Проклятие

Машина мчалась, врезаясь в темноту дороги. Казалось, что она борется со встречным ветром и сильным снегопадом. Дворники едва справлялись со снегом, который уже залепил всё лобовое стекло, оставив только маленькие окошечки для обзора.

В начале пути, понимая сложности ночного вождения, Марина пыталась разговаривать с мужем, чтобы он не заснул за рулём. Но вскоре, она уже невпопад отвечала на его вопросы, так как, отвернувшись к боковому окну и всматриваясь в проносившиеся дорожные столбы и мелькающие тени деревьев, полностью погрузилась в свои воспоминания. Володя хорошо понимал, какие воспоминания могла пробудить у Марины эта поездка, и тоже замолчал, сосредоточившись на дороге.

Пятнадцать лет назад вот этой же дорогой они ехали в обратном направлении. Так же за окном завывала пурга, так же Марина, притихшая и испуганная, на заднем сидении старенькой "шестёрки" всматривалась в кромешную тьму за окном. Это был январь начавшегося двухтысячного года.

Слёзы тогда неоднократно начинали литься из её глаз, и она была рада, что ни дядя Володя за рулём, ни тётя Нина, сидевшая рядом с ним, не могли их видеть. Однако, зная, что она расстроена тётя Нина периодически поворачивалась и громко провозглашала:

_ Не дрейф, Маринка! В Москву едешь, не в Магадан, - и добавляла. - Это я, когда-то в никуда ехала, а ты не на пустое место. Да, и Москва уже не та...

Да, когда-то тётя Нина девятнадцатилетней девчонкой покинула родную деревню, оставив годовалого сынишку матери, и уехала, как она выразилась "в никуда". Устроилась на завод, где до сих пор и работала крановщицей. Со временем получила от завода жилплощадь. И вот теперь, устроила и свою личную жизнь - вышла замуж за Володю.

Всё это Марина хорошо знала, так как тётя Нина частенько приезжала в деревню в отпуск и по праздникам, и всегда приходила к своей подруге Валентине, матери Марины, чтобы поделиться новостями.

"Это хорошо, - думала тогда Марина, немного успокоившись. - Дядя Володя, видно, хороший человек. Может и мне повезёт. Всё же, Москва - больше возможностей. А то двадцать лет стукнуло, а женихов "путных", как говорит мать, не находится".

Решение отправить Марину в Москву у её матери возникло совершенно неожиданно, можно сказать - "по пьянке".

Тётя Нина, как обычно, приехала в родную деревню на Новый год и в праздничную ночь заглянула к своей подружке. За праздничным столом Валентина и пожаловалась старой подруге, что не знает, куда пристроить дочь. Марина закончила училище, получив специальность повара, но устроиться на работу возможности нет. "Вот и сидит на моей шее", - причитала мать. - Да и женихов в деревне не осталось, как бы в девках не засиделась".

_ А давай, заберу её в Москву? Поживёт у нас, на работу пристрою быстро, поварские руки сейчас в Москве нужны. Знаешь, сколько кафешек новых открывается?

* * *

Тётя Нина жила в общежитии квартирного типа. Это был блок из трёх комнат с единой кухней и"удобствами". Две комнаты занимала тётя Нина с дядей Володей, а в третьей проживала Татьяна Ивановна, одинокая женщина лет пятидесяти, которая работала в заводоуправлении. Девушку поселили в комнате Стаса, сына тёти Нины, которому было уже где-то под тридцать, а он (по словам тёти Нины) всё ещё "болтался не пойми где".

Марина действительно быстро устроилась на работу, поварские молодые руки требовались везде. Сначала поработала в заводской столовой, но вскоре перешла в Кафе, где зарплата была выше. За квартиру тётя Нина брала копейки, и Марина могла порадовать себя хотя бы новой косметикой.

Девушке всё нравилось. Тётя Нина с дядей Володей жили тихо и мирно. Марина в детстве слышала столько ругани в своём доме, где пьяный отец часто устраивал разборки, что здесь ей жизнь казалось раем.

Да и кому здесь было скандалить? Дядя Володя вообще оказался спокойным интеллигентным человеком. В начале девяностых (по рассказу тёти Нины) он потерял приличную работу инженера-конструктора, развёлся с женой, так как безработным стал не нужен, и теперь "бомбит" на своём жигулёнке, то есть работает таксистом.

Тётя Нина, конечно же, его уважала, но иногда, на правах хозяйки квартиры, покрикивала, от чего дядя Володя только хмурился и редко что отвечал. Дядя Володя относился к Марине по-отечески (его дочь была старше Марины), он нередко встречал её с работы, так как рабочий день заканчивался поздно, помогал с домашней стряпнёй, которая постепенно стала постоянной обязанностью девушки.

