не понять, но ведь владение титулом автоматически  увеличивает все статьи расходов как минимум на двадцать процентов. Баранина, которая стоит девять пенсов за фунт для обычных людей будет стоить для знатных людей десять. Чтобы прокормить знатную семью и к тому же со слугами  требуется больше мяса. И фунт чая в таком доме заканчивается почему-то быстрее. Работник трудится у фермера 10 часов в день, у сквайра – девять, у пэра – только восемь. Мисс Джонс, когда она становится леди де Йонг, не может платить  меньше, чем три пенса за носовой платок. Даже баронет, когда он становится лордом не может сократить свои траты, если он чувствителен к мнению света.
Старая леди Фоун, не считала каждый  шиллинг и не  была скупа, но очень хорошо знала, за что следует и за что не сдедует платить. Старая семейная карета и две  горничные, ее собственные  – были совершенно необходимы, но Лондонское общество было вне пределов ее финансов. Поэтому семейство Фоун знали о Лиззи Юстас не слишком много. Но кое-что они все-таки слышали.
- Я надеюсь, что она не слишком любит выезжать,-  сказала Амелия, вторая дочь.
- И не слишком экстравагантна, - сказала Джорджина, третья.
 -  Там была какая-то история с ее огромными долгами, когда она вышла замуж за сэра Флориана Юстаса,- сказала Диана, четвертая.
- Фредерик наверняка, знал, что берет, - заметила Августа, старшая.
- Она очень красива -, сказала Лидия, пятая.
- И умная, - добавила Сесилия, шестая.
- Красивая и  умная женщина не обязательного  будет хорошей женой, - заметила Амелия, самая мудрая дочь в семье.
- Я уверена, что Фредерик все взвесил и оценил - ответила Августа, который не могла похвастаться мудростью.
В этот момент в комнату вошла  Люси Моррис с самой младшей дочерью Ниной.
- А ты  Нина, что думаешь?  - спросила Лидия.
- Моя дорогая…, - леди Фоун, приподняла руку, останавливая дочь.
- о чем мама? – спросила  малышка.
- Люси все равно надо об этом сказать – заметила Лидия.
- Да, конечно. Люси должна об этом знать. Нет никаких причин, почему Люси не должна знать все, что касается нашей семьи, тем более что так давно дружит с   леди Юстас. Моя дорогая, мой сын женится на Леди Юстас.
- Лорд Фоун собирается жениться на Лиззи! - сказала Люси Моррис, тоном в котором явно звучало удивление но не восторг.
- Если конечно вы не запретите ему, - ехидно заметила  Диана.
- Почему бы ему не сделать этого? – спросила леди Фоун.
- Да, конечно, это естсевенно… только это так  странно. Я не знала, что они знакомы так близко, поэтому  удивилась. И к тому же…
- Что к тому же? моя дорогая?
- Это кажется странным, - вот и все. Это все очень приятно, я полагаю, и я уверена, я надеюсь, что они будут счастливы.
Леди Фоун, однако, осталась недовольна, и больше не разговорила с Люси пока не отправилась с Августой в Лондон. Первую остановку карета сделала у дверей дома замужней дочери на Варвик-сквер.
Теперь мы представим читателю замужнюю дочь миссис Хиттвэй. Ее муж был председателем Апелляционного суда и кроме этого заседал еще в десятке советов и был знаком со всему нужными  людьми. Естественно, что его жена и была осведомлена куда лучше, чем ее мать. И, живя самостоятельно последние десять или двенадцать лет, она могла высказать свое мнение матери куда решительнее  чем  другие девочки.
- Мама, - сказала она, -  Как вы можете вообще говорить о браке брата с этой женщиной! Я наверно ослышалась!
 - Ты не ослышалась, Клара. Почему я не могу говорить о его браке с леди Юстас?
- Потому что это самая большая пройдоха во всем Лондоне.
- Но Клара! -воскликнула Августа.
- И лгунья, - добавила миссис Хиттвэй.
Леди Фоун доверяла своей старшей дочери и  не сумела скрыть огорчения. Но все же она решила выяснить все до конца.
- Что ты имеешь в виду, говоря «пройдоха»?  – спросила она. - В английском языке нет  такого слова. Что ты хотела сказать, Клара?
- Не будем это обсуждать, мама.
- Но я должна это обсудить. Я просто обязана.
- Вы не знаете ее, мама.
- Почему не знаю? Она не раз бывала у нас в гостях. Она подруга Люси.
 -   Если она подруга Люси Моррис, мама, почему Люси Моррис никогда не бывала у нее в гостях?
- Но что, что она такого  сделала? Я никогда не слышала, что она вела себя вызывающе. Что все это значит? Ее принимает весь свет. У нее нет любовников. Фредерик будет последним глупцом, если отступится от столь хорошо обеспеченной женщины.
- Фредерик не слишком дальновиден, если не сказать большего. Конечно, она имеет доход, но только на жизнь.
- Я думала, что у нее есть собственность, Клара.
- Она говорит, что это так, но  я сомневаюсь. Я считаю, что она величайшая лгунья в Лондоне. Вы скоро узнаете о ее драгоценностях, которые она приобрела прежде чем вышла замуж за бедного сэра Флориана, и о том сколько он должен был заплатить за них, я это скоро выясню. В конце концов, мама, спросите о ней у ее родной тетки леди Линлитго.
-  Мы все знаем, моя дорогая, что леди Линлитго поссорилась с ней.
-  К тому же я уверена, что она снова по уши в долгах. Но я выясню это. И когда  узнаю – все расскажу Фредерику. Орландо вскоре все это выяснит.
Орландо звали ее мужа,  мистера Хиттвэя.
- Мистер Кэмпердаун, несомненно, также все знает о ней. Я слышала достаточно о леди Юстас, чтобы быть уверенной что рано или поздно Фредерик пожалеет об этом.
- Но что мы можем сделать?  - спросила леди Фоун.
- Отговорить его, - ответила ее дочь.
Слова дочери произвели удручающее впечатление на бедную леди Фоун. Как мы уже говорили, она весьма полагалась на мнение миссис Хиттвэй. Она знала, что миссис Хиттвэй знала свет, к ней поступали то сведения, которые никогда не доходили до Фоун-корта. Но ведь ее сын знал свет в такой же степени, как и ее дочь. Если леди Юстас была именно такой, как говорила ее дочь, то почему лорд Фоун ничего не знал об этом? А потом она уже выразила свое одобрение этому браку и обещала нанести визит будущей невестке.
- Это значит что ты не поедешь к ней? – спросила леди Фоун.
- Как к леди Юстас - конечно, нет. Если Фредерик все же женится на ней, я, конечно, должна буду сделать это. Но это разные вещи. Надо попытаться извлечь лучшее из этой невыгодной сделки. Я не сомневаюсь, что они расстанутся  не пройдет и двух лет.
- Дорогая, это ужасно! - воскликнул Августа.
Леди Фоун, после долгих размышлений, пришла к выводу, что она должна нанести визит невесте сына, несмотря на все сказанное. К тому же лорд Фоун наверняка уже послал сообщение на Маунт-стрит, информировав леди о чести, предназначенной для нее. Истина же заключалась в том, что леди Фоун ужасно хотелось увидеть дом, женщины, которая была пройдохой, лгуньей и мерзавкой и которая должна была разбить жизнь ее единственного сына. Может быть, она, что-то узнает, глядя на эту женщину в ее собственной гостиной. В любом случае надо ехать. Но слова миссис Хиттвэй все же произвели на нее впечатление и она решила не брать с собой Августу. Если леди Юстас себя чем-то скомпрометировала, то  Августе  не стоит с ней  знакомиться. Бедная Августа! Она с таким восторгом ожидала встречи с будущей сестрой, и к тому же не стала восторгаться меньше узнав что ее будущая сестра лгунья, развратница и пройдоха. Но она считала, что девушка должна быть послушной воле матери  - даже если девушке больше тридцати лет - и она повиновалась.
Лиззи, конечно, была дома, и мисс Макналти, конечно, была отправлено погулять в сад или еще куда-то отправлена. В любом случае Лиззи была одна. Она тщательно выбрала свой наряд, учитывая не столько  свои вкусы, сколько  характер посетительницы. Она очень волновалась, и хотела произвести наилучшее впечатление на леди Фоун. Лиззи оделась богато, но очень просто. В ее комнате тоже все говорило о богатстве; но она убрала французские романы, а вместо этого достала Библию и положила ее на маленький столик, который стоял за ее стулом. Знаменитая длинная прядь волос была убрана в прическу, но алмазы остались на пальцах.
Она была намерена завоевать сердца своих будущих матери  и сестры  - в записке, которую ей прислали из Управления по делам Индии было сказано, что  Августа будет сопровождать леди Фоун.
«Августа моя любима сестра, - прочитала она в записке своего жениха  - и я надеюсь, что вы  станете подругами». Прочитав это,  Лиззи, это, заметила про  себя, что из всех ненормальных, которых она когда-либо  видела, Августа Фоун была самой чокнутой. Когда выяснилось что леди Фоун прибыла одна, она ничем не выдала себя и с удивлением спросила -  почему не приехала  ее будущая сестра.
- Дорогая, дорогая, леди Фоун, -  воскликнула Лиззи, бросаясь в объятия старой леди и прижимая  ее к груди   – Я так счастлива.
Потом она отступила немного, все еще держа ее руку в своих и пристально глядя в лицо своей будущей матери.
-  Когда он попросил меня быть его женой, первое, что я подумала, приедете ли вы ко мне?
Голос и поведение Лиззи вполне соответствовали моменту. Но все же она переусердствовала, жестикуляция ее возможно были чуть-чуть патетической, пожатие руик чрезмерно сильным, взгляд слишком пристальным и вообще Лиззи, обнимающая леди Фоун слишком напоминала змею, душащую жертву. Скорее всего подозрение бы не закралось в душу леди Фоун, если бы она не заехала  на Варвик-сквер по пути на Маунт-стрит. Но слова дочери еще звучали в ее ушах и она не знала, как себя вести
 - Конечно, я приехала к вам как только он сообщил мне об этом -   сказала она.
- И вы стане моей матерью? - потребовала Лиззи.
Бедная леди Фоун!  В ней было достаточно материнских чувств, чтобы обеспечить ими дюжину невесток, если бы эти невестки были такими женщинами, к которым она чувствовало симпатию. Добрые чувства в ней было вызвать  очень легко; и она была не склонны придираться к женщине, которую ей представили как будущую жену сына. Но что ей было делать после предостережения, которое она  получила от миссис Хиттвэй? Как она могла пообещать проявить материнскую нежность к пройдохе и лгунье?  К тому же леди Фоун не любила лгать.
- Моя дорогая, - сказала она. - Я надеюсь, что вы станете ему хорошей женой.
 Это прозвучало не слишком обнадеживающе, но Лиззи решила извлечь из этой встречи как можно больше. Она хотела ввести в заблуждение леди Фоун, и  не была разочарована, когда это не удалось сразу. Человека с дурной репутацией редко принимают с распростертыми объятьями. Именно поэтому дурные люди так стремятся произвести хорошее впечатление, и Лиззи не была исключением.
- Леди Фоун, - сказала Лиззи. - Я так хочу сделать его счастливым. Но что он  любит? Что он предпочитает? Вы хорошо знаете его благородная натуру, что вы мне посоветуете?
Леди Фоун была смущена. Она присела на  диван, и Лиззи прижалась к ней, оказавшись почти под ее манто.
- Моя дорогая, сказала леди Фоун, - если вы будете стремиться выполнить свой долг перед мужем, я  уверена, что он выполнит свой долг перед вами.
- Я знаю это. Я уверена в этом. И я все сделаю для этого. Вы позволите мне любить вас, и называть вас матерью!
От волос Лиззи исходил слишком сильный аромат, который раздражал леди Фоун. Ее собственные дочери   не использовали таких сильных духов. Она пересела подальше и Лиззи, оказавшись без опоры в виде свекрови, была а вынуждена принять вертикальное положение. До сих пор леди Фоун сказала очень мало, а одной Лиззи было трудно играть запланированную пьесу. Она слышала об обычае Фоун-корта  читать проповеди каждое воскресенье и полагала, что леди Фоун чтила религию.
 - Здесь, - сказала она, - протягивая руку назад и касаясь книги, которая лежала на маленьком столике,  здесь лежит мой путеводитель. Эта книга будет учить меня, как выполнить свой долг по отношению к моему  мужу.
Леди Фоун с некоторым удивлением взяла книгу из рук Лиззи, и обнаружили, что это была Библия.
- Вы, конечно, не может сделать ничего лучшего, моя дорогая, чем читать Библию, - сказала леди Фоун, - но в ее голосе было  больше недоверия, чем похвалы.
Она тихонько положила Библию, и спросил леди Юстас, когда она сможет нанести визит им в Фоун-корт. Леди Фоун обещала своему сыну пригласить Лиззи и сейчас должна была выполнить обещание.
-  О, я так бы этого хотела!  - воскликнула Лиззи.
- Сообщите мне, когда вам будет удобно.
Дамы договорились, что Лиззи приедет в Фоун-корт на следующей неделе  и останется еще на две.
- Больше всего я хочу узнать получше вас м ваших девочек, - сказала Лиззи, – и полюбить всех вас.   
Леди Фоун распрощалась и ушла. Оставшись одна Лиззи смогла дать волю своим чувством:
- Я не буду плясать под их дудку! - воскликнула она, - противные, глупые, тупые, пуританские дуры. Если ему это не понравится он может проваливать!Не такая уж это ценная рыба.
Затем она успокоилась и присела подумать, была ли эта рыбка поймана или нет? Еще вчера после того как лорд Фоун ушел от нее, она начала раскаиваться в совершенном, думая что все-таки лорд был совершеннейшим ничтожество и она поступила неверно.
 - Только пять тысяч в год!  - сказала она себе ;    осознав, что не вполне поняла  невразумительные разъяснения, которые он дал в отношении своего дохода.   - Это ничто для лорда. – И она пробормотала про себя. – Но зато я унаследую эти деньги после его смерти. Он увидит, что я сумею ими распорядиться.
Теперь, когда леди Фоун столь явно продемонстрировала невестке свое нерасположение, Лиззи  думала о  предполагаемом браке еще хуже. Но у нее возникла дополнительная причина, чтобы поехать в Фоун-корт. Если дамы семейство Фоун, полагают, что они могут сломить ее, она покажет им, что они не имеют над ней никакой власти.
- Ну  мама, вы поговорили с ней, - спросила миссис Хиттвэй, когда леди Фоун возвратилась на Варвик-сквер.
- Да, моя дорогая, я видела ее. Я до этого встречала  ее  только два или три раза, ее, вы же знаете.
- И Вы все еще влюблены  в нее?
- Я никогда не говорила, что я в нее влюблена, Клара.
- И на чем вы остановились?
- Она приедет в Фоун-корт  на следующей неделе, и останется там не две недели. Тогда мы увидим, что она из себя представляет.
- Это будет лучше всего, мама, -сказала Клара. – Вы же понимаете, что я  скажу Фредерику откровенно, что я  о ней думаю. Конечно, он будет обижен, особенно если все-таки женится на ней, но он должен узнать правду. Это непорядочно с моей стороны – промолчать.
- Я все же надеюсь, что это окажется неправдой,- вздохнув, сказала леди Фоун.
Она была, однако, совершенно не в состоянии сказать ни слова в защиту свей будущей дочери. Она ничего не сказала и о маленькой сценке с Библии, но она не забыла ее.

Глава 10. Лорд Фоун в своем офисе
Новость о помолвке вскоре разошлась по всему Лондону, - чего и добивалась Лиззи. Она приняла неожиданное решение, что лорд Фоун не должен избежать ее сетей, и она поработал над этим в своей манере. Фрэнк Грейсток сказал об этом Джону Юстасу, и Джону Юстас сказал мистеру Кэмпердауну, прежде чем медлительный лорд Фоун  решился  посоветоваться с адвокатом о прксловутиом ожерелье.
- `Бог благословит мою душу! Выходит замуж за лорда Фоуна! – только это и мог  промолвить старый адвокат , когда новость дошла до него. - Ну да, он хочет денег. Я ему не завидую, вот и все. Зато мы без проблем получим алмазы, Джон. Лорд Фоун не тот человек, чтобы его жена могла присвоить то, что не принадлежит ей.
Затем, спустя пару дней сам лорд Фоун заехалв контору мистера Кэмпердауна.
- Я полагаю, я могу поздравить ваше сиятельство - сказал адвокат. - Я слышал вы собираетесь жениться – чудесно  – на одном, ну не из моих клиентов,  но вдове одного из них. Леди Юстас очень красивая женщина, и ее доход выгляди т также очень красиво. К тому же вы сможете жить в ее шотландском имении.
- Но оно принадлежит ей только пожизненно, я правильно понимаю? - спросил лорд Фоун.
- О, нет, нет, - конечно, нет.  Там какая-то ошибка с ее стороны - по крайней мере, так я бы сказал. Женщины всегда путаются в юридических вопросах. Это же все ясно, как божий день. Имение согласно закону принадлежит второму сыну. Он его и унаследует. Доход от имения входит составной частью в ее имущество. Вы же  знаете как это все оформляется. Но четыре тысячи в год не так уж плохо, особенно, учитывая, что она является совсем молодой девушкой, и что до брака у нее не было ни гроша. Когда адмирал умер, у его не было ни гроша, лорд Фоун.
-Я слышал б этом.
- Ни гроша. Все деньги которые у нее есть – это деньги Юстасов.  Она имеет  шесть или восемь тысяч фунтов, или что-то около того. Она самая прекрасная молодая вдова, которую я когда- видел,  и к тому же она очень умна.
- Да, она очень умна.
- Кстати, лорд Фоун , поскольку вы оказали мне честь своим визитом, я бы хотел поговорить  с вами  по поводу некоторого недоразумения связанного с  семейными бриллиантами.
- Именно по поводу них я их хотел посоветоваться  с вами, - сказал лорд Фоун.
Мистер Кэмпердаун со свойственным юристом тактом не стал ничего вменять в  вину леди, которая собиралась стать женой его клиента,  и сказал, что леди вероятно не представляет истинной ценности ожерелья, в чем и заключается проблема.
Лорд Фоун внимательно слушал, но говорил очень мало. Он не стал упоминать о том, что  леди Юстас была прекрасно осведомлена о цене алмазов. Вместо этого он задал вопрос:
- Но эти алмазы действительно существуют?
Мистер Кэмпердаун заверил его, что никакие другие камни, добытые в Голконде и прошедшие через руки фирмы Гарнетт, никогда не были более реальными.
- Они известны более чем какие-либо другие фамильные драгоценности в Англии, - сказал мистер Кэмпердаун. – Но леди Юстас попала под влияние очень ненадежных советчиков, - продолжил мистер Кэмпердаун. «Моубрей и Мопус» – это очень сомнительная фирма. Это люди, которые компрометируют нашу профессию. И я боюсь, что в связи с этим могут возникнуть проблемы. Но конечно теперь все будет в порядке, скажите ей, чтобы она навестила меня, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы оформить все наилучшим образом. Если она захочет обратиться к другому юристу – это, конечно, ее право. Лишь бы это не были Моубрей и Мопус. Вы понимаете, лорд Фоун, что ваша жена не должна иметь ничего общего с такими господами как Моубрей и Мопус
Каждое слово, которое сказал мистер Кэмпердаун было для лорда Фоуна божественным откровением. И все же, для читателя очевидно, что мистер Кэмпердаун  в беседе с лордом Фоуном никак не  высказал своего настоящего  мнения по данному вопросу. Он отзывался о вдове исключительно почтительно, объясняя, что она  просто ошибалась  по поводу своих прав на шотландскую недвижимость  и по поводу алмазов и не стал говорить, что он действительно о ней думает. Думал же он,  что леди Юстас есть никто иная как лживая, бесчестная и  злобная гарпия. Если бы лорд Фоун советовался с ним просто как клиент, а не как будущий муж, он выразил бы свое мнение более откровенно; но ни один адвокат в здравом уме не будет говорить гадости о женщине, на которой его клиент собирается жениться. По поводу недвижимости он сообщил лорду Фоуну истинное положение вещей. И в какой-то степени он был искренен, говоря, что все это можно легко уладить. Когда лорд Фоун ушел, мистер Кэмпердаун снова сказал себе, что в финансовом плане эта сделка была весьма выгодна для его светлости, но Лиззи  является слишком неприятным обременим.
- Возможно он думает иначе, - сказал сам себе мистер Кэмпердаун,- но я бы не женился на этой  женщине, если бы даже получил всю собственность Шотландии.
В этой беседе было сказано достаточно, чтобы лорд Фоун почувствовал себя неуютно. В первую очередь потому что его мечте о шотландском имении был положен конец. Он никогда не верил, что Лиззи принадлежит это имение; но человек может надеяться, не веря.
Теперь он был совершенно уверен, что Лиззи действительно имеет алмазы, но не отдаст их ни за что. То что рассказал ему мистер Кэмпердаун, и чему он поверил безоговорочно, ибо нетто бога выше адвоката совершенно противоречило истории, рассказанной Лиззи. Сэр Флориан, конечно, не дарил ей алмазы так как она рассказала. Сэр Флориан никогда бы не заказал сейф для алмазов, чтобы установить его в спальне жены. Очевидно, что человек с небольшими доходами не захочет расставаться с такими камнями, но должна ли так поступать благовоспитанная молодая женщина?
В субботу вечером лорд Фоун сидел в своем офисе над грудой писем. Наконец он отложил из подошел к камину и задумался. Он на расшифровал истинные намерения Лиззи сразу сразу, но теперь он понял все. Леди Юстас была просто корытной, лживой интриганкой. И более того - она практически сказала ему в лицо, что он жалкая тварь, потому что не поддерживает ее в этом! Тем не менее, он собирался на ней жениться!
Тогда он вспомнил о той, которую действительно любил, о Виолетте Эффинхейм, и впервые в голову ему пришло, что может быть она думала  о нем, так как он думал о леди Юстас. И  что теперь ему делать? Конечно, для поддержания славы своей страны лорд Фоун должен был произвести на свет потомство. Но как он мог произвести потомство не будучи женатым. А как он мог жениться без денег?
- Хорошо крестьянину, - он может жениться на ком ему заблагорассудится,  - сказал лорд Фоун, прижимая руку ко лбу, и опуская другую в карман сюртука. И стоя   спиной к камину он вновь задумался о  своей высокой и опасной судьбе, в то время как огромная куча писем лежала перед ним неподписанная. Дома его  никто не ждал, так что он мог не спешить домой из офиса этим субботним вечером. Он снял этот офис надолго, это была хорошо обставленная комната с видом на Сент-Джеймскйи парк. Он посмотрел вокруг и внезапно осознал, что возможно его истинное счастье  здесь, а не в домашнем уюте. Палата лордов, вне которой он себя не мыслил и официальная жизнь, - во всяком случае до тех пор пока она была ему доступна   - ведь это именно то, что ему нужно. Но он признался в любви этой женщине, и он обязан на ней жениться.  И он не видел, как при сложившихся обстоятельствах избежать этого события. Ее доход обеспечит его потребности и ведение их дома, а потом, возможно, появятся будущие лорды Фоун. Хотя судьба могла быть более благосклонна к нему и  сделать его женой Виолетту Эффинхейм. Лорд Фоун знал себя и знал что он мог быть верным и преданным мужем для женщины, которую он любил и которая любила его. Он вздохнул  и снова сел за письма. Когда он дошел до корреспонденции. В которой его инструктировали  по  поводу проблем сахиба, он вновь вспомнил о своей полемике с Фрэнком Грейстоком, азатем и о кузине Фрэнка Грейстока. Было время, когда он опасался что эти кузен и кузина станут мужем и женой. И в этот момент он произнес проклятие адресованное всем членам семейства Бобсборо, не пощадив и даму, руки которой он добивался.
Но тут дверь отворилась и слуга сообщил, что   его хочет видеть миссис Хиттвэй. Лорд Фоун не удивился –сестра вполне могла зайти к нему в офис. Миссис Хиттвэй была женщина с сильным характером и всегда была единомышленницей лорда Фоуна и тем членом семьи, с мнением которого он считался. Но теперь она пришла с неприятной миссией, которая  потребовала напряжения всех ее сил. Она сказала своей матери, что она скажет «Фредерику», все что она думает о его нареченной  и теперь она пришла, чтобы сделать это. Она пригласила своего брата на обед, но он отказался. Он сожалеет, но служебные обязанности не позволяет ему зайти на обед. Миссис Хиттвэй зашла к нему в квартиру, которую он снимал на  Виктория-стрит, - но не застала его там. Она не застала его в его клубе, - и естественно отправилась на отлов брата в офис. Мы уже сказали, что миссис Хиттвэй была очень энергичной женщиной. Она сразу заговорила о предстоящем браке, причем без единого слова поздравления.
- Дорогой Фредерик,- сказала она, - похоже мы должны внимательно должны смотреть за вами.
- Что это значит, Клара?
- Это значит, что вы должны поговорить  со мной, поскольку я быть может более озабоченна вашей карьерой, чем другие сестры.
- Теперь я понимаю, что вы собираетесь сказать что-то неприятное.
-Да, Фредерик. Я слышала слишком много плохого о леди Юстас!
Заместитель секретаря некоторое время молчал сидя в своем огромном кресле.
- Каким именно вещи  вы имеете в виду, Клара? -  спросил он наконец.  – Гадости говорят о многих известных людях, это вам известно. Я уверен, что вы не хотели бы повторить клевету.
Однако, миссис Хиттвэй не смутилась.
- Конечно, нет Фредерик. Но когда я слышу, что вы намерены сделать эту женщину вашей женой, то мы все конечно, должны выяснить  - истинны или ложны эти слухи. Это слишком важно  для всех нас. Вы  думаете, что вы осведомленны лучше чем мистер Кэмпердаун?
- Я виделся  с ним.
- И что же он сказал?
- Что он сказал… Леди Юстас, я полагаю, неверно оценила свое  состояние, а люди, которые слышали это об этом решили, что она сознательно все исказила. Это именно то, что я называю клеветой, Клара.
- А вы слышали о ее драгоценностях? – миссис Хиттвэй имела в виду драгоценности, заложенные   Хартеру и Бенджамину, и выкупленные сэром Флорианом; но лорд Фоун, конечно, подумал о бриллиантовое колье.
- Да, - сказал он. - Я слышал о них. А кто рассказал тебе об этом?
- Я уже давно об этом слышу. Сэр Флориан так и не стал их владельцем.
Лорд Фоун не понял о чем идет речь, но не стал ничего спрашивать, надеясь что проблема прояснится в ходе беседы.
- А ее обращение  с леди Линлитго, единственной кто  ее поддерживал другом, прежде чем она вышла замуж! – продолжала Клара. – Я считаю, она повела себя просто возмутительно! Спроси, в конце концов, что думает о ней семья ее дяди? Я думаю, им есть что порассказать, несмотря на родство.
-  Фрэнк Грейсток кажется хотел на ней жениться.
- Да, ради ее денег, потому что у него нет ни гроша.
Дорогой Фредерик, я  хочу, чтобы вы ясно понимали ситуацию. Конечно, это очень неприятно, и я бы не стала вам этого говорить, если бы я не думала, что это мой долг. Эта женщина единственное достоинство которой заключаются в умении обманывать. Она, конечно, обманула сэра Флориана, скрыв свои  долги; и он никогда не оправился от этого обмана. Если она солгала вам, конечно, вы можете разорвать помолвку. Дорогой Фредерик, я надеюсь, что вы не сердитесь на меня.
-Это все? – спросил он.
- Да, все.
- Конечно, это не очень приятно, - сказал он.
- Да, я понимаю, что тебе это не нравится, - сказала миссис Хиттвэй, поднимаясь, и пытаясь попрощаться с братом как всегда. Но брат попрощался с ней холодно.
Это был очень неприятно. К тому же этим утром лорд Фоун получил письма от декана и епископа Бобсборо, в которых его поздравляли с будущим браком. Оба эти достойных сановника церкви по-видимому хотели проверить сообщение Лиззи. Таким образом, лорд Фоун уже знал, что леди Юстас сообщила родственникам о своей помолвке. Теперь это было известно всем и он уже не мог разорвать помолвку без публичного скандала.

