Часть 3, глава 11

                Капля веры и капля надежды,
                Я в вас не нуждался так остро прежде.
                Вы растворились в океане беды.
                Я заблудился.
                Где Любимой следы?


Дин стоял, пошатываясь, на пустом перроне какого-то захолустного полустанка, медленно приходя в себя. Сзади, прочь от него, лязгая, клацая и дребезжа колёсами, набирал ход старый, разболтанный поезд. Он походил на железное чудовище, которое открыло пасть и надсадно выплюнуло надоевшего пассажира, будто застрявшую в горле кость.

Когда Дин очнулся, в памяти остался лишь удар. Удар был так силён, что Дина отбросило в незнакомый Мир. Кто его ударил? Где он был? И откуда он прибыл? 
Вокруг, в воздухе, разливалась клейкая, тягучая, тревожная взвесь. Голова его была пуста, сердце давила неимоверная тяжесть, ноги подгибались. Но он должен был идти, и Дин заставил ноги двигаться. Сошёл с маленькой платформы, пересёк пути.

Впереди раскинулось поле, испещрённое неглубокими балками, редкими кустарниками и пышной, голубоватой полынью. На поле, совсем вдалеке, паслись не то быки, не то кони, не то их нелепый гибрид. Слева остался полустанок. Справа стелился загрубевший клевер, отросший вторично после давнего покоса. За ним виднелись низкие, редкие белые домики – какой-то посёлок. Сзади рельсы  убегали вглубь плоской, серебристо-серой от полыни и колючек, равнины, переходящей постепенно в каменистую пустошь, которая, в свою очередь,  плавно перетекала в холмы, а далее – в пологие горы.

Он знал, что должно что-то произойти. Но что именно? Гнетущая тишина, замерший перрон, рассеянный, палящий белый свет, засевшая в груди игла – и страх. Страх гнездился везде – в низком, выцветшем небе, в разлапистых, сероватых деревьях и пыльной, сухой траве. Тоска и боль вновь перехватили дыхание.

Что с ним было? Он ничего не помнил. Безжалостный удар по голове, мгновенная глухота и – провал, чёрное забытьё. И вот теперь он видит перед собой какой-то забытый Богом полустанок, заросшие бурьяном рельсы, уходящие к горизонту – да полно, был ли поезд? Или он ему приснился? Надо идти к людям. Спасаться от неведомого, преследующего его по пятам. Вперёд, к белым домикам.

И Дин, спотыкаясь, точно пьяный, побрёл к посёлку. Ровные, аккуратные, но небогатые домики-мазанки казались пустынными. Но при каждом доме находился небольшой и ухоженный палисад.

Подле узкой полоски газона перед длинным одноэтажным домом, под одним из чахлых деревцев, почти не дающим тени, стоял настороженный мальчик лет восьми, белоголовый, загорелый дочерна, в застиранной рубашонке и домотканых штанах, глядел исподлобья прищуренными голубыми глазами. Дин подошёл к нему ближе, всмотрелся в лицо. Мальчик как мальчик. Замкнутый, неразговорчивый, тщательно скрывающий любопытство, но всё равно – ребёнок.

- Кто ты? Как тебя зовут, малыш?

- Кулайя.

- Кулайя, как имя этого Мира? Мира, в котором ты живёшь?

- Коллар.

- Коллар… - повторил Дин удивлённо, и спросил сам себя в забытьи: - Где находится Коллар? Я не помню такого Мира...

- Это Замирье, - пояснил Кулайя, тоже удивляясь удивлению незнакомца.

В лице мальчика не было страха перед чужаком, в голосе не было ошеломления или преклонения. Он приоткрыл было рот, собираясь что-то добавить или спросить, но не решился, внезапно развернулся, пробежал по улице и мигом исчез за ближайшей дверью.

У Дина закружилась голова. Шатаясь, он подошёл к деревцу и ухватился за ствол. Из той самой двери, за которой исчез Кулайя, выскочили две женщины, обе в чёрных длинных вдовьих платьях, с головами, покрытыми белыми платками по самые брови. Они подхватили Дина под руки, ввели внутрь. Там оказалось просторно и чисто.

