Часть 3, глава 13

 Я тебя нарисую
Я тебя околдую,
Я тебя позову из тюрьмы.               

         Подарю тебе камни,               
         Подарю тебе память,               
         Отпущу в Голубые Миры…


Рано утром Риальта вывела Дина, нижнюю половину лица которого скрывала маска, верхнюю – капюшон, из дверей своего висячего домика, провела тайными тропами по задворкам жилых кварталов, а затем, не прощаясь, обняла и крепко поцеловала – чтобы запомнил надолго.

И Дин покинул Замиру, величайший город Замирья, с трудом пробив один из слоёв энергетической защиты города в наиболее уязвимом месте – в рабочем жилом районе, примыкающем к самой высокой вершине горной страны. Тайными тропами, опасными спусками и хлипкими подвесными мостиками, а также бездорожьем, по самому краю гряды, по-над бездной, минуя каменные осыпи, покрытые чёрными тюльпанами и маками, или пробиваясь сквозь мокрый снег и завывающий ветер на перевалах, он спустился сначала в цветущую долину, затем снова поднялся на плато...


На Кромке обиженная Тера удвоила свой натиск, словно боялась, что её кто-то опередит, словно соревновалась с кем-то в напоре и скорости. Да только с кем ей было спорить тут, где ещё не ступала по доброй воле нога живого – человека или иномирца? Должно быть, ей это было известно лучше, чем Дину. Ибо она всячески подгоняла его в спину, заманивая в свою безвыходную ловушку, не давала времени и возможности обдумать путь, поворотить назад или сделать попытку прорваться обратно, в Замирье.

«Стало быть, повернуть вспять ещё не поздно», - думал Дин. – «Не таким безнадёжно бесконечным и ужасным будет путь обратно – ведь я уже прошагал его в одном направлении! Значит, смогу справиться и со второй его половиной. Да, я желал бы снова обнять Злату, узнать своих детей, увидеть отца и маму. Сказать, что жив и не собираюсь сдаваться и умирать. Что стал много сильнее, чем раньше, но не стал предателем гуманистических традиций Кольца и своих Учителей, а Иномирье напитало меня новыми знаниями, которыми можно поделиться во благо. Только бы они дожили до моего возвращения без седин…»

…Тера поистине обезумела, применяя кнут и пряник – её любовь к глумлениям и издёвкам достигла апогея. Она демонстрировала свою Силу и сама любовалась ею, забываясь. Здесь, на Кромке, Тера превзошла саму себя в демонстрации мощи и умений – то, чего она не могла позволить себе в Мире Живых, то, что не давалось в Иномирье.

«Запомни меня такой, Дин! И такой! И такой! Я нравлюсь тебе? Теперь я нравлюсь тебе? Смотри, что мы вместе можем сотворить! И не говори, что не согласен! Ты полюбишь бушевать! Иначе я рассержусь и найду другого претендента! Возможно, он ещё не родился – я подожду! Ты считаешь себя единственным? Ах, ты и есть единственный! Соглашайся, пока не переиграла, Дин!»

Она обрушивала сзади него лавины, камнепады и сели, которые неслись с сумасшедшей скоростью, засыпая тропу вдоль Кромки, которую ещё до воцарения самозванки проложили пираты и колонисты древних времён. Подземные толчки прорезали пропасти, которые мгновенно заполнялись бушующими потоками.
 
Она сыпала ему в лицо ледяную крупу или град, засыпая глаза и путь, обрушивала ливни и шквалы. И Дин понял, что Тера – всего лишь жестокое, неразумное, не наигравшееся дитя, которому бесполезно что-то объяснять и доказывать. Чуждое дитя.

- Довольно, Тера, довольно! Ты меня уговорила! Я вижу, что ты сильна. Что ты сильнее многих. Что ты сильнее меня, - бормотал Дин, выбираясь из-под завала мелких камней – оползень таки задел его краешком, упадок сил не позволил ему ускользнуть вовремя. - Считай, что я спешу к тебе на свидание. Ты видишь, я избит и обессилел. Что тебе в этом проку? Зачем тебе израненный, постаревший, подурневший хиляк в качестве жениха?

