ВоронЯ

Ешь пареную репу и овсянную кашу, сынок, и будешь всегда умом крепок, да силой здоров, – сказала старушка, поставив на стол и то и другое отроку с острым носом, похожим на клюв, а всем своим обликом напоминающего чёрную птицу.
– Эта еда мне, матушка, совсем не нраву. Эх, мне бы семечек пощёлкать, да и малинки покушать, глядишь, я и сыт буду, а больше-то мне ничего и не надо.
– Да, весь ты на своего батюшку похож. Он тоже паренную репу и овсянную кашу, как ты, не любил. А теперь даже я не знаю, сыночек Вороня, и где он сейчас. Столько времени прошло, а о нём не слуху и не духу. И он мой любимый-то возлюбленый даже не знает кем я стала и где живу.
– Матушка, а кто мой батюшка-то и почему он не с нами живёт?
– Ой, сыночек, это очень долгая история. Когда я молодая и очень красивая была, я тебя от самого Вещего Ворона по любви родила. Да потом меня вот в такую некрасивую и морщинистую старуху и оборотил Чернобог. А зло такое со мной тот учинил за-то, что я не захотела за него замуж пойти и предпочла ему красавца Вещего Ворона. Вот с той самой теперь поры все люди меня и кличат Бабой Ягой, потому что я роды у жёнок принимаю и болезни там и хворести всякие лечу. Из травок лечебные зелья готовлю, также неплохо  ворожу и яблочко по тарелке катаю и в воду гляжу. Что было есть и будет  всё в точности предскажу. Это у меня с детства дар такой. А зовут же тебя сыночек Вороня потому, что я в честь отца твоего тебя нарекла. А значит ты Ворон Воронович и не простой человек, а сыночек Бабы Яги и Вещего Ворона будешь. И вот ещё что: не ходи Вороня никогда к людям, добром это для тебя не кончится, потому что ты не такой как все, а особенно же в деревню Чудиновку, там очень странные люди живут. А иначе они могут  с тобой что-нибудь недоброе учинить и даже убить. С них поди и не такое станется.
Да только вот не послушался сыночек матушку родимую свою и пошёл посмотреть что это там за такие-то странные люди в той деревне    Чудиновке, очень уж стало ему любопытно. Вот и пошёл тот на свою беду  очень радостный и весёлый, а-то что матушка сыночку сказала, пропустил Вороня мимо своих ушей, всё отлетело как об стенку горох.
Идёт Вороня по деревне той и видит: возле деревяного тына деревянная корова стоит.  А горбатая жёнка залезла под неё с большой бадейкой и хочет её подоить, всячески её ругает и хворстиной из всех сил бьёт:
– Бурёнка, а ну дай мне молочка да побольше, не жадничай, скотинка, а иначе же тебе очень плохо будет.
Не выдержал тут Вороня, подошёл к ней и так по доброму-то жёнке той и говорит:
– Так она же деревянная эта коровка. На пастбище не ходит  и травку там не щиплет. Откуда же тогда молочку-то взяться?
– А ты ещё что за умник такой выискался, чтобы меня учить? А ну-ка ступай прочь отсюда, образина, не человек и не птица, пока я тебе кочергой-то твои крылышки и клюв не обломала! А ну-ка кыш отсюда, нелюдь, и чтобы твоего духа возле моего дома не было никогда!
Понурился Вороня, опустил свою головушку и дальше не солоно хлебавши пошёл посмотреть на другие чудные дела. Смотрит, а возле другого двора кривая сестра горбуньи заставляет бедолагу индюка заместо индюшки яйца нести и зло так кричит:
– Коли не будешь ты этого делать, негодная птица, я тебя мигом зарублю и суп из тебя сварю.
– Да что ты такое делаешь, жёнка справная? Он ведь индюк и никак не может нестись.
– А ты кто такой будешь, нелюдь? Как я погляжу, ты, слишком  умный. А мне без разницы, может он и не может нестись, я так хочу и всё. Ступай своей дорогой, пока я тебя тут ухватом вдоль спины не приложила.  Ходят тут всякие малоумки и людям головы морочат, - и подобрав на дороге камень, злобная жёнка со злостью бросила его в Вороню.
А возле третьего двора оказалась уже другая хромая сестра. В большом та деревянном чане в сухой пыли бельё стирает. Ветер же её на всю деревню раздувает, даже и ни выдохнуть тебе, ни вздохнуть, а той женке-то хоть бы что, говорит, что у неё на всём свете белом будет самое очень чистое да свежее бельё.
– Что, ты жёнка, справная делаешь, да разве же можно так пылить? Так ведь можно и ненароком-то задохнуться! И бельё будет у тебя самое грязное, хуже чем у всех остальных.
