Москва-Петушки, станция Крутое. Это было по правде

Дела давно минувших дней,
Преданья старины глубокой


Сперва проскользни еще со двора мимо помоек, ровненько вдоль глухого забора предприятия, занимающегося хер пойми чем. В пять утра, по счастью, мелочь местная спит еще, или уже; да и холодно, те, кто с мамкой (а если еще и папкой! Огого!) видят единственное счастливое в их детстве: сны. Значит, на дело не выйдут.

Потом пройди по обледеневшим рельсам, и тоже иди тихо. Курить не вздумай: стрельнут, так не только бациллу. Незнакомый мент знакомому, а тот нам, рассказывал, как примерзший на крови труп скалывали ломами. Сперва непонятно даже было, не здоровая ли то собака – а оказалось, что женщина в собачьей шубе. Такая ж как ты, утренне бегущая на электричку.

Потом комфорт, местные давно сколотили с краю платформы пару лестниц. Держись за ограждение крепче, скользко тут, а потом уже, наверху, горделиво разогнись, отряхни брюки от снежной крошки и дуй в центр поезда будущего. Да, тут не топят, скорее всего, и «…просим пассажиров пройти в другие вагоны». Фигушки. Не ведись. Там, где тепло – там людно.

Людно – это значит накурено в вагоне, громко, пахнет денатуратовым выхлопом, кто-то кому-то обещает скорый конец, кто-то весело рассказывает, как недавно очередную контролершу с мостика по-над речкою выкинули на полном ходу, полвагона режется в карты, еще полвагона пытается петь свое, родное исконно-посконное.

Лучше уж минус двадцать в одиночестве до самой Железки, когда полезут везде, даже промеж вагонов: надо на работу. Иногда так выходишь на Курице и смотришь: ешки, болезная, меховая курточка выше почек, под ней – микроюбка без стабилизации климата и ножки куриные под колготками, такие же синие и в мурашках. В тамбуре полчаса ехала, детей захочет – заебется лечиться.

А ты не обращай внимания. Сел в ледяной вагон, так оно и лучше, подпримерзнешь курткой – значит, во сне не свалишься. Сон спасает. Во сне не холодно, не пахнет бомжом, который тут к ночи коней отбросил, непременно обгадившись притом, и был неласковыми работниками состава выброшен и отпихан на территорию милиции поездными ломами или даже вагонными метлами. Во сне у тебя могут быть даже фрукты или чистый, теплый офис, где сотрудники косятся на тебя, но молчат, понимают: за МКАДом жизни нет.

Да как же нет-то! У тебя ж все, помнишь, обустроено. У тебя на обратный путь есть он. Не, нет так. ОН! Стул рыбацкий обыкн., в три погибели, конечно, и кто-нибудь точно положит на голову сумку; зато ты сидишь барином среди чужих коленей у входа в вагон (а если повезло – рви зубами за такое место, у тебя будет ледяная стенка вагона под спиной, - и тогда целых час сорок снова фрукты, премия от шефа, лето или весна, а то и вовсе переезд в Первопрестольную, где эта штучка для слабаков, метро), спокойно дожидаешься какой-нибудь Купавны и переплюхиваешься на нагретое очередным счастливчиком из ближнего замкадья место.

Но бдительность, дорогой мой, не стоит терять от слова совсем. Идут, идут, голубчики, на вид пьяненькие, словоохотливые, веселые – не чета утрешним, которые и деда-инвалида с места сгонят, чтобы ноги положить или карты раскидать. Нет, тут ребята приветливые, свои, подмосковные: присядут, поболтают, нальют даже, а потом окажется, что уже их станция, брат, по****им еще, держись, ну ты мужик, уважуха… а дома у тебя ни часов, ни креста, ни кошелька.

Может быть, помни, еще более сочный концерт. Ворохом цветастых юбок, золотых зубов и ногтей с облупленным лаком, потоком духов, малышни орущей и ароматом чебуреков, наглостью и своеобычным обаянием вагон заполняют цыганки. Вот вообще всякие: с и без головного убора, крашеные в тухлый блонд и серый рыжий, молодые и старые, красивые и страшные, с фигурами и без, но, как одна, шумные и шустрые.

-Позолоти ручку, касатик, всю правду скажу! Ой, милая, ведь без муженька страдаешь! Ой, а в будущем-то тебя ждет… грех на душу не возьму, на любой вопрос отвечу!

Как -то я, автор и визитер регулярный этих подмосковных артерий жизни, застрял по дороге на платформе Электроугли и имел честь поднапугать парочку красоток этого племени. У меня болел зуб, ехал я с работы, где получил внушение по вине не особо умного клиента, и в настроении был необщительном. Подходит ко мне часть цветочного карнавала, до того ловя взглядом томным у меня в руке бутылку с пивом, и говорит:

-Тяжело тебе, мужчина. Одиноко. Дай руку, просто так про жизнь, про судьбу твою скажу.

И взяло меня (никогда не делай так, читатель!) ретивое.

-Что ж все ты, да ты, - отвечаю, - дай-ка сама лучше руку. Всю правду расскажу, не обману ни словом, и тоже не возьму ничего.