Оштукатуренные, белёные стены, жёсткие коврики, половички и покрывала, вышитые полотняные занавески, широкие низкие лежанки, полки вместо шкафов, лавки вместо кресел, некрашеные столы без скатерти, много вьющихся растений в горшках и светильники на стенах. Бедность сквозила в лике жилища. Зато здесь была благословенная прохлада, на окна падала тень, комнаты продувались сквозным ветерком.

Ни о чём не спрашивая, Дина усадили на лежанку, нежданно мягкую и удобную. Сразу захотелось спать. Он отогнал сонливость. Потом. Сначала надо вспомнить, зачем он здесь, решить, куда направляться далее.
Странно, он уже в Замирье, забытой Творцами дыре, конгломерату/скоплению слабых миров без защиты, без энергетической подпитки и наполненности. Миров, трепещущих на грани. Но даже не почувствовал этого, не понял. Мир как Мир. Только наполненный необъяснимым, неназываемым страхом. Который, возможно, ощущал только он.

«Замирье такое, каким ты хочешь его видеть, Дин», – снова услышал он шелестящий голос. – «У Замирья нет своего лица. Но оно этим и прекрасно, ты не находишь?»

«Замирье – всего лишь преддверье Небытия», - подумал Дин в ответ. – «Но я ещё молод. Более того, я вечен. Подарить Небытию своё бессмертие? Не слишком ли дорогая плата за ослепление и страсть?»

«Ты меня обижаешь, любовь моя. Страсть – это не ослепление. И я стою куда дороже! Не пройдёт и тысячелетия, как моя власть станет безграничной».

Прочь, неназываемое! Я устал и хочу определённости. Мой дом остался далеко, так далеко, что я с трудом могу припомнить о его существовании. Но у меня был не только дом. Была мать. Был отец. Была сестра, и был брат. Была любимая. Сейчас я один. Почему?

Дин откинулся назад, прислонился к стенке. Прямо перед ним возникла одна из женщин, неопределённого возраста, загорелая, обветренная, молчаливая, как и мальчонка, тщательно скрывающая в глазах вопрос. Поднесла к губам кружку с водой. Свежей родниковой водой с лёгким привкусом фруктового сока. Дин напился, туман в голове слегка рассеялся.

«Удивительная выдержка», - подумал он. – «Я бы не смог удержаться от расспросов…»

И он сам, первый, начал разговор.

- Благодарю, что приютили странника. Ваша доброта зачтётся перед Богами Иномирья… - голос его прозвучал хрипло и глухо.

- Боги Иномирья давно забыли о нашем существовании, - произнесла женщина неожиданно звонким и чистым голосом и сбросила с головы шаль. Дин увидел наполовину седые волосы, морщины на лбу, отёки и сеточку вокруг удивительно молодых, ясных глаз. – Посмотри на меня. Мне двадцать пять лет, но Замирье съедает мои годы, словно ненасытная гусеница – лист. Так что не трудись, незнакомец, восхвалять наше гостеприимство. Замирье и тебя не пощадит.

- Увы, когда-то я имел Силу и Власть, и мог бы похлопотать за вас перед Богами, - с горькой усмешкой сказал Дин. - Теперь я никто, и не в состоянии позаботиться о самом себе.
 
- Такое часто случается в Замирье, ты не удивил нас.

- Зато удивил сам себя, ибо со мной это случилось в родном Мире, прекрасная хозяйка. Моё имя Дин, Дин Ди из Леоллы. Как зовут тебя?

- Кула. А это - моя сестра Кайла и сын Кулайя.

Дин кивнул головой в знак приветствия.

- Тебе надо отдохнуть. Ты бледен и расстроен. Ложись, не бойся. Я разбужу тебя к ужину. Кайла надоит молока, принесёт сыра, Кулайя нарвёт фруктов – не суди строго, такова наша скромная пища.

- Благодарствуйте… - прошептал Дин. Его голова наливалась тяжестью, клонилась всё ниже. Он едва успел прилечь, вздохнул – и провалился в беспокойный сон.

