Василий Ян

Я с юности зачитывалась его замечательными книгами, особенно трилогией - "Чингиз-хан", "Батый", К последнему морю". Казалось невероятным, что можно было в деталях восстановить далекую историю монголо-татарского нашествия на Русь и 300-летнего ига. И описать все это в таком увлекательном стиле. Начнешь читать- не оторвешься!

Как всегда, началось мое увлечение автором с его произведений, а перешло на биографию. Как оказалась, жизнь Яна была фантастической, удивительной, забитой до отказа значимыми событиями и достижениями. И объяснялось это не только переломной эпохой, в которую привелось ему жить и творить, но и необычайной, высокоталантливой личностью самого автора. Недаром назвал его сын книгу воспоминаний об отце "Десять жизней Василия Яна". Описать его жизнь действительно очень трудно, именно потому, что была она переполнена значимыми событиями. В монографиях о судьбе иных выдающихся личностей и писать особенно не о чем, приходится линию жизни разбавлять описаниями окружения и исторической среды. Ну, а в жизни Яна - все спрессовано, ярко, выпукло, значимо. Рассказывать о его жизни это почти то же, что пересказывать события остросюжетного приключенческого романа. Посудите сами...

***
Василий Григорьевич Янчевецкий родился 23 декабря 1874 года (4 января 1875 года) в Киеве. В роду Янчевецких было много священников. Однако дед писателя воспротивился этой традиции и настоял, чтобы его дети избрали путь военной или статской службы. Отец писателя, Г. А. Янчевецкий исполнял должность учителя латинского и греческого языков поначалу в Киевской, а позднее в Рижской и Ревельской гимназиях. Его сыновья, Дмитрий и Василий, заканчивали  гимназическое обучение в Ревеле.

В 1892 году Василий Янчевецкий поступил на историко-филологический факультет Санкт-Петербургского университета и блестяще его закончил в 1898 году. К этому времени отец уже приготовил для него место в ревельской казённой палате и даже приискал богатую невесту — эстонку, родители которой владели пивоваренным заводом. Однако Янчевецкого-младшего настойчиво влекла идея изучить Россию «изнутри», пройдя пешком через Великий Новгород, Поволжье, Урал и Сибирь до самого Владивостока. Он отправил письма Сыромятникову-Сигме и Э. Ухтомскому, главный редактор согласился с его идеей «затеряться в народе» и предложил ему стать внештатным сотрудником «Санкт-Петербургских ведомостей».

Василий вспоминал: "Отец, прочитав письмо, пришел в ужас: «Ты станешь бродягой!» Мать заплакала… Но я уже принял решение: «Чего вы боитесь? — ответил я, — ведь Ломоносов ушёл пешком из деревни в Москву, а я пойду, наоборот, из Петербурга в деревню. Я хочу узнать, как и чем живёт мой народ. Хотя я изучил четыре языка и множество наук, а простой русской речи и народной жизни не знаю. Не бойтесь за меня! Я смело нырну в людское море и сумею вынырнуть на другом его берегу!»

Так началась его карьера журналиста и путешественника. С котомкой за плечами он отправляется в путь в глубь России. Поначалу ему было странно оторваться от привычной городской жизни интеллигента, но «по мере того, как я опускался все глубже и глубже в народную массу, к моему удивлению, весь окружающий меня бедный люд все возвышался, делался сложнее, люди оказывались задушевнее, серьезнее, типы интереснее». Он прошел пешком тысячи километров, иногда передвигался с обозами и однажды даже тянул бечеву с бурлаками (от Казани до Симбирска). На озере Селигер посетил сектантов-старообрядцев, в селе Татеве был гостем народной школы С. А. Рачинского, познакомился с работой иконописцев в Троице-Сергиевой лавре. Побывал в Удмуртии, а затем вместе с плотогонами спустился по Днепру от Орши до Киева и далее двинулся к Екатеринославу через Криворожье и Полтавщину.

Летом 1899 года путешественник прервал свой путь и вернулся в родной Ревель — к родителям. Отец настаивал, чтобы сын поступил на государственную службу, тогда как Василий получил сразу два заманчивых предложения: первое — поступить редактором русской газеты в Гельсингфорс, второе — отправиться корреспондентом «Нового времени» в Англию. Он выбрал второе и отправился поездом до Роттердама, а оттуда — паромом до Лондона. Здесь его встретил университетский друг — англичанин Б. Пирс, который стажировался в Петербурге. Далее на велосипеде Василий объехал большинство графств южной Англии, посетил Портсмут, Шеффилд, Ньюкасл и Ливерпуль. Познакомился с Конан-Дойлем, побывал на публичных выступлениях молодого Черчилля и Киплинга (шла англо-бурская война). Из-за недостатка средств, летом 1900 года ему пришлось вернуться на родину. Часть английских корреспонденций была напечатана в «Ревельских известиях», часть составили статью «Английский характер», опубликованную спустя 8 лет. По возвращении из Англии весной 1900 года Василий Янчевецкий возобновил свои путешествия по России, отправившись на Русский Север. Позднее, свои впечатления от этих путешествий он опишет в книге «Записки пешехода», в 1901г.

По настоянию отца и совету брата Дмитрия, Василий Янчевецкий поступает на государственную службу и отправляется в Среднюю Азию. Опасный и интересный край. Перестав быть «пешеходом» и "велосипедистом", Василий становится всадником.

