родственники

В реанимации, вокруг лежащего в коме живописца Афанасия, сидело пять человек. Безучастному ко всему Афанасию, по случаю его дня рождения, прикололи к нательной рубашке красную артистическую бабочку, которой нет в природе обычных людей, но в природе художника мир всегда ярок и неповторим. У всех пятерых сидящих имелись картины, написанные Афанасием, у кого-то пейзаж, у кого-то натюрморт, у кого-то портрет, короче говоря, у всех.

Жена Афанасия была в наряде изысканного мышиного цвета, который она, шутливо картавя по-французски, называла гридеперлевым, то есть серым с жемчужным сиянием.

- Афанасий был уличным художником, - мечтательно вспоминая, ворковала жена Афанасия, - однажды на Кавказской Ривьере он моментально написал мой портрет по сходству неотличимый от фотографии. Я была поражена. Он смеялся, он был доволен и признался, что весь секрет фотографической точности портрета заключался в технике «сухая кисть». Я не знала, что такое техника «сухая кисть». Как вообще кисть может быть сухой, если краски мокрые?  Я даже не знала отличия между понятиями рисуешь и пишешь. Рисуют карандашом или пастелью, а пишут маслом или гуашью.  Так мы с ним и познакомились и больше не расставались. Афанасий очень много мне дал, он открыл дверь в прекрасное. Я даже научилась рисовать индиговое яблоко. Афанасий наносил карандашом легкий контур, растирал на палитре краску, набирал на кисть, а я проводила кистью по бумаге с текстурой «под холст», боже, какие это были счастливые времена.

Жена взяла в руку кисть Афанасия и поцеловала в ладонь.
 
- Она все еще пахнет скипидаром, - сказала жена Афанасия, утирая слезы. – Он обожал писать маслом.

По случаю праздника Афанасий был чисто выбрит, каштановые волосы уложены итальянским гелем, обогащенным маслом пустынного финика.

- Я уверена, что Афанасий нас слышит, - сказала мать Афанасия, - и ему приятно. Я испекла его любимый яблочный штрудель. Он так невероятно пахнет. Афанасий любил писать штрудели, особенно вишневые. Но у меня не было вишни, я испекла яблочный. И написал натюрморт штрудель и пудель.
 
- Мама, натюрморт – это мертвая природа, - сказала жена Афанасия, - причем тут живой пудель?

- Он живой, но выглядит как мертвый, - сказала мать Афанасия, - точно, как наш Афанасий.

- Что и говорить, - сказал отец Афанасия, - я никогда не думал, что можно рисовать обувной щеткой, Афанасий научил меня ею писать портреты. Я написал портрет своей жены, матери Афанасия, двумя обувными щетками с черной ваксой и белым гуталином.

- Мой брат рисовал с детства, - сказала сестра Афанасия, - рисовал то, что больше всего любил, особенно ему удавались бутерброды с телячьей колбасой и паштетом с грибами. Я тоже немного рисую, но пока только крупу и макароны.

- Вы все, тут присутствующие, думаете, что я любовница Афанасия, - сказала дама, сидящая дальше всех от Афанасия, - а я просто его ученица, да, я его любимая ученица и Афанасий уделял мне и время и силы.

- И деньги уделял, - добавила жена Афанасия. – У меня никогда не было таких бриллиантов, как на ваших пальцах и на вашей шее.

- Сегодня день рождения Афанасия, - напомнила дама и все послушно сосредоточились, - а поэтому давайте мы все, его ученики, напишем портрет нашего мастера, который вполне живо выглядит для роли натуры.

В комнате расставили принесенные с собой этюдники. Все пятеро писали портрет Афанасия с разных сторон, двое по бокам и один в ногах.

- А можно Афанасия немного повернуть? – спросила жена Афанасия. – Я хочу писать Афанасия в три четверти? В конце концов я имею право, я его жена.

- Я возражаю, потому что не собираюсь рисовать всего лишь затылок Афанасия, - сказала дама, - даже если этого требует его жена. Мы с Афанасием никогда никого не слушали.  И слушать не будем, пусть лежит, как лежал.

- Какая вы склочная, - сказала мать Афанасия, - я не понимаю, как мой сын мог связаться с такой особой?

- А вот связался, потому что я лучше всех умею рисовать карапузиков, потому что я талантлива - сказала дама, - и беременна, но это не ваше дело. Мне от вас ничего не нужно.

- Естественно, что ей не нужно – сказала жена Афанасия, - когда она все уже получила. Вы посмотрите на её губы, каждая губа по сто тысяч рублей.

- Нижняя даже двести, - сказала дама, - Афанасий сказал, что мой талант бесценен! А бесценен это больше, чем просто дорог!

- А вот мой сын просто никому не дорог, - сказала сестра Афанасия, - а он, между прочим, родной племянник Афанасия. И я тоже хочу такие губы и такие бриллианты, как у любовницы дяди моего сына. Мне это нужно для автопортрета, который я рисую, вернее пишу.