Но, похоже, Тера могла предупреждать на миг все его желания, мысли и намерения. Во всех пройденных Мирах, куда бы ни стремился Дин в поисках очередной Двери – она преследовала его по пятам, плакала, умоляла о жалости, просила развеять её одиночество, манила ликами прекрасных женщин. Вот и теперь, он настолько приблизился к искомому, что вновь услышал внутри себя голос Теры: – Наконец-то мы вместе. Я так долго ждала тебя, Дин! Ах, как я ждала!

- Зачем я нужен тебе? У меня нет больше Силы. У меня нет сил тебя любить. Я обескровлен. Я одинок.

- Так идём со мной, Дин! Мне тоже так одиноко в своей огромной Вселенной!

- Как тебе может быть одиноко, Тера? Ведь ты поглотила уже столько Миров и душ!

- Это всего лишь души, Дин. С ними скучно, они вечно сливаются в одну огромную тень, распадаются на множество мелких, переливаются друг в друга, никогда не обретая спокойствия и стабильности, их горестные помыслы застыли на одной точке – моменте смерти. А мне нужен живой Король, равный мне!

- Откуда ты взялась – такая? Захватчик, агрессор, пожирательница Миров?

- Зачем так резко? Я – часть иной Вселенной, взбунтовавшаяся и ушедшая, чтобы зажить своей жизнью. Я пришла сюда установить гармонию и равновесие.

- Ты пришла, чтобы множить смерть!

- Нет предмета без оборотной стороны. Нет света без тени. Нет жизни без смерти. Смерть обновляет жизнь, омолаживает Миры. Я – Хранительница Смерти, Дин. Ты – Хранитель Жизни. Вот почему ты нужен мне. Рано или поздно мы всё равно встретились бы. Я всего лишь ускорила процесс.

- Ты меня подстёгивала, дразнила, строила козни! Ты знала, что так обернётся! Ты – лживая, жестокая, лицемерная кукла!

- Нет, это ты жесток, Дин. Я никого не принуждаю, ко мне приходят по доброй воле. И ты придёшь. Мы сольёмся воедино, родив Красоту и Совершенство.
 Совершенство Власти над Вселенной Иномирья.

- Впечатляющие планы! Но я могу и отказаться.

- Отказаться теперь? Узнав правду? Нет, это невозможно, Дин.

- Возможно. Здесь, в Замирье, ты не можешь меня принудить или захватить. Тебе остаётся только ждать меня.

- Дин, о Дин, люби меня! Смотри, какая я могу быть! Тебе ведь нравилось меня касаться!

Видение Нового Мира развернулось перед ним широкой бесплодной полосой. Дин стоял посреди бесконечного, красноватого, изрезанного плато, выветренного ветрами со всех четырёх сторон. Вздымались причудливые, багровые и бурые останцы, грандиозные анфилады каменных арок над бездонными провалами, испятнанными грибными потёками и подушками мха, фиолетовыми и ядовито-голубыми, потому что провалы были заполнены водой, отражающей ярко-бирюзовое небо. Кое-где Дин видел каменных исполинов, вырезанных прямо из скал – незнакомые ему Боги смотрели в никуда пустыми глазницами, разевали беззубые рты, в которых птицы сплетали гнёзда из сухого тростника, принесённого откуда-то издалека.

- Где я?

- Тоже в Замирье, - прилетел голос откуда-то из глубины каньонов.  – Оглянись!

Дин оглянулся. По каменистой террасе, изрезанной трещинами, шла, нет, летела, не касаясь земли ступнями, знакомая фигурка. Саэра?

- Если желаешь, я стану Саэрой – ведь она тебе так понравилась!

- Ты читаешь мои мысли! Зачем?

- Они лежат на поверхности! – засмеялась Саэра. – Их нетрудно уловить.

- Откуда в тебе такая Сила?

- Оттуда же, откуда и у тебя, Дин Ди с Леоллы. Мы с тобою похожи. Мы оба – отщепенцы, изгнанники, скитальцы. Нас обоих выгнали соплеменники. Только тобою двигала жажда любви, а мною – жажда власти. И вот мы нашли друг друга. Не отказывайся от возможности обрести себя. Мы станем властвовать вместе. Твоя Сила и моя Сила родят новую Вселенную!

- И этой Вселенной станет Изнанка? Мир мёртвых душ?

