Акция Т4. Групповой портрет

15 июля 1940 года

Берлин, Германская империя

Колокольцев с самого начала в высшей степени скептически относился к заявлению Матильды о том, что для того, чтобы вычислить нефилимов (а это были именно нефилимы – настоящие нефилимы – в этом у него не было ни малейшего сомнения), ему и его соратникам нужно было пробить стену, которую эти самые нефилимы якобы возвели вокруг Библиотеки Акаши.

И потому, что он сильно сомневался в способности нефилимов возвести такую стену (то, что он знал об этих существах, а он знал очень многое, однозначно свидетельствовало о том, что на такой строительный подвиг у них просто нет ресурсов) …

И потому, что никакая Библиотека Акаши ему была просто не нужна. Ибо для того, чтобы вычислить этот ковен нефилимов, ему было вполне достаточно фактов, логики, здравого смысла… и его приятеля доктора психологии и медицины (в смысле, психиатрии) Вернера Шварцкопфа.

В «еврейском девичестве» (до в некотором роде Преображения стараниями Колокольцева и – опосредованно – рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера) доктора Вернера Блоха. Женщин он взял с собой на «мозговой штурм» только потому, что кто-то должен быть «на подхвате» … и обеспечивать связь с Крипо на низовом уровне (действовать через шефа V управления РСХА было не всегда удобно).

«Мозговые штурмы» (новейшее изобретение американского рекламщика номер один Алекса Осборна, мгновенно взятые на вооружение в РСХА и не только) по таким деликатным вопросам Колокольцев из соображений секретности обычно проводил у себя дома.

Но на этот раз ему категорически, непреодолимо хотелось как можно быстрее уехать как можно дальше от виллы, которая за прошедшие несколько часов настолько пропиталась энергиями боли и секса, что это для него стало просто невыносимым. Совершенно невыносимым.

Поэтому он практически сразу же после того, как криминалькомиссарин Фосс пришла в себя и оделась, позвонил доброму доктору (который был в курсе операции Хельга, как и вообще всей инфернальной истории с Акцией Т4) и объявил, что их «мозговой штурм» на этот раз состоится у него в клинике.

Проинформировав доктора Вернера (мнение которого по этому поводу его не интересовало от слова совсем), Колокольцев немедленно позвонил… правильно, апостольскому нунцию Его Святейшества архиепископу Чезаре Арсениго.

И, скажем так, настоятельно порекомендовал произвести духовную очистку квартиры Лауэри (термин «экзорцизм» в данном контексте был бы несколько неуместным), а также попросил организовать постоянные Святые Мессы и групповые молитвы католических монахов и (особенно) монахинь, направленные на подавление духовной чувствительности врагов рода человеческого.

Пока Колокольцев не распорядится, что результат достигнут и в дальнейших мессах и молитвах на этот счёт нет необходимости.

По дороге в клинику доброго доктора, Колокольцев встретился с монсеньором Вольфгангом Калленбергом – главным экзорцистом берлинской архиепархии – и передал ему ключи от квартиры Лауэри и договорился о том, что священник передаст их фрау Матильде Шлеммер.

В просторной гостиной клиники доктора Шварцкопфа их предсказуемо ожидала вкуснейшая берлинская выпечка и отменнейший кофе с восхитительными сливками. Предсказуемо потому, что добрый доктор был гостеприимнейшим хозяином, а его клиника, благодаря его дружбе с Колокольцевым, снабжалась торговой компанией последнему на том же уровне, что и руководство РСХА.

Когда женщины насытились (доктор Вернер был только что из-за стола, а Колокольцев старался по мере возможности соблюдать диету), Колокольцев на правах руководителя операции заявил:

«Никто не покинет это помещение, пока мы не сотворим достаточно подробный групповой портрет наших противников…»

«Еды и напитков достаточно на неделю» – улыбнулся добрый доктор. Колокольцев продолжал: «… а начнём мы с описания процесса, который нашим врагам необходимо реализовать, чтобы сделать своё чёрное дело…»

И выразительно посмотрел на Эрику. Ибо – в лучших традициях британского Адмиралтейства (и Иосифа Сталина) – считал, что первым всегда должен был высказываться младший либо по должности/званию (что в данной ситуации было не совсем применимо), либо по возрасту. То есть криминалькомиссарин Фосс.

