Страстные души в бездонье лайфа

               

                Страсть блокирует разум…

      После всего, что было… Ну, вы понимаете, о чём я. После всех тех ужасов… Ну, ужасы были не для всех, кто-то наловил больших золотых рыб в мутной воде, для одних была смерть, кто-то выживал как мог, для других благо, как всегда, в общем… Но когда, наконец, наступила относительная стабильная, спокойная жизнь, и вдруг это!!! Такое!!!
 Но сначала о хорошем. И о них. О себе не буду – это в мемуарах, в соцсетях. В сетях меня много, там фотки, заметки всякие. Я вот о них.

     Всё было как всегда, утро началось с обычного удовольствия – открыл бутылку бренди, налил в рюмку и залпом выпил. Гортань приятно обожгло. Он потянулся за пультом, включил телик. Вроде, продолжалась та передача, которую смотрел ночью и уснул. Телезрители задавали вопросы, какой-то тип в костюме отвечал, наверно чиновник.
   - Почему по московским улицам бежит страус, спрашивает наш телезритель, приславший ролик. – Ведущая повернулась к чиновнику и растянула большой рот в улыбке.
     На  экране действительно возник страус, он мчался с бешеной скоростью.
   - Кто, страус? – переспросил чиновник.
   - Страус, - подтвердила ведущая.
   - Всё под контролем, он просто бежит, - ответил чиновник.
   - А наша телезрительница Оксана прислала интересное видео, это летучие мыши, она спрашивает, что они делают в Москве, ну-ка посмотрим, о! Ух, какие!
  - Летучие мыши, в Москве, что делают? – глубокомысленно произнёс чиновник. – Они проснулись.
  - Да, дорогие телезрители, в Москве проснулись летучие мыши.
  - А раньше их не было? – спросил чиновник.
  - Наверно, не было. А теперь стали.
  - Это хорошо, - одобрительно кивнул чиновник, - это значит, экология хорошая, животные мигрируют в хорошие места, страусы, мыши летают. И я слышал, тараканы вернулись. Так что зря переживали москвичи, дескать, мобильники фонят, компьютеры, радиация якобы высокая, и насекомые ушли. Теперь пришли.
  - Они мутировали, - пояснила ведущая, - это тараканы мутанты.
  Чиновник хохотнул.
  - А вот наш зритель Олег спрашивает, - бодро продолжала ведущая, - что такое психоловка, это ловкий псих, или ловушка для психа, или уловка психолога?
  Телевизор создавал обычный уютный фон, свето-шумовую завесу, под которую так приятно было завтракать, и да, он вскрыл банку шпрот, взял вилку, и только приготовился подцепить лоснящуюся жирненькую шпротину, как раздался звонок. Вилка застыла в воздухе. Кто это, он никого не ждёт… Звонили настойчиво. Поднялся нехотя с дивана…
   - Кто? – крикнул он через дверь
   - Блюдодня, - ответил молодой голос по ту сторону.
   - Чё? Не понял! – удивился он.
   - Блюдодня, заказ ваш, - повторил голос.
   - Я Блюдодню не заказывал, - пробормотал он, пытаясь вспомнить, что он делал вчера до того момента, как включил ночью телик, где и с кем был, кто такая эта Блюдодня, и почему её заказывают.
   - Я вообще, я… - сказал он громко.
  - Заказывали, - ответил невозмутимый голос.
  Голос был молодой, и не очень понятно, чей. Вроде бы, сквозил акцент, который явно пытались преодолеть.
  - Примите заказ, - напирал голос из-за двери.
  - Какой заказ? – Витюне стало не по себе. Он никак не мог взять в толк, что это, зачем, какой заказ, и какого хрена его оторвали от утренней радости.
 - Блюдо дня, пицца Магдалина, вы заказали, - пояснил голос, чётко, с расстановкой, произнося слова.
 - Ах, да! – вспомнил Витюня. – Точно! 
  Я что-то заказывал, ну точно, во сне пиццу видел, проснулся, вытащил смартфон из-под подушки, и заказал. И снова в сон провалился. Вспомнил!
 Открыл дверь. Юный азиат, худенький, с тонкими чертами лица, протянул плоскую коробку с выпечкой.
   «Неплохо, закусь к бренди как раз», - подумал Витюня. 
   Он шагнул за дверь, ведь нельзя брать через порог, примета плохая. Кто-то хохотнул, пробегая мимо, к лифту, и небрежно бросил на ходу:
   - Здрасте.
  Соседская девчонка, стоя у лифта, глядела и ухмылялась: очень уж прикольно смотрелся этот пузопенс-свекольный-фэйс рядом с симпатичным юным узбеком.
     Пузопенс-свекольный-фэйс – это был Витюня, крепенький пенсионер 67-лет с выпирающим пузцом и лицом цвета советского флага, или борща, или свекольного салата. Обычный добродушный пенсионер, ничего смешного в нём не было. Очень даже позитивный, весьма стандартный, неприхотливый, любитель выпить, закусить, помочь ближнему. Особенно, если этот ближний – одинокая дама примерно его возраста, ну, плюс-минус несколько лет, и чтобы в знак благодарности «накрыла поляну» ему, в смысле – закусь хорошую подала. И они, дамы эти, очень его ценили и ласково называли Витюня, да он и сам себя так мысленно стал называть, привык. В общем, душа человек! Полезный товарищ для одиноких дам в «возрасте дожития», как это официально называется в нашей стране. С одной такой «доживающей» он познакомился в парке на занятиях Московского Долголетия. Сначала он удивился, почему эта молодая, в сущности, дамочка, лет этак 45 на вид, в джинсах и майке, гибкая, улыбчивая, явно довольная жизнью, почему она на занятиях для пенсионеров. В группе был народ от 60 до 98. Пришла мысль, что она из военного ведомства, там ведь на пенсию выходят раньше. Но оказалось, вовсе нет, она его ровесница. Это он выяснил чуть позже.
   Познакомиться решил оригинально, чтобы сразу сразить её  остроумием.
  - Девушка, у вас на спине моль, - сказал он.
 - А, ну это я её выгуливаю, - ответила она, и передёрнула узкими тонкими плечиками.
  «Какая весёлая», - подумал Витёк, и принялся рассказывать ей всякие истории из жизни, и анекдоты, и всё подряд, что на ум приходило, что видел, слышал, смотрел в кино и по телеку. Говорил без умолку. Она с любопытством слушала. Их группа уже умчалась вдаль, только чуть заметные фигурки со скандинавскими палками мелькали за деревьями, а они свернули на тенистую аллею и неспешно брели, беседуя.
  - Как быстро бегают эти бабульки по такой жаре, я за ними ни разу не поспела, - сказала она. – Хотя, я сегодня второй раз.
   Она прищурила зелёные близорукие глаза, пытаясь разглядеть двух отставших старушек вдали, и принялась теребить мочку маленького розового уха, торчащую из-под взлохмаченных ветром волос. 
  - Да, шустрые, - ответил он, и ему очень захотелось пригладить её длинные кудри цвета белой сирени.
   Примитивное сравнение. Её волосы блестели словно жемчуг, растворившийся в солнечном свете. Но Витюне были чужды поэтические образы.
 - Советское поколение, привыкли к тяжёлому быту, выносливые, сейчас наслаждаются досугом. Раньше было не до этого, - пояснила она.
  - Да, раньше было тяжело женщинам, работа, дети, быт, сейчас всё в разы легче, - сказал он. – Наверно, вы с трудом справлялись?
  - Я? Нет, - усмехнулась она. – У меня работа творческая, а ребёнка бабушка растила.
 - А что за работа? – спросил он.
- Я журналист. Командировки, очерки, репортажи.
- Наверно, я читал, - соврал он.
   Периодику он не читал. Да и книги редко держал в руках. В юности интересовался фантастикой, но так, листал, чтоб понять, о чём там. Начало, середину, и конец. Читать он не любил и не понимал, зачем это надо. Ему нравилось смотреть фильмы. Ну что ж, у каждого свои предпочтения. Над хорошими фильмами тоже можно поразмыслить.
  - Наверно, попадались мне ваши очерки. Как звать?
 - Эльганна, - ответила она.
 - Красивое имя, - сказал он. – А я... А меня…
    Он замялся. Как лучше? Витюня прозвучит как-то несерьёзно. Виктор – слишком официально и скучно, это его состарит в глазах журналистки. Надо что-то задорное, лихое. Друзья зовут его Витёк. Это лучше.
   - А я Витёк, - сказал он.
 - Оригинально, очень по-пацански, - заметила она иронично.
   Они свернули в дубовую рощицу, сильно прореженную плановыми вырубками, пересечённую многочисленными тропками. На деревьях висели кормушки для птиц и белок.
  - А чем вы сейчас занимаетесь? – спросил Витюня-Витёк.
  - Сейчас? Иду с вами по тропинке, вот с этими дурацкими палками, - усмехнулась она, - эта спортивная ходьба скучная штука.
  - А дома что будете делать? – спросил он.
  - Буду дозваниваться диспетчеру. Это долгая история.
  - Зачем?
  - Нижний замок сломался, чинить надо. Пытаюсь вызвать спеца, так не дозвонюсь никак, всё занято, диспетчерша треплется с кем-то, что ли.
 - Могу починить, - сказал он. – Это легко.
 - Правда? – она широко улыбнулась, сверкнув белыми, чуть кривыми зубами.
   Он заметил, что правый зуб остренький, как небольшой клык. «Свои, не вставные, и такие белые», - слегка удивился.
  Они вышли из рощи и оказались возле церкви. Эльганна на ходу перекрестилась.
   - Семейный храм князей отстроен пару веков назад, здесь было их поместье, - пояснила Эльганна.
  Витюня уважительно кивнул. 
  - И парк был роскошный, густой, с яблонями, орешниками, с цветниками. Но при Совдепии всё уничтожили, потом здесь деревня была. Сейчас реставрация идёт, стройка, вырубки-посадки…
 - Вырубок больше, - заметил Витюня.
- Да, жидковато стало, вместо рощи нечто хилое, зато кофейни-пиццерии-бургерные появились здесь возле главного пруда, едальни всякие, и туалеты.
 - И это хорошо, - с пафосом произнёс Витюня расхожую фразу из известного кинофильма.
  Эльганна сдержала смешок. Эту фразу точно так же говорил всегда при встрече с ней сосед с 6-го этажа, словно заклинание какое-то: «Привет, опять встретились», - говорила она. «И это хорошо!» - пафосно отвечал сосед.
  От храма по тропинке шёл высокий мужчина в чёрной рясе и с большим крестом на груди, священник, он что-то говорил молодому парню. Эльганна расслышала конец фразы:
   - Люди в конце веков будут лукавее бесов, бесы останутся без работы…
   «Ну, похоже, кто-то уже стал», - усмехнулась Эльганна.
 - А что не так с замком, - поинтересовался Витёк. – Какая реакция на ключ?
 - Перестал проворачиваться.
 - Значит, дело в личине, менять надо. Давайте пойдём в хозяйственный, тут близко.
 Витёк сам выбрал подходящую личину, самую дешёвую, быстро водворил её в замок, и предложил отметить это событие, пояснив, что он алкоголик. Эльганна удивилась такому откровению, но не подала виду. Она, как всегда, широко улыбнулась.
  - Погода роскошная, лето короткое, предлагаю посидеть в кафе, угощаю.
  - Там же выпить нельзя, - ответил Витёк.
 - Там есть столики снаружи, сядем подальше, они не смотрят.
 - Точно не смотрят? – засомневался он.
 - Точно, я там каждый день кофе пью, - сказала Эльганна. – Знаю их привычки.
  Эльганна прищурила зелёные глаза, и снова принялась теребить мочку маленького розового уха. Эта повадка появилась у неё ещё в детстве после одного случая. Но об этом как-нибудь потом. Или не потом. Или никогда…
  Она взяла капучино себе и Витьку, пирожки, и пиццу.
  Щедрое угощение ему понравилось. И он принялся допытываться, какие ещё есть поломки в квартире. Эльганна ему всё больше нравилась – весёлой моложавостью, интеллектом, мягкостью характера, остроумием. А главное, умением слушать. Она с интересом выслушивала его трёп и поддерживала разговор. И ему вдруг очень захотелось попасть к ней домой.
    И однажды ему это удалось. У Эльганны обрушился стеллаж с книгами.
     Витёк подготовился основательно: в техническом чемоданчике был перфоратор и куча всяких дюбелей, винтов, саморезов, гвоздей, плоскогубцев, молотков, и много лишнего, чтобы поразить воображение женщины.
     Эльганна удивилась, но на лице её отразилась, как всегда, широкая «голливудская»  улыбка, за которой она привыкла прятать свои эмоции. У неё было вполне достаточно инструментов. Как, впрочем, у большинства одиноких женщин.
  Стеллаж был водворён на место, книги собраны и расставлены, стол накрыт. Женщина быстро и умело приготовила угощение, достала хрустальные бокалы и фарфоровые тарелки прошлого века. Пока она убирала со стола всё лишнее и сервировала, Витёк прошелся по квартире, приглядываясь к возможным поломкам в ванной, в туалете, в обеих комнатах. Искал шанс напроситься ещё и как-то прицепиться к этой интересной и обаятельной дамочке. Она казалась ему недосягаемой, но её улыбка, её внешняя благосклонность обнадёживали. Он не понимал, что это была элементарная вежливость интеллигентного человека, а также защитная маска, которую надела на неё жизнь. Судьба у женщины было непростая.
  Когда Витёк рассмотрел убитую и захламлённую квартиру, то воспрял духом и воспарил душой. Эльганна словно сошла с пьедестала и стала более доступной. Мысли его завертелись в определённом ритме.
   Стол был накрыт, всего было много, и Витёк удобно расположился в хозяйском кресле, покрытым оранжевым ковриком – защитой от кошачьих когтей. По валикам кресла ходили 2 кошки: одна в цвет коврика, яркая, вторая белоснежная, как цветущая сакура. Кошачьи хвосты волнисто скользили по его руке с хрустальной рюмкой.
  Водка у него всегда была с собой, а сейчас он взял аж 2 бутылки. Но женщина пила только крепкий ароматный чай. Витёк с наслаждением глотал обжигающую жидкость и рассказывал о своих многочисленных и весьма престижных, на его взгляд, работах, и о курьёзных случаях там. Он трудился и вахтёром в МИДе, и дежурным в милиции, и электриком в каких-то НИИ, и на овощебазе, и в иных местах, но везде его выгоняли за пьянку. Последним местом его работы была фирма «Муж на час», так как он умел всё, и очень умело разводил пенсионеров на деньги. Но и оттуда его выперли.
   - А квартирку тебе почистить надо, подновить, - сказал он, соловея от выпитой бутылки.
  - Нет, зачем же, - усмехнулась Эльганна. – Это такой стиль, богемная квартира. Мода сейчас такая.
  - Это что за богемная, что это, не слыхал, - сказал Витёк.
  - Ну, как тебе сказать, - Эльганна задумалась на пару секунд. - Богема, понятие это пришло из Франции. В 19 веке так называли там творческих личностей,  людей искусства, в основном талантливых и, естественно, бедных. Так как таланту обычно сопутствует бедность, если не найдётся меценат. И потом возник очень модный и престижный буржуазно-богемный стиль. Стиль этот распространился по всему миру.
  - Да? – сказал Витёк. – Это как?
  - Ну, по сути, так, очень всё спонтанно на самом деле. Богемным может быть любая разновидность интерьера. Главная особенность – это слои разных периодов жизни. Ну, будто интерьер создавался шаг за шагом, и каждое поколение оставляло в нём что-то своё: книги из одной эпохи, гитара из другой, самовар или подсвечник из жизни бабушки, икона царского периода, старый сервиз из сталинских времён, и вдруг современный телевизор. У меня не современный, советский, ламповый. И банкетка старая, в ней инструменты. А вот люстры, стол и стулья уже нашего времени, 97-го года. А письменный стол дедушкин, довоенный, он в спальне, весь обшарпанный, с бронзовой чернильницей.
  - Понятно, - сказал Витёк. – Я думал, это хлам.
  - Не хлам, а круче. Сейчас расскажу. Вот у богатых это всё видимость, всё неорганично. Профессиональные декораторы высшего класса это могут, создать такую иллюзию интерьера с историей, у них это высшее мастерство. Но у меня не иллюзия, у меня жизнь, живая история.
  - Какая? – спросил Витёк, открывая вторую бутылку.
  В это время что-то грохнуло, и на пол покатилась латунная зонтовница. Из неё вылетела, поджав уши, кошка. За ней помчалась вторая.
 - Это что? – спросил Витёк.
 - А, это я почистить собиралась. Вообще в прихожей стоит всегда. Вот тебе живая история.
 - Расскажи? Давай налью тебе, а то, ну что я один пью.
