Женька

         
   В этой жизни есть друзья с которыми дружба, как рай небесный. Легко
уютно и всё в согласии. Женька - полная противоположность. С ним всегда трудно, с ним порою просто невыносимо…
Сложный он человек - Женька.

   В детстве мы с ним спорили до хрипоты, ругались, дрались, но друг без
друга не выдерживали и часа…
Женька всё делал так, как нормальные пацаны не делают. Выдумывал
такое, за которое потом наша шумава наказывалась, как сидоровы козы.
Открыв для себя Сенкевича и Дюма, мы становились рыцарями и мушкетёрами. Фибра, до этого ни кому не нужная, приобретала ценность, которая не снилась даже Бруклинской бирже. Мы резали этот особо твёрдый картон на куски и кроили из них доспехи. Рыцарские доспехи нам
были нужны всем, а их крой изучался тщательнее, чем литература, ин.яз.
с ботаникой и химией - вместе взятые. Облачённые в кирасы и наручи,
мы воевали улица на улицу, квартал на квартал. Приобретая опыт уличного боя, каждый из нас понимал, что для полного успеха надо обзаводиться ещё кнемидами и поножими. Ноги были не защищены, а хромать ни кому не хотелось. Но фибры не было. Она исчезла в радиусе 20 км., а может и вообще по всей стране.
И тогда, наш умный Женька предложил цилиндрические оцинкованные
вёдра. У ведра выбивалось дно и снималась пресловутая ручка. Одевался полый цилиндр через голову, как юбка и снимался, как юбка. Из неэкономных на фибру кирас, изготовлялись поножи и кнемиды. Ноги были защищены. Бои продолжались. Мы смотрели на Женьку, как Гагарин на Королёва, как зайцы на деда Мазая…,но не долго.
Вы представляете что такое деформация? Представляете. А вот теперь
представьте себе форму оцинкованного металлического цилиндра надетого на туловище и слегка…(О! Это при условии, что у вас хорошая реакция при защите),и не очень слегка, деформированного…Ага!!Поплохело?!…А нам плохело, когда отцы вырезали нас из оцинкованных кирас ножницами по металлу. Это были операции посложнее, чем у офтальмолога Филатова. Резалось от подмышки к попе…И ни как не наоборот.
Цилиндр и попа так "контактировали", так "контактировали" -
комар носа не подточит. Не в смысле - не придерёшься, а в смысле -
плотно очень. Глаза омывались сами, глотки голосили…Нет, ни как на
турнирах крестоносцев, звонче, звонче…Возраст Робертинно Лорретти,-
-Джа-ма-айка! - чья майка…После удачного освобождения очень болело то, с чем так "контачил" цилиндр. Отцы не скупились…Отцы у всех
были щедрые…И ремни носили - хорошие, из натуральной кожи…
Модно было.
   Но вот наступало долгожданное лето. Лето оплавляло мальчишескую
воинственность. Оно ещё рано-рано утром забиралось в кровать и томило под одеялом, сдабривая сон тысячами солнечных бликов. А любая пичуга севшая на открытую форточку передохнуть, почему-то считала
вправе чвыкнуть, чирикнуть, свиснуть, да так, что приходилось вскакивать и убегать. Убегать туда - "где кончается асфальт". И мы с Женькой
убегали. Убегали, неся на себе обыкновенные корыта.
Это Женька придумал - плавать на корыте. Освоив эти "плавсредства"
на мели, нам непременно захотелось на просторы. Выплыли…И в этот
же день Женька утопил своё…Утопил на середине реки, на глубине, которую посчитали запредельной даже отчаянные ребята старшего возраста. Его так и не достали. Потом, мы сколько раз топили моё корыто, но доставали…Догадались в дырочку, на которую оно вешалось на гвоздь,
продеть верёвку с поплавком.
Через день на "купалке" была уже флотилия. Армада корыт…Все балансировали - примиряя плоское дно с гладью. Все гребли руками, как пингвины на акваплане…Но в конце-концов, всё заканчивалось "морским сражением", которое однозначно перетекало в "бой" на берегу.
Родительское долготерпение кончилось. Нас - не церемонясь разлучили.
Женьку выслали в пионерлагерь, меня к родственникам в Севастополь.
В родные пенаты мы вернулись, когда птицы уже сбивались в стаи.