«Меня манили бирюзовые дали, таинственные персидские горы, мечты о скитаниях по Азии. "Семья, дети - все это еще придет, - думал я, - женитьба теперь выбьет меня из колеи намеченного плана путешествий, и я стану чиновником, сидящим за столом с пачками срочных бумаг или архивных дел... Нет, нет! Какими угодно путями, но я добьюсь поездки в Персию, загадочный Афганистан, сказочную Индию!.." Первое, о чем я страстно мечтал, - это иметь дивного верхового коня, самому ухаживать за ним и странствовать на нем в далеких поездках по пустыням и горным ущельям. Но Мерген-Ага говорил мне: "Не торопись покупать коня. Конь - как родной брат и даже больше. Подожди, я найду тебе первейшего жеребца, золотисто-рыжего или вороного, какой тебе понравится, с широкой грудью, от породистой крови йомуда или поджарого ахалтекинца". С его помощью вскоре я приобрел текинца - золотисто-рыжего Ит-Алмаза (конь-алмаз). А после того - великолепного Моро, чистокровного вороного йомуда».

Генерал Суботич дал молодому Янчевецкому поручение: «Вы проедете караванным путем от Асхабада до Хивы и обратно. Составите отчет о ваших наблюдениях за состоянием колодцев и движением караванов на пройденном пути. В Хиве держитесь осторожно, постарайтесь повидать хана Хивинского. В разговоре, как будто случайно, упомяните об усилившейся, участившейся за последнее время контрабанде. Любопытно, что скажет об этом старый контрабандист?»

После пребывания в Туркменистане Янчевецкий подал прошение о командировке в Персию и Афганистан и его прошение было удовлетворено. В Персии он присоединился к американской этнографической экспедиции Института Карнеги, возглавляемой Элсуортом Хантингтоном.

Путешествуя по Азии, Василий Янчевецкий задавал себе вопрос: «Почему исчезли те селения, поля, сады и арыки, следы которых мы встречали? Ведь геологические изменения, о каких рассказывал Хентингтон, происходили много тысячелетий раньше и создали благодатную почву для развития жизни, а она, распустившись однажды пышным цветением, исчезла, словно ее и не было... Вглядываясь в окружающую мертвую пустыню, я невольно думал: "Наверное, и климат здесь раньше был другой. Ведь по этой равнине некогда проходили многотысячные армии Александра Македонского, Чингиз-хана, Тамерлана, других завоевателей. Чем они питались? Где поили вьючных животных и коней? Что принесли они с собой и что после себя оставили?.. Разрушения, смерть, развалины городов и селений, гибель созданной веками культуры, узкую караванную тропу тысячелетней давности - все остальное занесено песком и пылью... Ради чего же воевали эти "потрясатели вселенной"?»

Позднее, он напишет в своих воспоминаниях. «Я же, за годы, проведенные в Средней Азии, полюбил ее голубые дали, изучал историю, культуру, языки среднеазиатских народов, написал ряд статей и рассказов о них, держал себя независимо, не прислушивался к власть имущим, а шел своей дорогой, мечтал о новых путешествиях, накапливая знания и впечатления, продолжая искать, где же он, счастливый "Зеленый клин" - мечта обездоленных землепроходцев... Увиденные на рубеже двадцатого столетия картины полуфеодальной жизни народов Средней Азии много лет спустя дали стимул моему воображению, чтобы воскресить из небытия сцены жизни древнего Хорезма в повести "Чингиз-хан"...Эти поездки дали мне краски, впечатления и понимание души восточного человека».

Следует ли говорить, что путешествие в Северную Персию, вдоль Афганистана, и до Индии – это не путешествие праздношатающегося туриста, а выполнение определённых задач на благо государства. К концу путешествия в Азию Янчевецкий стал семейным человеком: в Асхабаде он познакомился с молодой вдовой Марией Бурмантовой, служившей машинисткой канцелярии правления области. Женившись, он удочерил и её дочь Евгению, которая всю жизнь считала его родным отцом.

***
Во время Русско-Японской войны Василий Янчевецкий он отправился в Хабаровск, где служил младшим чиновником особых поручений при генерал-губернаторе Линевиче. Одновременно он печатался в газете "Россия", как военный корреспондент Санкт-Петербургского телеграфного агентства. Через год он получил орден святого Андрея Первозванного III степени с мечами. Его брат, Дмитрий, был обозревателем газеты «Новый край», выходившей в Порт-Артуре.

Работать ему часто приходилось по ночам, так как он был назначен выпускающим редактором газеты. Он публиковал воспоминания и заметки по поводу освоения Туркменистана, о Сахалине, о благоустройстве Петербурга и т.д., нередко подписывая свои публикации псевдонимом Ян.   

20 апреля 1906 года правительственным приказом Василий Янчевецкий был назначен чиновником особых поручений в Туркестанский край и снова оказался в Средней Азии. Работа предполагала разъезды по долинам Сырдарьи и Арыси с геодезистом и землемером для поиска мест для поселений, пастбищ и посевов. В газете «Россия» в 1906 году он напечатал серию очерков о русской колонизации Туркестана, которую горячо приветствовал и призывал «сильных и грамотных людей.. противопоставить мусульманской твёрдости, воздержанию и упорству если не эти качества, то хотя бы просвещение и способности талантливого русского народа".