- Не надо идти на поводу у стереотипов. Они мертвы не более чем мы с тобой. К тому же, души мёртвых нуждаются в Пастыре.

- Боюсь, что нам с тобой не по пути, Тера.

Саэра уже была почти рядом. Дин видел её холодные, горящие глаза, светящуюся белую кожу, точёную фигуру, облечённую металлизированной тканью.
 
- Ты в этом уверен? Вижу по глазам, что не вполне. Вижу, что власть тебе по вкусу. Ты тяжело расставался со своим Троном, Дин. Представь себе азарт сражения, вспышки всепобеждающей ярости, пылающие жаждой захвата глаза и руки, хитроумное совращение! Бешеная скорость, необузданная страсть! И, как апофеоз - абсолютное могущество. Возможность командовать во всех Мирах. Диктовать свою волю, владеть людьми, их душами и телами, сталкивать Миры в сокрушительной бойне! Пожирать их страсть, их страх, их радость, питаться их силой! Скажи, что ты не мечтал об этом! Дай мне свою руку. Я открою Дверь – и ты войдёшь со мною в тот Мир, что вы несправедливо зовёте Изнанкой, ибо это – истинное состояние биологических сущностей, красота и гармония бесчувствия. Дай же им желанное, а мы будем продолжать бесчинствовать!
 
Саэра протянула руку, Дин тяжело вздохнул и отшатнулся – от её тонкой руки исходило гнетущее ощущение тяжести.

- Ну же, - торопила Саэра. – Тебе только нужно протянуть руку. Ведь ты хочешь меня, да?

Дин попытался окружить себя защитным барьером – какими же жалкими казались ему теперь его потуги. Однако даже столь слабая защита заставила Теру поёжиться и отступить на шаг.

- Почему ты не желаешь сама взять меня?

- Ты должен прийти ко мне по доброй воле, Дин. Иначе твоя душа присоединится к сонму мёртвых, а я не хочу тебя терять. Ты мне нужен живым.

- Ответь мне, кто такая была Саэра? Из какого Мира?

- Минуло много веков, как тот Мир перестал существовать. Саэра была дикаркой, во мне течёт её кровь. Люби меня, Дин…

Дин почувствовал, что его барьер неудержимо тает. Страсть, исходящая от женщины, мутила рассудок. Ещё немного – и он позволит себе сдаться.

- В другой раз, Саэра, - пробормотал он и крепко зажмурился. – Подожди ещё немного, я не готов…

Взвились, оглушительно захлопали невидимые крылья. Пространство смялось, краски потекли, плоскогорье, озёра и горы превратились в разлетающиеся картонные кубики. Дина подхватил поток – и он провалился в сон без сновидений.

Раннее утро ворвалось в сон и развеяло его в прах. Дин снова оказался в просторной, полупустой комнате, на лежанке, покрытой сероватым, полотняным бельём. Снова зной, снова – ни единого облачка, графически чёткие блики и тени деревьев, вперемежку с солнечными зайчиками, на стенах и потолке. Запах прогретой полыни залетал из приоткрытого окна.

- Кула в поле, Кулайя овец пасёт, - сказала Кайла, неслышно появляясь в комнате. – Соседи разъехались по дальним фермам, нынче засуха, водопой один, на все стада и отары едва хватает. Если желаешь обмыться – за домом бочка с водой, полотенца там же. Ты можешь двигаться?

- Кажется, могу. – Дин потянулся и вскочил с кровати. Кайла улыбнулась. Она казалась много старше Кулы, её плечи горбились, кожа рук была изъедена землёй и навозом. Кайла поставила на стол деревянное блюдо со свежими ягодами, кувшин с кислым молоком, пиалу с овечьим сыром и кусок грубого пирога с солониной.
 
- Не обессудь, странник, вот всё, чем богаты.

- Ничего вкуснее быть не может! – искренне отозвался Дин. – У меня слюнки потекли – вот спасибо, хозяюшка!