- Когда говорят Музы, пушки молчат,- сказал мне отец и показал на стол.
На столе лежала скрипка облокотясь на чёрный футляр, а у её ног "горбатился" смычок. Я подумал, что меня тут же посадят рисовать этот натюрморт, с под-темой -"Как я провёл лето. "Но оказалось, что эти предметы куплены для моего музицирования.
   - А слух…Мой слух?! - я пытался призвать на помощь всех святых, которых не знал,- Его ведь - нет…В школе проверяли…
Вместо благочестивых, на помощь пришёл Женькин отец. После внимательного изучения горлышка поллитровки, он успокоил меня прямо и по фронтовому.
     - А ты не волнуйся…Бетховен - вообще был глухой…- и как бы исчерпав всё ко мне, обратился к отцу,- Дмитрич, хватит резать…Выдохнется...
Я озадаченный такой перспективой побежал к Женьке.
Как мне хотелось пасть на его "петушиную" грудь! Как мне хотелось,
излиться и протечь в своём горе! Как я…Слов - не было! Не было слов…
Я вообще онемел, когда увидел это чучело в обнимку с новеньким бая-
ном…Он сидел на стуле, на коленях у него был этот - многокнопочный,
а сам он - цвёл и распускался, как георгин на конском навозе.
И вы знаете что он сказал, прямо в лоб, только я успел переступить  порог?
     - Мы будем ходить в музыкальную школу!
И его кучерявая башка легла щекой на это - блестящее…
Это было первым скрипом ржавого гвоздя по стеклу в наших отношениях.
   Музыкальную школу я терпел ровно один месяц. Терпел потому, что меня забавлял  Женька. Мне нравилось, когда он испуская таинственную лучистость, нёс на "горбушке" огромный футляр с баяном, каждый раз спеша туда, как на карнавал. Сами понимаете, ну как было не сопроводить эту "квазимодо" шепелявящую на ходу сольфеджио. При чём, моя "альтушка" меня ни сколько не отягощала и даже было удобно носить в её футляре кеды, майку и боксёрские перчатки.
Ровно на 31-ый день я сказал Женьке - "адью" и сразу пошёл в спортзал.
Но этот Алконост даже и не заметил этого. Он не заметил этого и через
год…Он превратился в снующую тень - дом-школа-музыкальная школа-
дом…бом-бом-выступление на школьном утреннике-бом-бом-на концерте-бом-в фойе ДК-бом-школа-дом.
Вся наша шумава была разочарованна Женькой, а его деловитость…Нет
слов!…Слов нет… А когда я, зимой, пришёл к нему с челобитной от команды двора, постоять за нас в хоккейных воротах, а он, не вылезая из-под баяна, начал рассказывать мне про какой-то регистр…Мы тут…,а он - регистр…Мы помахались, поорали…,но в ворота Женька не пошёл. За что - был вычеркнут из шумавской скрижали, его "тень"- считалась невидимой,
и кто-то, про него, написал плохое слово - на заборе.
Это доставило много тягостных минут, бессонных раздумий…Я забросил
бокс и перешёл в лыжную секцию. Теперь и у меня день был расписан…
- со всеми вытекающими…,но без последствий. Уличная "артель" благосклонно прощала "лошадям".

   Потом было много чего…Были споры - о физике и лирике, мне больше
нравилась первая. Были дебаты - о Есенине, поэте и человеке. И когда
Женька обозвал Есенина-человека…,плохо он его обозвал, я впервые дал
ему в лоб. Теперь каюсь и жалею об этом. Женька был прав. Женьки нравилось переводить. Я писал сам. Женька говорил мне, что над поэзией нужно работать, писать и переписывать…От этого, она мол, красоту обретает. Я не соглашался. И сейчас не согласен. Стихи и поэзия - понятия не одинаковые. Поэзия для меня - секундная связь слова и звука. Как услышал - так и пиши. Всё. Нельзя работать над вдохновением. Нельзя. Работать можно над текстом. Но это уже другое, это просто стихи, но не поэзия. И её у пишущих - 5% от всего написанного, не больше.
Вот так мы и шкандыбали по своему отрочеству. Кто под Лирой, кто на
лыжах…И знаете - дошкандыбали. Да, да - до того камня, что на распутье.
Посмотрели-а на нём ни чего не написано. Лежит себе бульник-каменюка
и лежит…Но дорог от него…- тьма-тьмущая, всё что хочешь - от сумы…
до тюрьмы…Но к этому моменту, мы с другом, были определены в пристрастиях. Он пошёл прямо…- в Гнесинку, а я поехал в Севастополь.