 - Ну, ладно, чуть-чуть. Не-не, хватит. Эта вот штуковина, на самом деле, винтажная подставка для зонтиков. Это - латунь, Турция, интересный дизайн, мне её подарил известный советский поэт в те времена.
   Она назвала имя знаменитости. Витёк икнул.
 - Вещь с детективной историей, – продолжала Эльганна. - Зонтовница сначала принадлежала советскому консулу в Стамбуле в 60-е годы.
   Она назвала известную фамилию. 
   - Посол этот бессменно работал там долго, он был на самом деле нашим резидентом в Турции. Зонтовница стояла себе в углу, как бы между прочим, а на самом деле служила пунктом передачи секретной информации. Впоследствии этот наш консул-резидент был разоблачён, вылетел в Москву, и вскоре был там убит. Сын консула однажды подарил эту вещь поэту, а он потом передарил её мне, у нас  в то время были романтические отношения. А вон там, в углу на стене, глянь, гитара "MUZIMA" висит. Сейчас таких нет, не продают. Muzima - немецкая компания, была в 50-х годах прошлого столетия, тогда ещё в составе ГДР,  а в 90-х годах уничтожилась. Сейчас такая гитара на вес золота, представляешь, она так поёт, та-ак звучит!!! Понимаешь, ведь акустические гитары Мuzima отличаются вообще тем, ну, у них продуманность каждой детали, они прекрасно сбалансированы, у них же звук чистый, глубокий такой звук!  И она вот так всё висит здесь! С тех пор и висит. Нет, до этого она валялась в углу под грудой книг. А еще раньше она радостно вопила на богемных тусовках здесь…
  Она замолчала, погрустнела. Вспомнились трагические события… Гибель родителей… Неудачное замужество, уход с работы, тяжёлый развод… Крушение страны, голодные годы… Новые друзья…
  - Были  песни,  - продолжала она. - Да…Стихи под переливчатые звуки струн, опрокинутая водка, (себе сильно разбавляла апельсиновым соком), взрывы хохота, поцелуи – дружеские, конечно))))). А появилась гитара эта у меня удивительным образом...
   Тут раздался храп. Витёк, упившись, спал, свесив голову на грудь.
   «Вот дела, как же его теперь выпроводить?» - Эльганна была в замешательстве. Но быстро справилась с этой проблемой, и Витёк привычно побрёл на автопилоте восвояси, через парк, в котором он ещё посидел на скамейке возле пруда, подремал пару часов, слегка протрезвел, двинулся дальше, и, засыпая и просыпаясь, нашёл потом себя дома в постели. Во рту был сушняк.
     А Эльганна, спровадив гостя, убрала остатки еды в холодильник, вымыла посуду, накормила кошек, и опрыскала из пульверизатора растения в горшках – их было много, они стояли на подоконниках, и на журнальном столике у стены, на которой висели картины. Эти яркие солнечные картины закрывали стены, и под ними не видны были истлевшие обои. Вид сильно портил облезший дубовый паркет с выпавшими кое-где досочками. «Ну и что» - думала Эльганна,- «это же стиль такой, богемная квартира. Очень даже круто». Просто не было денег на ремонт, да и зачем?
  Жизнь Эльганны текла своим неспешным чередом. Она не любила всякие мероприятия, которых предлагалось великое множество и огромное разнообразие. Фонд Московское Долголетие, и всяческие творческие клубы, и выставки, и библиотеки наперегонки зазывали к себе народ. Эльганна предпочитала проводить досуг сама. Писала картины, стихи, остроумные рассказы, тусовалась в социальных сетях, разводила комнатные растения, дрессировала своих двух кошек, коллекционировала дамские сумочки, гуляла в парке. Изредка ходила в церковь. Теперь вот всплыл забавный умелец Витёк в её жизни, и они стали частенько прогуливаться вместе, он всегда был хмелён и говорлив. Сам он любил бродить по московским улицам и разным экскурсиям (привычка бывших провинциалов, ставших москвичами), знал множество магазинов, о которых Эльганна не ведала, так как не любила тратить время попусту и ходила лишь по необходимости в ближайшие. Но за компанию стала делать вылазки с новым приятелем, от которых уставала и раздражалась. Правда, это ей быстро надоело. Витёк же был невозмутим и, как всегда, доволен и хмелён. Он возмечтал добиться любви этой красивой моложавой дамы, и весьма старался ей понравиться.
   Вечером, как обычно, Эльганне позвонила подруга Ада. Она была моложе на несколько лет, но выглядела старше. Это была полная её противоположность. Весьма экстравертная и деятельная натура, любительница тусовок и крепких напитков, от которых порой попадала в больницу и даже на операционный стол, Ада была чрезвычайно говорлива и общительна. Всё, чего не хватало Эльганне, у её подружки было с избытком. Набегавшись за день по гостям, магазинам, мероприятиям, и наобщавшись, вечером она плотно садилась на телефон и обзванивала всех, кого заставала. Жили обе женщины почти по соседству, и были, говоря словами поэта, «как лёд и пламень, как вода и камень». И знали друг о дружке всё. Эльганна даже как-то написала красочную картину о жизни подруги, не очень понятную, но интересную. Да, Ада была другая. Рядом с женственной и розоволицей Эльганной  - она, близкая подруга, являла собой полный контраст. Ада отличалась мужской фигурой – широкие плечи, длинные ноги со стопой 45 размера, густые и по-мужски жёсткие серые волосы ниже лопаток, жёсткое и слегка надменное пепельное лицо. Она была похожа на отца и на мать одновременно, а ещё больше – на прабабку из далёкой глухой деревни. Мать у Ады была бухгалтершей, женщиной правильной, советской, чёткой, по-своему симпатичной, но – на мужской взгляд – слишком пресной. В принципе, Адова мама, в смысле, матушка Ады, была по-своему хорошая. Просто характер у неё был не ахти, ну что ж, бывает. В ней звучала грустная нотка из-за того, что обделена мужским вниманием. От этого она страдала. Коллеги сочувствовали, и даже пытались её сватать, расписывая возможным претендентам достоинства как могли: хорошая, качественная, доброжелательная, активная, любит бассейн, лыжные прогулки и классическую музыку. И однажды мечта сбылась, она вышла замуж. Это был высокий худощавый мужчина из богемы. Он крутился на киностудиях, что-то для них пописывал, в основном перебивался случайными заработками, был весёлый, пьющий, любил женщин. Киношник, в общем. Студия, кайф, девочки. И вот теперь у него вдруг возникло пристанище – семья, где можно отдохнуть, отоспаться, хорошо закусить, где уют и чистая одежда. Бухгалтерша сначала купалась в волнах счастья, потом терпела, потом пилила, злилась, ругалась. Ведь муж был непоседа, то и дело вырывался на свободу и исчезал, а потом заявлялся домой пьяный, шумный, весёлый, да ещё с компанией друзей. Она была в бешенстве! Ярость, скандал, и бурное примирение. И её исступлённое терпение. А что делать, зато у неё муж, семья. Статус! Вскоре родилась дочка. И девочку жена киношника назвала: Ада, вложив в это имя особый смысл. Пусть она станет адом для всех мужиков, пусть отомстит! Пусть такой им ад устроит, что не приснится даже в самых жутких кошмарах! Программа была заложена и сработала как мина замедленного действия. Девочка росла умненькая, с хитрецой, и весьма активная. Бухгалтерша с утра уходила на работу. Киношник просыпался в полдень, неспешно завтракал: колбаса, пару рюмок водки. Задумчиво курил, азартно что-то записывал, крутил диск телефона, звонил, и убегал. Возвращался с хмельными друзьями. Они что-то бурно обсуждали, на столе – бутылки, рюмки, закусь. Кухня колыхалась в густом сигаретно-алкогольном тумане. Какой-то толстый дядька вдруг обнаруживал играющую под столом  пятилетнюю Аду и принимался говорить с ней как со взрослой, рассуждал о чем-то непонятном, сажал к себе на колени, тискал, и девочка млела, в ней рано пробудилась чувственность. Вечером возвращалась с работы бухгалтерша, истерично кричала, разгоняла компашку, ругала мужа. Принималась его воспитывать. В гневе она хорошела, женщина-ураган, стихия! Но киношник вскоре ушёл от жены к некрасивой и неухоженной, пьющей, как и он, очень доброй поэтессе, которая нарожала ему сыновей, и жили они в любви и счастье, в творчестве и вдохновении, пока не умерли от пьянки. Всё это Ада не раз рассказывала подруге, кляня разлучницу-стихоплётку, и однажды Эльганна написала яркими масляными красками на большом холсте подругину историю жизни, красивую и зашифрованную, а что там было изображено, знали только они обе.
   Женщины часто перезванивались, встречались, пили любимый напиток Ады – водку пополам с шампанским, который Эльганна основательно разводила апельсиновым соком и запивала крепким чаем. При виде этого пойла, которое заглатывала подруга, Эльганну начинало мутить и хотелось есть. Она щурила зелёные глаза, теребила мочку маленького розового уха, и слушала болтовню подруги. А болтать Ада любила, и делала это преотлично. Говорила с чувством, с вдохновением, широко расставляя слова, делая большие паузы, умело создавая интригу повествования. От выпитого она впадала в некую эйфорию, ощущая себя на сцене мироздания, в сияющем свете незримых юпитеров. Она упивалась вибрацией собственного голоса! Она с упоением рассказывала о своих тусовочных делах, и о покупках, которые сегодня сделала, и о приятельницах, которых Эльганна не знала, и о знакомых, которых Эльганна знала… И мысль её простиралась вдаль, эффектно пенилась и пузырилась, как шампанское в бокале. Эльганне нравилось её слушать, и самой хотелось говорить. И она говорила про картины, и про интересные моменты жизни, и про знакомство с Витьком – бескорыстным и чудесным человеком, умельцем, мастером на все руки, про его помощь в делах, и про то, что он просто палочка-выручалочка и вообще чудо чудное и диво дивное. Эльганна вообще видела в людях только прекрасное, даже если его было чуть-чуть или не было совсем. Ада слушала и мысленно прикидывала, как бы его употребить для себя лично. Она была практичная, предприимчивая, умела пользоваться ситуацией и хватать удачу за хвост. Ада могла быть обаятельной, харизматичной, сильной и волевой, когда ей это было надо. И всегда добивалась своей цели. Весьма ценное качество, очень нужное в жизни. И она многого добилась, и могла бы дойти до немыслимых высот, если бы не срабатывала  заложенная в ней программа, превращая её порой в адскую машину.
  - А прабабка моя была сельской ведьмой. И все это знали, - говорила Ада, широко расставляя слова. – И однажды случилось невероятное.
   Она сделала продолжительную паузу и глотнула из длинного чёрного бокала водку.
 - Какая?
 Ада молчала, испытывая терпение подруги.
 - А вот какая, - наконец снова заговорила она. – Мой дед, тогда ещё подросток, играл с пацанами в богатырей. Застругами размахивали, сражались, будто это были сабли богатырские.
 - Чем? Застругами? А что это?
 - Ну, это, которыми траву косят, это косы. В той деревеньке прабабкиной такие заструги были, на коротких колах насажены, местная техника, так сказать. Лезвия острые, длинные. И вот мальчишки вошли в азарт, и один пацан со всей силы рубанул по шее моего деда, по длинной тонкой детской шейке, и голову срезал напрочь!
   Она снова замолчала. Эльганна затаила дыхание. Перед глазами всплыла эта жуткая картина.
   После значительной паузы Ада продолжала:
  - Пацаны примчались к моей прабабке. Та молча взяла какое-то своё снадобье, пошла вслед мальчишкам в поле, нашла тело сына с отсечённой головой, густо намазала место среза, приложила, что-то пошептала, поплевала, и голова приросла! Мальчик открыл глаза, поглядел на небо, на плывущие облака, зевнул, и произнёс еле слышно: «Чё-то спать охота». И уснул. Мать подхватила его на руки и унесла к себе в избу на печку. Через неделю пацан снова бегал как ни в чём не бывало.
  - Какая жуть! – воскликнула Эльганна.
  С подругой она снимала маску невозмутимой улыбчивости и давала волю чувствам.
 - Почему жуть? – как-то монотонно сказала Ада.
 - Ну, это же неестественно! – воскликнула Эльганна. – Это противоестественно! Против законов природы!
 - У ведьм свои законы, - так же монотонно отозвалась Ада, и включила телевизор.
На экране возникла студия, в кресле сидел священник, напротив него молодая женщина в платке. Они беседовали с телезрителями, отвечали на вопросы.
  - Тщеславие прорывается через разговор, - отвечал священник. – Кто много говорит, тот тщеставится, тот пытается вызвать к себе интерес, восхищение, поставить себя выше всех…
  Ада переключила канал. Там были последние события. Дикторша сообщала:
 - В Кемерове прохожие спасли ежа, но он оказался собакой…
  Ада снова переключила программу. На этот раз попала на какой-то научный форум. Молодой доцент пояснял своему оппоненту:
  - Попытка понять природу и человека привела к тому… Дух, душа, это религиозные термины, которым, возможно, соответствуют некие материальные, но не вещественные ипостаси…
   Ада зевнула и выключила телевизор.
 - Надоело словоблудие? – констатировала Эльганна. – А вообще-то, мне пора домой.
    Он сняла с вешалки шляпку, надев перед большим зеркалом в прихожей. И с грустью подумала: «Какие зеркала шикарные, большие, и так много, везде, и даже на входной двери, в них так замечательно смотреться! Вот бы мне хоть одно такое!».
  У Эльганны было старое, тусклое бабушкино трюмо в тёмном углу.
 - Я провожу, заодно пройдусь, в магазин загляну, - сказала Ада.
  Возле подъезда курили два парня, что-то обсуждали, посмеивались. Обернулись вслед подругам, окинули оценивающим взглядом, хмыкнули.
 - Глянь, кошечка в шляпке, и с ней курага, - донеслось до Эльганны.
 «Что за слово такое, это же не сухофрукт они имели в виду», - подумала Эльганна. – «Видимо, это -  карга на молодёжном сленге. Раньше говорили: старая карга. Ну, так и есть, возраст самый кураговый», – усмехнулась она.
   Ада поджала губы и холодно произнесла:
 - Шляпа у тебя пустошная, городская сумасшедшая.
 Эльганне стало не по себе. Ада иногда подкалывала её в самый неожиданный момент. Особенно неприятно было, когда Эльганна, расчувствовавшись, рассказывала что-нибудь личное, важное для себя... И вдруг получала колкую реплику.
  Вечерело, зажглись фонари и вывески магазинов. В один из них нырнула Ада.
  А  Эльганна неспешно пошла через парк в сторону своего дома.
    Ада купила 3 бутылки Каннабиса, и, мысленно смакуя крепкий вкус этой конопляной водки, поспешила домой. Она уже предчувствовала удовольствие от этого напитка, который она будет медленно потягивать из чёрного хрустального бокала, уже ощущала этот нежный травянистый аромат, сладковато-маслянистый, густой как безлунная ночь, этот насыщенный вкус и послевкусие…
   Возле подъезда на скамейке сидели подростки, курили и хохотали.
    В сериалах, особенно в детективах, часто показывают на скамейках бабулек. Видимо, сценаристы берут шаблоны из прошлого века. Нынешние же бабушки и дедушки у подъездов не сидят, у них есть дела поинтереснее: в Москве их развлекает фонд Московское Долголетие, и бабульки все тусуются в парках. Ведь для них теперь бесплатные занятия всем, что вообще возможно в мире: танцы, йога, скандинавская ходьба, общая физическая подготовка, рисование, вышивание, иностранные языки, теннис, музеи, экскурсии, и так далее по списку, много всего. Но это в столице. А в провинции пенсионерам тоже не до отдыха на лавочках – пенсия-то мизерная, работать надо, но где, где работа для них? Ну да хоть в клининговом агентстве, на почте, в курьерской службе, да везде где возьмут. И это их тонизирует, наполняет жизнь энергией, экстримом, не даёт стареть. Они снова в работе, как в молодые годы. Так что лавочки теперь занимают безнадзорные подростки, благо ни бабушки, ни родители их не контролируют, у всех свои дела. Какое счастье для подростков, полная свобода! Просто мечта!
   Пацаны на лавочке возле подъезда Ады развлекались тем, что придумывали клички прохожим. Увидев приближавшуюся пожилую тётку с рюкзаком, в котором позвякивали бутылки, они тут же её окрестили весьма своеобразно:
   - Шмаражабра! – воскликнул один, громко хохоча.
  - Шмарабабра! – выкрикнул второй.
  - Шмарачабра! – подхватил третий.
  - Жабебра! – звонко заорал четвёртый. Это оказалась девочка.  Определить гендер получилось лишь по голосу, так как все четверо были одеты и причёсаны однотипно, мода такая.
