Четверо. Механические Земли. Глава 28

     Вопреки предложению Лиссис остаться дома и восполнить недостаток сна, Вайзерон настоял на прогулке по городскому парку, медленно увядающему к концу теплого периода. В Ветреные Земли нередко врывался сезон холодных, промозглых дождей с порывистым ветром, мешавшим землевладельцам позаботиться об уборке урожая, так что фермеры торопились убрать золото полей как можно скорее, высушить зерно и пересыпать в амбар. На Глоуне, как на столице, суетливая пора начинала сказываться нескончаемыми хлопотами с самого утра, хотя подавляющее число фермеров проживало за чертой города. Внутри стен они появлялись с целью расширить или заменить набор инструментов, выстраивались в длинную очередь заказов у гончаров и кожевенников, отрывали с руками кузнецов и портных, выпрашивая скидку и предлагая расплатиться бартером. В прилежащих деревнях они имели возможность маневрировать с тяжелыми повозками, перемещаемыми приземистыми лошадьми и, что не удивительно, драконами. Землевладельцы привлекали к работе за монету наемных рабочих в лице напористых бескрылых драконов, чей недостаток сполна возместился Матерью недюжинной силой и открытым, необычайно мягким темпераментом. Наблюдая некую идиллию между человеком и драконом в период сбора хлеба, едва ли кому хотелось вспоминать о масштабных межрасовых проблемах, пустивших куда более глубокие корни, нежели их пускали овес и пшеница. Дискуссий о политике и дворцовых интригах избегали, сходясь во мнении, что растениям глубоко наплевать, кто греет пятой точкой кресла совета. С другой стороны их безучастность к делам вершителей судеб сказывалась на обстановке шахматной доски сильнее, чем они себе представляли. Голоду нет дела до изощренных игр сословий. Голод — циничный и беспощадный дипломат. Жаль, что по мановению руки он становился инструментом давления.
      В Ветреном краю возделыванием земли занимались наследники с вековой историей и самые упрямые и предприимчивые поселенцы. Местный каменистый ландшафт препятствовал созданию крупных по площади полей, да и семейство яровых не получало от почвы должного питания, предлагая дополнительные сложности из-за постоянного ветра. Он так и норовил повалить злаковый строй, превращая его в плотный ковер, для работы с которым его приходилось поднять с земли, чтобы скосить для дальнейшей молотьбы. К счастью, изобретатели с Механических Земель, с совместными усилиями ремесленников из Людских Земель создали особое прицепное устройство, позволяющее бескрылому дракону управляться с непослушным урожаем, эффективно используя драгоценное время. Механизм движения режущих, треугольных пластин приводился за счет движения дракона. К задним лапам прикреплялись на ремнях два рычага, которые передавали энергию на вращательный вал, а он, в свою очередь, заставлял прицеп шуметь и лязгать горизонтальными рядами ножей, подрезал стебли и с помощью ленты накапливал свежий урожай в телеге. Конечно, такой способ применялся, когда фермера нанимали подходящих для этого дела драконов. Лошади не подходили для косилки — их интеллект, увы, не дотягивал до чешуйчатых, с которыми обсуждали на равных предстоящий объем работы. Некоторые землевладельцы и вовсе брали птенцов из детских домов и инкубаторов, выращивая из них полноценных членов семей и будущих работников. Если говорить о земляных бескрылых драконах как о виде, то они от природы и пищеварительных особенностей необъятного желудка нуждались в огромных количествах еды, так что их союз с землевладельцами всецело себя оправдывал. Беря во внимание очень спокойный и мирный характер земляных видов, их представители нуждались в том, чтобы всегда иметь пищу и кров. Может быть, кто-то из них и засматривался на небо, наблюдая пикирующего родственника с крыльями и мечтая о неком чувстве опьяненной свободы, улавливал широкими ноздрями сладковатый запах авантюризма и ощущал потребность в насыщенных приключениях… Впрочем, бескрылые драконы очень тесно привязались к земле, чувствуя под лапами твердую почву и наполняя легкие неповторимым ароматом созревающих полей. Не обошлось и без щепотки романтизма сельской жизни, поддерживающей популярность на фоне шумных и тесных городов.
      Отстраняясь от вышесказанного, сезон урожая очень тесно сплетался с бурным всплеском интеллектуальной деятельности. Не все жаждали выпасать коров, следить за достатком воды у гусей и гоняться за стаей голубей у амбара. Откладывая в сторону мотыгу, драконята, дети и подростки гурьбой мчались в школы и академии, испытывая необузданную тягу к знаниям. Кто-то намеревался получить сытое место казначея или стать служителем городского банка, иные стремились к инженерной мысли, творческим исканиям архитекторов, музыкантов и художников, а самые отчаянные и голодные до пыльных фолиантов предавались врачеванию и искусству алхимии. Эти направления с давних времен шли бок о бок, являя миру гениальных отшельников и лекарей, способных творить чудеса из придорожных сорняков, развеивали туманы, снижали кислотность почвы и возвращая с того света отчаявшихся больных, списавших со счетов свое существование. Видеть бегущих детей в Глоуне с охапкой книг и горящими, как шлифованный опал, глазами так же естественно, как видеть картежников в подворотне, сулящих выиграть сундук золота. И хотя Глоун нельзя считать самым населенным городом, в нем бурно кипела жизнь с восхода солнца. Цокот лошадиных копыт, гулкий смех из узких улочек и неустанно кочующие слухи, множащиеся, как мышиные норы на полях. Если сегодня торговка продала два фунта моркови богатому господину, то завтра соседний дом будет сочувственно причитать, услышав о свадьбе простолюдинки и работорговца. Искаженные, прошедшие девять кругов соседских ушей, слухи служили особым видом развлечения, пока колода карт дожидалась вечерней прогулки по рукам ценителей эля.
      Вайзерон и Лиссис вышли из Храма Решений, минуя длинный, устеленный расшитыми коврами зал, и остановились у начала длинной лестницы. Спутница с интересом наблюдала за первым советником, который не решался начать спуск. Она не отказала себе в удовольствии обронить насмешливое замечание:
      — Только подумай, каково тебе будет подниматься после ночи без сна, когда мы вернемся с прогулки. Неужели первый советник не может себе позволить путешествовать в паланкине? Такие важные лапки стоит беречь. Как и свитки, за которые они возьмутся.
      Вайзерон не ответил на ее шуточное замечание. Он задумчиво взирал на рослые колонны Храма. Сколько существовал Глоун? Тысячи сезонов? Десятки тысяч? Никто точно не знал, а расплывчатые источники не внушали доверия. Столица Ветряных Земель могла посоревноваться в возрасте с Терсом — древнейшим городом-крепостью, построенном исключительно драконами. Так гласила легенда: да заложен будет Терс драконьим камнем, цепи кованы в драконьем пламени, ворота тесаны драконьими когтями. Вайзерона поражало, что ни Терс, ни Глоун не оставили в истории имен своих основателей. Почему? В чем крылась необходимость вычеркивать из временной летописи имена великих покровителей? Города не вырастали грибами после дождя. Они возникали, когда у кучки скитальцев появлялась общая цель. Но если цель лидеров обернулась собственным забвением, то в каком месте они от нее отклонились?
      Лиссис села на хвост и потянулась, выпрямляя передние лапы и поворачивая их к свету внутренней стороной. Она имела необычайную женскую привычку, перенятую у людей, кокетливо разминать конечности, словно имела самые настоящие, хрупкие руки девушки, с упоением проспавшей до обеда в мягкой постели.
      — Ну что, снова борешься со злодеями в своей голове? — шутливым тоном спросила она, перейдя к разминке перьевых крыльев. — Ты забыл, что у нас выходной? Потом покормишь политических демонов бумажными клопами с донесений.
      Вайзерон обратил к ней голову и наткнулся на пару искрящихся глаз, чарующих и беззаботных.
      — Я восхищен твоей способностью отстраняться от службы по щелчку пальцев, — сказал он. — Полагаю, у нас разные представления об ответственности.
      Лиссис невинно улыбнулась, подняв надбровные перья.
      — У драконицы ответственность перед спутником стоит на первом месте, а вот он совсем не торопится ее проявлять.
      — Что ты имеешь в виду?
      — Мы все состоим из косточек, плоти и крови, глупый, — смеется она. — Ответственный советник помнит об этом, когда ему требуется немного расслабиться.
      — Я расслаблен, — солгал Вайзерон, не меняясь в лице. — Я всецело настроен посвятить тебе этот день, если…
      Лиссис указательным пальцем помахала у него перед носом, не дав договорить.
      — Нет-нет-нет, никаких «если», пока колонна Храма позади нас не решит упасть тебе на шею. Может, хотя бы она заставит тебя избавиться от напряжения.
      Вайзерон отвел взгляд и выдавил остатки воздуха через ноздри. Что это? Некое чувство раздражения? Или полное непонимание такого понятия, как выходной у советника? С первого дня на должности у отца он утопал в канцелярских заботах, они определяли его досуг, подкрепляли его интерес. Что-то внутри наступало волнами, будто прибивая к берегу останки разбившихся кораблей, и впивалось острыми щепками в сознание. Как он собирался отдыхать, пока кто-то из жителей глубинки не видел на своей тарелке хлеб? Вайзерон вспомнил утреннюю ловушку с колокольчиком. Лиссис старалась его отвлечь и развеселить, она демонстрировала потребность быть любимой и любить, но такие сцены оказывали благотворный эффект лишь на время. Они возвращались воспоминаниями, но огромное море мешало им добраться до тихой бухты естества усатого служащего, будто он самолично огородился от них сетями.
      — Извини, — наконец, сказал Вайзерон. — Мне нелегко принять мир в красках, доступных тебе. Я не могу перестать размышлять о том, что нечто ужасное происходит вдали от нас.
      — Всегда происходит, — сказала Лиссис, коснувшись его плеча. — Это называется балансом.
      — Умиротворение за счет страданий? Ты это хочешь сказать?
