школа имени мине

Через пару дней исполнится 152 года со дня рождения человека, по вине которого словосочетание «одесский ребенок» у многих ассоциируется с образом интеллигентного очкарика, держащего в руках скрипочку. Этот человек – Петр Соломонович Столярский, выдающийся скрипичный педагог, основавший в Одессе музыкальную школу для одаренных детей, существующую и по сей день.

…Он населял Молдаванку

и черные тупики Старого рынка

призраками пиччикато

и кантилены.

Исаак Бабель

Как ни странно, положительную роль для него сыграло даже отсутствие солидной базы в музыкальном образовании. Будучи самоучкой, Столярский проявлял удивительную требовательность к себе, постоянно стремился к самосовершенствованию. Он хорошо «аккумулировал» опыт известных педагогов-скрипачей, наблюдал за исполнительскими приемами певцов и валторнистов и находил им применение в скрипичной игре. И, конечно, он давал своим ученикам то, чего не получил в детстве сам – настоящую «школу».

Ученики Столярского вспоминают: задолго до получения «вожделенной» скрипки они проходили этапы знакомства с педагогом, изучения нотной грамоты, развития слуха. Потом им «милостиво позволялось» взять в руки инструмент, но Столярский предусмотрительно не натирал смычок канифолью, поэтому юные гении играли… без звука (это делалось для того, чтобы не травмировать уши и души детей скрипом, издаваемым еще неумелыми ручками). Лишь убедившись в правильности постановки рук, маэстро «давал добро» на настоящую игру, и то под неусыпным контролем взрослых. Классическим стал его афоризм: «Мне не нужны талантливые дети – мне нужны талантливые родители».

Знаменитый земляк Столярского – Леонид Утесов – называл его «изобретателем конвейера талантов». Другой небезызвестный одессит, Исаак Бабель, – к слову, учившийся у Петра Соломоновича (как сам он шутил: «Единственный ученик, не принесший вам славы»), – называл его школу «фабрикой вундеркиндов». Очевидно, сказано это было в пылу увлечения индустриализацией. Иначе разве повернулся бы язык назвать Давида Ойстраха или Бусю Гольдштейна «фабричной продукцией»?! Ведь это – тончайшая «ручная работа» великого мастера!

Так или иначе, ярлык «фабрика талантов» прочно закрепился за школой имени профессора Столярского – первой в Союзе музыкальной десятилеткой, ставшей образцом для аналогичных заведений в Москве, Киеве, Свердловске.
В музыкальном мире одно из самых почитаемых – имя Петра Соломоновича Столярского.
Очень много баек о своеобразной манере Столярского выражать свои мысли на русском языке. Виолончелист Яша Слободкин рассказывал, как перед войной, приглашенные на прием в Кремль, шли они по ковровым дорожкам. Слободкин страшно волновался, и Столярский недовольно заметил ему: "Яша, шо ты мне блондаешься под ногами! Дай я уже пойду немножко прежде!"
На этом приеме Столярскому сообщили, что первой в СССР музыкальной школе-десятилетке, которую он организовал в Одессе, присваивается его имя. В ответ Столярский прочувствованно воскликнул: "За то, что сделали школу имени МЕНЕ… да здравствует Лазарь Моисеевич Каганович… и все эти остальные шишки!" Надо сказать, что среди "остальных шишек" был, на минуточку, Сталин, и все взоры обратились в его сторону. "Великий друг музыкантов" усмехнулся и в гробовой тишине несколько раз хлопнул в ладоши, после чего аудитория разразилась бурными аплодисментами.
А за юмор Столярского это, вообще песня!
Ойстрах готовился к одному из своих первых конкурсов. Столярский был с ним особенно строг, ему все казалось, что Давид может сыграть лучше. И вот однажды, когда Ойстрах в очередной раз сыграл учителю программу, Столярский упавшим голосом сказал: "Ой, Додик, ты мене сегодня возмутил!" – отвернулся и заплакал, закрыв глаза рукой. "Неужели так плохо?" – спросил ученик, и учитель ответил: "Ой, нет, Додик: ты мене возмутил на ДА!"
Петра Соломоновича Столярского мы за глаза звали запросто — Пиней.
Не знаю, как другие, а я боялся его смертельно — с той самой минуты, как я пришел на вступительный экзамен, сел за инструмент, а Пиня, стоя прямо надо мной и опираясь локтем на угол рояля, велел мне сыграть самую отвратительную из минорных гамм — ту, где на самом верху надо было подменить палец. Я на роковом месте, разумеется, споткнулся, даже не потому, что не знал, как это делается, а от страха.

Он был невысокого роста, длинные, совершенно белые, но помнившие о рыжине волосы он стриг «под горшок» — а может, в те времена это считалось артистической стрижкой, не знаю. Сильные очки бликовали, скрывая глаза.