– Ах ты такой-сякой, ходят тут всякие упыри на курьих ножках, хотят меня ещё учить! Уж по случаю не сыночек ты будешь Бабки Яги? Очень уж больно ты на неё похож, тоже как и она суёшь куда тебя не просят свой птичий клюв-нос. А ну-ка ступай прочь отсюда, птенец, пока я тебя сейчас плетью своей не поколотила.
Да размахнувшись хромая жёнка очень больно ударила Вороню по ногам.
И идёт дальше сынок Бабы Яги, да видит возле следушей избушки на завалинке их братец тостячок сидит и всем проходящим говорит:
– Эх до чего же я свининку-то люблю, даже без неё жить никак совсем не могу. А вот поэтому-то я и толстый такой, а мне  и ходить-то совсем уже не надо и могу я кататься куда захочу. Эй ты, кто таков, чужак, будешь и почему ты молчишь, проходишь мимо, даже и слова мне не скажешь? И какая же у нас деревня Чудиновка очень распрекрасная, а лучше-то её и в свете белом даже нет.
– Ну ты, дядька Колобок, и сказал, да хуже чем Чудиновка ваша и ваши жители-то, я ничего подобного в жизни своей никогда не видал.
– Ах ты наглец, а вот я тебя как сейчас проучу, мало  тебе, оборотень, даже не покажется!
И братец Колобок ловко ухватив своей огромной ручищей Вороню за хвост, и вырвал из него три больших пера, весело после расмеялся на всю деревню.
– Эх, а как была права моя матушка, чтобы я не ходил в эту деревню чудаков, а может меня здесь детишки в свои игры примут?
И Вороня уже с надеждой последней к толпе сорванцов подошёл, тем говорит:
– А можно, братушки, я тоже буду с вами в жмурки-то играть?
– Эй ты, клюв носастый, а ты зачем к нам пришёл? Ишь ты, он своими тут крыльями машет и свой хвост куцый распустил. А ступай-ка ты отсюда подобру-поздорову, пока мы тебя тут не поколотили!
– А и чем это я вам не приглянулся, чем нехорош и чем плох? Я не хуже чем вы буду, чтобы меня отсюда гнать. Я очень добрый, братцы, и я очень хочу с вами играть.
– Ты что, не понял по-доброму, нелюдь, а так вот получай за это! – Закричали дружно сорванцы и враз накинулись на него всей толпой, да там и все смерды уже и их жёнки справные. Стали его гнать пинками и взашей из своей деревни.
– Ты не такой как мы, ты чужой, уходи!
Еле-еле бедолага Вороня до своей избушки доплёлся,  насупившись, побитый, в ссадинах, синяках и шишках, и с ободраными коленками, совсем никакой к матушке Бабе Яге своей, ни единой даже и слезинки-то у него не было на глазах да щеках.
– Эх, сыночек-сыночек, говорила я тебе что там злые люди живут и думают те, что лучше всех. Ну а другие же для них это зловредные оборотни и колдуны, которые им всё лихо вершат да беды всякие устраивают и когда захотят. А ты меня не послушал, а вот и пожинай теперь свои промашки, учись на своих ошибках и перья на хвосте своём отращивай, коли моих добрых советов ты не послушал. И вот ещё что хочу тебе сыночек сказать, Вороня, да ты на этих-то людей-чудиков не обижайся, они не виноваты в своих недобрых делах. Просто в них тёмные духи живут и как хотят теми и вертят. Это они  нам вредят, поэтому надо разговаривать с этими болотными существами и  с ними и решать все дела, а с не заморочеными из этой деревни чудаками, и не держи зла.
Да вот с той самой поры, как побили злые недобрые люди Вороню, стал дружить он с птицами и зверушками, начал вскоре понимать их речь и язык. Ходит по лесу Вороня и всем помогает, кто в ловушку или в силок попал, или из гнезда птенчик выпал. Одного освободит, а другого в гнёздышко обратно посадит.
– А давай, малый скворушка, сиди тут и больше не падай ты на землю, жди, дружочек, своих батюшку с матушкой, они тебе вскусных червячков принесут. А ты братец Серый Волчок, больше в силки не попадайся и тенета обходи стороной и под ноги свои всегда смотри.
– Ой, спасибо тебе, братец Вороня, что ты так нас от несчастья избавил. Если что, а мы в сторонке стоять не будем, коли какая беда у тебя случится.
– А вот и ладно, когда в лесу всё складно, когда дружно да без всяких обид друг за друга всем стоять нам горой.
А Баба Яга наколдовала себе Избушку на курьих ножках, которую той духи построили в одим миг, чтобы больше уже никогда не жить в своей деревушке. И поселилась в лесу она навсегда вместе со своим сыночком Вороней и плохо ли ей, когда избушка эта сама ходит куда ей матушка Яга укажет. И теперь уже никто к ним из людей-то недобрых без спроса не зайдёт, да избушку их не запалит и больше уже не подожжёт.