      — Не буквально, но да, это я и хотела сказать. Никто не будет счастлив в полной мере, пока не познает горе. Тебя похищали и продавали, от меня отказалась мама, затем отрекся и отец…
      — До конца нам не известно, — внезапно вырвалось у Вайзерона, — почему властелин Стаган спешно покинул Механические Земли. Ты допускаешь вероятность, что он придумывает план, как тебя вернуть?
      Лиссис усмехнулась, скрестив лапы на груди. Ее гладкое лицо, покрытое крошечными чешуйками, сморщилось от пренебрежения.
      — Да неужели? Любящий отец бросил подданных — пепельных драконов, — чтобы вернуть свою дочь? Я думала, ты не веришь в подобные сказки.
      Вайзерон покачал головой, его усы выпрямились, как два тоненьких каната, не выдержавших груз на портовом кране.
      — Не верю, но поэтому допускаю нелогичный сценарий его возвращения. Строго говоря, мы мало что знаем об отцах, способных на радикальные поступки ради своих детей. Мирдал тому явное подтверждение.
      Лиссис смягченно кивнула и опустила лапы на тесаный камень площадки у входа. Вспышка недовольства оказалась кратковременной, она сочувствовала Вайзерону, устремленному измениться ради нее, но слишком долго плутавшему во мраке крошечной комнатки своего эмоционального заточения.
      — Мирдал дал тебе отгул не ради разговора об ошибках отцов, — нежно проворковала она, склонив голову. — Он слишком мудр, чтобы не замечать наши тесные отношения.
      Вайзерон солидарно кивнул. Старик точно истолковал приход Лиссис. Быть может, Лиссис напомнила ему о далекой молодости, где беспечный и не обремененный правлением дракон поднимался в небо, поддавшись велению сердца, а перед ним энергично взмахивал крыльями прекрасный силуэт избранницы и манил утонуть в бескрайней ночи неистового желания. Его чувства прошли испытание временем, и теперь он видел собственное отражение в советнике, сомневающемуся шагнуть навстречу юношескому забвению.
      Но кто-то постоянно преграждал этот путь.
      Поток мыслей первого советника прервался появлением внушительного гостя. Взгляд Вайзерона неожиданно привлекла тень над ступенями. Она разрасталась все больше и больше, пока не стала такой огромной, что накрыла Вайзерона, словно сорванная штормом парусина. Первый советник оставался непоколебимым, не страшась, что крупный дракон может случайно не рассчитать приземление. Он поднял голову вверх, всем своим видом внушая спутнице уверенность, которая готовилась для маневра, поднимая хвост, чтобы защитить опрометчивого спутника.
      Нарушитель беспокойства вскоре приземлился напротив первого советника, впечатляюще рассчитав перед самым прикосновением свою скорость, и сложил огромные кожистые крылья. Первым делом он почтительно поклонился, как подобает приветствовать приближенных властелину Мирдалу. Вот только… Гостем оказалась двухголовая драконица. В простонародье драконов с двумя и более головами называли гидрами, а вокруг их вида крутилось столько загадок и слухов, что могли позавидовать Отчужденные Земли со своей таинственной гильдией Умалишенных, через ритуал вправлявшим мозги драконам, не поладившим с рассудком. Тем не менее, Вайзерон признал нарушительниц спокойствия и незамедлительно поприветствовал в ответ:
      — Доброго утра, Давиора и Мензинела. Чем могу быть полезен?
      Давиора и Мензинела не были близнецами в том понимании, насколько предполагала физиология гидр. Одну голову украшали закругленные, как бараньи, рога, концами смотревшие вдоль скул, а от самого лба до основания шеи тянулся мягкий и очень подвижный кожистый гребень. Особое внимание приковывали красные, подобно рубину, глаза с изменяющимся зрачком от круглого состояния, как у людей, до узкого, словно у степной гадюки. Вторую голову украшала самая обыкновенная пара гладких рогов, слегка вздернутых вверх. Промеж них выстроились в ряд конусообразные шипы, уменьшающиеся в размерах по мере того, как подступали к плечевым суставам, а затем вовсе исчезали к началу спины. К бокам прижалась пара кожистых крыльев с когтями на пальцах, а хвост оставался обездоленным, гладким, как у ящерицы, не имея привычных драконьих черт, как средства использования его в небе для подвижных маневров. Что примечательно, гребневые наросты и закругленные рога Давиоры соответствовали оттенку глаз, в том числе когти крыльев и лап с правой стороны, как и кожистая перепонка внутри крыла. Мензинела выделялась желтыми радужками, наделенными такой же способностью регулировать размер зрачка. Ее так же не оставил в стороне необычайно схожий оттенок когтей, рогов, шипов и крыла с глазами, будто две головы гидры поделили пополам общее тело, хотя полоса на груди, протянувшаяся до кончика хвоста оставалась верна распространенным особенностям драконьей внешности. Песчаной полосой она лоснилась, перетянутая у основания шей узлом из ремней. Из нескольких кармашков, пришитых к узлу, торчали разноцветные флаконы — обычное оснащение гвардейцев целебными присыпками, лекарствами и ослепляющими порошками. Кованый наплечник отливал ослепительным серебром, на котором красовалась искусно выполненная гравировка символа Ветреных Земель.
      Когда Вайзерон задал вполне естественный вопрос, ответила Давиора, которая, судя по всему, не отказывалась брать на себя бремя вовлеченной собеседницы. Мензинела, потупив взгляд, смотрела исподлобья, насколько она могла это делать с девятифутовой высоты. Давиоре принадлежал более напористый и твердый голос боевого топора, высекающего искры со щита, который она сию минуту продемонстрировала:
      — Мирдал распорядился, чтобы мы с Мензинелой выступили вашей личной охраной.
      Вайзерон приподнял надбровье. Он не стремился выражать неподдельное удивление ввиду недостатка эмоций, но сейчас советник уж точно не нуждался в гвардейцах. Он наслышан о заслугах гидры, но дальше приветствия у них разговор никогда не заходил. Давиора и Мензинела неоднократно состояли на страже спокойствия самого Отца континента, когда он отправлялся в другой город, но он ни разу не выдвигал кандидатуру гидры в качестве личного эскорта своего первого советника. Вайзерон редко прибегал к личной охране, так как не понимал, что ему может грозить опасность. Он предусмотрительно пользовался своим положением мальчика на побегушках, коим его считала храмовая свита. Мало кто воспринимал всерьез усатого помощника, как конкурента на пути по шаткой лестнице власти. Своевременно и удобно, пока Вайзерон запасался знаниями из библиотеки изобилия, расположенной в Храме Решений. Но почему Мирдал решил сегодня приставить к нему охрану? Он собирался провести этот день с Лиссис, способной постоять за себя. Советник не был предвзятым к драконицам, превосходящим его физически. Напротив, он гордился своей спутницей и в любой момент мог доверить ей свою жизнь. Каждому по способностям, как любил выражаться его обретенный отец.
      — Мне об этом ничего неизвестно, — усомнился Вайзерон, сосредоточенно поправляя крошечные очки. — У нас личное время, так что мы предоставлены сами себе. Прошу меня извинить, но я отказываюсь от сопровождения.
      Давиора сохраняла спокойствие, ни один мускул не дрогнул на ее треугольной голове с выглядывающими наружу верхними клыками, не скрытыми под челюстями из-за своей чрезмерной длины. Они выглядывали на четыре дюйма и придавали гидре особо грозный вид, хотя Мензинела также не была лишена пугающего оружия, но ее лицо демонстрировало некую неловкость, будто она не рассчитывала услышать отказ, преждевременно расстроивший желтоглазую драконицу.
      — Боюсь, у меня приказ властелина Мирдала, — настаивала Давиора после глубокого выдоха. — Я вынуждена защищать вас, пока мне не будет отдан другой приказ.
      Вайзерон бесстрашно смотрел на Давиору. На его состоянии сказывалась бессонная ночь, но сегодня вряд ли что-то могло напугать усатого книголюба. Вайзерон пребывал в хорошем расположении духа после плодотворного разговора с отцом и утренних забав с ловушкой от Лиссис. Он попытался снять нарастающее напряжение:
      — Как первый советник я приказываю вам взять выходной, — ответил он с легкой улыбкой. — Приступайте к исполнению.
      На лице Мензинелы промелькнула тень стеснительной улыбки. Она опустила голову ниже, изгибая длинную шею, чтобы сравняться с уровнем низкорослого Вайзерона.
      — То есть, вы нас освобождаете от обязанностей?
      — Все верно, — подтвердил Вайзерон. — Если у вас намечены планы, то самое время о них подумать. Не волнуйтесь, с нами все будет в порядке. Мы не впервые покидаем Храм без защиты. Наше влияние на совет настолько несущественное, что меня неоднократно просили по ошибке сбегать с поручением, приняв за посыльного. С другой стороны, кто в здравом уме решит нам навредить?
      Давиора не разделяла воодушевление сестры. Она нахмурилась, на ее переносице вздулась вызывающая складка. Она не привыкла слышать «нет».
      — Как же нам поддерживать свою репутацию, когда мы только и делаем, что охраняем какие-нибудь облезшие, дважды открываемые в день двери? — Ее губы задрожали от нарастающего рокота. — Беречь покой, конечно! Но не у отхожего места какого-нибудь надушенного лакея.
      Лиссис изучала манеру речи собеседниц. Потрясающе, насколько они отличаются друг от друга! Она заинтересовалась Давиорой и Мензинелой, имея редкую возможность задать парочку мучавших вопросов. Двуглавые, трехглавые и пятиглавые драконы встречались чрезвычайно редко на континенте, кто-то среди круга советников поговаривал, что они практически исчезли с континента. В одном из трудов — тесном собрании числовых столбиков, — который Вайзерон предложил ей почитать и изначально показавшейся скучным статистическим справочником демографии, вкратце сообщалось, что гидры предпочитали держаться вдали от континента, облюбовывая прилежащие островки. Целая сеть таких островков располагалась на северо-западе и юго-востоке. Там встречались особо редкие виды драконов, такие как бельхальмы (водные драконы с короткими, как плавники крыльями и перепонками на лапах, как у лягушек), ригмораны (бескрылые драконы с длинным и гибким телом, предпочитающие для жизни узкие ущелья и трещины в скалах) и лимеи (малоподвижные драконы с однопальцевыми крыльями и ядовитыми шипами на теле). Кто знает, когда ей удастся нанести визит этим островам? Вне сомнения, гидра что-то знала. Вайзерон полагался на письменные источники, а Лиссис жаждала увидеть своими глазами. Или, как в данном случае, глазами сестер.