Встретились лет через семь-восемь.
Я прилетел с Севера в отпуск. Лето, я независим, т.е.- неженат, и как бы не
собираюсь. Встречаю Женьку - он тоже независим, и уже не собирается.
Полная апатия…
Видите ли, депрессия у композитора случимшись…
Сидим у него, пьём какое-то дорогое импортное поило, из заграницы им
привезённое, и он мне "в жилетку плачется"…Жить - не хочу…Писать -
не пишу…К роялю - ни на сантиметр…На Родину - умирать приехал.
Жизненная катастрофа - на любовном и творческом фронте…Всё - аут!
Ну, думаю, маэстро совсем, там, в своих европах, протухши…
Спрашиваю по-дружески
   - Жень, да не уж то - до такой степени…
   - Да.- говорит,- К чёрту весь этот "белый свет"…Руки на себя наложу…
и баста…
И так убедительно, мне от этого холодно в животе стало. Женька он реши-
тельный.
   - Жень,- говорю,- я это не практикую…,но может напьёмся? Говорят
помогает…,авось и забудется…и полегчает.
   - Давай,- говорит,- но только знаю, что нет…
На всякий случай напились, в стельку…На следующий день смотрим
друг на друга свиными рожами…,чувствую - ему не полегчало…А депрессия в глубь пошла. Хоть об стену лбом, хоть к "любимому психиатру", не помогло…Что делать? Друг погибает. От этих дум - сам психовать начал.
   - Етиушу мать,- говорю,- и что ты, сволочь, о себе возомнил?! Когда тебе хорошо было, сидел в своём Вердене, строил из себя Гуно под Безе…
А дохнуть сюда приехал??!!…
Он совсем потух. Глаза, как у Долило перед Самсоном, голос уже не земной но ещё слышно…
   - Родина здесь моя…Здесь и лягу…,рядом с матерью и отцом.
Поговорили называется. Но я не расслабляюсь…
   - И думаешь, ты им там нужен - такой…Самоубийц - даже в церкви не
отпевают…
Он вообще перестал общаться. Замолчал и окаменел…Жутковато…
Я и так и сяк…Ноль эмоций. Но надо разговаривать, говорить с ним не
переставая и не отпускать от себя -даже на шаг.
   - Жека,- я опять, как к каменному гостю,- делай, в общем, что хочешь…,
но выполни мою последнюю просьбу…
Он преданно посмотрел мне прямо в глаза. Я еле слёзы сдержал.
   - …Давай на последок…с тобой…в Севастополь смотаемся…В Чёрном
море искупаемся…и обратно…
Согласился. Но на поезде ехать отказался, как не уламывал. Поехали в аэропорт. Билеты до Симферополя…,действительно лучше сразу в петлю, но повезло, достали. Прилетели. До Севастополя на такси…Моя тётка чуть не окочурилась, от такой расточительности.
А Женька ходит, как Худич - бог вечных мучений из славянской мифологии, рожа осунулась, бледный и ни чему не удивляется. Я за ним, как пудель измучился и холод внутри арктический, крымская жара не спасает. Про себя соображаю: "Ну, удивить его и в нормальном состоянии, уже не удивишь. Человек четвёртый год в цивилизации обретается…И если у них асфальт с шампунем даже в деревнях моют…Значит, всё у них - нам не чета…О-хо-хо…Что делать…будем?…" От этих раздумий у самого ипохондрия началась.
   - Пошли, Женька, купаться. Поведу я тебя в Голубую бухту, где когда-то
"Человека-амфибию" снимали. Берег там дикий, отдыхающих мало, море
камни и мидии…Будешь мидий хавать?
   - Буду…,- как из трубы.
   - Пошли тогда сухеньким затаримся…