Кайла кивнула и вышла. Дин не утерпел, откусил от пирога, запил из кувшина, забросил в рот несколько сочных черешен и выскочил на тихую улицу. Завернул за угол дома, увидел длинную лавку с рядом вёдер. Вода была свежей и ещё не успела нагреться. Дин с удовольствием скинул рубашку, плеснул себе в лицо и грудь родниковой водицы. Хорошо! Вместе с потом и пылью схлынуло неотступное ощущение скверны.

За домом местность шла на понижение и хорошо просматривалась. Под боком уютно расположилась огороженная лужайка, на которой паслась овца с ягнятами. За лужайкой начинались сады и огороды, а ещё дальше, до самого горизонта, поля перемежались с посёлками, крошечными озерками и канальцами, оврагами, пастбищами, редкими молодыми рощицами и скупыми клочками невысокого кустарника.

Куда-то туда, далеко, уходила, петляя, корявая, ухабистая дорога. По этой дороге медленно двигалась к дому тёмная женская фигурка, останавливалась, отдыхала – и снова продолжала путь. Дин вгляделся – это возвращалась из поля Кула. На её плечах лежала мотыга, в руке колыхалось тяжёлое ведро. Дин поспешно кинулся ей навстречу, взял ведро, полное накопанной и отмытой моркови и свёклы, и мотыгу. Усталая Кула благодарно кивнула.

- Тяжёлый труд для женщин, - начал он разговор. – Весь ваш Мир таков, каким я его вижу? Кулайя сказал, что это Замирье. Но слухи о Замирье сильно разнятся от того, что я вижу своими глазами.
 
- Мы схоронили мужей после притоннельной стычки. Они погибли, но отстояли наш Мир. Может, он не красив и не приветлив, но он наш. А сельский труд тяжёл в любом Мире.

- Позволю себе не согласиться, любезная Кула. Я знаю Миры, где всю тяжесть на себя взвалили автоматы и машины.

- Так то Союзные Миры, - возразила Кула. – А Замирье Союзу не нужно, кто станет заботиться о нас, что мы можем предложить в обмен на присоединение и защиту?

- Человеческое тепло и любовь.

- Того, чем богато Замирье, боятся. Это – запретная зона.

- Да, я знаю… - Дин задумался. – Кула, расскажи о себе. Кто создатель вашего Мира?

- Мы называем свой Мир Коллар, по имени его создательницы. Как-нибудь ты познакомишься с ней. Она стара, но не позволяет себе сдаться. На её плечах лежит вся тяжесть бытия и ответственность за Мир. Мужем Кайлы и отцом Кулайи был землянин по имени Пётр. Он пришёл завоевателем, но завоёвывать здесь было нечего. Пётр остался с нами, прикипел душой к нашему скупому Миру, сделал Кайлу женой, а меня - подружкой. Она была молода и красива, я – мала и глупа. А потом Пётр пошёл к границе защищать свой Мир и семью. Я не успела зачать ребёнка. Вот и вся история. А что приключилось с тобой, Дин?

- Моя история не менее банальна. Влюбился, загулял, забросил обязанности, забыл о долге, был позорно изгнан. И вот я отправился разыскивать ту, из-за которой пострадал. Хотя это вряд ли разумно.

- Твоя избранница живёт в Замирье?

- Если бы это было так… Боюсь, что нет. Она – за пределами Замирья.

Кула нахмурилась: - Опасная игра, Дин. Ты шутишь не с огнём. Ты шутишь со Смертью.

- Мне терять нечего.

- Ты всерьёз так решил? А я вижу иное. Ты красив и молод. Очень красив, Дин. Разве можно добровольно лишать себя таких прекрасных и редких качеств?

- Ты тоже не стара, Кула, и тоже хороша собой. Пётр был счастлив с вами.

- Спасибо, Дин. Если бы я верила твоим словам, я бы вела себя иначе с тобой, но мои желания, надежды и чаяния понемногу чахнут, не находя воплощения.

Они остановились у входа. Кула отвернулась, скинула платок и стала омывать руки и лицо в ведре с водой. Дин подошёл к ней, обнял за плечи.

- Я могу возродить их, если захочешь. Ведь ты хочешь ребенка! Это всё, чем я могу отблагодарить тебя за гостеприимство… - прошептал он ей в ухо, лаская губами шею. – Только скажи, если решишься. Ведь затем я отправлюсь дальше.