      — У меня идеальное предложение, — вдохновлено заявила Лиссис. — Останьтесь с нами до обеда. Не в статусе гвардейца, а собеседниц. Составьте нам компанию в городском саду. В любой момент вы сможете вернуться к обязанностям, если нам наступит на хвост опасность. После обеда мы распрощаемся. — Давиора хотела что-то возразить, но Лиссис не дала ей это сделать своей лучезарной улыбкой и кристальным, чистым голоском лукавой лисицы. — Вы не пожалеете, обещаю! А о властелине Мирдале не беспокойтесь — Вайзерон найдет подход к сердобольному старику.
      — Сердобольному… — повторила Давиора, и ее хмурое, тяжелое лицо в мгновение смягчилось. — Могу ли я об этом говорить вслух, но старик добрее, чем вам кажется. Отсюда у него и множество проблем. Об него вытирают лапы, пока он смахивает слезы платком у крестьянина.
      — Давиора хотела сказать, — пояснила Мензинела, подбирая неспешно слова, складываемые ее плавающим, неуверенным голосом, — что властелин Мирдал… В общем, он приносит в жертву свое благополучие, отдавая жизнь службе континенту. В его возрасте пора забыть о политических интригах между Землями и провести старость в окружении близких. Ему очень трудно сражаться в одиночку. И… Что хуже всего, он не привык принимать помощь.
      Вайзерон уже не пытался скрыть удивления. Сестры, похоже, знали чуть больше, чем им следовало знать, как принципиальным защитницам. Или гидру привели личные причины поступить на службу, так как еще до нее она владела некоторой ценной информацией. Вайзерон поспешил согнать с лица удивление, в чем ему помогло привычное протирание очков тряпочкой из набедренной сумки. Он понимал, что его спутница еще раньше о чем-то догадывалась, пусть даже и действовала из любопытства к гидре, как к представительнице редкого вида. Но если Давиора так неосторожно зашла издалека, намекая на осведомленность, то почему она не сделала этого раньше? Боялась? Присматривалась?
      — Я согласен с предложением Лиссис, мы плодотворно проведем время, закрыв глаза на официальные должности. Это не помешает мне оставаться компетентным, переступив границы придворного этикета.
      Лиссис искоса глянула на спутника. Бедняга, чем он только слушал несколькими мгновениями ранее? Или из-за недосыпа не понимал, когда оставаться прохладным к потенциальному собеседнику, а когда говорить с ним так, будто вы дружите не первый сезон и делите утащенный с семейного стола ломоть хлеба. Неужели Вайзерон не мог немного схитрить? Это прекрасный шанс познакомиться с окружением! Лиссис не ждала, что флегматичный темперамент спутника подтолкнет его бросаться на шею первому встречному, но мог бы и примерить разочек маску сердечного и ликующего от бытовых забот жителя крошечной деревушки, вытаскивающего на обед полную вершу рыбы. Большего она не требовала. Особенно сейчас важно примерить на себя непривычную роль, когда гидра намекнула на внутреннюю борьбу в стенах совета.
      — Вайзерон ни капельки не возражает, — поправила она спутника. — В теплой беседе быстро пролетит время, рядом с вами нам будет спокойнее, а вам веселее, не правда ли? У нас общая цель. Как я жалею, что мы не встретились раньше! Подумать только! Вы просто чудо! Поймите меня правильно, я очень рада этой встрече. — Ее пленительная улыбка стремилась очаровать собеседниц. — Но, признаться честно, я не решалась к вам подойти. Гвардейцы Храма жутко неразговорчивые. А в свободное время мы не пересекаемся, отсюда и эта чудовищная ошибка.
      Давиора и Мензинела переглянулись, пробуя наживку Лиссис, но по их глазам нельзя было сказать, что они случайно проболтались по глупости. Напротив — Лиссис укрепилась в догадке, что гидра навязалась к ним на службу. Возможно, она вовсе солгала, что Мирдал распорядился приставить гвардейца к первому советнику, который до сегодняшнего момента в нем не нуждался. Если сестры действительно пользовались обманом, как прикрытием, то почему решили сбросить с себя капюшон? Они могли весь день простоять у ворот или охранять обоз с провизией вышеупомянутых надушенных лакеев, пока она с Вайзероном уединялась за трапезой или попросту восполняли недостаток сна. У гидры не было шанса обменяться с ними парочкой фраз, так как гвардейцам воспрещалось покидать свой пост. «И покуда нам покоя, не подарит поцелуя, не укроет, не утешит, мать слуги и мать изгоя — переменчивая Смерть». Строчки из клятвы, всплывшие в памяти, взволновали Лиссис. Их уместность поддавалась сомнению, но в рядах элитных защитников города числились самые непревзойденные стражники, исполнительные, чистые помыслами и душой. Что же получается? Сестры нарушили клятву, покинув свой пост? Если увлечься течением мысли, погрузиться в их воды, то почему Давиора и Мензинела не пришли перед сном? Не могут же они служить без отдыха и пищи!
      — Это очень заманчиво, — заявила Мензинела. — Я думала, что вы из тех советников…
      — Которые не терпят посторонней болтовни от подчиненных, — твердо подхватила Давиора. — Меня воротит от золотых дублетов. Иногда я присматриваюсь к губам разодетых в шелка щеголей и вижу, как они не стесняются считать деньги, еще не коснувшись пером для подписи на соглашении. Поэтому я склонила свою сестру к обману.
      — К какому еще обману? — поинтересовалась Лиссис, смышлено наклонив голову на бок и готовясь услышать подтверждение своим догадкам. — Что это значит?
      Вайзерон не поспевал за спутницей, расшифровывающей эмоции, как раненный следопыт, идущий по следу медведя. Первый советник не полагался на предчувствие — он тщательно обдумывал ответ, в чем ему не могла помешать бессонная ночь. И хотя изменения в его характере легко замечала Лиссис, но голова все еще оставалась работоспособной, выискивая причинно-следственные связи. На все вопросы из числа «почему» Вайзерон в первую очередь отвечал на пресловутый вопрос «как». Как гидра добыла эту информацию, которой желала поделиться вопреки выдуманной службе личной охраной? А вот почему она решила этим поделиться… На этот вопрос требовалось более детально взглянуть с другой стороны, так как Давиора и Мензинела неоднозначно отреагировали на упоминание Мирдала сердобольным стариком.
      — Личная охрана… Все это выдумки, — сказала Давиора, не меняясь в лице, будто она хотела идти до конца, невзирая на препятствия и способы достижения цели. — Мирдал не назначал нас вашим личным гвардейцем. Я убедила Мензинелу мне подыграть, а теперь мы увидели, что вам можно довериться. Мы рискнули всем и не ошиблись. Неужели только мы видим, что совет никогда не освещает темные делишки? Так мы думали до этого момента.
      — Теперь я понимаю, — добавила Мензинела с осторожной, но теплой улыбкой, — почему Отец континента приблизил вас. Вы не похожи на остальных, а ваш юный возраст служит очень удобным прикрытием. Приятно видеть со стороны, что вы растете и крепнете.
      — А что насчет вашей службы? Подозрения множатся ежесекундно, пока вы с нами общаетесь.
      — Кому есть дело до ручных лакеев Мирдала и его страшного, — Давиора подняла лапу и резко разжала кулак, пальцы которого раскинули по сторонам огромные когти, как лепестки смертоносного цветка, — цепного пса с двумя головами? Чем мы помешаем, несчастным гражданам в пурпурных дуплетах с манжетами с драгоценными камнями?
      — Сестра, только не сейчас, — вмешалась Мензинела.
      — Драконье пекло, ты права, — согласилась Давиора и опустила лапу, придающий особый оттенок ее убеждению. — Мы здесь, потому что долго наблюдаем за вами. Вы очень странные.
      Лиссис рассмеялась.
      — Это мы странные?
      Глаза Давиоры округлились. Она явно не ожидала такой реакции, готовясь к тому, что ее станут отчитывать за ложь. Переглянувшись с Мензинелой, словно оценивая длину ее шеи на заявление о странностях, она перевела рубиновые глаза на перьекрылую Лиссис, смеющуюся уже в лапу.
      — На что ты намекаешь?
      — На бесчисленное множество слухов, — пояснил Вайзерон, вернув очки на переносицу и прижимая к голове ушные гребни. — Я уверен, что вы ожидали заведомый признак недоверия в нашем голосе, поведении, выращенных на почве сплетен о странностях гидр. Но прошу заметить, что я доверяю только проверенным источникам, а одним из них являетесь вы. Я вижу вас наяву, из плоти и крови, и вы куда больше можете рассказать, чем байки из уст пьяных моряков.
      Лиссис благодарно посмотрела на спутника, наконец-то поддержавшего ее подход и позволила себе капельку фамильярности — она накрыла его лапу и мягко ее сжала.
      Давиора и Мензинела вновь переглянулись. Похоже, что внимательности им не занимать. Обе головы проследили за жестом Лиссис. Желтоглазая стеснительно опустила взгляд, но затем осмелилась спросить:
      — Это правда, что вы… ну…
      — Пара? — улыбнувшись, подсказала Лиссис.
      — Да, пара, — еще сильнее смутилась Мензинела. — Вы так тщательно это скрываете…
      — Это он скрывает, — кивком указала Лиссис на своего спутника, приподняв надбровные перья. — Но после ночи без сна за бурным обсуждением текущего положения дел на континенте с властелином Мирдалом он с трудом находит способ, как придержать мои чувства, чтобы они не затопили порт Глоуна вышедшими за берега водами Агелана. После такого разлива он не выйдет сухим из воды.
