Куриная слепота

   Ночной сон получился вязким, а дремные грезы – смурными и ускользающими. В памяти отложилось лишь одно видение. Степану приснилось, будто какая-то женщина, похожая на монашку, но очень красивая, медленно, словно крадучись, подошла к нему, зазывно улыбнулась и распахнула халат, дерзко оголив крутые бедра. Спящего будто обдало жаром. Он судорожно дернулся, хотел схватить монашку, но видение вдруг ядовито засмеялось, выставив напоказ гнилые зубы, и исчезло – словно его и не было.
   Степан открыл глаза. За стеной веранды, на которой, несмотря осеннюю стылость, он все еще продолжал спать, завывал ветер, то ли зазывая зиму, то ли провожая лето.
   Хозяин дома встал с постели и взглянул в окно, которое выходило в сад.
Там хозяйничал ветер. Порой его порывы так налетали и трепали деревья, что, казалось, вот-вот повалят их.
   Степан на скорую руку умылся, набросил на плечи дождевик, надел галоши и поспешил во двор. Кот Барсик, который, лежа в старом кресле, усердно, но безнадежно намывал гостей, бросился было за хозяином, но, по-кошачьи трезво оценив обстановку, передумал и ловко запрыгнул обратно на пригретое место.
Во дворе было не так ветрено, лишь конек на крыше летней кухни, видно, плохо прибитый, под порывами ветра недовольно барабанил и пытался куда-то ускакать.
    Не успел Степан дойти даже до середины двора, как полил дождь – неожиданно, мощно, без привычного предупреждения.
    Степан забежал под приамбарный навес, где хранились дрова, плотницкие инструменты, огородный инвентарь и всякая рухлядь.
  – Красотки! – Бросил  он клич в сарайный полумрак. – Где вы, мои красотки? Выходите, ваш папа пришел!
   Услышав знакомый клич, из закуточка, отгороженного листами ДСП, одна за другой стали выбегать куры. Последней показалась Золотинка. Она вначале не шла, а ковыляла, будто пьяная, заваливаясь то в одну, то в другую сторону, но потом, увидев знакомое лицо, встрепенулась и быстро-быстро засеменила ножками.
   Степан присел на корточки, взял курочку на руки, воровато оглянулся по сторонам, стыдясь своей минутной слабости, и принялся нежно ее гладить:
    – Ах, ты мое солнышко! Какая же ты молодчина!
    Он медленно опустил курицу на землю и сунул руку в карман за смартфоном. Набрал номер Кирилла.
   – Кирилл! – даже забыв поздороваться, крикнул в трубку Степан. – Представляешь, сегодня Золотинка на своих ножках прибежала ко мне! На своих двоих! Можешь, себе это представить?
   – Поздравляю! – послышался в трубке простуженный голос друга. – Это большой успех!  Скоро приеду в Горловку! Пока!
   Нет, не такие слова ожидал услышать от друга Степан. Какие – он не знал, но не такие – не живые, казенные.
    Степан в «контакте» разыскал номер телефона Лены.
    – Лена! Сегодня мои куры…
    – Степа, давай, говори покороче – мне некогда. Что ты хотел сказать?
   – Ни о чем не хотел, – стушевался Степан. – Просто так…
   – Ладно, – смягчилась Лена. – Приеду, поговорим. Будем на связи!
   Степан медленно опустился на перевернутый деревянный ящик. 
   

   *                *                *
    Степан оказался в Горловке волею жизненных обстоятельств. После неожиданного развода с женой махнул на все рукой: оставил квартиру, работу, погрузил на свой «КамАЗ» нехитрые пожитки и уехал. Уехал не в куда глаза глядят, как ему сгоряча захотелось, а в пригородный поселок, где после смерти брата остался пятистенный дом, построенный еще дедом.
   Там, на новом месте, он и познакомился с Кириллом, который жил напротив, через улицу.