Ну а в деревне той, Чудиновке, а как и раньше смерды зимой на телегах дрова возили, а летом – на санях, и всё они делали наперекосяк да не так.
А этот толстячок, смерд, а который вырвал три больших пера из хвоста у Ворони прозывался Колобок и была у него небольшая семья: две девки-трёхлетки, отрок Ивашка, да жёнка на тонких коротких ножках, вся жирная как свинья, с отвисшим большим брюшком ниже своих коленок, не ходила она, а плыла, жирком своим трясла.
Да вот, вскоре после того как в деревне Чудиновке побили Вороню, стали там происходить очень странные дела, и вдруг это ни с того ни с сего сыночек Колобка Ивашка и дар речи потерял и только может мычать и говорить только одно слово: «Батюшка да батюшка», без умолку. Как всем тот надоел, хуже горькой редьки, а мало того ещё и на ногах передвигаться перестал бедолага.
У самого же Колобка-то огромная выросла шишка на лбу, да девки же малолетки как белки бегают, на ветках прыгают и скачут, никак их домой не загнать, просто жуть и страсть. А ещё ходил по деревне-то той ужасный непонятный дедок с кленовой клюкой в руках, со спутаной седой бородищей ниже колен, да с длинным синим языком на плече, да верёвкой на шее. А до этого вроде как тот был добрым молодцем-красавцем хоть куда, не иначе как подселился старик-висельник упырь в него. Вот тогда-то поняли те чудики из деревни Чудиновки, что это произошло с ними наверняка неспроста. А наверняка эта страшная Баба Яга и в отместку-то за сыночка любимого Вороню на всех в деревне  нашей недобрую порчу навела, чтобы народ простой сгубить и сама же на своей Избушке на курьих ножках подальше от нас в лес густой убежала.
– Эх, люди-люди, и что нам теперь делать-то, как дальше жить, даже и ума не приложить. А что с каждым завтра станет, не знает никто, или в образе змеи окажешься или крысой будешь, и может тараканом, которого же твоя жена и растопчет каблучком, чтобы не шастал по чужой кухне и не воровал еду.
– Ну ты и скажешь тоже, Угрюм, и вечно тебя всякие недобрые мысли лезут в голову. Лучше-ка, ты, иди дружочек проспись, потом приходи поговорить, когда тёмные духи перестанут твой разум весь напрочь перекрывать.
– Так ты хочешь, Славен, сказать во мне недобрые нежити живут, да поэтому я вам сейчас-то разную пургу а вместо мудрых мыслей несу? Ну ты наглец, однако, я тебе скажу, конечно же их в меня эта Баба Яга запустила, чтобы я свой разум вконец потерял и жить всем людям в деревне мешал. Да если же они не во мне, в тебе живут, Славен, тогда как как нам это узнать-то? Тут нужен волхв или колдун, или ведьма знающая, а которые могут этих духов тёмных из нас вызвать и с ними поговорить, да вот тогда-то и станет ясно, а кто из нас окажется прав, ты или я.
Как прознали такое дело тёмные духи  про волхвов всяких, колдунов и ведьм, и которые будут их скоро из людей вызывать, сразу собрались они на совет возле своего болота, где они жили  раньше всегда.
– А ничего они нам и не сделают, эти похвальбушки, мы ведь куда как посильнее их будем, а не чета они нам, – сказала смеясь Кикимора.
– Да и правда, и давайте духи вспомним, кто что недавно этим людишкам-то какую хохму подстроил, я вот вчера горбатую жёнку заставила деревяную коровку подоить, просто от этого можно оборжаться.
– А я заставила сестру её кривую индюка нестись, – сказала другая кикимора.
– Ну а я – пылью свежее бельё стирать третью сестру хромую, так это было весело и смешно. И тут, ишь ты, пришёл сыночек Бабы Яги Вороня, давай всех этих чудиков  учить,  указывает нам что делать, и вот и получил за это негодник сполна.
– Это что, девки, вот сегодня я уж поразвлекался от души, – завизжал от удовольствия Водяной, – если бы вы только это видели, так вы бы все от смеха насквозь бы враз и промокли. Так вот сейчас-то я живу в теле этого чудака Колобка, а взял я его сыночка-то, Ивашку, посадил в торбочку, подвесил его высоко на сук, а и никак его не достать.
– Ну а я сижу в этом Ивашке-то, и всё время кричу: «Батюшка и батюшка». Так ему ужасно надоел, что он своего сыночка изрядно побил, – веселясь сказал Болотник.