      Вайзерон беспечно рассмеялся. Удивительно, отчего-то он почувствовал себя безумно счастливым. Что-то происходило вокруг, просыпался город, жители торопились на рынок, поля и в мастерские. Жизнь столицы кипела, но его жизнь била через край. Проблемы с Механическими Землями, Стаганом и неспокойным вулканом никуда не исчезли, растущее расовое недовольство в Людских Землях, скрываемые в тайне отцом сведения о его происхождении и теперь выуженные на свет лежали перед ним, словно он сидел за книжным столом и в сотый раз перечитывал секретный документ. Эрунта, покровительница Мерзлых Земель, раз за разом давала отпор нападающим с архипелага кобольдам, о которых едва кто-то слышал, а источники о них тщательно уничтожались властелином Мирдалом… Несмотря на все вышеперечисленное, к Вайзерону подкрадывалось понимание, как важно уделять время приятным моментам и лицам, одним только существованием подтверждающим, что он обязан идти по выбранному пути. И едва начавшийся день тому доказательство. Ради такого утра стоило ошибаться и идти вперед. Мирдала ждала печальная участь. Он решил покорно уйти от мира. Разве это означало, что он сдался? Нет, Отец континента освобождал путь молодому преемнику. Он верил, что тот будет готов, когда часы Мирдала остановятся.
      Давиора и Мензинела посмотрели друг на друга. Лиссис отметила про себя, что они постоянно советовались через взгляд, искусно применяя мимику и подвижные зрачки глаз. Возможно, они посылали какие-нибудь сигналы через тело? В определенном смысле им это давалось проще, чем ей с Вайзероном, насколько бы они не старались быть участливыми и преданными общему делу. Вопросы в голове Лиссис множились и нарастали, как муравьи, соорудившие дорожку к запасам питательного сока. Если на минутку призадуматься, каждая из голов имела свое собственное искривленное зеркало — вторую половину, темную или светлую сторону характера, действуя по ситуации, как наращивая обороты, так и стремясь к спаду. Совсем как сейчас.
      — И все же… вы пытаетесь это скрыть, — подчеркнула Мензинела своим неуверенным, высоким голоском звенящей чайной ложки, пугливо осматриваясь по сторонам, словно кто-то мог подслушать их разговор. — Вы тоже можете пострадать от слухов и сплетен, как страдаем мы.
      — Говори за себя, Мензи, — Давиора фыркнула. — Иногда злопыхателям достаточно увидеть мои клыки, а большего для запугивания не требуется. Они становятся потрясающе сговорчивыми, когда я невпопад зеваю.
      Мензинела осторожно улыбнулась сестре, окончательно убедившись, что рядом никого нет. Несколько советников, выходящих из Храма Решений, спускались по ступеням достаточно далеко, чтобы уловить ушами их общение, и не выказывали интереса, что-то бурно обсуждая и поочередно тыча пальцем в свиток.
      — Иногда ты перегибаешь палку.
      — Что? Ты серьезно? — сдвинула надбровья Давиора и поднесла голову к сестре, что той пришлось втянуть шею в плечи. — Несколько струек дыма убеждают иногда лучше десятка слов. Драконий блеф чертовски эффективен. Безотказен, как мелькнувший в тени клинок.
      — Да-да, — спешно оправдывалась Мензинела, — все так и есть. Некоторые грубияны остаются верны только своему мнению. И… переубеждать их приходится собственным оружием — длинным языком невежества.
      Давиора застыла на мгновение, края рта ее устрашающе тряслись от рокота в области груди. Она грозно нависала над сестрой, будто вот-вот собиралась вонзиться в нее челюстями, но затем моментально изменилась в лице и наградила Мензинелу дружелюбным смешком.
      — Это уж точно, — согласилась она и выпрямила шею, уже обернувшись к Вайзерону и Лиссис. — Пусть вас не сбивает с толку стеснительность моей сестры — у нее пытливый ум. Он остужает мои мозги. Теперь стало понятнее, почему нам чешут спину злые языки? Если две головы гидры болтают друг с другом, значит, она съехала с катушек? Логика невежественных идиотов. Дракон с одной головой — стандарт людского мирка на континенте. О да, болтают о нас всякое именно люди.
      — Не сердись, сестренка, — успокаивала Мензинела, сопровождая слова улыбкой. — Во всем Глоуне живет две гидры — одна не выходит из дома, потому что боится. А другая…
      — Отдувается за дурную славу по двойной ставке, — расхохоталась Давиора, напоказ выставляя всю длину назидательных клыков.
      Лиссис пошевелила плечами, сбрасывая навеянное Давиорой напряжение. Любопытно, они всегда так себя ведут? Или у Давиоры есть некоторая черта, через которую она никогда не переступает? А Мензинела? Она пережидает приступы гнева? Ей приходится терпеть выходки сестры, неразлучной от природы. Должно быть, она привыкла. Лиссис заметила еще кое-что необычное, в некоторой степени инфантильное. Когда Давиора уже была готова обрушить гнев на сестру, та сжалась пружинкой, испуганно приоткрыла рот, но ее глаза… Они не боялись! Наоборот — поджатые щеками глазницы с приспущенными веками целиком и полностью выдавали Мензинелу. Ей нравилось, когда Давиора злилась. Она получала удовольствие, смакуя свой собственный страх перед сестрой, как иная драконица вдыхала аромат цветов после дождя — упоительно погружая лицо в горсть налитых, бархатных бутонов. Дальнейший поток мыслей Лиссис решила попридержать до лучших времен. Ей стало неловко от бурных фантазий своего воображения.
      — Весело вам живется, — подытожила Лиссис. — Ну что, идем? Мы все еще собирались в парк.
      — Конечно, — с готовностью кивнула Давиора. — После вас.
      Непринужденное отступление подошло к концу. Тяжелая походка Давиоры только подтверждала внезапно нахлынувшую тревожность Лиссис. Если гидра так легко могла отвлечься он причины визита, то ее недоверие к совету было особенно сильным. Сестры до последнего пытались вызвать своей выходкой раздражение у молодых советников, прощупывая, насколько крепок лед. Что бы они ни собирались рассказать, сестры тщательно оценивали своих слушателей. Тысячи и тысячи насмешек в их адрес поспособствовали формированию мнения у Давиоры, что врагом может оказаться каждый.
      Они не спеша спускались по лестнице, Лиссис слышала, как две пары ноздрей жадно втягивают воздух.
      — Мы никогда не бросаемся пустыми обвинениями, — голосовые связки Давиоры низко загудели, насколько вообще мог быть низок женский голос, — но в Храме Решений что-то происходит, что мешает Мирдалу.
      — Наш добрый покровитель связывает два конца проблемной ниточки, — подхватила Мензинела, — но вместе с этим еще две рвутся. Его все любят и почитают, пока он этого не замечает.
      — Кто-то действует за спиной Мирдала? — прямо спросил Вайзерон. — Кто он?
      — Ох, хотелось и нам знать конкретное имя, — печально покачала головой Мензинела, — но, боюсь, вам придется это выяснить. Мы расскажем, что видели этой ночью. — Роль наблюдателя перешла к грозной сестре, а желтоглазая участливо вытянула шею вперед, следуя нити повествования. — Иногда у нас случаются проблемы со сном, и мы бесцельно гуляем в порту, рядом со складами, тавернами и в прилежащих городу деревнях. Наши прогулки ожидаемо вызывают у жителей массу вопросов, они перешептываются при виде нас, некоторые пугаются, но привыкли нас видеть. Этой ночью мы бродили на окраине порта и видели корабль с символикой Людских Земель. Ничего сверхъестественного на первый взгляд, неприметное суденышко с косыми парусами, но нас привлек странный проблеск света. Он совсем не походил под описание света масляной лампы, а мерцал так ярко, словно это крошечное солнце, попавшее в ловушку. Направленный луч смотрел куда-то вверх, но затем резко угас, будто нам привиделось.
      — Это могла быть лампа с системой зеркал, — размышлял Вайзерон. — Ключевая деталь маяка. Зеркала отливают в Глоуне, в Ветреных Землях есть крупное месторождение серебра — одного из главных компонентов при создании отражающих поверхностей.
      — Мы тоже об этом подумали, — энергично закивала Мензинела, — но мы хорошо видим в темноте, а эта лампа, ну… Ее закрепили на плече баллисты, она направляла луч именно туда, куда смотрела стрела.
      — Некоторые торговцы очень трепетно относятся к своему грузу, — истолковал усатый любитель букинистов. — По статистике нападению пиратов подвергается каждый девятый корабль. Лишние меры безопасности еще никому не вредили.
      — Все именно так, — согласилась желтоглазая. Лестница под лапами гидры закончилась, и верный гвардеец зашагал с выправкой бывалого солдата — широко переставляя лапы и выпячивая грудь. — В этом нет ничего подозрительного, если бы не разговор между матросами, подслушанный нами. Когда мы подошли к северному входу на причал со стороны Агелана, сестра настояла на том, чтобы мы взмыли в небо. Мы сделали небольшой круг, затерявшись в сумеречном небе, и вернулись к речке, приземлились вдалеке и зашли в воду. Мы доплыли до корабля, и тихонько подобрались к одному из окон каюты.
      — Ну и ночка, повсюду мерещились ожившие тени, — вставила Давиора, фыркнув через широкие ноздри, сочившиеся плотными струйками дыма. — Я до сих пор не понимаю, зачем мне захотелось поиграть в шпионку. Долго объяснять, но меня последнее время тошнит от косых взглядов в Храме Решений, будто на нашей груди всем представлялась огромная мишень из стрельбища. К черту метафоры — нас обеспокоила болтовня матросов.
      Мензинела и Давиора остановились. Вайзерон и Лиссис повернулись, как по щелчку пальцев. Две головы спустились с высоты своих шей, пристально вцепившись глазами в советников.