   Чем сосед занимался, Степан не знал, но часто видел, как Кирилл по утрам заводил грузовую «Газель» и уезжал. А вот «КамАЗ» как стоял перед домом, так и продолжал стоять, укоризненно глядя на хозяина белесыми фарами, дескать, что же ты, здоровый мужик, так раскис, что даже не заводишь меня?
   Степан, конечно, не раскис – не из того теста сделан, просто сначала его из колеи выбил развод, а потом, когда уже переехал в поселок – а это было в начале марта – подкрался коварный радикулит. С радикулита и началось их знакомство.
   Как-то, примерно через неделю после переезда, Степану понадобились документы на «КамАЗ», которые лежали в бардачке. Он подошел к машине и взялся за ручку дверцы. Только хотел дернуть, как боль молнией пронзила поясницу. Степан громко ахнул и схватился за спину.
    В это время сосед менял колесо у своей машины. Услышав крик, он выпрямился и, увидев полусогнувшегося Степана, перебежал дорогу.
   – Что случилось? – неподдельным встревоженным голосом спросил он.
   – Да, вот, – поморщился Степан, – радикулит шандарахнул. 
   – Надо в дом, в тепло. Можешь, идти?
   – Вряд ли…Боль адская…Ох!
   Сосед подошел поближе, приподнял руку Степана и ловко нырнул в подмышку – благо, был на голову ниже больного.
   – Пошли! Только не спеши…
   – Куда уж…спешить! – кисло улыбнулся Степан. – Спасибо…м-м…
   – Кирилл, – подсказал сосед. – Меня звать Кириллом.
   – Вот и хорошо, – выдохнул Степан, с трудом переставляя ноги. – Будем знакомы: я – Степан.   
   В доме Кирилл осторожно уложил соседа на диван и вопрошающе взглянул на больного.
   – Надо бы «скорую» вызвать…Позвонить?
  – Не надо, – прохрипел хозяин дома. – Оклемаюсь.
   Кирилл оценивающим взглядом осмотрел комнату: старинный буфет возле окна, отгораживающий от горницы часть кухни; печь, требующую побелки; диван, стоящий напротив буфета; и стол, половина которого занимал телевизор.
   – Тогда, давай, сделаем так, – предложил он, направляясь к двери. – Коли ты не хочешь вызвать «скорую», я сам тебе сделаю укол диклофенаком. У тебя есть шприцы и лекарство?
   – Ничего нет…В кабине аптечка. Но там этого лекарства нет.
   – Я так и думал, – промолвил Кирилл. – Схожу домой, принесу. У меня и диклофенак, и шприц должны быть.
   Кирилл уже было открыл дверь, но вовремя спохватился:
   – А медицинский спирт есть?
   – Нет, – поморщился Степан. – Зачем он? Самогон есть…Первач!
   – Ладно, сойдет, – охотно согласился Кирилл и вышел, плотно закрыв за собой дверь.
*                *                *
   С того дня они подружились, хотя и были очень разными, даже, можно сказать, совершенно противоположными – и по комплекции, и по характеру. Степан – вылитый потомок засечных казаков, обосновавшихся в здешних краях еще в шестнадцатом веке: высокий, косая сажень плечах, с карнизами густых пшеничных бровей, нависшими над светло-зелеными глазами.  Кирилл же – типичный мужик, ничем не примечательный, ниже среднего роста, уже с залысинами, немного суетливый, но с неизменной улыбкой, причудливым образом перемешанной с  печатью озабоченности на скуластом лице. Таких обычно женщины не замечают, но Кирилл был исключением. Глаза! Голубые, голубые! И чистые, словно у младенца. Вот что было его главным оружием. Редко кто мог выдержать их вкрадчивый напор. Но странное дело: несмотря на такую изюминку, Кирилл был холост  и жил со своей мамой, бывшей медсестрой, почти четверть века проработавшей в поселковой участковой больнице.
   Однажды Степан, когда они, распаренные, охлаждались в предбаннике, не выдержал и сказал:
   – Ты, Кирилл, вроде, как блаженный: не женат, хотя моложе меня всего на пять лет, с бабами не встречаешься, не пьешь, не куришь. Ну, прям, святой. 