С 1907 по 1912 Янчевецкий работал преподавателем 1-й Петербургской классической гимназии, в качестве учителя латыни. Среди его учеников были будущий драматург Всеволод Вишневский и будущий поэт Всеволод Рождественский.
В. Рождественский вспоминал: «Предмет свой (он) знал превосходно и всё же никогда не мучил нас грамматикой и академической сушью. Страница учебника была для него только поводом к широкой, сверкающей остроумными замечаниями беседе… Об исторических лицах говорил он как о простых, давно знакомых ему людях, а в строфах поэтов, отошедших в вековое прошлое, открывал волнение и тревогу страстей, понятных и близких нашей жадной ко всему юности». То есть, для Василия Григорьевича была очень важна не «мёртвая» зубрёжка, «мёртвого» языка, а понимание учениками предмета, «оживление» латыни в лицах и исторических персонах.

Василий Григорьевич, как и многие люди того времени, был увлечён ницшеанством, идеей «Сверхчеловека». Однако, учение Ницше не отравило его душу, не сделало его циником, или анархо-индивидуалистом. Напротив, он по-своему его переосмысливает. Для него «сверхлюди» - это Петр Великий, Пушкин, Суворов, Ломоносов, Скобелев. То есть, люди нужные России. Он считал, что учеников гимназий и школ следует воспитывать на Гомере, Еврипиде, Шиллере, Пушкине, Гоголе. Он даже написал сборник статей под названием "Воспитание сверхчеловека".

Василий не мог подолгу оставаться на одном месте. В 1907 году он с семьей отправился в путешествие по Восточному Средиземноморью от Стамбула до Каира; Василий Григорьевич побывал в историческом музее Бейрута и на раскопках финикийского городища Сайды, а также в Иерусалиме.

Во время холерной эпидемии 1908 года скончалась жена Василия Мария. Овдовев, он поселился с дочерью Евгенией в квартире брата Дмитрия на Ивановской улице. В 1909 году от Управления землеустройства он побывал в командировке в Печорской тундре, на побережье Белого и Карского морей. Экспедиция на пароходе «Сергей Витте» прошла из Архангельска на Колгуев и Вайгач, через Югорский Шар на Новую Землю и к устью Печоры. Далее по Печоре команда на лодках и лошадях поднялась до Северного Урала.

Вернувшись в С-Петербург в августе 1909 года Василий Янчевецкий возобновил работу в гимназии, и начал издавать еженедельный журнал «Ученик». По замыслу Василия Григорьевича, основными сотрудниками журнала должны были стать те же гимназисты, которые составят читательскую аудиторию. В его составлении принимала участие сотрудница редакции — Ольга Петровна Виноградова, которая в 1909 году стала женой Янчевецкого. Одновременно с изданием «Ученика» в семье появилась Мария Алексеевна Маслова (семейное её прозвище «Мака»), которая только что приехала в Петербург на Бестужевские курсы. Она стала бессменным секретарём главы семьи и помощницей на все руки. 8 декабря 1911 года на квартире в доходном доме Императорских театров на Фонтанке родился сын Василия и Ольги Янчевецких — Михаил.

В 1910 году у него возникла идея создать при Первой мужской гимназии «отряд для занятий по системе скаутинг». По-видимому, свою роль сыграла его встреча с основателем этого движения Робертом Баден-Пауэллом. Надо сказать, что
первым, кто в России получил книгу Баден-Пауэла, был император Николай II. Ему понравилась произведение, и он распорядился перевести его на русский язык. Книга была издана Главным штабом. Янчевецкий основал один из первых скаутских отрядов «Легион юных разведчиков», основанный на игре в рыцарство. Активной пропагандой скаутинга он занимался в собственном журнале «Ученик», в котором публиковал приглашения стать скаутом, рассказы о том, кто такие скауты, и объявления о походах и экскурсиях.

Первая мировая война объединила в разведческих рядах лучшую часть российской молодежи. Те, кому было рано идти на фронт, шли в разведческие отряды дежурить на железнодорожных станциях, встречать поезда с ранеными и беженцами, помогать в деревнях семьям мобилизованных. К концу 1915 г. в России было в разных городах 24 скаутские организации, а через год их уже было 143. Такой буйный рост скаутизма в годы войны в России можно объяснить только патриотизмом и идеализмом российской молодежи, искавшей себе поле деятельности для служения Богу, Родине и ближним.

В 1912 году Василий Григорьевич был направлен корреспондентом на фронтах Балканской войны. В 1913 году в Стамбуле готовился переворот под началом Эквер-бея. Янчевецкий успел через резидентуру русского посольства переслать в Петербург корреспонденцию об этом и заговор был раскрыт. Он предложил создать Русско-турецкий комитет и его инициатива была поддержана турецкими властями. Янчевецкий работал в Константинополе 10 месяцев и был награжден Орденом Святого Станислава II степени. 1913—1918 годах Янчевецкий вместе с семьёй жил за границей, работая корреспондентом телеграфного агентства: в Турции, В 1914 году,  После начала Первой мировой войны он с семьей, на последнем пароходе, отплыл в Одессу. в 1915-16 гг. работал корреспондентом в Румынии. Стоит ли говорить, что это – продолжение работы, начатой в Азии, на благо Российского государства?