      — Они перебросили десятки таких кораблей в Мерзлые Земли, — таинственно зашептала Мензинела.
      — Якобы на защиту прибрежных вод, — предупреждающе сообщила Давиора. Ее длинный гребень встал торчком, будто опасливо отреагировав на резкий звук. — Кому взбрело в голову перебрасывать целый флот в заснеженный край, где ничего, кроме плясок у костра, не происходит?
      Ничего не происходит, подумал Вайзерон. Если бы только континент знал, что он спит спокойно благодаря отчаянным охотникам защитницы Мерзлых Земель.
      — Это настораживает, но у властительницы Эрунты действительно есть договоренность на поставку кораблей, а что касается света зеркальных ламп на баллистах…
      Две подвижные головы вытянулись вверх, как шеи гордых лебедей, и призадумались. Вайзерон тоже не убедил себя собственным ответом. Освещение для северных охотников? Пернатые пармажары Мерзлых Земель ориентируются в северной ночи не хуже полярной совы, им не нужен свет, они пользуются сумерками, как прикрытием. А что касается тяжелых стрелометов… Против юрких и подвижных кобольдов они абсолютно бесполезны, если план не заключается в потоплении судов. Но зачем? Пламя перьекрылых драконов настолько горячее, что превращает в пепел толстый ствол мачты. Северным охотникам совершенно не обязательно топить корабли. Им достаточно лишить противника возможности отступления. Неужели опасения Мирдала подтвердились, и атаки кобольдов сопровождаются наездниками на подневольных представителях чешуйчатого рода? Эрунта решила сыграть на опережение, подготовившись к усугубляющейся ситуации? В любом случае информация от Давиоры и Мензинелы требовала уточнения, и Вайзерон захотел услышать мнение спутницы, но один из странных, неподконтрольных вопросов вырвался у него, как камень из пращи:
      — Почему вы сразу не сообщили о своих наблюдениях Мирдалу?
      Давиора закатила глаза и с наглядным раздражением скривила челюсти. Ее гребень вздыбился, как нарастающая волна в момент шторма.
      — Разве мы могли? Во время досуга? — Она прищелкнула языком. — Гвардейцы сменяют друг друга, не имея права нарушать правила.
      — И даже ради безопасности континента?
      Давиора усмехнулась с острым пренебрежением.
      — Я удивлена, но ты туповат для должности первого советника. Гвардеец вне службы, примчавшийся в покои Мирдала, как черт на хвосте среди ночи, привлечет не меньше внимания, чем квартирмейстер у дверей борделя.
      — Вам ничто не мешало сделать это утром, — беспристрастно стоял на своем усатый упрямец. — Я уверен, что он бы выслушал и принял меры.
      — Какие меры? — Уголки рта Давиоры задрожали в нарастающем рыке. — Меры собственных похорон? Совет прогнил насквозь, мальчик. Вы не знаете правил их игры. Мы с сестрой состоим на службе две сотни сезонов и…
      — Мы хотим помочь, — беспокойно встряла Мензинела, — а вы можете помочь остальным. Поздно, не поздно — это неважно. Вам придется рисковать жизнями. Поймите, Мирдал разглядел в вас, юных советниках, потенциал. И поверьте, старик не простит себе, если по его вине погибнут сотни северных охотников, если корабли ударят вместе с кобольдами.
      Вайзерон густо закашлял. Что за чертовщина? Гидра знала об архипелаге воинствующих ящериц? Выходит, что Мирдал уничтожал не все упоминания? Или…
      — Откуда вам это известно?
      — Мы оберегали Мирдала во время одного визита в Мерзлые Земли, — сообщила Давиора, сбавляя пыл в голосе. — На нас напал небольшой отряд, когда мы устроились на привал, — старик уже тогда нуждался в постоянном отдыхе, когда еще летал. Никто из нас не пострадал — мы с сестрой разделались с этими ублюдками раньше, чем они натянули тетиву со второй стрелой. Затем Мирдал взял с нас слово, что мы никогда об этом не заговорим.
      Лиссис не очень удивило, что гидра знала о кобольдах. Она не могла с ними столкнуться, будучи личным телохранителем Отца континента. Но почему о нападениях не знали другие Земли? На западе заснеженные территории ограждали от мира безжизненная гряда гор, упирающаяся, как лезвием щербатой сабли, в небо, на юге примыкали Смежные Земли — сухое, скалистое плато, сотрясаемое землетрясениями и сопровождающееся постоянными обвалами и изменениями высоты рельефа. Добраться до населенных территорий по земле предлагал очень опасный путь через Болотистые Земли. Но что мешало кобольдам высадиться в Пустынных или Отчужденных Землях? Почему они так стремились насаждать Эрунте? Это оставалась для нее еще одной загадкой, отложенной в записную книжку сестер.
      — Но что мы можем сделать? — спросила Лиссис. — Действовать втайне от Мирдала и от совета?
      — Именно, — подтвердила Давиора, утвердительно кивнув. — У вас все для этого имеется — ресурсы, репутация, покровительство. — Выдержав короткую паузу, она завершила: — И наша защита. Старик согласится уступить своего гвардейца, а храмовые служаки, наконец, заткнутся, увидев живое подтверждение нашей некомпетентности. Верно, Вайзерон?
      Первый советник задумчиво молчал, пока разбирал по ниточкам смелое, несколько нагловатое предложение гидры. Оставить Мирдала в стороне? Как этих сестер угораздило дослужиться до почтительной должности?
      — Глоун не располагает вульгарными заведениями, — заявил он невпопад, поглаживая длинный ус.
      — Да неужели? — ухмыльнулась Давиора. — А драконьи яйца сваливаются с неба вместе с кометами?
      — Сестра, прекрати, — встряла Мензинела с оробелым голоском, краснея за двоих. — Мы не можем ссориться, когда только познакомились. Лучше решим, что делать дальше.
      Лиссис не вмешалась в короткий обмен любезностями, хотя и испытывала легкую обиду за спутника. Вайзерон слишком пассивен к дерзкой критике, он воспринимал ее как недостаток, требующий еще больше книг, затворничества и оторванности от реальности.
      — Лиссис, что ты думаешь по этому поводу? — обратился Вайзерон к спутнице. — Есть идеи?
      Лиссис приоткрыла рот от растерянности. Вайзерон не знал, как действовать? Или он хотел услышать от нее подтверждение своим действиям?
      — Я не хочу предаваться панике, поддаваться соблазну грязных интриг, но отправить весточку Эрунте мы обязаны. Быстрее всех доберется моя старая знакомая. Ее зовут Соранта. Она как раз вчера вернулась в Глоун. Ее можно найти на Щипковой улице, она снимает комнату в старом постоялом дворе с красным фасадом и флюгером в форме голубя.
      — Решено, — заключил Вайзерон и обратился к гидре, доставая из набедренной сумки лист пергамента, угольный карандаш и подкладывая под него на колено дощечку: — Найдите Соранту и передайте ей это послание. — Он торопливо царапал письменной принадлежностью, но его почерк — выверенный и аккуратный, как из-под печатного станка — оставался безупречным. — Скажите, чтобы она передала этот листок исключительно в лапы правительницы Мерзлых Земель, а затем возвращайтесь к нам. Лучше мы проверим эти сведения и ошибемся. Я согласен, что риск весьма велик, но поступать правильно никто нам не запрещает.
      Давиора коротко окинула сестру, и две головы в унисон кивнули.
      — Спасибо за доверие, — добавила желтоглазая. — И все же я прощу прощения за сестру.
      — Это лишнее, — Вайзерон продолжал скрипеть угольком. — Я благодарен вам за бдительность и откровенность. Будем надеяться, что Эрунта улыбнется моему щепетильному запросу, чем потеряет охотников в бою с усовершенствованными баллистами.
      Вайзерон закончил с записями, достал металлический флакончик сургуча и поднес его к носу своей спутницы.
      — Будь так добра, Лиссис.
      Перьекрылая улыбнулась и выдохнула тоненькую струйку огня, окутавшая флакончик, удерживаемый когтями усатого советника. Затем он зубами выдернул пробку и налил немного на край свернутого послания, а затем кольцом на пальце с символикой Ветреных Земель запечатал пергамент и вручил его гидре. Гидра расправила крылья и грузно взмыла в небо, подняв клубы пыли. Вайзерону это не помешало вернуть дощечку, сургуч и карандаш в сумку и многозначительно вздохнуть.
      — Эта гидра — очень экспрессивная личность. Ты волнуешься? — обеспокоенно поинтересовалась Лиссис, поднявшись с хвоста и заглядывая ему в глаза снизу вверх, перехватывая его направленный в землю взгляд. — Или расстроен, что наш выходной пошел насмарку?
      Как он мог отказать этим пытливым серым глазам, сохранявшими оттенок легкой печали, в каком бы настроении не пребывала их хозяйка? Вайзерон очень хотел избавиться от манеры сохранять внешнее спокойствие и прятать эмоции, в демонстрации которых никогда не был силен. Но привычка прятаться в своей скорлупе регулярно заявляла о себе, насаждала ему вялую реакцию на внешние раздражители. Казалось, он был обязан броситься со всех лап к Мирдалу и бурно выложить все опасения, которые рисовались ему в голове, как возможные варианты событий. Однако его привычка сдавала позиции, когда рядом находилась верная спутница.
      — Пожалуй, всего понемногу, — неуверенно начал он. — Я хочу надеяться, что Давиора и Мензинела руководствовались собственными играми воображения, но в потоках сознания мне предстает трагический исход. Я лично видел запрос Эрунты на поставку кораблей, но речь шла о грузовой флотилии. Мирдалу приходится оглашать перед советом подобные запросы, потому как никто не одобрит ресурсы, пущенные Отцом континента без предварительного голосования.
      — Эрунта могла напрямую обратиться в Людские Земли, — размышляла Лиссис, окружив себя хвостом, — за оснащением кораблей световыми лучами. Хм-м, похоже у них есть название. Очень напоминающее… — Она силилась вспомнить, но тщетно. — Я забыла, каюсь.