- Кокетничаешь, Дин! Силы в тебе ещё невпроворот! Она кипит и бурлит! Мне жаль, что ты до сих пор расходовал её впустую, не делясь со мною. Но я счастлива слышать о скором свидании. Впрочем, куда тебе ещё деться, кроме как на свидание ко мне, идти-то больше некуда! – и Тера довольно рассмеялась.

- Не испытывай моё терпение, Тера. Кроме того, невежливо обращаться к избраннику из пустоты.

- Прости, прости! Я покажусь тебе, любовь моя!

И Тера смутной тенью явилась к Дину во сне, на кратком привале, не то ночью, не то днём – они были здесь похожи, как две капли воды, одинаково дымчато-серые, бесцветные, унылые. Но еще оставались живыми – вокруг ползали насекомые и ящерицы, изредка взлетали птахи или прыскали из-под ног юркие зверьки, слизывающие влагу с камней. Попадались пучки трав, кусты и даже невысокие, обветренные деревца. На одном из них Дин нашел ягоды и утолил жажду кислым соком.

- Прости меня за ревность, Дин. Я виновата. Но скольких женщин ты познал, Дин? Со сколькими делился силой и душой? А теперь вот потешил меня. Благодарствуй. О, мой возлюбленный жених! Ты обещал, что дойдёшь до меня? А не обманешь? Дай мне руку в знак согласия, и скрепи обещание поцелуем. А я вознагражу тебя!

Смутная, клубящаяся фигура подалась к нему, обдавая жаром желания и жажды обладания. Тяжёлый зов коснулся языка, губ, чресл, пронизал насквозь.
И Дину не оставалось ничего другого, как вытянуть вперёд руку.

Его рука коснулась гибкой женской руки, и тут же Тера материализовалась из сгустка мрака.

Это была ужасающая ярко-розовая женщина, с блестящей, идеально гладкой, шёлковистой кожей, пурпурными глазами и сиреневым пухом на голове вместо волос. Тёмно-багровый язык, раздвоённый язык змеи, плотоядно облизывал пухлые розовые губы.

Эта розовая женщина обладала совершенными формами, но была столь же далека от человека, как змея или скорпион. Её тело извивалось и гнулось, словно тело гуттаперчевой куклы, без костей и суставов, как виртуальный глюк или мультипликационный персонаж. И тогда совершенные формы сминались, скручивались, уродливо искажались.

Когда этот монстр обвился вокруг Дина, будто одно гигантское щупальце, и вытянул вперёд губы длинной трубочкой-присоской, Дин закричал.

- В чём дело? – нежно и мелодично осведомилась удивлённая карамельная женщина. – Ведь ты же любишь разнообразие, стремишься к новизне и эротическим встряскам! Ты не брезгуешь перерожденками. Неужели тебе не нравится мой облик?

Под затухающий хохот Теры Дин проснулся в холодном поту. У него был жар, его знобило и трясло.

«Ну, что же ты испугался, любимец женщин? Ведь ты же этого хотел? Эротическая встряска! После таких встрясок, любезная невеста, перестанешь быть мужчиной!» – мрачно рассмеялся он. – «Браво, Тера! Это была хорошая шутка, ты меня развеселила».

Как бы то ни было, Тера дала ему несколько дней передышки – ровно настолько, чтобы Дин успел отдышаться и осмотреться, вспомнить уроки Трианона, Замиры и Колара, вспомнить о своих возможностях. Проделка Теры и впрямь встряхнула его, добавила адреналина, желания доказать Тере, что и он многого стоит. А также убедила, что он ей необходим.

Но надолго ли хватит ей терпения – при таком темпераменте?..

…И вот самозваная Владелица Изнанки опомнилась, возобновила натиск, но сменила тактику.