   Кирилл, степенно, будто совершал какой-то ритуал, только ему понятный, отпил домашнего кваса и, также не спеша, поставил фарфоровую чашку на маленький столик.
   – Что тебе ответить? Во-первых, я далеко не святой, даже можно сказать, совсем не святой. Да, не женат – так уж получилось…В причины вдаваться не буду. С бабами, говоришь? С бабами встречаюсь, вернее, с одной – вот уже почти двенадцать лет. Она – разведенка. Двое детей. Уже почти взрослые.
   – И почему же вы не вместе?
   – Как «не вместе»? Мы вместе. Душой и телом. Да, под одной крышей не живем – на то есть причины. Но мы – еще раз повторяю – вместе. И это – главное.
   Кирилл испытывающе посмотрел на Степана.
   – Мы с Олей так считаем. А ты по-другому думаешь?
    Степан не сразу отозвался, да и не знал, что сказать.
   – Ты как-то похвастался, что у тебя заготовлено домашнее вино, – ушел от прямого ответа. – Далеко оно?
   – Нет.
   Кирилл встал, достал из шкафа с резным узором литровую бутылку, два стакана и молча разлил вино.               
   – За что будем пить? – спросил.
   Степан задумался.
   – Давай, просто выпьем…Просто так – не «за что».
   – Хорошо, путь будет так. В этом тоже есть определенный смысл. Иногда недоговоренность важнее любых откровений.
    Дверь в предбанник оставалась приоткрытой. Со стороны сада, заглушая легкий банный аромат, просачивался весенний воздух, настоянный на сладкой горечи цветущего одуванчика.
    Вино приятно кружило голову, провоцируя на откровенность.
   Степан ладонью вытер бороду, которую отрастил месяц назад, для виду крякнул и стал говорить.
   – Я тебя, Кирюша, не зря спросил насчет «вместе». В моем понятии «вместе» – значит, вместе! Под одной крышей, в единой семье. Ты не согласен?
   Вместо ответа Кирилл снова наполнил стаканы вином.
   – Вот, ты молчишь, – укоризненно покачал головой Степан. – Может, правильно делаешь. Жисть – она такая штука: у каждого своя. Вот, мы жили с Зиной вместе…Прожили двадцать шесть лет. И, вот,  разошлись, правда, не официально – заявление еще не подавали. Я до сих пор не понимаю: как так получилась? Лежу по ночам, ворочусь…Мысли меня разные гложут, все думаю: «Почему так вышло? Кто виноват?» 
    – И к какому же выводу пришел?
    – Да ни к какому. Нету у меня ответа…нету.
    Кирилл сделал небольшой глоток вина, кинул задумчивый взгляд в дверной проем.
    – Давай, еще разок попаримся.
   – Давай, – охотно согласился Степан.
   Пока они сидели и беседовали, в бане пол уже наполовину высох. Даже листья дубового веника, подвешенного на деревянный крюк, успели подвялиться, отчего банный аромат стал еще гуще.
    Кирилл захотел поддать жару, но Степан его остановил.
    – Еще успеем. Давай, посидим.
    – Тогда я залезу на лавку.
   – И я.
   Они расположились на лавке: Кирилл – ближе к печи, а Степан – к боковой стене, обшитой липовой вагонкой.
    Друзья сидели, свесив ноги и упершись взглядом в противоположную стену, тоже обшитую вагонкой, словно, там – в  паутине липовых узор – таился ответ на вопрос, так мучивший Степана.
    – Ну, чего ей не хватало? – Степан легконько стукнул ладонью по лавке. –  Взяла да ушла…Вернее, она не ушла, я ушел. Но это ничего не меняет. Не понимаю…Я же не пил. Ну, конечно, иногда выпивал. Не без этого…но чтобы так – до усрачки! Нет, никогда! И не гулял.
    – Да, прям, не гулял?
   – Ну, бывало…иногда. Но все в пределах нормы. Все мы грешны: кто-то очень, а кто-то – не очень… Все деньги домой приносил. Сыну Игорю в Питере квартиру купил, дочери помог – она у меня на Кипре живет…замужем за француза. Пахал…не знаю как! И все ради семьи…А в итоге что? Ну, что ей не хватало!?