      — Лучехвосты.
      — Ох, верно, лучехвосты. Изобретатели иногда не брезгуют поэзией.
      — И не способны предвидеть, что их детище когда-нибудь используют как смертоносное оружие.
      — Все-таки ты очень взволнован. — Лиссис потянулась к нему и принялась поглаживать его плечо. — Тебе точно требуется отдых, пока тебя не захватила паранойя.
      — А если корабли выступят за противоположную сторону?
      Лиссис вздрогнула и отстранилась от спутника, будто ее поразил удар молнии, и в ужасе широко распахнула глаза.
      — Как? — Она судорожно сглотнула. — Как ты себе это представляешь?
      — Мы достоверно не знаем, какими силами могут ударить кобольды, а возмущения в Людских Землях нарастают с каждым днем. Как скоро они решат переметнуться на сторону нападающих?
      — Это нелепость! Ты не можешь сделать всех людей сосредоточением абсолютного зла!
      Вайзерон вздохнул. В какой из дней он мог так просто кидаться обвинениями? Лиссис подталкивала его преодолеть сдержанность и выставить себя оголенным, как нерв, в который вот-вот вонзится игла. Он рассчитывал, что спутница разделит его опасения, пусть даже они сформулированы наспех.
      — Не всех, а отдельных лиц, которым выгоден раскол континента. И самое ужасное, что мы до сих пор не знаем имен этих лиц.
      Лиссис сочувственно покачала головой и подсела к нему сбоку, обняв его теплым перьевым крылом.
      — Не пойми меня неправильно, но ты сходишь с ума от недостатка отдыха, — с улыбкой заговорила она. — Я не закрываю глаза на эти ужасные предположения, но тебе следует постараться забыть в этот день о работе. Я прошу тебя, сделай это если не ради меня, то ради Мирдала. Он рассчитывает на тебя. С затуманенным рассудком ты быстро разочаруешься в себе и перестанешь обращать внимание на очевидные проблемы. Если и существует некий реальный злодей, встречающийся в дешевых романах, то его план коварен не из-за обилия звеньев в цепи, а наглядной простоты, которая ужасает каждого, способного его понять.
      Вайзерон набрал полную грудь воздуха и выдавил его через ноздри. Голос Лиссис нежно обволакивал, он убаюкивал его на мягкой кровати, как ребенка, внимающего голосу матери со сказкой, повествующей одну и ту же историю в сотый раз. Корабли, кобольды, Эрунта… Этот круговорот проблем стягивался в пучок. Мирдал пытался разорвать порочный круг, а Вайзерон содействовал, насколько хватало его знаний. Его огорчало, что он не видел начала и конца безумного клубка, втянувшего в бешеное вращение воронки смерча тысячи невинных и ничего не подозревающих континентцев. Сказывался недостаток опыта и бедные знания далекого архипелага, обретающего смутные краски со слов Мирдала. Вайзерон торопился разгадать все тайны континента, а они встречали его неприступной крепостью, сбрасывая раз за разом с высокой башни. Чем выше он пытался забраться, тем дальше его отбрасывала незримая рука, и восхождение приходилось начинать с самого начала. Но стоило ли оно того, когда достаточное терпение могло навести его на местонахождение заветного ключа?
      — Ты в порядке? — нарушила тишину Лиссис. — Не беспокойся, Эрунта справится. Если все, что мы о ней слышали, является правдой, то она готова лучше кого-либо из нас. Северные охотники защитят свою госпожу, а она не даст в обиду своих подданных.
      Они немного посидели в молчании, прижимаясь друг к другу. За беседой с гидрой они остановились в нескольких шагах от городского парка, хотя от Храма решений до него было рукой подать. Город наполнялся жизнью, дома неохотно раскрывали рты, выпуская сонных жителей. Драконы и люди спешили вернуться к будничным делам. Кто-то напористо маршировал с косой на плече в сторону кузницы, скрипела повозка со сладостями с запряженным, но очень веселым бескрылым драконом, не упустившим шанс поприветствовать молодых советников, отвесив смешной поклон и, зазевавшись, наехал тележкой на собственный хвост. На другой стороне дороги неспешно прогуливалась тучная женщина в зеленом, как спелый горох, платье и опиралась длинный шелковый зонтик золотистого цвета, который служил ей тростью. Она заметила Лиссис и Вайзерона, улыбнулась, и неспешно поплыла в сторону лавочки с туалетными принадлежностями. Еще не один прохожий промелькнул перед глазами советников, не одна повозка простучала колесами по брусчатке, запряженная как лошадьми, так и приземистыми драконами. Иные не замечали парочку у входа в парк, другие махали рукой или кивали в знак приветствия, а особо запоминающиеся зевали так широко, что едва не сталкивались со столбами с масляными светильниками. Один юноша так торопился, читая на ходу книгу и сдавшийся перед зевотой, что угодил лбом в злополучный столб. Лиссис не выдержала, пересекла дорогу и бросилась на помощь подростку.
      — Больно ударился?
      Юноша потирал проблемное место, не замечая перьекрылую, затем он ахнул, увидев, наконец, кто ему пришел на помощь. Он определенно знал, с кем его свело обыденное утро.
      — Ох! Нет-нет, не беспокойтесь! Нет, я сам встану… Да что вы, да зачем…
      Лиссис помогла ему подняться и затем вручила выроненную книгу, предательски раскрывшуюся при падении на иллюстрации парочки, укрывшуюся от летнего зноя под сенью яблони. Девушка лежала на боку, лениво согнув ногу в колене, и ела наливное яблоко, а юноша расположился подле нее на спине, подложив руки под голову. Оба при этом абсолютно голые.
      — Голова не кружится? — осыпала его вопросами Лиссис. — Тошнота? Ноги держат? Дыхание учащенное?
      Юноша, краснея, вырвал из лапы книгу, и перешел в глухую этическую оборону, убеждая Лиссис, что он в полном порядке, что это случается не впервые. Книгу он сунул за спину, под поясной ремень, поднял вспотевшие ладони и отмахивался от помощи, словно отгонял назойливую стаю комаров, слетевшихся с прибрежных зарослей осоки потенциальных жертв у вечернего костра.
      Подошел Вайзерон. Юноша увидел первого советника и допустил роковую ошибку, попытавшись сделать поклон. Коварный столб все еще стоял там, где и раньше и не собирался потакать стремлению увлеченного читателя выказать почтение. Очередной удар головой и гулкий, певучий звук пустотелого столба вновь был извлечен несчастным лбом подростка. Лиссис спохватилась и вновь подняла несчастного на ноги, который встал, стоная и причитая о том, какой он неуклюжий.
      — Тебе нужен лекарь, — посоветовала Лиссис, не стесняясь фамильярно стряхивать пыль с его портов, подвязанных у щиколотки бечевкой. — С головой шутки плохи.
      — Я в порядке, правда, — упирался юноша, не отпуская лоб. — Мне надо на занятия, я тороплюсь. Мне влетит за опоздание!
      Лиссис была непреклонной. Она не только хотела ему помочь, но и отвлечь Вайзерона от мыслей об обязанностях. Пусть лучше думает о ней, о ее поступке, имеющем обратную сторону медали. Лиссис оставалась преданной себе и только отчасти действовала из добрых побуждений. В конце концов, кто ей мог запретить вершить добрые дела, извлекая из них личную выгоду?
      — Давай, садись мне на спину, — настаивала она. — Моргнуть не успеешь, как мы окажемся у лекаря. Он тебе поможет.
      Юноша попятился назад, багровея, как вареный рак, посыпанный для пикантности острым перцем. На кончике его носа висела капелька пота. Рубашка взмокла и прилипла к спине.
      — Я же в порядке! — стенал он, сгорая от стыда, что в такой нелепой ситуации ему помогала одна из советниц властелина Мирдала. — Я сам дойду!
      Лиссис наградила его своей очаровательной улыбкой и слегка развела перьевые крылья, приманивая к незабываемому полету.
      — Подумай, как будут гореть сверстники от зависти, когда ты им расскажешь о советнице, предложившей прикоснуться к небу. Не упускай этот шанс, глупенький.
      — Но вы…
      — Отличаюсь от остальных драконов?
      — Вы служите Отцу континента!
      — И что? Он мне запрещает помогать жителям города?
      — Нет, я не это хотел сказать… — Он утерся рукавом, хотя утро все еще веяло ночной прохладой. — Я не достоин такого почета.
      Лиссис звонко засмеялась.
      — А столб достоин твоего лба? Нет? Выходит, ты не спрашивал его мнения? Полагаю, у него свои методы убеждения. — Она гордо вытянула шею. — Ну что? Так и будешь стоять?
      Юноша сдался, его сманили сладкие речи Лиссис. Аккуратно взбираясь на спину Лиссис, он несколько раз убедился, что не заденет ее крылья сандалиями. Драконице прежде доводилось перевозить на спине людей, если речь шла о детях или подростках, так что она абсолютно уверена в своих силах.
      — А как держаться-то?
      — Обхвати шею, — посоветовала она. — И держись крепче.
      — Как? — Он нервно обвил Лиссис руками, при этом не касаясь пальцами и ладонями ее кремовой чешуи. — Вот так?
      — Я чувствую, что ты держишься недостаточно крепко, — заметила она, повернув к нему голову.
      Несчастный юнец, кажется, покраснел еще сильнее, чем ранее. С таким талантом он мог щеками доводить воду до кипения. Вряд ли он вообще помнил о существовании Вайзерона, который так же увлекся представлением спутницы, позабыв о лучехвостах и кобольдах. Он поглаживал ус и не мог скрыть своей беспечной улыбки. Лиссис искусно играла и веселилась. Стремление помочь незнакомцу ушло на второй план. Впрочем, она и не скрывала.
      — Но… как мне быть? — наконец, его ладони с расставленными пальцами сжали шею советницы. — Вот так что ли?
      — Молодец, ты научился держаться за дракона!
      — А это… опасно?