Перед Дином вставали видения известных и милых глазу Миров. Иногда ему казалось, что он и впрямь перенёсся снова в Союзное Кольцо – на прекрасную Суллу, безоблачную Ромашку или в шумный, праздничный Гуринторн. И везде Тера принимала облик одной из его обитательниц. Миры возникали и пропадали бесследно. И он боялся, что эти видения – их посмертные маски...

Искусные миражи – они восходили в самых опасных местах, где так просто было оступиться, рухнуть в пропасть, разбиться о скалы, скатиться в ледовое озеро и утонуть в нём. Дин чудом избегал опасностей, выбирался из самых коварных ловушек – его чутьё не утратилось, не иссякло, не ослабло, а, напротив, обострилось в противостоянии. А безмерное утомление лишь увеличивало напор, упрямство и гордыню - неистовую жажду не просто обладать Терой, но доказать ей своё превосходство. В нём бурлили силы, которыми одарила его Замира и его новая подружка – Риальта. А возможно, сама Тера подпитывала свою новую игрушку?

Через три дня быстрой ходьбы, после третьего – и окончательного - прорыва за пределы Замиры, Дин набрёл на небольшой водопад с ледяной, кристально чистой водой. Вода освежила и напоила его. И это было последнее наслаждение жизнью в Замирье. Потому что через десяток километров канули в небытие и растения, и вода, и разноцветная, мшистая галька, и земля, и чистый воздух, и всё живое, их населяющее: постепенно высыхая, теряя цвет, они медленно переходили в серую безжизненную равнину. Долину из Мёртвого Камня.

Около водопада Дин решил сделать передышку, устроиться на ночлег. Чьей фантазией был рождён этот гармоничный, миниатюрный уголок, никому не было ведомо. Уголок напоминал Дину одну из ранних картин Дианы – может, именно оттуда он и взял своё начало?

Крошечное плато, невысокие голубые горы вокруг, изящная вязь синевато-лиловых камней с искристыми вкраплениями. Редкие пучки серебристых высоких трав. Островки пурпурного и сизого остролиста. Отдельные клочья голубоватого тумана. Не хватало лишь хрупкой, эфемерной, голубокожей девушки-перерожденки с радужными крыльями стрекозы, медитирующей на валуне, расписанном магическими иероглифами. Где она? Сбежала в другую ячейку? Прячется в скалах? Укрылась за вуалью невидимости? Или стала жертвой Теры?

Иномирянка явилась к нему лишь во сне. Она отделилась от вершины горы, вышла из камня и слетела к нему вниз. Она казалась юной, прекрасной и доверчивой. Но она была чужемирной и чужеродной, от неё веяло ледяным холодом, будто всю её, целиком, вырубили из глыбы льда. Глаза – фосфоресцирующие овалы без зрачков – оставались непонятными и непроницаемыми, и ничего не говорили Дину. А мелодичная речь, похожая то на звон сталкивающихся льдинок, то на шорох падающего снега, звучала сразу в сознании – ибо её бледно-голубые губы произносили отнюдь не слова и не слоги, а издавали протяжные звуки различных тональностей, словно неторопливо играл небольшой орган.

- Как твоё имя? И как имя твоего Мира?

- Моего Мира? Что ты имеешь в виду?

- Ты здесь живёшь?

- Я живу везде.

- Как твоё имя?

- Имя? Имя… ты хочешь знать имя. Наше имя – Милюнга. – Она напряжённо размышляла. - Или - Майенной.

- Майенной,  ты мне снишься?

- Что значит «снишься»?

- Это значит, что я сплю и вижу сон. Ты пришла ко мне во сне, ты – видение, призрак, мираж. Ты – ненастоящая.

- Как я могу быть ненастоящей, если я живая?

- Слишком многие обитатели Иномирья говорили мне так, а сами оказывались фантомами.

Иномирянка рассмеялась – зазвенели стеклянные колокольчики. Затем рассыпалась на тысячи хрустальных брызг и осколков, взвилась искристой вьюгой, и каждый осколок сверкал зеркальным блеском, звенел и смеялся. Потом вьюга утихла, брызги собрались воедино – и снова перед ним стояла Майенной, ледяная – и живая.