   Пока я у прилавка сумку набивал снедью для пляжа, Женька, как тень,
выскользнул из магазина и растворился на Большой Морской. Пришлось
искать. Нашёл, в парикмахерской, что напротив магазина.
В начале - полегчало…"Если человек преобразиться возжелал…Это к хорошему…" Но когда Женька в вестибюль вышел, пришлось усилиями давить вопль отчаяния. От Женькиной буйной кучерявости на голове остался "пшик" в виде бугристого синеватого черепа.
   - Ты чего наделал, сколопендра в сливочном масле?
   - А мне теперь - всё равно…- и опять, как из трубы.
Дорога до Голубой бухты - путь не близкий, часа два "на перекладных",
от центра. Вот я все эти два часа и упражнялся в злословии. Весь словарный запас "в семиэтажном" нагромождении флотского мата был вылит на этот выбритый "тамбурин". У меня даже язык устал. Только в выжженной от солнца фиолентовской степи, успокоился. Не повитийствуешь - сплошь колючки под ногами.
На Женьку мои тирады - ни какого впечатления, как с гуся вода, и он вообще, в какое-то "зазеркалье" впал. Порхает ибисом и молчит. Весь - в себе… Весь.
Идём, зноем палимы ,и будто не с другом вовсе, а только с памятью о прошлом. Успокоившись, я начал выстраивать логику, поставив себя на его место. Хиромантия всё это, конечно, т.к. всяк человек только на своём месте - человек…Всё остальное - россказни неумных психологов. Но в данной ситуации и соломинка - спасение…Чему быть - того не миновать.
"Суицид - это далеко не стихи…,а скорее уж вдохновение, поэзия, порыв,
пусть и обратный популярности, но порыв. Женька по жизни - поэт…,но
не от вдохновения, а от работы…"Лошадь"-он, ломовая…Всё прекрасное,
на "соплях" им создано…Работа, работа и опять работа…Это как на лыжной гонке, на "тридцатник", например…Шутя, только первые - 26 км…,а к финишу- остальные четыре - только на "соплях"…Удушил в себе все "за" и "против", башку настроил - "если не ты, то кто - кроме тебя?"… и
вперёд…Будешь много рассуждать - проиграешь…Всё. Другого не дано.
Пушкин шагнул под Дантеса…от вдохновения, по другому он не мог…
Поэта в нём мало - весь этот арап был Поэзией, постоянным вдохновением…Сложно?! А это и есть - гениальность. Есенин повесился…Ха-ха-ха, прости, Господи!…Есенин повеситься по своему складу не способен… Амбиции деревенского денди…и верёвочная петля??!…,её ещё и связать надо…Как бы не так!…Повесили мужика, по-ве-си-ли. А вот кровью… "До свиданья, друг мой, до свиданья." - это по-есенински, не больше и не меньше…Вдохновение…написал…,а дальше…А дальше, жил бы себе и жил… Так что, Евгений Петрович, такие "лошади", как ты - к суициду… ни каким копытом даже не прислоняются…Такую "лошадь"- только пристрелить или загнать можно…А вот этим, мы сейчас и займёмся…Жека, ты Жека, друг мой - оцинкованный…"
Мы подходили к крутому скальному обрыву Голубой бухты. С высоты в
метров пятнадцать - море, как на ладошке…Бесконечное, мудрое, спокойное…Ни ветерка, ни червоточинки на лазурной воде…Штиль знойным
июлем!
   - Посмотри, красота-то какая!!
Женька впялил глаза в далёкий горизонт, и я кожей ощутил, что в нём
что-то всколыхнулось.
   - Слушай, спуск здесь опасный…,скала почти перпендикуляр…Так что,
ползи за мной, и знай, что вступаешь на уступы-ступени, которые…ещё
в гомеровские времена херсонесские аргонавты торили…
Женька посмотрел на меня и его серые глаза откровенно смеялись над
моим убогим знанием истории.
"Да и чёрт с тобой…,-подумал я, буквально на пузе сползая с уступа на ус-
туп,- а слово "аргонавты" в русском языке и переносное значение имеет…
А ты, флегма минорная, мог бы и поосторожнее "клешнями" ворочать"
На середине "дороги" мы молча передыхали. Майки промокли от пота, его
капли затекали в глаза, сумка потяжелела и надоела - хоть брось…Я посмотрел вверх. Женька порозовел…Больше, конечно ,с черепа…"Будешь теперь- "человеком меняющим кожу", -подумал я ,- а хандру твою мы зараз ухайдохаем… Рыцарь ты мой - непечатного образа…"Я посмотрел специально. Полёт с десяти метров на острые камни внизу, был его шансом… И я это чувствовал…Но его сильные пальцы, слегка вздутые запястья и "петушиная грудь притёртая" к скале - давали надежду…
И вдруг я перестал верить во всю эту ерунду. Перегорел.
   - Ползём дальше…И сумку возьми…Я что, ишак?
Женька забрал у меня сумку, и я обжёгся от холода его руки.
"Живой труп,- испугался я. Но антитеза сама нарисовалась в мозгу,- лучше
чем - мёртвый человек…"
На морской берег мы вступили неколебимыми пауками. Скалы давали
тень и не было так жарко. А самым большим плюсом было то, что на рас-
стоянии метров ста, не было отдыхающих, что для июльского сезона -
благодать.
   - Собери, что-нибудь для костра…Я поплыл "рвать" ракушки…
И тут я почувствовал в себе скотообразность. Я разговаривал с дорогим
для меня человеком голосом ментора, солдафона…Я извинительно посмотрел на друга, но увидел лишь сутулую спину. Он, как робот, ходил по узкой полосе берега и собирал всё что могло гореть.
"Где эмоции!??…- я чуть не крикнул ему в спину,-Где твоё самолюбие…
- шептал я ему. "Мне сделалось стыдно за себя, обидно за Женьку. "Он ни
когда не был тряпкой…" Я бросился в воду и поплыл к ближайшим скалкам. "Нарвать" авоську мидий в этих местах - дело пяти минут. Я нырял и выбирал покрупнее.
Возвратившись, я застал Женьку сидящим в воде в метре от берега. Он перекидывал маленькую медузу с ладони на ладонь и напряжённо думал. Я знаю, когда Женька думает, у него собираются три лучика выше переносицы. Три еле заметные морщинки-чёрный шахматный ферзь, заставляли меня сделать обдуманный ход белыми.
И я знал этот ход.
   - Жека, ты как, не разучился плавать?
Задал я ему вопрос, с той детской иронией, как когда-то. Я подошёл к нему
почти вплотную, выворачивая камень покрупнее, чтобы им придавить ручки авоськи набитой мидиями. Женька посмотрел на меня с полным без-
различием и мотнул головой.
   - Не разучился!?…А говорить - разучился…Хорэ уже, передо мной ко-
медь ломать…Я слюни тебе утирать не собираюсь. Но по неписанному
закону нашего детства, скажу прямо - ты слабак!
Женька криво улыбнулся, убирая с чела "ферзя" и отбросил в сторону медузу.
   - Согласен ли ты совершить небольшой заплывчик?
   - Давай…искупаемся…
Он это сказал, как бы делая мне одолжение.
   - А вот, фиг тебе, искупаемся…Во франциях купаться будешь, понял?
А здесь всё по-честному…Значит так, плывём от берега до тех пор, пока
берег не будет казаться чуть шире ладони…Плывём вместе, но друг друга не подстраховываем…Плывём не спеша…Если даже кто и тонуть будет, не вмешиваемся…Понял? Тебе, как ты тут выразился - теперь всё равно, а за меня не переживай…И не таких слабаков делали…
   - Ну, ну…- Женька ожил, и это дорогого стоило,- не грузи так много…
   - А вот посмотрим…
Мы попрятали вещи в прохладу каменных расщелин, бутылки с сухим вином зарыли, там же, во влажный песок. Вошли в воду и поплыли.