***
После Октябрьской революции в румынском городе Яссы было создано тайное общество для борьбы с большевизмом, возглавленное военным атташе Палицыным, в состав которого вошёл и Василий Янчевецкий. Он стал издавать газету «Республиканец», в учредительной статье которой писал, что началась не революция, а новое тяжелое смутное время. Газета стала популярной, она широко освещала ход переговоров и заключения Брестского мира и обстоятельства разгона Учредительного собрания.

В 1918 году Василий вернулся с детьми, Михаилом и Евгенией, через белогвардейский Крым в Россию, но его жена, Ольга, осталась в Румынии. Их брак распался. Позднее Ольга Янчевецкая перебралась в Сербию, выступала в музыкальной труппе, созданной эмигрантами из России, стала известной югославской исполнительницей русских романсов, пела в ресторанах Загреба. В 1970 году приезжала в Москву, где впервые после полувековой разлуки встретилась с сыном Михаилом.

Василий Янчевецкий с "Макой", детьми и прапорщиком Николаем Можаровским, который женился на приемной дочери Евгении, двинулись на Новочеркасск. Василий Янчевецкий отказался эмигрировать в Европу, хотя и получил такие предложения от нескольких информационных агентств. С эшелоном демобилизованных сибиряков они добрались до Самары — временного центра антибольшевистской России. Здесь купец Сурошников помог Янчевецкому развернуть газету, мобильно размещённую в 2 вагонах поезда чехословацкого корпуса, который перемещался вместе с белогвардейцами. В 1918—1919 годах Янчевецкий служил в Белой армии Колчака, был назначен редактором фронтовой газеты и начальником бюро пропаганды. В марте 1919 года "Верховный правитель" дал Янчевецкому долбность полковника (т.к. он имел уже гражданский чин 6-го класса). В газете печатались последние новости, небольшие фельетоны, рассказы, а также агитационные статьи, написанные простым языком, понятным каждому «разумеющему грамоте» солдату.

На месте прежних русских ратей
Царит один латышский полк.
Ликует банда красных братий,
И голос совести замолк.
Вся Русь в крови, в огне пожаров
И мчится бешено вперёд,
Влача израненный народ
Под хохот пьяных комиссаров[84].
(7 марта 1919 г.)

24 мая 1919 года редакция «Вперёд» двинулась к Екатеринбургу — ближе к фронту, здесь стало ясно, что наступление белых выдохлось. 24 июля газета вернулась в Омск с одним из последних эшелонов, став свидетелем полного разгрома колчаковской армии. Типография с её работниками была захвачена красными партизанами у Новониколаевска. Янчевецкие же 16 декабря оказались в поезде штаба главнокомандующего, и добрались до Ачинска. 29 декабря на станции Ачинск из-за халатности произошёл взрыв двух вагонов с порохом и трёх цистерн с бензином. Ранены оказались Евгения и Михаил Янчевецкие — их посекло осколками оконных стёкол, а поезд сгорел, лишив семью их мобильного дома.

Красноармейская 30-я дивизия и красные партизанские отряды заняли Ачинск 2 января 1920 года. В последовавшей неразберихе зять Янчевецкого, Н. Можаровский  сделался председателем комиссии по снабжению Красной армии, а сам Василий Григорьевич зарегистрировался в уездном ревкоме как столичный учитель и был назначен школьным инспектором.

Однако летом 1920 года в Омске состоялся процесс против колчаковского руководства, ЧК заработало и в Ачинске. Ввиду этого Василий Григорьевич принял решение бежать в Урянхайский край вместе с М. Масловой и сыном Михаилом. Через Абакан и Минусинск к началу зимы Янчевецкие добрались до села Уюка.

Здесь они устроились работать в местную школу. Василий Григорьевич вёл занятия по вечерам, поскольку днём он служил писарем в сельсовете. Школа в селе бездействовала ещё с 1917 года, однако теперь из-за большого наплыва беженцев пришлось давать уроки в две смены. Жили в квартире при школе, которую приходилось делить со сторожем-эстонцем.

На Новый, 1921-й год Василий Григорьевич и Мария Алексеевна устроили в школе ёлку, что было воспринято местными жителями, как нечто необыкновенное. На следующий год они организовали школьный «актив», силами которого 12 марта сыграли народную пьесу «Сваха из Моторского», сочинённую Василием Янчевецким. Весной 1921 года сельсовет выделил семье Василия Григорьевичя надел в две десятины который они засеяли овсом и пшеницей. Янчевецкий стал приходить к мысли о возможности остаться в Советской России, о чём писал в Петроград другу С. Сыромятникову.

Но вскоре его арестовали по доносу, как бывшего белого офицера, и увезли в отделение ЧК в Хем-Белдыр. Однако так сильно полюбили местные жители доброго учителя, что создатель Народной Тувы Иннокентий Сафьянов добился его освобождения, и устроил делопроизводителем канцелярии гарнизона в Туране.

***
Потрясенный арестом и допросами в ЧК, понимая, что ему грозит расстрел, Василий Григорьевич решил репатриироваться в независимую Эстонию, поскольку по условиям Тартуского договора он мог рассчитывать на гражданство. К прошению Сибревкому от 23 декабря была приложена выписка из гимназического формулярного списка 1912 года. Впрочем, прошение было подано слишком поздно: 1 января 1922 года действие пункта договора об эстонских оптантах истекало.