Как-то летним вечером, когда над городом стоял смог от подмосковных пожаров, Марина не могла долго уснуть от запаха гари, проникающего даже в закрытое окно. Её постоянно мучила жажда, и она вышла на кухню, чтобы наполнить графин свежей холодной водой.

За столом сидела тётя Нина с соседкой и "баловались пивом". (Так они называли это занятие). Целый ворох распотрошённой сухой воблы покрывал не только кухонный стол, но и пол вокруг.

_ Чего это ты в сорочке выскочила, бесстыжая? Мужик ведь в доме, - услышала Марина за своей спиной и, зардевшись румянцем, невольно провела рукой по своей ночнушке.

_ Я только за водой, на минуточку... , - промолвила девушка, взглянув мельком на женщин, которые вальяжно сидели за столом в подобных ночных сорочках.

_ Ну вот и вали отсюда...

Это был первый звоночек разыгравшейся в последствии женской ревности.

С того времени тётя Нина не упускала ни единого случая ужалить девушку. Часто Марина слышала упрёки и в адрес дяди Володи, который спокойным голосом пытался вразумить жену: "Ну что ты к девчонке привязалась? Она ведь мне как дочь. Что ты творишь, Нина?" На что разъярённая женщина отвечала новым потоком ругательств.

Марина недоумевала: "За что? Что я делаю не так?". Она старалась не попадаться на глаза никому из обитателей квартиры и стала подыскивать новое жильё.

Очередной скандал разразился после совместного посещения рынка, который в то время не только кормил "челноков", но и одевал жаждущих москвичей. Тётя Нина взяла Марину, чтобы та помогла ей выбрать новый пуховик. Длинные ряды торговцев с их зазывными криками очень утомили девушку. Да к тому же она очень замёрзла. Когда, наконец, нужный пуховик был отыскан, Марина вовсе превратилась в ледышку в своей лёгонькой курточке. Вот тогда дядя Володя и предложил:

_ Марина, давай тебе куртку потеплее купим. Ты в своей зимой окочуришься.

Девушка пожала плечами. Таких денег у неё не было.

_ Да не волнуйся, давай выбирай. У меня есть. Потом отдашь, - и дядя Володя подтолкнул Марину к прилавку.

Весь обратный путь в машине была гробовая тишина. Марина, заметив недовольный вид тёти Нины, поспешила уйти на работу раньше обычного, чтобы избежать очередного скандала.

Однако, вернувшись поздним вечером с работы, она услышала нескончаемые крики. Тётя Нина билась в истерике, проклинала день, когда привезла Марину в свою квартиру. Упрекала дядю Володю, вспоминая о том, что и его когда-то приютила. Дядя Володя молчал, не пытаясь даже её урезонить.

Марина проплакала всю ночь. Утром из комнаты вышла только после того, когда тётя Нина ушла на работу, и столкнулась в прихожей с дядей Володей.

_ Собирайся, Марина. Поедем на другую квартиру.

_ Как?

_ Я договорился со знакомым, поживём зиму на его даче.

_ И Вы? - удивилась девушка.

- И я. Достала меня Нина. Не могу больше терпеть. Собирайся. Или боишься?

_ Да нет, что Вы...

* * *

Почти год, до следующего лета, беглецы жили на подмосковной даче. Марина нашла работу поближе, дядя Володя так же таксовал и вечерами встречал девушку с работы.

Марине было хорошо с ним. Он много читал, много знал интересного и во многих вещах разбирался. Вечерами они часто засиживались за беседами допоздна, обсуждая книги, телепередачи, события в стране.

Омрачали только бесконечные звонки матери, которая не слушая объяснений ни дочери, ни дяди Володи, сердито кричала в трубку:

_ Что ты творишь? Зачем тебе старый мужик? Смотри у меня, допрыгаешься. Так и знай - прокляну, если не опомнишься...

Валентина даже не пыталась выслушать дочь, она только осыпала её упрёками и сетовала, что ей теперь стыдно перед подругой.

После одного из таких звонков отношение с матерью вовсе прекратились. Марина услышала те роковые врезавшиеся в её память слова: "Ты мне не дочь. Проклинаю..."

Тогда дядя Володя поддержал её и помог разобраться в сложившейся ситуации, объяснив девушке поведение матери и заверив её, что вскоре Валентина обязательно поймёт, что не права и всё разрешится.