    – Может, ласки?
   – Ласки? Да, иногда зудила: «Мало говоришь со мной…Я уже забыла, когда мы с тобой в последний раз гуляли по Набережной…Ласковых слов не говоришь, не обнимешь лишний раз».
    – Может, действительно, она права?
    – Права?! Ты о чем, Кирилл?! Думаешь, у меня было время на всю эту х…ю? Я ведь сутками не вылезал из кабины КамАЗа! Приходишь домой вдрызг  усталый – не до слов и не до ласки.
   – Ты хоть цветы ей дарил?
   – Конечно дарил! К восьмому марта, ко дню рождения – как положено…  Я же не деревянный чурбак, не бесчувственный. Нет, тут что-то другое. Изменилась она.
   Кирилл едва сдержал улыбку.
    – В какую сторону?
   – В не нужную. Посуди сам. В тот день, нет….не в тот день, а накануне это было. Короче, мы с ней пошли в гости к ее сестре. Ну, посидели часок-другой, выпили малость. Пошли домой. Уже вечер настал.  Идем, значит, а на сквере музыка играет. Смотрим: а там, на площадке, рядом со сценой, люди танцуют, в основном женщины, уже пожилые.
   – Прямо так и танцуют? С чего бы это?
    – Да просто так…от безделья. У них там, рядом, клуб танцы-манцы работает…для пожилых. Больше делать им нечего, вот они, того…вертят задницей – у кого как получится.
    – И что дальше было? Жена тебе предложила потанцевать?
    – Точно! – удивленно вскинул голову Степан. – Как ты угадал?
    – А тут и гадать нечего, – улыбнулся Кирилл. – Ты, конечно, отказался.
   – Кончено! Я, что, ненормальный в свои полста лет дрыгать ногами, да еще с женой? Только этого мне не хватало! А в другой раз, знашь, что учудила? Давай, говорит, сходим на джаз. У нас в городе тогда фестиваль был.
Кирилл попытался спрятать улыбку, но не получилось. 
   – И ты, конечно, отказался.
    – Да, отказался! Джаз, опера…Все это баловство – ничего не понять. И люди туда ходят просто так, для понта.    
   – Тогда, может, у вас и секса не было? Вот, она и ушла.
    Степан повернул голову в сторону Кирилла. Нет, друг не смеялся и не улыбался – говорил всерьез. И это немного успокоило Степана.
    – Секс был…Как без секса? Нельзя…Двоих детей, вон, родили и вырастили.
    – То есть по методу «трах-бах»?
    Степана иронический тон Кирилла задел не на шутку.
   – А ты другой метод знаешь? Коли так, поделись с другом.
    Кирилл ничего ответил, только загадочно хмыкнул.
    – А как у тебя с Леной? Встречаетесь?
    – С Леной? – немного растерялся Степан. – Нормально. А почему спрашиваешь?
    – Да так,– пожал Кирилл плечами. – Просто спросил. Можешь не отвечать – дело твое.
   – Почему бы не ответить? Отвечу…
    Степан ладонью медленно вытер пот со лба.
   – Ну, как тебе сказать?..Лена – хорошая женщина…замечательная. Чувствую: я ей не безразличен. Но…но…не то! Понимаешь? Не то! Все время Зину вспоминаю. Хочу выкинуть из головы, но, – Степан беспомощно развел руки по сторонам, – не получается, хоть убей.
   – Понимаю, – неподдельная грусть окрасила слова Кирилла. – Да, конечно,  понимаю. Хочешь, я тебе расскажу одну историю?
    – Ну, давай, валяй.
   – Это было в нашем селе – давно, еще до революции. Жил один богач.  Недалеко от нас, на соседней улице. Звали его Илларион Матвеич. Он держал бычков. Забивал, продавал. Говорят, даже делал колбасу. И вот он как-то сильно заболел. Чувствует: кранты ему. Он подозвал к себе сыновей – а их у него было трое – и говорит им: «Я вам завещаю наследство: одиннадцать бычков. Старший получит половину стада, средний – четвертую часть, а младший – третью часть того, что получит старший брат.