 
Глава 11.  Я только думал об этом

В Фоун-корте царил переполох. В этот день в понедельник 5 июля туда должна была приехать Лиззи. Леди Юстас не была приглашена вторично, но в соответствии с приглашением леди Фоун  леди Юстас, с ребенком, няней, и  горничной, прибыли в Фоун-корт в четыре часа дня. Утром этого же дня в Фоун-корт пришло очень длинное письмо от миссис Хиттвэй, которое явно не способствовало приличествующему вскресному дню благочестивым размышлениям.  Сам лорд Фоун не появился в  Ричмонде ни в субботу вечером, ни в  воскресенье. По-видимому, день господний он посвятил обдумыванию неприятной ситуации, в которой оказался. Во всяком случае, визита своей будущей жене он не нанес. Именно его бездействие подвигло Лиззи  не откладывать свой визит в Ричмонд. Накануне она получила поздравления от Фрэнка Грейстока.
«Дорогой Фрэнк, - написала она в ответ, - женщина, в моем положении должна серьезно обдумать такой шаг. Положение лорда Фоуна в свете, несомненно, будет полезно для моего ребенка и это существенный довод для меня в потьзу этого брака. Надеюсь, вы приедете в Фоун-корт и я увижу вас. Я так надеюсь на ваш дружеский совет».
Конечно, Лиззи ждали в Ричмонде, хотя с утра леди Фоун все-таки надеялась, что она не придет.
«Он очень вяло защищал ее, - написала в своем письме миссис Хиттвэй - и я все еще надеюсь на разрыв».
От самого лорда Фоуна и от леди Юстас не пришло даже  записки. Можно было предположить, что разрыв  действительно произошел, и поэтому леди Юстас не приедет. Но леди Юстас приехала, - и была принята в Фоун-корте.
Дамы семейства Фоун были плохими лицемерками. Леди Фоун почти ничего не сказала дочерям о своем визите на Маунт-стрит, но Августа слышала, о том что говорили  в гостиной миссис Хиттвэй  о характере будущей невесты. О предстоящий визите говорилось с таким трепетом, что теперь в голубятне ожидали как минимум прибытия ястреба. Поэтому, хотя мисс Фоун всячески декламировали  любовь к вновь прибывшей, но в их поведении этого не чувствовалось. Лиззи в вою очередь всячески подчеркивала  свое положение будущего члена семьи.
- Так странно,  - сказала она, - ощущать, что я нахожусь среди своих  сестер.
 Девушки были вынуждены согласиться с этим, но крайне холодно.
- Он хотел, чтобы именно вы стали моей ближайшей подругой, - прошептала Лиззи Августе.
«Ближайшая подруга» имела слишком слабую волю  и была вынуждена согласиться с предложенной честью и в конце концов,  прибегла к единственному средству избежать объятия новоявленной сестры, сославшись на головную боль.
Тогда Лиззи обратилась к леди Фоун:
- Моя матушка!..
- Да, моя дорогая, - сказала леди Фоун.
- Может быть кто-нибудь из девушек  покажет мне мою комнату.
-  Я начинаю бояться ее, - сказала леди Фоун Амелии, когда Лиззи поднялась наверх. Та только покачала головой.
Утром во вторник пришло письмо от лорда Фоуна, адресованное  его невесте. Лиззи, конечно, не стала читать письмо вслух, но захватила его к завтраку и  прочитала, с улыбкой и других признаками явного  удовлетворения. Затем она начала комментировала письмо. Она сообщила присутствующим, что лорд Фоун  говорит то-то и то, и что он пишет, что приедет сюда, и туда, и сделает то-то и не сделает того-то. Мы часто видели барышень, комментирующих свои любовные письма, и комментарии Лиззи, несомненно, заслуживали внимания. Из ее слов следовало, что лорд Фоун сообщил ей про свои домашние дела и про свои проблемы на службе. Он, к сожалению, не сможет приехать в Ричмонд до субботы; но в  субботу он будет обязательно. Письмо он подписал  «твой любящий Фоун». Комментарии Лиззи были достойны внимания. После разыгранного спектакля  мисс Фоун полностью уверовали, что их брат действительно написал очень ласковое письмо. Одновременно, Лиззи с негодованием поклялась себе, читая холодные слова письма, что этот человек не должен сбежать от нее.
Время до субботы тянулось невыносимо медленно. В среду и пятницу леди Юстас нашла предлог съездить  в город, и настояла, чтобы несчастная Августа ее сопровождала. Никакой серьезной причины для этих поездок в Лондон не было - если не считать визитов леди Юстас к сейфу с ожерельем. Алмазы пребывали на месте, а мисс Mакналти  - в дурном настроении. В пятницу Лиззи предложила Августе навестить члена Правительства Ее Величества в его офисе,  но Августа наотрез отказался пойти на такой шаг. «Я знаю, он рассердится» - пробормотала Августа. «Пс…. Кого это волнует?» - фыркнула Лиззи. Но все же она отказалась от визита.
 В субботу, в которую должен был еще до обеда приехать лорд Фоун, Фоун-корт навестил неожиданный гость. Около трех часов туда прибыл Фрэнк Грейсток. Всем было ясно, что мистер Грейсток не должен был появляться в Фоун-корте, когда там находится Люси Моррис. Слова леди Фоун в время ее последней встречи с мистером Грейстоком прозвучали так:
 - Уважаемый мистер Грейсток, я уверен, что вы понимаете, что я имею в виду, - прошептала ему леди Фоун. - Вы знаете, как все мы привязаны к нашей маленькой Люси. Вы понимаете…
Больше ничего не было сказанного, но смысл этих слов был настолько очевиден, что Фрэнк больше не навещал  Люси Моррис в Фоун-корте. И теперь он приехал не к мисс Моррис, а к своей кузине Лиззи Юстас.
В это время леди Фоун с   Амелией и двумя другими дочерьми отбыли в фамильной карете. Несчастная Августа был оставлена дома с ее «самым близким другом», в то время как Сессилия и Нина занимались французским с Люси. Все девушки  находились  на воздухе и сидели на скамейках в тени деревьев,  когда внезапно появился Фрэнк Грейсток. Радость Лиззи при виде своего кузена была так велика, как если бы он был на самом деле был ей добрым братом. Она подбежала к нему, взяла его за руки, обвила его шею, посмотрела ему в лицо, а затем расплакалась. Но рыдания длились недолго. Она три раза всхлипнула, а потом Фрэнк увидел сияющие  глаза, полные влаги и приложенный к ним кружевной платок и очаровательную улыбку своей кузины.
- О, Фрэнк! - воскликнула она. – Здесь все совсем так, как в былые времена.
Августа почти поверила в искренность ее чувств. Хотя эта вера инее сделала ее счастливее.Фрэнк подумал, что его кузина выглядит замечательно, и сказал что-то, насчет того, что лорд  Фоун  «несомненно станет самым счастливым человеком».
- Я надеюсь, что я сделаю его счастливым, - сказала Лиззи, молитвенно сжав руки.
Люси вовремя этой сцены стола рядом вместе с другими членами семейства Фоун. Ей никогда не приходило в голову, что это был ее долг - бежать от человека, которого она любит. Она пожала ему руку, и почувствовала, что он сжал ее руку с каким-то новым чувством.
Фрэнк в свою очередь полагал, что его визит был связан исключительно с пребыванием его кузины в Фоун-корте, и вряд и это можно было назвать нарушением слова данного леди Фоун. В последние несколько дней Люсиа  очень много общалась со своим «старым другом» Лиззи, а будущая супруга пэра общалась с Люси почти с сестринской любовью.
- Дорогая Люси, - сказала Лиззи, - вы единственная понимаете меня. Все члены семейства Фоун  -  прекрасные люди – но они не могут понять меня,  так как вы.
Люси выразила надежду, что лорд Фоун ее понимает.
- Да, лорд  Фоун - конечно; да, возможно… Я не знаю. Часто случается, что  муж  - это последний человек, который понимает жену.
- Если бы я так думала, я бы не вышла замуж, - заметила Люси.
- Фрэнк Грейсток будет понимать  вас,  - заметила Лиззи.
В этом высказывании так явно проявился характер Лиззич, что Люси стало стыдно за нее. Она уже давно начала стыдиться своего знакомства с разбогатевшей  подругой.  Лиззи Грейсток никогда не была ей симпатична, а Лиззи Юстас стала просто неприятна. Она чувствовала, что чем меньше она будет видеть Лиззи Фоун тем лучше она о ней будет думать.
 Менее чем через час после этой сцены Фрэнк прогуливался в парке с Люси, идя подле нее. Несомненно, леди Юстас способствовала этому. Поскольку Фрэнк ей больше был не нужен, он был отослан к Люси. Можно было не бояться, что Фрэнк  сделает предложение женщине, не имеющей состояния. Люси, конечно, вообще не  будет думать о деньгах. Фрэнк -  это Лиззи знала наверняка – пребывал у ее ног в последние две недели, и, возможно, в какой-то чрезвычайной ситуации его снова можно поместить туда. При таких обстоятельствах ничего не может быть лучше, чем, отправить погулять Фрэнка вместе с  Люси. Это даже романтично. Бедная леди Фоун, если бы она все это знала, она назвал бы это дьявольской выходкой и нечеловеческой жестокостью.
- Люси, что вы думаете об этом? – спросил Фрэнк.
- О чем? -  мистер Грейсток.
- Вы знаете, что я имею в виду  этот брак.
- Что я должна об этом думать? Я никогда не видел их вместе. Лорд  Фоун кажется не богат. Она богата. К тому же она очень красива. Не кажется ли вам, что она очень  красива?
- Определенно, она очень эффектная женщина.
- Все так говорят – это общепризнанный факт. Вы это знаете. Но, возможно, вы думаете, что я завидую.
- Если бы я думал, что вы завидуете Лиззи, я подумал бы что вы очень глупы.
- Я не завидую, но иногда, не понимаю почему – на самом деле Люси прекрасно понимала это - я почти боюсь ее.
- То есть?
- О, я не могу вам сказать определенно. Она выглядит как красивое животное, которое  вы, однако, боитесь погладить, чтобы оно вас не укусило - животное, которое был бы прекрасным, если его глаза его так не блестели, а зубы не были столь остры и белы.
- Как странно.
- Почему странно?  - мистер Грейсток.
- Потому что я чувствую то  же самое, глядя на нее. Я не боюсь, что она укусит меня. Но она действительно похожа на кошку.
- Но не на домашнюю, – сказала Люси.
 - Тем не менее, она очень красива и очень умна.  Иногда я думаю, она самая красивая женщина, которую я когда-либо видел.
- В самом деле?
- Она будет очень эффектно выглядеть в роли леди Фоун. Если она захочет, она  сделает их дом совершенно очаровательным. Я никогда не видел другой  женщины, которая могла бы говорить комплименты стольким людям одновременно.
- Вы представляете ее образцом совершенства, мистер Грейсток.
-  И если добавить к этому, что она имеет четыре тысячи в год, вы должны признать, что лорд Фоун является счастливчиком.
- Я ничего не говорю  против этого.
- Четыре тысячи в год  - это  очень веский довод в пользу брака с женщиной, которая их имеет.
Люси некоторое время ничего не говорила. Она решила, что ничего не скажет, ничего, что бы могло свидетельствовать о ее чувствах. Но она не сумела сдержаться.
- Странно, мистер Грейсток, - сказала она, - что этот довод не подействовал на вас. Двоюродный брат и сестра вполне могут заключить брак
Он подумал о своей попытке сватовства, и в этот момент он не мог лгать ей.
- Степень родства тут совершенно не при чем, - сказал он.
- Вы думали об этом браке?..
- Да, Люси, думал. Слава Богу, я только думал о нем.
Она не могла удержаться, посмотрела ему в лицо и  сжала его руку. Женщина никогда так нежно не любит мужчину, как в тот момент, когда он признается, что он готов был совершить подлость – но не совершил ее.
 - Я думал об этом. Я не хочу сказать, что она бы согласилась. Я не имею никакого основания так думать.
 - Я полагаю, она бы согласилась,- сказала Люси, -  не осознавая, что она говорит.
- Я хотел этого только из-за ее денег, - ее денег и ее красоты, а не потому что я люблю ее.
 - Никогда - никогда не просите женщину стать вашей  женой, если вы не любите ее, мистер Грейсток, - воскликнула Люси.
 - Но я могу спросить вас?.. - промолвил он.
Она промолчала. Если он не намерен идти дальше в  своих объяснениях, она  не должна понимать его. Но пойдет ли он  дальше? Тем не менее, она чувствовала в тот момент, что если он скажет о своей любви к ней, она будет счастлива всю жизнь, даже если он скажет, что никогда не сможет жениться на ней. Если бы только они сейчас искренне объяснились с друг другом - думала она – этого было бы  достаточно для нее. И для него наверно тоже. Ведь если услышит  от него слова любви, она вынести что угодно.
- Вы  понимаете, что я имею виду? -  спросил он.
- Нет, -  сказала она, - покачав головой.
- Люси, это правда?
- Что вы имеете в виду?
- Люси,  посмотрите на меня, Люси, – и он заставил ее обернуться.
-Нет, нет, нет …– пробормотала она.
- Я люблю вас Люси, и  никогда не смогу полюбить другую.  Я знал многих женщин, но никогда не мог даже подумать о том, чтобы любить кого-либо кроме вас. Мне иногда казалось, что я мог бы жениться на деньгах и положении, чтобы сделать карьеру с помощью жены, но когда я думал об этом, вы, всегда только вы присутствовали в моих мечтах.
- Я? – тихо переспросила она.
- Только вы, - и он ударил себя в грудь, - я никогда не был более постоянен. Я не слишком высокого мнения о себе, но я способен узнать свою единственную женщину, когда я вижу ее перед собой.
Но он не попросил ее стать его  женой и отбыл, не дождавшись возвращения кареты леди Фоун.
 
Глава 12, рассказывающая что делал Фрэнк Грейсток.

Фрэнк Грейсток покинул  голубятню, прежде чем леди Фоун вернулась. Он планировал посетить Ричмонд вовсе не с  целью увидеть Люси Моррис или сказать ей, когда он увидел ее что-то особенное, - сказать что-нибудь, что должно, или  наоборот, не должно, было сказано. По правде говоря, он отправился в Фоун-корт, просто потому, что его кузина пригласила его, и потому, что это был его долг – поздравить кузину со знаменательным событием. Но он сказал сам себе, что старая леди Фоун  - дура, и что увидеть Люси снова будет очень приятно.
- Я хочу только посмотреть на нее, ведь я конечно увижу ее,  – сказал он сам себе. – Что в этом плохого?
Теперь он увидел ее, и, вернувшись на поезде в Лондон, он признался себя, что более не в его власти,  искать выгодный  брак. Он, наконец, сказал,  Люси то, что  сделало невозможным для него брак с другой женщиной. Он не попросил ее стать его женой, но он сказал ей, что он любит ее и никогда не любил никого другого. Он фактически попросил ее ответа, а затем он оставил ее. Всю вторую половину дня он задавал себе вопрос – как следует расценивать его поведение по отношению к этой девушке?  И он подверг себя строгому допросу.
Он  понимал,  что он причинил ей боль. Он понимал, что человек, который не может жениться должен быть более сдержан в своих чувствах и не поддаваться    страсти, которая к тому же испортит его виды на будущее. Он был достаточно откровенен, чтобы сказать самому себе, что он вел себя как  слабый человек. Он был всегда слаб -  он вынужден был это признать. К этой девушке он относился иначе, чем ко всем другим людям - женщинам или мужчинам. В ней было какое-то неизъяснимое очарование, которые он не мог определить. Она не была красавицей. Она не была обаятельной. Он никогда не видел ее изысканно одетой,  во всяком случае одетой  модно. Она была лишь маленькой женщиной, которая выйдя замуж не смогла бы поразить ни фигурой, ни знатностью, ни изысканностью. Она была лишь той, кто устроилась на должность гувернантки, и , казалось, не думала, что она заслуживает большего. Но все же он знал ее лучше, чем все остальные. Для него, во всяком случае, она была лучше, чем все остальные. Ее маленькая рука  несла прохладу и покой. Иногда, устав от бесконечных бумаг, он представлял, как это прохладная ложится ему на лоб. В ее глазах было нечто, что было для него важнее, чем все чувства во всех глазах мира. Ее улыбка была более красноречив, чем любые речи, исходящие из других уст. звук. Во всем ее облик была какая-то искренность. Он никогда не утверждал, что обман или лицемерие в женщине ему отвратительны. Наоборот, он считал, что эти качества в какой-то степени необходимы женщине. Он знал, что его кузина Лиззи лгунья и, как сказала Люси,  это змея, готовая ужалить,  но он любил  свою кузину Лиззи. Он никогда не требовал от  женщины совершенства - так он по крайней мере утверждал. Но Люси Моррис в его глазах, была совершенством. И когда он сказал ей, что только она всегда присутствовала в его мечтах - он  сказал ей  правду. Он погрузился в мечты – но понимал, что не должен им поддаваться. Он знал, что в былые дни, в Бобсборо, он не скрывал своих чувств. Когда он сейчас увидел ее в  Фоун-корте после долгой разлуки он же не сумел их скрыть. Но ведь его предостерегали от посещения Фоун-корта, ему прямо там сказали, что он не должен приезжать – так он говорил сам себе. Хотя он назвал леди Фоун старой дурой, он знал, что она была права - он считал себя человеком свободным,  и не видел ничего позорного в том,  чтобы отказаться от любви и искать богатую жену. Если он будет в дальнейшем вести себя по  отношению к Люси сдержанно – это будет более правильно. Таким образом, он пришел к выводу, что самый разумный шаг с его стороны – добиться руки богатой кузины.
Но их объяснение  прервали в самый решительный момент - и читатель знает что из этого вышло. Успех лорда Фоуна не особенно смутил его. Ситуация  вполне могла измениться. Но успех лорда Фоуна дал новый поворот его мыслям, и он на мгновенье подумал, что если человек любит, он должен быть верным своей любви. Читатель  знает, что  вышло из этого – как Фрэнк не был сдержан. Он не попросил Люси стать его женой; но то, что он ей сказал, делало невозможным его сватовство к другой женщине. Это была бы подлость. Он попытался вспомнить, сказала  ли ему Люси слова любви. Она сказала ему всего несколько слов и он помнил их  все.
«Я?» – спросила она, когда он сказал ей, что она всегда была в его мечтах. И в этом вопросе была радость, которую она не пыталась скрыть. Она вообще не пыталась скрыть свои чувства. Она не сказала, что любит его. Но сам тон, которым она это произнесла, ясно говорил об этом.
«Это действительно так?» - спросила она –  «Неужели все ваши мечты и счастье связаны только со мной?». Разумеется ничего подобного вслух она не произнесла. Но ее голос не лгал. Она не сказала ни слова о своей любви, но он знал, что  это было сказано.
- Я? – он несколько раз повторил эти слова и казалось он слышал ее голос. Как голос, звучащий только у него в голове мог быть таким живым, таким ясным, таким искренним? Почему он сразу не признался ей в любви? Он мог это сделать. Ему ничто не мешало.
Он вполне  мог изменить свой образ жизни, отказаться от клубов, отказаться даже от парламентской, деятельности, если это потребуется - и жить так, как живет любой женатый человек на то, что он получает своим трудом. В общем-то, он не мог считать себя бедным человеком. Но он не мог считать себя и богатым в силу двух причин. Во-первых, с тех пор как он начал жить в Лондоне, он практически всегда имел большие или малые долги,  и  к сожалению, он приобрел место в парламенте в такой период своей карьеры, когда от занятий  парламентской деятельности проблем было больше, чем преимуществ.
Тем не менее, он мог получать доход, на который он и его жена  - если бы он женился – могли жить вполне комфортно,  и его долги, если он всерьез начнет работать, могли быть выплачены в течении года.  Никаких особых проблем, таких какие могли испугать Люси в перспективе не просматривались, хотя возникал вопрос – решится ли он на столь крутой поворот в своей жизни.
Он имел адвокатскую контору в Темпле и жил в комнатах, которые он снимал из месяца в месяц в одном из крупных отелей в Вест-Энде; он обедал в клубе, или в Палате, когда он был не приглашен на обед. Он вел приятный и дорогостоящий образ жизни – а от такой жизни человек быстро становится эгоистом. Он не был любителем спиртного  - но  уже научится ценить хорошие винап. Он не экономил на кэбе, перчатках, зонтиках и  железнодорожных билетах. Он не обременял себя мыслью как сэкономить каждый шиллинг. Так жили все Грейстоки.
В этот же вечер, - это был субботний вечер, - он встретился с Джоном Юстасом в клубе, членами которого они оба были и где они договорились пообедать. Они давно знали друг друга и еще больше сблизились после брака сэра Флориана и Лиззи. Джон Юстас никогда не любил Лиззи и теперь любил ее меньше, чем когда-либо, но он надеялся, что Фрэнк, как кузен Лиззи может помочь ему с растущими проблемами, связанными с имуществом, оказавшимся в ведении вдовы .
- Вы не будете смотреть на это сквозь пальцы –  сказал он Фрэнку, как только они сели за стол.
- Лорд Фоун несомненно будет счастливым человеком, - заметил Фрэнк.
- Я в курсе его сватовства и вашей неудачи. Но я еще не видел его после этого. Могу сказать, что меня не устраивает такой оборот дел.
- Почему? Фоун   - неплохой парень.
- Да,  он неплохой человек. Но он меня не устраивает. Во-первых, он женится на ней только ради денег.
-  Это именно то, что, что вы советовали мне.
-  Мне казалось – вы действительно любите ее. И потом  Фоун всегда будет бояться ее и не будет боятся нас. Мы должны будем бороться с ним, а он не будет бороться с ней. Он упорный человек - этот Фоун, - но только когда он не боится своего противника.
- Но почему вы должны с ней бороться?
Юстас помолчал  минуту,  потер лицо и подумал, прежде чем ответить.
- Она создает нам проблемы, – наконец сказал он.
- Кто, Лиззи?
- Да, - и я начинаю бояться, она создаст их столько, что мы не сумеем их решить. Я говорил с Кэмпердауном на днях. На данный момент я буду счастлив, если она не вырубит половину леса в Портри. Она не имеет права трогать лес, исключение составляю текущие надобности.
- И даже если она будет жить в имении 50 лет, она не имеет права рубить лес для нужд имения? -  спросил Фрэнк.
 - Имеет – с согласия собственника. Конечно, ежегодные рубки я не имею в виду.  Регулярные рубки с целью получения ренты – это одно,  вырубка с целью продажи – совсем другое. Но она рубит старые дубы. Что, черт возьми, ей мало  денег?
- Фоун решит эти проблемы.
- Ему придется сделать это, - сказал Юстас. – После того, как она посетила старую леди Фоун, она написала Кэмпердауну – до этого в течении года все его письма оставались без ответа. В этом письме она сообщила ему, что лорд   Фоун не имеет никаких прав  на ее имущество, и что по всем проблемам следует  обращаться к ее адвокатам – Мопусу и  Моубрею. Кэмпердаун в ужасе от всего этого.
- Фоун все уладит, - сказал Фрэнк.
- Кэмпердаун боится, что  не уладит. Они встречались дважды с момента заключения помолвки, и Кэмпердаун говорит, что во время последней встречи, Фоун был крайне раздражен. Обсуждалась и проблема алмазов.
- Вы же не хотите сказать, что лорд Фоун оставит себе фамильные драгоценности вашего брата?
- Кэмпердаун в этом не уверен. Во всяком случае Фоун не предложил вернуть их. Я  не присутствовал при их встрече, и только знаю, что передал мне Кэмпердаун. Кэмпердаун думает, что он боится ее.
- Я этому не удивляюсь, - сказал Фрэнк.
- Поэтому я ожидаю неприятностей, - продолжил Юстас, - от Фоуна не будет толка. Она слишком волевая, хитрая, упрямая, умная маленькая тварь. Кэмпердаун клянется, что сумеет сладить с ней, но я  сомневаюсь.
- И поэтому вы хотите, чтобы я на ней женился?
- Да. Вы сможете управлять ей. Деньги поступают от собственности нашей семьи, и я лучше пойду на поклон к вам чем к такому   бессердечному, оцепеневшему, хладнокровному вигу как лорд Фоун.
- Я не люблю хитрых женщин, -  сказал Фрэнк.
- Все равно это хорошая сделка, - сказал Юстас.  - Она очень молода, имеет солидное имущество, записанное на жену, и  к тому же красива. Все это слишком  хорошо для Фоуна, слишком хорошо для любого вигов.
Когда Юстас оставил его, Грейсток закурил сигару и отправился из Пэлл-Мэлла  в Темпл. Он часто работал по ночам, когда не заседал в парламенте или когда парламент не работал – и теперь он был намерен заняться подготовкой некоего судебного дела. Но пока он шел,  он думал скорее о делах брачных, а не судебных  и особенно о браке лорда Фоуна.
Может ли  быть оправдан мужчина, который женится на деньгах и имеет все основания полагать, что это сделает его счастливым? Пока он шел, он бормотал про себя совет квакера, данный старому фермеру «Не женись на деньгах, ищи деньги в другом месте». Но он пробормотал это, скорее осуждая рекомендацию, а не принимая ее.
Перед ним была два пути и оба имели свои преимущества. Первый вариант – это жизнь в районе Белгравия-Пимплико , захватывающая также Южный Кенсингтон, парки, в том числе и  Парк-Лейн , идущая через Гросвенор-сквер и Беркли-сквер и обратно на Пикадилли. В этой жизни он мог общаться с лордами и графинями и другими обеспеченными людьми, появляясь на самых лучших званых обедах, избегая простонародья, имея все, что мир может ему дать, кроме жены и семьи и собственного дома. Всего этого он может достичь, занимаясь работой, которая у него есть, и, занимая то положение, которого он добился. Постепенно у него появится и жена, и дом, появится, когда на его пути встретится богатая женщина. Он знал, как опасно обаяние такой жизни, как страшно постепенно стареть в окруждении денежных мешков, не имея ни единого близкого человека. Он видел таких людей в возрасте 60 лет.
Но он мог бы избежать этого. «Не женись на деньгах, ищи деньги в другом месте». И перед ним представала другая картина. Дело происходило  где-то к северу от Оксфорд-стрит, и там была улыбка Люси, и рука Люси, и поцелуй Люси, когда он усталый возвращался домой.
Есть много мужчин, и некоторое количество женщин, которые живут не зная, что такое любовь. Они женятся -  и все - мужчины, по крайней мере, становятся примерными супругами. Мужчины осознают, что их  жены полезны, что  жена имеет право на уважение и  защиту, которые мужчина должен обеспечить ей.  Такие мужья несомненно честные люди и примерные христиане и умирают они с уверенностью, что любили как Ромео.  Они лишены недостатков и  именно это делает их любовь такой жалкой и ничтожной. Они никогда не услышат тихого нежного шепота, который скажет им, ни услышат что только они и никто более является хозяином этого женского  сердца. А есть и другие мужчины, - очень многие мужчины,  кто знает, что такое эту любовь и сопротивляется ей, чтобы она не овладела им.
Фрэнк Грейсток сказал себе десять раз, что он не имеет права позволить любви помешать его карьере. Возможно ли, чтобы молодой человек, который несмотря на юные годы так многого добился, который имеет блестящие карьерные перспективы, должен допустить, чтобы о нем сказали, что он не может сопротивляться чувству, которое маленькая девушка побудила в его душе  - девушка без денег, без положения в обществе, даже не особо красивая – девушка, на которой если бы он женился, ему бы сказали: «О, боже! - Фрэнк Гпейсток  женился на маленькой гувернантку старой леди Фоун. И все же он любил ее всем сердцем, и сегодня он сказал ей о своей любви. Что же он должен делать дальше?
Сложный юридический казус так не был решен  этой ночью. Но  прежде чем Фрэнк ушел из офиса он написал следующее письмо:
Полночь в субботу.
Среди моих книг и статей.
2 Болт-курт, Средний Темпл.
Дорогая, дорогая, Люси!
Я сказал вам сегодня, что вы всегда  были королевой  моего сердца. Вы не ответили мне на вопрос  - но то что я услышал – одно или два, оброненнных вами слова  -  дали мне надежду, что я, имею права задать вам вопрос: разделите ли вы со мной дом, который увы не будет роскошным. Или я не прав? Но нет, я не думаю, что я ошибаюсь, что я могу ошибаться. Конечно, вы не сказали мне ничего определенного. Но Вы сама истина, и вы вели бы себя по  другому, если бы хотели отказать мне. И я могу надеяться, что вы любите меня.
Вы наверно, подумаете, что я  должен был все это вам сказать наедине, и  письмо плохая  замена искреннего разговора. И вы будете правы. Хотя я уже давно  люблю вас, я приехал в Фоун-корт не для того, чтобы признаться вам в любви. Но я сказал вам чистую правду, хоть это и было сказано под влиянием момента. Я думал об этом много, и теперь я пишу вам, чтобы попросить вас быть моей женой. Я жил последний год или два только этой надеждой, и теперь – дорогая, дорогая Люси, я не питаю уверенности, что вы согласитесь, но все мое счастье в ваших руках.
Если ваш ответ, сделает меня счастливым, на что я надеюсь, скажите об этом леди Фоун сразу. Я немедленно напишу в Бобсборо, так как я ненавижу всяческие секреты в таких вопросах. И если это случится - я смогу приезжать в  Фоун-корт так  часто, как вы пожелаете.
Ваш теперь и навеки,  если вы согласны.
Ф.Г.
Он сидел в течение часа за своим столом  с лежащим на нем письмом, глядя на него, прежде чем уйти из офиса. Если он решится послать его – жизнь между Белгравией и Пимлико, которую  он очень любил, будет  практически потеряна для него. Лорды и графини,  члены Палаты общин и ведущие политики, составлявшие круг его знакомых, не женщину не из их среды.  Жить среди них, будучи женатым мужчиной, он будет должен так же как они. Он должен иметь свой собственный дом в центре Лондона и соответствующие доходы. Возможно, когда-нибудь путем напряженной работы он этого достигнет, но пока он должен будет жить тусклом домашнем мире в окрестностях Риджентс-парка. Он сидел, глядя на письмо, повторяя  себе, что он сейчас, в этот момент, решается свою судьбу. И он снова пробормотал совет квакера «Не женись на деньгах, ищи их в другом месте». 
Но ведь не человек никогда не пишет такое письмо,  чтобы выбросить его. Он вышел из Темпля с ним в руке, и бросил его в почтовый ящик рядом с  воротами. Когда конверт выскользнул из его пальцев, он понял что его судьба решена.
Глава 13 «Не женись на деньгах»