– А это и что, мы ведь рядом тоже были, мы в его дочек-трёхлеток вселились, да такую устроили на деревьях там чехарду, хоть стой, хоть падай.
И так эта болотная нечисть в кустах тех веселилась, да кричала, даже не слыхала как Вороня подошёл и подслушал весь разговор этих недобрых упырей, от самого начала до конца. Сразу тот смекнул в чём тут дело:
– Ах вот где она собака-то зарыта. Теперь-то я знаю, что почём и откуда эти ножки растут, и кто всему народу простому-то зло недоброе-то всегда чинит. А вот когда придёт моё время, я с этой нежитью, ой как ещё разберусь, наведу здесь такой порядочек, мало даже никому не покажется, хоть тебе, Водяному, и Болотнику. Ну а уж про кикимор-то тут даже и обсуждать нечего, супротив меня-то и моей матушки они даже все будут очень слабоваты, – сказал Вороня, а и пошёл домой мимо деревенской околицы и видит злые собаки за Чёрным Котиком гоняются, хотят они его разорвать. Отогнал их палкой Вороня куда подальше и Кот от страха тому на плечо ловко вскочил. Вот с той самой-то поры этот Чёрный Котик-то и остался у него в Избушке на курьих ножках жить. К Бабке Яге тот тоже не забывает на колени садится, и знай себе мурлычет, хитрец котяра, песенки напевает, старушку ублажает. Та его за ушком чешет и сметанкой угощает, не забывает. Даже от этого как-то всем уютно стало в доме-то и повеселей с таким-то весёлым дружком Ворони.               
Ну и между тем тостячок этот, Колобок, как всегда и на своей подводе без колёс, погоняя свою хромую клячу, покрикивал:
– Но, моя Сивка-Бурка, давай живо свои ножки переставляй, шевели копытами, иначе как сейчас я огрею тебя вот этой-то плетью, враз небо с овчинку тебе покажется! А глупая ты как есть, скотинка! Эх, да зачем ты только мне досталось такая-то некулёма. А всё получилось с того, что рублики-то свои я почти прогулял и остатков на тебя только мне и хватило. А давай, дармоедка, не пыхти и вези навоз, не ерепенься, а иначе же ты у меня и без соломы на ужин останешься, ишь ты, ей не нравится запах, а мне что нравиться, да? А что поделаешь, как-то нам выживать надо, Бурка, да без труда-то, как говорится, не вынешь рыбку из пруда. Эх, а кому-то ведь надо этот вонючий навоз из деревни-то вывозить,  зато грошей получим немало и наедимся мы с тобой потом до отвала. Ты соломку пожуёшь, да я же, что мне моя жёнка Хрю-Хрю приготовит. Она у меня большая мастерица, особенно свининку зажарить. Очень уж жаль, что давно я её не едал, даже не упомню когда, а всё потому что грошей у меня не хватает, чтобы её покупать, вот и приходится только мечтать и слюньки глотать на досуге. Эх, Бурка-Бурка, и что это за жизнь-то у нас такая нынче недобрая? Ну вот, кажется наконец-то и последний мы воз с тобой отвезли за околицу, давай-ка, милая моя, живо поворачивай к нашему дому, будем с тобой перекус делать.
Подкатил тут к воротам своим трухлявым осиновым Колобок и писклявым голосом орёт:
– Эй, Хрю-Хрю, еду мне быстро выноси, а иначе же я сейчас как осерчаю и твои косы рыжие себе на кулак намотаю, и будешь тогда моя жёнушка знать, как своего мужа любимого не уважать! 
Да как выскочила тут Хрю-Хрю из дома, а на тонких ножках спотыкается, во весь рот своему муженьку Колобку радушно она улыбается.
– Да всё уже несу, мой любимый, с пылу с жару очень вкусную горячую еду, думаю, что тебе всё понравится, да чай не впервый раз мне тебе, Колобочек, угождать, я все твои пристрастия уже давным-давно знаю.
И как стала тут Хрю-Хрю ему хлеба один за другим выносить, и десяток другой за един-то присест муженёк уплетал, вот поэтому-то от мучного и тостячком тот был.  Мало того, ещё бочонок кваса выпивал, да лучка зелёного целую корзинку уплетал, вот и вся была еда у Колобка.
Выскочили тут его девки-трёхлетки из избушки и хотели те у отца чего-нибудь из еды хоть зацепить. Да какой там, как закричал на них батюшка:
– А ну кыш отсюда, сопливки, а вы совсем что ли оголодали? Ишь как обнаглели и у родного отца изо рта еду тащите, совести у вас никакой нет!