   Мужчина со смартфоном, фотографировавший чьё-то окно, обернулся к ним и сказал укоризненно:
  - Нельзя так о людях, вы чего себе позволяете, вааще? И вааще, это Ада с 16-го этажа, уважаемый человек, не чета вам.
  - Это Яда с этажа, ха-ха-ха! – расхохотался пацан.
 - Хо-хо-хо! – заржала вся компашка.

   В то время как Ада размашистыми мужскими шагами внедрялась в подъезд, её подруга Эльганна входила в парк. Летний вечер, светлый и теплый, обволакивал нежностью. Эльганна с наслаждением вдыхала лёгкий и насыщенный воздух, шла по тропинке, мимо храма, мимо скамеек, и тут её окликнули. На одной из скамеек восседал Витёк. Эльганна подошла, села рядом. Витёк пил из фляги какую-то жидкость, от него остро пахло.
  - Глотни, вкусно! – протянул он ей армейскую флягу.
  - Что это? – удивилась Эльганна.
 - Самогон, особенный, на меду и травах. Сосед сам гнал. Особый, качественный, у соседа ульи на даче. Это те не химия какая, это те свой продукт, натуральный.
 Эльганна пригубила. Напиток был очень крепкий, закашлялась.
 - Да ты пей, пей, это поначалу так, а потом расчухаешь вкус, - убеждал хмельной Витёк.
 И протянул ей шоколадку:
 - Закусывай и пей, это очень полезно, от всех инфекций и вирусов, и тонизирует.
 Она ещё отхлебнула, с трудом проглотила, рот и горло ошпарило, съела шоколадку, и повеселела. Как-то быстро на неё подействовал хмель. Она слушала болтовню Витька, поддакивала, перебивала, болтала сама, и было радостно и смешно. Хохотали. Рассказывали друг дружке разные истории из жизни знакомых, а потом и о себе всякое. В её памяти всплывали забавные эпизоды из детства, из юности. Вот тётя Нина взяла её, восьмилетнюю малышку, с собой в Киев. Тётю зачем-то подруга пригласила. В гости. Лето, жара. Улица Крещатик. Кирпичные дома. Дорожка через поле к озеру. Пляж, народ, полно детворы, все плещутся в воде, хохочут, тётя Нина фотографирует. Ночь, духота, не спится, Эля (её детское имя) ворочается, капризничает, укусил комар, чешется… Тётя Нина вышла с ней во двор продышаться, успокоить. Всё пространство залито лунным светом. Воздух густой, горячий, насыщенный травяным духом. Эля смотрит на яркое лунное небо. А там!!!!! Ой, что это??? Там, прям в небе, высоко, тётька какая-то голая летит, летит верхом прямо на метле, и волосы длинные такие плещутся за спиной прямо как плащ! И… Ну… А вот вспомнилась её первая командировка в Ташкент, задание было взять интервью у знатных хлопкоробов, их награждали в Ташкенте, и потом ещё в Самарканд… Первое её интервью, первая командировка молоденькой журналистки… И знакомство в гостинице Дустлиг с местным пареньком-маляром, там был мелкий ремонт. Красивый, колоритный, глазищи яркие цвета кофе с куркумой, брови чёрные как крылья орла, талия тонкая, ладони узкие с длинными пальцами, артистические. Пили зелёный чай в Чайхоне, ели дыню сладкую, сочную. Вечером гуляли по площади, смотрели сияние регистана, он был весь озарён огнями, красота невероятная! Эргаш сказал, что имя его означает Сопровождающий. Вот он и сопровождал Элю. И развлекал. И рассказывал о себе. Его дед был из репрессированных в Сталинские времена греков, уже не молодой был, бежал из лагеря, спрятался в каком-то кишлаке, женился на узбечке, на очень несчастной узбечке, молодой вдове. Вдов никто замуж больше не берёт. Она всё время плакала. Семья от неё отвернулась. Сестёр замуж выдавали, калым брали. А она изгой, вдова. И дед на ней женился. Пожалел, полюбил. Дети пошли у них. Но сыновей не было, всё дочки, это нехорошо считалось. Смотрели на них косо, осуждали: за иноверца вышла, мусульманка за христианина, за грека. Плохая мусульманка, неправильная. Опозорила родителей, сестёр и братьев, всю родню. Побить хотели. И подались они в Ташкент. Дед на рынке торговал. Дочки у них выросли, старшую выдали за таджика. Вот такая у Эргаша родословная, смесь кровей греческих, узбекских, таджикских… Сам он на художника учится, картины пишет.
  Жара 45 градусов, в фонтанах резвятся малыши и подростки. Трамвайчик дребезжит, билетёрша весёлая русская деваха, шумная, отпускает шуточки и билеты. Подошли к Пионерским Озёрам, пляж битком, сплошь местные парни. И они – единственная парочка. Эльганна в открытом бирюзовом купальнике, тонкая как тростинка, кипень длинных светлых волос за спину откинута, шея длинная, руки тонкие, ноги стройные, сильные. Идеальные пропорции тела. Эргаш смотрел и запоминал, мысленно уже видел свою будущую картину. Да, он её и написал впоследствии, и картина по сей день висит в Дрезденской галерее.
   И весь пляж замер, глядя на такую красоту…
  В тот день начались у Эли с Эриком (так он себя называл) близкие отношения. Они были счастливы целую неделю!
   Но Эле пора уже было ехать в Самарканд. На местном тряском автобусе, с остановкой в маленьком Джизаке. Она глядела в пыльное окошко на чахлые Чинары, на старика в полосатом халате и в чалме, он ехал на ослике. Как интересно, как причудливо!
   В Самарканде её поселили в одноимённую гостиницу. Да, гостиница Самарканд! Это было шикарное здание, и номер ей дали двухместный. Все одноместные были заняты. В соседнем номере остановился журналист из Новосибирска, он писал о местном театре. И тоже совсем юный. Познакомились, стали везде ходить, прилепились невзначай к экскурсии: гробница Угукбека, Гур-Эмир, таинственные легенды и необычные истории… Потом в ресторане обсуждали увиденное, спорили, шутили, смеялись, пили местные вина, ели горячий острый жирный плов с помидорным салатом, и не смогли расстаться ночью… И опять у Эли случился интим. Это был второй мужчина в её жизни. Да, именно здесь, в Средней Азии, она узнала, что такое личная жизнь, что такое близость. В это яркое, жаркое, оглушающее, сочное среднеазиатское лето.
    Его звали Тарас. Эльганна, хихикнула:
  - А Тарас Бульба, часом, не твой предок?
   - Почти, - улыбнулся журналист. – Мой земляк.
   - Земля-ак? – протянула Эля. – А что же ты делаешь в Новосибирске, ты ж оттуда.
   - Я там живу, - сказал парень. – Там я родился, как и мои ближайшие предки, а Украина, так то ж историческая родина. Мы ж везде бытуем, по всему миру. Как и многие, в сущности, миграция, она всем народам доступна. Разные причины, народы мигрируют.
  Тарас был худощавый, миниатюрный, как и сама Эля. Ну, для женщины рост 160, это ещё куда ни шло. А для мужчины маловато. Хотя, он был повыше. Они выглядели как подростки, и это им мешало в работе, их не сразу воспринимали всерьёз. Приходилось показывать ксиву, говорить деловым, официальным тоном.
  Самарканд поразил великолепием, старинными зданиями, красотой, восточными мелодиями, звучащими отовсюду. Это была просто настоящая восточная сказка, Шехерезада! Так казалось Эле. Она была поражена и влюблена в этот город, в эту часть света, во всех этих людей, она была оглушена этим великолепием, яркими красками, неистовым сиянием солнца и жарой! Город, возникший аж в восьмом веке до нашей эры, необычайный, роскошный, столица древней античной Согдианы! Центр империи Тамерлана! Вот это да! По его приказу тут были выстроены роскошные мечети, дворцы, усыпальницы… А ещё, здесь тоже регистан. Как и в Ташкенте. И был большой красивый парк, рядом с гостиницей, и они гуляли там. С Тарасом было легко, он напоминал ей одноклассников, потому что мелкий. И она чувствовала себя с ним свободно. С высокими парнями ей было сложно, она стеснялась, комплексовала, они ей нравились. А Тарас был свой, как из детства. И как мальчишка, суетился, выпендривался перед ней. Забавный такой. Помог ей взять очередное интервью и собрать материал для статьи. Сам написал за неё всё. И потом брал её с собой в самаркандский театр на спектакли, знакомил с актёрами, о которых писал. И преподал ей несколько журналистских приёмчиков. Круглолицый, каштановые кудри под битника, серые глаза сияют. В гостинице они познакомились с профессоршей из Ленинграда, дамой в очках. Путешественницей, специалисткой по именам. Она пояснила, что имя Тарас означает взволнованный, беспокойный, а Эльганна, ну тут три значения имени: святая благодать, элегантная, дитя.
  Когда командировка закончилась и она улетала домой, адрес свой не оставила, а он сунул ей письмо со своими координатами в аэропорту, провожая. В Москве, сойдя с самолёта, она смяла конверт с длинным письмом, в котором он выплеснул все свои чувства и оставил  свои адреса и телефоны. Не раскрывая, даже не взглянув, она выкинула это в урну. И постаралась забыть. Зачем она это сделала, сама не поняла. Комплексовала из-за несвойственной ей раскрепощённости, из-за потерянной девственности вот так запросто, ни с того ни с сего, мучилась из-за того, что эта первая командировка так оглушила её, так ошеломила, что она была сама не своя? Может быть. Ой, как стыдно! Забыть, забыть, забыть!!! Но… Но кое-что напомнило ей через месяц. Тошнота, обмороки, и вкусовые пристрастия изменились… И… И… И вот она уже мать-одиночка… Так было… Было…
  Вспоминая всё это сейчас в парке на скамейке, она что-то эпизодами рассказывала Витьку, размышляя о прошлом, о Эргаше и его истории. 
   - Странно, во времена СССР дозволялись все религиозные культы, кроме православия. Ведь были мечети, синагоги, никто их не уничтожал, и даже буддизм был, - говорила она то, что выдали ей ассоциации и память. - А вот на православие было мощное гонение, храмы и монастыри уничтожались, представляешь, священников, монахов придавали мучительной смерти, монахиням выкалывали глаза… Почему такая расправа именно над православием, почему оно запрещено было? Слишком сильное влияние, слишком истинная религия? Как ты думаешь?
   Она обернулась к сидящему рядом Витьку. Он спал. Эльганна не стала его будить. Встала и пошла домой.
   Несмотря на поздний час, было относительно светло, тепло, душисто, и в парке было немало людей. Эльганна пожалела, что нет сейчас здесь Ады, хотелось поболтать с подругой, погулять ещё. В одиночку не хочется. Хотя, если встретится кто-то знакомый, можно и пройтись, и в кафе посидеть.
  Ада была дома. Она вышла на балкон, долго стояла и вдыхала ночные ароматы лета. Надо бы на дачу съездить, думала она. Но лень. Она вернулась на кухню, открыла бутылку Каннабиса. Налила напиток в чёрный бокал, включила телевизор. Закинула свои большие ноги на спинку кресла. Рассеянно взглянула на экран. Там шёл очередной турецкий сериал про любовные страсти. Она переключила канал. На экране возник красавчик с пронзительным взглядом, он что-то вещал. Ада наслаждалась крепким напитком и красивым мужским лицом. В нём была страстность, харизма, магнетизм. Она перевела взгляд на зеркальную стену кухни, на своего зеркального двойника с серым стареющим лицом, с тусклыми глазами, с длинным войлоком волос… Нет, это не я, а я вот там – сказала себе, взглянув на большую картину сбоку, портрет красивой девушки – лесть художника, писавшего её в юности, нарядную и в сильном макияже. Раньше она весьма умело красилась, но теперь лицо настолько изменилось, что косметика только подчёркивала недостатки. Она допила бутылку и открыла вторую. На третьей она уже оказалась не одна. Красавчик сошёл с экрана и выпивал вместе с ней. Они говорили, спорили, что-то обсуждали, но слова были размыты не ясны. Хотя, что-то доходило до неё и оседало в памяти. Его странное и удивительное имя: Греболь. Его низкий и обжигающий душу голос. И его взгляд… Ей становилось жарко от его глаз, она хваталась за свои волосы, собирала их и скручивала, открывая свои большие бесформенные уши. Волосы кололи ей лицо. Греболь разливал Каннабис в бокалы, и говорил:
  - Прекрасный напиток, я тоже его предпочитаю. Кстати, он созвучен с моей фамилией.
  - Как? Как? – бормотала Ада.
  - Меня зовут Греболь Ханабес.
  - Ты американец? – лепетала Ада. – Здесь у нас много американцев, я заметила.
  - Верно заметила, - подтвердил Греболь. – Америка хлынула сюда ещё в 90-ые, мир меняется, Россию перезагружают и перезагрузили, души нового поколения другие, мы приобщим эту дикую страну к мировой цивилизации, к европейским ценностям.
  - Да, да, да… - лепетала Ада, млея.
  - Америка влилась в российское правительство, в российскую промышленность, в российские структуры весьма успешно. В российскую культуру, изменив её. Вот она, цивилизация, свобода выбора! Ночные клубы, стриптизы, досуг на любой вкус, по телевизору и в театрах всё что хочешь и никакой цензуры, доступно всё: еда, напитки, шмотки, сексшопы. И гласность! И смена пола, вот что важно, смена гендерной принадлежности! Человеку доступно всё!
   Он придвинулся к Аде вплотную, обнял.
 - Ах! – выдохнула она.
 - Даже религию мы разрешили, - сказал он. – Но за неё мы возьмёмся позже. Не всё сразу, радость моя, не всё сразу…
   В воскресенье шёл дождь. И Ада устроила пивной полдень, позвала подружек. Пришли певица Настя, артистка-кукольница Лена, и Эльганна. Ада заказала живых раков, сварила их с солью, специями и лавровым листом, и поставила на стол канистру живого пива. Оранжевая скатерть, керамический пивной сервиз, на большом круглом блюде яркие алые раки! Красота и вкуснота! И весёлая застольная болтовня. Ада, захмелев, в очередной раз принялась рассказывать свою любимую историю про прабабку-ведьму. И про отрезанную голову её сына-подростка, которую она магически восстановила. И про то, как у всех беременных баб в её деревне вдруг случились выкидыши, бабы завопили о ведьминой порче, и мужики схватили прабабку и повесили. История эта каждый раз рассказывалась с вариациями.
   - Так ты же говорила, что её застрелили из ружья, - сказала Лена.
  - Ты говорила, что её сожгли, - сказала Настя.
  Ада возмутилась:
  - Да вы что, я говорила, что повесили!
  Эльганна поддакнула:
 - Ну конечно, повесили, как вы не понимаете!
  И добавила:
  -  Её сначала сожгли, потом застрелили, а потом повесили. Всё чётко.
  Раздался дружный хохот. Смеялись все, кроме Ады. Её лицо застыло в неприятной холодной гримасе.
  - У вас просто аберрация памяти, - сказала она после длинной паузы.
 - Да нет, ты ж всё каждый раз по-разному рассказываешь, - заметила Лена.
 - Ты забываешь, что говоришь, - поддакнула Эльганна.
  Ада пронзила её ледяным взглядом, и нахмурилась.
 - Давайте выпьем за дружбу! – воскликнула певица Настя, разлила по кружкам пиво, и запела мощным низким голосом:
  - И-эх, еха-ал Ваня на коне-е-е!
Вся компашка ей подтянула:
  - Да на коне-е-е!
  Под вечер дождик прекратился, и весёлые подруги пошли в парк. Свежесть и сильный аромат листвы и цветов окутал их. Легко и радостно дышалось.
  - А что случилось с сыном твоей прабабки? – спросила Эльганна. – Он же был подросток, лет 10 ему?
  - Ну, тогда уже 15, - ответила Ада. – Он отомстил.
 - Как ?
 - Жестоко, - сказала она, и, как всегда, сделала долгую паузу.
 - Как же? – заинтересовались подруги.
- Спалил начисто деревню, и сбежал. Сначала спрятался в проходившем мимо таборе, ходил с цыганами пару лет. Выучился их науке, конокрадству, воровству, гаданию. Потом и от них сбежал. Мотался по городам и весям. Осел в Москве, женился на циркачке, в цирке выступал с карточными фокусами. Пил сильно. Детей родил, двое умерли, третий – мой отец.
  - Да, яркая судьба, - сказала Эля.
  - А то, - ответила Ада. – Вот такая родословная, не абы что.

   В четверг подруги пошли в Писательский Клуб на вечер ветеранов кино и новый фильм с их участием. Ветеранский вечер был днём. Эля надела джинсы и чёрную майку, как всегда. Ада была в коротком голубом платье. Дорогие духи Ады, «с древесными нотками», отдавали увядшими лилиями, камфарой и мышиной мочой. Элю немножко мутило от резкого запаха. Но, видимо, это было рассчитано на мужчин и на продвинутых дам, в этом был некий шарм, изюминка, своеобразие, как и в самой Аде – так думалось Эле.