После полудня в субботу в покинутом нами Фоун-корте  все пребывало в волнении. Когда леди Фоун вернулась, она узнала, что Фрэнк Грейсток побывал в Фоун-корте, а также (это она узнала от Августы), что он беседовал наедине с Люси Моррис.
В любой конкурсе старых дам, леди Фоун  получила бы первое место  за незлобивый нрав. Ни одна мать не была менее склонна ругать  своих детей или сердиться на них. Но сейчас она была недовольна. Визит Лиззи был крайне неудачным, и она смотрела на будущий брак своего сына с большими опасениями. Днем пришло письмо от миссис Хиттвэй, и в нем все прежние сведения о  Лиззи  подтверждались. В своем последнем письме Миссис Хиттвэй написала, что ей кажется, что «даже Фредерик стремится избежать этого брака». Все это леди Фоун, конечно, не рассказала своим дочерям. Самой старшей, Августе, нельзя было сказать ничего, потому что Августа увы, была избрана Лиззи -  возможно будущей леди Фоун - в качестве компаньонки. Амелия правда, кое о чем  догадывалась.  К тому же добавились новые проблемы, - Фрэнк Грейсток был здесь в отсутствии леди Фоун и виделся с Люси Моррис. Леди Фоун с трудом удержалась, чтобы не воскликнуть «Как могла Люси так себя вести!?» в присутствии Амелии и Августы.
Леди Юстас прекрасно понимала, что гувернантка не должны прогуливаться с женихом в отсутствие хозяйки дома, и сочла в свою осередь нужным сообщить об этом:
 - Дорогая леди Фоун, -  приветствовала она мать своего жениха - Мой кузин Фрэнк навещал меня сегодня, когда вас не было дома. Фрэнк для меня больше чем друг,  больше чем  брат. Я должна была так много сказать ему, я так хотела посоветоваться  с ним! У меня нет никого из близких родственников, вы же знаете, поэтому я попросила его навестить меня.
 - Конечно, он должен был вас навестить, дорогая.
 - А то я боялась, что вы можете подумать, что имела место некоторая любовная интрижка со стороны дорогой Люси, ну вы понимаете…
- Я никогда ничего подобного не думала, - сказала леди Фоун, с возмущением.  - Люси Моррис выше подобных ухищрений. Мы не занимаемся  здесь подобными интригами, леди Юстас.
Леди Фоун сама могла решить, что Люси вела себя «неправильно», но она считала, что другие в ее доме не  имеют права высказывать такие предположения. Лиззи улыбнулась  и прекратила разговор. Она «положила леди Фоун на лопатки», - как она  это называла, и получила от этого большое удовольствие.
Но в еще большее волнение Фоун-корт пришел ближе к вечеру в ожидании приезда лорда Фоуна. Как пройдет  встреча между лордом Фоуном и его невестой? Верно л было предположение миссис Хиттвэй, что ее брат  начинает разочаровываться в этой помолвке? Леди Фоун чувствовала себя уставшей - она признавалась сама себе, что не любит Лиззи,  боится ее и не хочет, чтобы та стала ее дочерью. Но помолвка уже состоялась, о ней все знали, и как теперь разорвать ее? Бедная старая леди все чаще повторяла про  себя совет старого квакера: «не женись на  деньгах».
Лорд Фоун прибыл только к ужину. Влюбленный жених несомненно мог бы покинуть свой офис раньше, чтобы насладиться вместе со своей возлюбленной прелестью летнего субботнего вечера в своем имении,  - но тем не менее, лорд Фоун прибыл в Фоун-корт только к семи часам вечера, когда дамы переодевались к ужину. Лиззи прекрасно понимала причины этой задержки. Но не подала виду, что она задета.
- На нем лежит такая ответственность, -  сказала она Августе. – Ведь вся наша огромная Индийская империя, держится на нем (это замечание было не слишком лестно для начальника лорда Фоуна, досточтимого Легга Вилсона, который в настоящее время представляет интересы Индии в Параментее). Он страшно перегружен, и это ужасно, - но сто, что я могу поделать?
   - Я думаю, он любит свою работу, - ответила Августа.
- Но я не люблю, когда он работает так много, я   должна ему это как-то сказать, моя дорогая. Но я не жалуюсь. Пока он рассказывает мне все, я никогда не буду жаловаться.
 Возможно, когда-то она действительно хотела слушать рассказы лорда Фоуна о политике. Возможно, даже ее будущий муж мог оказаться прекрасным рассказчиком, и много сказать об этом предмете. Но на данный момент истина заключалась в том, что лорд Фоун не сказал своей невесте ни слова о своей работе.
- Как лучше организовать их встречу? -  спросила Амелия мать.
- О, - я не знаю, - так или иначе, как им захочется… - пробормотала леди Фоун.  - Мы все равно ничего поделать не можем. Когда она ушла переодеваться, возможно, она видела, как он приехал, но мы же не можем сказать ей об этом.
Поэтому никаких особых приготовлений сделано не было; и все дамы спустились в гостиную, прежде чем Лиззи сошла вниз. Таким образом, Лиззи увидела своего жениха уже  в кругу семьи. Сама Лиззи разыграла свою встречу   с женихом весьма изящно. Возможно, она приготовилась заранее. Когда он подошел , чтобы приветствовать ее, она подставила свою щеку – так что он должен был  поцеловать ее. Но это было сделано таки образом, что если бы он не стал этого делать, это бы не вызвало неловкости. Справедливости ради следует признать, что Лиззи, всегда стремилась избежать неловкости. Он коснулся ее щеки легким поцелуем. Она была без перчаток и взяв его под руку, повернулась к остальным членам семьи. Она не сказала ни слова,   что  сказал  он  - было неважно - но они встретились как нежные возлюбленные – и даже те члены семьи, которые надеялись, что помолвка будет разорвана, теперь вынуждены были отказаться от этой надежды.
- Он всегда так задерживается на службе, леди Фоун? - спросила Лиззи, когда ей стало казаться, что никто больше не произнесет ни слова.
- По-моему мой сын приехал как всегда, - сухо ответила леди Фоун. - Ужин готов. Фредерик, предложите  леди Юстас вашу руку?
Бедная леди Фоун! Она не слишком ловко вышла из этой ситуации.
За стол уселись десять женщин, а место во главе его занял лорд Фоун. Леди Фоун специально попросила Люси выйти к обеду, а с Люси пришли две ее воспитанницы. Справа от лорда Фоуна сидела Лиззи, слева - Августа. По одну сторону леди Фоун  сидела Амелия, по другую -  Люси.
 - Так, мистер Грейсток был здесь сегодня? - спросила леди Фоун на ухо Люси.
- Да, он был здесь.
- О, Люси!
- Я не приглашала его, леди Фоун.
- Я уверена моя дорогая, но…но…
Больше по этому поводу сказано ничего не было.
В течение всего обеда беседа велась только на том конце стола, где Лиззи разговаривала с Августой через голову своего жениха. Таким образом, лорд Фоун был как бы включен в разговор. Все темы касались исключительно его жизни -  парламент, Индия, сахиб, Ирландия, специальные привилегии палаты лордов, тяготы холостяцкой жизни и возможность отдохнуть в такой райском месте как Фоун-корт – в этих темах Лиззи упражняла свое красноречие. Августа вела свою партию во всяком случае с терпением,  что до Лиззи она работала с такой сверхчеловеческой энергией, которую женщины могут часто проявлять при благоприятных обстоятельствах
Правда, обстоятельства были неблагоприятными, лорд Фоун не раскрывал рот; но Лиззи была упорна, и обед прошел без неприятных намеков или угрюмого молчания. Когда обед закончился, лорд Фоун вышел с дамами, и вскоре остался наедине с матерью, в то время как девочки Фоун  прогуливался по лужайке.
Лиззи был задан вопрос «Будет ли она играть в крокет?» - «Нет, Лиззи не будет играть в крокет». Она надеялась, что появится возможность поймать своего жениха  и  заставить его прогуляться с ней по аллее, но лорд Фоун не вышел на лужайку в этот вечер, и Лиззи была вынуждена довольствоваться Августой  в качестве компаньона. В течение вечера, однако, ее жених все-таки сказал ей несколько слов наедине. Это были следующие слова:
- Будьте так добры Лизи, уделите мне завтра 10 минут между завтраком и посещением церкви.
Лиззи пообещала  и мило улыбнулась. Затем все немного помузицировали и лорд Фоун удалился поработать.
- Что он собирается сказать мне? -  спросила Лиззи Августу на следующее утро.
В сердце Лиззи действительно таилось желание нежной дружбы – но одновременно там были  такие чувства, которые никак не были совместимы с дружбой и доверием. За неимением лучшего она готова была считать Августу Фоун своим лучшим другом. Лиззи хотела, чтобы те чувства, которые ценились людьми, были присущи и ей, хотя бы внешне. Она стремилась иметь репутацию достойной женщины и знала выгоды такой репутации. Истинная любовь, настоящая дружба, настоящая доброжелательность, истинная нежность – все эти качества имели высокую цену в ее глазах –  они были полезны. Эти качества  она всегда превозносила – и, следовательно, всегда изображала  любовь и дружбу, доброту и нежность. Она могла бы сказать вам совершенно искренне, как ужасны были все обманы, и, говоря так, она бы не совсем лгала. В любом случае она прекрасно знала, когда и какое чувство следует изображать.
- Что он собирается сказать мне? -  спросила она  Августу, подойдя к ней после завтрака. На драматически  прижала руки к груди, но вынуждена была отнять их, чтобы  поправить шляпку.
- Назначить день, - я полагаю, - ответила Августа.
- Если бы я думала так, я бы постаралась понравиться ему. Но это не так. Я знаю его манеру общения так хорошо! Я уверена, что это не то. Возможно, это касается  моего мальчика…  Но ведь он не захочет, отделить мать от ее ребенка.
- О нет, дорогая! – воскликнула Августа.  - Я уверена, что Фредерик не хочет этого.
- В любом случае я подчинюсь его, воле - сказала Лизи, снова сжав руки. Но я не должен заставлять его ждать, - ведь, правда, не должна? Я боюсь, что мой будущий господин несколько нетерпелив.
Справедливости ради следует сказать, что если у лорда Фоуна и были несомненные достоинства, то  терпение как раз относилось к ним. Когда Лиззи спустилась вниз, он ждал ее, вовсе не полагая, что ожидание затянулось.
- Простите, Фредерик! Я была бы здесь уже целых две минуты назад, если бы не должны была сказать два слова моей дорогой Августе. Я так люблю Августу.
- Она очень хорошая девочка,  - сказал лорд Фоун.
- Она такая искренняя и непосредственная и такая живая. Возьмите меня под другую руку, солнце светит с этой стороны, и я не смогу держать зонт. Что мы будем делать? У нас есть еще час, прежде чем идти в церковь - не так ли? Ведь вы пойдете  в церковь?
- Я собираюсь -  сухо ответил лорд Фоун.
- Я так люблю  ходить в церковь, - сказала Лиззи.
С тех пор как она стала вдовой, она соблюдала определенный компромисс. Одно воскресенье она ходила церковь, а следующее проводила с головной болью и французским романом  в постели. Но она была готова пойти на то, чтобы отказаться от этого компромисса, по крайней мере в первые месяцы супружеской жизни.
 - Моя дорогая Лиззи, - начал лорд Фоун, -  после нашей последней встречи я дважды встречался с мистером Кэмпердауном.
-  Но вы же не собираетесь беседовать со мной о  мистере Кэмпердауне сегодня?
- Да, конечно. Но я не мог сделать это вчера вечером, и я вернусь в Лондон либо вечером или завтра рано утром. Поэтому мы должны поговорить сейчас.
- Я ненавижу само имя мистера  Кэмпердауна, -  отрезала Лиззи.
 - Я сожалею об этом, потому что я уверен, что вы не могли бы найти лучшего адвоката для управления  своими делами. Он делает очень много для меня,  как  и для сэра Флориана Юстаса.
- Именно поэтому я обращаюсь к другим адвокатам, - холодно ответила Лиззи.
- Очень хорошо. Я не собираюсь говорить ни слова об этом. Я могу лишь сожалеть об этом, но в настоящий момент  я меньше всего на свете хочу затруднить вас обсуждением этого вопроса. Я  хотел сказать вам следующее. Вы должны вернуть алмазы.
- Кому?
- Ювелиру, мистеру Гарнетту - или мистеру Кэмпердауну – или, если вам так больше нравится – сэру  Джону Юстасу.
- Почему я должна отдать мою собственность?
Лорд Фоун помолчал несколько секунд, прежде чем  ответить:
- Чтобы удовлетворить мою честь,  - сказал он, наконец. – Так как она ему не ответила, он продолжал:
-  Я не могу допустить, чтобы моя жена носила  драгоценности семьи Юстас.
- Я не собираюсь их носить, - заявила Лиззи.
- Тогда почему вы не хотите их отдать?
- Потому что они мои. Я их не просила – мне их подарили! Потому что я не допущу, чтобы этот проныра, мистер Кэмпердаун украл у меня мою собственность. Они мои собственные, и вы должны защищать мое право на них.
 - Вы хотите сказать, что вы не сделаете то,  что я прошу?
- Я не позволю себя ограбить - сказала Лиззи.
- Тогда я должен вам сказать, - лорд Фоун говорил очень медленно, - тогда я должен вам сказать, что при таких обстоятельствах, я должен отказаться от того лестного согласия, которое я от вас услышал.
Слова его были холодны и торжественны, и были чересчур официальны для разговора с невестой; но они были преднамеренными, и были действительно выучены наизусть.
- Что вы имеете в виду? – спросила Лиззи, глядя в упор на него.
 - Я имею в виду, то что я сказал. Но, возможно, мне стоит объяснить мои мотивы яснее.
- Я ничего не знаю о ваших мотивов, и меня они не интересуют. Вы хотите сказать мне, что вы трусливо отказываетесь от помолвки.
- Вы слышали, что я сказал.
- Я ничего не хочу слышать после того, что я от вас услышала, ничего кроме извинений или вашего отказа от своих слов.
 - Я не сказал ничего, от чего бы я мог отречься,  - надменно ответил лорд Фоун.
- Тогда я не желаю слышать ни слова от вас. У меня есть, как вы можете убедиться другие друзья.
Лорд Фоун много думал о предстоящем объяснении, и он хорошо понимал, что оно будет очень сложным. Но он был очень заинтересован в том, чтобы окончательно объясниться.
- Дорогая, Лиззи… - начал он.
- Я не буду общаться сэр, с таким человеком, который третирует меня, так как это делаете вы.
 - Но я хочу, чтобы вы поняли меня.
- Понять вас! Вы ничего не понимаете, а я должна понять вас.  Как у вас хватает наглости, говорить это мне! Если бы вы понимали, что вы делали, у вас бы не хватило духу сделать это.
Ее слова не вполне дошли до него, и большая часть ее презрения пропала втуне. Теперь он был озабочен в основном тем, чтобы   объяснить ей, что готов сохранить помолвку, если она пойдет на соглашение по поводу алмазов.
- Это  необходимо, я уже объяснил вам, что я не могу допустить, чтобы это ожерелье, находилось в моем доме.
- Никто и не собирался хранить его в вашем доме.
- А что вы тогда собирались с ним делать?
- Держать его в моем собственном доме, - решительно сказала Лиззи.
Они по-прежнему гуляли вместе, и сейчас их не было видно из дома. Лиззи от волнения забыла про церковь, про женщин семейства Фоун – она забыла все, кроме боя, который она вела с лордом Фоуном. Она не хотела расторгать помолвку, - но она хотела сохранить ожерелье. Манера, в которой лорд Фоун потребовал  вернуть брилллианты – манера, в которой не было ничего, чтобы позволило ей прибегнуть к традиционному женскому оружию  - слезам – сделал ее (по крайне мере на данный момент) жесткой как сталь.
Это было немыслимо! Как, он может отказаться от своих слов, потому что она  не хочет отказываться от своей собственности, про которую никто не может доказать, что она владеет ей незаконно! Ее переполняло ожесточение, она презирала его, но она была намерена выйти за него замуж.
- Я боюсь, что мы не понимаем друг друга - сказал он, наконец.
- Определенно, я не понимаю вас, сэр.
- Позволите ли вы моей матушке поговорить с вами на эту тему?
- Нет. Если бы я сказала вашей матери, чтобы она отдала свои бриллианты, интересно что бы она ответила?
- Но они не ваши, леди  Юстас, если вы учитываете общественное мнение.
- Я не собираюсь ничего учитывать. Вы не имеете права вставать на сторону моих врагов – ведь мы помолвлены.
- Я должен вначале все это уладить, леди Юстас.
 - Лорд Фоун, вам не надо ничего улаживать. Все уже улажено. Я сама сохраню свое собственный ожерелье, и мистер Кэмпердаун может делать все, что ему заблагорассудится. Что касается вас, - если вы будете так обращаться со мной,  - то я… я буду знать, куда идти, чтобы…
Они вышли из рощи на лужайку, и увидели карету у дверей, готовую отвезти глав семьи в церковь. Учитывая статус Лиззи, она, конечно, относилась к главам семьи.
- Я не поеду в церковь, - сказал она, направляясь    к двери в дом. -  Вам, вероятно, будет приятно, лорд Фоун, когда ваша мать узнает, что я не смогу поехать в церковь. Я не думаю, что вы посмеете назвать ей причину.
Затем она обошла карету и вошла в залу, где  несколько девочек Фоун уже ожидали остальных. Среди них была Августа, готовая занять свое  место в карете; - но Лиззи прошла мимо, не говоря ни слова, и поднялась в свою комнату.
- О, Фредерик, в чем дело? – спросила Августа, как только ее брат вошел в дом.
 - Неважно. Ничего особенного. Вам лучше пойти в церковь. Где моя мать?
В этот момент леди Фоун появился наверху лестницы, разминувшись с Лиззи. Они не обмолвились ни словом,  но леди Фоун сразу почувствовала неладное. Ее сын подошел к ней и сказал ей несколько слов на ухо.
- О, конечно, - сказала она, снимая перчатки:
- Августа ни ваш брат, ни я пойдем в церковь.
- А леди Юстас?
- По-видимому, нет, – ответила леди Фоун.
- Леди  Юстас не пойдет в церковь, -  сказал лорд Фоун.
- А где Люси? -  спросила Лидия.
- Она тоже не пойдет в церковь,  - сказала леди Фоун.  - Я только что видела ее.
- Никто не собирается в церковь,  - сказала Нина,  – но я пойду.
- Августа, моя дорогая, тебе и девочкам лучше идти. Вы можете взять карету.
Но Августа и девочки предпочли пойти пешком, и карета была отослана.
- Похоже, между моим господином и молодой миссис произошла нешуточная свара, - сказал кучер лорда Фуна груму. кучер видел, как леди Юстас возвращалась в дом.
Да, это определенно была свара. Все утро  лорд Фоун пробыл наедине с матерью, а затем уехал в Лондон, не сказав ни слова никому из членов из семьи.
Но он оставил записку для леди Юстас:
«Дорогая Лиззи
Подумайте над тем, что я сказал вам.  Я не хочу  разорвать нашу помолвку, но я не могу позволить своей  жене иметь алмазы, которые принадлежат семье ее покойного мужа. Я надеюсь убедить  вас в своей правоте. Возможно, вам лучше посоветоваться с леди Фоун.
Любящий вас Фоун».

Глава  15 «Я подарю вам брошь за сотню фунтов…»