    Степан недоверчиво, даже с выражением недовольства на лице, покачал головой.
   – Ты чего мозги мне пудришь? Одиннадцать на два не делится!
   Кирилл будто только этого и ждал: он довольно усмехнулся, явно наслаждаясь реакцией друга.
   – Да, ты прав. Сыновья тоже растерялись: «Как так? Одиннадцать на два делится! Что делать?»  Кто-то из деревенских им посоветовал: «А вы обратитесь за советом к Сайму».
    – А кто такой Сайм?
   – Еврей. Был такой…Он ходил по деревням и обшивал людей. Говорят, классный был портной.
   – Ну, понятное дело,–  хмыкнул Степан,  – евреи умеют жить. Они – мудрые...но себе на уме.
   – Вот именно! Поэтому братья и пошли к Сайму. Сайм выслушал их и говорит: «Идите домой. Через час я к вам приду, и мы все разделим так, как завещал ваш отец». Братья ушли. А Сайм – мне прабабушка рассказывала – пришел к нам и говорит: «Одолжите мне на часок вашего бычка». Мои предки – ясное дело – удивились, но бычка все же одолжили. Сайм, значит, взял бычка и пошел к братьям. Он сказал им: «Вот, я вам дарю бычка. Теперь в вашем стаде двенадцать бычков. Давайте, делить».
    – М-да…Что-то не верится…Еврей просто так, без денег подарил им бычка? Такого не может быть! Тут что-то не то…Наверняка, какая-то загадка спрятана.
    Кирилл хитро улыбнулся и продолжил. 
   – Сайм говорит братьям: «Половина двенадцати будет шесть, то есть шесть голов. Они для старшего сына. Четвертая часть от двенадцати будет три. Это – наследство среднего. Третья часть стада, что получил ваш старший брат, будет два. Таким образом, мы разделили одиннадцать бычков, а своего бычка я заберу обратно».  Ну, как? Впечатляет?
   – Впечатляет! – охотно согласился Степан. – Но я одного не пойму: для чего ты мне все это рассказал?
   – Да просто так, – увильнулся от ответа Кирилл. – Просто так…
    – Нет, – беззлобно, хотя и недоверчиво усмехнулся Степан, – ты ничего, как мне кажется,  просто так не делаешь – все как-то витиевато, со смыслом.         
               
*                *                *
    Прошло три дня.
    Степан на кухне мыл посуду, когда с улицы послышался басовитый сигнал автомашины и голос Кирилла. 
    - Сосед! Выдь на минуту!
    Степан выглянул в окно и увидел Кирилла, который выгружал из кузова какие-то картонные коробки.
    Степан на скорую руку набросил на плечи куртку и поспешил на улицу.
   – Ты что привез?
   – Подойди и узнаешь.
    Когда Степан открыл первую коробку и оторопел – в ней шевелились какие-то существа.
    – Что это? 
   – Куры.
    – Куры? А для кого? Для меня?
    – Да.
    Степан отошел два шага назад, недоуменно посмотрел на Кирилла и повертел пальцем у виска.
    – Ты, сосед, случайно не того?
    – Нет, не «того»! – рассмеялся Кирилл. – Куры, во всяком случае, не украл. Мне их дали бесплатно.
    – Не понял…Почему бесплатно?
   – Сегодня по делам заехал на птицефабрику, – стал рассказывать Кирилл. – Смотрю: вывозят кур. Живых. Я спрашиваю, что вы собираетесь делать с ними? Мне отвечают, собираемся утилизировать.
    – Почему утилизировать. Они, что, больные?
    - В том-то и дело, что не больные! Просто они выработали свой ресурс. Полгода доили их, заставляя круглосуточно нести яйца. Вот они и того, выдохлись. Другого и не может быть – на фабрике этих кур превратили в машины для производства яиц.