Да дочки-трёхлетки со страху сразу брызнули в кусты, в разные стороны, только их и видели. Ну и конечно про свою Бурку Колобок как всегда и забыл, щипала эта бедолага с крыши соседнего дома старую солому, да горькие слёзы текли у неё по щекам от нелёгкой жизни такой у глупого да жадного смерда до еды.
– Эй сосед, а почему твоя кляча с моей избушки солому поедает? Придётся тебе за это мне золотой червонец заплатить, а иначе я твою клячу себе заберу.
И тут вдруг появился Вороня.
– А давайте-ка, смерды, я эту старую кобылку выкуплю за золотой червонец, у меня он есть, хоть и последний.
– Вот чудак-человек, два уха, да на кой ляд она тебе сдалась-то, такая замученая кляча? – Сказал Колобок, да взяв деньги передал в руки Ворони уздечку Бурки. – Нужна, забирай себе это сокровище, чудная твоя голова, только уговор – без возврата.
А после того как сын Бабы Яги увёл лошадку, между Колобком и соседом тут же из-за золотого этого червонца произошла драка.
– Твоя лошадь ела мою солому, а значит деньги мои!
– Опомнись, соседушка, какая лошадь, какие деньги? А у меня отродясь-то никогда и лошади-то не было, и уж тем более денег. Иди, соседушка, поспи, может тебе ещё чего-нибудь интересное приснится, потом расскажешь, мы вместе с тобой от всей души и посмеёмся.
А народ деревенский весь над Вороней потешается, все от мала до велика смеялись.
– Эй вы только, люди, посмотрите на него, глупого Воронёнка, который себе за золотой червонец Сивку-Бурку купил, теперь тот, братцы, не чета нам, на волшебной лошадке своей в заморские страны за тридевять земель будет летать, просто можно со смеху оборжаться, – и кидали в него комьями грязи, а даже кто и камнями.
– Иди-ка ты отсюда по доброму из нашей Чудиновки, глупый сыночек Бабы Яги, и чтобы твоего духу здесь у нас не было никогда. А ну-ка отсюда кыш, бездельник.
А вскоре Вороня со своей лошадкой были уже дома и мать-то ему и говорит:
– Да ты хоть знаешь, сыночек, кого ты к нам привёл? Когда же узнаешь – ахнешь. Здравствуй, Сивка-Бурка, и что это за злодей, который так тебя заколдовал, продал глупому смерду, ты мне скажи, а я уж постараюсь, помогу-верну тебе твой облик, что был прежде.
А вот так Сивка-Бурка эта оказалась на самом деле настоящей, осталось только с неё колдовские эти чары снять, что Бабя Яга и сделала. И появилась с той самой-то поры у Ворони волшебная лошадка, которой же краше и быстрей не было во всём белом свете. Узнав про такое дело глупые смерды – Колобок да сосед его от этого даже те совсем спятили. Такое-то сокровище по своей глупости они упустили, хотели даже её украсть, да только вот она им не далась, лягнула сначала одному, а потом и другому под микитки, что они потом кровью аж изошлись, целый месяц с постели оба встать не смогли. Мало того, золотой червонец этот оказался совсем даже не простой, а попрыгунчик прыг-скок и был таков, а даже его не видели и звона никакого не слышали, как будто и в деле не бывал и лошадок не покупал. И вскоре прыгунок этот оказался  опять в кармане у Ворони как у себя дома.
Ну а дочки-трёхлетки, после того как те убежали из дома, совсем в тёмном лесу заблудились, и три дня бродили, проголодались, нашли они кустик с малиной и начили её поедать с жадностью, рты свои набивать, да и не заметили, что рядом с ними Медведица стояла да в короб своим деткам ягодки тоже собирала. Как увидели они её, сразу же хотели убежать, да она тем тут и говорит:
– Не бойтесь меня девки-трёхлетки, я вас не обижу, и есть вас не буду, у меня дома в берлоге тоже такие же деточки-медвежатки как вы ждут, есть хотят.
– А вот нас наш батюшка Колобок и матушка Хрю-Хрю совсем не кормят, мы голодные очень, вот поэтому-то мы из дома своего и убежали и заблудились, и больше мы не хотим туда никогда возвращаться, не знаем, что нам делать.
И дружно девки-трёхлетки заплакали.
– Да где трое деток есть, там и пятерым места хватит, – сказала сердобольная Медведица и забрала к себе берлогу жить, удочерила тех. И стали они ей по хозяйству помогать, медвежат своих нянчить, да и колыбельные песенки им напевать, в зыбках качать, а после всё семейство собиралась за столом, кушали всего вдоволь, чего только у них душа просит. Да стали эти сестрёнки-трёхлетки и Медведицу матушкой родимой с радостью называть и братишками всех медвежат. А наконец они вспомнили, что одну Ладкой другую же Владкой зовут, да не как дома было у Колобка и Хрю-Хрю голодными сопливками тех всегда обзывали.