Марина всё больше привыкала, что дядя Володя был всегда рядом. Она видела и ценила его отеческую заботу, но замечала и другие взгляды, взгляды мужчины. Однако, никогда не слышала от него даже намёка на какие-то чувства. Сердечко же Марины всё чаще трепетало, а щёки пылали, когда он ласково обращался к ней. Долгое время она себе не признавалась, что дядя Володя ей нравится. Как? Старше почти на тридцать лет...

Отчётливо о своей влюблённости Марина поняла, когда как-то вечером Володя не встретил её после работы. Девушка обеспокоенная и с предчувствием какой-то беды бежала домой всю дорогу. И действительно, Володя сидел перед зеркалом и делал примочки на распухшее лицо с синяками и ссадинами. Оказывается, хулиганы не только не заплатили за проезд, но и избили Володю. Тогда-то она и осознала насколько ей дорог этот человек.

В начале лета встал вопрос о смене квартиры. Семья друга Володи собиралась приехать на дачу.

_ Марина, что ты думаешь? Ты девушка молодая, тебе жизнь надо свою устраивать, замуж выходить, - так, немного смущаясь, начал разговор Владимир. - Хочешь, я помогу тебе снять отдельную комнату?

Сердце девушки бешено забилось, на глазах выступили слёзы. Она видела, что эти слова Володе даются тоже очень тяжело. Володя взял её за руку, заглянул в глаза и молча обнял.

Марина прижалась к нему и слёзы счастья большим потоком полились по её раскрасневшемуся лицу.

_ Что ты, дорогая, я тебя никогда не оставлю. Если ты только этого хочешь?

_ Да, хочу...

_ Маленькая моя, любимая...

С этого дня они стали близки, они стали счастливой семьёй.

* * *

С тех пор прошло пятнадцать лет. Их жизнь постепенно наладилась. Володя устроился на работу по специальности с приличным окладом. Марина по настоянию Володи заочно закончила институт пищевой промышленности и работала администратором в престижном ресторане. Они даже купили новую машину, но продолжали проживать на съёмной квартире, считая это более удобным вариантом.

Вот только детей у них не случилось, и Марина была уверена, что виной этому была её мать. Не могла Марина забыть, как кричала она в трубку: "Проклинаю тебя, ты мне не дочь. Слышишь, паршивка? Не дочь..."

Со временем, как и предполагал Володя, мать конечно остыла. Особенно, когда Нина, выйдя на пенсию, переселилась в родную деревню и призналась подруге, что сама собственными руками разрушила свой брак. Мать изредка звонила, рассказывала деревенские новости, сетовала на здоровье. Марина же на эти высказывания отвечала нехотя и односложно. В родной деревне она больше не была. Она не хотела ворошить прошлое, да и с тётей Ниной встречаться у неё желания не было. И вот теперь они едут на похороны.

О смерти матери Марине сообщила тётя Нина: "Приезжай, Марина. Валентина очень просила тебе позвонить..."

Как тяжело сейчас Марине осознавать свою вину, что не повидалась с матерью, когда та, уже больная, умоляла её приехать, чтобы поговорить и всё разъяснить.

За этими воспоминаниями дорога пролетела быстро. Вот и поворот в родную деревню. Володя, который до сих пор молчал и только изредка с беспокойством поглядывал на жену, спросил:

_ Как ты? Держись, маленькая..., - и крепко сжал её холодные пальцы.

Несмотря на ранний час, в сумерках уходящей ночи у распахнутых ворот родительского дома маячила чья-то фигура. Это была тётя Нина. На подкосившихся ногах Марина вышла из машины. Сквозь слёзы, бежавшие ручьём по её лицу, она видела приближающую к ней тётю Нину, и ещё больше испугавшись задрожала. Но та, распахнув объятья тихо проговорила:

_ Всё нормально, девочка. Хорошо, что приехали. Мама так тебя ждала. Ты прости её, она просила. Пойдём, милая, пойдем ..., - и, поприветствовав кивком головы Володю, приобняв покачивающуюся Марину, повела её к дому, продолжая нашёптывать: - Ты только прости нас дурных баб, дорогая. Маму прости и меня прости за всё. Надо прощать, милая... Всё уляжется...

Слёзы душили Марину, в её голове проносились вереницей те злые жестокие слова тёти Нины и матери, которые навсегда отпечатались в её сознании, но она, еле шевеля губами, проговорила:

_ Простила. Давно простила, - и слёзы ручьём брызнули из её глаз. Это были слёзы очищения. Однако, они были с отчётливым привкусом оставшейся горечи.