   Ехали в метро и предвкушали интересное зрелище, обсуждали актёров, заявленных в рекламе.
    Но вечер отменили. Народ в фойе недовольно клубился, многие спустились в буфет. Ада пошла к выходу, но Эльганна остановила её.
  - Подожди. Не зря же мы сюда припёрлись, время потратили. Давай посмотрим, что здесь ещё есть. Народ вниз идёт, в буфет. Заглянем?
   Но подруга  молча  продиралась сквозь толпу к выходу. Эльганна двинулась следом, хоть очень хотелось остаться и спуститься в буфет. Но она считала, что раз вместе пришли, то и уходить надо вместе. Наивное правило из детства, из школьных времён.
  - Девушка, вы что-то ищете? Вход в ресторан здесь, - послышалось рядом, и Элю тронул за руку высокий пожилой мужчина. Он был с другом, таким же длинноногим, сухощавым, с красивой сединой густых вьющихся волос.
  - Да мы тут с подружкой, - сказала Эльганна растерянно.
 - Мы вас, девушка, приглашаем, - с учтивой улыбкой сказал второй мужчина.
 - Ну, я с подружкой, мы, в общем… -  залепетала Эля.
 - У нас банкет, стол заказан, идём с нами, - сказал первый.
  - Как вас зовут, девушка? – сказал второй. – Приятно видеть такую симпатичную особу.
  - Ну, я уже пенсионерка давно, внешность обманчива, - улыбнулась она. – Эльганна.
  - Имя так же необычно и прекрасно, как вы сами, - сказал второй.
  - Я Андрей, - сказал первый.
  - Я Сергей, - сказал второй.
  Эля окликнула уходящую Аду, позвала, и пошла с мужчинами. Сели за столик. Мужчины принялись наперебой ухаживать, рассказывать про юбилей коллеги, которому они преподнесут изданную в одном экземпляре книгу о его морских подвигах. Тот был видный адмирал. Эля радостно улыбалась. Мимо прошла Ада, она искала свободное место. Ресторан был не очень заполнен. Эля обернулась, стала звать подругу, но та словно не слышала. Она искала столик с каким-нибудь одиноким мужчиной, и нашла, но тот сразу сказал, что столик занят.
  - У меня очень красивая подруга, вон там, - сказала Эля, и принялась снова окликать Аду.
  Та подошла, села напротив друзей. Они переглянулись, Андрей сказал вполголоса:
   - Ничего себе, красивая.
  Ада услышала и поджала губы, лицо стало холодное и жёсткое.
  - Это Ада, моя лучшая подруга, прекрасная, талантливая, интересная личность, - отрекомендовала её Эля, желая как-то сгладить ситуацию.
  - Как сегодня шумно здесь, - сказала Ада. Она решила, как всегда, переключить внимание на себя. Мужчины ей понравились, и она наметила для себя одного из них.
  - Жаль, что вечер не состоялся. Актёры неоднозначные. И, знаете, такая история однажды… - продолжала она.
    Но её не слушали. Мужчины заинтересованно говорили с Эльганной, рассказывали наперебой про знаменитого адмирала, и вдруг подарили ей книгу, роскошно изданную, которую хотели преподнести юбиляру. Сказали, что она уникальна, в единственном экземпляре. Такая толстая, с фотографиями. Эльганна обрадовалась.
   Этого Ада выдержать не смогла. Она встала, попрощалась, и пошла к выходу. Эля нехотя последовала за ней. Не бросать же подругу.
   - Эльганна, останьтесь! – крикнул Андрей.
   - Не уходите! – тоскливо взвыл Сергей.
   Эля обернулась, махнула рукой, и скрылась за дверью.
  - Эх, я бы с ней замутил, - с сожалением произнёс вдовый адмирал Андрей.
  - Я бы тоже, - сказал Сергей.
   Ехали в метро молча. Эля начала было что-то рассказывать, но Ада пронзила её ледяным взглядом и отвернулась. Эля поняла, что у подруги плохое настроение, а может, голова разболелась? Как жаль, день какой-то неудачный, - подумала она. – А ведь так хотелось посидеть в ресторане с ними, какие они обаятельные! Эх!
  Вышли из метро, и расстались. Эльганна пошла через парк домой. Ада нырнула в магазин, купила пару бутылок Каннабиса, и устремилась к себе.
   На крыльце, как всегда, тусовались подростки. Трое сидели на скамейке, четвёртый – на корточках рядом. Они уставились в смартфоны и хихикали.
   В эту минуту из подъезда вышел пацан лет 12 в сопровождении мамы. Он уныло смотрел вниз, на свои кроссовки красного цвета, которые ему явно не нравились. Зато нравились его маме. Они направились к припаркованной иномарке. Его везли на теннис. Парнишка был умытый, обихоженный, из более-менее состоятельной семьи. Он с завистью глянул на свободных и принялся что-то канючить у мамы.
  - Вечером верну тебе планшет, - ответила мать. – Сначала дело, ты знаешь.
    Это было время развоза детей на развивающие занятия, во всевозможные секции. Минут через 20 вышла девочка в сопровождении папы, её везли на английский. Потом – мальчик лет 6-ти в оранжевом костюмчике, того вела за руку пожилая пенсионерка, бывшая учительница, одинокая, подрабатывающая ныне гувернанткой. Она глянула на тусняк возле подъезда, покачала головой, крепче сжала ручонку малыша, и направилась к иномарке, где их ожидал шофёр. Мальчонку ждало сольфеджио.
   Свободные подростки, празднуя свою неприкаянность, радостно заржали, и снова уткнулись в гаджеты.
   Тут на крыльце появились 2 бабульки со скандинавскими палками. Они шли в парк. Обернулись к ребятам, смерили их взглядом. И плотная бабка в бейсболке громко заворчала:
   - Лучше бы учёбой занялись. Что из них вырастит, не представляю.
Тощий паренёк с кисточкой волос на макушке поднял голову, и сказал:
   - Я буду стриптизёром.
   Второй поддакнул:
   - Это круто, я тоже. Не, лучше к богатой тётке пристроюсь альфонсом
   Девочка сказала:
   - А я экскортницей стану, я красивая. Это весело, интересно, и дорого.
  Бабульки переглянулись.
  - В наше время все космонавтами хотели, и артистками.
  - Это уже не модно. Времена изменились. Ладно, пойдём, - сказала вторая.
  Обе спустились по ступенькам, опираясь на палки, и энергично направились по своему маршруту.
     Паренёк с кисточкой вдруг гаркнул, тыча пальцем в пространство:
  - Э! Во! Яда с этажа шпилит! Ха-ха!
  - Шмаражабра лакатует! – сказал другой, с разноцветными патлами.
  На современном подростковом сленге это означает: некая особа (имя произвольно) идёт сюда.
    А в это время Эльганна шла к себе домой через парк. Остановилась возле храма, перекрестилась, и заглянула. Служба уже кончилась, и рослый батюшка с длинными каштановыми кудрями говорил проповедь. Эля краем уха уловила что-то про первых людей, и про то, что за грехи Господь сокращал и сокращал продолжительность жизни, и теперь вот мы живём…
   Эля задумчиво вышла из храма. Она всё это знала. Но сейчас ей пришло в голову, что это первых людей Бог так ужасно наказал: ведь надо же, целое почти тысячелетие жить в пустом месте среди дикой природы и зверей! Это как же без гаджетов, без книг, без живописи и музыки, без цивилизации вообще, без модных шмоток, салонов, нет даже красивых храмов и икон, нет самолётов и путешествий в разные яркие страны, да и самих стран нет. И что, 900 лет пасти овец, спасаться от агрессивных зверей, лепить глиняные горшки и саманные дома, и переходить с места на место? Жуть какая! Хотя, даже саманных домов ещё не было, жили в шатрах из валяной овечьей шерсти. Зато сейчас всё есть, жить интересно, и не очень долго, а зачем больше-то? Надоест же! Это сейчас Господь помиловал людей. За грехи? Или за молитвы святых? Может, те отмолили и всё отмаливают нас, грешных? За святых мучеников, принявших жуткую смерть во имя Иисуса Христа? Или как? Или раньше люди были частью природы, и им было хорошо так жить, неспешно, свободно, длинно…
   Домой идти расхотелось. Заглянула в Бургерную, взяла фруктовый чай с корицей и баданом. Села возле окна, наслаждаясь  горячим ароматным напитком и мягкой спокойной музыкой.
   Ада тем временем расположилась у себя в просторной красивой кухне, открыла бутылку Каннабиса, включила телевизор. На экране пели старинные народные песни. Ада слушала рассеянно, наливая в чёрный хрустальный бокал крепкий напиток:
   -  Я пятнадцати лет на разбой пошла-а-а,
      А убила я парня белокурова-а-а,
     Из груди его сердце я вынула-а-а,
     На ноже сердце встрепенулося-а-а,
     Я ж млада тока усмехнулася-а-а…

   Ада повеселела и принялась подпевать. Песня ей понравилась, она полностью совпадала с её нынешним настроением.
   Нет, Ада не была какой-то уж особенно агрессивной, жуткой фурией. В ней было и своеобразное обаяние, и ум, и добрые порывы души. Иногда на эмоциях её заносило, но это с каждым может быть.
   Она переключила канал, и, не глядя больше на экран, занялась салатом. Рассеянно слушала какие-то прения, споры, рассуждения:
   - Раньше сбор био-данных россиян проводили через всякие фонды и независимые лаборатории, а после разоблачения они протянули через Думу.
   - Банк ДНК нужен для трансплантологов. Как говорил Иванов, бывший министр обороны, «россияне – это вторая нефть». Так что следите за своими детьми, исчезнут, и не найдёте.
   Ада зевнула и выключила телевизор.
      
   В пятницу был ослепительный жаркий день. Эльганна познакомила подругу с Витьком. Сидели на берегу пруда и весело болтали. Пили пиво, а Эля – фанту.
   - А давайте что-нибудь обсудим, - предложила Ада.
  - Что именно? – спросила Эля.
  - Что-нибудь актуальное. Кто первый? Витёк, ты единственный мужчина среди нас, ну давай.
   - А чего? – вяло сказал он. – Это, ну, по телику видал, страус бежит.
  - В Африке?
  - Не, здесь, по Москве бежит, по улицам, почему-то.
  - Ну и почему, какие мысли на этот счёт? – спросила Ада. – Кто что думает?
  Эля глотнула фанту, и сказала:
   - Олигархи накупили зверей экзотических, а те у них из особняков дёру дают, домой хотят, бедолаги.
   - А ещё летучих мышей показывали, тоже здесь у нас, - продолжал Витёк. – Объявили, что летучие мыши проснулись. На той недели видел.
   - Или из зоопарка, - предположила Ада.
  - Искусственный разум возьмёт эти данный в разработку, - пробормотал разомлевший от пива и солнца Витёк. Он задремал, и ему что-то привиделось. Через некоторое время он уже спал, свесив голову на грудь и посапывая как младенец.
 - Какой милашка, - сказала Эля, глянув на него.
 - Не то слово, - усмехнулась Ада.
 Женщины поднялись с лавочки, и пошли вглубь парка по цветущей аллее.

    - Это уже было, эта аллея, эти деревья… - пробормотала Ада.
   Да, было, конечно было что-то похожее. Большой двор с широким газоном, и деревья, где они, подростки, допоздна носились. И был кирпичный дом, где они жили. Была зима, и весна, и лето. И любимая игра в прятки тоже была. Прятались везде, в подъездах, в подвалах, на чердаках этого старого «доходного дома» прошлых веков, а на этажах были переходы из одних подъездов во все другие, и девятилетняя Ада, прячась, перебегала по переходам из подъезда в подъезд, и звонила в квартиры одноклассниц, тех, что дома, и скрывалась у них. А потом, вместе с ними, визжа от восторга, выскакивала во двор: «не нашли, не нашли!!!» Вот так, однажды, она, распалившись, позвонила в чужую квартиру. Дверь открыл мужчина. Ада влетела в прихожую с воплями: «Спрячьте меня скорее!» От возбуждения она вся взмокла, растрепалась, глаза горели. Мужчина пропустил подростка, и спросил, что случилось. И ничего не понял. Так началось знакомство Ады с 36-летним руководителем театрального кружка Дворца Пионеров, в который она вскоре стала ходить. Дядя Эдик. Эдуард. Эд. Её первый наставник. Её первый мужчина. Ада стала женщиной в 9 лет. Он научил её многому. Рассказал, что через интим можно добиться всего, даже самого невозможного, если знать чувствительные точки партнёра. Обучил её искусству завлекать мужчин, завладевать ими. Для этого вовсе не нужны  ни красота, ни ум. Нужно лишь умение,  манера говорить, и тембр голоса. Это было нечто вроде нейро-лингвистического программирования, но в ту эпоху в СССР это было неизвестно. Давно это было.
   - Говорить надо извилисто, немного зауми подпустить, слегка театрально, и побольше стихов классических, не очень известных, слегка заумных, ну типа Мандельштама, Бальмонта, так, чтобы у мужика крыша поплыла, и тогда сразу тащи его в постель, - натаскивал ученицу Эд. И потом оттачивал её умение на своих друзьях. Ада оказалась способной девочкой.
   Эд внушал ей, что она невероятно талантлива, убеждал, что готовит её во ВГИК, или в Театральный Институт, на выбор. К сожалению, никаких талантов у Ады не оказалось. Но открылось особое женское умение. Это дало ей многое. Она поступала в вузы без экзаменов, ходила туда, когда хотелось развлечься, гуляла с преподавателями и студентами, подсела на спиртное. Мать давно не занималась дочкой, у неё была своя личная жизнь. Аде нужны были деньги на косметику, на модные шмотки. Ей было уже 19 лет, она сильно красилась, ведь природа не наделила её более-менее симпатичной внешностью. У неё была мужская фигура, серое лицо и большие уши, которые она прятала под густыми, пышными, но тоже серыми волосами. Деньги были очень нужны, чтобы маскировать это своё несовершенство. Работу она нашла быстро, помог один из её мужчин. Она устроилась лаборанткой в НИИ. Работа была простая: вскрывать головы маленьким котятам и вставлять туда электроды. Котят было много: их отдавали в добрые руки владельцы кошек. В те времена кошек и котов не стерилизовали. Котята умирали через несколько дней, за это время надо было записать, какие участки их организма отмирают первые, за какой период, в какой последовательности, и как это отражается на поведении подпытных. В соседней лаборатории те же опыты проводились со щенками. Аде нравилась работа. Было много молодых сослуживцев. Партнёров. Её любили. Вскоре она стала заведовать ещё и распределением спирта. В конце рабочего дня друзья собирались в её комнате, и она доставала сей напиток.
   Была у неё подруга Вера. Коллега. У Веры был жених, молодой учёный, заведующий лабораторией. Вера была интеллектуалка. Утончённая, изысканная, очень женственная. Строгая. Она была невероятно хороша собой. И жених – ей под стать. Живописная пара. Андрей. Талантливый, деловой. Ему пророчили великое будущее. «Будет мой», - сразу решила Ада, и сказала:
   - Верочка, от души поздравляю тебя, вы с Андреем такая прекрасная, гармоничная пара! Любовь вам да совет! Когда свадьба?
    «Я за него раньше выйду» - тут же решила она.
    И зачастила к нему в кабинет с разными деловыми вопросами, плавно переходящими в отвлеченные разговоры... А в переливах её голоса журчали сладкие и нежные нотки… И звучали прекрасные стихи, заумные фразы, просьба проводить до дома, до квартиры, до дивана, ведь голова закружилась, и он вдруг тоже ощутил головокружение, возбуждение, экстаз, и стал блекнуть образ строгой красавицы невесты… И стали они встречаться и проводить вместе всё свободное время. Потом сняли квартиру. Потом она сделала ему предложение. А он ответил, что не любит её. А она сказала: «Ну и что, ведь хорошо же!» А он сказал: «Ну, вот предположим, мы поженимся, будут дети, а я встречу свою любовь, и что тогда?» «Ой, да не думай ты ни о чём, что будет то и будет!» - весело воскликнула она. И он поверил. Нет, сначала думал. А потом вдруг показалось, что всё так легко и просто с этой  женщиной для удовольствия и развлечений. И что после свадьбы им не придётся скрывать от всех свои отношения, жить станет проще. И ведь, действительно, что будет то и будет, а потом всё само собой образуется... А она чётко шла к своей цели, она помнила слова своего учителя и первого мужчины, эти слова были её девизом, её инструкцией: «Ада, всегда иди напролом, ты умна и прекрасна, твоё имя означает Украшение, ты должна украшать свою жизнь всеми доступными и недоступными способами!» Он говорил, что у неё прекрасное ветхозаветное имя, что на иврите оно звучит великолепно, что в Ветхом Завете очень образно рассказывается, как Лемех, потомок Каина, взял себе в жёны Циллу и Аду, самых красивых и умных девушек. А в её голове звучало: «Украшение я и устрашение, я и Цилла и Сцилла с Харибдой я». К свадьбе она купила платье очень модного в те годы фасона, длинное широкое белоснежное, оно маскировало её мужиковатую фигуру, квадратную и плечистую. В парикмахерской ей не смогли сделать свадебную причёску, да ещё и обидели, сказав, что это не волосы, а длинная жёсткая шерсть на голове, что у людей столько волос не бывает, и они пегие. В других парикмахерских тоже отказались работать с её шевелюрой, и даже удивились, как она вообще ходит в таком виде, под хиппи косит, что ли? На что она дерзко ответила:
  - Дуры вы все, я украшаю собой жизнь, я Ада!