С августа 1921 года Янчевецкие проживали в Минусинске у дочери Евгении Можаровской с мужем. Чтобы прокормиться, Василий Григорьевич устроился в артель возчиков торгового кооператива, а позднее перевёлся сторожем на мельницу Вавиловых, но сломал ногу, когда на него упал штабель с мучными мешками. Оправившись, В. Янчевецкий обратился в уездный партком с предложением назначить его на пост технического редактора газеты «Власть труда» и получил эту должность. Помимо технических функций, 46-летний Янчевецкий наполнял страницы газеты своими стихами, фельетонами и статьями.

Василий Григорьевич также обратился к драматургии, предложив свои пьесы «Нита, или Колчаковщина» и «Невеста красного партизана» труппе при рабочем клубе. Он создал детский театр, в котором сами дети разыгрывали написанные им спектакли «Красная шапочка», «Встреча Нового года или Дети всех стран, объединяйтесь!», «Капиталист в тачке», «Поможем воздухофлоту!». За спектакли сезона 1922—1923 года труппа рабочего клуба была награждена поездкой на всероссийскую выставку народного хозяйства, дабы «дать изображение современной жизни народов СССР, уделив должное внимание окраинам».

По воспоминаниям сына, Василий Григорьевич мечтал о писательстве, но сознавал, что в заштатном Минусинске ему не пробиться в литературу. В августе 1923 года семья В. Яна покинула Минусинск и обосновалась в столице. В Газетном переулке жили родители и сёстры М. А. Масловой, половина их комнаты-«пенала», разделённой фанерной перегородкой, досталась Янчевецким. В ноябре 1923 года он устроился корректором русского отдела газеты «Дер Эмес» (орган Еврейской секции ЦК РКП(б)), тогда как М. Маслова окончила курсы машинописи и устроилась в Госторг.
 
Выживали с трудом, голодали, и В. Ян стал дополнительно работать экономистом в акционерном обществе «Экспортхлеб» и публиковать в газете «На вахте» статьи об экономических проблемах Дальнего Востока. \Кроме того писал пьесы для детского театра, рецензировал постановки «Пролеткульта», «Синей блузы», театра Мейерхольда. Василий был одаренным художником, и фирма «Русские самоцветы» заказала ему эскизы для брошек, кулонов, запонок и ожерелий, по которым была выпущена серия украшений с полудрагоценными камнями, хорошо продававшихся за границей.

В 1926-1927 гг. Ян перевёлся в Самарканд. Очевидно одной из причин было голодное столичное существование. Ведь известно, что многие, чтобы выжить, стремились в Среднюю Азию, помните "Ташкент-город хлебный"? Первоначально он работал экономистом Узбекского ВСНХ, затем в сельхозбанке. Проживал в съемных комнатах у русских жителей Самарканда. Хотя служба занимала время от 9 до 16 часов, Янчевецкий и по вечерам искал подработки. Он писал маслом и акварелью, отправлял корреспонденции о Средней Азии в журналы Москвы и Ленинграда. Вступил в борьбу за раскрепощение женщин Востока, и написал пьесу «Наступление» («Худжум»). Эту пьесу перевели на таджикский и узбекский языки, она долго шла на сценах среднеазиатских республик. В 1931 году пьесу В. Янчевецкого «Худжум» даже демонстрировали во время театральной олимпиады народов СССР.

В целом, 1927 год был беспокойным и трагичным для семьи Янчевецких: в Москве зять Н. Можаровский был обвинён в превышении полномочий, его лишили должности  и исключили из партии. Брат Дмитрий был арестован в Ростове, и за контрреволюционную деятельность приговорён к 10 годам заключения в Соловецком лагере. В результате сокращения штатов в правительственных учреждениях был уволен и сам Василий Янчевецкий. Это подтолкнуло его к идее стать профессиональным писателем, в этом его поддерживала гражданская жена, Мария Маслова, хотя груз семейного содержания ложился на ее плечи. В Москве открылось творческое объединение «Модник», на вступление в которое Василий Григорьевич подал заявку, приложив свои самаркандские пьесы и рукописный сборник «Театр из бабушкиного сундука». Под новый, 1928-й год семья вернулась в столицу.

***
Теперь Василий ежедневно ходил к девяти утра на Моховую улицу в здание Библиотеки им. Ленина. В этом зале у Янчевецкого, как постоянного посетителя, был излюбленный стол — в третьем ряду второй от окна; обыкновенно на его «номере» было выписано до 20 книг и журналов, и каждый день заказывались новые и сдавались просмотренные. Выписки делались в отдельных тетрадях, предназначенных для какой-либо темы; такой метод позволял очень много читать и при этом «не увязнуть» в книжной массе.

В архиве писателя среди материалов 1928 года сохранились заметки к пьесе об адмирале Колчаке «Орлы на погонах»; выдержки из опубликованных протоколов допросов А. В. Колчака, выписки из его биографии, а также схематические наброски первых сцен. Продолжения работы так и не последовало, по-видимому, из опасения репрессий. Наконец, писатель нашел свою историческую нишу: "Путешествия по Средней Азии, изучение прошлого её населения вызвали во мне желание описать борьбу за свою независимость древних скифов, саков, согдов и других народов, живших на территории современных советских среднеазиатских республик в IV веке до нашей эры, во время завоевания и разгрома Персии армией необычайного по смелости и военным способностям Александра Македонского".