А между тем дела у Колобка очень уж были плохи, и денег-то больше нет, да лошадки тоже, и дочки-малолетки пропали, не пойми куда девались, а тут ещё и сосед оказался мукомолом и не захотел на своей мельнице Колобку зерно в муку молоть, и вот и пришлось тому чудаку на своём горбу мешки с зерном в соседнюю-то деревню за семь вёрст в гору тащить.
– Ну погоди у меня, Капуста, я тебе это припомню, когда на моей улице будет праздник, когда мой черёд придёт и тебе зло или там какую-нибудь пакость учинить, – идёт, сопит себе под нос и недовольно бурчит, – ишь ты, он пинком  меня со своей мельницы прогнал, лиходей-злодей, а и совсем житьё у нас-то стало худо, хуже даже и некуда, и может оно к лучшему, что дочки пропали у нас, всё меньше будет ртов. Ещё и этот глупый сыночек Ивашка в торбочке на матице под самым потолком-то на крючке висит и кричит: «Батюшка и батюшка», надоел хуже горькой редьки, а чтобы ты провалился в Тар-тарары, в Нижний Мир, а чтобы мы тебя больше никогда не видели и не слышали! – Не выдержав, в сердцах, со злостью, закричал отец Колобок.
И тут у всех на глазах разверзлась земля в полу, и туда сорвашись с крюка, рухнул короб с сыночком Ивашкой, провалился тот под землю и исчез там уже навсегда,  да за ним же земля закрылась, как будто его никогда на свете белом не было.
– Вот уж чудеса, так чудеса, хоть стой, хоть падай, да что если всех нас эта нечисть-то к себе заберёт! – Завопила тут в ужасе его жёнушка, справная Хрю-Хрю.
Вот так и остались они без своих детей, горемычные. Колобок и Хрю-Хрю ушли они из дома своего родимого по белом свету горюшко-то своё мыкать-рыдать да хныкать, авось судьба над ними смилуется и всё-то у них как надо само собой и образуется. Идут они по дорогам-то непроторенным, и через колдобины и колючие кусты, напрямки куда глаза глядят, а из которых у них ручьями слезы льют и по щекам ручьями текут.
– Эх, и за что только нам такая-то очень недобрая долюшка-то выпала, и что нам теперь несчастным делать, даже ничего в ум не идёт.
Ну и три сестры Колобка: Горбуля, Кривуля и Хромоножка тоже решили, что жизнь у них не удалась, деревяная корова не доится, индюк яйца не несёт и пылью-то бельё совсем никак не стирается, за братцем-то своим следом по белому свету ходить-бродить пошли. Песни пели да плясали, за это им хлеб и квас в дар подносили-угощали, тем они теперь и жили. А когда хлеба не было у них, они сухари сушили. А по деревням да селам те разгуливают и хоть бы хны, и травушка не расти, что в карманах ни гроша и зато поёт и веселится душа.
– А и что нам молодым-то да красивым девицам страдать-горевать-то, авось поди и богытые женихи для нас сыщутся, а уж мы-то, надо думать, не растеряемся, быстро им на шею вскарабкаемся и заживём враз не хуже, а даже намного лучше всех наших подружек из Чудиловки.
– Да что, разве я не так говорю, сестрица Кривуля или ты, сестрица Горбуля?
– Да конечно же так, сестрица Хромоножка. А не срезать ли нам свою дорожку напрямки через лесок? Так-то оно завсегда короче будет.
И вскоре три сестрицы попёрлись через густые заросли и вышли к медвежьей берлоге, возле которой-то они и увидели двух пропавших племянниц, которые были чистенькие опрятные, и сами по себе были справные: ни голодные, ни холодные, хорошо одетые и обутые, не то что у Колобка да Хрю-Хрю они жили, всё время тужили, есть хотели, да голодными-то всегда были.
– Ах вот вы где, сопливки, ошиваетесь, а матушка ваша с батюшкой-то те совсем чуть с ума от горя не сошли, они рядом за нами следом идут. Берите наши котомки на плечи и следуйте за нами, негодницы!
– А мы не хотим, и мы не пойдём отсюда, нам и здесь очень хорошо! – закричали сестрицы-трёхлетки.
– Да это ещё что за капризы, вам что сказали тётушки, а ну-ка быстро исполнять, да иначе же мы вас сейчас так косички-то надёрём, мало даже не покажется, и быстро умоетесь горькими слезами, неслухи противные, – закричали злобно сразу три тётки, а тут ещё и Колобок с Хрю-Хрю, услышав ругань, прибежали и не успели своих дочек с собой насильно увести, как тут выскочила из берлоги своей разьярённая Медведица, да куда подальше из леса всю эту недобрую родню та погнала, кусая их за пятки.