Полицай-фройляйн пожала плечами: «Сначала им нужно идентифицировать объект – то есть выявить того или ту, которую – по их критериям – необходимо ликвидировать таким вот творческим способом…»

Колокольцев кивнул: «Логично». И тут же снял телефонную трубку и позвонил на виллу Вевельсбург. Попросил позвать Хельгу, задал ей несколько вопросов, после чего повесил трубку и доложил своим несколько изумлённым подчинённым:

«Так я и думал. Когда мы забирали её картины из тайника, Хельга сказала мне, что у неё был знакомый – некий Рихард – который помогал ей чем мог, когда она начинала работать над своими картинами…»

«Понятно» – усмехнулась детектив Фосс. «Похоже, что этот ковен создал целую сеть из художников, скульпторов, музыкантов и прочих творцов, которые за – думаю, весьма неплохое – вознаграждение отыскивают для них объекты. Якобы – думаю, легенда у них именно такая – для того, чтобы помочь им выжить и творить в крайне враждебном мире Третьего рейха…»

«А под предлогом того, что нужно минимизировать риски неприятностей гестапо, которое крайне негативно относится к любой поддержке так называемого дегенеративного искусства» – мрачно усмехнулся доктор Шварцкопф, «им настоятельно рекомендовано не сообщать объектам ни своё настоящее имя, ни домашний адрес, ни телефон…»

«Тупик» – мрачно констатировала Эрика.

«Вы меня недооцениваете, коллега» – загадочным тоном произнёс Колокольцев. Присутствующие изумлённо уставились на него. Он объяснил:

«В своё время – ещё до прихода к НСДАП к власти я в силу своих в некотором роде служебных обязанностей – официально я был журналистом-фрилансером – я близко познакомился с берлинской богемой. Откуда наш инфернальный ковен рекрутирует своих скаутов…»

Сделал многозначительную паузу – и продолжил: «По сути, я стал там достаточно своим – журналистов в эту богему тоже принимали, как родственных душ – что я очень хорошо разобрался в том, что эта братия из себя представляет…»

Его слушали, затаив дыхание. Он вдохновенно продолжал: «Я выяснил, что практически каждый из них имел проблемы с законом…»

«Неудивительно» – фыркнула Матильда. «Они вообще не знают о существовании каких-то там законов – и знать не хотят…»

Колокольцев кивнул: «Где-то так». И продолжил: «При этом львиная доля проблем мужской части богемы проходит по Параграфу 175 Уголовного кодекса Германии…»

Принятый в 1871 году – сразу же после объединения Германии – Уголовный кодекс в Параграфе 175 объявил гомосексуальные отношения уголовным преступлением, которое каралось тюремным заключением или каторжными работами (обычно на несколько месяцев).

Колокольцев торжествующе продолжал: «Поэтому я предположил, что пальчики этого якобы Рихарда обязательно должны быть в берлинской полицейской картотеке…»

Эрика восхищённо хлопнула в ладоши: «Ну конечно…». И тут же хлопнула себя ладонью по лбу: «Я должна была догадаться…»

Колокольцев улыбнулся – и продолжил: «Мне вся эта история с попыткой эвтаназии Хельги Лауэри не понравилась с самого начала. Поэтому, как только я определил её в безопасное место жительства, я немедленно вызвал к себе домой специалиста по снятию отпечатков пальцев и попросил его обработать все картины Хельги…»

«… которые этот якобы Рихард неизбежно трогал» – закончила за него Матильда. «Браво, Роланд…»

«Спасибо, дорогая» – улыбнулся Колокольцев. И вдохновенно продолжил: «Перед тем, как отправиться вместе с вами в эту в высшей степени гостеприимную обитель, я сделал несколько звонков – в том числе, и в объединённую картотеку Главного управления имперской безопасности…»

«И?» – практически одновременно выпалили они.