Вокруг собирается народ, такой же хмурной, как я, частью так же с пивом – и товарки рецепиента. А я читал в свое время многое по хирологии, как и по прочим оккультным придурям, был период.

-Вот, - вожу я небрезгливо пальцем по не самой чистой ладони, - линия жизни у тебя хорошая, ровная, венерин холм развит – значит, и в личной жизни, и в будущем, ровно и длинно у тебя все будет, хорошо. А линия судьбы узелками вся покрыта, много препятствий тебе перейти придется. А вот тут-то… рано я на холм повелся… линия сердца-то у тебя – с разрывом! Милая! Срочно надо порчу снимать, а то помрет, уйдет от тебя твой касатик навсегда! И скажи-ка еще, ты ребеночка не теряла пока?..

Ерунда, дорогой читатель, приведенная выше не дословна, за давностью лет все, что шпарил тогда, наизусть не помню, но смысл сохранил верно.

Цыганки рядом с нами бледнеют и начинают медленно отходить на запасные рубежи. Жертва моих предсказаний еще сидит, но тоже держит низкий старт. От необходимости снимать порчу прямо там меня спасла электричка на Москву, куда яркий табор моментально погрузился и уехал новой судьбе навстречу. Мужики на платформе пожелали поделиться пивом и, по итогам, отстреляли две сигареты. Одна из женщин робко спросила, не могу ли я и ей про судьбу того-этого. По итогам – я ушел в последний вагон, там топят, бомжи, собаки и говно.

Но если ты все еще думаешь, что будет так же весело, и какой-нибудь мужик в зимней кепке и с пивом покажет тебе цирк – то давай сосредоточимся на том, что я делал на вышеуказанной платформе. Все просто: я не добежал. Еще одна беда, с которой ты непременно столкнешься на маршруте Москва-Петушки, это контроль. Ты вменяемый, ты не стал платить сумасшедшие деньги за билет и просто на вокзале залез на платформу или руками прихлопнул турникет, удрал от единственного вялого сторожа и вбился в поезд. И поехал. Здесь-то тебя, как только плотность народа перестала превышать 10 человек на квадратный метр, настигают они. Зимой одетые в 33 шубейки (12 часов на ногах в неотапливаемых электричках, еще бы), с обмерзшими щеками, вечным перегаром и голосами громкими и сиплыми одновременно, врываются контролеры в вагон и предлагают оплатить проезд. В тот период, когда на станции нашей исходной и финальной, на Крутом, знаменитом поножовщиной и грабежами, некоторые, и не только бомжи, но и работяги, спали в угнанных в тупик составах (или залезали туда за полчаса до того, как ты начинал свой мимо помоечный нелегкий путь с утра), еще можно было решить вопрос с контролем на месте. Особо любили это везунчики, успевшие занять сидячие места. Платишь сумму за билет по Москве, она идет в карман, ты сидишь дальше. Но ведь не всегда у тебя есть сумма, в принципе. Потому ты кладешь на свое сиденье что угодно (шарф, пачку сигарет, некоторые, особо рисковые, клали даже сумки или куртки, без которых и бегали) и гордо идешь в тамбур. А на следующей станции перебегаешь в тамбур, который контроль уже миновал, и потом медленно пробираешься к месту, которое, возможно, уже захвачено и даже ограблено. Или нет, и тогда ты продолжаешь путь в сравнительном комфорте.

Но может выйти иначе. Например, в тамбуре ты оказался последним. Или бегаешь небыстро. Или даже задержался послушать ставки, которые контролеры делают на «зайцев» (бывают зайцы серые, бывают зайцы белые, а ты какого цвета – товарищ без билета? Это народный фольклор). Или сумкой застрял. Не важно это, важно – это как с шипением перед тобой закрывается дверь, из которой уже торчат не влезшие чьи-то пакеты, ушанки и лыжи. И остаешься ты – на платформе, которая к твоему дому имеет отношение весьма опосредованное и удаленное километров на 50 и больше. На этой платформе 6-10 обледенелых скамеек, здание кассы и такие же невезунчики, как ты.

Судорожно ищешь в расписании, когда следующая длинная зеленая, и понимаешь: полчаса. На улице -20, ветер, какие-то уже нехорошо теплые граждане зашли с дальнего конца и тащатся в твою сторону. Хочется кушать, а до того раздеться и влезть в теплые тапочки. Хочется успеть в магазин, который до девяти. Хочется поспать, потому что завтра – подъем в полпятого и все тем же тихарским путем опять лезть на платформу.

Хочется жизни, где премия и фрукты – взаправду, а зеленый монстр с деревянными ледяными скамейками, орущими коробейниками и битком в тамбуре это просто кусочек забывающегося ночного кошмара маршрута «Москва-Петушки» с одной промежуточной остановкой на станции «Крутое».

Поздравляю, читатель. Счастливый билет – не твой.

Радуйся тому, что ты познал еще не все. Впереди много новых достижений, побед и поножовщины в тамбуре. Все почти три часа до работы и обратно.

Зато в магазин ты успел!