Женщина вздрогнула, выгнулась, закрыла глаза, и Дин ощутил, как тает её напряжение, разглаживаются скорбные складки на лбу и переносице. Вот она затрепетала, ещё не в силах поверить в реальность мужских объятий.

- Да, да, да… - прошептала она в ответ страстно, не открывая глаз, и Дин, обняв Кулу за плечи, повёл её в дом…

Он сделает то, что в его силах: отдаст их будущему ребёнку часть своей Внутренней Силы, подарит Будущее. Истощённый Коллар, похожий на больное дитя, получив мощный животворный импульс, возродится к новой жизни, выйдет на следующий виток развития, и его Хозяйкой, на смену прародительнице, станет дочь Дина и Кулы.
…
- Кула, я уже отдохнул и зарядился энергией от вашей любви и заботы. Вы не спрашивали незнакомца, кто он и зачем пожаловал, не избегали, не чуждались, не презирали, делились последним. Если я останусь живым – клянусь, не забуду вашей доброты. Если хочешь – я уйду тайком, не предупреждая, своей дорогой, никого не мучая расспросами и сборами.

- Нет, Дин, в этом нет необходимости. Я приму со смирением твой уход. Это я тебе благодарна – за любовь. Если Боги Иномирья смилостивятся, я выношу и рожу ребёнка…

- Не Боги, Кула, - с улыбкой поправил Дин. – Это я, Дин Ди, обещаю тебе, что ты благополучно выносишь и родишь ребёнка. У Кулайи будет сестра, у вашего рода – продолжение. А у тебя – дочь и воспоминания. Более того, наша дочь станет прародительницей нового племени, которое возродит Коллар и сделает его сильным, защищённым, самостоятельным Миром. Верь мне! Так будет!

Они стояли на лугу, обнявшись, и Кайла с любовью и лёгкой завистью смотрела на них с платформы той самой железной дороги, что привела его сюда, на этот полустанок.

- Как велико Замирье?

- Я знаю лишь, как велик наш Мир. А он невелик, Дин. Потому что Замирье не едино. Это – цепочка чьих-то обрывочных снов, мы – их заложники, а Коллар – его крошечная крупица. Всё Замирье в целом - это россыпь Миров, разъединённых, разобщённых, едва тянущих каждый свой собственный воз.

- Ты знаешь, куда ведёт эта дорога?

- Дорога идёт от посёлка к посёлку, и везде много женщин и мало мужчин и детей. Женщины стареют быстро, дети мужают ещё быстрее, после последнего нашествия пиратов наш Мир потихоньку вымирает.

- Если я останусь живым, я буду ходатайствовать о приёме вашего Мира в Союз. Ни один Мир не должен опустеть или погибнуть, ибо каждый Мир неповторим и прекрасен, в нём – душа Создателя.

- Даже наш нищий Коллар?

- Я знаю подобный Мир, - возразил Дин. – Это Ромашка, они живут сельским хозяйством и торговлей. Коллару не хватает самой малости – мужчин, мужских рук и надёжных торговых связей. Я уверен, придет день, когда на Колларе заработает Перекрёсток, здесь встанут города, и каждый дом будет полон детей.

- Спасибо за пожелание. Боюсь, раньше нас поглотит Изнанка.

- Ты должна мне верить. Неверие и отчаяние куда опаснее Изнанки.

- Я постараюсь, - прошептала Кула.

- Ты так и не ответила, куда ведёт железная дорога.

Кула вздохнула: - Она ведёт к краю Коллара, Дин. Ты удивляешься, что поезд пуст. Но кому захочется уходить в неизвестность, из которой однажды прибыли захватчики? Их дух, их мрачные тени до сих пор витают над Колларом. А мы не в силах себя обезопасить. Здесь нет ни леса, ни камня для строительства ограждений, ни оружия, ни отрядов храбрых воинов.

Дин не нашёлся, что ответить. Что толку – утешать словами, если он не может сейчас ничем помочь: ни связаться с Союзом, не ходатайствовать перед ним за установление прочных связей и защиты. А его дочь-спасительница ещё не родилась. И он лишь крепче обнял женщину, и та счастливо затихла в его руках…

…Дин прожил в фермерской семье больше месяца, пока Кула не удостоверилась, что беременна.