– Шляются тут всякие бездельники-то не рукодельники по нашим чащам-то и трущобам, и всё тут подъедают, корма народ лесной лишают, а ещё хотят эти злыдни деток малых к себе забрать, как бы не так! Да в следущий раз, коли удумаете это сделать, я вас всех тут враз заломаю! – Сердито прорычала напоследок матушка Медведица так, что у всей родни тут же испачкались от страха понёвы и порты. И потом погладила она по головкам Владку да Ладку, и сказала:
– Не бойтесь никого, мои деточки, я вас  никому никогда не отдам, – и сев на пенёчек Медведица заплакала, – так ведь можно было и прозевать эту наглую шайку-лейку, а хорошо что услышала вовремя я, да иначе бы осталась я без своих славных помошниц, замучило бы их это ужасное семейство, да сгинули бы они от жизни недоброй такой.
Да уж как братишки-медвежатки были рады, остались с ними такие очень добрые няньки.
– Эх, дочки мои, трудно мне сейчас, мой-то муженёк, Лепёха, и старшенький-то сынок, Пончик, пошли как-то они на зароботки и совсем пропали-сгинули. Да теперь от них тебе ни слуха ни духа совсем никакого нет, я уж тут совсем изревелась, все глаза свои напрочь выплакала, – сказала с грустью Медведица, приложив к своим глазам платочек, дочкам Ладке и  Владке.
– Матушка, а никуда они не денутся, наш батюшка Лепёха и братец  Пончик, обязательно к нам они вернутся. Ты, матушка, верь, надейся и жди, и всё у нас будет хорошо.
И те кинулись её обнимать и все трое заплакали навзрыд на весь лес.               
Деревенские смерды после схода пригласили колдуна, чтобы понять в чём тут дело, почему это у них в Чудиновке-то происходят странные какие-то дела. И оказался же это тот самый колдун, который который Сивку-Бурку заколдовал, потом её уже на ярмарке продал за гроши Колобку. Вот уж он подивился-то, когда узнал, что эту лошадку за золотой червонец сын Бабы Яги выкупил. Почесал тот свою макушку и сразу же нахмурился:
– Ой, да всё это видно неспроста, знал видно этот щельмец-то кого выкупал. Куда они со своей матушкой-то только подевали эту Сивк-Бурку, эх надо бы мне  это прознать откуда тут ножки-то растут, от шеи или там от пуза.
У Ворони были маленькие чёрные глазки как бусинки, а за спиной чёрные крылья ворона. Вскоре он вырос, сильно возмужал, окреп и научился летать, да ещё стал таким красавцем, каких ещё в свете белом поискать. Теперь же осталось ему только зазнобушку девицу найти, и чтобы на ней жениться и семью себе завести. Вот и решил тогда Вороня за тридевять земель лететь, авось какая красотка и понравится да полюбится, которая ему счастье-то составит, и от всей души его приголубит и к сердцу прижмёт.
Да что время зазря терять, да сев на Сивку-Бурку улетел на ней в дальние края, не забыв прихватить с собой и Чёрного Котика, своего дружка, тот точно подскажет как быть, где самых лучших красоток в каких царствах-государствах тому искать.
– Матушка ты родимая, благослови меня на дальнюю дорогу, время пришло мне уходить из дома, засиделся я тут на печи от безделья совсем. Надо мне свои косточки чуток размять, людей посмотреть и себя показать.
– А ещё вот что я тебе сыночек мой, Воронюшка, на прощание скажу, а коли же повстречаешь ты случайно храбров из светлой заставы, не вздумай тем сказать, что я та Забавушка-чародейка в образе Бабы Яги. Теперь всё равно они не смогут мне помочь, снять же эти недобрые чары с меня колдовские, могут только волшебницы из рода Чернобога, а по другому-то тут никак. Запомни сынок, мы тоже не слабые, мы – Горынычи, в нас тоже недюжиная-то силушка есть!
Обнялся Вороня с Бабой Ягой, принял её благословение и вскочил в седло.
         – Ну всё, прощай матушка, не поминай меня лихом!
         Как взлетела в небесную высь Сивка-Бурка быстрой птицей под самые облака, только ветер в ушах у Ворони свистит, и полетела она в дальние страны в заморские края, туда, где всегда тепло и никогда не бывает снега.
         – Эх, и как это хорошо-то летать под самыми облаками, Землю нашу Матушку отсюда обозревать! – Закричал  в восторге Чёрный Котик, – Как это здорово, да такое забыть никогда нельзя.
         Летят они над своим Деревяным Царством, видят как сиволапые смерды бродят по нему, все они грязные, немытые, копашатся как муравьи, что-то носят, снуют туда-сюда, вроде как делами занимаются. Проку и пользы от этого совсем никакого.