В доме Фоунов была еще одна любовная история, которую надо было разрешить этим утром, хотя по своей природе она очень отличается от «свары», имевшей место между лордом Фоуном и леди Юстас. После завтрака, когда лорд Фоун и его невеста прогуливались вдвоем,  леди Фоун уединилась с Люси и выразила свое мнение  о неуместности визита Фрэнк в Фоун-корт.
- Я полагаю, он приехал, чтобы увидеть  кузину,- сказала леди Фоун, в качестве извинения.
- Я не ничего об этом не могу сказать, - ответила Люси. -  Возможно, он именно этого хотел. Наверно, он именно так объяснил свой визит, но мне кается, что он хотел повидаться со мной.
Тогда леди Фоун был вынужден высказать свое мнение, и она сделала это, произнося много избитых банальностей. Фрэнк Грейсток, если бы он намеревался пожертвовать карьерой  ради любви,  несомненно, сказал бы ей об этом сразу. Именно так поступил бы разумный молодой человек. Фрэнк Грейсток был достаточно разумным молодым человеком. Но он этого не сделал.    Следовательно, он не намерен был жениться. И для леди Фоун было совершенно очевидно, что ее дорогой Люси  не стоит питать надежды которые сделают ее несчастной. Если бы Люси знала о письме, посланном ей, которое  было брошено в почтовый ящик на Флит-стрит, и которые было еще не доставлено ей потому, что это было в воскресное утро! Она ничего не знала, но она  была мужественной девушкой:
- Он любит меня, - сказала она леди Фоун. – Я это знаю. Он мне сам  сказал это.
- О, Люси! - это еще хуже. Человек, говорит вам, что он любит вас, и все же не просит вас стать его женой!
- Я так не считаю. Я рада, что он это сказал, - ответила Люси. Это утверждение, однако, вряд ли было бы справедливо.
- Рады!  И вы тоже сказали ему, что  любите его!
- Он знал это и без моих слов, – заявила  Люси.  Ей было очень трудно выдержать этот допрос, а ведь  письмо, адресованное ей уже лежало в почтовом ящике!
- Дорогая Люси, этого не может быть, - сказал леди Фоун.  - Вы только сделаете себя несчастной.
- Я не сделал ничего плохого, леди Фоун.
- Конечно, нет, моя дорогая. Я этого не говорю. Но я думаю, что он поступил плохо – очень плохо. Я считаю это безнравственным. Я действительно так думаю. Для вашей же пользы вы должны стремиться его забыть.
- Я никогда его не забуду! – заявила Люси.  – Он для меня все! Он сказал мне, что я его королева, и он будет моим королем. Я буду верна ему всегда!
Бедная леди  Фоун была потрясена. Как! Девушка заявляет о своей любви к человеку, и в то же даже не делает вид, что этот человек собирается жениться на ней! И это  к тому же Люси Моррис, - про которую леди Фоун говорила своим друзьям, что она относится к ней как к дочери, а не как к гувернантке.
«Она одна из нас, миссис Уинслоу, - она мне  дорога почти так же, как мя собственная дочь  - так она говорила  соседке не далее как на этой неделе.
Леди Фоун наговорила Люси еще очень много всего весьма нравоучительного и покинула бедную девушку отнюдь не в том настроении, в котором хочется идти  в церковь. Было бы ее настроение более подходящим для посещения храма божьего, если бы она  знала о письме в почтовом ящике? Кто знает?
Побеседовав с  заблудшей овечкой леди Фоун надела шляпку и спустилась в холл,  где как раз увидела последствие «свары». После этого, уже все в доме знали, что происходит что-то не то. Когда девочки вернулись домой из церкви, их брат уже отбыл. За полчаса до обеда леди Фоун послал записку Лиззи, с сообщением о том, что они будут обедать в три, - в связи с воскресеньем. Лиззи ответила запиской, что она нездорова, и просит прислать ей только  чашку чая и «что-нибудь» еще. Если леди Фоун позволит ей, она останется наверху с ребенком.
 Она всегда ссылалась на своего ребенка, когда испытывала такого рода проблемы.
День был очень грустный и унылый. Леди Фоун попыталась побеседовать с  леди Юстас, но Лиззи вообще отказались обсуждать тему ожерелья:
 - Это дело, - сказала она надменно, -  в котором я разберусь сама или с учетом рекомендаций моих собственных друзей. Я ведь пока еще не жена лорда Фоуна, в самом деле.
- Но когда вы станете женой, возможно будет слишком  поздно обсуждать эту проблему - серьезно сказала леди Фоун.
- Он, во всяком случае, еще не имеет права руководить моими действиями, - отрезала Лиззи.
Леди Фоун, возможно более обеспокоеная возможным разрывом помолвки, чем  проблемой возврата ожерелья, удалилась. Как только она вышла из комнаты, Лиззи обхватила ребенка и прижала его к  груди.
- Он, во всяком случае, останется со мной, -  патетически воскликнула она.
Люси и все мисс Фоун вечером отправились в  церковь,  Лиззи присоединилась  к ним, когда они пили чай. Перед тем как отправиться спать Лиззи заявила о своем намерении вернуться на Маунт-стрит на следующий день. Против этого леди Фоун конечно не возражала.
На следующее утро произошло событие, которое отвлекло внимание от отъезда Лиззи, который в противном случае не прошел бы столь незамеченным. Почта, со свойственной ей пунктуальностью, доставило письмо Люси, в то время когда все  члены семьи сидели за завтраком. Лиззи, естественно не было. Она выразила намерение позавтракать в своей комнате и попросила, чтоб карета отвезла ее к поезду в  11.30. Августа поднялась к ней, спросить не может  ли она что-нибудь сделать для нее.
- Меня не заботит ничего, кроме моего ребенка, грустно ответила Лиззи.
Поскольку и няня, и горничная были в этот момент в комнате, Августа, конечно, не могла сказать  больше ничего. Это произошло после молитвы, когда внизу пили чай. Когда Августа спустилась вниз, Люси резала хлеб, и в этот момент старый дворецкий положил письмо прямо перед ней. Она узнала почерк, но все же продолжала резать хлеб.
- Люси, дайте мне горбушку, - попросила Нина.
- Такого слова в  словаре нет, - заметила Сессилия.
- Я хочу, чтобы горбушка была на моей  тарелке, а не в словаре, - отрезала Нина.
Люси подала ей горбушку, но рука ее держащая хлеб дрожала, и леди Фоун увидел, что она покраснела. Люси взяла конверт,  сломала печать, и, вытащив лист бумаги посмотрела на леди Фоун Ее будущее было в ее руках, и она смотрела на него. Она не заметила как села, но, еще стоя, она прочитала первые слова, а увидела последние строчки «Дорогая, дорогая Люси…» и «Ваш теперь и навеки,  если вы согласны». Она не могла читать дальше, пока все смотрели на нее. Она медленно села, положив драгоценное письмо обратно в конверт и оглянулась на всех членов семейство Фоун, сознавая, что  она  покраснела до корней волос, как провинившийся ребенок.
- Люси, дорогая, -  сказала леди Фоун, - и Люси сразу повернулась к своему верному другу, - вас что-то взволновало?
- Да, немного, - пробормотала Люси.
 Идите лучше в библиотеку. Вы вернетесь, когда прочитаете письмо.
Люси поспешно встала со своего места, и удалился со своим сокровищем в библиотеку. Но, даже оказавшись там , она не смогла сразу прочитать письмо. Когда дверь  закрылась, она осознав, что наконец осталась одна, посмотрела на конверт, а затем прижала его к груди. Она почти боялась  прочесть  его, а вдруг там будет совсем не то, на что она надеялась, пробежав глазами последние слова. Она подошла к окну и постояла, глядя на дорожку и по-прежнему судорожно сжимая письмо. Леди Фоун сказала ей, чтобы она готовилась страдать - а теперь она испытывала такую невыразимую радость!
«Человек, говорит вам, что он любит вас, и все же не просит вас стать его женой!» Она повторила  слова леди Фоун, - а затем другие слова: «Ваш теперь и навеки,  если вы согласны». Он ее - на самом деле ее!
Она отбросила сразу все злые и ложные мысли, все мысли застенчивой любви. Она бросилась бы ему на  шею, если бы он был здесь, и сказала бы ему, что она всегда боготворила его. И конечно он знал это.
«Если вы согласны! Лицемер!» -  сказала она сама себе, улыбаясь сквозь слезы. Потом она подумала, что все-таки было бы хорошо,  прочитать письмо полностью. Там могли быть особые условия - хотя какие условиях он может поставить, с которыми она бы не могла согласиться? Тем не менее, она села в углу комнаты и стала читать письмо. Пока она читала, она вряд ли все понимала; но она прилагала усилия, чтобы заставить себя понять. Он попросил ее разделить с ним его дом. Он говорил с ней в тот день без заранее обдуманного плана -  это она понимала; и такая речь была искреннее  и нежнее, и произвела на Люси куда большее впечатление, чем любая заранее продуманная речь.
 «И теперь я пишу вам, чтобы просить вас стать моей женой». О, как неправы могут быть некоторые люди в своих суждениях! Как неправа была  леди Фоун в своих оценках Фрэнка Грейстока!
«Я жил последний год или два только этой надеждой, и теперь – дорогая…»
«Так же как и я»  -  сказала Люси. - «Только этой надеждой и никакой другой!».
« И я могу надеяться, что вы любите меня… Притворщик…» - сказала она снова, улыбаясь сквозь слезы, - «да, притворщик, ведь он всегда знал, что  его люблю». «Мое счастье в ваших руках». О, да я сделаю его счастливым!» «Конечно, я скажу леди Фоун этом сразу. Дорогая леди Фоун! А она так плохо о нем думала! Я полагаю, что она позволит ему приехать сюда. Но какое это имеет значение, теперь, когда я знаю, что он любит меня?». «Ваш отныне и навсегда – если Вы согласны. Ф.Г.». «Притворщик, притворщик, притворщик!». Потом она встала и прошлась по комнате, бессознательно прижимая письмо к груди и покрывая его поцелуями.
Она еще прижимала письмо к губам, когда раздался тихий стук  в дверь, и вошла леди Фоун.
 - Ничего страшного не случилось Люси?
Люси не сразу ответила. Она еще стояла неподвижно, со своим сокровищем, улыбаясь, почти смеясь, в то время как слезы текли по ее щекам.
   - Вы не хотите закончить  завтрак, дорогая? - спросила леди Фоун.
- О леди Фоун, леди Фоун, - воскликнула Люси, бросившись ей на грудь.
- Что случилось Люси?  Похоже, наша маленькая умница утратила свое благоразумие.
- О, леди Фоун, он попросил меня!..
- Мистер Грейсток?
- Да, мистер Грейсток. Он попросил меня… Он попросил меня стать его женой. Он любит меня. Я думаю, он лдюбит меня. Я это знаю! Он меня любит!
- Он сделал Вам предложение?
- Да, леди Фоун. Да, сделал. И написал мне об этом. Он замечательный, он благородный! Вот его письмо – прочитайте, только отдайте мне его потом назад леди Фоун.
- Конечно, я его Вам отдам. Вы же не думаете, что я  лишу вас письма вашего возлюбленного?
 - Может быть, вы считаете, что так было бы правильнее…
 - Если это действительно предложение вступить в брак, - очень серьезно сказала леди Фоун.
- Это самое истинное предложение, какое только может быть, - сказала Люси уверенно, протягивая письмо.
Леди Фоун прочитала письмо неторопливо и внимательно и, улыбнувшись, положила его обратно в конверт.
- Никто в мире не мог бы выразиться так искренне и непосредственно? Ведь правда? – воскликнула Люси?
- Да, похоже, никто, -  заметила леди Фоун, - Я во всяком случае никогда в жизни не читала ничего  более непосредственного. Я желаю вам счастья всем сердцем, Люси. Я ничего не могу сказать против него.
- Против него! - воскликнула Люси, подумав, что то было очень слабой похвалой.
 - Я имею в виду, что, когда я возражала против его приездов сюда я боялась, что он не может позволить себе жениться на девушке без состояния.
- Сейчас он может приезжать сюда, леди Фоун?
- Ну, я думаю, да. Я буду рада сказать ему это. Я ведь отвечаю за вас Люси, и я Вас люблю. Я так рада за Вас.
- Я тоже рада, – сказала Люси.
- Но я думаю вам в любом случае следует – и мистер Грейсток в этом со мной согласится - съесть свой завтрак
И  Люси была отправлена в столовую  - пить чай  и есть тосты, в то время как Лидия стояла возле нее.
- Это письмо от него?  - прошептала Лидия.
Люси кивнула головой, прожевывая бутерброд.
То, что мистер Грейсток сделал предложение Люси Моррис, вскоре стало известно всей семье, и эта новость, несколько отвлекла внимание от отъезда Лиззи. Конечно, брачные перспективы лорда Фоуна были для семьи более важны, чем брачные планы гувернантки; но лорд Фоун уже уехал, и было уже известно, что он повздорил с дамой своего сердца прежде чем уехать. В настоящее время в отношении Лиззи  члены семейства Фоун не испытывали никаких чувств, кроме желания избежать родства с ней. Счастье же Люси было таким неожиданным и явным, таким искренним, что привлекало взимание дам Фоун куда больше.
 Не было речи о том, чтобы Нина принялась за свои уроки, а остальные девушки - за свои обычные занятия. Леди Фоун что-то довольно бормотала и давала советы, и заявила, что Люси, естественно будет жить у них до свадьбы.
- Вы, конечно, можете жить у Клары, но я уверена – это вам не подойдет, - раздумчиво сказала леди Фоун, которая к тому же полагала, что свадьба состоится еще не скоро. - Вы знаете, моя дорогая, что он не богат, в смысле для члена Парламента. Я думаю, он имеет неплохой доход, но я слышала, что в последнее время его доходы немного уменьшились, в сравнении с теми, которые он получал, когда только начал свою деятельность. Конечно, вы понимаете, что не следует спешить.
И Люси впервые подумала, что, если Фрэнк хочет отложить свадьбу – скажем на три или четыре года - она может  еще стать для него обузой.
 - Но вы не бойтесь, - продолжала леди Фоун, - Вы никогда не будут нуждаться в крыше над головой. Пока вы поживете у нас.  К тому же мы скоро узнаем, какие мысли по этому поводу есть у мистера Грейстока, и если они неразумны, мы это все хорошенько обдумаем.
Затем пришло сообщение Люси от леди Юстас. Если мисс Моррисон не затруднит, то леди Юстас будет рада видеть ее на минуту в своей комнате, прежде чем она отбудет. Так что Люси пришлось оторваться от мыслей о своем счастье и подняться наверх к леди Юстас.
- Вы слышали, что я уезжаю? - спросила Лиззи.
- Да, - я слышала, что вы хотели уехать утром.
- А вы знаете, почему? Я уверена, что вы не будете обманывать меня, Люси. Такой давний друг, каким являетесь для мены Вы, меня не обманет.
- Почему я должна обманывать вас, Лиззи?
- Почему я так думаю?... наверно потому, что все люди лгут. Мир так фальшив, так жаден, так суетлив! Человек открывает свое сердце и не получает взамен ничего, кроме пыли и пепла… кроме пепла и пыли. О, я  так разочарованна в леди Фоун!
- Вы знаете, что она мой хороший друг,- сказала Люси.
- Пфст! Я знаю, что вы работаете у нее как рабыня за жалкие гроши.
- Она относится ко мне как мать. Гораздо лучше, чем все остальное, -  сердито сказала Люси.
- Она Вас просто приручила. А я не хочу быть ручным зверьком. Это не входит в мои планы. Вы слышали из-за чего мы поссорились с лордом Фоуном?
- Нет.
- Будьте искренней, Люси.
- Почему высчитаете, что я неискренняя? Я говорю вам то, что я знаю. Я слышала, что речь шла о каком-то имущество, и лорд Фоун желает, чтобы вы его передали кому-то. Это все,  что я знаю.
- Да, мой дорогой муж, сэр Флориан, единственынй кто меня любил - кого я боготворила, - который был создан для меня - сделал мне подарок. Лорд Фоун сообщил мне, что он не одобряет, что я храню подарок  моего покойного супруга. Это просто замечательно, особенно учитывая, что он в качестве моего будущего супруга, намерен жить на те деньги, которые сэр Флориан завещал мне. Конечно, я расстроена  такими словами. А вас бы такое не возмутило?
- Я не знаю,- сказала Люси, подумав, что выполнила бы любую просьбу Фрэнка Грейстока.
- Любая женщина, которая имеет душу была бы  возмущена и я естественно возмутилась. Я сказала лорду Фоуну, что я ни в коем случае не расстанусь с даром, который мой любимый муж так щедро одарил меня. Это мое сокровище и не из-за его стоимости, а потому что  мне его подарил муж, которого я любила. Если лорд Фоун ревнует меня даже к ожерелью…
Люси, которая, действительно знала лишь часть этой истории – а именно то, что ей пересказала Лидия, узнавшая это от благоразумной Амелии – и которая имела очень смутное представление о всей интриге  - не могла точно понять, сколько истины и сколько лжи было в том, что сказала ей Лиззи. Они с Лиззи считались подругами. Но она не верила в искренность своей подруги и знала, что та в некоторых вопросах вполне может уклониться от истины. Восклицания, клятвы и высокие чувства Лиззи никогда не имели особо высокой цены в глазах Люси. Но она не могла оценить масштабы этой лжи. Она полагала, что лорд Фоун настаивает, чтобы леди Юстас вернула драгоценности, именно потому, что она получила их как подарок от покойного мужа.
- Что вы думаете о таком поведении? -  спросила, наконец, леди Юстас.
- А если Вы будете просто хранить их, не надевая? – спросила Люси.
-  Я никогда не думала о том, чтобы носить их.
 - Я не разбираюсь в таких вещах,-  сказала Люси, не желая обвинять никого из семейства Фоун.
- Это просто тирания! – воскликнула леди Юстас, - и он упрекает меня, что я не уступаю ему. Нет. Ради любви я отдал бы все, но не из-за страха. А он угрожает мне разрывом помолвки.
- В самом деле?
 - Но я его заставлю. Если он думает, что я смиряюсь с этим, то он ошибается. Он должен знать, что я не позволю играть моими чувствами. Вы поможете  мне, Люси?
- Но что я могу сделать?
- У меня нет никого, кому бы я доверяла больше чем вам, Люси, и кого бы я больше любила. Мы так долго знаем друг друга. И вы можете быть уверены, что я всегда была и буду Вашим другом, так же как и мой кузен Фрэнк. Ведь вы друзья с Фрэнком?
- Да, но… - произнесла Люси в некотором затруднении.
 - Никто не имеет столько влияния на Фрэнка как я. И я сумею им воспользоваться в ваших интересах. Черкните мне завтра письмо,  просто чтобы я знала, как здесь обстоят дела.
-  Но здесь ничего не происходит.
- Будет происходить. Они будут говорить обо мне каждый час. Если ты поможете мне, Люси, в этом маленьком деле, я сделаю тебе самый красивый подарок, который ты когда-либо видел в своей жизни. Я подарю Вам брошь за 100 фунтов, честное слово. Не, ты получишь деньги и купишь ее самостоятельно.
- Я не понимаю…. - пробормотала Люси.
- Сто гиней, чтобы делать то, что тебе нравится!
- Вы говорите только о деньгах! – гневно воскликнула Люси. - Я не думаю, что в мире есть хоть еще одна такая корыстная женщина. Я не удивляюсь теперь поведению  лорда Фоуна. Подслушивать, писать вас об этом – и получать за это деньги!
- Что в этом такого?
- Как вы можете просить меня, о таких вещах? Как вы можете так плохо думать о людях? Я бы раньше отрезал руку за вас Лиззи; теперь я уверена, что Вы просто жадны и непорядочны, если задумали такое! А теперь до свидания.
Сказав это, она вышла из комнаты, не дав своей  дорогой подруге возможности ответить.
Леди Юстас отбыла утром, поездом в 11.30., не столько по необходимости, сколько для того, чтобы не присутствовать на ланче. Прощание было очень холодным и официальным. Конечно,  не было сказано ни слова, о  будущем визите и вообще ни  о каких будущих событиях. Все леди пожали  ей руку и дали тщательные наставления кучеру, чтобы он благополучно доставил леди Юстас на станцию. Люси при этом не присутствовала. Лидия попросила ее спуститься и сказать до свидания; но Люси отказалась.
 - Я попрощалась с леди Юстас, когда говорила с ней наверху, -  сказала Люси.
- Она была любезна? – спросила Лидия.
- Нет, совсем не любезна.
Это было все, что Люси сказала. И на этом закончился визит леди Юстас в Фоун-корт.
Письма из Фоун-корта отправлялись восьмичасовой почтой, и до этого времени Люси было необходимо написать письмо своему жениху. Она тихонько спросила у леди Фоун: «Я могу  написать ему, что он может  приехать сюда?»
- Конечно, моя дорогая. Напишите ему лучше, чтобы он навестил меня. Конечно, когда он приедет, вы тоже увидитесь с ним.
 - Я думаю, он захочет увидеть прежде всего меня, -  сказала Люси про себя,  - и я уверен, что я хочу увидеть его!
Затем она написала свой ответ на письмо Фрэнка. Она посвятила час этому приятному занятию. Но в результате письмо оказалось очень коротким.
«Уважаемый, мистер Грейсток!..
Она долго размышляла над искушением, и покусав ручку десять минут, в течение которых она представляла себе, как приятно было бы назвать его Фрэнк, - это имя из всех других казалось ей наиболее приятным – она решила все же воздержаться от этого… пока… В итоге письмо выглядело так:
«Уважамый, мистер Грейсток!..
Леди Фоун видела ваше письмо ко мне - самое дорогое письмо, которое я когда-либо получала -  она говорит, что вы можете навестить ее. И меня конечно тоже…»
Затем появилась следующая трудность, какие слова использовать ей для того, чтобы обратиться к своему будущему мужу. Но в итоге простота и искренность ее натуры возобладала, и письмо вышло очень простым и коротким.
«Я люблю вас больше всех  в мире,  я стану вашей женой. Это будет  самым большим счастьем моей жизни – заслужить право стать вашей женой.
Ваша любящая, вся ваша
Люси»
Написанное письмо в итоге не удовлетворило ее. Но время близилось к восьми, и письмо должно было быть отправлено.
«Я думаю, он поймет меня» - сказала она себе.
И письмо было отослано.
Глава16. Конечно,  это фамильная ценность
Положение лорда Фоуна было настолько сложным, что, утром в понедельник после возвращения из Фоун-корта, он, вряд ли был способен при всем желании  заниматься делами Индийского департамента. Он решил поступить должным образом,  - но если бы он только он мог понять, что было должно сделать в его нынешнем положении. Не нарушать слово, данное невесте, не быть обвиненным в бесчестном поведении, не отклониться от «верного» курса, не дать козырь в руки своим политическим противникам -  вот как следовало поступить. Но как все это можно было осуществить? Молодая вдова была прелестна и  богата – и, следовательно, женитьба на ней была верным поступком. Этот брак подходил ему во всех отношениях, особенно если будущая леди Фоун будет руководствоваться приличиями и здравым смыслом. Он уверил себя, что он влюблен  и уже в своем воображении видел себя владельцем замка Портри.  Но он отдал бы все это без колебаний - любовь, доход, красоту и замок – только чтобы не уронить себя, женившись женщине, подозреваемой в воровстве.  Он мог бы жениться на ней, и настаивать на возврате ожерелья, но он предвидел всевозможные трудности на этом пути. Леди Юстас была весьма своевольна и уже сообщила  ему, что она не собирается держать драгоценности в его доме – а держать их в своем собственном!
Что он должен был сделать, чтобы ни один человек — ни один самый ярый представитель партии тори, жаждущий унизить лорда-вига — был не в  состоянии бросить ему упрек. Он был помолвлен с леди, и не было никаких уважительных причин, чтобы разорвать эту помолвку. Он верил мистеру Кэмпердауна; но он не мог выступить против своей невесты в суде, поскольку общество, несомненно, обвинило бы его за этот разрыв. Но леди Юстас вполне могла возбудить иск против него за нарушение обещания, и получить поддержку общества, уничтожив его карьеру. И как он должен был поступить в этой ситуации?
При этом кузен леди Юстас Фрэнк Грейсток был самый правоверный тори в Англии. Грейсток был тем человеком, который уже напал на него, лорда Фоуна в палате общин, - причем именно на него -  причем без всякого повода! Лорд Фоун постоянно возвращался мыслями к этому заседанию, и это причиняло ему изрядную боль. Он считал Грейстока врагом, который  не упустил бы любой возможности унизить его, возможно даже совершив физическое насилие. В своей слабости и ничтожности лорд Фоун судил о других людях по себе. Он ни на йоту не сомневался, что назвав его робким Фрэнк Грейсток  намекнул на возможность прямого насилия. От такого человека  можно ожидать всего. Он может просто подойти к нему после заседания, и в дать ему в глаз. И при всем этом лорд Фоун должен был обратиться к Грейстоку, для того чтобы тот повлиял на свою родственницу. Сложное положение!
Лорд Фоун пересилил себя и обратился к мистеру Грейстоу. Тот навестил его в Форин-офисе. Но перед этим Фрэнк встретился со своей кузиной  и посетил офис вместе с ней. В итоге во время этой встречи ничего не было решено. Лорд Фоун только окончательно убедился, что сын декана Бобсборо является его врагом, а  Фрэнк уверился в том, что лорд Фоун  упрямый и самодовольный болван.
Грейсток, конечно, взял сторону своей кузины. Собственно, он пришел к лорду Фоуну именно для этого. В действительности  Фэнк не знал имеет ли Лиззи право на алмазы. Ложь, которую она изначально сочинила  с помощью мистера Бенджамина, и которую она с тех преподнесла в разных версиях разным людям - леди Линлитго, мистеру Кэмпердауну, Люси, лорду Фоуну - она теперь повторила с некоторым преувеличением своему кузену. Сэр Флориан  дал ей эту безделушку, сказав ей, что она очень ценная, и что она должна рассматривать ее как собственность особого рода.
- Если бы это была фамильная ценность, он никогда не поступил бы так, -  сказал Фрэнк со всей уверенностью практикующего адвоката.
- Он подарил ожерелье мне, - сказала Лиззи своим самым трогательным голосом.
- Но это нонсенс, дорогая Лиззи, фамильные реликвии так не дарят.
В ответ она улыбнулась ему, и погладила его по тыльной стороне руки. Она была очень мила с ним и демонстративно подчеркивала его мнимое превосходство.
- Если это фамильная реликвия, он не мог подарить ее вам. Он мог подарить вам только то, что принадлежало лично ему.
- Оно точно принадлежало ему.
- Возможно, были какие-то сопутствующие обстоятельства. Если бриллианты – это часть фамильных ценностей - и есть доказательства, что это так – вы должны вернуть их. Сэр Флориан мог отдать только то, что было его личной собственностью.
- Но лорд Фоун не имел никакого права диктовать мне, что делать с этими алмазами.
- Определенно, нет, - сказал Фрэнк, -  и дал весьма опрометчивое обещание поддержать кузину в этом деле.
 - Я не понимаю, почему вы предполагаете, что леди Юстас может держать у себя ценности, которые не принадлежат ей, -  сказал он лорду Фоуну при встрече.
- Я основываюсь на том, что мне сказал мистер Кэмпердаун, -  высокомерно ответил лорд Фоун.
- Мистер Кэмпердаун  -  очень хороший адвокат, и весьма уважаемый человек, - заметил Фрэнк, - Я ничего не могу сказать против мистера Кэмпердауна. Но слова мистера Кэмпердаун не являются истиной в последней инстанции, и в этом деле мы не можем опираться только на его мнение.
- Конечно, мистер Грейсток, вы бы не хотели довести это дело до суда присяжных?
-  Вы не понимаете меня, лорд Фоун. Если какие-либо претензии по поводу этих драгоценностей будут предъявлены Джоном Юстасом от имени наследника или он подаст иск в защиту имущества семьи, то заявление конечно будет составлено юристом. Этот юрист проверит  все обстоятельства дела и  обсудит их с моей  кузиной  леди Юстас.  Меня интересует другой вопрос. В настоящее время как, я понимаю, что вы помолвлена с моей кузиной.
 - Я был помолвлен с ней, конечно, - сказал лорд Фоун.
- Вы ведь не хотите сказать, милорд что вы нарушите свои обязательства из-за того, что моя кузина выразила желание сохранить за собой имущество, которое она полагает своим собственным! - это было сказано таким тоном, что лорд Фоун уверился, более чем когда-либо, что Грейсток являлся его смертельным врагом. Лорд Фоун не был трусом и он знал достаточно, чтобы быть уверенным, что Грейсток не станет искать с ним встречи наедине. Но морально, лорд Фоун был трусом и он всеьез боялся Фрэнка.
- Вы не хотели сказать этого, - продолжал Фрэнк, -  и вы, вероятно, позволите мне заверить мою кузину, что она неправильно поняла вас в этом вопросе.
- Я поговорю с мистером Кэмпердауном, прежде чем что-либо заявлять.
- Я не могу поверить, лорд Фоун, что джентльмен должен советоваться с адвокатом, чтобы тот посоветовал ему, как обращаться со своей невестой.
Они стояли напротив друг друга, и выражение лица лорда Фоуна  выражало недовольство, беспокойство и сомнения. Он ничего не сказал, видимо не подозревая о том, что говорил весь его вид.
- Моя кузина леди Юстас, - продолжил Фрэнк, не может постоянно находится в таком напряжении. Я заявляю от ее имени, что ее права собственности на драгоценности могут быть рассмотрены только сведущими специалистами. Конечно, будучи ее родственником, а, следовательно,лицом пристрастным, я  не могу принимать в этом участии.  Но будучи ее родственником, я могу потребовать от вас обещания, что ваша помолвка  ни в коем случае не будет зависеть от судьбы этого колье. Она дала вам  согласие стать вашей женой, и я должен убедиться, что  все будет сделано добросовестно, честно и справедливо.
 Фрэнк облек свои требования в весьма элегантную форму. В  результате лорд Фоун выглядел как побитая собака.
- Конечно, сказал его светлость, - все чего я хочу, чтобы все было сделано по закону.
- Все так и будет сделано. Моя кузина вовсе не хочет, иметь что-либо, что не является ее собственностью. Итак, я могу сказать ей, что она может быть уверена, что Вы не нарушите свое слово.
После этого лорд Фоун попытался поставить условие, что   он женится  только если что проблема алмазов будет решена юридическим путем, но Фрэнк  не пошел на это  и заместитель секретаря был вынужден дать требуемое обещание. Помолвка была сохранена. Адвокаты были задействованы. До этого влюбленные не должны были видеться. И когда дело будет решено юристами, лорд Фоун несомненно  выразит сожаление, что он подозревал свою возлюбленную! Такое решение проблемы предложил Фрэнк Грейсток. Лорд Фоун, больше всего возражал  против  последнего пункта, но не решился об этом сказать.
Примерно через неделю после этого произошла встреча  в конторе мистера Кэмпердауна. Грейсток, как представитель своей кузины, присутствовал, чтобы услышать, что мистер Кэмпердаун скажет лорду Фоуну и  Джону Юстасу. До этого Фрэнк, успел посетить  Ричмонд, и поговорить с леди Фоун в качестве официального жениха Люси Моррис. Как человек, который выполнял свой долг а в отношении  своей невесты, он был встречен ее светлостью любезно, но имя Лиззи было невозможно совсем не упоминать, а Фрэнк выступал также как защитник своей кузины.Возникла некоторая двусмысенная ситуация. Леди Фоун настроила себя против Лиззи, и желала, чтобы помолвка была расторгнута независимо от того, кому достанутся бриллианты. Она не сказал это гостью прямо, но дала явно понять. Фрэнк вел себя учтиво и холодно,но при этом дал понять (неизвестно насколько искренне), , брак между леди Юстас и лордом Фоуном конечно состоится. Леди Фоун была вежливой особой, но она не могла сдержать свои чувства, и хотя она не посмела сказать, что ее сын не будет иметь ничего общего с Лиззи Юстас, она показала очень ясно, свое отношение к ней. В результате леди Фоун и Фрэнк Грейсток не расстались добрыми друзьями, и конечно бедная Люси поняла это.
Перед совместной встречей мистер Кэмпердаун  тщательно изучил свои записи. Это, несомненно, был тот случай, когда проблема усложняется  от осознания всеми сторонами ее значимости, хотя изначально все было   ясно как день.
 Алмазы были приобретены, вместе с другими драгоценностями, дедом сэра Флориана, по случаю его брака с дочерью некоего герцога, в связи с чем старые семейные драгоценности, которые, до этого являлись  семейными реликвиями, были проданы или  обменена и вырученная за них сумма стала частью ценности новых  бриллиантов. Этот самый дедушка написал в своем завещании, что  драгоценности должны быть расценены как семейная реликвия и в качестве таковой, оставил их его старшему сыну, а затем сыну старшего сына, буде такой ребенок родится. Драгоценности перешли к старшему сыну, но не к сыну этого сына.  Этот самый сын, то есть внук старого сэра Флориана родился, но  умер раньше своего отца. Младший сын  старого сэра Флориана, приобретшего бриллианты, сэр Томас, был отцом того сэра Флориана, который женился на Лиззи Юстас. Следовательно, муж Лиззи был четвертым представителем рода после старого сэра Флориана, который приобрел бриллианты и придал им статус фамильных драгоценностей. Два промежуточных баронета не оставили никаких письменных распоряжений по этому поводу.  Отец сэра Флориана умер без завещания. Были и другие драгоценности, в большем количестве, но менее ценные чем алмазы, хранившиеся у мистера Гарнетта, судьба которых еще не обсуждалась. Покойный сэр Флориан, согласно  его воле, оставил все имущество в доме в Потрри своей вдове, но все остальное было завещано наследнику. Это было то, что мистер Кэмпердаун установил точно, и записал, чтобы не возникло путаницы. Однако он  не был уверен, что в деле не возникнет дополнительных сложностей.
В фирме Гарнетт могли уверенно сказать, что ожерелье вместе с другими драгоценными камнями хранилось у них с момента смерти покойной леди Юстас, вплоть до вступления в брак покойного сэра Флориана, ее сына. Юристы фирмы  Гарнетт утверждали, что дата, когда драгоценности были отданы сэру Флориану – это  24 сентября, то есть на следующий день после возвращения сэра Флориана из Шотландии с его невестой.  Именно такая запись имелась в их книгах. Первое утверждение Лиззи совпадало с этим. Но потом она утверждала, что ожерелье было подарено ей в Шотландии. Когда мистер Кэмпердаун самолично проверил запись в книгах фирмы Гарнетт он обнаружил, что чернила расплылись и разобрать  проставлено ли там 4 или 24 сентября невозможно. А 4 сентября был день, предшествующий браку сэра Флориана. Джон Юстас подтверждал, что его мать носила это ожерелье в  Шотландии. Епископ подтверждал, что он часто видел  его на шее своей золовки), когда она появлялась на приемах. Мистер Кэмпердаун в свою очередь полагают, что он существовало две истории Лиззи - одна, рассказанная всем,  о том что  алмазы были подарены ей в Лондоне, и вторая, придуманная для   себя, что они были подарены ей в Портри. Сам мистер Кэмпердаун полагал, что Лиззи и Флориан никогда не были в Шотландии после смерти бывшей леди Юстас. Что не подлежало сомнению, так это распоряжения  старого сэра Флориана, хотя обстоятельства и изменились. Глава фирмы Гарнетт заявил, что он клянется честью, что  он ожерелье было отдано сэру Флориану 24 сеньября.
Вернемся к совещанию в конторе мистера Кэмпердауна.
- Вы же не полагаете, что леди Юстас желает присвоить то, что ей не принадлежит, - повторил еще раз  Фрэнк Грейсток свой главный довод.
- Конечно, конечно, - успокоительно заявил Джон Юстас.
- Никто этого и не утверждает, – заметил мистер  Кэмпердаун.
Лорд Фоун, который был не в своей тарелке, и не знал, что ему выгодней - поддерживать Лиззи или выступать против нее – не сказал ничего.
- Но, - продолжил мистер Кэмпердаун,   - существует не вызывающие  сомнения факты. Алмазы являются частью набора ценнейших украшений, которые находились в собственности семьи сэра Флориана Юстаса с 1799 года. Акт был составлен его дедом, и мы можем с ним ознакомиться. Я не знаю, какие еще нужны доказательства. Вы хотите взглянуть на документ мистер Грейсток?
Фрэнк предположил, что, возможно, было бы лучше, проконсультироваться с независимым юристом, и он поэтому предпочитает не знакомиться с документом, не будучи таковым. Все, что он мог бы сказать, глядя сейчас на этот документ, могли иметь никакого веса.
- Но зачем какие-то консультации – вопросил  мистер  Кэмпердаун,  - когда дело и так ясно?
- Мой дорогой сэр, - ответил Фрэнк,  - моя кузина, леди Юстас, совершенно  уверена, что ее покойный муж подарил  ей эти бриллианты как принадлежащие лично ему, и что он не сделал бы этого, если бы не имел на это права.
Поскольку мистер Кэмпердаун был совершенно уверен, что Лиззи лгала по поводу этого, он не нашелся что ответить.
- Ваш опыт, наверняка говорит вам, - продолжил Фрэнк, что есть значительные трудности в решении вопроса об этих Фамильных ценностях.
- Я никогда не слышал о таких трудностях, - резко возразил мистер Кэмпердаун.
- Люди обычно понимают все так однозначно, - неопределенно заметил лорд Фоун.
- Покойный сэр Флориэн, кажется,  не судил однозначно  - ехидно втавил Фрэнк.
- Я полагаю лучше передать их для хранения незаинтересованному лицу человек или фирме, пока этот вопрос решается -  предложил мистер Кэмпердаун, – там он будут  в безопасности.
- Я полагаю, что алмазы находятся в полной  безопасности и в доме моей кузины, - сказал Фрэнк.
И это было все, что происходило на этом совещании. Как мистер Кэмпердаун сказал Джону Юстас, Лиззи, во всяком случае, продемонстрировала свои намерения достаточно явно и ловко повесила на них всех собак.
 - Я только надеюсь, что лорд Фоун не будет достаточно глуп, чтобы жениться на ней, - завершил сою мысль мистер Кэмпердаун.
Сам лорд Фоун считал точно так же, но как он тогда мог избежать обвинений в неверности  и противостоять напору Фрэнка Грейстока?