  - Оно и видно, что из ада, - хихикнули девушки.
  Домой вернулась очень расстроенная. Но мать успокоила, посоветовав просто сделать маску для волос из яичных желтков с кефиром, и уложить гриву феном. Этим Ада и занялась утром перед ЗАГСом.
  Днём приехал за ней Андрей. С большим букетом алых роз позвонил он в дверь. Дверь мгновенно распахнулась, и на пороге возникла инфернальная сущность в белом балахоне, лохматая, бледная, с пылающим взором. За спиной маячила мать невесты, глаза её тоже полыхали. Он в ужасе попятился. «Беги!» - завопила его душа. Но мать Ады, прожигая его взглядом, заголосила:
  - Вот и жених наш, наконец-то, явился! Совет вам да любовь, детки мои, какое счастье!
  Она подтолкнула дочку в спину, и Ада вспрыгнула Андрею на руки. Он выронил букет.
  - Неси скорее свою любимую, неси своё сокровище! Марш в лифт! В машину! В ЗАГС! – командовала будущая тёща.
   И он понёс.
   И влип. Надолго.
   И стало так, как думал. И как не думал, тоже стало. Ада родила ему пару сыновей. И создала ему, вместе со своей матерью, адскую жизнь. Спасался он только на работе. Работал много, истово. Домой приходил усталый. И тут на него обрушивались жена с тёщей, требуя всего и сразу. Он был их рабом. Покупал им понравившиеся машины и квартиры. Проплачивал дизайн этих квартир и перепланировку. Ада с удовольствием общалась с нужными для этого людьми, и под её руководством они превратили обе соседние квартиры в одну многокомнатную. Она была счастлива, она с радостью распоряжалась прислугой, которую потребовала от мужа. А мать её жила в соседнем доме, и приходила обедать и играть с внуками, когда хотела.
   Ада любила тусовки. Поздно вечером весёлая и хмельная приводила из творческих домов кодлы таких же хмельных гостей, они шумели, пили и пели. Дети спали в дальних комнатах и не слышали. Но спальня Андрея была рядом с гостиной, и он мучился. И молчал, избегая бешеных скандалов. Он клял себя за легкомыслие, за этот глупый брак. И не знал, как спастись. Потом он нашёл отдушину в йоге, в фитнесе, тогда только что появилось это новое веяние и стремительно вошло в моду. И в любви.
    Он познакомился с ней в фитнес клубе. Тоненькая, женственная, тихая и одинокая. Хотя, нет, не такая уж и одинокая, у неё был сын. Она тоже увлекалась йогой. У них оказалось столько общего! И он вскоре понял, что она родная, единственная, верная!
    Они стали встречаться.
   Шли бурные 90-е. Он создал бизнес, весьма успешный. Он взял её в свою фирму.
   Ада в это время посещала институты, скакала из одного в другой, крутила интим, тусовалась, покупала наряды в бутиках. Придумала изображать из себя творческую личность. Ходила по творческим клубам.  Купила дом в дачном кооперативе.
   А потом умерла её мать. И Андрей ощутил некоторую свободу.
   Однажды он застукал Аду с дачным соседом. И это был шанс уйти от неё к своей любимой. Аду, конечно, он не бросил на произвол судьбы. В силу своей порядочности он не мог так поступить с ней. Он просто передал жену любовнику, этому соседу, пообещав содержать их, если он заменит его в семье. И сосед радостно согласился, быстро развёлся со своей надоевшей супругой, вечно пилившей его за отсутствие денег, и переехал жить в шикарную квартиру любовницы. Андрей хотел официально развестись с Адой, но она устроила скандал. Зачем ей разводиться с бизнесменом, она ж не дура. Больше Андрей эту тему не поднимал.
     Ада по-своему интерпретировала эту ситуацию. Она хмельно делилась с подругой воспоминаниями, в парке на скамейке, прекрасным летним вечером, нервно скручивала в узел и снова распускала длинные свои серые волосы, и прихлёбывала из бутылки коньяк. Эльганна сопереживала, запивая эмоции фантой. Ада кляла мужа за измену, жаловалась на то, что рожала ему сыновей, растила их, воспитывала, а он сбежал к другой бабе, причём даже и не очень молодой, ровеснице ей. Эльганна, как могла, утешала подругу, говорила, что жизнь штука странная и непредсказуемая, что муж может вернуться. Тогда Ада поведала, что Андрей её не забывает, что у него бизнес в Крыму, но он периодически прилетает в Москву по делам и приглашает её в дорогие рестораны, и даёт ей деньги на жизнь, весьма солидную сумму. А это значит, что он, видимо, всегда может вернуться, это правда. И сыновьям он передал обе свои московские фирмы, дочерние.
    - Ну, вот видишь, всё не так уж плохо, - сказала Эля.
    - Плохо то, что мой второй муж, самый любимый и близкий по духу (она имела в виду любовника), после 8 лет нашей счастливой жизни, умер.
     - Да ты что? Как это случилось? – спросила Эля.
     - Зима, декабрь, мы выпили, я с ним поскандалила, стала гнать, у него случился сердечный приступ.
     - Сердечный приступ из-за обычного скандала? – удивилась Эля.
     - Дык скандалю я необычно, - похвасталась Ада. – Это торнадо, цунами, в люстрах взрываются лампочки.
     - А как же твои дети? – удивилась Эля.
     - Дык это ж мои дети, они такие, - ухмыльнулась Ада.
  Эльганне стало неуютно от всего этого негатива. И она принялась выкладывать свои маленькие радости. Весело рассказывала она, как ей помогает в быту Витёк, как они вместе ходят по магазинам, которые Эля не знает, а Витёк всегда в курсе, он всегда знает о том, где что можно купить дешевле, как он носит сумки с её тяжелыми покупками, и ведь без него трудно было, он такой нужный, такой рукастый, такой прикладной!
- Слушай, а позвони ему, вдруг он в парке?
   Эля позвонила. Витёк был в соседнем магазине, в том, что через дорогу, покупал водку. И быстро подошёл. Стало весело. Анекдоты, водка, песни, забавные истории. Уговорили немного выпить и Элю. Ада блестела глазами, лохматила свои волосы, и вдруг сказала:
  - Витёк, даю тебе новое имя: Вик! Ты теперь Вик у нас! Запомни!
 - Окей, это мне нравится, - отозвался хмельной Вик.
 - Да, звучит лаконично и мужественно, - согласилась Эльганна.
Подошёл охранник, сказал:
 - Здесь нельзя распивать спиртные напитки, вы что, правила не читали? Озвучить вам сумму штрафа?
  - Простите нас, пожалуйста, - сказала Ада жалобно, - мы не знали. Мы сейчас уйдём.
   Она быстро сунула в сумку бутылку, и встала.
  - Эля, мы идём к тебе. Вик, ты покупаешь коньяк. Эля покупает закусь, - распорядилась она.
   В квартире Эльганны было тепло, на всех подоконниках пышно цвела ярко красная и розовая герань, большое тропическое дерево с широкими пёстрыми листьями стремилось верхушкой в потолок её спальни. Всё было в радостных растениях, цветах, статуэтках, ярких мягких игрушках, и всяких случайных ненужных, но милых вещичках: расписных колокольчиках, хохломских посудинках, забавных самодельных копилках, и так далее. В коридоре на крючках висело множество разнообразных женских сумочек.
   - Что это ещё за ерунда, зачем столько? – спросила Ада.
   - Это моя коллекция, - ответила Эльганна.
  - Коллекция дурацких сумочек? – она глянула на Витюню. – Это нормально, Вик?
 - А что? – пьяно спросил тот.
 - Вообще-то, коллекционировать можно всё, - ответила Эля. – И чем оригинальнее коллекция, тем интересней.
   Пили коньяк и закусывали королевскими креветками. Было уютно, возникло чувство родства, искренности, отрады, и каждый рассказывал какую-то свою историю. Эльганна ушла в воспоминания о влюблённом в неё глубоководном моряке, инженере-подводнике Диме. Это было нечто сокровенно-исповедальное. Выпила и расчувствовалась. И рассказала, что тогда она молода была, не понимала, что он на атомной подлодке каждый миг рискует жизнью. В каких-то пунктах они всплывали, им давали час на отдых, Дима мчался на ближайший телефонный узел и звонил ей, и отправлял письма, и с нетерпеньем ждал ответ. А она, глупышка, собирала их в сумочку, не распечатывая, чтобы потом устроить триумфальный романтический вечер себе самой, зажечь свечи, заварить любимый чай и чтоб пирожные были, эклеры. И вскрывать конверты, читать письма, много писем и фотографии там, рассматривать фотки… А потом и забыла, заморочилась: работа, дочка – её воспитывала Элина тётушка, но потом её пришлось забрать, готовить к школе. И – личная жизнь, замужество, оказавшееся так себе, и развод. И вот среди этой коллекции сумочек висит одна с письмами от Димы, давно забытая, а какая из них?
 Вик тоже стал рассказывать, что-то о брате, о родителях, о том, как в те далёкие жуткие годы бесчинства НКВД в деревню, где жила его тогдашняя родня, пришли они, эти в кожанках с наганами, и стали уничтожать зажиточных крестьян. А семья-то была большая, одних только детей всех возрастов было 15 человек и хозяйка беременная, и сёстры с мужьями и младенцами, все работящие, работали-то очень много, и были 2 коровы, лошадь, 2 овцы и 2 козы. И несколько мешков зерна в амбаре. Это посчитали богатством. Всех расстреляли, зерно и скот забрали, избу сожгли. Но старшую сестру Машу к тому времени уже выдали за скорняка в соседнюю деревню. Они шили тулупы и шапки, и продавали недорого. Поэтому одежду эту бойко раскупали, цена была весьма доступна.  Семья там тоже была большая, поэтому и изба была просторная, потолки 5 метров, большой чердак, сени, 8 комнат, 4 печки, жили там родители, сёстры с мужьями, всех было много и все скорняки, все работали с утра до ночи. Ну и скот был, и куры, гуси, утки, соответственно. Семья считалась зажиточной. Пришло в село НКВД. Скорняки как узнали, сразу разбежались, быстро, ночью. Похватали вещи, кто что успел, детей, и бежать. Муж Маши не успел, он хотел стариков вывезти и жену, но она слишком долго вещи собирала и продукты. И время упустили. И его схватили.  Посадили на телегу, на которой навоз возили, увезли в карьер, и там расстреляли. Избу со стариками сожгли. А у Маши только что родился малыш. Она надеялась, что муж её в безопасное место увезёт, вещи собирала. Но как беда нагрянула, она схватила малыша и помчалась без оглядки. А зима была, она бежала босая и в платье, как дома ходила, так и выскочила. Лесом, полем, кто-то подвёз на подводе до станции, приехала в Москву, нашла дальнюю родню, осталась жить, помогать по хозяйству. Младенец выжил, это был отец Вика. Вырос и большим начальником стал, членом партии.
  Ада принялась рассказывать всё ту же историю про свою бабку ведьму. История обрастала всё новыми подробностями. Эля сказала:
  - Неужели так всё и было? Как ты всё это запомнила?
  - А я маленькая была, под столом сидела.
 - Наверно, твой папа просто говорил о своём сценарии, а ты подумала…
 - Что! – закричала Ада и вскочила. – Ты мне не веришь???!!! Я тебе самое сокровенное!!! А ты!!!
  Тут раздался грохот. Пьяный Вик упал со стула. Лежал теперь на полу и спал.
 - Я тебе верю, - сказала Эля.
 - Нет, не веришь.
 - Верю. Хочешь, подарю тебе сумочку из своей коллекции.
 - Хочу.
 - Выбирай.
Ада долго перебирала висящие на крючках сумочки, заглядывала внутрь, расстёгивала и застёгивала, а Эля в это время приводила в чувство Вика. Наконец, все вышли из квартиры. Вик шёл, покачиваясь, с закрытыми глазами, шёл и спал. Лихо перешёл дорогу, пропустив мчавшуюся машину, и на автомате направился к себе домой. Он привык. Эля пошла провожать подругу.
    - Твоя сумочка у меня в рюкзаке, - сказала Ада. – Интересно, Вик дойдёт до дома?
   - Дойдёт, это точно.
  - Давай спорить. Не дойдёт! Свалится.
 - Ада, я же его отлично знаю. На дне рождения у Иры он так же напился, и ничего, нормально пришёл домой. И везде я его с собой беру. И всё хорошо.
 - И везде напивается как свинья? – спросила Ада.
 - Если бы. Но. Увы. Как мужик. Свиньи не пьют. И не всегда он напивается, иногда держится великолепно. Бывает чуть хмельной, обаятельный и очень милый. И вообще, с мужчиной лучше приходить, чем в одиночку.
  Ада задумалась. Помолчали.
 - А что он от тебя хочет? – спросила она. – Чего так прилип?
 - Любви он хочет, обычной плотской любви.
- Секса, что ли? Ну, и?
- И ну. Зря мечтает.
- Почему же зря?
- Потому что напрасно. Это блуд. Грех. И не хочу я.
- Ага, не хочешь, и прикрываешься догмами. А догмы эти не Бог дал, а люди придумали. Бог заповедовал любовь. Да любите друг друга. Возлюби ближнего своего. Ясно тебе? Люби, целуй, радуйся, живи в любви, плотской, как ты выразилась. Бог именно так создал людей, живите и размножайтесь. Любите друг друга. Это гормонально, это полезно, это нужно для тела и для души. Без этого гормоны сдохнут и организм завянет. И душа скукожится.
 - Ну что ты такое говоришь, подруга! – возмутилась Эля. – Ты Библию-то читала? Евангелие в руки брала?
 - Я толстые книги не трогаю, - сказала Ада. – Так просто, слушала по телику что-то. Всё это примитив, для тупых. Не заморачивайся, живи как хочется, делай что хочется, радуйся и занимайся здоровьем. Я лично в школу гипноза записалась. Хочешь со мной? Но там дорого, не потянешь. 
   Она усмехнулась, и скрылась в своём подъезде.
 «Ну, ничего себе, она уже Бога под себя адаптировала», - подумала Эля. И продолжила мысленно диалог с подругой. Она доказывала ей, что люди существуют в этом сложном и жёстком мире для усовершенствования души, что именно душа – суть человека, а тело -  лишь одежда для этой сути, временная одежда, способная деформироваться, разрушаться. И что всякие беды и лишения посылаются Богом именно для воспитания души, читай книжку «От Меня это было». И что век человечий очень недолог на земле, которая всего лишь испытательный полигон для этой сути, и вскоре душа вернётся в свою обитель – в мир иной. В общем, прописные истины. Она уже как-то пыталась говорить об этом, но Ада яростно спорила, кричала, и Эля замолкала.
   Лето как-то внезапно оборвалось. Похолодало, зарядили дожди, деревья сменили масть на яркие жёлто-красно-оранжевые краски, и размахивали буйной пока ещё листвой под порывами ветра. Ада как-то странно поссорилась с Эльганной: предложила ей ремешок для очередной сумочки, а потом вдруг начала  кричать, что она не обязана давать ей ремешок, наговорила гадостей, и заявила, что она ей больше не подруга. Эля ничего не поняла, пожала плечами. И только потом всё стало ясно. Через пару дней Эльганне позвонил Вик - очень весёлый и хмельной. Это был видео-звонок. Он сидел на даче у Ады и жарил шашлыки. Почему-то на электрической шашлычнице, в кухне. Ада топила печку письмами, которые нашла в той сумочке из коллекции Эльганны. Письмами от Димы с атомной подлодки. Эля так и не успела прочитать их… Ссора была мотивом забрать у неё Вика, просто взять себе удобного неприхотливого мужичка, рукастого, согласного на всё,  с ним ещё и выпить можно, и оттянуться, и «потыкать червячка острой палочкой».
   Это было так странно, так неожиданно и обескураживающе, как внезапно наступившая осень среди лета, резкая пронзительная осень с яркими пышными листьями, дождём и холодом. А лето в этом году было долгое и жаркое, оно затянулось.