Я плохо понимаю, как он все успевал. У него был свой класс в консерватории. У него был свой класс в школе, туда были взяты самые яркие: Артур Зиссерман, Миша Унтерберг, Рафа Брилиант, Сарра Грунтваге, Мира Фурер, Нюся Пелех… (я, естественно, вспоминаю ребят нашего поколения). Его ассистенты (которыми он руководил) занимались с другими — там тоже мерцали, как окажется, будущие звезды: Миша Вайман, Оля Каверзнева, Эдик Грач, Дина Шнейдерман, Роза Файн…

Кроме того, Пиня руководил школьным симфоническим оркестром, был его воспитателем и дирижером. Кроме того — перед концертным выступлением (а мы были обязаны выступать на публичных ученических концертах по нескольку раз в год, концерты происходили еженедельно!). Столярский прослушивал всех: ни один ученик, начиная от крох — виртуозов первоклассников и кончая старшими артистами, не мог выступить прежде, чем было получено добро художественного руководителя школы.

Всего учеников было человек 200–250, значит — по меньшей мере 500 раз в течение учебного года он слушал чужих учеников, потом он слушал их на концертах, и это — не считая вступительных и переходных экзаменов!

Однажды весной он неожиданно вошел в наш класс во время урока физики. Важно отметить, что старшие классы располагались на самом верху, на четвертом этаже.

Дверь открылась, на пороге стоял сам Столярский, учитель физики, блистательный Александр Григорьевич Брахман, несколько смешался, мы вскочили, как полагается, с большим грохотом, Столярский сделал знак, чтобы мы сели, и тихо прошел на заднюю парту.

Тут была какая то загадка, интрига: Пиня и физика в нашем сознании никак не связывались друг с другом. Урок продолжался, а когда раздался звонок, художественный руководитель знаменитой школы своего имени подошел к столу учителя и сказал нам короткую речь.

— Дети, — сказал Пиня, — приближаются весенние каникулы. Так вот, имейте в виду, надо будет играть каждый день. Потому что если день не поиграешь, за два не догонишь. Это закон физике. Вот ви учите физике, так знайте, это закон физике!

И для этого он забрался на четвертый этаж и терпеливо просидел половину урока!

Казалось, что он способен превращать детей в лауреатов, как фригийский царь Мидас превращал все в золото — одним своим прикосновением.

И одесские мамы приводили к нему все новых ушастых мальчиков и девочек со скрипочками, а после прослушивания спрашивали замирающим голосом — ну, как мой ребенок?

Еще одна легенда из бесконечной одесской Петриады: ах, говорил Столярский, ничего особенного, обыкновенный гениальный ребенок…

Однако феномен Столярского – это прежде всего феномен музыкального педагога высочайшего класса. Несмотря на неоспоримость этого факта, многие, говоря о Столярском-музыканте, стыдливо-скромно упоминают, что воспитатель целой плеяды скрипачей-виртуозов сам обладал весьма скромными исполнительскими данными. Оправдывают это тем, что, мол, редко таланты исполнителя и педагога сочетаются в одном человеке.

Но биография «несостоявшегося солиста» говорит совершенно об ином. Столярский был потомственным клейзмером. Его отец, а также многочисленные братья и сестры организовали семейный клейзмерский ансамбль, пользовавшийся огромным успехом в родном Липовце Киевской губернии и в соседних местечках. Наибольший доход в «общий котел» приносил трехлетний Пиня Столярский, умиляя слушателей сочетанием «нежного возраста», рыжих кудряшек и отнюдь не детского владения смычком. Один из таких благодарных слушателей тайком от отца отвез юного Пиню в Киев на прослушивание к маститому маэстро. Вердикт был суровым: забыть всё, чему научился, и играть обыкновенные гаммы. Уже познавшему вкус славы Пине подобные слова показались оскорбительными, и он в слезах выбежал из комнаты.

Дальнейшие «столкновения» с академической музыкальной средой вызывали не меньшие проблемы. Много раз юноша вынужден был «переучиваться», осваивать «правильную постановку руки», «классическую манеру исполнения», что приносит ощутимые результаты, как правило, лишь в раннем детском возрасте…

Как знать, живи Столярский в наше время, когда порядочный музыкант обязан владеть всеми стилевыми манерами, а академические исполнители не стесняются принимать участие в клейзмерских фестивалях, может быть, и он блеснул бы на сцене. А Одесса, помимо всего прочего, стала бы мировым центром клейзмерского искусства…

«Тяжелое трудовое детство» во многом сформировало Столярского-педагога. Так, он считал оптимальным возрастом для начала занятий 3–5 лет, когда «мягкие косточки» лучше привыкают к инструменту. Одним из самых важных компонентов воспитания музыканта профессор считал ансамблевую игру, а самым важным – регулярные выступления перед публикой, пусть и не самой взыскательной (Столярский выводил ансамбль своих учеников даже на первомайские демонстрации!).
Светлая память великому Столярскому.
© Victoria Novikov
Источники :Старый колодец. Книга воспоминаний. Бернштейн Борис Моисеевич, Х.-Г. Ериш в lehaim . ru и статья Mark Katsnelson