- Я бы на твоем месте, дорогая невестка, - сказала жене Афанасия его мать, - подала бы в суд на любовницу Афанасия. Потому что любовницы были, есть и останутся врагами честных жен, уж скольких я их на своем веку видела, не вообразить, уж сколько мужа своего с ними застукивала, не перечесть.

- А зачем считать? – подал голос отец Афанасия. – У меня и денег на любовниц никогда не было. Я все деньги тебе отдавал.

- А кредит ты зачем брал? На меня что ли тратить? – прикрикнула мать Афанасия. –  Молчи уже, пока не разозлил.

В реанимацию вошел лечащий врач. Он удивленно оглядел расставленные этюдники, перевёл взгляд на Афанасия с красной бабочкой, потом на присутствующих.

- Это тут что?

- Это этюдники, - сказала жена Афанасия, - раньше, до встречи с Афанасием, я называла их мольбертами, ужас какой-то, правда?

- Господа, - сказал лечащий врач, - вы не о том говорите. Афанасий в коме уже полгода. Мы не можем держать его на аппарате жизнеобеспечения бесконечно долго, как бы нам этого ни хотелось.

- Господи, - всхлипнула жена Афанасия, - как быстро летит время, уже полгода.  И что дальше, доктор?

- Нам нужно ваше согласие на отключение Афанасия от аппарата, - сказал лечащий врач, - вы готовы к этому?

- К этому невозможно быть готовым, - сказала жена Афанасия, - никогда!

- Может, можно как-то еще продлить? – спросила мать Афанасия. – Для жены моего сына это будет просто невыносимо, попробуйте нас понять.

- Я вас всех прекрасно понимаю, - сказал лечащий врач, - поверьте, что вы не первые, кто должен смириться с неизбежным, мы не можем больше ждать, у нас есть другие больные, которые нуждаются в этом аппарате.

- Как это жестоко! – сказал отец Афанасия. – Я мужчина и мне легче остальных, но я понимаю, как им всем будет нелегко.

- Утром сын сказал, что ему приснилось, что его дядя умер, – сестра Афанасия промокнула слезы. – А я сказала, что он не умер! А сын не поверил!

- Это прозвучит вызывающе, но я рада всему этому,  - сказала дама, - по крайней мере, я больше не буду видеть эти крокодиловые слезы в доме, где никто по-настоящему не любил Афанасия, кроме меня и моей будущей дочери. И я буду рада, если моя дочь будет такой же талантливой, как Афанасий!

- Так эта дочь от Афанасия? – закричала жена Афанасия.

- Да ради бога, если вам этого так хочется, - пожала плечами дама, - вы меня всегда ненавидели.

- Если вы не примите решение, - сказал лечащий врач, посмотрев на часы, - я приму его сам. Вам только нужно будет подписать доверенность на бланке клиники.

Все, утирая слезы и не глядя друг на друга, подписали бумагу с синими штампами. Жена, рыдая, отцепила от ворота рубашки Афанасия красную бабочку.

- На этом все! - сказал лечащий врач и убрал бумагу в карман халата, -Пожалуйста, покиньте реанимацию.

Жена Афанасия не сдерживаясь, заголосила, её обняли отец и мать Афанасия. Сестра Афанасия шла сзади, что-то неслышно шепча, словно молясь.  Дама замыкала печальную процессию, оглядывалась назад, как бы запоминая облик, которого никогда больше не увидит.

Лечащий врач закрыл дверь в реанимацию, подошел к Афанасию, отключил аппарат жизнеобеспечения и похлопал лежавшего по холодным щекам. Афанасий вздохнул и открыл непонимающие глаза.

- Где я?

- Вы в больнице, я ваш лечащий врач.

- А что со мной, доктор? – спросил Афанасий.

- У вас был приступ, и вы полгода пролежали в коме, - сказал лечащий врач.

- Неужели полгода? - сказал Афанасий, изучая настенный календарь над кроватью.

- День в день, - сказал лечащий врач. - Но угроза миновала и сегодня мы отключили вас от аппарата жизнеобеспечения.

- А родственники согласие дали? – Афанасий оглянулся. – Они здесь?

- Они не хотели вас отключать, - сказал лечащий врач, - я взял ответственность на себя.
 
- И вы меня выпишите? – спросил Афанасий.

- А что мне еще делать? - сказал лечащий врач.

- Не выписывайте, доктор, я не хочу домой!  - сказал Афанасий. – И никто этого не хочет, вы же видите?

- Почему никто не хочет? - сказал лечащий врач. - Я хочу!

- Доктор, у меня все-таки сегодня день рождения, - сказал Афанасий, - можно я останусь в коме еще на год?

- Идите домой, - сказал лечащий врач.

Афанасий отвернулся и тихо всхлипнул.

Доктор посмотрел на поникшего Афанасия, укрыл его одеялом  и включил аппарат жизнеобеспечения.