«Как ни странно» – усмехнулся Колокольцев, «этот Рихард действительно Рихард. Рихард Ройсс, если быть более точным. У него какие-то серьёзные проблемы со здоровьем – недостаточно серьёзные, чтобы попасть под Акцию Т4, но достаточно серьёзные для того, чтобы избежать призыва в армию…»

И добавил: «Он преподаёт в школе… много что, на самом деле – у него педагогическое образование. И на других работах – у него больная мама и любовник из больниц не вылезает. Поэтому ему очень нужны деньги – и особенно продукты и прочий дефицит…»

Сделал многозначительную паузу и продолжил: «Говорят, неплохой художник, скульптор, музыку пытался сочинять, стихи, вхож в ныне практически подпольную берлинскую богему, бисексуал…»

«Понятно» – усмехнулась Эрика. «Идеальный скаут для нашего ковена…»

Колокольцев кивнули продолжил: «Я распорядился, чтобы за ним приставили наружку 24/7. Прослушка телефона – в общем, всё по полной. Аналогично поступать со всеми его контактами…»

«Ты думаешь, он выведет нас на своих работодателей?» – недоверчиво осведомился доктор Шварцкопф.

Колокольцев кивнул: «Не сомневаюсь»

«Почему не сомневаешься?» – удивилась Матильда. Колокольцев пожал плечами:

«С точки зрения имперских законов, этот инфернальный ковен чист аки слеза. Более того, они имеют все основания заявлять, что делают в высшей степени полезное для рейха дело…»

«… ибо очищают Германию от сумасшедших дегенератов… в смысле дегенеративного искусства» – мрачно закончила за него Эрика.

Колокольцев кивнул. Матильда предсказуемо осведомилась: «Тогда зачем они вообще работают тайно?»

Ей ответил доктор Шварцкопф: «Медицинская и государственная бюрократия крайне ревниво относится к своей поляне – особенно в таком знаковом деле, как программа насильственной эвтаназии. Чужакам могут и по шапке дать неслабо – а то и вообще загрызть…»

«Например, подвести под указ от 28 февраля 1933 года…» – усмехнулась Эрика.

Принятый на следующий же день после поджога рейхстага указ рейхспрезидента Германии Пауля фон Гинденбурга «О защите народа и государства» позволял отправить… да почти кого угодно в ближайший концлагерь под так называемый «защитный арест». Бессрочно…

Колокольцев кивнул и продолжил: «Поэтому я думаю… уверен даже, что, хотя эти нефилимы и их подельники…»

Присутствующие удивлённо посмотрели на него. Он объяснил: «По моему опыту – а мне приходилось иметь дело с нефилимами…»

Как ни странно, на территории СССР – причём аж дважды. Первый раз в ноябре 1938 года во время поиска тайного архива Глеба Бокия (операции Архивариус); второй раз – весной 1939 года, когда он пытался разгадать (и разгадал) тайну исчезновения российской императорской семьи из Ипатьевского дома душной июльской ночью 1918 года.

«… я точно знаю, что в таком ковене их один, два… три максимум. Остальные – а их запросто может быть не один десяток – это обычные люди, без каких-либо сверхъестественных способностей…»

И продолжил: «Хотя они и не особо скрываются, но и особо себя не афишируют…»

«… дабы бюрократы из медицинского сообщества и государственного аппарата не почувствовали угрозу» – закончил за него доктор Шварцкопф.

Колокольцев кивнул – и снова обратился к Эрике: «Итак, мы поняли, как они находят свои жертвы. Что дальше?»

Криминалькомиссарин пожала плечами: «Дальше нужно либо заманить жертву в психушку – если жертва совершеннолетняя…»

«… либо убедить родителей поместить жертву в психушку – якобы на обследование…» – мрачно закончила за неё Матильда.

Эрика кивнула – и добавила: «При этом желательно не засветиться… чрезмерно»

 «Что для этого нужно?» – осведомился Колокольцев

Ему уверенно ответил доктор Вернер: «Психиатры, владеющие техникой гипноза и имеющие хорошие связи в психиатрических клиниках…»

Колокольцев кивнул: «Согласен. Что они будут делать дальше?»

Криминалькомиссарин снова пожала плечами: «После того, как жертва оказалась в психушке, осталось лишь убедить врачей отправить её на принудительную эвтаназию в одну из фабрик смерти…»

Колокольцев кивнул и снова осведомился: «И что для этого нужно… или кто?»