Глава 17.  Бриллианты выходят в свет

Не стоит думать, что пока заинтересованные стороны обсуждали проблему бриллиантов ледии Юстас вела жизнью затворницы. Лондонский сезон был в разгаре, а Лиззи, никогда не была склонна к затворничеству. Во время первого года своего вдовства она строго соблюдала траур и жила либо в Бобсборо, либо - в Портри. В этот год родился ее ребенок, а Лиззи добросовестно демонстрировала траурные наряды  женам  деканов  и епископским дочерями. Два года затворничества – срок для молодой женщины вполне приличный. Правда, два года не вполне истекли, когда Лиззи вновь начала блистать на Маунт-стрит отнюдь не в траурных нарядах. Но где это видано, чтобы общество осуждало за это молодую богатую вдову? Ведь все понимают, что женщина  двадцати двух вряд ли может позволить себе потерять целых два года своей жизни. Так что в этом вопросе Лиззи отнюдь не заслуживала упрека. Но при этом она его не избежала. Свет назвал леди Юстас кокеткой, и  его завсегдатаи открыто обсуждали удивительную щедрость сэра Флориана, хотя  при этом доля вдовы была сильно преувеличена. И конечно все говорили, что она скоро снова выйдет замуж.
Человеческие оценки – это нечто  удивительное. Все вдруг решают, что некий юноша по уши в долгах, так что даже не может выйти из дома, опасаясь  судебных приставов; или, что некую несчастную женщину тиранит муж; или, что чей-то старший сын транжирит отцовское наследство. На самом деле этот молодой человек не должен никому ни шиллинга, женщина никогда не слышала и одного грубого слова от своего господина, а старшему сыну никогда не удавалось получить даже шиллинга в счет отцовского наследства. Но молва живет по своим правилам. Одним из мифов этого сезона был миф о размере вдовьей части наследства леди Юстас. Говорили, что все земельные владения в  Эйршире  были переданы ей в полную собственность, при этом стоимость этих владений была преувеличенна в два раза. Говорили, что пока сэр Флориан был жив, он был необыкновенно щедр по отношению к своей жене-бесприданнице. Говорили еще много чего. Без сомнения сама Лиззи многое сделала для подтверждения этих слухов. Мистер Кэмпердаун изо всех сил отрицал эти слухи. Джон Юстас также отрицал их при всяком удобном случае. Епископ в его спокойной манере также отрицал это. Леди Линлингто также отрицала это.
Но эта мнение зародилось и было подхвачено общественным мнением, и едва ли  в Лондоне был человек, который не знал, что леди Юстас имела восемь или девять тысяч дохода в год и собственность в Шотландии. Конечно, такая богатая, такая красивая, такая умная и такая молодая женщина должна была вскоре выйти замуж и сделать это с выгодой для себя. Несомненно, к этому добавилось ощущение, что «Лиззи», точно сумеет все повернуть к своей выгоде. В этом были уверены даже те, кто никогда ее не знал и даже никогда не видел.
- Я не знаю, в чем тут секрет, -  заметил некий капитан Будл, который в последнее время, вновь появился среди своих боевых друзей в клубе, -  но она всегда умет представить черное белым.
- У нее дьявольский темперамент, без сомнения – согласился лейтенант Григгс.
- Еще та штучка, я должен сказать,  - заметил капитан Будл.
Именно так Лиззи обсуждали в клубах, но при этом ее приглашали на обеды и балы и давали обеды в честь нее. Она была в моде. Все говорили, что, конечно, она выйдет замуж снова, и всем было известно, что она помолвлена с лордом Фоуном.
- Бедный лорд Фоун! - сказала леди Гленкора Паллизер  своей близкой подруге мадам Макс Гослер. – Вы помните, как сильно он был влюблена в Виолетту Эфингем два года назад?
- Два года  - большой срок, леди Гленкора, и Виолетта Эффингэм уже давно замужем.
- Но разве это партия для него? Виолетта прекрасно подходила ему, и в свое время я была уврена, что она выйдет за него замуж.
- Я думаю, она была предназначена другому, - философски заметила мадам Гослер, которая имела свое собственное мнение о своем вдовстве, и которая полагала, что ему уже пора закончится. Не то, чтобы она когда-нибудь думала, что лорд Фоун может стать ее вторым мужем. Но …
- Бедный лорд Фоун! - продолжила леди Гленкора  - он наверное, страшно нуждаться в деньгах.
- Но, конечно, леди Юстас очень красива.
- Да, она очень красивая, даже более того она довольно мила… И она умна, - очень умна. И она очень богата.  Но…
- Что, но?.. леди Гленкора?
- Кто когда-либо объясняет «но»? Вы слишком умны  мадам Гослер, чтобы хотеть каких-либо объяснений. И я не могу объяснить. Я могу только сказать, я, конечно,  прошу прощения у бедного лорда Фоуна, - он истинный джентльмен – но вода и огонь вещи несовместные.
-  Да, на самом деле. И все же мне чрезвычайно  нравится лорд Фоун, - сказала мадам Гослер,  - и я думаю, ему пора женится. Он все время сидит в Форин- офисе или в Палате лордов.
- Человек может проводить на службе гораздо больше времени, чем лорд Фоун, - сказала леди Гленкора смеясь, - и все же думать о своей жене, моя дорогая.
Следует сказать, что из всех деловых людей ни один не приводил больше времени в своем офисе, чем  муж леди Гленкор, мистер Паллизер, который уже  в течение двух лет занимал пост канцлера казначейства.
Этот разговор происходил в маленькой гостиной мадам Гослер на Парк Лэйн; но, через три дня после этого, те же две дамы снова встретились уже в доме леди Чилтерн на площади Портман, той самой леди Чилтерн, которая когда-то была Виолеттой Эфингем.
-Я думаю, что эта самая выгодная партия для него, - сказала леди Чилтерн мадам Гослер.
-Но вы слышали о бриллиантах? – спросила леди Гленкора.
- О каких бриллиантах?  - в унисон спросили дамы.
Ни одна из них не слышала о бриллиантах, и леди Гленкора смогла беспрепятственно рассказать всю историю, о том, как леди Юстас нашла все фамильные драгоценности, принадлежащие семейству Юстас в особом тайнике в Портри, присвоила их и перевезла  в собственный дом.  Джон Юстас и епископ подали против нее иск от имени наследника! Эти бриллианты самая дорогая фамильная драгоценность в  Англии, и они оценены  в двадцать четыре тысячи фунтов! Лорд Фоун разорвал помолвку, когда узнал об этом. Леди Юстас в свою очередь  объявила о своем намерении подать иск против лорда Фоуна! А алмазы она спрятала  и никто не знает где!
Это был не вполне точный пересказ событий и к тому же он не отражал драматизм, но не всю запутанность нынешней ситуации. Факты были переданы не совсем точно, а вернее совсем не точно; но сам рассказ леди Гленкор доказал, что история стала достоянием общественности.
- Вы  хотите сказать, что Лорд Фоун отказался жениться?  - недоверчиво переспросила мадам Гослер.
 - Полагаю, да, - твердо заявила леди Гленкор.
- Бедный лорд Фоун! - воскликнула леди Чилтерн -  Кажется, он действительно это сделает.
- Я не думаю, что у него хватит мужества, - сказала мадам Гослер.
- И к тому же, доходы леди Юстас так велики, - заметила леди Чилтерн, а бедный лорд Фоун так нуждается в деньгах.
- Но это очень неприятно, - простодушно сказала леди Гленкора, - думать, что ваша  будущая жена имеет самые знаменитые алмазы Англии, а затем обнаружить, что она просто присвоила их. В конце концов если человек  женится на деньгах, он должен их получить. Иначе засеем ему это? Интересно, а зачем он ей? С ее красотой и богатством она могла бы выбрать и что-нибудь получше.
- Я не хочу слушать,как вы обижаете лорда Фоуна,- воскликнула Чилтерн.
- Кого получше – возмутилась в свою очередь мадам Гослер! - Как она могла сделать лучший выбор? Он равен ей, ее сын равен ему. Я не думаю, что она могла бы сделать лучший выбор.
Надо сказать, что у всех дам был особый интерес к данной теме. Леди Гленкор в свое время собиралась выйти замуж за человека, который хотел жениться на ней ради денег. Леди Чилтерн в свое время отказалась стать леди Фоун. Мадам Гослер в свое время отказалась выйти замуж за английского пэра.
- Она будет у Вас в пятницу леди Гленкор? - спросила наконец мадам Гослер.
- Она сказала, что придет, лорд Фоун тоже будет;  то есть лорд Фоун обедает  у нас. Если она не захочет с ним встречаться, она найдет способ отклонить приглашение.
 - Только не она, - заметила леди Чилтерн. – Именно поэтому она и придет. Она не из тех женщин, сто поднимают белый флаг.
- Если он пытается расторгнуть помолвку, она поступает совершенно правильно, - сказала мадам Гослер.
- И тогда алмазы это доказательство ее правоты, и она их оденет, - подытожила леди Чилтерн.
Именно таким образом этот вопрос обсуждался среди городских дам.
«Женится ли лорд Фоун?». Именно этот вопрос задал мистеру Леджу Уилсону Баррингтон Эрл. Мистер Ледж Уилсон был секретарем департамента Индии, а Баррингтон Эрл был членом правительства.
- Честное слово,  не знаю,  - ответил мистер Уилсон. – он постоянно сидит в  офисе; вот все, что я знаю о Фоуне. Он не говорил  мне о своем браке, и поэтому я не говорил с ним об этом.
- Он не делал официального объявления?
- Никаких бумаг  я не видел, - осторожно ответил мистер Уилсон.
- Когда эти бумаги появятся, это будут очень неудобные документы, насколько я слышал, -  сказал Баррингтон Эрл. Без сомнения они были помолвлены, и я полагаю, что нет сомнений, что он отказался и отказался без объяснения причин.
- Я полагаю, что дело не только в деньгах, - предположил мистер Уилсон. - Там какая-то странная история  с бриллиантами. Никто не знает, кому они принадлежат,  говорят, что Фоун обвинил ее в краже. Он хотел забрать их, а она не отдала. Я считаю, что адвокаты должны быть осторожны. Я боюсь за Фоуна. Это повредит его репутации.
- Вы полагаете, все совсем плохо? - спросил мистер Баррингтон.
 - Он самый  осторожный человек в Лондоне. Если там нет ничего плохого…
- Там все очень плохо, - перебил Баррингтон Эрл. - Вы увидите, что общество будет на ее стороне. Она ухитрится свалить всю  вину на него. Она достаточно умна для этого! Кто должен стать новым епископом?
 - Я еще не слышал, что Грешем сказал по этому поводу, Джонс, я полагаю, -  сказал мистер Уилсон.
- Кто такой Джонс?
- Священник, вроде достаточно безобидный. Больше я о нем ничего не знаю.
Из этого разговора следовало, что мистер  Уилсон имел свое собственное мнение о церковных делах, а также, что весьма высокопоставленные люди обсуждали дела «бедной Лиззи».
Леди Юстас разумеется отправилась на вечер к леди Гленкор, несмотря на мистера Кэмпердауна и все ее трудности. Леди Чилтерн была совершенно правы, говоря, что Лиззи не та женщина, которая выкинет белый флаг. Она поехала на вечер, зная, что  встретит там лорда Фоуна и надела свои бриллианты. Она надела их первый раз, с тех пор как  сэр Флориан подарил их ей, и от нее потребовалось определенное мужество, чтобы появиться с этим  скандально известным украшением. Прошло две недели с тех пор как она рассталась с лордом Фоуном в Фоун-корте; и хотя предполагалось, что они по-прежнему помолвлены, и оба они жили в Лондоне, она с тех пор не видела его. Фрэнк Грейсток передал ей, что лорд Фоун полагает, что им не стоит встречаться пока сущность вопроса не будет прояснена. Она выслушала это сообщение со смесью   презрения и благодарности, - презрения по отношению к человеку, который обещал жениться на ней, и  благодарности к кузену, который помог ей.
- Конечно, я не хочу видеть его, пока он решает, что ему делать  - сказала она, - но я не буду специально избегать его? Пусть он если хочет держится в стороне. Вы ведь не хотите, чтобы я специально избегала его, Фрэнк?
Когда Лиззи получила приглашение к леди Гленкорн вскоре после этого, она осторожно ответила таким образом, чтобы произвести впечатление на леди Гленкор и вынудить ее пригласить ее. Она написала, что лорд Фоун, вероятно, будет там же и возможно ей лучше не встречаться с ним? Разуется она и не думала отклонить приглашение.
В оставшиеся до вечера десять дней она обдумывала – надеть ли бриллианты. Мужества ей было не занимать, но и невежества тоже! Она не знала, каковы права мистера Кэмпердауна, возможно он сорвет ожерелье с ее шеи прямо на лестнице дома  леди Гленкор. В итоге она решила, что будет лучше, если никто, в том числе мистер  Кэмпердаун не будет знать о ее намерениях. Она не сказала об этом никому, даже мисс Макналти; но она предстала перед этой дамой, во всей своей красе, и в ожерелье, перед тем как сесть в карету.
- Вы надели ожерелье! – воскликнула мисс Макналти.
- Почему я не могу надеть собственное ожерелье? - спросила Лиззи с притворным гневом.
Гостиная леди Гленкор была полна, когда Лиззи вошла в нее, но джентльмены еще не присоединились к дамам, и она быстро поднялась по лестнице в комнату приготовленную для нее. Впрочем, алмазы были замечены  многими;  не потому что именно эти бриллианты были особенно известны, или потому что гости узнали ожерелье; но предмет этот так активно обсуждался, что блеск камней сразу привлек внимание мужчин и женщин.
- Вот она несет на своей шее двадцать тысяч фунтов бедного Юстас, - сказал Лоуренс Фицгиббон своему другу Баррингтону Эрлу.
- И лорд Фоун будет ухаживать за ними, - ответил тот.
 Лорд Фоун, во всяком случае, полагал, что он должен ухаживать за своей невестой. Леди Гленкор шепнул ему на ухо, прежде чем гости спустились к обеду, что леди Юстас будет вечером, чтобы лорд Фоун мог решить  ретироваться ему или остаться. Если бы он мог удалиться будучи уверен, что об этом никто не узнает, он вероятно так бы и сделал; но он знал, что за ним наблюдают; он знал, что люди говорят о нем; и он не хотел, чтобы о нем  сказали, что он сбежал.  Поэтому он спустился в гостиную, подошел к леди  Юстас и поздоровался с ней. Множество глаз были устремлены на них, но ни одно ухо, не слышало как бессодержательны были их речи. Леди Юстас держалась прекрасно. Она улыбнулась и протянула ему руку, не пытаясь впрочем пожать его руку, она говорила тихо, не сводила с него глаз, но взгляд ее не выражал ничего кроме безразличия.
Он спросил ее, будет ли она танцевать. Да, она станет с ним на кадрили - и они станцевали кадриль. Поскольку ни с кем другим леди Юстас не танцевала, этим она продемонстрировал всем, что она относится к лорду Фоуну как к своему жениху. Как только танец закончился, Лиззи взяла своего жениха под руку и в течении нескольких минут прохаживалась с ним по зале. Она  прекрасно осознавала, что на ее шее блестят алмазы. Лорд Фоун также прекрасно видел бриллианты и дал ей это понять. Он не видел этого ожерелья раньше, но прекрасно узнал яблоко раздора.  Бриллианты были прекрасны, и как казалось ему, затмили все другие украшения в зале. И леди Юстас воистину была женщиной, которая достойна носила такие бриллианты. Она была создана, для того чтобы блистать, блистать красотой, туалетами, драгоценностями. Вряд ли конечно этот показной блеск соответствовал сокровищам ее души.  Но сокровищ души ведь никто не видит, зато все прекрасно видят блеск бриллиантов. Поэтому мы не можем упрекнуть гостей леди Гленкор, за то что они обступили леди Юстас, чтобы полюбоваться ожерельем. Естественно, они воспользовались этой возможностью и лорд Фоун и леди Юстас почувствовали на себе напряженные взгляды. Все глаза были обращены на алмазы, и то там то тут слышались шепотки. Лиззи переносила это прекрасно; но лорду Фоуну было неловко.
- Мне нравится ее манера носить их,- заметила леди Гленкор леди Чилтерн.
- Да, - если они принадлежат ей. Я впрочем, не претендую, на то, что я знаю суть проблемы. Но кажется, они не расторгли помолвку.
- Я полагаю, нет. Вы знаете, что я сделала? Он обедал у меня, вы знаете, и, прежде, чем спустился вниз, я сказала ему, что она приедет. Я полагаю, что это только справедливо.
- И что  он ответил?
- Я позаботился о том, чтобы ему не было нужды отвечать; но, честно говоря, я не ожидала, что он останется.
- Возможно, они вообще не ссорились, - предположила леди Чилтерн.
Я не уверена, что это так, – возразила леди Гленкор. – Они не выглядят особо влюбленными.
Таково было мнение дам.  Что касается леди Юстас, то она извлекла се возможное из этого визита. Она продемонстрировала всем свои бриллианты и своего жениха. Леди Юстас использовала все средства, имеющиеся в ее распоряжении. Вскоре после завершения кадрили она попросила лорда Фоуна вызывать ее карету.
Конечно, он сделал это, и, конечно, он посадил ее в карету, продемонстрировав свою заботу и несколько раз продефилировав по лестнице, вызывая карету и провожая в нее свою невесту. И, конечно, все общество оценило это. До этого момента между ними не было произнесено ни одного слова, которые не могли бы быть сказаны между обычными знакомыми, но когда Лиззи села в карету, она наклонилась к нему и прошептала:
- Приходите ко мне в ближайшее время.
- Я буду, - пообещал лорд Фоун.
- Да, я вас жду. Все это беспокоит меня, возможно даже больше, чем вы думаете.
- Я буду, - заверил ее лорд Фоун, и вернулся в  гостиную леди Гленкор, чувствуя себя очень неловко. Лиззи вернулся домой и заперла бриллианты в сейф.