За это время они успели побывать в большом посёлке в десяти километрах южнее, над чудесным крохотным озерком в глубине равнины, у престарелой Основательницы Мира Коллар, Карле Каро, которой Дин уже не мог ничем помочь. Ибо заёмных сил уже не осталось, да и собственных сил осталось вполовину меньше, а грабить Коллар он не желал.

Дом Карлы, открытый всем ветрам, находился посреди высокого луга, густо поросшего клевером и короткой травой. И – никаких оград, заборов, плетней. Дверь маленького крыльца выходила прямо в простор.

Карла уже несколько лет передвигалась исключительно в инвалидном кресле, в окружении преданных помощниц, но была полна жажды жизни. Каждое утро её вывозили на крошечный пятачок у крылечка, где цвели дикие розы и ромашки – раритет счастливых первых лет. Земные цветы помогали ей жить, а простор и бесконечное небо дарили тот восторг творения, который перенёс её сюда. И Дин восхищался мужеством людей, рискнувших навсегда уйти в осколок сна и создать полноценный мир!

- Этот Мир стал для меня защитником и опорой. Оттого и название: Коллар  – защита от того, что следует позади. Словно поднял воротник – и отгородился от враждебных взглядов.

Дин понял, что она уже давно держится из последних сил, удивительным усилием воли, и попросил её продержаться ещё немного, пока не родится наследница.
Карла воспрянула духом. Поблагодарила Дина за помощь, и он увидел, как просветлела аура Мира.

 - Коллар продержится, обещаю, мы постараемся выжить, - сказала Карла на прощание. – Благословляю тебя. Да сопутствует тебе удача, дитя.

«Она словно бы посылает меня на ратный подвиг», - подумал Дин. – «С кем бы я ни общался, все желают мне успеха, словно лучше меня знают моё предназначение. А я всего лишь мчусь за чувственными удовольствиями. А может быть, и этот эпизод предрешён и предсказан, и уже описан в Книге Иномирья?»

С раннего утра, пока не нахлынула жара, Дин помогал женщинам в поле, качал и таскал воду, затем отдыхал, вечером играл с Кулайей, рассказывал о Мирах, учил считать и писать. Часы, проведённые в поле, в тяжком труде, и жаркие ночи с сёстрами помогали забыться и заглушить – хоть ненадолго – голос Теры. Но как только он оставался в поле один с отарой овец, он вновь вёл бесконечные беседы с собою, и уже не понимал, к чему стремится, и зачем оказался в Замирье.

Почти каждый вечер они с Кулой наблюдали с крыши дома, как на севере, там, где горы, на юге – где начинается каменистая степь, на западе и востоке, где поля и пастбища, – пульсирует, то уплотняясь, то истончаясь, дымчатая завеса.

Когда Миру придёт время погибнуть, эти стены, окружившие малую ячейку Замирья, начнут сползаться к центру – домику Основательницы – пока не схлопнутся.

«Не хотелось бы мне в этот момент находиться в Колларе», - думал Дин. – «Но я больше ничем не могу помочь ему. Буду лишь просить о Силе Богов Иномирья и надеяться, что Хозяйка доживёт до рождения своей Наместницы…»

Вместе с радостным известием о беременности Кулы, к Дину пришли беспокойство, тоска и тяга к перемене места. Он понял, что настало время уходить. А к Куле пришли печаль и горечь от скорого расставания, и день ото дня они становились всё горче. Женщина уже не твердила о радости и смирении, а молча прятала слёзы и каждую ночь любила его как в последний раз.

Однажды она взмолилась: - Дин, забудь о том, что я говорила тебе ранее. Постарайся уйти так, чтобы я этого не знала… 
   
…Дин ушёл из дома до рассвета, когда Кулу сморил сладкий сон. Он поцеловал её живот, благословляя, выскользнул из-под одеяла. Он ушёл, как прибыл, в той же походной одежде, с ржаными сухарями в полотняном мешочке на поясе.

Он прошёл пять километров до следующего полустанка, там дождался странного локомотива, сел в пустой вагон и уехал к краю Мира Коллар.