Боль любви

Он сидел в полутьме бревенчатого чёрно-бурого дома
на окраине Москвы и ждал Её возвращения. Были боль
и радость ожидания, были надежда и сомнение: придёт –
не придёт? А вдруг с ней что-то случилось? Была печаль
и жалость. Печаль – почему они не встретились лет двад-
цать назад? Почему Она не появилась в его жизни в тот
час, когда он был полон сил и уверен в себе? Он мыслен-
но повторял это «почему», забыв, что двадцать лет назад
Она родилась, а ему было тогда уже более тридцати лет.

Сердце внезапно зашлось от боли и жалости. Она
должна была вернуться домой к полуночи или чуть
позже, а время уже к двум часам.

Он сидел у окна неподвижно, уставившись в темно-
ту, пытаясь увидеть её силуэт в калитке. Разве двадцать
лет назад он знал любовь? Нет, не знал, хотя был молод
и уверен, что всё знает, что всё ему по плечу. И оши-
бался, и ещё как! Он не знал, что любовь – это другая
жизнь, это другой мир. Это – новая Вселенная, это –
даже больше, чем новая Вселенная. Но теперь он знает
силу любви: она – царица жизни, она – всепоглощаю-
щая воля. Но вдруг поймал себя на том, что повторяет
общеизвестные, банальные вещи.

Начинался дождь. Он воспринял звуки дождя даже
с радостью. Они прервали тяжёлую тишину ожидания.
Он услышал или, скорее всего, почувствовал хлёсткие
порывы ветра за окном. Тугие ветви белой бархатной
сирени стали раскачиваться. Сердце дрогнуло. Неу-
жели она? Она ведь знает, что он ждёт её у окна, что
он смотрит во тьму. Она любит всё необычное. Порой
спрячется в доме, в самом неожиданном месте, и ждёт,
когда он почувствует её отсутствие и станет искать. Мо-
лодость так и играет в ней – и она играет своей моло-
достью. Первые капельки дождя стали шлёпать по кар-
низу. Пока редкие и несмелые, они как бы стеснялись
нарушить тишину его ночных мыслей. Но вот дождь
стал набирать силу и нахально застучал по стёклам,
по наличникам, по листьям чёрных деревьев. Как она
доберётся домой в непогоду? Он возненавидел сплош-
ной шум, падающий с неба. Дождь казался ему главным
врагом. Главным препятствием на её пути к нему. Все
его чувства напряглись, внимание сосредоточилось на
шуме за окном. И он стал слышать и понимать дождь.
Ему казалось, что он слышит и ярость дождя, и его пе-
чаль, и даже плач его. Это не дождь, а оркестр: после
осторожного вступления, а затем бурного всплеска воз-
никла монотонная фаза расслабления и безысходности.
Но монотонность была кажущейся – он стал различать
гаммы и вариации в душе одинокого дождя. Билась в
окно ветка сирени.

Почудилось, что кто-то стучит. Он резко вскочил.
Но, понимая, что ошибся, тяжело опустился на стул.
Сирень, сирень!.. Он посадил большой куст сирени два
года назад, весной, когда встретил её, и загадал: если
сирень примется и зацветёт в начале лета, то всё состо-
ится. Что – всё? Он даже сам себе боялся говорить об
этом. Он – известный профессор, исследователь поэ-
зии Афанасия Фета, женатый и разведённый, имеющий
взрослую дочь и внука. И она – молодая и красивая...
В её больших серо-зелёных глазах, казалось, светилась
сама Поэзия. Она читала фетовское:

Не избегай, я не молю
Ни слёз, ни сердца тайной боли.
Своей тоске хочу я воли, –
И повторять тебе «люблю».

Афанасий Фет – пел «благоуханную свежесть», а
Она сама благоухала дивной свежестью и красотой зо-
лотой Весны.

Ему едва удалось сдержать слёзы. Он вспомнил её
по-детски припухшие губы. Казалось, что Она произ-
носила фетовские строки обыденно. Словесная нерас-
торжимость стиха становилась податливо-вязкой и
липучей, переливаясь в печаль и восторг. Актриса! Ей
веришь и не веришь, но больше хочется верить.

О Боже! Кто послал эту кудесницу из другого, не-
известного мира к нему на Высшие литературные кур-
сы? Судьба? Евровидение? Если судьба, то почему так
поздно?