   Эльганне было неприятно, обидно, и в то же время легко и свободно. Старое должно уходить, чтобы освободить место новому. «Умный человек постоянно меняется и меняет своё окружение, а дурак всегда статичен и цепляется за старое», - вспомнила она цитату из какого-то классика. Да, дружба слишком затянулась, хватит. Да ведь ещё весной она думала об этом. Ей становилось в тягость общение с Адой, её извилистое многословие и болтовня ни о чём, её склонность спорить на пустом месте, её стремление всё вывернуть наизнанку и соврать, чтобы яростно доказывать свою неправдивую правоту. Сколько длилась дружба? Лет 8, или даже больше.
  Это было последнее их общее лето. Долгое жаркое цветущее лето. Как-то Эльганна зашла в маленький уютный магазинчик «Лавка радости», там были всякие симпатичные безделушки: бронзовые фигурки птиц и зверюшек, украшения, колечки и подвески с натуральными камушками. Раньше они с Адой часто сюда заглядывали. Улыбчивый моложавый хозяин магазинчика сказал:
   - Вы интересовались совами, есть парочка разных. Подруга ваша вчера заходила с сыном. Неприятный мужчина.
   - Почему? – спросила Эля.
 - Лицо надменное, холодное, глаза волчьи.
- Да? Я не заметила. Видела её сыновей как-то мельком, не обратила внимания. Старший уже женат, два пацана у него. А младший, это она с ним была, конечно. Он рядом живёт, в соседнем доме, и часто заходит к ней пообедать, и на праздники, это её любимый сын, Ядкусмир, имя редкое, звучное, и вообще единственное в мире, придуманное.
  - Странное имя, - сказал хозяин магазинчика. – Неожиданное.
  - В мире много неожиданностей, - улыбнулась Эля.
   Она ещё не знала, что её ждёт впереди. Её и всю страну.
   А время наращивало скорость. Что-то изверглось в событийном мире, словно в вулкане, который долго клокотал внутри, кипел, и вдруг в какой-то миг огненная лава выстрелила вверх и хлынула наружу, и полилась, сжигая всё на своём пути. Мор, войны во всём мире, новый жуткий вирус, созданный в лабораториях Запада, размещённых в разных странах, опыты над заключёнными – выжившие больные были выпущены из тюрем… опыты… и над населением, скоростная пандемия и создание вакцины, на которой был построен мощный бизнес, и войны, войны, войны в слабых странах. Гибель миллионов людей и появление новых миллиардеров. Чёрные трансплантологи в районах военных действий, потрошившие живых, исчезновение младенцев из родильных домов, бесследная пропажа простых людей по всему миру. Массовые теракты, убийства активистов, волонтёров, журналистов… И в то же время - яркие праздники, феерические зрелища, обилие концертов, развлечений, шокирующих интересных новостей, сериалов и кинофильмов, презентаций – везде, во всех цивилизованных странах, во всех городах мира. Или почти во всех. На одну из таких презентаций Элю пригласил бывший коллега, сказав:
  - Хватит сидеть на пенсии. Дело есть, приходи в Домжур послезавтра, обсудим. Можно нехило заработать, но главное – не в этом.
  - А в чём? – спросила Эля.
  - В идее.
  - В какой?
  - Тебе понравится.

      В Дом Журналистов она пришла с опозданием: макияж, причёска – подбирала красивые заколочки и долго закалывала волосы по-особому эффектно, потом долго решала, что надеть, несколько раз переодевалась и вертелась перед зеркалом. Опоздала на полчаса.
   Андрей сидел за столиком с каким-то своим знакомым. Они пили кофе и беседовали. Увидев Элю, прытко вскочил – высокий, густые серебристые кудри взметнулись над плечами, небольшая пушистая бородка подчёркивала крупные губы. Такой же, как много лет назад, только чуть постарел. Резкие мальчишечьи движения всё те же. Он широко раскинул руки, подбежал, схватил её в охапку, потащил к столику, завопил:
   - Мадам, я пьяный без вина, таких красавиц не бывает, но почему же вы одна?
   - Жар-птицы в стаях не летают, - в тон ему ответила она.
  Он глянул на её маленькие ладошки, погладил её пальцы, и сказал:
  - Не замужем. Кольца нет, маникюра нет, ногти обломаны, всё ясно, возишься в своих горшках с цветами. И давно развелась?
  - Да уж порядочно, - ответила она.
 - Кофе будешь? С пирожными, как всегда, или вкусы изменились, фигуру хранишь, ведь всё такая же с виду?
 - И кофе, и пирожные, и побольше, как в те времена, - засмеялась Эльганна. – Я изменилась, а фигура нет, и не храню я ничего, всё на самотёк пустила, просто живу.
  Андрей заказал капучино и дюжину разных пирожных.
  Эля  прихлёбывала горячий капучино, здесь напиток был нормальной температуры. Ела пирожные. И наслаждалась тихой музыкой, гулом голосов, и восхищёнными взглядами обоих мужчин.
  - Вадим, - представился собеседник Андрея. Ему было лет 50 на вид. – Вы великолепны!
  Эля улыбнулась. Ей было необычайно радостно, и сердце замирало, как в детстве, когда ждёшь новогоднего чуда.
  Давно она никуда не выходила, последние несколько лет она как-то незаметно ограничилась кошками, растениями в горшках, парой приятельниц, и Адой, и Виком, которых теперь – этих двух – больше нет на её пути. Изредка ей звонила дочка Катя или зять Костя, тоже журналисты, продолжатели семейной традиции. Детей заводить они не собирались, увлечённо работали. Так что внуков у Эльганны не предвиделось. Хотя, кто знает, всё бывает. Жили они в Австралии, работали в каком-то местном журнале, приезжать в Москву не собирались, общались в Ватсапе.
  Презентация уже подходила к концу, когда они поднялись в зал. Там говорили о начавшейся спецоперации на Украине, о ДНР и ЛНР, и о сборе средств в помощь местным жителям в районе боевых действий. Выступала стриженая дамочка в сапожках на высоких шпильках, руководитель одной из волонтёрских организаций. Она с чувством восклицала, бурно жестикулируя:
- Огромная могучая страна наша разбилась как упавшее зеркало, осколки отскочили и стали отдельными мелкими странами, между которыми начались войны. Войны провоцируют наши враги. Враги давно готовились разбить это Зеркало Мира, и они сделали это через предателей. Разбить зеркало – к смерти. Они подписали себе смертный приговор, себе, а не нам…
  Эльганна задумалась, перестала слушать. Включилась, лишь, когда поднялся шум. Выступал уже мужчина, в зале хохотали. Эля вопросительно взглянула на Андрея, он ухмылялся. Наклонился к Эле, сказал тихо:
  - Мы, когда на радио работали, ещё не так оговаривались! До сих пор ржу, когда вспоминаю, как Эдик сказал в прямом эфире вместо фразы «Повстанцы овладели главной БАЗОЙ но острове» - «Повстанцы овладели главной БАБОЙ на острове»)))
 - А что за оговорка была, я пропустила? – спросила Эля.
  Они снова спустились в ресторан.
 - Зря они недооценивают, - сказал Вадим. – Всё не так просто. Эта спецоперация перейдёт в затяжную войну, Украине будут помогать Запад, Европа, им надо ослабить Россию, уничтожить её. Похоже, что конфликт был спровоцирован западными спецслужбами. И на территории России возникнут террористические очаги, или уже возникли,  скорее всего, уже созданы спецслужбами Запада.
 - А как же без этого, - сказал Андрей. – Таковы правила игры.
 - Примитивные правила, - сказала Эля. – Как в дешёвом сценарии. 
- В этом предстоит разобраться. Есть задание редакции. Наша старая гвардия опытных журналюг…
  - Стоп-стоп-стоп! Я на это не подписываюсь! – воскликнула Эля.
  - А мы тебя уговорим.
  - Ну-ну, попробуйте, - она засмеялась. – Мои родители уже пытались разобраться, давно, ещё в те времена.
 - И что, получилось? – поинтересовался Вадим.
 Эля закусила губу и помрачнела.
 Андрей сказал на ухо другу:
- Её родители, журналисты-международники, погибли в автокатастрофе. Они что-то такое нарыли, их устранили. Обычным способом. Бабушка с дедом не пережили трагедии. Элю растила тётя.
  Вадим заказал коньяк, жульен, и устрицы.
 - Будем пить за Россию, - сказал он, и продекламировал:
Страна стихийного размаха,
Страна злодейства и добра,
Страна наследий Мономаха,
Страна ТушИнского ворА.
Страна возможностей великих,
Страна таинственных чудес,
Страна бесОв и оргий диких,
Страна святынь, страна Небес.
  - Ты поэт? – спросила Эля.
 - Это стихи Сергея Бехтерева, белогвардейского офицера, эмигранта первой волны. Написаны в Сербии в 1924-ом. Мои любимые. А я – не поэт, я бывший десантник, ныне журналист, коллега, так сказать. Воевал в горячих точках, контрактник, после травм был списан.
  Эля с интересом посмотрела на него. Вадим был среднего роста, коренастый, в широкой шерстяной водолазке, почти скрывающей рельефную мускулатуру. Короткая стрижка – седой ёжик торчит. Тёмная зелень небольших глаз, в которые Эля сейчас засмотрелась, и словно заплутала в густом лесу. Внешность не броская, это не то, что Андрей, с которым у неё когда-то был бурный роман. Даже в командировки вместе ездили. Давно, в те ещё времена, в ту эпоху… Молодые, свободные, не семейные. Хотя у каждого были дети, у Андрея даже трое от разных жён. Вадим казался совсем другим. Не было в нём легкости, игривости, подвижности, как у Андрея. Не сразу обратишь внимание на такого. Но если увидишь, услышишь, глянешь в глаза…
   Официант принёс на подносе коньяк и закуску, ловко открыл бутылку…
  Домой ехали на метро, так как мужчины выпили и не могли сесть за руль. Поздний осенний вечер был на редкость тёплый. Оба приятеля провожали Элю. По пути заглянули в цветочный магазинчик и купили ей букеты лилий: Андрей – белых, Вадим – розовых. Шли через парк – короткий путь от метро до дома. Эльганна прижимала к груди оба больших букета, прятала в них радостную смущённую улыбку, упивалась сильным благоуханием любимых цветов. Она любила яркие сильные ароматы. Возле декоративного мостика стояли Ада с Виком, слегка хмельные, с баночками пива. Увидев Элю с пышными букетами и двумя сопровождающими, Ада вытаращила глаза и поперхнулась.
  - Привет, подруга!  - вскрикнула она, и подбежала. – Откуда и куда, кто это с тобой?
 - Это коллеги, - холодно ответила Эля.
- О, какие люди, какие люди! Журналисты, полагаю? – заговорила Ада особым голосом, танцуя звуками. – А я тоже из творческого прайда.
 Она тряхнула своей длинной спутанной гривой.
 - Из какого же, если не секрет? – спросил Андрей.
 - Секрет. Который надо разгадать. А это не просто. Сначала надо разгадать меня. Я приглашаю вас, лично вас, в гости. Кстати, как вас именуют?
 - Андрей Кудряшов, - отрекомендовался он.
- А я Ада Мреша. Вот такое яркое имя, и фамилия под стать, звучит весьма темпераментно, просто огонь, да, я такая!
 Она схватила его за руку.
Тут вяло подошёл Вик. Он решил поддержать беседу, и произнёс:
 - А вот угадайте, что первично, яйцо или курица? Кто появился раньше?
 - При чём здесь птичья тема, Вик? – резко сказала Ада.
- А вот и не угадала. Курица.
- Откуда тогда, по-твоему, взялась курица? – переключилась на эту тему Ада.
- Как откуда? Из ребра петуха, это же очевидно.
- Вик, ты пьян, - возмутилась Эльганна.
- А что, у людей же такая история прокатила, - смутился Вик.
Ада расхохоталась.
- Пойдёмте, ребята, - решительно сказала Эльганна. - Тут хмельной народ чушь какую-то несёт, люди пьющие, неадекватные, местные алкаши, живут просто где-то в ближних домах, пристают к прохожим. Идём, а то прилипнут, как жвачка к подошве.
  - Всё ясно, - сказал Андрей.
 И они быстро пошли к выходу из парка. Ада побежала следом, завопила:
 - Эй, стойте, куда! Андрей!
 Но хмель дал слабину ногам, расстояние между ней и уходящей троицей становилось всё больше, и она отстала. Она с досадой вернулась к мостику, набросилась на Вика:
 - С какой стати ты влез с этой курицей?
  - С какой курицей? – удивился Вик.
   - С какой, с такой,  с петушиным ребром! - сорвалась на крик Ада.
   Вик вытаращил глаза. Он уже всё забыл.
  Ада с силой пнула урну, она упала, из неё вывалилась большая куча пустых пивных баночек.
  - Это мы столько выпили? – удивился Вик.
  Ада плюнула, развернулась, и молча пошла по дорожке мимо мостика. Ноги заплетались. Вик поспешил за ней. Он шёл вяло, мелкими шажками.
 - Провожаешь меня? – обернулась Ада. – Ты семенишь, как Байден.
 - Чего? А, как их президент? Ну, я не против.
 - Не против чего?
 - Могу его заменить, если что, там у них. В Америке.
 - Да уж. У вас много общего.
- Только когда я пьян. Но я точно не спутаю красную кнопку смартфона с красной кнопкой ядерного чемоданчика, так что я безопаснее.
 - Чемоданчик у его жены. Эх, в припадке климакса нажмёт на кнопку, всё спалит и на мужа свалит.
 - Джо, Джил тебя подставит, - пробормотал Вик.
  Тут он опустился на скамейку и уснул.
- Ну, точно, Байден, русский вариант, – пробормотала Ада, и прошла мимо, рассуждая в полголоса:
 - Эта наша святоша аж двух мужиков к себе поволокла. Вот лицемерка! Ну-у, ничего, утром-то они от неё уйдут, конечно, тут я его и заловлю. Или днём. Да, Андрюша, от меня не уйдёшь, это судьба.
   Но она просчиталась.
  Мужчины проводили Элю до крыльца. Она поблагодарила их за прекрасный вечер, за цветы, и скрылась в подъезде.
  Утром Ада примчалась к дому бывшей подруги и принялась прохаживаться рядом. Но ничего не происходило. На крыльце сидела ворона. Мимо пробежала кошка. Потом из подъезда вышел парень в куртке с капюшоном, сел в припаркованную машину, уехал. Торопливо выходили, один за другим, трудовые мигранты, снимавшие здесь жильё. Потом выскочила высокая девица, уехала в красном рено. Вскоре стал появляться народ с собаками, с детьми. А журналистов всё не было. Минул полдень, и уже день в разгаре.
    Чем они там занимаются втроём так долго?
   Вот уже курьер входит в подъезд. Ада пошла за ним, вошла в лифт следом. Кабина остановилась на последнем этаже. Неужто к ней?
   Но нет, курьер позвонил в квартиру напротив.
   Ада не выдержала, подошла к двери Элиного жилища, и принялась трезвонить. Но никто не открыл. За дверью было тихо. Совсем тихо. Ада стала стучать. Прижалась ухом. Ни звука не доносилось из квартиры. Эльганна крепко спала и ничего не слышала.
  Ада изо всех сил напрягала слух. Ей стали мерещиться шорохи, вздохи, жаркий шёпот, тихий смех. Пошли слуховые галлюцинации. А дверь не открывали.
   Уходила Ада разъярённая, воображение рисовало невероятные сцены, её раздирали зависть, ревность, обида. Но она знала, что добьётся цели, она видела себя непобедимой богиней вроде Дианы-Охотницы, у неё была очень высокая самооценка, её так воспитали, её кредо победительницы почти всегда приносило ей успех. На мужчин она охотилась в молодые и зрелые годы весьма успешно, тут ведь главное умение и упорство, к тому же, она была без комплексов, и при своих весьма средних внешних данных добивалась цели. Но годы брали своё. С возрастом лицо, как портрет Дориана Грея, выводит наружу всё, что накопилось в душе. Поступки, мысли, чувства, страсти, обуревавшие человека в жизни, всё оказывается на лице, как печать, плюс плохая кожа и морщины. Чем чище у человека душа, чем цельнее натура, тем он красивее и моложе он выглядит, и годы лишь шлифуют его красоту. А для тех, кто несколько отталкивающе смотрится, существует маскировка, и если косметика не помогает, то можно обратиться к дорогим косметологам, к пластическим хирургам, деньги на это у Ады есть. Но пока она всё ещё считала себя достаточно привлекательной и яркой, по крайней мере, так ей всегда казалось.