Глава XVIII «У меня нет ничего, что я могу отдать»

Наступил уже конец июня, а Фрэнк Грейсток побывал в Фоун-корте только один раз  с тех пор, как он написал Люси Моррис  и попросил ее стать его женой. А ведь прошло уже три недели, с тех пор как Фрэнку было разрешено посещать Фоун-корт. Мисс Фоун удивлялись такой холодности Фрэнка. Но Люси не огорчалась и не раздражалась. Она понимала причины этого. Во время свою последней прогулки он дал ей понять, что существуют определенные разногласия между ним и леди Фоун в отношении Лиззи Юстас.
- Я ее единственный близкий родственник в  Лондоне, - сказал Фрэнк.
- А леди Линлингто? – спросила Люси.
- Они в ссоре, и к тому же  у леди Линлингто ужасный характер. Поэтому, у леди Юстас нет никого кто может встать на ее сторону, и я должен защитить ее интересы.  К тому же все женщины не жалуют друг друга. И леди Фоун не исключение, она терпеть не может свою будущую невестку.
Поэтому Люси не имела ничего против того, чтобы Фрэнк помогал своей кузине. Она не испытывала никакой ревности. При этом она считала, что Лиззи недостойна забот Фрэнка, но учитывая ситуация, не стала говорить этого. Она не сказала ему ничего о взятке, предложенной ей леди Юстас, не сказала она об этом и никому из  семейства Фоун. Она понимала также, что, если Фрэнк решил поддержать Лиззи против лорда Фоуна, то будут только лучше, если он будет видеться с леди Фоун как можно реже. При этом леди Фоун не сказала Люси ни одного дурного слова по поводу поведения ее жениха. В Фоун-корте теперь ясно осознавали,  что Лиззи Юстас должна была рассматриваться в качестве врага. Было очевидно, что лорд Фоун хочет разорвать помолвку или, по крайней мере, надеется на это. Для этого должны были быть использованы все меры,  и военные действия должны быть начаты, чтобы не допустить этого  союза. Миссис Хиттвэй проделала громадную работу, и почти докопалась до всей правды в отношении сделки с мистером Бенджамином.
Возможно, миссис Хиттвэй узнала даже больше чем истинные грехи бедной Лиззи. В любом случае то, что она сумела узнать, она использовала со всеми ее мастерством, сообщив се фаты, и то, что она считала таковыми своей матери, мистеру Кэмпердауну и своему  брату. Ее брат почти поссорился с ней, но она все равно продолжала сообщаться ему свои факты. В такое время  визиты Фрэнка Грейстока в Фоун-корт были явно неуместны.
В свое время, как помнит читатель, Фрэнк собирался  просить Лиззи стать его женой, потому что она была богата; но даже тогда он не слишком хорошо думал о ней, сомневаясь в ее честности, и радовался, когда  обнаружил, что обстоятельства, а не его собственное здравомыслие  спасли его от ее чар. Он честно признался себе, что был рад, когда предложение лорда Фоуна  было принято,  и был счастлив осознавать, что его опасная кузина получит такого безопасного во всех отношениях мужа; и, когда он впервые услышал об ожерелье, он высказал мнение, что, его следует вернуть семейству Фоун. При этом он не выказывал ни особой любви, ни особой  дружбы по отношению к своей близкой родственнице,  ничего, чтобы заставить тех, кто знал его, предположить, что он бросится грудью на амбразуру ради нее. Но позднее, во время его сватовства к Люси, - он встал на ее защиту и действительно встал грудью. Он  не постеснялся  сказать, что одобряет этот брак и вслух выразил свое удивление сомнениями мистера Кэмпердауна по поводу законности владения ожерельем.
- При этом он не может не знать, что она имеет на это ожерелье столько же прав, как и я, - сказал по этому поводу с возмущением мистер Кэмпердаун своему сыну.
Но все-таки мистер Кэмпердаун чувствовал себя неуютно и не совсем понимал, как ему следует  действовать в этом вопросе.
Тем временем Фрэнк внял лучшим чувствам и попросил Люси Моррис стать его женой. Он посетил Фоун-корт в соответствии с обещанием Лиззи Юстас, что он навестит ее там. И он написал Люси известное письмо, после того что случилось во время их  прогулки. Все произошло как бы сам о собой, но он ни о чем не жалел. Он действительно любил эту девушку всем сердцем. Он действительно никогда не любил другую женщину. Он всегда осознавал, говорил  - что если он не женится на Люси Моррис, он не женится вообще. Когда его мать, зная, что бедная Люси не имеет ломаного гроша, как любящая мать попросила  его остерегаться, он честно сказал ей о своей любви, объясняя, что в его глазах нет и не было ни одной женщины равной Люси Моррис. Читатель видел его почти попросившего руки его кузины, Лиззи Юстас, знает, как он постудил, отдав свое сердце  Люси, - знает также, что сердце Люси  принадлежало ему! В этом сватовстве, несомненно,  проявились лучшие черты его характера.
Существуют люди цельные, они играют одну роль – праведника или злодея. Их поведение можно предсказать абсолютно точно. Такие люди просты, предсказуемы и именно поэтому обычно  безопасны. Они всегда выбирают определенную линию поведения в соответствие со своими инстинктами или принципами, и поступают завтра, также как они поступали сегодня и  вчера. И леди  Юстас, и Люси Моррис были такими людьми. Это были прямо противоположные, но при этом цельные характеры и какие-либо сомнения по поводу  их поведения могли возникнуть лишь у того, кто совершенно не знал этих женщин. Но существуют другие люди, и их большинство, о которых нельзя сказать определенно – плохи они или хороши. Их границы морали весьма подвижны. Они могут то стремиться в объятия Сатаны, то воспарять к небесам. Такие люди не предаются банальным порокам. Они не будут красть, жульничать, пить и возможно даже лгать; но жажда славы, стремление к роскоши, гордость и алчность всегда живут в их душе, и поэтому в зависимости от обстоятельств, они будут склоняться к добродетели или пороку.
Именно таким человеком был Фрэнк Грейсток. Он мог  мечтательно бродить по берегу тихого форелевого ручья  в родном Бобсборо с удочкой и говорить себе, что мир без для любви ничто; а мог стоять, засунув руки в карманы брюк, глядя на тротуар, в Вестминстере, и клясться себе, что он должен выиграть в эту игру, даже если его сердце будет разбито. Как должен поступить мужчина, который влюблен в бесприданницу, который не может вырвать это чувство из своего сердца позволяет себе некоторую неопределенность чувств, как он должен оценивать свое поведение и должен ли он позволить этим чувствам вмешиваться в холодные доводы рассудка? Он выбрал для себя жизненный путь для которого его средств явно не хватало, но он считал этот путь единственным подходящим для себя. Он знал себя и верно себя оценивал и он понимал, что обладает всеми задатками, чтобы сделать блестящую карьеру. Он мог при определенных обстоятельствах занять высокое положение; он мог определять национальную политику; мог сделать себе имя, которое вошло бы в историю Британии. Но тогда он должен был идти извилистым путем. Он, человек в долгах, человек без состояния, должен был общаться на одной ноге  с людьми, имевшими богатство и знатность от рождения. И он так привык к этой жизни, что почти уже не представлял как жить в бедности. Но если бы он шел этим извилистым путем, то написал бы он  письмо, которое сделало Люси Моррис счастливой?
Надо признать, что он действительно любил эту девушку, он был способен на сильное чувство. Она не была красавицей, она даже не была просто хорошенькой,  маленькая, незаметная, совсем без денег, гувернантка! Он часто спрашивал себя, чем она покорила его? Она всегда носила бледно-серые платья, иногда украшенные серыми лентами и никогда не одевалась ярко. Она получила образование, очень хорошее образование; но вряд ли это в данной ситуации было плюсом. Она не пленила его сердце пением или игрой на арфе. Ее речи не были эффектными, напротив, она предпочитала больше слушать, чем говорить. Она выглядела как часть интерьера как фон. Тем не менее, Фрэнк понимал, каким сокровищем она является. Он нашел клад, и хотел владеть им. Он признавался сам себе, что, хотя власть и деньги для него очень  важны, но обладание этой маленькой женщиной даст ему неизмеримо больше. Когда он сидел в суде, или в конторе, или общался со своими клиентами, он лишь наполовину погружался в выспренные судебные речи, а сам вспоминал сияние ее глаз, ямочку на ее подбородке, изгиб ее губ, которые могли быть такими красноречивыми, всего лишь произнеся несколько слов. Занять высокое положение на социальной лестнице и одновременно  вступать в брак с Люси Моррис, - вот был верх его мечтаний.
Но теперь он выбрал свой путь, и она должна была стать  его  женой. Когда он думал об этом, он ощущал свою беспомощность. Он чувствовал себя калекой, чувствовал себя как бегун, который должен преодолевать препятствия,  с бревнами, привязанными к ногам.
Он предложил ей стать его женой, и он должен был жениться на ней сразу, или почти сразу, потому что она не могла теперь найти другого дома кроме их общего дома. Он знал, как знала и  леди Фоун, что Люси не могла пойти в другую семью в качестве гувернантки; и он также знал, что она не должна оставаться в доме леди Фоун ни на час больше, чем она хотела бы этого сама. Он должен был изменить свой образ жизни, отказаться от своей комфортабельной квартиры на Гросвенор-сквер, снять небольшой домик где-нибудь в предместье и скорее всего, отказаться от парламентской деятельности. По хорошему он должен был сразу уведомить  об этом своих избирателей  в Бобсборо.
Все эти размышления привели к тому, что Фрэнк почти рассердился на себя за те слова любви, которую он сказал, а вернее, написал Люси; и в результате он больше думал о Лиззи и ее красоте, чем он должен был делать, в течение этих трех лет недель, которые прошли после его визита в Фоун-корт. Затем, внезапно, оказавшись в один прекрасный день свободным, он решил поехать в Фоун-корт.
Было лето, дни стояли длинные, и он приехал в Фоун-корт к пяти часам. Все семейство пило чай, и он был встречен доброжелательно. Люси, когда об его прибытии объявили, сразу же встала и встретила его в дверях, со слезами радости на глазах, с милой улыбкой, и с тем выражением любви, которые заставили его  представить маленький домик  в лондонском предместье как  земной рай не земле. Она что-то говорила, но он едва слышал ее слова, ее рука была в его руке, такая прохладная и   одновременно мягкая, слегка дрожащая, но не пытающаяся освободиться и вся Люси такая искренняя, честная и любящая была перед ним. В ее голосе не прозвучало ни малейшего недовольства его долгим отсутствием. Увидеть его была самой большой радостью для нее. Каждый час ее жизни был  теперь радостью, поскольку она знала, что он любит ее.
Леди Фоун была настроена благодушна, сестры Фоун были гостеприимны, и Фрэнк обнаружил, что ему очень приятно находиться в Фоун-корте. Ни слова не было сказано о Лиззи Юстас. Леди Фоун говорили о парламенте, и жалела бедного молодого человека, который был так занят служением своей стране, что не мог видеть свою невесту  чаще, чем раз в две недели.
- Но следующий месяц – это еще лето, -  сказала она, ибо было еще начало июля. – Девушка вполне  может и не  предъявлять свои претензии  на внимание кавалера, но рябчики их явно предъявят .
- Меня удерживает не Парламент, леди Фоун, -  вежливо возразил Фрэнк, - но необходимость зарабатывать хлеб свой насущный. Человек, который заседает в парламенте и одновременно работает в суде, должен посвящать свои вечера чтению судебных дел.
- Но рябчики положат конец всей вашей важной работе, - сказала, смеясь леди Фоун, - Мой садовник сказал мне сегодня, что он просит  день или два выходных в августе. Я не сомневаюсь, но что он собирается прогуляться по пустошам. А вы мистер Грейсток?
Получилось так, что Фрэнк Грейсток не знал,  собирается ли он на пустоши или нет?  Эйршир –  не лучшее место для охоты на рябчиков в Шотландии. Но, тем не менее, охотится в Эйршире и в частности в горах Портри вполне можно. Замок в Портри стоял над морем, но в эти владения входили земли, вдающиеся глубоко внутрь страны, про которые Лиззи Юстас гордо говорила как  о «своих охотничьих угодьях». В начале весны она пригласила своего кузена Фрэнка принять участие в охоте. И он принял его.
- Я, наверное, в это время буду за границей,- сказала она, - но вы вполне можете пожить в замке.
 Она предложила это ему как родственнику, он  поблагодарил и ответил, что он приедет на пару недель, - не в замок,  а в небольшой охотничий домик в нескольких милях от моря, о котором она говорила ему, рассказывая о замке. Когда это приглашение было сделано, помолвки между  Лиззи и лордом Фоуном еще не существовало. В последние Лиззи напоминала Фрэнку об этом.
- А как же его светлость? - спросил он, посмеиваясь. Он не будет против?
- Конечно, нет, -  ответила она очень серьезно.
Потом она объяснила Фрэнку, что решила не ехать за границу  в связи с новыми обстоятельствами. Теперь она собиралась в Портри.
- Я не могу принять вас в замке, - сказала она, улыбаясь, - но даже Отелло не мог бы возражать против проживания кузена в маленьком домике, отстоящем от замка на несколько миль. Фрэнк мог бы предположить, какие возражения могут возникнуть в голове современного Отелло; но, тем не менее, после некоторых колебаний  сказал, что он  приедет. Он обещал приехать, и хотел бы, сдержать свое обещание. Но, сейчас он стал думать, что возможно ему лучше избегать Портри. Он намеревался поддержать свою кузину, насколько он мог бы сделать это честно; но не хотел давать повода для сплетен. Он не хотел получить репутацию ее защитника, но чувствовал, что эта роль будет навязана ему. Он предвидел опасность, - и поэтому сомневался, следует ли ему ехать.
- Я не знаю, поеду я или нет, - ответил Фрэнк, и  почувствовал, что краснеет.
- Я надеюсь, вы поедете, - сказала Люси.- Когда человек работает весь день и почти всю ночь, он должен съездить подышать свежим воздухом.
- Можно подышать воздухом не только в Шотландии, - заметила леди Фоун, которая содержала прекрасный дом в Ричмонде, но с учетом ее доходов не могла позволить себе осенние поездки. Семейство Фоун жило в Фоун-корте круглый год, и, следовательно, леди Фоун имела полное право полагать, что свежий  воздух можно найти и в Англии.
- Это не совсем одно и то же, - заметила Люси, - по крайней мере, для работающего человека.
После этого ей было позволено пойти погулять с женихом, и влюбленные получили час чистейшего блаженства. Быть наедине с девушкой, с которым он не помолвлен – это высшее счастье для мужчины, быть наедине с  мужчиной, с которым ты помолвлена – это высшее счастье для женщины. Когда помолвка уже заключена, мужчина чувствует что ему подрезали крылья; в то время как женщина наоборот чувствует себя окрыленной. Определенность всегда угнетает мужчину. Он сделал свое дело, он завоевал победу, и … стал рабом. Для женщины помолвка – это определенность, это  женщина теперь может сказать мужчине все, не боясь осуждения. Для мужчины теперь, напротив, общение становится пресным и банальным. Люси теперь не только надеялась на радость, но испытывала ее. Фрэнк для нее был центром ее мира. Впрочем, и для него Люси была самой ласковой, любимой, дорогой и совершенной женщиной в мире.
- Но, Фрэнк, - она уже решалась называть его так,   когда они оставались вдвоем, - Что выйдет из всей этой помолвки Лиззи Юстас?
- Они поженятся, конечно.
- Ты так думаешь? Я уверена, что леди Фоун не думает так.
- Что леди Фоун думает - неважно. Когда мужчина просит женщину выйти за него замуж, и она соглашается, естественным следствием является то, что они будут поженятся. Не так ли?
- Я надеюсь, что это так, иногда надеюсь, - сказала Люси, и взяла двумя руками его руку, повиснув на ней как ребенок.
- Вы действительно надеетесь на  это?  - спросил он.
- О, да. Вы знаете, что надеюсь. Надеюсь, на это! Я должна буду умереть, если этого не случится.  Я умру.
- Почему?  - он задал свой вопрос быстрым, резким голосом, и повернулся к ней, ожидая ответа.
- Я не знаю, - произнесла она очень тихо, по-прежнему прижимаясь к нему. - Я иногда думаю, что люди так различны.
- Конечно, все люди разные и мы вряд ли можем судить людей по себе. Если леди Юстас приняла предложение лорда Фоуна, вы можете быть уверены, что она хочет выйти за него замуж. К тому же она богата в отличии от него.
- А у меня нет ничего, чтобы вам дать, - тихо сказала она.
- Если бы я так думал, я бы расторг помолвку прямо сейчас, -  ответил он. – Вы можете дать очень  много, гораздо больше, чем большинство других женщин. Я думал о вас, всегда мечтал, чтобы вы стали моей  женой, с тех пор как я впервые узнал вас.
- У меня ничего не осталось, чтобы дать вам, - сказала Люси, - Я отдала вам все что у меня было. Люди называют это сердцем. Но я думаю, что это сердце и мозг, и ум, и тело, и еще душа. Но, Фрэнк, хотя Лиззи Юстас ваша кузина, я не хочу быть такой как она ей. Она очень умная и красивая, и конечно обаятельна. Но…
- Но…, что  именно Люси?
- Я не думаю, что ее интересуют другие люди. Наверное, она любит лорда Фоуна, но я не верю, что она любит его, как я люблю тебя.
- Они помолвлены, - сказал Фрэнк, и самое лучшее, что они могут сделать, это вступить в брак. Я могу сказать только это,  - и он снова стал серьезен, - но если лорд Фоун поведет себя непорядочно по отношению к   ней, я, как  ее кузен, должен взять ее сторону.
- Но это, же не значит, что вы станете его врагом!
- Нет, моя дорогая. Мужчины не воюют друг с другом в наше время  - по крайней мере, и я, и лорд Фоун явно не слишком воинственны. Но я хочу, чтобы он понял мое видение ситуации, и то как видят ее другие. И пусть он оставит свои жалкие отговорки.
 - Но должна, же быть какая-то причина, почему он не хочет жениться?
- Потому что он трус. Ему солгали, и он ожидает неприятностей от этого ожерелья, и боится их. Он несомненно женится на ней, и леди Фоун только наживет неприятности, пытаясь расстроить этот брак. Вы тоже ничего не можете сделать.
 - Да, я не могу ничего сделать. Когда она была здесь, она повела себя очень дурно. Она с такой неприязнью говорила с ним, что я уверена, даже слуги поняли, что произошла ссора.
Она не сказала ни слова о том, что Лиззи пыталась ее подкупить, ни об историях, которые постепенно достигли ее ушей, касавшихся прежних долгов Лиззи, и истории с алмазами, и поведения молодой леди Юстас отношению к леди Линлитго, которой она была многим обязана, после ее блестящего  замужества. Она плохо думала о Лиззи, и не мог не сожалеть о том, что ее благородный, щедрый и добрый Фрэнк должен тратить свое время и труд на человека недостойного его дружбы; но в ее голосе не было ни малейшей тени ревности, и она не произнесла ни слова против Лиззи. Максимум, что она осмелилась сказать по этому поводу, было ее высказывание, о том, что существует разница между людьми.
Потом они заговорили о своих собственных жизненных планах. Люси сразу и с горячностью заявила, что она не настаивает на немедленной свадьбе. Она понимает, какие трудности он испытывает, и свадьбу вполне можно отложить  на год или два. Он был удивлен, обнаружив, такое понимание и сочувствие его интересам.
- Существует только одна вещь, которую я не могу сделать для тебя,- сказала она.
 - И что это за  вещь?
 - Я не смогу отдать тебя. Я почти решила, что  должна отказаться от тебя, потому что я ничего не могу для тебя сделать. Ничего, чтобы помочь тебе. Но всегда наступает предел самоотречения. Я не могу это сделать! Не могу.
Читатель имеет право знать, какой ответ дал Фрэнк. Это был очень короткий ответ. Это был поцелуй,  которым молодой адвокат заверил ее, что он не допустит  такого самоотречения. Они решили, что леди Фоун нужно сообщать, что они не собираются заключить брак до следующего года, и что Люси должна официально попросить леди Фоун разрешения пожить в Фоун-корте еще полгода или год.

Глава 19 Я люблю вас как брата…

Лорд Фоун обещал Лиззи навестить ее в ближайшее время, но  он  не сдержал обещание. Прошло две недели, а он не появился.
В алмазном деле не было никаких подвижек, за исключением того, что мистер Кэмпердаун написал Фрэнку Грейстоку, объясняя, что  вопрос о владении алмазами невозможно передать в арбитражный суд. В письме он объяснял, что бриллианты точно так же как и имение  принадлежат наследнику; и арбитражный суд не будет рассматривать этот вопрос, так как алмазы неотделимы от поместья.
 - Собственность - это девять десятых закона, - пробормотал про себя Фрэнк, читая письмо , - и как это трактовать, учитывая, что сейчас поместье находится в руках Лиззи Юстас, то есть девять шансов из десяти в ее руках.
Лизи же снова и снова блистала в обществе бриллиантами. Вся запутанная история с бриллиантами только добавила ей блеску  и создала репутацию блестящей светской львицы. Все это время лорд Фоун не виделся  с ней. В итоге она  написала ему:
«Мой дорогой Фредерик, я думаю, вам стоит навестить меня?
Ваша любящая Л.
Я уеду на север в конце месяца».
Фрэнк Грейсток  в отличии от лорда Фоуна за это время посетил свою кузину  и не однажды. На следующий день после того, как это письмо было написано, он пришел к ней. Это было  воскресений день середины июля, и он нашел кузину в гостиной. Мисс Макналти ушла в церковь, а Лиззи возлежала на диване с томиком поэзии в руках. Она на самом деле читала  и на самом деле наслаждалась чтением. В поэме говорилось о рыцарях былых времен, которые странствовали в поисках знамения с небес, которое, должно было явиться, если только они были истинными приверженцами веры. Можно было предположить, что этот предмет менее всего мог интересовать такую женщину  как Лиззи, но на самом деле музыка поэзии была ей приятна, и она испытывала определенную экзальтации, читая о таких вещах, которым естественно, не было места в ее жизни. Она читала и думала, что она тоже могла бы странствовать в поисках Грааля, и нести свой крест,  и отказаться от благ, и ее стойкость была бы  вознаграждена. Она не хотела отказываться от брильянтов, но вполне могла мечтать об этом.
- Интересно, существовали ли действительно когда-либо подобные  люди? – спросила она, позволив кузену взять книгу из ее рук.
- Думаю, что нет.
- Но, Фрэнк!
- Если вам угодно, они существовали, но были без сомнения,  фанатиками и глупцами. Если вы дочитаете до конца…
- Я непременно дочитаю, - сказала Лиззи с энтузиазмом.
- Тогда вы узнаете, что король Артур не отправился на поиски Грааля, потому что он был королем и вынужден был исполнять свой королевский долг, а не странствовать попусту.
- Я люблю Ланселота больше чем Артура, - призналась Лиззи.
- Так же как и королева, - ответствовал Фрэнк.
- Ваш король – это скучный, полезный, практичный человек. Такие посещают церковь, заседают  в парламенте, занимаются  грошовой благотворительностью  и  не имеют сердца. А вы имеете сердце Фрэнк?
- Я не знаю, что значит, для мужчины иметь сердце. Мне иногда кажется, что мужчины с сердцем – это такие мужчины  которые делают долги и сбегают с чужими женами.
- Вы это говорите, чтоб поссориться со мной. Вы никогда не сбежите с чужой женой, и у вас есть сердце.
- Но я имею долги, к сожалению; а что до чужих жен, то я ни в чем не уверен. Лорд Фоун был здесь?
Она покачала головой
- Но он написал вам?
Она снова покачала головой. От этого движения длинная прядь волос выскользнула из ее прически и оказался в опасной близости от Фрэнка, сидевшего рядом с диваном. Лиззи поправила его, и  приподнялась на локте, чтобы видеть лицо Фрэнка. Теперь они говорили почти шепотом.
- Что-то нужно  решить, Лиззи, прежде чем вы уедете из города, - сказал молодой адвокат.
- Я написала ему вчера, и просила его прийти. Я ждала его сегодня, но вместо него пришли вы. Должна ли я чувствовать себя разочарованной?
- Без сомнения.
- О, Фрэнк, как тщеславны все мужчины! Вы хотите меня упрекнуть, что я предпочитаю его вам. А если я скажу Вам, что это не так! Вы знаете, что это не так. Да он должен стать моим мужем. Я думаю, что он станет  моим мужем, но я не люблю его так, же как и вы.
- Если бы вы не любили его, вы бы не приняли его предложения.
- Но что мне было делать, Фрэнк? Что делать? Подумайте, как я одинока, я не имею друзей, меня некому защитить! Вы же не будете всегда со мной! Вы больше заботиться о мизинце этого образца  чопорности и пристойности, этой старой вдовы, чем обо мне!
Это было верно, но Фрэнк не сказал бы, что это было правдой.
- Лорд Фоун, во всяком случае, респектабельный мужчина. По крайней мере, я думала так, когда я принял его предложение.
- Он достаточно респектабельный.
- Да, респектабелен – и что… и ничего более… Вы не вините меня за то, что я согласилась стать его женой? Если вы этого не хотите, я возьму свои слова обратно, чего бы мне это не стоило. Он повел себя по отношению ко мне так ужасно, что мне не нужно далеко ходить за оправданием.  – И Лиззи внимательно посмотрела прямо в глаза Фрэнку, как будто всербез ожидая  ответа.
- Почему Вы не отвечаете мне Фрэнк?
- Что я могу сказать? Он робкий, осторожный человек. Ему рассказали всякого про это дурацкое ожерелье, и он поверил. Но он будет хорошим мужем. Он не мот. У него прочное положение в обществе. Все его родственники достойны уважения. Любой дом в Англии будет открыт для вас как  для леди Фоун. Он не богат, но вместе вы будете богаты
- И все это без любви?
- Я не сомневаюсь, что он вас  любит. И когда вы станете его женой, он будет любить вас дорогая.
Ах, да, - как  свою собственность, как  лошадь или картину. Это любовь? Это и есть ваше представление о любви? Вы так любите свою мисс  Тихоню?
- Не называйте ее так Лиззи.
- Я буду говорить о ней, что я хочу. Мы друзья, почему я не могу говорить откровенно? Нет, я не так представляю  дружбу! Она действительно тихоня. Если вам  нравится именно такие женщины, то что плохого в том, что я это говорю? Но я не такая. Я знаю это. Я, по крайней мере, не делаю вид, что я  какая-то другая.  Когда она станет вашей женой, интересно будет ли вам нравиться это?
Фрэнк еще не сказал кузине, что Люси согласилась стать его женой, не сказал он этого и теперь. Он подумал, что ему лучше сказать Лиззи об этом сейчас, но не сделал этого. Это было бы, сказал он сам себе, неловко в нынешнем положении.  Если свадьба будет отложена на год, возможно, лучше пока не говорить об этом. Он сказал себе, что так будет лучше, но, увы, он слишком хорошо понимал, что  не хочет говорить правду, чтобы не лишать себя приятности дружбы со своей кузиной. Вместо этого он сказал:
- Если когда-нибудь я женюсь, я надеюсь, что мне все будет нравиться в моей жене.
 - Конечно, вы не  скажете мне ничего. Я не заслуживаю вашего доверия. Я думаю, что мужчина никогда не бывает откровенным даже с близкими друзьями. Мужчины когда они вместе, говорят о политике, или, о деньгах, но я сомневаюсь, что они когда-нибудь на самом деле поверяют друг другу свои мысли и стремления.
 - Женщины больше доверяют друг другу?
- Да, конечно. Я скажу вам, что угодно, если вы действительно хотите это узнать. Мои мысли открыты для вас, если вы решите их прочитать. Я чувствую, что я ничего не хочу скрывать от  вас. О, Фрэнк, если бы вы меня поняли, вы могли бы спасти меня – я хочу признаться вам – я так несчастна!
Она разыграла свою роль так хорошо, что Фрэнку требовалось бы быть  более чем просто умным мужчиной, чтобы осознать, что перед ним разыгрывают партию. Она выпрямилась, хотя ее ноги все еще покоились на диване и склонился над к нему, как бы умоляя его о помощи, ее глаза были полны слез, ее губы дрожали и  руки были молитвенно сложены. Она была необыкновенно трогательна, и притягательна, и противостоять ей было почти невозможно. Для такого человека, как Фрэнк Грейсток не поверить ей в его нынешнем настроении было невозможно. Есть люди, от которых женщина, если она красива и не имеет совести,  может добиться чего угодно. Перед таким оружием они беззащитны. Мужчина такой слабый и подвергнувшийся такому нападению  может только  убежать; но у него не было возможности спастись  бегством.
Как она отличалась от Люси! Он верил ей, - частично; и, тем не менее, эта мысль пришла ему в голову. Когда Люси была искренней, в ее глазах тоже сверкали слезы, маленькие капельки алмазов, которые никогда не срывались с ее ресниц; и все ее лицо в это время дышало печалью, но как были непохожи эти две женщины! Он понимал  разницу между истиной и ложью  - и все же он отчасти верил лжи!
- Если бы я знал, как вам помочь, я бы сделал это, - сказал он Лиззи.
-Нет… нет… нет, - пробормотала она.
- Почему, нет? Вы же знаете ради Вас я готов на все?
Он больше ничего не сказал,  и они оба немного помолчали, в то время как она вытерла глаза и успокоилась, и приготовилась с улыбкой к новой атаке. Да она перейдет в нападение, используя любую известную ей хитрость, напрягая все силы, чтобы одержать победу, преодолевая все опасности,  причем сама не зная, зачем ей эта победа? Она сама не знала, чего она хотела. В данный момент она не хотела выйти замуж за своего кузена, решив, что она станет леди Фоун. При этом она не стремилась к тому, чтобы Фрэнк стал ее любовником, -в обычном смысле слова. Ей нужен был статус, который ей мог дать только лорд Фоун, и  благоразумие заставляло ее пожертвовать своими прихотями. Ей было нужно,   чтобы он помог ей в деле с  бриллиантами, как законник, но эту помощь она легко могла получить и, не соблазняя его.
Вероятно, она чувствовал, что Люси Моррис ему не пара, но главным мотивом ее поведения всегда было желание показать не то, что она чувствовала на самом деле. Играть, а не жить своей жизнью, было ее жизненным кредо.
- В конце концов, мы должны установить факты, - сказал Фрэнк через некоторое время. - Полагаю, вам лучше выйти замуж за лорда Фоуна.
- Если вы этого хотите….
- Нет, я не говорю. В этом вопросе вы должны руководствоваться только собственными суждениями. Если вы не против этого…
Она покачала головой.
- Это самое лучшее, что вы можете сделать.
Она снова покачала головой.
- Лиззи, ради вашего и моего спокойствия, я должен сказать, что если у Вас нет мнения в этом вопросе, у меня тоже его  не будет. Вы никогда не сможете сказать, что я уговорил вас  вступить в этот  брак или лишил вас возможности выйти замуж. Я не  вынесу такого обвинения.
- Но вы можете сказать мне, что я должна сделать.
- Нет – никогда!
- Подумайте, как я молода по сравнению с вами. Вы на восемь лет старше меня.  Вспомните – что я пережила -  а ведь мне всего двадцать два года. В моем возрасте у других девушек есть подруги, чтобы посоветоваться  с ними. У меня никого нет,  у кого попросить совета кроме вас.
- И вы примете его?
- Да.
- Полагаю, лорд Фоун не совсем вам безразличен?
- Она помолчала и снова покачала головой.
 - Действительно, я не знаю. Если вы имеете в виду, что я люблю его, так как я мог бы любить какого-то мужчину, чье сердце было вполне подходящим для меня, конечно, нет.
Она продолжала печально качать головой:
 - Я, конечно, уважала его в тот момент, когда он попросил меня стать его женой.
- Раз уж Вы приняли такое решение, вы должны стать его женой.
- Вы думаете, я должна?
- Вы же сами так думаете.
- Так и случится,  Фрэнк. Я должна стать его женой. Но, Фрэнк, я не откажусь от того, что принадлежит мне. Вы ведь тоже не хотите, чтобы я так поступила. Это  будет слабостью с моей стороны, не так ли? Я ведь. Знаю ч т о принадлежит мне.
-Его любовь к вам не должна зависеть от этого.
- Нет, конечно, нет; Это именно то, что я имею в виду. Он не имеет права вмешиваться. Когда он попросил меня стать его женой, он не касался этого вопроса. Но если он не придет ко мне, что мне делать?
 - Я думаю, мне следует поговорить с ним, -  медленно сказал Фрэнк.
- Вы это сделаете? Это так мило с вашей стороны. Я чувствую, что буду спокойна, когда это дело будет  в ваших руках. Вы знаете, я хочу уехать на месяц. Я чувствую, что мне это необходимо, и я устала от шума, блеска и суеты Лондона. Вы приедете ко мне через пару недель?
- Не так скоро - сказал он после паузы.
- Но вы приедете?
- Да после двадцатого.
- Непременно?
- Конечно.
 - Так что у меня будет кто-нибудь, чьим советам я  могу доверять. У меня нет брата, Фрэнк; вы когда-нибудь об этом думали?
Она протянула ему свою  руку, и он  сжал ее в своей; а затем притянул ее к себе. Через мгновение она оказалась на полу, у его ног,  его руки оказались у нее на плечах, а она в его объятьях. Ее лицо было обращено к нему, и он прижал губы к ее лбу.
- Вы будете моим братом? - сказала она, откидывая голову и глядя ему в лицо.
 - Да, -  прошептал он.
Они беседовали, а вернее разыгрывали эту интермедию, в задней гостиной; вход в нее находился как раз напротив двери в ее апартаменты – об этом факте Лизи вероятно знала, когда она позволила себе попасть в такое положение, которое требует нескольких мгновений, чтобы из него высвободиться. Итак, они находились в этом сложном положении, когда слуга в ливрее открыл дверь. Фрэнк еще не успел подумать, как это некстати, как Лиззи уже стояла возле дивана, на котором он сидел. Скорость, с которой Лиззи изменила свою позу, и приняла нужное выражение лица для приема следующего гостя была изумительной.  Никто взглянув на нее, не подумал бы, что она оказалась в неприятном положении; тогда как Фрэнк, когда объявили о прибытии лорда Фоуна, чувствовал, что он выглядит очень подозрительно. Лиззи же была ничуть не более взволнована, чем если бы лорд Фоун обнаружив ее в руках ее горничной. а не ее кузена.  Она очень мило поздоровалась с лордом Фоуном, и задержала свою руку  в его руке, чтобы показать, что у нее на него больше прав, чем у любой другой женщины, а затем она просто пробормотала имя своего кузена. Двое мужчин обменялись рукопожатием - и посмотрели друг на друга, как люди, которые знают, что они не друзья, и полагают, что со временем они могут стать врагами. Лорд Фоун, который редко забывал что-либо, не забыл об истории с сахибом; и Фрэнк сознавал, что вскоре его ожидает все что угодно, кроме  дружеских отношений с его светлостью. Однако они сказали несколько слов о парламенте и погоде, а также о желательности побега из Лондона.
- Фрэнк, - сказала леди Юстас, - приедет в августе, чтобы пострелять в «моих трех годовых рябчиков» в Портри. Он сохранил бы их для вас, милорд, если бы он подумал, что вы будете охотиться на них.
«Я обещаю лорду Фоуну, его треть в любом  случае, - сказал Фрэнк.
- Боюсь. я не смогу посетить Портри в августе, - ответил его  светлость, -  как бы я не хотел этого. Кто-то из нас должен находиться в Форин-офисе.
- О, этот вечный Форин-офис! - воскликнула Лиззи.
- Я начинаю думать, что вы, чиновники, еще хуже, чем мы, адвокаты, - сказал Фрэнк, улыбаясь. - Хорошо, Лиззи, до свидания. Я надеюсь, что увижу вася еще, прежде чем вы уедете.
- О, конечно, - сказала Лиззи.
Затем нежные влюбленные остались наедине. Они встретились после ссоры в Фоун-корте только один раз  на балу леди Гленкор, и там, как бы по взаимному согласию, не обсуждали свои проблемы. Теперь он пришел, специально чтобы обсудить проблему в их отношениях. Пока Фрэнк Грейсток находился в комнате, это представлялось ему сравнительно легким, но он заранее знал, что он это будет очень нелегко, если он останется наедине со своей невестой. Первой начала Лиззи:
- Милорд, - сказала она, - учитывая все, что прошло между нами, вы пренебрегаете своим долгом жениха.
- Да, я признаю это, но …
- Что ж признанная ошибка должна быть прощена.
Затем она опустилась на свое прежнее место на диване, и лорд Фоун сел в кресло, в котором прежде сидел Фрэнк Грейсток. Он не собирался признавать свою  вину и уж конечно получать прощения, но ее реакция была  слишком быстрой для него; и теперь он не мог найти слов для объяснения.
По правде говоря, - продолжила Лиззи, - я предпочитаю  помнить один добрый поступок, чем  дюжину прегрешений со стороны друга».
- Леди Юстас, я не совершал никаких прегрешений.
- Быть по сему. Я не дам вам возможности сказать, что вы услышали упрек от меня. Вы пришли, наконец, и вас приветствуют. Вам этого достаточно?
Он хотел поговорить с ней о бриллиантах, и когда он входил в комнату, он не собирался обсуждать никакие другие темы. Но сейчас возникла новая проблема.
Считать себя или нет помолвленным в данный момент с леди Юстас – вот, что было главной проблемой. Если леди Юстас его невеста, то ей не следует принимать своего кузена Фрэнка Грейстока в замке Портри, почтенной  родственницы. Для него было почти оскорблением, что этот визит не был согласован с ним и не у него не попросили разрежения. Но с другой стороны, если он не связан с леди Юстас никакими обязательствами  - а мать и сестра полагали, что ему так и следует поступить, - тогда ему не было бы до этого никакого дела. Если, однако, оставить проблему бриллиантов в стороне и считать, что он помолвлен с леди Юстас; то в этом случае не могло быть и речи о том, что его невеста могла принимать у себя какого-то молодого человека, - хотя она была вдовой, а молодой человек был ее кузен. Конечно, он должен был сначала обсудить проблему ожерелья. но другой вопрос навязали ему, и он был озадачен.
- Мистер  Грейсток будет сопровождать вас в Шотландию? - спросил он.
 - О нет, дорогой мой, нет. Я еду в Портри тридцатого числа этого месяца. Я даже не знаю, когда он точно хочет быть там.
-Но он последует за вами в Портри?
- Да, - он последует за мной, конечно. «Сам король последовал за ней, когда она ушла».
Лорд Фоун не помнил, откуда это цитата, и был  озадачен еще больше. Что это означает? Это иносказание? Фрэнк будет следовать за ней?... имеется в виду, что он тоже метит в женихи?
- Он приедет  прямо в замок?
- Ни прямо, ни косвенно. В настоящее время, лорд Фоун, я не настроена развлекать гостей, - даже тех, кого  так люблю, как Фрэнка. Владения Порти велики, а недалеко от замка есть охотничий домик.
- Конечно,  - согласился лорд Фоун, чувствуя, что ему лучше выбрать своей мишенью ожерелье.
- Если бы вы, милорд, смогли бы присоединиться к нам хотя бы на  день, мой кузен сможет присоединиться к нам, и пожить в замке, так что вы не будете скучать в обществе только меня и мисс Макналти.
- В настоящее время это невозможно, - сказал лорд Фоун, - и сделал паузу. Затем он продолжил, - леди Юстас, отношения, в которых мы находимся,  не вполне определены и существует проблема…
- Вы не можете поставить это мне в вину, - сказала она с улыбкой - Вы когда-то благодарили меня за мою доброту, когда я согласилась стать вашей женой и возможно я была слишком добра.
- Я знаю, как вы  были добры,  и как благодарен я вам за это леди Юстас, -  и он снова сделал паузу.
- Лорд Фоун!
 - Надеюсь,  что вы не пожалеете об этом, и я в качестве мужа муж не огорчу вас в будущем.
- А в настоящем? Вы знаете, что меня преследуют, милорд?».
- И я присоединяюсь к этому преследованию. Я узнал, что у вас есть некие фамильные драгоценности семейства Юстас,  я  не могу позволить иметь их своей жене.
- Я не ваша жена, лорд Фоун, - с этими словами она села прямо.
- Да. Вы не моя жена. Но вы обещали мне, что будете ею.
- Продолжайте, сэр.
- Когда вы обещали стать моей женой, это была счастливейшая минутам моей жизни. Но потом возникла эта проблема с бриллиантами.
- Какое отношение вы, как впрочем и любой другой человек имеете к моим бриллиантам?
- Но все говорят мне, что они не принадлежат Вам.
- Кто это говорит?
-  Разные люди, например, мистер Кэмпердаун.
- Если вы, милорд, намереваетесь встать на сторону этого адвоката  против меня, притом в деле, о котором никто, кроме меня, не знает правду, тогда вы не можете быть моим мужем. Бриллианты - мои собственные, и если вы и я станем мужем и женой, они должны оставаться таковыми в соответствии с брачным договором. Пока я хочу сохранить их, они будут моими, и я буду делать с ними, что мне заблагорассудится. Мне будет приятно, когда мой мальчик женится, увидеть их на своей невестке.
Лиззи произнесла эти  большим достоинством.
- Мне жаль это говорить, но если вы не намерены вернуть бриллианты, я должен расторгнуть нашу помолвку,  - медленно произнес лорд Фоун.
- Я не отдам их мистеру Кэмпердауну.
- Но тогда, тогда …
- И я прямо говорю вам, лорд Фоун, вы ведете себя как бесчестный человек. Я вынуждена буду передать этот вопрос в руки моего кузена и моего адвоката мистера  Грейстока.
С этими словами она выщла из комнаты, предоставив лорду Фоуну покинуть дом, как ему будет угодно. Он стоял около пяти минут, сжимая шляпу в руках, а затем спустился вниз и  вышел вон.
Глава XX Бриллианты причиняют хлопоты