Замысел исторического романа об Александре был очень широк, и в 1932 году в издательство была сдана центральная часть трилогии повесть «Огни на курганах». Сбылась давняя мечта В. Яна: показать совсем иной лик всемирно восхваляемого царя-полководца – Александра Великого. Он описывает не культурного правителя, а свирепого завоевателя, жестокого правителя древности, сметавшего всё на своём пути. Янчевецкий рассматривает Александра со стороны порабощённых им народов, делает своими героями тех, кто сопротивлялся завоевателю, рисуя их патриотами, вставшими на пути надменного владыки.

Параллельно В. Ян работал над повестью «Финикийский корабль» — о Сидоне, Иерусалиме и Карфагене времён царя Соломона. Издательство «Молодая гвардия» выпустила в свет эту повесть весной 1931 года, и один из первых экземпляров 2 апреля отправился на Соловки — в дар брату Дмитрию, с надписью: «Дорогому брату Мите, восточному страннику. Во все века пламенные искатели высшей правды бродили по свету…».

В 1933 году была опубликована повесть «Спартак» о восстании рабов в Древнем Риме и в том же году вышла повесть «Молотобойцы» о появлении мануфактур в России.

В том же году В. Яну предоставили две освободившиеся комнаты в коммунальной квартире 15 дома № 4 в Столовом переулке. Наконец-то, их семья выехала из своего тесного угла и вздохнула посвободнее. В одной из комнат даже сохранился дореволюционный камин, который стал центром семейных ритуалов: перед ним собирались вечерами, Василий читал рукописи, и в нём же сжигалось отбракованное. Гонорары Яна за публикации были скромными и нерегулярными, так как его до сих пор не приняли в Союз советских писателей. Долгое время вместо шкафов одежду вешали на гвозди, вместо кроватей были матрацы на козлах, этажерки для книг были самодельными; свой угол с рабочим столом В. Ян отгородил ширмой, которую сам же и расписал. Несмотря на скудость быта и ограниченные доходы, Василий Григорьевич позволял себе иногда покупать книги, и его домашнее книжное собрание к концу жизни составляло несколько тысяч названий.

Зима 1933—1934 года была суровой, дом плохо отапливался, и писателю приходилось во время работы ставить ноги на кирпич, нагреваемый на керосинке. Тем не менее Василий Янчевецкий продолжал упорно работать, однако по вечерам позволял себе отвлекаться -  писал картины, а если бывал у дочери и сына, владевшими фортепиано, играл вальсы Шопена, ноктюрны Грига и Листа, народные песни. Три летних месяца 1934 года у него в квартире в Столовом переулке жил досрочно освобождённый из Соловков старший брат Дмитрий Янчевецкий.

Е. Можаровская оставила свидетельство о характере своего отца: "Вот он углубился с кем-то в спор: никакого упрямства, если его убедить — меняет мнение, предварительно задумавшись.. Вспыльчив, иногда пристрастен и несправедлив.. Любит смелость — физическую и умственную. Очень прост, доступен, но ни с кем на «ты». Любит критику: слушает, опустив глаза, молча, лишь изредка морщится, словно от горького лекарства. Если возражения серьёзны и интересны, говорит вызывающе, с улыбкой: «Спасибо! Вы привели меня в ярость. Это хорошо. Полезно..." А через несколько дней он читает вещь, которой узнать нельзя".

Одолевало безденежье, некоторые книги были отвергнуты издателями или задерживались с печатью. Но вот 21 августа 1934 года издательство «Молодая гвардия» заинтересовалось темой Чингисхана и с В.Яном был подписан договор на повесть в 12 авторских листов, со сроком сдачи рукописи в феврале 1935 года.

Василий Григорьевич погрузился в новые исторические изыскания, текст создавался мозаично, эпизодами по темам, которые захватывали его воображение. Первой была написана сцена смерти Чингисхана. К сроку оказалась готова только половина книги. После окончания текста 12 июня 1935 года оказалось, что сменился редактор издательства, который отверг рукопись, ссылаясь на неточности. Пришлось приступить к переделкам, а также заручиться поддержкой тюрколога В. А. Гордлевского и искусствоведа А. К. Дживелегова.

В 1937 году Василий Григорьевич побывал на совещании редакторов серии исторических романов «Журналгазобъединения», после которого ему предложили создать целую трилогию(!) о нашествии монголов. 22 ноября 1937 года была получена положительная рецензия на «Чингиз-хана» от археолога С. Киселёва, в которой роман был назван «ценным трудом». Однако работа опять застопорилась, поскольку редактор "Молодой гвардии" заявил, что «Чингиз-хан» не соответствует общему уровню серии (в ней публиковались тексты Л. Фейхтвангера, А. Франса, Б. Пруса, А. Н. Толстого), предложив ему ввести известного соавтора. Василий Григорьевич уважал свое творчество и отверг этот вариант.

Наконец, летом 1938 года, рукопись «Чингиз-хана» попала в руки профессора И. И. Минца — заведующего кафедрой истории народов СССР в Высшей партшколе при ЦК ВКП(б). Эта встреча закончилась его признанием, что рукопись достойная, и «книгу следует напечатать». "Чингиз-хан" поступил на публикацию и быстро стал одной из самых читаемых и любимых книг в Союзе.