  Эльганна проснулась поздно, приняла душ, накормила кошек, позавтракала креветками, которые она прихватила вчера из ресторана, и парой чашек крепкого зелёного чая с имбирём. И вышла во двор. Осенний поздний день уже подёрнулся завесой сумерек. Она постояла на крыльце, разглядывая пёструю листву на деревьях, и пошла. Ноги несли её через двор, мимо магазинов, улиц, переулков, мимо какого-то храма. Стены его были высокие, узорчатые, из красивого старого кирпича. Ворота кованые, металлические. Ей стало интересно, вошла, разглядывая здание. На крыльце сидели двое. Женщина в старом сером плаще, её голову и плечи покрывала большая вязаная шаль, она выглядела немножко юродивой. И рядом с ней – мальчик лет 8 в замызганной курточке и в грязных джинсах. Он натягивал на голову капюшон. Лицо серое, впалое, сам тощий, а глаза… Глаза не детские. Эля случайно встретилась с ним взглядом и поразилась. И подошла. Ей стало интересно.
   - Что вы тут сидите, ждёте кого? – спросила она женщину, пытаясь определить её возраст. Не молодая, не старая, не средних лет, непонятная какая-то.
  - Мне нравятся иконы и запах ладана, - ответила та.
  - Так войдите в храм, двери же открыты. Люди входят, - посоветовала Эля.
 - Иконы добрые, - ответила женщина. – А люди не все добрые, а иконы все.
 Она показалась Эльганне какой-то отрешённой. «Действительно, юродивая», - подумала Эля, и спросила:
  - Как вас звать-то? А мальчик ваш?
  -  Добрые, - сказала женщина.
 Мальчик поправил капюшон, и ответил:
 - Анна её звать. Я не её мальчик. Я детдомовский, - он как-то судорожно усмехнулся.
- А почему ты здесь? Откуда, из какого? – удивилась Эля.
- Не отсюда и не из такого, - резко ответил мальчик. В глазах мелькнула злость и затравленность. –  Вы слишком любопытная дамочка, а если интересно, накормите нас. Тут слева, вон во дворе, столовка церковная. НакОрмите, чё и скажу, может. И денег дайте, ё-о-м-м-м.
   Эльганна пристально посмотрела на пацана. Совсем малолетка. Предприимчивый.
  - Сколько тебе лет, парниша, 7, 8? – спросила она.
 - Не важно. Ну, 11, и чё? Шамать будем?
 - Ладно, пошли, веди в свою столовку.
 Внутри столовой было очень чисто, пластиковые длинные столы блестели. Анну мальчик усадил возле окна, и вместе с Элей подошёл к стойке. Заказал борщ, рыбу с картошкой, салат, кисель. Сам всё принёс на подносе. И принялся жадно пожирать еду. Именно пожирать, как голодный зверь, так подумалось Эльганне. Анна ела отрешённо, словно во сне, долго жевала и глотала с трудом.
  - Она не всегда такая была, - оторвался на миг от еды мальчик. – Это потом. Сын у неё погиб, единственный. В первой партии СВО.
  Эля заметила, что речь у подростка своеобразная. Он говорит как взрослый, правильно строит фразы, весьма интеллигентно, но иногда сбивается на уголовный сленг, и старательно, едва начав, тут же глотает матерные слова. Следит за речью.
  - Как тебя звать-то, пацан? – спросила она.
  - Зачем вам? – набычился он. – Зовите пацан.
  - А на что вы живёте? Милостыню просите? Почему сбежал? – проснулся её профессиональный инстинкт.
 - Да чего ты пристала, тётка? – взорвался пацан, допивая кисель. – Ну, понял, журналистка. А писали уже про это, писали. И в инете есть. Воспитатель педофил вышел на свободу, изнасилованные малыши обоих полов, предпочтение мальчикам, после каждой отсидки устраивался педагогом в детские учреждения. Детей сдавал в аренду клиентам педофилам, зарабатывал на нас. Работал в школах, в детских домах, и снова к нам вернётся, у него покровители. Устал я от него, сколько можно. Сбежал сюда, в Москву, здесь не найдёт, город большой.
  - А в полицию почему не обращался? – спросила Эля.
 -  Мне что, жить надоело? – ответил пацан.
 - Почему?
- Один вот обратился. Потом труп висел в женском платье.
- Вы, верно, голодаете? И жить негде? – сыпала вопросами Эля.
- Если купите нам гречку, фасоль, чечевицу, масло, запас чтобы был, и ещё я скажу что, тогда пойдём. А жить есть где. В квартире. Анна москвичка. Дома мы живём, дома. Мы не бомжи.
 В Пятиэтажке на пятом этаже была квартира с ободранной дверью. Там и жили Анна с пацаном. Пацан оказался запасливый, простая еда там имелась, и даже были упаковки замороженной мойвы в морозилке. Пацан был экономный, боялся голода, ел мало. Берёг еду. Из 30 пачек чая, купленных Элей, пацан вскрыл одну, и пригласил к столу. Анна с удовольствием ела халву. Лицо её прояснилось, в глазах зажглись искорки. И она стала говорить. Речь её была ясная, простая. Она говорила о будущем. Это не было что-то туманно-иносказательное, и Эля подумала: «нет, она не юродивая. Она что-то знает. Но откуда? Это невозможно знать, этого нет! А может, она просто фильмов насмотрелась, триллеров, и в голове всё перепуталось? Очень уж странно…» 
 - Этого нет. Это станет потом, -  вещал Анна. - СВО станет войной. В России, и в основном в Москве начнут возникать террористические организации под видом разных фирм, среди беженцев будут мстители, они станут работать в ресторанах, в детских садах, в родильных домах, в больницах. Но на самом деле под видом беженцев-мстителей действовать будут агенты спецслужб. Их снабдят препаратами, разработанными в США. В жизнь воплотится западная идея – чем больше будет в стране инвалидов, тем больше уйдёт на них денежных средств, государство станет выплачивать пенсии, много инвалидных пенсий, и таким образом гораздо меньше денег пойдёт на войну, их просто не будет хватать. Так что, результаты действий агентуры вскоре станут проявляться. А в средствах массовой информации будет вестись очень мощная антироссийская  пропаганда, и многие на это купятся. Россию будут подрывать изнутри.
    «Она сумасшедшая», - подумала Эля. – «Она сошла с ума. На почве гибели сына и политических передач по телику. Насмотрелась, и кукуха поехала».
   Анна всё вещала, вдохновенно, словно внутри неё прокручивался некий видеоролик, понятный только ей одной. Что-то о бизнесе на военных действиях, о массовых смертях, о том, что воевать по контракту будут уголовники, набранные из тюрем, так как будет дефицит солдат. О чёрных трансплантологах, которые под видом врачей-спасателей всегда там, где война, потрошат людей. Мощный бизнес! – восклицала она. 
 «Несчастная женщина, совсем сошла с ума» - поняла Эля. – «Внутри неё триллер. А жизнь, на самом деле, стала лучше, позитивнее, ярче. Всё хорошо, солнце сияет радостно, люди идут на работу, в магазинах чего только нет, как в сказке…».
   Но что-то Анна угадала.
  И нужны стали опытные журналисты, старая гвардия. Спецкоры, хорошо владеющие словом, советской закалки люди. И Элю уговорили. Но не сразу. На это ушло достаточно времени. Андрей и Вадим активно обхаживали Элю. Особенно старался Вадим. Эля зацепила его душу. И был азарт, он соперничал с Андреем.
   Работа была опасная,  журналисты гибли. Их убивали, взрывали в машинах, в редакциях, на презентациях во время выступлений, в их подъездах, и часто прямо на местах работы. Западные спецслужбы активно уничтожали молодых талантливых спецкоров. И тогда в бой пошли старики.
  Эта тройка спецкоров была самая выносливая. Смолоду по командировкам, и в Сибирь, и в степи, и на Алтай, и чтобы репортажи были чёткие и явлены в срок. Успевали. А Вадим и повоевать успел. В Советское время он работал в Милицейской Газете, была такая раньше.
  В тот день Эльганна брала интервью у особых контрактников. Они служили в Частной Военной Кампании известного бизнесмена, и были набраны из тюрем. Все крепкие, молодые, с каменными лицами. Первый, на кого упал взгляд, синеглазый, плечистый, лет 30, ничего путного не сказал. В его речи было слишком много сленга и «непереводимой игры слов». И Эля ничего не поняла. Второй, интеллигентный маньяк, был словоохотлив. Глаза сияли жестокой радостью и азартом. Он был патриотом, восхищался политикой страны, всеми президентами, уничтожившими СССР и отменившими смертную казнь, и законами, благодаря которым любой зек всегда может стать свободным. Пока его опять не поймают. А потом снова свобода, и даже скорая, по УДО. И такие вот кошки-мышки, такой спорт, и делать в этой стране можно что угодно и как угодно, если есть желание. Он очень благодарен был за всё это Америке, которая уничтожила СССР и посадила в правительство России своих людей. И Россия стала истинно свободной и богатой страной. Он был знаток истории, особенно современной, много общался с людьми, и заметил, что население страны быстрыми темпами сокращается, состав меняется. Стало много азиатов, кавказцев, китайцев, американцев. И это его очень радовало. Но особенный восторг вызывали в нём боевые действия на Украине.
   Всё это он говорил возбуждённо, азартно. Ему поддакивали сослуживцы.
   «Какую-то ахинею несёт, в мозгах пружина лопнула» - думала Эльганна, сияя своей непроницаемой голливудской улыбкой.
   - Во оттянемся, и платит наш нехило! – говорили другие ЧВКашники.
  Второй воин, попавший в заключение за то, что, как он выразился, совершенно нечаянно, без злого умысла, расстрелял из автомата в детсаду малышей и воспитательницу, - этот любил искусство. Он увлекался попсой, особенно ему нравились современные шансоны и юмористы с матом и раздеваниями на сцене догола. Жмурясь от удовольствия, зек вещал, что это круто, это авангард, билеты стоят дорого, народ валит валом. Это  свобода самовыражения, считал он. Свобода делать, что хочешь. Самый знаменитый и дорогой артист, раздевшись полностью, направил струю мочи в зал, облив зрителей в первых рядах, отчего те пришли в экстаз. Коронным номером у этого артиста был призыв на сцену смелых девушек, которых он весело оголял, и слегка учил народ камасутре.  У одной из кармана выпала пластиковая баночка. «Зачем это?» - спросил артист. Девушка ответила: «Но вы же не всё своё содержимое на меня потратите, хочу немного взять для мамы».
   «Глупость какая, что у них в мозгах, дурь какая-то», - возмутилась мысленно Эля, продолжая улыбаться.
 - Видите, у нас продвинутые парни, разбираются в политике, в искусстве. Так и напишите. Воины-интеллигенты, - сказал рыжий парень. – Многие из нас погибнут, но фартовые победят. Мы спасём нашу Россию! Нашу, эту, такую, свободную! Вы со мной согласны? Вы любите Россию?
  Он уставился на неё в упор, лицо его стало жёстким. Зрачки сузились.
 - Не вижу энтузиазма! – воскликнул он. – Вы чего, из тех, советских, коммуняк? А?
  В голосе прозвучала угроза.
 Эля смутилась.
 - С дрожью вспоминаю пустые полки магазинов, очереди дикие за колбасой, - ответила она. – Ни одежды нормальной купить, ни книг, ничего. И везде цензура. Как было самовыражаться? Шаг в сторону – и пипец. Громили даже мастерские художников, не понятных властям. Власти плохо разбирались в искусстве.
   «Ну, везде есть свет и тени, в каждой формации – свои. Светотени. Иначе не бывает», - подумала она.
   Вечером встретилась с друзьями в Домжуре. Те тоже днём работали.
   Расположились в нижнем баре, пили кофе с коньяком, делились впечатлениями. Эльганна немного порассуждала о сегодняшнем интервью с ЧВКашниками. Андрей сказал, что противник раньше нас призвал в свою армию заключённых, все тюрьмы там освободились. Всем желающим раздавали оружие, и такое мародёрство началось, триллер в реале.
   Вадим, в свою очередь, поведал о собственной нарытой инфе. Он успел на место событий. Куски металла, разорванные тела, сумки и осколки бутылок, кровь и вино вперемешку. Мощный взрыв был. Вадим выяснил. Там, в общем, погиб некий деятель скрытой террористической организации. Он был с братом  его семьёй –  жена и два мальчишки. Они ехали на дачу. К матери. У неё день рождения, отмечать. Что интересно, имя у него необычное. Ядкусмир. Никто не выжил.
   Эльганна ахнула и побледнела.
 - А мать звать Ада, - пробормотала она.
 Позже они втроём написали мощную статью, опубликованную в толстом красочном журнале «Это наша Россия». Материал был убойный, с эффектными фотографиями. И подпись: Эльганна Лонгинова, Андрей Кудрявцев, Вадим Сотников. Журнал выходил раз в год, 22 июня.
  Потом были и другие интервью, сбор материалов для очерков, статей. Они писали для разных журналов и газет. Пару раз Эля попадала в опасные ситуации. Однажды случилось страшное, и от неминуемой гибели её спас Вадим. Работа журналиста стала несколько экстремальна. К этому Эльганне пришлось привыкать.
  - Ты что, - орал на неё Вадим, - забыла, какое сейчас время?! Это тебе не СССР, это Россия! Здесь нет тишины, благодушия, «железного занавеса», здесь буря, непредсказуемость, смерть!
  Он отвёз её домой. По пути купил коньяка несколько бутылок, и пирожные. Снимали стресс спиртным и сладким. Эля хотел забыться, пила наравне с Вадимом. Но, почему-то, хмель её не брал. А Вадим слегка забалдел. Он вдруг обнял Элю, крепко прижал к себе. Она вырвалась, оттолкнула его, выскочила из-за стола.
  - Ты рехнулся, что ли? – крикнула она. – Ты что себе позволяешь?
  - А что? – смутился он. – Что такого? Ты мне давно нравишься, да и я тебе тоже.
 - С чего ты взял? – рассердилась она.
 - Это видно. Я тебе нужен. Любой женщине нужен мужчина.
  - Но не любой мужчина нужен женщине. Все мы разные, и чувства у нас разные. И жизненный опыт. А у меня был муж, который очень красиво ухаживал, а не тащил сразу в постель, он поднял мою планку высоко. И я просто так, ни с того ни с сего, по пьяни или по примитивной хотелке, не буду.
  Она не хотела замуж. Она была юна, красива, увлечена работой. В то давнее время. Окружена поклонниками. У неё был друг, коллега, талантливый симпатичный Андрей. Но ухаживания барда она всё же принимала, не в серьёз, игриво, с лёгкой смешливостью. Развлекалась. Он звал её на разные вечера, где выступал, она часто отказывалась. Но однажды он очень уж упрашивал, и она пришла на тот вечер бардовской песни. Он пел весьма проникновенно, это была пронзительная баллада о сжигающей любви. Он не спешил уходить со сцены. Как-то мялся, нервничал. И вдруг объявил, что песню эту он посвятил самой красивой девушке России с самым редким и изысканным именем - Эльганне, и позвал её на сцену. Она вышла, польщённая. И тут он встал на одно колено, протянул ей маленькую бархатную коробочку, и попросил стать его женой. Она хотела убежать, но он вскочил, схватил её за руку, обнял и принялся целовать. В зале закричали: «Горько! Горько! Горько!» И вот уже все зрители скандировали это слово, и кто-то приволок на сцену корзину цветов. Она не смогла разочаровать народ, ведь какие-то женщины громко рыдали, расчувствовались, видимо. Она сказала: «Да». И хотя жизнь её семейная не сложилась, бард был запойный, погуливал, всё пропивал, но планка уже была поднята. Потом развелись. Он рвался назад. Не пустила. Прошли годы, он умер, но память о нём самая светлая.
  - При чём тут твой муж, - обиделся Вадим. – Ты его давно уже забыла. Ну, давай, не ломайся.
 Он опять полез к ней. Она его резко оттолкнула.
  - Место! Сидеть! – приказала, как когда-то своей собаке. – Команда сидеть!
  Он вздрогнул и сел на место. В её голосе прозвучал приказ. Он невольно подчинился. И это его разозлило.
  - Не понимаю, в чём дело, что не так? – спросил он с яростью. – Мы давно уже друзья, коллеги. Что за дела?
  Она не знала, как его осадить, как охладить его пыл. Вообще-то, она сама хотела этой близости. Только не так. Её убивала пошлость, грубость, вульгарность. Это обесценивало, роняло её в собственных глазах. Это был плевок в душу. И чтобы пронять его, чтобы тормознуть, она сказала:
 - Ты что, не понял? Как ты мог? Я практикую духовность, наращиваю святость.
 Он вытаращил глаза:
- Чего? Ну, хватит. «Я не такая, я жду трамвая». Ты не девочка, я не мальчик. Хватит меня байтить.
- Что делать? – удивилась она.
- Байтить. Провоцировать.
- Байтить, ха-ха, современный термин, - хихикнула она.
 Он шагнул к ней и потянулся к молнии на джинсах.