   Первые полчаса - это было сплошное удовольствие. Вода была не такой
теплой, как у берега и бодрила.
Мы спокойно плыли "свободным брассом" иногда переворачивались на
спину и отдыхали. Берег отдалялся, но не быстро. Лёжа на спине я внимательно рассматривал его очертания, пока не нашёл заметный ориентир на
том месте, откуда мы начали заплыв. Его нужно было хорошенько запомнить. Женька лежал рядом и урчал от удовольствия.
Ещё через какое-то время, силы начали ослабевать и приходилось менять
стиль плавания, подключая незадействованные брассом мышцы. Лучше
в этих случаях плыть на спине, если нет высокой волны. Её не было. Мы
подустали. Я обратил внимание на Женьку, он очень рационально грёб руками, не спеша и не суетясь. А его упругое горизонтальное положение в
воде, говорило, что он в хорошей форме.
И вот, наконец, мы "встали поплавками". Каждый из нас "торчал" лицом к
берегу и его полоска была уже ширины ладони. Я посмотрел на Женьку.
Он устало фыркал, но его глаза так и не загорелись жизненным блеском.
Мало что изменилось в них от тех первых минут нашей встрече в Москве.
   - Жека, ты как?
   - Нормально,- он мне ответил той же иронией и я почувствовал его не-
определённый вызов.
"Вот и хорошо, мой друг-ситный, ты уже созрел…Осталось доломать заразу внутри тебя…Она сидит…и ничегошеньки не смыслит о жизни…".
   - Ну, что, поплыли дальше?!
   - Так ведь мы выполняли требования контракта…
   - Контракты, будешь заграницей по требованиям выполнять…А здесь,
стоит вопрос,- плывём…или ты сдрейфил…
   - Поплыли!
В этом коротком слове я сразу узнал своего друга. Друга с детства - Женьку. Женька был "лошадью"…,"лошадью не лишённой вдохновения".
Он оставался прежним - Женька!