1937—1939 годы принесли Василию Григорьевичу Яну тяготы личного характера. В ноябре 1937 года, всего через 3 года после освобождения, был снова арестован его брат востоковед Дмитрий Янчевецкий и дело шло к смертному приговору. Бывший зять Николай Можаровский был тоже арестован в октябре 1937 года по обвинению в троцкизме и вредительстве, но в ноябре 1938 года освобождён. Кольцо сужалось, вокруг Яна происходили аресты, но его не трогали. Он уже стал известным писателем и, по-видимому, чья-то невидимая рука его хранила. После смерти Сталина, в его библиотеке нашли несколько романов Яна с пометками вождя. Как известно Сталин ценил одаренных, талантливых людей и помогал им. Он, в свое время поддержал Булгакова, помог Мандельштаму, по-видимому, и замечательного писателя-историка Яна он оградил от репрессий. 

Летом 1939 года удалось получить гонорар за «Чингиз-хана», что позволило заплатить долги и купить необходимые детали обстановки, начать приводить в порядок здоровье. Однако 1 декабря Мария Маслова внезапно погибла от удара током от неисправного рентгеновского аппарата. Это стало очередным потрясением для писателя, прожившего с Марией Алексеевной около 30 лет. Тело было кремировано, а урну с прахом Василий Григорьевич захоронил рядом со своей матерью на Ваганьковском кладбище.

***
В феврале 1940 года Василий Григорьевич Ян сдал в Гослитиздат рукопись второй книги задуманной трилогии, «Батыя», а через два месяца отправил сокращённый и адаптированный для детей текст «Нашествия Батыя» в Детгиз. Первые экземпляры этой книги были напечатаны уже 15 июня. После этого писатель вместе с семейством сына Михаила отправился на дачу в посёлок Искра, где узнал о начале войны с Германией.

Янчевецкий просился на фронт, но не был мобилизован по возрасту, ему было уже 67 лет. До 1944 года он находился в эвакуации в Ташкенте. В эвакуации Василий Ян в основном закончил свою  историческую трилогию «Нашествие монголов», в которую кроме романа «Чингиз-хан»- о завоевании Центральной Азии (1939), и «Батый»- о завоевании Северо-Восточной Руси, вошел роман «К последнему морю»- о завоевании Южной Руси и походе на запад до Адриатического моря.

Тема борьбы предков народов СССР с монгольскими завоевателями в XIII веке оказалась очень актуальной в годы Великой Отечественной войны. Книги получили множество положительных отзывов как от населения, так и от историков, востоковедов, критиков и литературоведов и стали очень популярны. Когда в романе «Чингисхан» монгольский каган говорит: «Я хочу всюду водворить тишину кладбища, снести с подноса вселенной города, чтобы всюду расстилались зелёные привольные степи, где паслись бы монгольские табуны, где полногрудые монголки кормили бы своим молоком толстых весёлых детей», - невозможно было не вспомнить нового «мечтателя», нового «Чингис-Хана» шедшего со своей ордой уже с Запада, желавшего насадить «новый порядок» в Европе.

В этой монументальной трилогии Василий Ян даёт наконец ответ тому, куда делась великая культура Средней Азии: «Где же город? Где блестящая столица султанов и шахов? Где важные купцы, пестрые базары, где весёлый шум молотков в мастерских? – говорил Туган, рассуждая больше с самим собою, чем с нищим. – Всего этого больше нет! – сказал нищий. – Ведь тут прошли монголы! Разве они что-нибудь оставят? Ты спрашиваешь, куда девался город? Одну часть людей вырезали безжалостные всадники, другую часть угнали они в свои далёкие степи, остальные жители бежали в скалистые горы, где многие уже погибли».

12 апреля 1942 года в газете «Правда» был опубликован список лауреатов Сталинской премии за 1941 год, среди которых значился и Василий Ян. По воспоминаниям сына Михаила, Сталин спросил, сколько Янчевецкому-Яну лет, и узнав, что уже 68, якобы распорядился присудить ему премию первой степени, поскольку «другие ещё успеют». В тот же день В. Янчевецкого доставили в ЦК Узбекистана, где его поздравил один из руководителей республики, сфотографировали для «Правды Востока», и взяли интервью. После этого ему предоставили комнату в коммунальной квартире в Ташкенте, а также чек на 100 000 премиальных рублей — очень значительную по тем временам сумму. Единственное, что позволил себе писатель — купил эскизный набросок врубелевского «Демона»; часть суммы перечислил в Фонд обороны и на танковую колонну Союза писателей, расплатился с долгами и оказал помощь близким и нуждающимся (например, отцу Давида Самойлова).

В 1942 году Василий Янчевецкий потерял обоих внуков (под Сталинградом погиб 21-летний Игорь, сын дочери Евгении, а в Воронеже малолетний сын Михаила умер от дистрофии), из Москвы пришло известие о кончине сестры покойной Марии Масловой, которая присматривала за квартирой. В 1943 году в Саратовлаге скончался Н. Можаровский, и пришла справка о смерти брата Дмитрия, якобы, последовавшей в том же году (на самом деле он был расстрелян еще в 1938 году). Василий Григорьевич был истощён морально и физически.

Спасало только творчество. Во время войны Василий Янчевецкий начал активно разрабатывать тему своего излюбленного героя — хана Джелаль-эд-Дина. Он написал про него повесть «На крыльях мужества», создал также драмы по мотивам своих романов «Чингиз-хан» и «Батый», отдельное либретто оперы «Джелаль-эд-Дин Неукротимый» по заказу Туркменской республики.