    - Но это же не по-человечески. Они же живые существа. Жалко…
    – Вот-вот! – обрадовался Кирилл. – И я о том же.  Может, возьмешь к себе? Ты же, как я вижу, совсем перестал выезжать в рейс. Так что…
Видя, как друг колеблется, Кирилл решил надавить еще сильнее.
    – Ну, бери! Я прошу…Хотя бы временно, на недельки две. Я уезжаю в Иркутск. Вернусь –  заберу…если что-то не так пойдет.
   – Ну, ладно, – сдался Степан. – Так уж и быть. Но учти: только на две недели! Но чем их кормить? 
   – В Интернете все найдешь! – крикнул на Кирилл и, на радостях забыв даже попрощаться, сел в машину и уехал, оставив мешок птичьего корма и пакет с надписью «Премикс».
   Легко сказать, «в Интернете все найдешь». Уже на третий день одна курица сдохла. Через два дня – вторая. Осталось всего шесть птиц. Но и это не было пределом. На очереди была третья, которую из-за цвета оперенья Степан назвал «Золотинкой».
   Степану особенно жалко было «Золотинку», которая выглядела явно меньше сестер по несчастью. Она от слабости не могла ходить, даже держать голову ей было тяжело.   
    – Ну, как же они тебя насиловали! – говорил Степан, осторожно беря курицу в руки курицу. – Разве так можно? Это же бесчеловечно! Ну, ничего, ничего…Я тебя выхожу, обязательно выхожу.

*                *                *
   Почти все лето прошло в хлопотах по хозяйству. Вначале Степан был очень сердит на Кирилла, устроившего ему такой сюрприз. Но потом смирился, даже стал искать оправдание поступку  соседа, который приехал из Иркутска только спустя два месяца и в тот же вечер заглянул в Степану.
   – Ну, как птички? Не передохли? – спросил первым делом друг.
   – Две отдали богу душу. Не уберег, – вздохнул Степан. – В первые дни особенно было трудно – ничего не ели. Ослабли…Но я их кормил витаминами.
   – В аптеке купил?
   – Зачем в аптеке? Вон, этих витаминов полно в огороде, в оврагах. Все одуванчики повыдергивал в саду. Из них витаминный салат делал для курочек. Добавлял подорожник, делал отвар из молодой крапивы. Ну, кончено, и премикс немного давал – нельзя же резко переводить их на другой корм.
    – Лена подсказала? – как бы между делом спросил Кирилл.
    – Причем тут Лена? – слегка обиделся Степан. – Сам догадался. Но, если честно, бабушка в деревне так делала.
    – Молоток! – похвалил Кирилл. – Ну, я пошел. Сутки ехал, устал. Больше никуда не поеду. Хватит, нахлебался приключений... Завтра приду. Дома будешь?
    Степан опустил голову.
   – Конечно. Куда мне идти? Разве что к своим, к курочкам. Да, чуть не забыл, – спохватился Степан. – У тебя еще сохранились диски с музыкой.
    – Да, но у меня только классика и джаз. Ну, есть еще блюз…А зачем тебе?
    – Просто так.
   Но от Кирилла трудно было что-то скрыть. Он придвинул стул поближе и, глядя прямо в глаза, спросил:
   – Давай, колись: для чего тебе музыка? Чтобы с Леной слушать? Или танцевать?
Еще никогда Степан так неуютно себя не чувствовал. У него появилось ощущение, будто его застали за каким-то нехорошим занятием.
   – Ну, чё ты мнешься, как красна девица? – продолжал напирать Кирилл. – Говори!
   - Хочу музыкальную терапию устроить для кур! – выпалил Степан. – Говорят, таким методом у коров повышают удой молока. Если коровам музыка идет на пользу, то почему бы и курам не дать послушать. Между прочим, как я заметил, мои куры не глупее коров.
     Вопреки его ожиданию, друг не рассмеялся – наоборот, Кирилл даже обрадовался. 
   – А, это, кстати, не плохо, даже очень не плохо…Завтра принесу. Лады? Да, чуть не забыл! Ты извини меня.