- Почему ты смеялась надо мною?

- Потому что ты смешной. Целый. И непрозрачный. Словно Камень.

- О Боги, я не знаю, верить тебе или нет. Может, меня снова дурачит Тера?

- Кто такая Тера? Среди моих сестёр нет таких.

- Так ты не одинока? Где твои сородичи? Твои сёстры?

- Везде. Они перед тобой. Смотри на меня – и ты увидишь их.

- Как это возможно? – Дин сделал движение, желая подойти ближе, дотронуться до неё. – Они похожи на тебя? Они – в тебе? Или – затерялись в Мире?

- Я  и есть этот Мир, странный горячий брат. Не приближайся – ты обожжёшь меня!
Дин опасливо отодвинулся.

- Майенной, ты знаешь, как ты сюда попала?

- Конечно, знаю. Я перетекла с той стороны… - и Майенной указала вытянувшейся  рукой в ту сторону, куда он направлялся.

- Та сторона – что там? Майенной, ты должна мне ответить! – Дин вскочил, и едва удержался, чтобы не схватить девушку за плечи и не потрясти. Майенной отлетела в сторону, глаза её вспыхнули от страха, она снова разлетелась – но на этот раз тонким облачком, воздушной прозрачной вуалью, распласталась по камню, вздрагивая и мерцая.

- Какая ты пугливая… Ты не хочешь разговаривать со мною, - разочарованный Дин снова уселся на холодный камень. – А я не в силах тебя понять.

Майенной вновь собралась воедино.

- Ты просто пышешь жаром. Ты раскаляешь мой Мир. Мне плохо рядом с тобой, - пожаловалась Майенной. – Зачем ты пришёл сюда?

- Я и сам не знаю, – признался Дин. – А зачем ты пришла оттуда, откуда пришла?

- Мне стало там тесно. Я жила внутри. Мои сёстры жили внутри. Теперь мы живём здесь.

- И как давно ты живёшь снаружи?

- Совсем мало. Всего Триста Времён…

- Что значит «триста времён»?

- Я устала. Ты мне надоел со своими вопросами. Я глупа. Я пока ещё многого не понимаю, – пожаловалась Майенной. – Сначала меня запихнули внутрь пустоты, потом отобрали сестёр. Но меня вырвал из Пустоты чей-то голос. Он сказал, что он мой Творец, что я должна жить здесь и ждать его. И вот я здесь. Мне нравится тут. Мне нравится ждать…

Дин тяжело вздохнул: - Я не отягощу тебя собою. Жди своего часа, Милюнга-Майенной, и своего Творца. И не забудь спросить его – зачем он создал тебя, вырвал из Пустоты.

…Дин проснулся резко, в холодном поту, вскочил, оглядываясь. Никого и ничего. Лишь недвижный, вязкий покой. Ни намёка на Теру. Странная фантазия отзывалась в душе многоголосой перекличкой колокольчиков,  и ознобом -  в теле…

И Дин не стал задерживаться в крохотной ячейке Замирья, занятой чьим-то неразвитым Сознанием, незаконченным творением, не определившейся сущностью в самом начале становления. Кем она станет в процессе развития и стремления к Эталону, к Сущности своего Творца – если преждевременно не сгинет на территории Теры? «Снежной Королевой»?  И каким станет её Мир?

Дин всё шёл и шёл безостановочно, сам не ведая, куда. Он нигде не чувствовал близости Выхода, лишь только он пытался пронизать взглядом Пространство – тут же натыкался на глухую, непроницаемую Стену, вибрирующую пелену. Он шёл уже много дней вдоль этой Стены, по узкой тропе, проложенной непонятно кем, по бесплодному высокогорью, среди острых скал и гранитных глыб, обросших серо-голубыми и лиловыми лишайниками. Эти лишайники были похожи на те, что росли вокруг Чёрного Тоннеля на его родной планете, и у него оставалась надежда, что он, при желании, всегда сумеет его отыскать – и вернуться. Даже если кружной путь будет бесконечно долгим, много дольше уже пройденного, много дольше, чем отдельно взятая бессмертная жизнь…

Но день за днём, час за часом надежда таяла, пока от неё не осталась крохотная, дрожащая от страха исчезнуть бесследно, крупинка.