В 1943 году в квартиру В. Яна переехала его добровольная помощница Лидия Владимировна Макарова (урождённая Халецкая, семейное прозвище «Эльве»). В начале 1944 года Василий Григорьевич слёг с двусторонней пневмонией, перешедшей в гнойный плеврит; выздоровление затянулось до весны; пришлось делать операцию. В июне 1944 года Янчевецкий официально заключил брак с Л. В. Макаровой, которая его выхаживала, и смог провести с женой более месяца в Ферганской долине в санатории «Шахи-Мардан». По мнению сына писателя, Лидия Владимировна оказалась незаменимым для Янчевецкого помощником и доверенным человеком, которая взяла на себя все хозяйственные заботы и предоставила ему возможность творить.

26 декабря 1944 года Василий Григорьевич и Лидия Владимировна Янчевецкие покинули Ташкент. В Москве они поселились в коммунальной квартире на Гоголевском бульваре, в которой комнаты были разделены общим коридором. В. Ян десять последних лет своей жизни провёл именно в этой квартире. Дом располагался рядом с Ленинской библиотекой, но научный зал перевели в новое здание на улицу Калинина, и он казался неудобным. Не вызывала восторга и курилка, лишённая окон; вдобавок, после войны исчезли и старые знакомые. В начале 1950-х годов Василий Янчевецкий с трудом мог подниматься на шестой этаж дома на Гоголевском бульваре, и на каждой площадке общей лестницы ему поставили скамеечки. Несмотря на почтенный возраст и неважное здоровье, режим и методы его работы не изменились: «Каждый день в 9 часов утра я в Ленинской библиотеке, уже за столом". А ведь ему было уже 76 лет.

Трилогия "Нашествие монголов" все еще не была закончена. В последнюю книгу "К последнему морю" Василий Ян планировал включить несколько глав о великом полководце Александре Невском. Написать об Александре Невском и его победах он мечтал еще в юности. Но написать о нем книгу было нелегко.
В.Ян вспоминал: «Писать о Чингиз-хане было сравнительно легче. Сведения о нем я находил в восточных летописях: китайских, монгольских, персидских, арабских, Там приведены подлинные речи, мысли и поучения Чингиз-хана и воспоминания о нем его современников. Совсем в другом положении оказывается историк, желающий в художественной форме, и в то же время правдиво, описать жизнь и подвиги Александра Невского. Слишком мало сохранилось точных данных, так сказать, "исторических ориентиров", на которых можно базироваться, чтобы воссоздать образ Александра и картины борьбы северной Руси с напиравшими на нее со всех сторон иноземными хищниками. В то исключительно тяжелое время, когда многие города были разрушены, летописцы и "книжные люди" перебиты, некому было писать и хранить написанное..».

"..Я бьюсь над тем, чтобы описать Чудское озеро и битву новгородцев на нем так, как никто и не подозревает, что можно так, с такой стороны написать. Изучаю новгородскую речь того времени, сказочный говор, поговорки и пословицы, и не выпущу из рук моих страниц, пока сам не похвалю себя. А потом "пущай ругают али хвалют", — а я перейду к другой теме».

В выступлении на собрании исторической секции в клубе Союза писателей 20 марта 1946 г. он сравнивал «хищническую, насильную политику» монгольского завоевателя, «противную высшим идеалам человечества», с «идеями, руководившими Александром Новгородским, беспокойным борцом с наступавшими отовсюду врагами, защиты Родины, отчего дома, идеями правильными, жизненными и всепобеждающими». И «недаром Александр перед битвой на Чудском озере призывал ратников стоять крепко и верить в победу: "Наше дело правое: мы победим!"»

В. Ян мучительно искал вариант наилучшей структуры завершающего тома своей фундаментальной «монгольской трилогии». В итоге, он выделил из него самостоятельное произведение — повесть, названная им «Юность полководца» об Александре Невском. Повесть эта увидела свет в 1952 г.

Преследования близких В.Яну людей все не прекращались. В ночь на 17 мая 1949 года был арестован Михаил Янчевецкий, который "за антисоветскую пропаганду" получил 8 лет лагерей. Василий Григорьевич всячески старался вызволить единственного сына, он дошёл даже до министра госбезопасности В. С. Абакумова. Специально отправился в Ленинград и сумел отыскать в архиве метрику Михаила Васильевича Янчевецкого, из которой следовало, что он родился в Петербурге, а не в Стамбуле. Эта справка смогла благоприятно повлиять на исход дела.

В 1954 году писатель слег в тяжелым воспалением легких на даче в Звенигороде. Последние месяцы жизни писателя облегчило известие, что 22 мая 1954 года Михаил был досрочно освобождён, хотя и лишён права проживания в крупных городах. Переезжая в назначенный ему Можайск, Михаил смог ненадолго навестить отца в Звенигороде. Тем же летом Михаил Янчевецкий был переведён в Воронеж, где и получил 5 августа телеграмму о кончине отца.

Некролог был опубликован в «Литературной газете» 10 августа 1954 года за подписями А. Фадеева, А. Суркова и К. Симонова. Гражданскую панихиду по В. Яну устроили в конференц-зале Союза писателей на улице Воровского. Он был похоронен рядом с матерью и Марией Масловой на Ваганьковском кладбище. Завершающий трилогию роман «К последнему морю» был издан после его смерти, в 1955 г.

Бог, или же кто другой, сохранил нам писателя Василия Яна. Он написал великолепные исторические произведения, интерес к которым никогда не иссякнет ни у русских историков, ни у русских читателей!