   – За что?
   – Я же пообещал приехать через две недели и забрать кур.
   - Помню.
   – Так, что будем делать? Забрать мне кур?
    Степан задумчиво почесал затылок.
   – Вопрос не простой. Даже не знаю, что сказать… Может, пусть пока останутся у меня? Ты, вон, все время в разъездах, а я, вроде, постоянно дома.
   – Ну, ладно, – слишком охотно, как показалось Степану, согласился Кирилл. – Пусть будет так.   
    Кирилл ушел. Степан проводил его долгим взглядом – смотрел в спину до тех пор, пока друг не скрылся за палисадником.
    В доме снова стало тихо. Лишь Бариск, лениво прищурив глаза, с упоением перекатывал в горле самодовольное мурлыкание.
    Степан вышел во двор. Хотя солнце только склонялось к закату, под амбаром было уже темно.
   Степан включил свет и, пригнув голову, чтобы не задеть дверной косяк, вошел в закуток, который переделал в добротный курятник. Он накануне сделал насест для кур, и ему не терпелось посмотреть, как птицы восприняли новшество.
   Увиденное и огорчило, и обрадовало его. Насест облюбовали только две куры – самые бойкие, коим Степан за их громкое кудахтанье и яркое оперенье дал имена Сирена и Фара. Остальные по-прежнему сидели на подстилке, сделанной из старых телогреек.
   Степан по привычке первой взял в руки Золотинку и нежно прикоснулся губами к клюву. Под его заскорузлыми пальцами билось сердечко живого существа, готовое вот-вот выпрыгнуть из хрупкой грудки.
    – Ну, что ты дрожишь? – бормотал Степан, удивляясь своей нежности и в то же время стыдясь мужской слабости. – Не бойся, не бойся, птенчик ты мой – я с тобой. Слышишь, с тобой!
    Услышав голос хозяина, все куры дружно окружили Степана. В это время неожиданно погас свет. Куры встревоженно закудахтали и начли тыкаться в стенки курятника.
   – Ну, чего вы испугались, мои милые? – рассмеялся Степан. – Темноты боитесь? Ах, да! Я совсем забыл – у вас же куриная слепота. Я…
   Однако он не договорил – лампочка снова зажглась. Куры опять его окружили, снова закудахтали весело – так показалось Степану.
   – Интересно, – продолжил разговор Степан, – есть куриная слепота. А есть петушиная слепота? Вот, было бы интересно узнать! Вы, случайно, не знаете? Да откуда вам знать – вы же, мои бедные, даже живого петуха видели! Ну, что за жисть?! Почему в мире все так жестоко?
    Зря Степан переживал – петух все-таки появился. Как-то раз, в один из предосенних дней, он вышел во двор и обомлел: возле старой навозной кучи петух, в виду не очень солидный, деловито швырялся в перегное, а вокруг него стояли куры – правда, без Золотинки. Степан присел на верандный приступок и стал смотреть, чем все это кончится.
       Кончилось ничем. Куры лениво походили по двору, покружились возле непрошенного гостя, проявляя вежливое любопытство, и скрылись под приамбарным навесом. Петух для виду еще несколько раз поворошил мусор и восвояси удалился, воспользовавшись старым пролазом в садовом заборе.
Степан сразу же захотел забить его доской, даже взял молоток и гвозди, но передумал: «А зачем ? Пусть ходит, коль ему это нравится – вреда ведь не будет».
Петух, действительно, зачастил в гости. Хотя Степан ни разу не застал его за исполнением петушиного долга, но курам, как ему показалось, новый друг пришелся по душе. Во всяком случае, в последующие дни, когда петух приходил, куры, как раньше, не слонялись по двору, а сразу бросались ему навстречу. В том, что курам петух понравился, Степан окончательно убедился после одного случая – когда в углу курятника нашел свежее яйцо.