      — Мы не узнаем, пока не попробуем. — Лиссис многозначительно приподняла надбровье. — Если будешь падать, я тебя поймаю.
      — Если буду… Что?!
      Лиссис рассмеялась и вышла на дорогу. Она прижалась грудью к брусчатке, готовясь к прыжку, и взлетела без особых трудностей, набирая высоту под крики несчастного подростка, но вопли спешно сменились восторженными криками, и они скрылись за крышами домов, оставив восхищенного Вайзерона дожидаться возвращения предприимчивой спутницы.

***

      Полумрак, одинокий свет коптящей лампы на стене. Отражение теней в огромном зеркале. Витающий сладковатый привкус лавандовых духов и щекочущей сухой шерсти бил по носу, принуждая два несочетающихся друг с другом запаха невольно втягивать ноздрями и задаваться насущными вопросами их неуместности, как и преувеличенной домашней обстановкой, где разбросанные вещи никогда не имели своего места, соответствуя своему жильцу броским наброском творческого беспорядка. Тишина, необычайно тяжелая тишина выстроилась вдоль стен, не пропуская и малейшего звука в темную обитель царства выстеленных шкур и бесчисленных флаконов и пузырьков с ароматным содержимым, ожидающим своего заветного часа, когда их, наконец, вскроют и выпустят на свободу. В атмосфере личных покоев Эрунты не было изъяна, где слышалось собственное дыхание и отчетливое потрескивание фитиля от скудного источника света, оставленного в назидание полумраку, неспособного подавлять сопротивление крошечного отблеска надежды, загорающегося в мрачной глубине порабощенного разума. Разрозненные мысли отчужденности с трудом вязались с энергичным и до раздражения проницательным нравом властительницы Мерзлых Земель, не поддающейся зову тягостного одиночества. Разве ей знакомо это чувство? Или желание быть в центре внимания олицетворяло бесконечное бегство от гиблых лап забытья?
      Никель очнулся от ощущения, что его голова безумно раскалывается от боли, будто кто-то приложил его тяжелым, тупым предметом по затылку, не жалея ни сил, ни веса выбранного инструмента. Железнокрылый разлепил опухшие глаза и пошевелил сухим языком во рту. Пробуждение оказалось не самым приятным. Очень хотелось промочить горло, а окаменевшее тело не торопилось подчиняться неуверенным приказам мозга, сражающегося с последствиями ошеломительного удара от его верной спутницы. К своему удивлению, Никель спешно смирился с заслуженным наказанием. Фрумели остановила его, предостерегла от череды ошибок, направленных на устранение вымышленной угрозы, продиктованной его неосмотрительными выводами в отношении Эрунты. Омерзительно. Он омерзителен. Никелю пришло в голову рискнуть всем, что его окружало, ради мнимой подростковой свободы. Его переносица сморщилась от отвращения к себе. Когда он, наконец, повзрослеет и перестанет думать о себе? Печальное знакомство с Фрумели, побег с вулканического архипелага, ревнивая встреча с Тарэтом, жуткий проект стального монстра… Все события, с которыми он сталкивался лицом к лицу, были ничем иным, как способом доказать всему миру, что он свободен от обязательств. Удивительная глупость. Некоторые всю жизнь тратят на поиск своей судьбы и умирают в глуши, а другим она выстилает ковровую дорожку, требуя только умения по ней ходить. Разумеется, местами она покроется бесчисленным количеством складок, но в этом и кроется смысл способности их преодолевать. Нет, не перепрыгивать, а именно преодолевать. В недалеком светлом будущем Никель представлял себе, как драконы Механических Земель беспрекословно следуют за молодым правителем, чьи амбиции вращаются вокруг права жить свободным. Это невообразимо, это смешно. Никель родился наследником пепельных драконов, но в Мерзлых Землях оказался только потому, что не хотел себя признать одним из них. Зачастую чувство превосходства убивало чувство долга, а жажда свободы обрекала вечно гоняться за живительным глотком воды. Но у тела Никеля на этот счет более приземленные взгляды — оно отчаянно требовало незатейливую кружку с осязаемой ручкой, наполненную до краев освежающим содержимым.
      Тихо, как в склепе. Огонек в стеклянной масляной лампе застыл, как на незаконченной картине. Лавандовый запах сжимал легкие изнутри. После очередной попытки подняться на лапы, Никелю удалось оторваться от пола и доковылять до столика с глиняным кувшином. Он не стал принюхиваться к напитку, жадно приложился к нему губами, и до дна осушил манящую посудину, проливая мимо рта добрую половину. К счастью, это была самая обыкновенная вода, к тому же достаточно прохладная, чтобы натолкнуть Никеля на мысль, что ее принесли не так давно. Наполнив пустой желудок, он почувствовал повторный приступ жгучей боли в голове. Никелю с трудом верилось, что его пугливая и уязвимая спутница способна отправить в бессознательное путешествие мускулистого, крепкого пепельного дракона. Через пульсирующую боль в черепе железнокрылый нашел в себе силы улыбнуться пустующей комнате. И если и было за что винить Фрумели, так только за то, что она не сделала этого раньше.
      Кое-как добравшись до винтовой лестницы, он прижался боком, чтобы отдышаться. Никель понимал, что он слишком слаб для поисков возлюбленной, но больше всего его пугала воображаемая сцена публичного извинения перед спутницей, свидетельницей которого, вне всякого сомнения, обязана стать Эрунта. И пока Никель видел в правительнице заснеженного края заклятого врага, она в свою очередь испытывала его, надеясь, что однажды он станет надежным союзником. Что ж, он не понимал этого раньше, его вели за собой навеянные моральные взгляды слепого мятежника, разрушенные злосчастным поведением. Обрекая себя на исправительную ночь в клетке, он бездумно предоставил Фрумели выбор — он или Эрунта. Его спутница оказалась во власти объятий пернатой правительницы по его вине, а Эрунте только и оставалось воспользоваться его агрессивными выпадами.
      Иногда звучная пощечина демонстрировала необычайные чудеса терапии.
      Голова продолжала откликаться волнами боли на каждый шаг, шею скручивало, как полотенце после стирки, но Никель не собирался сдаваться. Он преодолел лестницу и оказался на первом этаже бревенчатого замка, заслужившего право так называться из-за своих необычайных размеров. Из-за хитрого освещения вдоль стен разрозненными, шахматными рядами создавалось впечатление, что у приемного зала не было ни конца, ни края, так как со спины и около двустворчатых дверей лампы не горели, отчего ощущалось, что бродишь по бесконечному туннелю угольной шахты, где изредка свет касался потолочных подпорок и толстых бревенчатых столбов. Никель не поддавался периферическому обману и упорно двигался к намеченной цели. Он хотел видеть Фрумели, хотел знать, что у нее все в порядке, что она не злится на него за планы снискать ярость охотников Эрунты и поставить крест на путешествии беглецов Механических Земель. Вот только жаль, что Никель изначально не понимал, что тернистая дорожка рано или поздно приведет его домой. Рано или поздно Никелю придется повзрослеть. Он никогда не сможет стать участливым примером для подражания, а пепельные драконы слишком преданны принципам наследования вулканического архипелага, чтобы поверить в выходца из толпы, претендующего на правителя. Придется тяжко, придется заслужить доверие пепельных собратьев. Но его бегство… Чем он лучше Стагана? Весть об исчезнувшем отце никоим образом не взволновала Никеля, пока оптимистичный Пут и беззаботный Перт обгладывали эту новость со всех сторон, как изголодавшиеся гиены, всячески подстрекая Никеля броситься в водоворот бесчисленных оправданий деяний властелина Стагана. Никель воздерживался от бессмысленных диспутов, потому как не знал, почему его отец решил резко повернуть назад и затеряться в водовороте слухов. Удивительно, что и сама Эрунта не торопилась делиться сведениями, а уж ее источники наверняка были надежнее новоиспеченных ремесленников, развесивших уши в таверне за кружкой эля.
      Никель подступил к двери и в следующее мгновение замер. Позади него донеслось какое-то странное шевеление, напоминающее поскрипывание кожаной одежды. Никаких сомнений — за ним следили. Никель слишком поздно осознал, что своей попыткой прислушаться он вызвал подозрение у незваного гостя. Кому пришло в голову шпионить за наследником Механических Земель в самом сердце снегов, в Скатуре? Неужели незнакомец не отдавал себе отчета, что живым он отсюда не выберется?
      Мгновения тянулись изнурительными минутами. Незнакомец медлил. Чего он ждал? Он подобрал идеальное время, Никель едва ли сейчас был способен противостоять загнанному в угол зайцу, его силы истощились еще при борьбе с головокружительной винтовой лестницей с сотней порогов.
      — Чего ты ждешь? — ослабевшим голосом бросил Никель в пустоту. — Кем бы ты там ни был, ты очень рискуешь.
      — Ох, прошу прощения! — извиняющимся тоном отозвался голос. — Простите, я не хотела вас напугать. Я сейчас выйду на свет, погодите!
      Обладательница мягкого и не менее напуганного голоса показалась из темноты, виновато склоняя голову и волоча чешуйчатый хвост, цепляющийся за бесчисленные края шкур. Когда она оказалась под одной из ламп, Никель тщательнее ее рассмотрел. Каштановый оттенок чешуи, непослушная, сваленная на лоб шерсть длинной гривы, коротконосая голова, увенчанная парой рогов, отдалявшихся друг от друга к острым концам. Внешний вид примерял нескончаемым количеством забавных, чуть более светлых пятен, чем основной оттенок чешуи, какие своей круглой формой напоминали пятна на коровах, причем одно из них очень выразительно описывало угловатый янтарный глаз с крошечным зрачком. Пара незамысловатых кожистых крыльев плотно прижалась к бокам, частично скрывая причину настораживающих звуков, — незнакомка увешалась набедренными и наплечными сумками на тоненьких ремешках, одно плечо целиком укрылось под своеобразным кожаным доспехом, излюбленным охотниками с луками среди людей, предусмотрительно использующим его для защиты от когтей зверя. Подобное облачение на драконе Никель видел впервые, хотя многие представители чешуйчатой расы не гнушались определенной защитой, когда их род деятельности пересекался с опасностями. Из некоторых сумок торчали потрескавшиеся рулончики свитков, а на одном из нагрудных диагональных ремней виднелось несколько флаконов, скрывающих содержимое за высокими кармашками.
