Ифрит из ЖКХ. 1

Ифрит из ЖКХ.
Василий Шеин.
Глава 1. Иван Сергеевич Тургенев: интеллектуальный бомж.

«Ночь, улица, фонарь, аптека
Бессмысленный и тусклый свет
Живи еще, хоть четверть века
Все будет так, исхода нет…»

…Иван Сергеевич, прикрыв глаза, самозабвенно декламировал из любимого поэта. Строки как раз, в самую точку, подходили к обстановке и отражали окружавшую чтеца реальность. Из подворотни дул гадкий сквозняк: мерзавец отыскивал вездесущую пыль, вертел её в коловерти мини смерчей, кусал острыми крысиными зубками внимательных слушателей высокой поэзии.

Дойдя до середины текста, Иван Сергеевич, победно взглянув на почитателей своего артистического таланта, с огорчением обнаружил, что говорит он — в пустоту. Старый бомж Коляныч клевал носом. К его острому плечу пыталась привалиться Люська, капризная и взбалмошная девица лет двадцати пяти. Пока у нее получалось плохо: голова время от времени соскальзывала с залоснившейся одежки деда, но девица упорно пристраивала ее на облюбованное место.

Иван Сергеевич скорбно вздохнул. Праздничное настроение, возникшее от полета мысли в предновогодний вечер – исчезло, уступая место привычному состоянию: нужно выпить! Край, как надо! Без этого никак!  Но обе бутылки дешевой водки безнадежно опустели

Маленький костерок, сложенный друзьями из щепок и пакетов, догорал, вонько чадил химически непереносимым  дымом. За последние четыре года Иван Сергеевич притерпелся ко многому, но запах этот — вызывал особое отвращение и горькую сухость во рту.

— Гадость! – поморщился он, отбрасывая пустую бутылку. Было непонятно, к чему больше относится сказанное им слово, к едкому дыму или к выпитому суррогату: — Все имеет свой предел! – добавил он с глубоким философским подтекстом, закончив обследование стеклотары.

— А впрочем, водки, как и счастья, человеку всегда не хватает! И, к великому сожалению, все хорошее быстро заканчивается! – вздохнул Иван Сергеевич, он же – бомж, исходя из своего нынешнего социального статуса, прозванный сотоварищами по жизненным обстоятельствам  Тургеневым, за великую любовь к поэзии и прозе.

— Истина – непреложна! – изрек сквозь дрему мудрый Коляныч и снова прикрыл глаза.

Заботы и холодный сквозняк вернули тезку именитого писателя к неприглядной действительности. Иван Сергеевич зябко потер ладони. Мороз небольшой, градусов десять. Сущий пустяк для русского человека, если бы не проклятый сквозняк. Тургенев  осмотрелся.

Раздобыв водку, они с Колянычем, вежливым до тошноты пожилым бомжОм с двадцатилетним стажем бродяжничества, облюбовали закуток во дворе магазина, в котором иногда подрабатывал любитель поэзии. Чуть позже к ним впорхнула слегка подвыпившая Люська. Охрана хорошо знала Тургенева, закрывала глаза на его посиделки с бомжами среди штабелей пустых ящиков и мусорных баков. Человеком, Иван Сергеевич - слыл добрым и безвредным, не способным на воровские дела. Среди своего окружения он выделялся умным лицом, располагающей внешностью, опрятной, хоть и поношенной одеждой.

Несмотря на антисоциальный образ жизни, он старался держаться на плаву, не погружаясь окончательно в омут безысходности, о котором он только что, столь проникновенно, вещал своим упившимся друзьям.

За глухим забором шла обычная предпраздничная суета: по освещенным улицам ползли густые потоки сияющих, как лакированные галоши, машин. Торопились люди, делая запоздалые закупки. Волокли домой обтерханные с мороза елки,  которые пахли чем угодно, но уже не лесом. Тащили пакеты с колбасой и бананами, с водкой и обязательным шампанским. И все ради того, чтобы под пенный хлопок, выкрикнуть несусветную глупость: с Новым Годом, с новым счастьем. Ну, Новый Год – ладно, понятно. Прожили триста шестьдесят пять дней - и то хорошо. А вот про новое счастье – это уже перебор. Что, старое счастье не устраивает?  Ой, не буди лихо, народ! Не приведи…чур…чур…чего нового, не то - небо с овчинку покажется! Т
Но там, на людной улице шла жизнь, в которой Ивану Сергеевичу  уже не было места. Он иногда подолгу размышлял: как все случилось? И почему, он – вдруг выпал из этой суеты и не хлопает шампанским? Оттого что не сумел найти свое место среди всех, или не захотел бороться за это место? …Но подобные раздумья обычно заканчивались тем, что он, не находя однозначного ответа на поставленные перед самим собой вопросы, безобразно напивался! Пить хотелось, а искать ответы - нет!

Но на нынешнюю критическую ситуацию философия никак не влияла. Все было просто и прозаично: закончилось питье. Над мусорными баками в похожем на ржавую кастрюльку плафоне покачивался фонарь, тупо глазел равнодушно желтой лампой на уснувших подельников Тургенева и совсем им не сочувствовал.