    – Ну, надо же! – удивленно бормотал он, вертя в руках яйцо. – В Интернете пишут, что на птицефабриках куры несутся без петухов, а у меня, получается, все наоборот. Видно, природа берет свое. И никуда от этого не денешься. Нет, что бы ни говорили и что бы ни писали, курам петухи нужны.
   Прошло всего две недели, как новая радость – Золотинка окончательно встала на ноги. Именно тогда Степану захотелось поделиться с Кириллом и Леной своей радостью. Но поделиться  не удалось – друг и подруга его не совсем поняли.
Вскоре обида прошла. А за что, собственно говоря, обижаться? Скажи кто-нибудь прежде Степану, что какой-то великовозрастный мужик целует полудохлую курицу, так он ни за что не поверил бы или, на худой конец, сказал бы: «Дурак».   
   Степан, не вставая, передвинул ящик ближе к выходу и нащупал в нагрудном кармане смартфон. В голове предательски мелькнула мысль: «Позвонить, что ли, Зине?»
    Почти час сидел в раздумье, но так и не позвонил. Не стал звонить и когда зашел домой. Всю ночь ворочался в постели, несколько раз вставал и смотрел в темное окно, сам себя ругал:   ругал за упрямство, за свою дурацкую неуступчивость и еще за многое, но так и не набрал телефонный номер жены.
    Выручил Игорь. Он позвонил на следующий день, в обед.
   – Папа! Ты вроде хотел продать свой КамАЗ?
   – Да, – насторожился Степан. – А что случилось?
   – Ты ведь знаешь, мы с Раей ждем пополнения. Ты опять станешь дедушкой.
   – Да? – обрадовался Степан. – А я и не знал.
   – Как не знал? Мама тебе разве не сказала?
   – Н-н-ну….Да, сказала…вроде. Да, да! Сказала…Конечно, сказала! Говори! Я слушаю.
    – Папа, мы хотим расшириться. Хотим купить трешку. Есть хороший вариант...
Степан не дал договорить сыну.
   – Сколько?
   – Три лимона. Пап, да ты не волнуйся – мы вернем! Я тут уже нашел покупателя на КамАЗ.
    – Сынок, я и не волнуюсь. Но машину не продам. Пока рановато. А с деньгами выручим. Но загвоздка в том, что все наши накопления лежат на мамином счете.
    – Я звонил ей! Она согласна. Но просила позвонить тебе. Ты же, как я понял, до сих пор живешь в деревне, то есть на поселке. И как выдерживаешь только?  Там же скукотище!
    – Нет, ты что? У меня ку…
    Степан вовремя спохватился.
   – Ладно, согласую с мамой и сегодня же вышлем деньги. Спасибо, сынок!
   – За что? – удивленно спросил Игорь. – Это вам – тебе и маме – спасибо!
   После разговора с сыном у Степана будто гора свалилась с плеч. Он не позволил себе  больше раздумывать и сразу набрал номер Зины.
   Степан всякое ожидал услышать: и упреки, и гневные слова, и насмешку, и даже тоску, но только не это.
    – Как у тебя куры? – обычным голосом, как ни в чем не бывало, спросила Зина. – Ты их на зиму где оставишь? Может, домой привезешь? В старом гараже можно разместить – все равно пустует. А весной их снова отвезем на поселок. 
    – Да, да! – радостно, не чуя под ногами пола, залепетал Степан. – Привезу! Сегодня же привезу!
    – Ну, и хорошо! Пока ты будешь собираться, пойду в гараж, приберусь.
   …Степан погрузил кур, завел машину и тронулся в путь. Всю дорогу ему не давала покоя мысль: «А как Зина узнала про кур»? Хотел позвонить Кириллу, но передумал: а зачем?
    Но Кирилл сам с ним связался – когда Степан уже подъезжал к городу.
   – Степа, ты не забыл? По графику завтра у нас банный день. Затопить баню?
   – Думаю, завтра не надо.
   – А когда?
   – Давай, чуть позже – где-то весной.
   – Отлично!
    Степану показалось, что Кирилл хитро улыбнулся – как тогда, когда рассказывал про мудрого еврея Сайма.   


Ноябрь, 2023 г.