Тридцатого июля наступило, и Лиззи была готова к  путешествию в Шотландию. Ее сопровождали мисс Макналти, ее горничная  и ее слуги, путешествовала Лиззи как истинная леди. Она не видела лорда Фоуна со времени встречи, описанной в последней главе, но почти каждый день виделась с Фрэнком. Он, после долгих размышлений, написал длинное письмо лорду Фоуну, в котором дал этому аристократу понять, что требуется какое-то объяснение в отношении  его поведения, которое Фрэнк назвал «в настоящее время непонятным». Затем он довольно подробно проанализировал ситуацию с бриллиантами, доказывая что лорд Фоун не имеет никакого права вмешиваться в это дело. И хотя Фрэнк первоначально хотел, чтобы Лиззи отказалась от ожерелья, он, тем не менее, обозначил  ее права в данном вопросе. Во-первых, покойный лорд Юстас подарил эти бриллианты своей жене, - но даже если бы это было не так, они все равно законно находятся в ее собственности. Согласно завещанию сэр Флориан оставил ей замок Порти со всем что в нем находилось, а бриллианты находились в  Портри на момент смерти сэра Флориана. Таково было мнение Фрэнка, - в действительности неверное - но считал, что он прав. На самом деле это была одна из выдумок Лиззи, сочиненная, как только она поняла, что от нее потребуют вернуть  бриллианты на том основании, что они не являются частью наследственной массы, но имеют статус фамильной реликвии.
Лорд Фоун не был особо удивлен поведением Лиззи,  он уже успел узнать свою невесту достаточно хорошо, и полагал, что самое лучшее, что он может сделать – это  избавиться от нее; но он понимал, что он должен быть очень осторожен, чтобы не повредить своей репутации. Поэтому он написал очень короткую записку Фрэнку Грейстоку, пообещав, что даст объяснения, как только примет определенное решение.
Тем временем, тридцатое июля наступило, и леди Юстас была готова к  путешествию.  Она намеревалась отправиться в Шотландию поездом. Существовал поезд, идущий из Лондона в Карлайл в  одиннадцать часов утра, на котором Лиззи собиралась поехать, чтобы  заночевать в Карлайле и отправиться через Дамфрис в Портри на следующее утро. Таков был ее план; но была другая часть плана, в отношении которой она испытывала сомнения. Должна ли она оставить бриллианты или взять ее с собой?  Сейф, в котором они находились, был небольшим и сильный мужчина мог перенести его без особых проблем. При необходимости Лиззи могла сама перенести его из одной комнаты в другую, что  часто и делала. Но все же сейф был тяжелым и его было нельзя взять с собой, не привлекая к этому внимания. Об этом узнают слуги и носильщик, и мисс Макналти. Ее горничная тоже конечно будет в курсе, и в любом случае путешествие с большой железной коробкой будет  весьма примечательным из-за веса сейфа, тогда как если бы она просто сунула ожерелье в несессер,  никто бы этого не заметил.  Она могла бы положить бриллианты даже  в карман, - подумала она. Но она не решилась. Хотя Лиззи отличали ум и полнейшее бесстрашие, но она была полностью невежественна в отношении закона и понятия не имела, что может и чего не может сделать мистер Кэмпердаун с ожерельем в ее отсутствии. Лиззи  не решилась взять бриллианты просто так и, наконец, решила, что сейф будет взят.
В результате тридцатого июля в начале одиннадцатого  карета Лиззи, почтенный экипаж, который должен был послужить своей хозяйке последний раз, была подана, а для слуг был заказан кэб. Багаж был снесен вниз, в числе прочих больших коробок был спущен и сейф с ожерельем. Слуга, определенно почувствовал немалый вес сейфа, но решил что это скамеечка для ног леди, которая дождавшись пока сейф будет погружен, села в карету в сопровождении мисс Макналти. Затем сейф таким же порядком будет перенесен в вагон и, наконец, в отель в Карлайле.  Конечно, носильщик о чем-то  догадается, но ведь нет ничего незаконного в путешествии с тяжелым железным ящиком, даже полным алмазов.  В конце концов, риск был  меньше, чем оставить сейф в Лондоне. Дом на Маунт-стрит, который был арендован только на один сезон, должен был принять других съемщиков; а кому Лиззи могла доверять в Лондоне? Лиззи опасалась, что ее банкиры могут отдать сокровище мистеру Кэмпердауну.  Что касается господ Хартера и Беньямина, то Лиззи была уверена, что они будут подкуплены мистером Кэмпердауном.  Она подумала, что можно попросить Фрэнка подержать их  у себя, но она не могла заставить себя выпустить их из своих рук. Десять тысяч фунтов! Если бы она могла продать их и получать деньги, она бы избавилась от массы проблем. К тому же у леди Юстас уже были небольшие долги, и продажа алмазов могла бы решить эту проблему. Но она не могла их продать, и поэтому, когда она села в карету, в качестве скамеечки у нее под ногами был сейф. В этот самый момент, не кто иной как  мистер Кэмпердаун оказался на мостовой перед дверью дома Лиззи. И рядом с  мистером  Кэмперданом стоял еще один мужчина, очень подозрительный мужчина, - в котором Лиззи немедленно заподозрила офицера полиции.
- Леди Юстас! – произнес Кампердаун, снимая шляпу.
Лиззи поглубже отодвинулась вглубь кареты, так что между ней и мистером Кэмпердауном оказалась мисс Макналти и попыталась сдержать кровь, прилившую к ее щекам.
- Я полагаю, - сказал мистер Кэмпердаун, - что вы сейчас отправляетесь в Шотландию.
- Да, мистер Кампердаун, - и мы очень опаздываем.
- Не могли бы мы вернуться на пару минут в дом?
- К сожалению, нет. Я опаздываю, говорю вам. Какое неудачное время вы выбрали, мистер Кампердаун!
- Да, это действительно неудачное для вас время, леди Юстас. Я только сегодня утром узнал, что вы спешно уезжаете, а мне нужно увидеть вас перед отъездом.
- Может быть, вы мне напишете, мистер Кэмпердаун?
- Вы же никогда не  ответите на мои письма, мадам
-  Я... я, я никак не могу поговорить с вами сейчас. Уильям, кучер должен ехать. Мы не можем позволить себе опоздать на поезд. Мне очень жаль, мистер Кэмпердаун, но мы не можем опоздать на поезд.
- Леди Юстас, - сказал мистер Кампердаун, положив руку на дверцу кареты так властно, что кучер не посмел тронуться, - Я должен задать вам вопрос.  - Он говорил негромко, но между ним и Лиззи сидела мисс Макналти. Следовательно, она слышала все, так же как и Уильям, стоявший рядом с дверью кареты.
- Я настаиваю на том, чтобы узнать, где находятся алмазы семейства Юстас?.
Лиззи чувствовала сейф у себя под ногами и желая скрыть это, расправила складки платья.
- Теперь я ничего не могу вам сказать. Уильям, поторопите кучера.
- Если вы не ответите мне, я должен предупредить вас, что я буду вынужден исполнить свой долг, получить ордер на обыск, и требовать чтобы алмазы были  арестованы. Они не ваша собственность и будут у вас изъяты.
Лиззи с испугом посмотрела на подозрительного человека. На самом деле подозрительный человек был весьма уважаемым клерком в конторе мистера Кэмпердауна, но Лиззи на мгновение почувствовала, что обыск начнется прямо сейчас. Она не вполне поняла, что ей сказали, и подумала, что адвокат уже готов приступить к тем действиям, о которых он только предупреждал. Она взглянула на мисс Макналти, а затем на слугу. Разве они не помогут ей? Если эти люди применят к ней силу, они, конечно, отберут сейф.
-Я знаю, что опоздаю на поезд, - воскликнула она  в отчаянии, - Да,  опоздаю! Я должен настаивать, чтобы вы позволил моему кучеру ехать.
 На мостовой к тому времени уже скопилось с полдюжины зевак, и не было ничего, чтобы прикрыть от них сейф, кроме юбок ее дорожного платья.
- Бриллианты находятся в этом доме, леди Юстас? – спросил мистер Кэмпердаун.
- Почему он не едет? - крикнула Лиззи. - Вы не имеете права, сэр, задерживать меня. Я не остановлюсь.
- Или вы взяли их с собой?
- Я не буду отвечать на вопросы. Вы не имеете права обращаться со мной таким образом.
- Тогда я буду вынужден от имени семьи Юстас получить ордер на обыск, как здесь, так и в Айршире, и иск будет подан лично против вашей милости, - с этими словами мистер Кэмпердаун отпустил дверцу кареты.
Как только это произошло – экипаж тронулся – на поезд еще  можно было успеть. Все произошедшее на Маунт-стрит заняло менее десяти минут. Но все это потрясло Лиззи. Некоторое время она не могла говорить, и, наконец, судорожно разрыдалась, причем совершенно непритворно. Все на Маунт-стрит, включая ее собственных слуг, услышали обвинения против нее. В течение всего этого утра она хотела, вообще никогда не видеть этих алмазов; но теперь она помыслить не могла, расстаться с ними. И все заботы о них давила на нее тяжелым грузом, таким тяжелым, как если бы она была вынуждена сидеть с железным сейфом на коленях день и ночь. Рыдая, она постоянно чувствовал проклятый ящик под ногами, и знала, что она не может избавиться от него. Она ненавидела это ящик, и не могла избавиться от него. Ей было стыдно за то, что она должна таскать за собой этот сейф, но она же должна гордиться его содержимым. Она ненавидит его, но должна держать его в собственной спальне. Было от чего придти в отчаяние. И что наконец,  она должна сказать об этом мисс Макналти, которая сейчас сидела рядом с ней, выражая презрение, источая запахи своих лекарств,   и не источая никакого сочувствия.
  - Моя дорогая, - наконец произнесла Лиззи, - извините, но этот ужасный человек меня очень огорчил.
 - Я не удивляюсь, что вы должны быть расстроены, - ответствовала мисс Макналти.
- И так несправедливо, так лживо, так… так… так… Эти бриллианты такие же мои, как  ваш зонтик, мисс Макналти.
- Я не могу об этом судить, - заметила мисс Макналти.
- Но я же говорю вам это! - воскликнула Лиззи.
- Я имею в виду, что очень жаль, что у него имеются по этому поводу сомнения.
- Здесь не может быть никаких  сомнений, - вскипела Лиззи, - как вы вообще можете что-то подозревать? Мой кузен, мистер Грейсток, говорит, что это так. Он адвокат и лучше разбирается в таких вещах чем какой-то  мистер Кэмпердаун.
К этому времени карета подъехала к станции Юстон- сквер, и с сейфом снова начались проблемы. Лакей боролся с ним в передней, а швейцар  с трудом запихал его в карету. Теперь он перешел в объятия носильщика. Лиззи не могла не смотреть на носильщика, когда он нес сейф, она была уверена, что носильщик знает о его  содержании и изо всех сил пытается выразить свое презрение. То же самое произошло в Карлайле, где сейф был поднят в спальню Лиззи лакеем – она была убеждена, что ее сокровище стало предметом пересудов для всего дома. Конечно, утром все глазели на нее, когда она шла по длинной платформе, а перед ней несли этот проклятый ящик. Она уже жалела, что не поехала в своей карете, это вызвало бы меньше проблем. Ее собственные слуги, казалось, были против нее, и мисс Макналти никогда раньше не вела себя так странно. На самом деле бедная мисс Макналти, всегда добросовестно пыталась выполнять свой долг и отрабатывать свой хлеб, но она  тоже еще не пришла в себя  после  визита мистера Кэмпердауна,  и держалась весьма скованно. Она тоже  переживала из-за бриллиантов до такой степени, что она подумывала о том, чтобы оставить Лиззи, если найдется любой другой дом, где ее примут. В самом деле, как можно жить с женщиной, которая всегда путешествует с бриллиантовым ожерельем стоимостью десять тысяч фунтов, запертым в железном сейфе, - да к тому же с ожерельем, которое ей не принадлежит. Но, наконец, леди Юстас и мисс Макналти, а  слуги, и сейф в безопасности  достигли замка.
Глава XXI «Душа Ианты»