От бессонных ночей Дин совсем почернел. Ступни стёрлись в кровь и уже не восстанавливались, от голода и обезвоживания в висках стучало, голова кружилась, глотка пересохла, ноги заплетались, из носа часто сочилась кровь – живительная энергия Замиры истекла, иссякла, впиталась, словно в губку, в алчную, ненасытную Кромку, усиливая её прочность. Он жевал редкие, деревянистые, сухие грибы, растущие в тени валунов, слизывал с камня влагу. Но у него и в мыслях не было повернуть назад, чтобы возвратиться тем же самым путём, которым покинул родину: повторение в точности одного и того же пути в Иномирье - вещь невозможная.

И вот однажды в полдень он снова услышал где-то далеко внизу мелодичный, гулкий звон воды. Вот это радость! Вода – это жизнь! Он должен, во что бы то ни стало, добраться до реки! Тропа пошла на понижение. Радость прибавляла сил. Он не знал, куда идёт. Дин жаждал Обновления и Знания. А их можно было достичь, лишь пройдя весь Путь до конца...

На склоне у Дина закружилась голова, он поскользнулся и упал, покатился вниз. Подзарядиться здесь было нечем. Губы совсем иссохли. «Ничего, отдохну, и продолжу поиск…» Поиск чего? Он уже  и сам не знал.

Белая сильная рука настойчиво приложила к его губам удобную чашу с крепким чаем с таким знакомым ароматом и вкусом.

«Пей, милый», - нежно и сочувственно пропел глубокий голос. – «Тебе необходимо подкрепиться».

«Я брежу? Магдалина, тебя не может здесь быть, ты спишь», - пробормотал Дин.

«О, Дин», - укоризненно прошелестел тот же голос. – «Ты снова меня обижаешь. Я не сплю. Я витаю в Межвременье. Это Пространство как раз по мне. Ну, как, тебе легче?»

«Да, мне легче, спасибо, Магдалина. Ты так обижена, что даже не хочешь показаться мне?»

«Бессовестный, а ты уже ухитрился забыть меня?» - Магдалина звонко расхохоталась, и перед Дином в воздухе начал медленно, словно на фотопластинке, проявляться облик той, с которой он был близок в Трианоне.

Магдалина в своём васильковой сарафане, с пышными золотистыми волосами, взбитыми и уложенными поистине в королевскую причёску, с ослепительной победной улыбкой и обворожительной грудью, видной в вырезе, проявилась перед ним ровно в той степени, которой было достаточно для того, чтобы Дин смог благодарно, от души улыбнуться.

«Ну, вот, ты снова в порядке», - Магдалина с облегчением вздохнула. – «Ты готов идти дальше».

«Идти дальше? Магдалина, что ты имеешь в виду? Куда дальше? И что там, за этим Краем?»

«Узнаешь, Дин. Большего я не скажу тебе. Верь пророчеству Трианона…» - голос женщины удалялся, облик таял в воздухе.

«Магдалина, ты бросаешь меня?»

«Я больше не нужна тебе, Дин. Я выполнила Предназначение… Теперь твоя очередь...»

Магдалина исчезла из ячейки.

А Дин встал и поднялся по крутому склону. Перед ним расстилалась речная долина, но русло давно высохло. Возможно, живая река осталась где-то далеко позади. Возможно, до благословенной реки было рукой подать, но она находилась по другую сторону того Мира, где находился он. Сейчас вокруг него, куда ни глянь, царило серое Межвременье.

Стоя на высоком берегу, Дин обернулся, и понял, что назад уже не вернуться. Обратный путь к водопаду перегораживала Серая клубящаяся Стена, видная только тому, кто умеет видеть. И за этой Стеной расстилался Мир Изнанки.