Доктор Шварцкопф снова пожал плечами: «Да те же самые, собственно – только гипнотизировать эти персонажи будут не гражданских, а своих коллег…»

«Ты забываешь одну немаловажную деталь» – наставительным тоном произнёс Колокольцев.

«Какую» – удивился доктор Вернер.

«Этот ковен» – бесстрастно ответил Колокольцев, «должен представлять собой сообщество – тайное сообщество, скорее всего – единомышленников, абсолютно убеждённых в правильности и праведности того, что они делают. И потому фанатично преданных своему делу, своему проекту – и своему лидеру…»

Доктор Шварцкопф хлопнул себя по лбу: «Ну конечно же… как же я сразу не догадался. Альфред Плётц… Общество расовой гигиены… Нордическое кольцо…»

Теперь уже все (включая Колокольцева) изумлённо уставились на доброго доктора. Он объяснил:

«Альфред Плётц – широко известный в довольно широких кругах расистов, расологов и прочих евгеников немецкий врач, почётный доктор Мюнхенского университета. Именно он ещё в 1885 году предложил термин расовая гигиена…»

Колокольцев вот уже почти десять лет как был сверхчеловеком (люденом, если быть более точным) – он прошёл Преображение ещё осенью 1931 года, когда познакомился с Баронессой и её свитой.

Он прекрасно знал, как на самом деле становятся сверх-людьми и потому считал евгенику собачьей чушью чуть более, чем полностью… как и так называемую расовую гигиену. Поэтому он не входил в упомянутые его приятелем широкие круги и имя доктора Альфреда Плётца ему ровным счётом ничего не говорило.

Доктор Вернер вдохновенно продолжал:

«В 1905 доктор Плётц основал Берлинское общество расовой гигиены, впоследствии переименованное в Немецкое общество расовой гигиены, а затем – и в Международное общество расовой гигиены…»

«Растут аппетиты у этого доктора» – усмехнулся Колокольцев. «Не по дням, а по часам растут…»

Его приятель кивнул – и продолжил: «В это общество входили медики, зоологи, генетики, социологи, гигиенисты, антропологи, этнологи и все интересующиеся проблемой расовой чистоты…»

Колокольцев кивнул: «Это понятно – чем больше членов, тем лучше – со всех точек зрения…»

Не в последнюю очередь, с точки зрения членских взносов – и потому финансов общества.

И тут же нетерпеливо осведомился: «А Нордическое кольцо – это что за зверь? И какое отношение оно имеет ко всей этой расово-гигиенической бредятине?»

«Самое прямое» – улыбнулся доктор Шварцкопф. И объяснил: «Ещё в 1907 году вместе с Фрицем Ленцем – одним из крупнейших расовых теоретиков, специалистом по наследственности и расовой гигиене – доктор Плётц основал внутри Общества расовой гигиены, тайную организацию Нордическое кольцо…»

Это уже было не просто горяч, а очень горячо. Его приятель вдохновенно продолжал: «Целью создания общества стало спасение нордической расы…»

«В том числе и путём ликвидации создателей произведений дегенеративного искусства» – мрачно усмехнулась Матильда. «С целью обеспечения духовно-нравственной… и вообще психологической гигиены нордической расы, не иначе»

Ни Колокольцев, ни его приятель никак на это не отреагировали. Доктор Шварцкопф бесстрастно продолжал: «В 1910 Нордическое кольцо было переименована в Клуб Мюнхенской Арки…»

Колокольцев сначала ничего не понял, потом задумался… а потом его осенило:

«Ты думаешь, что…» – он запнулся. Его приятель кивнул:

«Я думаю, что в 1910 году Нордическое кольцо не было переименовано, а раскололось на две части – не особо тайную, получившую новое название… и совсем тайную, сохранившую название старое…»

«И эта совсем тайная организация…» – осторожно начал Колокольцев

«… начала упорно работать над проектом, который в конце концов был реализован… точнее, всё ещё реализуется как Акция Т4» – закончил за него доктор Шварцкопф. И резюмировал:

«Я не сомневаюсь, что искомый нами инфернальный ковен и тайное Нордическое кольцо – одна и та же организация. Именно её мы и должны найти и обезвредить… точнее, ликвидировать…»