Когда леди Юстас прибыла на место, несчастная мисс Макналти уже думала, что  дом леди Линлитгоу и даже работный дом лучше, чем совместное проживание с этой дамой, но по прибытию в замок, она была  вознаграждена за свои мучения. Лиззи ее всячески поблагодарила и  обласкала. Во время путешествия она была весьма недовольна своей компаньонкой, но сейчас  решила, что следует предать все это забвению. Если бы мисс Макналти сознавала, какие переживания доставил ее покровительнице проклятый сейф с бриллиантами, она простила бы ей что угодно. До сих пор существовала какая-то завеса тайны или, во всяком случае, неприкосновенность частной жизни, связанная с этим вопросом; но теперь этот мерзкий юрист фактически назвал ее воровкой  прямо на улицах, в присутствии ее слуг, и леди Юстас казалось, что это обсуждает каждый носильщик на железной дороге от Лондона до Трона, станции в Шотландии, на которой ее встретил собственный экипаж, чтобы отвезти в замок. Ночь  в отеле в  Карлайле оказалась  ужасной, она ни на миг не могла забыть о происшедшем. Самое страшное было в том, что ее собственный слуга и горничная услышали обвинения, предъявленные ей мистером Кэмпердауном. Есть же счастливые люди, слуги которых прекрасно осведомлены о делах своих хозяев, сочувствуют и помогают им в их проблемах, и вообще живут с ними душа в душу. Таким слуги – это почти члены семьи. Да, между такими слугами хозяевами могут быть ссоры; до они могут уволиться; но пока они служат в доме, они стоят горой за своих хозяев. Мистер Биннс, дворецкий, обрушит свой гнев на каждого кто посмеет предположить, что серебряный кубок не является собственностью старого сквайра; и миссис Пэнсебокс, экономку никто не заставит поверить, что драгоценности, которые ее хозяйка носила в течение последних пятнадцати лет, не являются ее собственностью. Биннс будет сражаться за кубок, а Пэнсебокс  – за драгоценности до последнего. Сохранение сокровищ своих хозяев, которые платили им жалованье и кормили их, хоть они иногда и ругали и били своих слуг –  для них дело чести. Никакая пытка не вырвет  ключ от подвала у Биннса; никакие угрозы не извлекут из Пэнсебокс тайны гардеробной. Но у бедной Лиззи Юстас не было ни  Биннса, ни Пэнсебокс. Это растения, которые медленно растут. Леди Юстас слишком быстро стала знатной дамой, чтобы обладать такими сокровищами. Ее лакей был высотой в шесть футов, неплохо выглядел, и звался Томасом. Больше она  ничего о нем не знала, и была достаточно умна, чтобы не ожидать от него сочувствия или иной помощи, кроме работы, за которую ему платили. Ее горничная была ей несколько ближе, но  ненамного. Она носила имя Пэтиенс Крабстик , и она могла хорошо укладывать волосы. Больше Лиззи о ней не знача ничего.
Лиззи считала, себя все еще помолвленной с лордом Фоуном, - но здесь она тоже не могла рассчитывать на сочувствие. Фрэнк Грейсток мог посочувствовать ей, но вряд ли  так, как этого хотела  Лиззи. И к тому же если она не собиралась разрывать свою помолвку с лордом Фоуном, то излишняя близость с Фрэнком  могла быть опасна.  Но  с другой стороны, сейчас она была в ссоре  с лордом Фоуном, и сама горечь этой ссоры, и решительность с которой ее суженный заявил о своем намерении разорвать помолвку, заставляли ее еще сильнее желать этого брака. По дороге в Портри, она снова решила, что он должен быть ее мужем; и если так, то близкая дружба с Фрэнком, была бы совершенно некстати. Она была бы готова согласиться даже на сочувствие со стороны мисс Макнутли, если бы эта скромная дама дала ей именно такое сочувствие, какое она хотела. Она бы поплакалась даже мисс Макналти, если бы только мисс Макналти поддакивала ей. То есть мисс Макналти должна была придти в восторг от бриллиантов, возмутиться поведением лорда Фоуна, восхититься поведением Лиззи, и вот тогда бы она, Лиззи могла подарить своей дружбой даже мисс Макналти. Но мисс Макналти была прямолинейна как палка. Она делала то, что ей велели, зарабатывая свой хлеб. Но в ней не было никакой чуткости, - ни чуткости, ни нежности, ни понимания. Леди Юстас верно оценивала свою скромную спутницу в этом отношении. Мисс Макналти не верила леди Юстас и не была настолько интриганкой, чтобы действовать в соответствии с убеждениями, которых не разделяла.
Бедная Лиззи! Мир, судя людей, которые лживы, плохи, эгоистичными, но при этом процветают, склонен им все прощать. Лиззи Юстас была очень лживой, и плохой и эгоистической, и, можно сказать, очень процветающей; но посреди всего ей было очень неудобно. Ей никогда не было легко. В ее жизни не было светлого пятна.
И хотя Лиззи осознавала лживость своей натуры, она  была уверена, что люди к ней плохо  относятся.  Например, лорд Фоун очень плохо относился к ней; но она надеялась, что сможет заставить лорда Фоуна узнать больше о своем характере, прежде чем она покончит с ним.
Замок Портри был действительно замок, а не просто особняк, носивший гордое название замок. Это было каменное здание с зубцами и круглой башней в северном углу, а также воротами, которые выглядели так, как будто там могла быть подъемная  решетка, и окна-бойницы, и пушка, установленная на низкой крышей, и канава, называемые рвом, -  правда теперь  превращенная в подобие сада, огибавшего замок с двух сторон. По правде говоря, хотя часть замка была действительно, старинной, и была построена в те времена, когда замок служил убежищем, все эти  архитектурные излишества  - зубчатые стены, круглая башня, впечатляющие ворота  - были добавлены одним из ныне покойных предков сэра Флориана в не столь давние времена. Но замок был похож на замок и был интересен.  Но в качестве жилого дома он был не слишком удобен. Замковая архитектура подразумевает великолепие, но не комфорт. В замке имелся большой зал и прекрасная столовая с стеклянными окнами, смотрящими на море; но другие гостиные были весьма скромны, а спальни  - по большей части -маленькими и темными. Тем не менее, та которую использовала Лиззи была великолепна  и тоже глядела на море.
Замок стоял на утесе, с прекрасной видом на залив Ферт-оф-Клайд  и остров Арран . Когда воздух был ясным, а это бывало часто, холмы Аррана можно было увидеть из окна Лиззи, и она с гордостью упоминала об этом. В других отношениях, возможно, замок был несколько запущен. Вокруг него росло всего несколько чахлых деревьев. При замке имелся великолепный сад, или, скорее,сад, который претендовал на это, - но с тех пор, как началось правление Лиззи, он пришел в упадок. Большие сады стоят дорого, и Лиззи сразу же решила сократить число помощников садовника с пяти до одного человек, придав мальчика ему в помощь. Главный садовник, конечно, сразу заявил, что на таких условиях он увольняется, но это  не остановило Лиззи, и она наняла непритязательного человека, которому платили гинею в неделю вместо ландшафтного садовника, который отнюдь не был непритязательным, и требовал жалования 120 фунтов в год,  а также угля, дом, молоко и все другие садоводческие предметы роскоши. Хотя Лиззи была преуспевающей и имела прекрасный доход, она уже знала, что не может содержать одновременно городской и сельский дом и быть богатой женщиной на четыре тысячи в год. В так называемом рве сейчас был цветник и декоративные кусты. Но, во всех остальных отношениях замок Портри не блистал. Место было мрачным, продуваемым ветрами, а зимой очень холодным. И, за исключением  вида на моря не могло похвастаться пейзажами. За замком и вдали от моря низкие горы, принадлежащие к усадьбе, тянулись на восемь или десять миль; именно там находился охотничий домик который назывался «Коттедж», там местность была совсем дикой. Именно в этом коттедже должен был жить Фрэнк Грейсток и охотиться на то, что  Леди Юстас назвала своими «тремя  рябчиками».
Она должна была быть счастлива и довольна. Конечно, есть люди, которые скажут, что молодая вдова не должна быть счастлива, - что она должна оплакивать своего потерянного лорда и постоянно ощущать ужас утраты. Но, мир изменился, и современные молодые вдовы отнюдь не несчастны; и в обществе возобладала тенденция требовать от них  года от года все меньше страданий. Сати любого вида от публичного самосожжения до серого бомбазина и других видов вдовьего одеяния становятся все менее популярными, и женщины начинают понимать, что несмотря на вдовство им можно быть настолько счастливыми, насколько эхо позволяет природа. Женщина могла любить  своего мужа и искренне оплакивать его,  но при этом наслаждаться хорошими вещами, которые он оставил ей в наследство.
Во всяком случае, не печаль по сэру Флориану заставляла грустить леди Юстас. У нее было ее дитя. У нее был ее доход. У нее был замок Портри. У нее появился новый жених, и, если она предпочла разорвать помолвку, полагая, что он не достаточно хорош,  несомненно нашелся бы другой. До сих пор она всегда достигала своих целей. Но чего она хотела сейчас?
Лиззи когда-то была очень умным ребенком, умным, хитрым ребенком; теперь она стала умной женщиной. Ее мастерство оставалось с ней; Но она была действительно умна и понимала, что хитрец может обмануть сам себя. Она действительно завидовала простоте Люси Моррис, для которой не жалела злых слов, называя ее скромницей, педанткой, хитрой киской и так далее. Но она осознавала,  что Люси с ее простотой была сильнее, чем она с ее мастерством. Она почти покорила Фрэнка Грейстока своими уловками, но Люси покорила его без всяких уловок. И ведь человек покоренный с помощью хитрости, всегда  покорен  лишь на какое-то время, тогда как человек, полюбивший в простоте – полюбит навсегда. И она чувствовала, что даже если  добьется всего, она не сможет быть счастливой, если ее искренне не полюбят. Она смогла влюбить в себя сэра Флориана, но это было всего лишь на час - на месяц или два. И к тому же сэр Флориан никогда  не любил ее по настоящему.
Но разве она не может быть тоже простой и искренней? Может быть ей надо вести себя просто  и это окажется более действенным? Бедная Лиззи Юстас! В думах над эти она поняла очень много. Она открыла для себя много прописных истин. Но была одна истина, которую она не могла увидеть  и  осознать. У нее не было сердца. Она слишком рано освоило искусство обращения со всеми этими людьми – Хартером и Беньямином и сэром Флорианом Юстасом и леди Линлингто и мистером Кэмпердауном  - и ее сердце окаменело.
Ее светлость отправилась теперь в загородное поместье, оставив Лондон и все его прелести и не дождавшись конца сезона, что было вызвано разными причинами. Во-первых, дом на Маунт-Стрите был арендован только на месяц, равно как и слуги и экипаж. Леди Юстас уже достаточно разбиралась в своих счетах, чтобы понимать, что она сэкономит двести фунтов, не оставаясь еще один месяц или три недели в Лондоне, и достаточно внимательно следила за собственными делами, чтобы понять, что такая экономия необходима. И она подумала, что с лордом Фоуном легче сражаться издалека, чем вблизи. Лондон тоже стал неприятным для нее. Там было много вещей, которые делали ее несчастной и так мало, чем она могла наслаждаться!
Она боялась мистера Кэмпердауна и всегда была начеку, чтобы что-нибудь не случилось с ожерельем. Она постоянно ожидала, что вдруг придет какая-то ужасная бумага из магистрата, требующая ее заключения  в Ньюгейте или, может быть того, чтобы она предстала перед лордом-канцлером.  Или к ней придут   полицейские, которые найдут и унесут сейф. И поэтому образом в лондонской жизни оставалось так мало радостей! Приятно побеждать в бою; но всегда быть в центре битвы - тяжело. За исключением тех моментов, в которые она находилась наедине с Фрэнком, и, возможно, моментов, когда она надевала свои бриллианты, - ей мало что понравилось в Лондоне. Она все еще думала, что придет время, когда будет иначе. Под влиянием этих мыслей, она  заставила себя поверить, что она тоскует по деревне и одиночестве и по скалам милого Портри. Да  она «хочет настроиться на свою волну» - как она это  называла.  Она сказала мисс Макналти и Августе Фоун, что она жаждет ветров Эйршира, чтобы вернуться к своим книгам и мыслям. Среди вихря Лондона  невозможно читать или думать. И она сама поверила в это.
Поверила до такой степени, что в первое же утро после прибытия положила небольшой томик с  «Королева Мэб» Шелли в карман своего платья, в котором была, и попыталась спуститься вниз к подножью скал. На самом деле она позавтракала в девять и спустилась вниз около десяти, заметив мисс Макналти нечто о прелести утреннего  воздуха.
Она спустилась вниз по скалам   - не очень далеко, вышла за садовую калитку на лужайку, образованную  выступом скалы  и покрытой редкой травкой и мхом. В пятидесяти ярдах ниже начинались настоящие скалы. Хотя они не были такими уж скалистыми,  каменистыми и обрывистыми и были  сплошь покрыты мхом, тем не менее их наличие позволяло говорить ей знакомы, что ее замок стоит на скалистом берегу. Именно  об этом  утесе она думала в последнюю неделю, как  о месте, подходящее для одиночества и Шелли. Она уже гуляла здесь раньше, простирая руки и едва видимым горам Аррана. Но тога вероятно стояла прохладная погода Теперь же  пылающее солнце было над головой, и посидев с  полминуты с «Королева Мэб»  на коленях Лиззи обнаружила, что сидеть ей весьма некомфотно. Вряд ли ситуацию мог исправить даже навес иди зонтик. Поэтому она встала и огляделась ища тень, но такую тень, находясь в которой она все еще могла смотреть на «ее дорогой широкий океан с его сверкающей улыбкой». Именно так она всегда  говорила об устье Клайда. Укрытия рядом с ней не было. Низкорослые деревья росли почти в полумиле справа, а также вверх по холму. Она однажды спустилась до самого моря и могла сделать это снова. Но она сомневалась, что там найдется теннисное убежище, к тому  же спускаться по этим скалам было слишком тяжело,  а подниматься еще хуже. Думая об этом и чувствую обжигающие лучи солнце на своей коже, она вернулась в сад и уселась  с Шелли в руках в летнем домике. Скамья была узкой, жесткий и со сломанной спинкой и кругом были улитки, которых она не любила. Но она сделает все возможное. Ее дорогая «Королева Мэб» должна быть прочитана не в грубой, обыденной и пошлой обстановке гостиницы. Но вскоре Лиззи поняла, что если она хочет прочитать «Королеву Мэб» в романтичной обстановке ей придется встать очень рано, пока скалы еще лежат в тени.
Она начала читать, решила, что ей понравятся  стихи, несмотря на неудобную скамью. Она так часто говорила о «Королеве Мэб», что ей самой уже казалось, что она ее прочитала. Но самом деле она впервые приступила в этому труду.
 «Как замечательна Смерть! Смерть и ее брат, Сон!
Она прикрыла книгу и подумала, что ей понравилась эта идея? «Смерть, и ее брат Сон!»
 Она не знала, почему Смерть и Сон и должны быть более прекрасными, чем «Действие», «Жизнь» или «Мысль», - но слова эти ей понравились, их легко было запомнить и при случае  процитировать.
«Внезапно встала
Душа Ианте,
поднялась, прекрасная вся в чистоте нагой» ,
Имя Иоанта точно бы ей подошло. Строки про нагую чистоту ей так понравились, что она решила выучить их наизусть. Восемь или девять строк были напечатаны отдельно подобно стансам, и выучить их было нетрудно. их.
Чувство с невыразимой красотой и изяществом,
Пронизывающее каждый атом земного бытия
Все это прошло,
Все природное благородство
И теперь он один стоил среди руин.
Что это было за прекрасное чувство, причем тут атом -  Лиззи не стала спрашивать.
«Ах!, - воскликнула она про себя, - Насколько это верно! Как она чувствует то же самое! Как верно передал поэт ее мысли!– «Внезапно встала Душа Ианте».
И Лиззи прошлась по саду, повторяя эти строки про себя, и почти забыв о жаре.
«Чувство с невыразимой красотой и изяществом,
Пронизывающее каждый атом земного бытия
Все это прошло»,  - да, да. Они ушли навсегда.
Она подумала, что и для нее придет когда-нибудь это счастливое время, когда никто не будет требовать от нее ожерелья, и  когда она не будет получать столь точных счетов за взятый внаймы экипаж.
«Все красиво в обнаженной чистоте!»
Почему она должна жить в пошлом мире, где нужно платись и за еду и за наряды и за жилье. Как прекрасно, что мальчик-поэт понял все это!
«Бессмертный среди развалин!»
Ей понравилась слова о руинах почти так же, как и слова о бессмертии, и о атомах, а также о чистоте. Но когда это бессмертие должно наступить, и как атомы были связаны с чувствами и изяществом  и при чем тут руины?
Но ведь в свете, никто тем более женщины не будут задавать таких вопросов.
«Внезапно встала
Душа Ианте,
поднялась, прекрасная вся в чистоте нагой» ,
Стих этот был выучен, и Лиззи почувствовала, что она  с пользой посвятила целый час поэзии.
Во всяком случае, она получила в свое распоряжение прекрасный отрывок для  цитирования; и хотя на самом деле она не поняла ничего,  но так отточила свои жесты, и так модулировала свой голос, что знала, что это произведет нужный эффект. Она не хотела читать дальше, закрыла книгу и направилась домой. Поскольку отрывок о душе Ианты был выучен очень легко, Лиззи считала, что  теперь  хорошо знакома с поэмой,  и через несколько дней, говорила,что  полностью ее изучила. В  то же время она прекрасно отдавала себе отчет в истинном положении вещей. Жизненный опыт подсказал ей, что, выбирать для цитирования следует отрывок из середины или конца поэмы. Мир сейчас так  жесток, что даже мужчины и женщины, которые сами не читают «королеву Мэб», знают как она начинается и имеют привычку задавать вам совершенно глупые вопросы.
После обеда Лиззи пригласила мисс Макналти присесть у открытого окно гостиной и посмотреть на «сверкающие волны». Отдавая  мисс Макналтли должное, мы должны признать, что, хотя она не имела эстетического вкуса, мало читала и сама имела весьма бесцветный вид, но она обладала определенной проницательностью. Лиззи Юстас была совершенно бессильна повлиять на нее.  Мисс Макналти была готова мириться с ней и есть  ее хлеб. Люди, которых она знала, были либо ничтожны, как ее собственный отец, либо жестоки, - как леди Линлитго, либо лживы – как леди Юстас. Мисс Макналти знала, что  такие как она должны покорно переносить ничтожество, жестокость и фальшь.  И она переносила их, не осуждая никого даже про себя. Но мисс Макналти была  несовершенна в одном отношении, она не могла назвать ничтожество, жестокость и фальшь другими именами, даже когда их владельцы палили ей деньги. Она не могла притворяться, что верит словоизлияниям  Лиззи. Вряд ли это была совесть или стремление к истине, скорее недостаток  вдохновения необходимого для лжи. Мсс Макналти не могла  хвалить леди Линлитго за ее доброту и леди Линлитго выгнала ее из дома. Когда леди Юстас требовала ее сочувствия, у нее не хватало актерских дарований, чтобы  играть роль, которая была предназначена ей. Она была как собака или ребенок, которые не умеют приотворяться. Лиззи желала немного  сочувствия пусть притворного, жаждала познакомить ее со своим знанием Шелли и была очень любезна с мисс Макналти, когда она беседовала с бедной леди в нише у  окна.
- Это прелестно, - не так ли? - сказала Лиззи,  протянув  руку к окну, к «широкому пространству сверкающих волн».
- Да, очень приятно, - только от блеска волн устают глаза - ответила мисс Макналтли.
- Ах, как я люблю настоящее тепло подлинного лета. Мне  всегда кажется, что солнце необходимо, для полноты чувств – произнесла Лиззи, забыв кА досаждала ей жара и мухи, когда она пыталась наслаждаться поэзией, сидя на камнях.
- Я всегда вспоминаю о тех немногих прекрасных днях, которые я прошел с моим дорогим Флорианом в Неаполе, - слишком немногих днях, - со вздохом произнесла Лиззи.
Мисс Макналти знала историю замужества леди Юстас, знала о последствиях этого замужества, и о том как вдова перенесла свою потерю, поэтому она ответила только:
- Я полагаю, что Неаполитанский залив чудесен, - сказала она.
- Это не просто залив. Он очаровывает вас, но  необходимо, чтобы с рядом с вами был кто-то, кто понимаеть вас.  - Душа Ианты!, - воскликнула она, имея в виду гибель  сэра Флориана. Вы читали «Королеву Мэб», мисс Макналти?
- Я не помню, чтобы я это читала. Если и читала, то забыла.
 - Ах, вы должен это прочитать. Я не знаю ничего написанного по-английски, что будит в людях лучшие чувства и устремления. «Она стоит в своей нагой чистоте,  - продолжила леди Юстапс, все еще намекая на бедную душу сэра Флориана - Чувство с невыразимой красотой и изяществом, пронизывающее каждый атом земного бытия, все это прошло»,  - да, да. Я словно вижу его воючияю сейчас во всей его мужественной красоте, вижу как мы вместе  сидели часами, глядя на волны. О, Джулия, сама вещь исчезла, - земная реальность, но память об этом будет жить вечно!
- Конечно, он был очень красивым человеком, - сказала мисс Макналти в замешательстве.
- Теперь я словно вижу его вновь, - продолжала Лиззи, все еще глядя на «сияющую волны». «Ушла вся его гордость, и  теперь он один стоит среди руин». Разве это не прекрасные слова?
Лиззи  забыла одно слово и использовала неправильный эпитет, но по ее мнению это звучало так же хорошо. Руины ей казалось очень поэтическим словом.
- Честно говоря, - сказала мисс Макналти, - я никогда не понимаю поэзию, когда ее читают вслух, если я сама это не прочитала. Я пожалуй отойду от окна,  этот свет слишком силен для моих бедных старых глаз.
Да, бедная мисс Макналти явно была неспособна быть хорошей компаньонкой.

ГЛАВА XXII Леди Юстас добывает пони для своего кузена

Леди Юстас так и не сумела добиться сочувствия от мисс Макналти и испытывала горькое разочарование. Да мисс Макналти оказалась явно неспособной постичь ее любовь к поэзии! А ведь ей платили за это! В  порыве необузданной щедрости,  в то время, когда она едва ли знала, что означают деньги, леди Юстас обещала мисс Макналти семьдесят фунтов в первый год службы, и семьдесят - во второй, если договоренность продлится более чем два года. Второй год начался, и леди Юстас начинала думать, что семьдесят фунтов - это слишком много, особенно когда в обмен получаешь так мало.
Леди Линлитго не платила мисс Макналти постоянного жалования. Но живя у леди Линлингто мисс Макналти и сама жила как леди. Лиззи справедливо рассудила, что получая семьдесят фунтов и путешествуя первым классом в Шотландию, ее подруга всегда должна быть готова обсудить душу Ианты  или любого другого литературного персонажа. Сейчас она чувствовала, что  ей явно недодают за ее деньги. Она понимала, что в нынешней щекотливой ситуации компаньонка ей необходима и не могла отказаться от услуг мисс Макналти; но иногда, как теперь, это был тяжелый крест; и леди Юстас очень хотелось сказать  бедной мисс Макналти, что она … дура. Справедливости ради надо сказать,  что мисс Макналти несомненно предпочла бы  выслушать, что  она дура, чем выражать леди Юстас сочувствие и беседовать с ней о литературе.
В результате всего этого  десять дней августа тянулись для леди Юстас очень долго. «Королева Мэб» в качестве изысканного досуга себя не оправдала. Но были и другие книги. Огромная коробка, полная романов, прибыла вместе с ними, а мисс Макналти была великим пожирателем романов. Если бы леди Юстас поговорила с ней о несчастьях самой несчастной героини, которая когда-либо жила на белом свете, о том как ее возлюбленный был убит  у нее не глазах, а затем неожиданно воскрес и получил наследство  в сто тысяч фунтов, - т все это в течение трех недель; или если бы речь пошла о другой несчастной героине, которая ой сама  трагически погибла - мисс Макналти нашла бы что сказать. Но Лиззи почитала своим долгом изучить возвышенную литературу. Она перешла к «Королевой Фей»; но «Королеве фей», но  «Королеве фей» тоже не оправдала ее надежд. В итоге все чтение в замке Портри ограничилось романами. Если бы при этом мисс  Макналти еще оставили в покое, это бы был предел ее мечтаний. Иметь еду, ежедневную прогулка, кров над головой и новый роман  - это все, что она спросила у бога.
Но этого было явно недостаточно для  леди Юстас. Она просила у бога гораздо большего, и теперь была недовольна своим бездельем. Она была уверена, что она смогла бы прочитать Спенсер за день с  перерывом на час или два. Чтобы пообедать и всего Шелли, - если бы только кто-нибудь оказался сопереживающим слушателем.  Но никого рядом не было, и она была вынуждена нести свой крест одна.  Наконец, пришло  письмо от ее кузена, который должен был прибыть через три дня и оживить  жизнь в замке.
 «Я видел лорда Фоуна, - говорилось в письме, - и я мистера Кэмпердауна также. Было бы довольно сложно и долго пересказывать содержание наших бесед, а поскольку скоро я лично буду в  Портри, - то я не буду пытаться.  Я прибываю ночным поездом и буду  в замке, как только оденусь и позавтракаю. Полагаю, мы сможем найти здесь пони для прогулок. «Мы»  - это я и мой друга мистер Эррио, человек, который, как мне кажется, вам понравится. Надеюсь вы будете снисходительны к нему, хотя он барристер, как и я. Пока вы можете накак к нему не относиться, поскольку в среду утром я конечно, приеду один.
Ваш любящий брат, Ф. Г.»
Леди Юстас получила письмо в получила в воскресенье утром, и поскольку среда, названая в письме была ближайшая среда, леди Юстас несколько утешилась в том, что поэты ее подвели.
- Какое счастье, - воскликнула она, - что, наконец-то будет с кем-то поговорить!»
- Да, действительно, - сказала мисс Макналти, - Вы несомненно будете рады увидеть своего кузена.
 - Я буду рада видеть любого человека.  В этой глуши я готова сбежать даже с мэром  Крейги.
- У него семь детей, - сказала мисс Макналти.
 - Да, бедный человек и жена, и явно недостаточно средств. Я думаю. Он бы согласился. Интересно, можно ли достать пони в этой глуши?
 - Пони!  - разумеется, мисс Макналти сразу подумала, что пони необходим для бегства.
- Да! Полагаю, вы знаете, что такое пони? Разумеется, здесь должны быть пони, которых можно взять напрокат. У меня так много забот, что я совсем об этом забыла; а вы никогда не умели думать о таких вещах.
 - Я не знал, что джентльмены хотели взять пони для охоты.
- Интересно, что вы вообще знаете? Конечно, им необходим пони.
 - Полагаю, вам нужны две лошади?
 - Наверно… нет, не знаю. Во всяком случае один точно нужен. Как мне лучше поступить?
Мисс Макналти предположила, что лучше всего обратиться  к мистеру Гоурану.
Мистер Гоуран был управляющим имением и бейлифом, распорядителем и мастером на все руки, который делал все  - он мог купить или продать корову, проследить, чтобы слуги не присвоили лишнего, он знал все об  знал имении  и его арендаторах, он укутывал трубы зимой, вобщем был воплощением типичного честного, трудолюбивого, хитрого, властолюбивого шотландца, воспитанного  в любви к роду Юстасов, и ненавидевшего свою нынешнюю госпожу всем своим сердцем. Он не оставил своей службы, после того как леди Юстас унаследовала замок Портри полагая, что теперь цель его жизни заключается в том, чтобы спасти Портри от разорения. Лиззи платила ему той же монетой и решила для себя, что она избавится от услуг Энди Гоурана при первой же возможности.
Он получил имя  Энди от покойного сэра Флориана, и хотя все остальные называли его мистером Гоураном, Леди Юстас решила, став его госпожой, она как и покойный господин может называть его Энди. Но она решила избавиться от него, как только сможет. К сожалению были  вещи, которые знал и умел уладить только мистер Гоуран. Каждый слуга в замке мог ограбить ее, если бы не защита, предоставляемая мистером Гоураном. И претензии садовника мог тоже обуздать только мистер Гоуран, это был единственный человек который мог укротить этого т Люцифера от садоводства.
- Вы полагаете, что никто ничего не может  сделать в Портри, кроме этого человека», -  неприязненно спросила леди Юстас
 - Он во всяком случае знает, сколько вы должны заплатить за пони.
- Да, и наймет какого-нибудь одра, на котором мой кузен сломает себе шею»
- Ну тогда я должен спросить мистера Мак-Калума, местного почтальона, возле его дома я видела трех или четырех очень смирных пони, на которых возят почту.
- Мисс Макналти, если я когда-нибудь видела полную идиотку, то это вы ! – вскричала леди Юстас, воздев руки – вы действительно полагаете, что я могу нанять почтового пони для моего кузена Фрэнка?!
- Да, наверно я глупа, - спокойно сказала мисс Макналти, возобновляя чтение своего романа.
Таким образом, леди Юстас, была вынуждена прибегнуть к помощи  мистера  Гоурана, к которому и обратилась в понедельник утром. Даже Лиззи Юстас, от имени своего кузена Фрэнка, не посмела бы побеспокоить  мистера Гоурана вопросом о пони в субботу вечером.
В понедельник утром она обнаружила, что г-н Гоуан контролирует четырех мальчиков и трех старушек, которые делали немного сена ее свтелости на лужайке перед замком. Земля вокруг замка была бедной и обнаженной, и сено ее светлости поспевало поздно.
- Энди, сказала она. - «Я хочу получить пони для джентльменов, который приезжает в Коттедж. It must be there by Tuesday evening.
- Поуни?  моя леди ?
-Да, пони. Я полагаю, что пони может быть куплен в Эйршире, - хотя из всех мест в мире он, кажется, имеет наименьшее из удобств жизни
 - Чтобы найти пони, моя леди, не нежно жить здесь.
- Неважно. У вас будет доброта, чтобы купить пони и положить в конюшни Коттеджа во вторник днем. Там я полагаю есть конюшня
- О, да, там есть укрытие, не дай мне для mair pownies, чем они будут ездить. Когда Коттедж был большим, моя leddie, была некотрый случай для нескольких волов.
Энди Гоуран постоянно подчеркивал бедность Портри, и он ничего не мог сделать, что еще больше огорчило ее.
- Я не собираюсь экономить на пони для моего кузена, - сказала леди Юстас высокопарно, однако чувствуя себя неуютно с этим мужчиной.
 - Будьте добры, купите и доставьте его во вторник.
 - Но там ничего нет даже постельных принадлежностей. И что такое навес для пони? Там может жиь трлько пони, чтобы ваша милость не думала. Это будет стоить 8 шилингов и 6 пенсов в неделю.
Г-н Гоуран, выражая благоразумную осторожность, очень сильно делал упор на шесть пенсов.
 - Очень хорошо. Пусть будет так.
- «И будет зверь, чтобы купить, моя леди. Он будет куском денег, мой leddie. Пони не вол.
- Конечно, я должен заплатить за него.
- Он будет делом на десять фунтов, мой leddie.
 - Очень хорошо
 - Или может быть 12. что-то около того
И мистер Гоуран весьма невеждиво кивнуд голвой своей плвелительницке. Неудивительно, что она должна ненавидеть его.
 -Вы должны дать правильную цену, конечно.
 - Нет правильной цены на пони -  ими тргуют евреи и сикхи.
Если это было предназначено для сарказма на леди Юстас в отношении ее бриллиантов, г-н Гоуран должен был быть уволен на месте. В таком случае ни один английский суд нглийское жюри невзялся бы его зхащищать.
 - И он снова будет продан, моя leddie?
- Посмотрим
_ А может и нет?
- А седло, моя леди», выкрикнул он фальцетом – и ивая слово в ее голосе, - и узддечка. Полагаю кузен вашей милости  не ездит на неоседланной лошади в Луноне.
«Конечно, должна быть необходимая конная мебель», - сказала леди Юстас, уходя в замок.
Энди Гоуран, конечно, плохо ее использовал, и она поклялась, что она отомстит.
Но когда во вторник она не была проинформирована о том, что адекватный пони был нанят на восемнадцать пенсов в день, седло, уздечка, грум все включено, ее сердце совсем смягчилось по отношению к мистеру Гоурану.