 - Не трудись, - она отпрянула. – Я знаю, что там у тебя. Я разочарована. Ну почему у вас всё так одинаково?
 - А ты хотела увидеть что-то другое? Женскую грудь, или собачье ухо?
  - Ну что за пошлость. Вот если бы какой-нибудь изыск, серебристое сиянье с золотыми искрами и нежным запахом жасмина…
  - Да ты меня просто дразнишь! – воскликнул он, и в его глазах полыхнул охотничий огонь.
  Она поняла, что сейчас произойдёт. Вот этого ей совсем не надо!
 Она отскочила, схватила с подоконника тяжёлый горшок с кактусом, и метнула в него. Попала в голову. Вадим упал. Распластался на полу. И остался недвижим.
 - Я его убила! – заорала Эля.
   Зажмурившись от ужаса, она схватила подвернувшуюся под руку бутылку с недопитым коньяком, и плеснула в лицо Вадиму. Он открыл глаза, и простонал:
 - Всё норм, я кактус.
 Она истерично захохотала.
  А в стране всё время что-то происходило. Много интересного, яркого, хорошего. Жизнь не стояла на месте. События били ключом. Быстрыми темпами строились прекрасные многоэтажки, небоскрёбы. Новые станции метро появлялись в разных концах столицы. Выставки, творческие вечера, съемки новых захватывающих сериалов, яркие праздники. Иногда – происшествия, трагедии. И приходилось быть в теме, ловить нужную инфу, хватать ситуацию за хвост, крутиться, и жизнь Эльганны проходила в этой круговерти. Прежнее досужее бытие теперь развеялось, словно сон. Вся страна следила за боевыми успехами Частной Военной Компании, которую создал бизнесмен, близкий к правящей элите, все следили за его победами в других странах, за его стремительными перемещениями, и за его эпатажем. И внезапно его армия двинула в Москву, пошла на Кремль. Попытка переворота? Захвата власти? А не удалась. А власть его простила. Простила ли, или, может, это видимость… И вдруг – авиакатастрофа, взрыв самолёта, в котором он был. Или не был на самом деле? Имитация покушения? А потом, разработав чёткий план, повторит захват власти?
   Журнал «Это наша Россия» призвал нашу тройку корреспондентов и заказал очередной убойный материал на эту тему. Пришлось ехать в Питер.
   Город стоял на ушах. Царила обстановка хаоса и абсурда. Похороны были похожи на огромную мистификацию. Толпы журналистов метались по разным кладбищам Питера, звучали слухи о том, что катафалк видели то в одном, то в другом месте… Эля, Андрей и Вадим разбежались по разным кладбищам. Эля с самого утра торчала на Серафимовском. На входе стояли рамки и полиция, народ свободно бродил с телефонами по территории среди курсирующих по кладбищу полицейских. Время шло, ничего не происходило. От нечего делать Эля общалась в Ватсапе с Андреем и Вадимом. У них было всё так же. Вечерело.
   И вдруг!!! Эльганна тихо ахнула и побелела. Кровь застыла в жилах. «Нет, не может быть…» - пронеслось в голове. – «Нет, это мираж, это наваждение!»
  Она вспомнила всё, что читала и слышала про бесовские наваждения, искушения и тому подобное. Перекрестилась, и быстро пошла по кладбищенской дорожке в сторону могил. То, что она увидела в следующую минуту, поразило. Возле могильного участка стояли на четвереньках лохматая женщина в рваной одежде, в разбитых мужских ботинках, и руками рыла землю.
  Профессиональный интерес погнал Элю туда. В голове уже складывался сюжет для  статьи. Она быстро подошла. Женщина обернулась, лицо её было серо-зелёное, взгляд безумный.
  - Что вы делаете? – спросила Эля.
  - Тут мои дети и внуки, тут они, тут, я знаю, и невестка тут, - забормотала женщина сипло. – Мой мальчик, мой Ядик, Ядкусмирчик…
 Эля присмотрелась к ней и с трудом узнала бывшую подругу.
  - Ада, ты? – воскликнула она. – Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попала?
 - Шла, шла, все кладбища московские здесь обошла, все могилы…
 - Но это не Москва, это Питер, - ошарашенно пробормотала Эля.
 - Москва, я шла, шла… - прохрипела Ада.
 Какие-то проходящие мимо люди стали снимать Аду на телефоны. Кто-то вызвал полицию. Полицейские поволокли её с кладбища. Она дико вопила, повалилась на землю, остервенело билась, кусала полицейских. Эля пошла следом, снимая всё на телефон. «Неплохой материал, хорошая статья будет», - прикидывала она.
  В участке она сообщила данные Ады, и попросила помочь несчастной женщине, отправить её по месту жительства. В Москве её положили в психиатрическую больницу. Эля навещала её, расспрашивала, говорила с врачами. Утешала и успокаивала, как могла. Предположила свою версию произошедшего.
  - Послушай, Ада, а ты уверена в том, что взорвали именно ту машину?  Ведь всё могло быть не так. Взорвалась похожая машина, такая же иномарка с похожими номерами, разница лишь в последней цифре, которую оторвало взрывом. В машине были террористы, перевозившие взрывчатку, она и взорвалась. А полицейские перепутали. Или даже не успели выяснить. Ты же как мне рассказала? Ждала детей на свою Днюху. Приехала соседка, заглянула к тебе, сообщила про аварию на дороге, что машина с номерами как у твоего сына. У тебя случился инсульт, тебя увезли в больницу. Но ты в каком-то сумеречном состоянии оттуда как-то вышла, и куда-то шла, невменяемая. Прибилась к бомжам. Слонялась. Стала искать могилы детей и внуков. А может, нет никаких могил, а? Они живы и сами тебя искали? Хороший материал, напишу, убойная статья получится! Ты поподробней расскажи. Всё, как было. Что за соседка, в каких отношениях ты с ней, знает ли она телефоны твоих близких? О чём ты с ней говорила накануне, вспомни.
   - Помню, - задумчиво произнесла Ада. – Помню. Она заходила ко мне за солью. Мы пили чай в беседке. Она говорила про эзотерику, и про энергетические хвосты. Про свою приятельницу Наталкашку, которая со всеми перессорилась, и у неё появились энергетические хвосты, а на хвосты эти всякий негатив налипает и они разрастаются и бьют по детям. Даже в религии говорится, что за грехи родителей отвечают дети. И что надо каяться, со всеми мириться, тогда беды не будет.
 - Очень интересная мысль, - сказала Эля и выключила диктофон.
  Они сидели за небольшим столом в гостевом закутке. Навещающих было много, все места заняты. Из-за наплыва родственников сюда переместили на время посещения часть пациентов из мужского отделения. Рядом приткнулись худощавая женщина и её больной сын, юноша необычайной красоты. Узкое лицо его с большими синими глазами было какой-то мраморной бледности, светлые волосы волнисто спускались на плечи. Он молча ел йогурт. Мать понемногу вынимала из большого пакета продукты и ставила перед сыном. Он был задумчив и медлителен. Вдруг он повернулся к Эле и произнёс:
  - Энергетических хвостов не существует.
  - А что существует? – живо спросила Ада.
  - Бездонье, хлябь души твоей,  - ответил он.
  Эльганна быстро включила диктофон.
 - Что это значит? – спросила она.
  Но юноша больше он не произнёс ни слова. Его мать повернулась к Аде и очень тихо пояснила:
  - Бездонье, это на церковнославянском значит бездна, а хлябь – это глубина. Мой сын читает церковные книги на соответствующим языке.
  - Удивительно, - так же тихо отозвалась Эля.
 К метро они шли вместе. Познакомились. Женщину звали Нина.
 - Почему сегодня столько посетителей? – поинтересовалась Эля.
 - Перед праздниками всегда так, - пояснила Нина.
 - А что случилось с вашим сыном? – спросила Эльганна. – На вид он вполне адекватный.
 - Уже не вполне, залечили, - посетовала Нина. – Был адекватный. Но случилось это.
- Что?
- Хотел в монастырь, в монахи, увлекался религией, я не пустила. Ведь Бог, он везде, он всюду, и церквей много, и нельзя бросать мать, грех. Он спорил, примеры из Евангелия, из Библии, цитировал. Пошли мы в храм, на исповедь, с батюшкой, чтоб посоветовал, но прихожан много на исповедь, я устала, сказала: потом, в другой раз, служба уже кончилась. Взяли святой воды и ушли. Хотелось кушать, зашли в Торговый Центр по пути, там кафе. И тут какая-то девица стала нагло приставать к моему Павлуше. Он отворачивается от неё, отмахивается, она лезет и лезет, не даёт подняться в кафе, вешается на него. Я её гоню, бесстыдницу, она хамит. Сын вынул из рюкзака святую воду и плеснул на неё. Тут она завопила, что он её кислотой облил, лицо её и впрямь ожогами покрылось, и руки! Сбежалась охрана, полиция, кто-то всё это на видео снимал. Павлуша сказал, что она ведьма. А она оказалась женой олигарха. КПЗ, суд, доказать ничего не удалось. Сочли невменяемым. Определили на лечение. Вот как воли Божией противиться! Ушел бы в монастырь, ничего не случилось бы, а я вот…
  Тут она заплакала.
  - А в бутылке точно святая вода была? – усомнилась Эля.
  - Да, мы сами её набирали, и пили. После водосвятного молебна, обычная.
 - Крещенская, что ли?
 - Нет. Обычная святая вода.
 - Значит, жена олигарха действительно была ведьмой. Ну, так бывает. Где большие деньги, там тёмные силы тусуются. Проблемы будут у олигарха, жуть!
 В метро ехали в одном вагоне. Было по пути. Нина сказала, что выйдет через пару остановок, сейчас служба в храме начнётся. И предложила Эльганне. Та согласилась.
 - Давно на службе не была, иногда так хочется, но дела мешают, - посетовала она.
- Так бывает, - ответила Нина. – Бесы препятствия ставят. Им ведь важно не пустить человека к Богу. С Богом человек сильный, зачем это бесам, им это в минус.
 - Вот, так и выходит. Подруга меня святошей называла. А я только слова хорошие говорю, а на деле всё не так.
  Они вышли из метро. Тут заиграла музыка в Элиной сумочке. Она достала смартфон.
 - Элька, привет! – раздался весёлый голос Андрея. – Ты где? Я сейчас подъеду, мы рядом. Это срочно!
 -  А что такое? – навострилась Эля. – Что случилось?
 - Заказан материал, ново, круто, жесть! Прямо в номер, срочно!
  В машине коллеги разъяснили Эльганне суть задания.
 Необходимо было проникнуть на закрытую светскую тусовку. Замаскироваться под своих, или вроде того. Трудная задача. Своих они знают. Может, под персонал, или типа того? Как быть? Ломали головы, придумывали разные варианты.
  - Я даже ради этого готова пирсинг в губу вставить, - брякнула Эля.
 - Ловлю на слове, - тут же сказал Андрей.
 - Это хорошая мысль, - поддержал друга Вадим.
- Точно! Пирсинг, это дело! Загримируем её под лохушку с пирсингом, это прокатит!
- Не, вы чего, у меня губы распухнут, больно же! – запротестовала Эля.
- Пухлые губы нынче в моде, дело требует жертв, ты же журналист, Элька! Где твой профессионализм, куда делись навыки? – настаивал Андрей.
 - Есть бейсболка с встроенной видеокамерой, кстати, - сказал Вадим.
 - Нет, я не согласна, вы как хотите, а я пас, - слабо сопротивлялась Эльганна.
 Но мысли её уже завертелись в нужном направлении. В глазах зажглись азартные огоньки. Друзья переглянулись, усмехаясь.
 - Значит, замётано. Едем делать пирсинг, - сказал Андрей.
 - Нет, нет! – сказала Эля. – Да ну вас.
 - Это не обсуждается, - в один голос заявили коллеги. 
  Я не буду описывать, что происходило на этой приватной элитной тусовке. Всё-таки роман мой не порнографический, а православный, по крайней мере, такой я задумала. Реальный, жизненный, без прикрас, без фантазий, как в действительности было, как… Ну, сами видите. Но всё же странно, как такой высокопоставленный чиновник мог принять женщину «в возрасте дожития» за подростка, даже если она прекрасно сохранилась, тощенькая и отлично загримирована, с пирсингом в распухшей губе и в надвинутой бейсболке. И как сама Эльганна могла так отвязно себя вести. И какие грибы они там ели, галлюциногенные, что ли, и что было в тех коктейлях, вкусных и странных, что же это такое, у всех крышу снесло. Что там творилось! Хорошо, что к густым волосам Эли крепко прикололи бейсболку с камерой, надвинув на глаза – яркие, расширившиеся от всего этого и сильно блестевшие. Там было несколько педофилов со своими пассиями, так что Эльганна легко сошла за одну из них. И хотя сей чиновник педофилом не был, и вообще не интересовался блудом, возможно в силу гормонального дисбаланса какого-то или личных убеждений, но прикольная девочка Элька его очень забавляла.
  Её он тоже весьма забавлял. Она никак не могла понять, сколько же ему лет? Выглядел он на 40, рассуждал как «бывшесоветский», то есть реально как её поколения чел. Вряд ли он так сохранился, такой редкий феномен бывает лишь у некоторых творческих людей. Пластическая хирургия? Но зачем это чиновнику? Хотя, если денег много и тщеславие зашкаливает, то возможно.
  Элю позабавила его манера всё обсказывать. Он кивнул на парня лет 20, абсолютно голого. Ну, не совсем. Его вздыбленный пенис был одет в красную сеточку, в такие упаковывают овощи, видимо она был от красного лука, там даже застряло несколько шелушек.
  - Известный репер и блогер Вася, - сказал чиновник. – В таком виде он выступает, и публикует ролики в своём блоге. У него много фанатов, билеты на его концерты имеют высокий рейтинг, подписчиков миллионы, начал он свою деятельность в 18 лет и уже через пару лет стал миллионером и знаменитостью. Вот такое нынче время, эпатаж это бизнес. Не то, что прежде.
  Была известная пожилая дама, миллионерша и гордость знаменитого пластического хирурга, в длинноволосом парике, похожая на юную русалочку, закутавшую своё обнажённое тело в рыболовную сеть. Обута она была в высокие сапоги на платформе.
  Но Элю поразило неописуемое зрелище...
  А я хотела ведь написать православный роман, но они творят такое! Мои персонажи делают что хотят, и я не могу их контролировать... Нет, конечно, я не всё пишу. Кстати, прототипы тоже хороши. И не знают они о силе настоящего творчества, а ведь события в романе могут шандарахнуть по их реальной жизни!
  Когда Эля и чиновник шли мимо зеркал, она заметила, что одеты они одинаково: оба в рваных джинсах, в майках телесного цвета, и в бейсболках. Маскировочка. Эля подумала: «Почему я решила, что он чиновник? Да я уверена в этом. Журналистское чутьё штука острая!» Она ухмыльнулась. «Это сродни чутью вора, прятать от него бесполезно».

   За окном стемнело. Вик плеснул в стакан бренди, нажал кнопку пульта. «Опять политики болтают, что ли?» - подумал он. - А, да пусть журчат.
   На экране было что-то вроде беседы за круглым столом, это создавало приятный фон. Лощёные мужчины средних лет обсуждали всё, что приходило на ум. Толстячок в клетчатом пиджаке говорил:
   - Есть люди, которые не чувствуют свой возраст. Внешне и внутренне они как бы забальзамированы. Это либо генетика, либо такой генетический сбой.
   Он самодовольно улыбнулся и пригладил волосы.
 Его собеседник горячо ответил:
 - Вот именно! В наше время любой популярный человек, и мы все знаем, что это чей-то очень дорогостоящий проект! Сколько бы ты не писал или не сочинял, если нет миллионов на рекламу – всё бесполезно!
 - Как сказал Сомерсет Моэм: «Жернова Господни мелют хоть и медленно, но верно»!
 - Откуда это?
 - Читали его «Луна и грош»? Великий роман.
 - У него все романы великие.
 - Это про луну?
 - Про художника. Там интересно про писательницу, этакую дамочку, сейчас таких нет.
 - И что особенного?
 - «Жизнь представлялась ей оказией для писания романов, а люди – необходимым сырьём».
 - Ты роман наизусть выучил, что ли?
 - Этот мой настольный. Не засну, пока не полистаю. Снимает стресс.
 - Сейчас такие есть. Одна. Знаю её. В дверь опять ломится сюрприз из этого сумасшедшего мира…
  Вик снова налил бренди, сделал глоток, второй, благостно улыбнулся и подумал: «Надо бы закусить. А что они там болтают, не пойму? Хотя, какая разница, им платят нехило за каждую минуту на экране, зарабатывают мужики!»
  Он вскрыл банку шпрот, потянулся за вилкой.
 Раздался резкий звонок в дверь. Вик вздрогнул. «Я же никого не жду…» - пронеслось в голове.