Мы продолжили свой заплыв.
Я уже испытал это однажды. И секрет был прост. Пока ты видишь берег,
пока он маячит перед глазами, ты относишься к этой жизни с прохладцей.
У тебя хватает совести и наглости обижаться на свою же жизнь и говорить живя в ней гадости, о ней же. Чувствуя и видя близость берега - ты
этакий пузатенький хозяйчик…,что хочу, то и ворочу…Ты видишь берег.
Но, как только, он пропадает из поля твоего зрения, как только обжитая
твердь исчезает и растворяется, не оставляя шансов на твои амбиции…
Вот тут-то и начинается самое жуткое…
Продолжая заплыв, для меня было важно не дать Женьке остановиться,
оглянуться. Берег для него должен пропасть сразу…Оглядываешься, напрягаешь глаза, молотишь ногами, чтобы вылезти над водой повыше…
А вокруг-только море…Только вода - до бесконечности…
А море - это не лес, где стороны света определишь по лишайнику на лю-
бом дереве, а если и не определишь - под кустом уснёшь, ягодок пожуёшь.
Море - это не пустыня, по которой можно ползти, а можно лежать и размышлять, всматриваясь в крупные звёзды.
В море долго не полежишь…Тут не спросят:" Вы, как - будете жить или
ещё подумаете?"…
Море это - вдохновение - секундная связь слова и звука - секундная связь
жизни и смерти…секундная. И тебе не только в это мгновение нужно определиться, но определиться именно так, как ни когда ранее…Или - на
"соплях" и зубами - за жизнь…Или - элементарно просто - камнем на дно
- смерть…Определиться…есть шанс…шанс всегда есть…

А для меня главное - не потерять направление к берегу.

"Всё у нас получится…Ты "лошадь", Женька, лошадь не лишённая вдохновения…"

Я плыл и меня душили слёзы…Но психовать я не имел права.

"Асфальт с шампунем…Да ты готов будешь языком вылизать Земной
шар по экватору…Языком…Шатаясь и блюя от перенапряжения мы выйдем на берег…упадём лбом в песок, растопыря руки обхватим галичную россыпь…Земля!!…Землица!…И ты будешь готов целовать эти скалы, степи и города…Я живой!!…И ты будешь улыбаться встречному и поперечному…Земляне!!…Землица моя родная!…"

А на берег мы обязательно выйдем…Ты работящий, ты умный и талантливый, Женька…Ты не слабак, я знаю это твёрдо…С тобою трудно…
С тобою порою - просто невыносимо…