         – А вот здесь-то, братец Чёрный Котик, мы и живём, и никуда теперь не денешься, и как говорится, где родился там и сгодился, – сказал друзьям Вороня.
        И тут они увидели как внизу бурый медвежонок в капкан попал, ревёт от ужаса, и не знает тот, что ему делать, как ему от этой напасти избавиться.
– Ну что, Сивка-Бурка, поможем этому бедолаге? А иначе же его голодные волки как нечего делать тут съедят, даже белых косточек от него не останется.
Освободили друзья несчастного бурого медвежонка из капкана да спрашивают его:
– Как же это тебя, братец, угораздило попасть в такую беду, надо всегда под ноги себе смотреть, а иначе же можно так и своей жизни лишится, напрочь так.
– Беда у меня, братцы, совсем другая, это совсем не беда. Задумался я тут из-за неё, вот потому в этот капкан и попал совсем случайно, да просто один страшный колдун, которого даже никто и не знает как его зовут, и вот он-то и превратил нашего-то батюшку, Бурого Медведя, в этого хомячка. А и что мне теперь с ним делать, я даже и ума не приложу, совсем, и как я теперь своей матушке-то своего батюшку покажу.  А эвон глянете-ка, братцы, что этот страшный колдун натворил, да как моя матушка такое увидит, сразу тут же с ума сойдёт, мало того я ещё в капкан этот невзначай угодил. Спасибо вам, братцы, за то, что вы меня освободили из него, – со стоном наступив на свою окроваленную ножку, сказал бурый медвежонок своим новым друзьям, – а зовут меня братцы, Пончик, и потому что я кушать очень люблю, а сколько же мне ни дай, всё в един присест зараз уплету, а батюшку-то моего зовут Лепёха. А так он по части лепёшек будет очень даже большой мастак, конечно же не печь их, есть.
– Эх, так дело, братец, не годится, с такой раненной ножкой куда ты дальше-то пойдёшь, а давай мы сейчас малость тебя подлечим, чуток, – сказала ему Сивка-Бурка,  – а ты запрыгни, Пончик, мне в одно ушко и в другое-то выскочи, и все твои раны в един миг заживут. И станешь ты здоровее прежнего, чем ты раньше до этого всегда был.
– Эх, была не была, матушка один раз родила!
Решился Пончик свою ножку поправить, набрался духу, как разбежался а одним тот прыжком в ухо-то Сивке-Бурке и заскочил, да там напрочь застрял, ни туда и ни сюда, никак вылезти обратно, бедолага, не может, хоть ты разорвись да тресни, что теперь делать, никто даже не знает. А Чёрный Котик Ворони  и говорит:
– А может мне его продуть, авось и выскочит, бедолага, а иначе-то и лошадка оглохнет, и медвежонок помереть может. Запрыгнул котик на  шею Сивке-Бурке, поднатужился изо всех своих сил, и начал дуть ей в ухо так, что сам раздулся, стал большой как шар. Дунул Чёрный Котик разочек, дунул другой, да на третий-то Пончик и выскочил с треском как пробка из бутыли, повис тот высоко на дереве на суку и от ужаса кричит:
– Помогите, снимите меня котик и Вороня, а иначе же я сорвусь и насмерть расшибусь!
 Взлетела тут Сивка-Бурка, ухватила зубами бедолагу Пончика, а и обратно на землю его опустила. Как же все были очень рады что всё закончилось благополучно: котик не лопнул да медвежонок не разбился.
– Ты братец-то, не печалься, всё у тебя наладится и батюшку твоего расколдует матушка моя, Баба Яга, она у вас там рядышком в Избушке на курьих ножках живёт. Скажите ей, что вы от меня, от Ворони пришли.
– Ой, спасибо же тебе, братец Вороня, век я буду помнить твою доброту, пойду-ка я сейчас зло на доброе дело исправлять, а вам  же счастливого всем пути. А тебе, Вороня, я желаю самую красивую и премудрую себе невесту найти, –пожелал тому Пончик на прощание.
– Да тебе, братец медвежонок, всякую нечистую силу стороной обойти, не попадаться им на пути, а батюшку своего в своём настоящем-то облике в берлогу здоровым и невредимым к матушке своей да братишкам привести.
Вскоре Сивка-Бурка высоко в небо поднялась и полетела далеко-далеко в заморские края, а медвежонок Пончик тот побрёл по буеракам да колдобинам к Бабе Яге наугад, через лес напрямки, авось же не заблудится, кривая нехоженная тропинка может куда надо и выведет, и уж там можно будет батюшку-то родного расколдовать, в надлежащий порядок привести.