      — Кто тебя прислал? — Никель сам не ожидал, что этот упрек сорвется с его вялого языка, но ее дорожная форма внушала недоверие. — Отвечай! Что вам всем от меня нужно?
      — Я… я не понимаю, о чем вы говорите! — запинаясь, оправдывалась она. — Я доставляю послания и письма! Я прилетела в Мерзлые Земли, встретилась с госпожой, меня попросили подождать ответа, я так устала с дороги, глаза слипались…
      Она не закончила — ее смятение било через край, но Никель заметил, что ее опущенные глаза тщательно его изучают. Взгляд драконицы добрался до железного крыла, и что-то заставило ее ощутимо вздрогнуть.
      — С каких пор мои преследователи научились изображать из себя невинных овечек? — нахмурился Никель, сделав нетвердый шаг в ее направлении. — Это жалкое подобие…
      В следующее мгновение Никель опешил, припав к шкурам. Шпионка в мгновение ока выхватила один из нагрудных флаконов, раздавила его и, приняв позу угрожающего прыжка семейства кошачьих, занесла лапу над плечом для броска неизвестным содержимым из пузырька. Ее глаза грозно взирали исподлобья, от прежнего страха не осталось и следа.
      — Лучше не приближайся! — предупредительно зашипела она, резко отсекая формальное обращение на «вы». — Не вздумай ко мне притрагиваться!
      Никель ожидал чего угодно, только не молниеносное превращение овечки в пещерную фурию, ревностно защищающую себя от посягательства на свою жизнь. Никель сумбурно соображал: совсем недавно он решил пересмотреть свое отношение к неожиданным встречам и ворам его подростковой свободы, но снова наступил на старые грабли. Он мог сделать шаг назад и выйти из назревшего конфликта целым и невредимым, насколько вообще Никель мог навредить себе, будучи сраженным неистовыми болями в голове и содрогающимися мышцами в конечностях.
      И Никель отступил. Он попятился назад, споткнувшись об вездесущий в помещении уголок волчьей шкуры. Его крылья свесились до пола в знак признания ее превосходства — древний, но отчетливый язык тела, знакомый каждому дракону.
      — Прости, я ошибся, — нетвердо заговорил он. — У меня выдался тяжелый день, я с трудом себя контролирую. Я принял тебя за наемницу.
      Незнакомка не спешила преображаться из хищной позы в дружелюбную, но сквозь сжатую лапу просыпался золотистый порошок — явный признак, что драконица ослабила хватку неведомого оружия.
      — Да что с тобой? — Ее голос изнывал от страха. — Ты всех так встречаешь? Неудивительно, что кто-то тебя преследует.
      Никель надеялся, что его незамысловатых извинений будет достаточно, а недопонимание развеется, как утренний туман в лучах солнца. Это его несколько разозлило, но он сжал челюсти, чтобы с языка не вырвалось первое, что приходило в голову — разорвать на части гордую овечку, не соизволившую поверить ему по первому примирительному слову. Нет, судорожно раскидывал он мозгами, она не заставит его снова предать Фрумели. Больше никто не посмеет ее отобрать.
      — У тебя очень опасная работа, — продолжал Никель. Его низкий, трубный голос басил при любых обстоятельствах, но в этот раз он звучал так же спокойно, как и при минутах сонливого покоя. — У меня только одно желание — увидеть свою возлюбленную. Я так виноват перед ней. — Никель медленно указал на свою расцарапанную щеку, не делая провоцирующих резких движений. — Посмотри, это от нее. Прошу тебя, послушай: ты не сделаешь мне хуже. Я об этом уже позаботился. Всю свою жизнь я только и делаю, что рискую всем, что успел обрести. И сейчас я прошу прощения у незнакомки.
      Незнакомка выпрямилась. Ее глаза сочувственно округлились, зрачки стали крупнее. Таинственный песок высыпался на шкуры, и драконица опустила лапу. И Никель заметил, что ее тело охватила дрожь от испытанного напряжения. Она до смерти испугалась, ситуация стоила ей немалых усилий, которые обычно не испытывают наемные убийцы, закаленные холоднокровными, кровопролитными стычками. Никель смотрел на преображенное невинное создание, смаргивающее пережитый шок, и чувствовал себя донельзя паршиво. Он едва не набросился на безобидную драконицу, помышляя закончить ее путь в мрачных хоромах пустующего замка Эрунты.
      — Я тоже виновата, — сказала она. — Эти флаконы я никогда не использовала, но спросонья я так испугалась, словно видела продолжение ужасного сна… Ох, прости, я ужасно себя повела…
      — Тебе не за что извиняться, — сказал Никель, подбирая со шкур свое железное крыло, предательски потребовавшего внимания через скрип механизма. — Ты ведь знаешь, кто я?
      Драконица улыбнулась, ее глаза и подвижное лицо преображалось с каждым словом, отражающим нарастание уверенности.
      — О да! — воскликнула она. — Откровенно говоря, я рада увидеть тебя вживую! Надеюсь, ты не возражаешь, Никель, что я обращаюсь к тебе не по титулу? Все-таки ты наследник Механических Земель, а потому мне вдвойне неловко, что я посмела тебе угрожать.
      Никель осторожно улыбнулся в ответ.
      — Брось, я не заслуживаю формальностей придворного обращения. После всего, что вытворял минуту назад? Чушь несусветная.
      Незнакомка удовлетворенно вздернула носом, переродившись в улыбчивую и приветливую собеседницу. Поразительно, как она быстро смогла оправиться от первого, далеко не самого показательного впечатления.
      — Я Соранта, — представилась она, встряхнув длинной челкой гривы, охваченной магическим пламенем в свете бедного огонька лампы. — Я доставляю письма и послания по всему континенту. Сейчас меня занесло в Мерзлые Земли с посланием для Эрунты. Наверно, оно очень важное…
      — Еще бы, других посланий госпожа не получает.
      Соранта энергично кивнула и поправила сложенные крылья. Зоркий глаз Никеля, знакомый с поверхностными расчетами чертежей, легко определил, что ее крылья в этом состоянии с внушительными перепончатыми складками в расправленном виде наверняка являют собой невероятное зрелище. Коготь самого длинного пальца едва не доставал до охвостья с шерстистой кисточкой. Природа вручила ей потрясающий инструмент общения с небом. Никель бы солгал, если сказал, что ни капельки ей не завидовал.
      — Ох, прости, я совсем запамятовала… — Она легонько подпрыгнула от воодушевления. — Наше знакомство прошло не очень гладко, но не хочу оставаться в долгу. — Она потянулась к одному из кармашков наплечной сумки, расстегнула ремешок и достала темный флакон с густой серебристой жидкостью. — Вот, возьми. Это тебе поможет.
      В беспокойной голове Никеля, истязаемой тысячами кузнечных молотков, промелькнула настораживающая мысль, которая, впрочем, исчезла быстрее, чем железнокрылый счел ее убедительной.
      — Что это?
      — Экстракт белого тиньяка, очень эффективное средство от головной боли.
      Надбровья Никеля подскочили, однако он тут же сморщился под ответным ударом очередного молотка. Что-то в голове сопротивлялось, готовилось встретить свою лекарственную погибель.
      — Как ты узнала, — он потирал изнывающую голову, — что у меня череп раскалился докрасна от несносной боли?
      Соранта несколько смутилась, прижав флакон к груди.
      — Видишь ли, я поддерживаю общение с одним потрясающим алхимиком. У него блистательный ум, а руки творят настоящее волшебство! Он мне рассказывал, что тяжелые ссоры в драконьих парах зачастую сопровождаются головными болями того, кто ментально или физически пострадал. — Она передала пузырек Никелю. Не колеблясь, железнокрылый откупорил зубами пробку и мгновенно проглотил содержимое. — Не хочется говорить лишнего — а мой язык иногда трудно удержать! — драконы очень непростые по своей природе создания. Существует легенда, что люди показали нам путь из пещеры не потому, что восхищались нашей силой и крыльями, а из-за одного смышленого болтуна-первопроходца, увидевшего в огнедышащем чудовище очень глубокую и многогранную душу.
      Никель отметил, что лекарство оказалось пряным и очень приятным на вкус, с легким, душистым оттенком мяты. Облегчение пришло моментально — боль утихла, оставив после себя далекие отголоски пульсирующей в висках крови.
      — Черт возьми, ты моя спасительница! — воскликнул Никель.
      Соранта коротко рассмеялась, прикрыв рот четырехпалой лапой со звериными подушечками.
      — Я рада, что тебе помогло. Белый тиньяк растет только в одном месте — в Отчужденных Землях. Его собирают ночью, в период густого тумана и исключительно во время цветения. Мой добрый друг говорил, что только так растение сполна раскрывает свои целебные свойства.
      Кем бы ни был этот алхимик — он чокнутый гений. Чокнутый, ибо спустя сотни проб и ошибок создал идеальное снадобье, ночами напролет и с фонарем наперевес шатаясь в ночи, собирая бесчисленные букеты разнообразных трав. Еще до встречи с Сорантой Никель полагал, что любое резкое движение головы лишит его сознания, но он демонстративно помотал проблемной частью тела и ничего не ощутил. Похоже, почтальонка не преувеличивала, говоря о волшебных свойствах лекарства.
      — А я уж подумал, что это происки Эрунты и ее чая, — облегченно выдохнул Никель.
      Чешуя на щеках Соранты вспыхнула от смущения. Про сложных и многогранных созданий доставщица писем попала в самую точку, отметил про себя Никель с какой-то необычайной веселостью.
      — Ах, да, чай… Нет, в этот раз он тут совершенно не при чем, уверяю тебя!