И Она?! Она смотрела на него восторженно и, каза-
лось, влюблённо. А он? А он, безоглядно влюбившись,
даже не понимал, где Фет, где он сам.

Посаженная им сирень зацвела белыми бархатными
гроздями. И он наконец решился. И уже два года они
вместе. Два года немыслимого счастья. Два года любви.
И третье цветение сирени. И первая ночь – врозь.

Сегодня у неё – встреча школьных друзей, и вот её
нет, как будто не было никогда.

Он просидел перед окном всю ночь. Дождь затих. К
рассвету мокрый куст сирени седым облачком выплыл
из тьмы. Он переменил позу, но боль не проходила. Бо-
лее того, она переместилась под левую лопатку и стала
ещё острее. Левая рука онемела, и он стал растирать её
вялыми пальцами. Лоб покрылся испариной, а в голове
заколыхались в ритме сиреневых веток строчки:

Тебе в молчании я простираю руку
И детских укоризн в грядущем не страшусь.
Ты в тайне поняла души смешную муку.
Усталых прихотей ты разгадала скуку;
Мы вместе – и судьбе я молча предаюсь.

И вдруг боль отдалилась, стала глухой и менее
острой. Но когда он дошёл до строки «Мы оба молоды,
но с радостью старинной...», острота боли вернулась,
вновь завладев сознанием. Ненадолго он потерял чув-
ство реальности – и выпал из пространства. Сквозь
смутную пелену он увидел Веру Арсеньевну, жену, по-
явившуюся из дождливой ночи. Она стояла в проёме
двери, жалостливо смотрела на него и вытирала платоч-
ком слёзы в уголках глаз.

«Не может быть! – подумал он. – Ведь мы развелись
более двух лет назад, и Вера живёт на другом краю Мо-
сквы. Как она здесь оказалась? Не может быть!» Он от-
крыл глаза – и образ Веры Арсеньевны исчез в мгнове-
ние ока. «Почудилось!» – прошептал он, озираясь.

Он вновь закрыл глаза и прислушался к боли. И
опять наступило забытьё. Он отчётливо увидел Веру Ар-
сеньевну, лихорадочно набирающую номер телефона.

«Куда она звонит? Что случилось?»

И тут раздался телефонный звонок. Он поднял пра-
вой здоровой рукой трубку. В сознании мелькнуло:
«Слава Богу! Это она. Она едет домой и решила преду-
предить».

Но услышал голос старой жены:

– Вася, как ты? У тебя всё нормально? Ты не боле-
ешь? Мне плохой сон приснился, и голос был, чтоб я
тебе позвонила.

– Плохо с сердцем. Тяжело дышать.

– Я вызываю скорую помощь. И сама еду. Вася, дер-
жись, родной! Я еду!
После этих слов он провалился в темноту. В себя при-
шёл на третий день в больнице. Первое, что увидел, – ли-
цо жены.

– Вера, почему ты? Где я?

– Не волнуйся. Уже всё позади. Мы в больнице. Ва-
ся, ты заболел, но сейчас всё нормально, кризис мино-
вал. Я с тобой, Вася.

Василий Дмитриевич провёл в больнице три недели.
Его многие навещали. Но та, которую он ждал всю ночь,
ни разу в больницу не пришла.

Иногда, глядя на Веру Арсеньевну, он думал: «Неу-
жели это случилось с нами? Неужели я мог расстаться
с этой женщиной? Дороже её никогда и никого у меня
не было и не могло быть!»

И он вернулся к жене. Вернулся, наверное, навсегда
и неожиданно стал писать стихи о любви.

Сам себе удивился Василий Дмитриевич. Он, из-
вестный литературный критик, написавший несколько
книг о великих поэтах и русской поэзии, никогда рань-
ше стихов не сочинял, а тут понесло, будто прорвало.
Появилась его первая книга «Боль лю бви» со строчка-
ми на обложке:

...Любовь приходит ниоткуда,
Любовь уходит в никуда.

Знакомый композитор написал на эти стихи музыку,
и песня «Сирень любви» имела триумфальный успех –
и у пожилых, и у молодёжи.

Однажды Василий Дмитриевич услышал свою пес-
ню по радио в исполнении очень знакомого женского
голоса. Это был Её голос, голос потерянной любви. Его
рука рванулась к телефону, чтобы позвонить той, чей
номер он старался позабыть. Но внезапная боль в серд-
це объяла сознание – и тьма поглотила всё: и песню, и
стихи Фета, и образ любви – вечный и непостижимый.